Текст книги "Солдаты афганской войны"

Автор книги: Сергей Бояркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Кабул в наших руках

Весь первый день после ночного боя прошёл интересно и спокойно. Большая часть полка всё ещё оставалась охранять занятые объекты, так и не вернувшись в расположение. Однако те, кто вернулся или кто ненадолго заезжал для выполнения каких-то разовых поручений, быстро и в красках обрисовали общую картину событий. Все были чрезвычайно довольны и возбуждённо рассказывали о своих ночных похождениях. По общему мнению всё прошло очень удачно и теперь город полностью находится в наших руках.

Одним из самых жарких объектов было взятие здания, где размещался КАМ (контрразведка Амина). Перед самим зданием простиралась небольшая площадь, огороженная внушительной стеной с воротами у центрального входа.

– Как подкатили, так сразу без разговоров грохнули часового у входа, прямо на месте, – увлечённо рассказывал один из наших. – И понеслось! В нас стреляют почти изо всех окон. Отбиваются вовсю. А мы по ним из пулемётов мочим. Ну вот, палим друг в друга палим, а тут один КГБшник, решил себя показать: только стрельба немного стихла, поднял вверх пистолет и с криком: "Вперёд! За мной!" – рванул на площадь! Думал, что все такие дураки и побегут за ним. Ну есть же такие ненормальные – его тут же очередью и скосили. Там он и лежал до самого конца. Зачем надо было лезть на рожон? – то ли орден ему не терпелось заполучить? Объект-то ещё толком не обстреляли! Тогда мы давай их долбить из гранатомётов и из орудий БМД. Здорово наблюдать! Снаряд влетает в оконный проём, ка-ак рванёт! У-ух! Зрелище – высший класс! Всё разносит там в пыль! Часа два их так крушили! Видим – они почти замолкли, вот тогда и пошли на штурм. А внутри – коридоров, лестниц, помещений – до чёрта! Тех, кто сопротивлялся – перестреляли, а другие сами сдались. Потом, когда здание очистили, уже почти к утру, всех пленных осматривали наши советники и ещё какие-то афганцы. Видать, кого-то искали. Кого опознают – выводят из общей толпы во двор и там расстреливали. Так замочили человек двадцать.

– А кто это был?

– Да чёрт его знает! Мы что? – спрашивали! Не наши – и всё!.. Потом нам сказали убирать трупы из здания. Мы вдвоём стали таскать трупы. А они тяжёлые, неудобные – п..дец всему! Таскаем их, таскаем, вспотели, из сил выбились – ведь ещё и РД, автомат – всё мешается. А тут мимо проходит наш советник. Увидел как мы надрываемся и говорит:

– Вы чего это пупы рвёте? А ну бросайте его нах..! Вы этих бл..ей старались отстреливали, а теперь их ещё и на руках носить? Ждите здесь и курите! – а сам куда-то укатил. Через пару минут приводит пленного афганского солдата, указал ему на труп и показал куда тащить. Дальше дела пошли нормально! Этот пленный быстренько ото всюду своих перетаскал, а мы только ходили за ним, чтоб не удрал.

Другой объект – ЦТА (центральное телеграфное агентство) – был взят вообще без боя. Около ЦТА стояло несколько легковушек иностранного производства, и БМДшки с десантом проехались прямо по ним, раздавив и раскурочив несколько стоявших на их пути машин.

– Смотрю парень с девушкой заскочили в одну легковушку и хотели было уехать, да как бы не так! – увлечённо рассказывал другой. – Наш оператор как дал осколочным – точно в салон! И машину, и парочку – в клочья! А охрана сразу сдалась без сопротивления.

