Текст книги "Новая история Второй мировой"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

I

Московская битва и последующие месяцы бесплодных позиционных боев создали на фронте некий баланс, нарушить который было крайне сложно как советской, так и германской стороне. Один из законов стратегии утверждает, что при правильной «игре» равные положения всегда преобразуются в равные же.

В этой ситуации советский Генштаб справедливо предложил перейти к стратегической обороне, предоставив противнику возможность истратить свои козыри в антипозиционном наступлении. Высшее руководство РККА справедливо полагало, что время работает на СССР: с каждым месяцем заводы выпускали все больше боевой техники, а войска на фронте и в тылу обретали опыт современной войны.

С решением Ставки перейти к стратегической обороне формально согласились все – но командующие фронтами и прежде всего С. Тимошенко высказали ряд «оговорок» относительно уже запланированных и подготовленных ими наступательных операций. В результате был принят компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив.

При общем оборонительном замысле летней кампании 1942 года ряд фронтов получил активные задачи, причем не увязанные в какой–либо единый замысел. Войскам Брянского фронта предписывалось освободить Курск. Юго – Западный фронт должен был наступать на Харьков, а затем совместно с Южным фронтом овладеть Донбассом и выйти на рубеж Днепра. От Крымского фронта требовалось разгромить противника на полуострове. Частные наступательные операции задачи также получили войска Западного, Калининского и Северо – Западного фронтов.

II

Со своей стороны, гитлеровское руководство быстро пришло к решению, что наступать на всем фронте Германия отныне не может из–за нехватки наличных сил и низкой мобильности войск. Требовалось выбрать одно стратегическое направление.

На севере предпосылкой любой серьезной операции было овладение Ленинградом. Предыдущий год показал всю сложность этой задачи. Кроме того, короткое северное лето и многомесячная распутица ограничивали время операции, а удручающее бездорожье препятствовало развертыванию сил.

Группа армий «Центр» сильнее всего пострадала зимой. Кроме того, по мнению германского командования именно под Москвой были сосредоточены основные резервы советских войск.

Оставалось южное направление. 28 марта была окончательно сформулирована основная цель кампании 1942 года – завоевание нефтяных месторождений Кавказа и Закавказья. Предварительным условием большого летнего наступления было признано упрочение положения в Крыму и на левобережной Украине. Это решение командования ОКХ предвещало сложную для обеих сторон вступительную «игру» под Керчью и Харьковом.

Далее предполагалось полностью овладеть Донбассом и выйти к Ростову–на–Дону. С этого момента немецкая оперативная мысль раздваивалась. Группа армий «Б» должна была наступать на восток, отбросить советские войска за реки Дон и Волгу и овладеть городами Воронеж, Сталинград, Астрахань. Группа «А» резко сворачивала на юг и развертывала движение на Кавказ. Решающим этапом летней кампании, таким образом, было создание прочной стратегической позиции на юге, проходящей по Кавказскому хребту, побережью Каспийского моря, Нижней Волге, реке Дон.

С этой позиции предполагалось продолжить наступление в южном направлении: преодолеть Кавказ, захватить нефтяные месторождения Баку и через Армению вступить в Иран. Туда же, навстречу группе армий «А», должны были, по мысли ОКБ, наступать войска Э. Роммеля, которые пока что находились на границе Египта и Ливии. Предполагалось, что танковая армия «Африка» разгромит английские войска в Египте, форсирует Нил и Суэцкий канал, выйдет в Палестину и в перспективе овладеет всем Ближним Востоком во взаимодействии с войсками, наступающими из России. Понятно, что вопрос о «питании» этого грандиозного наступления танками, авиацией, людьми, боеприпасами и, главное, горючим никто не обсуждал.

Но трансконтинентальные «клещи» – еще не все! Соединившись и перегруппировавшись, немецкие войска должны были из районов Закавказья и Ближнего Востока двинуться на Британскую Индию и через западные отроги Гималаев выйти в долину Инда, где встретиться с японскими войсками, наступающими из района Бирмы.

Британский историк Б. Лиддел – Гарт оценивает этот план довольно высоко: «немцы были ближе к успеху, чем это кажется после полного и катастрофического провала». Нам же представляется, что замысел ОКБ вообще не заслуживает рассмотрения. Он продуман хуже, чем даже развертывание «Барбароссы» и лишь подтверждает кризис оперативной составляющей немецкого военного искусства. Среди причин, делающих невозможным наступление на Индию через гималайские перевалы, укажем лишь одну, не самую важную: недостаточную «высотность» танковых моторов.

Даже если рассматривать ту часть операции, которая лежала в пределах физических возможностей немецких солдат – речь идет о первом этапе общего наступления на юге, – вырисовывается неадекватность немецкого плана как по имеющимся силам, так и по общим принципам стратегии. Гитлеровцы наступали на стратегическом фланге, при этом направив против центра позиции меньшую часть сил. Москва с ее коммуникационной сетью оставалась в распоряжении советского командования, и по мере продвижения вермахта на юг и на восток значение этого фактора должно было только возрастать.

Допустить такого руководство ОКХ не могло – поэтому под Москвой пришлось оставить около трети всех танковых сил, здесь было запланировано второе летнее наступление – операция «Оркан». Первоначально она планировалась как двусторонний охват левого крыла Западного фронта (49‑я, 50‑я, 10‑я и 16‑я армии) в выступе у города Киров с последующим продвижением на Калугу и Тулу, но была сорвана начавшимся советским наступлением на Ржев. В итоге к августу она выродилась в операцию «Вирбельвинд» – односторонний удар по южному фасу Кировского выступа.