Но больше всех повезло тем, кто брал Национальный банк – вернулись они оттуда не с пустыми руками. У них и боя-то как такового не было: подъехали, БМДшкой выдавили дверь, бросили туда предварительно гранаты и ворвались. Охранники даже не пытались сопротивляться: как залегли, так никто даже головы не поднимал. Их разоружили, быстро прошлись по всем комнатам – полный порядок! Часу не прошло, как доложили – объект взят!.. Только всё улеглось, откуда ни возьмись появился офицер-КГБшник. Он заложил взрывчатку к замку в сейфе, взорвал его и стал перекладывать пачки денег в два своих дипломата. Работал он спокойно, не торопясь, на виду у солдат. Заполнив до упора дипломаты, он их защёлкнул и также спокойно удалился. Наблюдавшие за ним солдаты тоже подошли к развороченному сейфу и по примеру особиста принялись набивать карманы пачками иностранных купюр. И теперь эти счастливчики хвастались своими трофеями, показывая пачки иностранных денег. Поначалу некоторые даже раздавали их другим в качестве сувениров, а то и просто использовали непонятные купюры как туалетную бумагу. Единственное, о чём они переживали – что там совсем не было наших рублей.

Вот так и прошла эта ночь: кто брал здание! телевидения и радио Кабула, кто брал тюрьму Пули-Чархи, кто штаб ВВС, кто штаб армейского корпуса, a кто просто держал на прицеле части афганской армии, чтобы те "не дёрнулись". Причём в нашем полку всё прошло практически без потерь, не считая нескольких легко раненых.

Во второй половине дня вдруг прошёл сенсационный слух – в перестрелке погиб глава Афганистана. Эту новость то ли кто-то услышал по рации, то ли от кого-то узнали, но полк сразу взбудоражился:

– Вот будет скандал! – с улыбкой недоумевали все. – Прилетели по просьбе правительства, а самого руководителя страны и не уберегли!

Но наши волнения длились не долго. Не прошло и часа, как офицеры нам довели до сведения, что Амин – агент американского империализма и по данным нашей разведки договорился с американцами, чтобы здесь разместить крылатые ракеты и "першинги".

– Хорошо ещё, что мы вовремя подоспели, а задержись на пару часов – так в Кабуле должен был высадиться американский десант. Американские самолёты уже подлетали к Кабулу, но мы их опередили, и им пришлось повернуть назад.

После такого разъяснения все почувствовали ещё большую гордость за отлично проведённую операцию.

Заканчивался день 28 декабря.

В зимней резиденции

Спустя два дня наш 2-й батальон сняли со всех объектов, которые мы до этого охраняли, и стали готовиться к отъезду. Всё имущество погрузили в машины, и как стемнело колонна отправилась в путь. Все машины, кроме первой БМД, соблюдая маскировку, ехали с выключенными фарами. Колонна пересекла город и, проехав ещё несколько километров, приблизилась к одиночному дворцу, расположенному на вершине холма, примыкающего к пологой горе. Мы въехали за каменное ограждение обширной дворцовой территории, там остановились и переночевали в небольшом пустом здании.

Дворец являлся правительственной гостевой виллой, где останавливались высокие официальные гости, приезжавшие с визитом в страну. Но мы, поскольку об этом не были осведомлены, между собой дворец называли "зимней резиденцией Амина".

На следующий день наша 4-я рота на БМДшках поднялась по крутой извилистой дороге вверх к самому дворцу, а остальные роты расположились у основания холма. Теперь задачей нашего батальона стала охрана самого дворца и подступов к нему. Днём следующего дня нам стало известно, что во дворец вселился новый руководитель Афганистана – Бабрак Кармаль со своей супругой, которые скрытно прибыли сюда на БТРе.

В зимней резиденции соблюдалась полная конспирация: Бабрак никуда не выходил и не выезжал. Здесь, находясь на порядочном удалении от города, особых происшествий не возникало, и караульная служба протекала тихо и спокойно, если не считать шумного переполоха, который приключился в новогоднюю ночь.

Вечером, в последний день уходящего года, я был в карауле. Меня сменили с поста, когда до наступления Нового года оставалось около часа, и мы пошли отдыхать в небольшую кирпичную пристройку, где временно размещалась наша рота. Там было тесно, и солдаты спали вповалку прямо на полу. Осторожно перешагивая через спящих, я с трудом отыскал свободный пятачок, лег, поджав ноги, положил под голову автомат и перед тем как заснуть про себя отметил:

– Оригинально придётся встретить Новый год: засну в одном десятилетии, а когда разбудят на пост – уже наступят восьмидесятые. Навалившийся сон незаметно и быстро отключил моё сознание.

Только заснул, как в темноте нас стали распихивать и будить громким шёпотом:

– Быстро, подъём! Нападение на пост! Все на усиление постов!

Мы разбежались по постам. Луна немного освещала окрестности. Снег, выпавший пару дней назад, лежал всюду белым покрывалом. Вокруг никого не было видно – всё было по ночному безмолвно и спокойно.

– Что случилось-то? – спросил я.

– Да чёрт его знает. Сказали, что где-то рядом стреляли.

Со всех сторон дворец был окружён двухметровой каменной стеной. С той стороны, где гора поднималась выше, к самой стене подступали дувалы – убогие глинобитные жилища. В том направлении, метрах в двухстах от нас, стояла одинокая заброшенная башня. Каменная стена башни, высотой метров восемь, имела цилиндрическую форму и венчалась конусообразной деревянной крышей.

Башня смотрела на нас своим единственным оконцем, находившимся почти под крышей. Там не было никакого света, не доносилось никаких звуков. Основание башни из-за скудости освещения полностью сливалась с землёй в один чёрный фон. Зловещая тишина щекотала нервы.

На одном из постов находился ротный. Он напряжённо всматривался в эту башню, как самое подозрительное место. Тут Еремеев и ещё один дед обратились к ротному:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите на разведку сходить! Всё выясним и вернёмся!

Хижняк сначала им отказал, продолжая наблюдать за территорией. Но прошло минут пятнадцать – кругом было всё так же тихо, а Еремеев и дед так и напрашивались:

– Разрешите, товарищ старший лейтенант! Отсюда всё равно ничего не видно.

Хижняк подумал и в конце концов согласился:

– Давай! Действуйте! Только осторожней!

Еремеев с дедом исчезли в темноте.

Прошло некоторое время, а кругом по-прежнему никаких шевелений и никаких звуков. Неожиданно раздался автоматный выстрел: видимо, от волнения кто– то случайно нажал на спусковой крючок. Не прошло и двух секунд, как раздалась короткая очередь с другого поста – тоже у кого-то нервы не выдержали.

И тут всех словно прорвало! Не зная, что в башне свои, все открыли ураганный огонь в ту сторону: стреляли из автоматов и спаренных пулемётов БМД, со всех сторон трассера ниточками-очередями втягивались в окно башни.

С самого начала мне было абсолютно ясно, что никто на нас не нападает, и что эту дикую пальбу командиры вот-вот прикажут прекратить. Но руки сами просились пострелять, и поэтому, не теряя ни секунды, я скорей передёрнул затвор и включился в общую весёлую шумиху. Автомат приятно бился в руках, в секунды опустошался магазин за магазином. До этого, воспользовавшись изобилием боеприпасов, я специально забил свои магазины только одними трассерами и сейчас с удовлетворением наблюдал, как они точно заходят в окно башни.

Тут мы услышали как закричал ротный:

– Прекратить стрельбу! Прекратить стрельбу! команду продублировали солдаты, передавая на другие посты:

– Прекратить стрельбу!..

Огонь стал быстро ослабевать, и тут, словно заключительный аккорд в этой славной канонаде, грохнул выстрел из БМД. Осколочный снаряд рванул на полметра ниже оконца.

Огонь стих. Прибывшие перепуганные Еремеев с дедом доложили, что всё нормально – в башне и вокруг неё никого нет. Мы, прибывшие на усиление постов, ещё немного постояли и пошли в караулку, по дороге оживлённо обсуждая инцидент:

– Да, Бабрак-то видать обделался! Подумал, наверное, что дворец враги штурмуют! Хорошо отстрелялись!

Утром, построив роту, Хижняк первым делом приступил к общему разбору “ночного боя”:

– Что, сукины сыны? Уже сами не знаете куда стреляете! Все патроны выпустили! А потом приходи, кто хочет, и режь вас хоть кухонными ножами! Что ж вы головой нихера не хотите думать?! Где же на вас, идиотов, патронов напасёшься!

В это время к строю подошёл начальник штаба батальона майор Кирин. Кирину уже было под пятьдесят, и в отличие от большинства молодых офицеров ВДВ, стройных и тщеславных, он производил впечатление самого обычного и предельно простого мужика. Кирин не слышал, как Хижняк только что чихвостил нас за растрату казённых боеприпасов и, приняв, короткий рапорт от ротного, повернулся к строю:

– Молодцы! Орлы! – начал он нас хвалить с нескрываемым удовлетворением, – Что и говорить – правильно, что не даёте спуску! Особенно хорошо из орудия лупанули! – майор даже крякнул от удовольствия. – Эх! Жаль ниже получилось! Надо было немно-ожко выше взять – был бы полный порядок! Но всё равно хорошо! Так держать! Молодцы!

Его радовал наш боевой настрой. Мы просияли. И Хижняк, видя что начальство довольно, заулыбался и больше нас не ругал.

Этим же утром вокруг расстрелянной башни собралась толпа почти из сотни афганцев-мужчин. Они по доскам и брёвнышкам быстро разобрали крышу и деревянные леса, что были внутри башни, и всё куда-то унесли – остался только каменный остов, да болванка с оперением осколочного снаряда так и продолжала торчать под окном.

Чуть позже я узнал истинную причину этого новогоднего переполоха.

Заступивший на пост один из дедов решил хоть как-то отметить Новый год и по такому случаю дал очередь по звёздам, что висели над Кабулом. На выстрел из караулки к нему подбежал Еремеев – он был помощником начальника караула:

– Кто стрелял? Что произошло?

– Да ничего особенного, расслабься! Это я Новый год отсалютовал. Иди отдыхай.

Еремеев, чтобы выгородить деда, пришёл и доложил начальнику караула, что где-то рядом стреляли неизвестные. Ну а дальше всё пошло, как по сценарию – караул поднимают по тревоге, а Еремеев с дедом смело отправляются в темноту на разведку.

Охрана резиденции

С первых же дней пребывания в Афганистане во мне постоянно сидела уверенность, что ни сегодня-завтра объявят сбор по тревоге, затем всех нас посадят в самолёты, и мы улетим дослуживать в Союз. Но день шёл за днём, а мы продолжали нести тихую караульную службу по охране государственного объекта номер один – нового руководителя Афганистана. Место, где он находится, держалось в глубоком секрете. Сам Бабрак Кармаль ни разу не показывался из своих апартаментов. Он никуда не выезжал и никогда не выходил наружу, даже для того, чтобы подышать свежим воздухом. Сюда, во дворец, иногда подъезжали правительственные машины, из них выходили представительного вида люди и шли на приём к Бабраку.

Охрана столь важного объекта сулила нам массу беспокойств. Почти каждую ночь мы ожидали вражеские атаки. Постоянно нас запугивали сообщениями, что в нашу сторону двигаются то танковые колонны, то тысячи мятежников-афганцев. Обычно перед заступлением в караул нас инструктировали так:

– Обстановка очень сложная. Разведка докладывает – этой ночью нас должны атаковать танки! На этот раз это абсолютно точные сведения! Нам необходимо продержаться хотя бы неделю. На подмогу уже идут основные силы, тогда будет легче. А сейчас надо быть внимательными вдвойне! На посту не разговаривать и не курить! Ничем не выдавайте своего присутствия! Снайперу достаточно заметить даже огонёк сигареты – и пукнуть не успеешь, как придёт п..дец!

Офицеров постоянно информировали о складывающейся обстановке. Они в свою очередь говорили об ожидаемом приближении врагов нам. Может, оно так и действительно было, но до резиденции никто из мятежников и близко не доходил. По слухам, те части афганской армии, которые пошли на помощь правительству Амина, были вовремя замечены и разбиты ударами с воздуха ещё на дальних подступах.

Здесь, в уединённом месте, мятежников никто ни разу не видел. Поблизости даже не было никаких перестрелок. Тут шла своя особая, внутренняя жизнь. И заступая на ночной пост, как и прежде, все скрытно курили в рукав и внимательно смотрели в том направлении, откуда должны появиться проверяющие. А в темноту предгорий вглядываться глупо – разве кто рискнёт сунуться на охраняемый объект?

Несмотря на всю кажущуюся серьёзность обстановки деды с нами – молодыми – брататься не торопились. Строгая призывная иерархия бдилась с прежней твёрдостью.

Как-то раз за обедом Хохол (так звали фазана Васю из нашего взвода, поскольку он прибыл с Украины), двинул в челюсть молодому – видимо, тот ему чем-то не угодил. Это заметил молодой лейтенант из пятой роты, и подобная сцена его сильно возмутила. Он только что окончил училище, не успел пообтереться в коллективе и в нём ещё жили идиллические представления об армии. Лейтенант подскочил к Хохлу, обозвал его сволочью, отобрал у него автомат, приказал снять ремень и послал вызвать караульных, чтобы его арестовали.

К месту происшествия подошёл Хижняк. Лейтенант с негодованием стал ему докладывать:

– Он молодого солдата прямо по лицу бил! У всех на виду! Какая тут может быть дисциплина! Сейчас ведь военное положение! Я его посажу! Будет в дисбате сидеть! Надо со всем этим кончать!

– Что, Василий, – сурово посмотрел на Хохла Хижняк, – забыл каким божьим одуванчиком был два месяца назад? Может напомнить? A-а?!.. Что это ты вдруг стал таким храбрым?.. – и, как бы догадываясь, в чём дело, протянул. – A-а, Вася теперь стал дэмбэль! Ничего, посмотрю на твою физиономию, когда узнаешь срок.

Вскоре пришли караульные и перепуганного Xoхла куда-то увели. Весть, что Хохла заарестовали, моментально разнеслась по всей роте. Я даже всерьез обрадовался:

– Ага! Хоть одного дурака накажут – остальным будет наука! Посадят – и отлично! Это доброе знамение! Глядишь – другие начнут вести себя посдержанней.

На ужине старослужащие дали распоряжение молодым поделиться едой с "товарищем, попавшим в беду", чтобы поддержать его моральный дух. Мы собрали пайку и передали её Хохлу.

Однако этим же вечером, к моему разочарованию, всё уладилось миром. Хохла отпустили на свободу – вернули ему и ремень, и автомат. Он пришёл в роту как победитель, чувствуя себя невинно пострадавшим от "ненормального" лейтенанта.

Теперь и Хохол, и другие старослужащие вновь почувствовали свою прежнюю безнаказанность и вседозволенность. А возникшая было во мне надежда на добрые перемены сразу испарилась. Офицерам было не до нас. Стало ясно, что никаких изменений к лучшему не будет.

Шмоны

Для офицеров было не секрет, что после переворота, устроенного в Кабуле, у личного состава появились самые разнообразные боевые трофеи: валюта, одежда, дорогие и пустячные сувениры. Владельцы прятали их в самых укромных местах: засовывали подальше в БМД, зарывали в землю или носили с собой. Вскоре началась полоса беспрерывных шмонов – кампаний по изъятию ценностей у личного состава.

Предлогом для первого шмона послужило исчезновение с рабочего стола Бабрака золотых письменных принадлежностей: ручки, промокательного катка и ещё чего-то. Когда пропажа обнаружилась, зашерстили весь батальон.

Построив личный состав, замполит батальона мрачно произнёс:

– Опять у нас случилось происшествие. Кто-то ночью проник в рабочий кабинет главы государства и спёр там со стола письменные принадлежности… Мы сюда прибыли, чтобы помочь афганскому народу строить новую жизнь, а что получается?.. А если Бабрак будет жаловаться нашему правительству?.. Представьте только – сам Брежнев узнает, что наши десантники стащили промокашку со стола Бабрака! Позор!.. И ведь это не просто какой-то один единственный случай. Что ни день, то жалобы – то одно исчезнет, то другое. Ещё вчера что– то было – сегодня уже нет! Вы что здесь себе позволяете? A-а?.. Мы точно знаем, что многие ухитрились набрать себе всякого барахла и тут, да и там – ещё в Кабуле. Вы позорите честь советского солдата! С этим надо кончать! Хватит! Я предлагаю всем добровольно сдать всё похищенное. Сразу предупреждаю, кто отдаст сам – тому ничего не будет, а у кого обнаружим потом – те по всей строгости пойдут под трибунал!

Для сбора трофеев перед строем, прямо на земле, было расстелено несколько белых простыней.

– Все, у кого что есть, выйти из строя! Вещи выкладывать на простыни! Повторяю, кто отдаст сам – тому ничего не будет. А если у кого найдём – пеняйте на себя!

В строю началось слабое шевеление. После некоторых размышлений из строя стали выходить угрюмого вида гвардейцы и выкладывать на простыни всякую мелочь. У меня ничего не было, и я был спокоен. Мне вообще всё это было глубоко безразлично: солдатских дел хватало по самые ноздри, тут не до вещей. Однако к моему крайнему удивлению, многие другие, а точнее – почти половина личного состава – думали совсем иначе, и голова у них в первую очередь была озабочена именно тем, как бы что– нибудь где стащить. Кое-кто не стесняясь говорил прямо, что только сейчас, в это смутное время, время всеобщего хаоса, когда ещё ничто не определено, можно неплохо поживиться. А пройдёт неделя-другая – всё утрясётся, уляжется, новая власть укрепится и такая возможность уйдёт навсегда. Они это поняли сразу – ещё во время кабульского переворота – и помимо взятия запланированных объектов, успевали ещё и "заглянуть" в ближайшие магазины. Один из наших позже рассказал, как они втроём для "взятия" одного ювелирного заведения отправились с линии огня прямо на БМД, чтобы своротить металлическую решётку и витрину, отделяющие их от сокровищ. Набив карманы золотыми изделиями и прочими ценностями, уже через несколько минут они опять были на передовой – в неразберихе боя никто даже не заметил их недолгого отсутствия.

…– Так, так, – продолжил замполит. – Неплохо, неплохо, что и говорить… Батальон! Раздевайтесь до трусов и отходите назад!

Мы разделись и отошли от своих вещей. Начался доскональный шмон. Одни офицеры просматривали оставленные нами одежду, подсумки, аптечки, а другие в это же время исследовали БМДшки, шарили там по всем потаённым местам, раскручивали различные приборы и даже фары. Обнаруженные вещи складывали в общую кучу на простынь. Получился неплохой улов. Здесь грудились разнообразные безделушки, одежда, джинсы, валюта и множество всякой всячины. Закончив с обыском, дали команду одеться и разойтись.

С этого раза шмоны в батальоне стали проводиться регулярно, чуть ли не через день. Вначале нам объявляли:

– Через час уезжаем! Всем приготовиться к отъезду. Вольно! Разойдись!

У кого были заначки, те быстрее неслись вырывать свои вещи из тайников. А это время специально для того и давалось, чтобы каждый успел прихватить припрятанные шмотки с собой. И тут же командовали:

– Рота, строиться! Раздевайсь!

Снова тщательный обыск одежды, снаряжения, техники, и снова белые простыни наполнялись всё новыми и новыми трофеями.

С самых первых дней как нас закрепили за Бабраком, наши офицеры наладили тесный контакт с его личными охранниками – КГБшниками (как оказалось позже – бойцами «Альфы») – с виду самыми обычными парнями. И в том виделась материальная выгода для обеих сторон – особисты были полными хозяевами внутри дворца, а наши офицеры – контролировали все подходы к нему.

Как-то раз ночью я, стоя на посту, в общем-то с безразличием наблюдал, как командир моего взвода Дьячук и ротный вместе с двумя КГБшниками таскали из дворца мимо меня большие тюки и укладывали их в чёрную “Волгу”. Мне только показалось странным – почему Хижняк не приказал таскать эти тяжёлые тюки мне. То было единственный раз, чтобы я видел, как ротный что-то делал сам. Они быстро забили тюками багажник машины, кое-что положили в салон. Затем Хижняк и Дьячук пожали руки КГБшникам, и те уехали. Перед тем как вернуться во дворец, Хижняк подошёл ко мне и сказал:

– Бояркин, ты ничего не видел. Понятно?

– Так точно! – отчеканил я.

И Хижняк ушёл во дворец.

Через день, когда я заступил на этот же пост, наши офицеры и КГБшники провели ещё две такие же тайные ночные операции.

Тем же днём, чтобы удовлетворить своё любопытство и узнать каков настоящий размах вывоза вещей из дворца, я осторожно поинтересовался у молодого, который был моим сменщиком на посту:

– Слушай, а ночью пост проверяли?

– Нет.

– А особисты проходили?

– Не, вообще никого не было, – равнодушно ответил он. По его спокойной реакции я понял, что он на самом деле никого не видел и ничего не темнит.

Мне стало приятно – ведь ротный в таком деликатном деле доверился именно мне. И правильно сделал – другой ещё распустил бы язык, и поползли бы по роте всякие сплетни. А я о ночных похождениях ротного и особистов никому слова не сказал.

Между тем изо дня в день велась упорная борьба с незаконным хранением вещей среди личного состава. Правда, вся борьба сводилась только к изъятию незаконно присвоенных ценностей, и никого за это не наказывали.

По слухам, всё изъятое добро, находившееся на ответственном хранении в одной из комнат штаба полка, долго там не залёживалось: туда частенько любили наведываться офицеры, и как-то незаметно, мало-помалу эта груда вещей сама по себе рассосалась и исчезла в неизвестном направлении.

Мало кому из личного состава удалось сохранить "честно" добытые трофеи. Одним из таких счастливчиков оказался механик-водитель, возивший на БМД комбата и других офицеров из штаба батальона.

Однажды для очередной поездки в его БМД село несколько офицеров. Пока ещё не тронулись в путь, один из офицеров, капитан по званию, намётанным глазом определил в дальнем углу что-то подозрительное, замаскированное тряпками. Капитан там порылся, и действительно, под тряпками прятался переносной магнитофон.

– А это что такое? Твоё?

– Ну, да.

– Где украл? A-а?.. Я кого спрашиваю? Чтоб сегодня же магнитофон сдал. Ясно?

– Обожди, обожди, – неожиданно прервал капитана майор Кирин, который находился рядом. – Чего это он будет отдавать свою вещь? Раз его, значит – его. Пусть слушает музыку. Мы тут, понимаешь, жизнью рискуем, а ещё, получается, и взять себе ничего нельзя. Оставь его в покое, не приставай из-за ерунды.

Бросив на механика злобный взгляд, капитан, соблюдая субординацию, сразу примолк.

Второй раз судьбу механик решил не испытывать. В тот же день он упаковал магнитофон в посылку, написал на ней свой адрес и, как только поехали по делам на кабульский аэродром, отправил её к себе домой.

– Ну, всё! Теперь можно спать спокойно, – с облегчением рассказывал он мне, – Подошёл к лётчику с транспортного самолёта, попросил его переправить домой посылочку по почте. Он согласился, а я снял с руки импортные часы – их я тоже достал во время переворота, и отдал ему – всего и делов-то. Для них такое не впервой. Всё уже налажено: офицеры постоянно им суют всякие посылки. А как ещё отсюда переправить? Только так все и выкручиваются!

Через месяц механик получил письмо от родителей, в котором сообщалось, что посылка с афганским подарком благополучно дошла до дома.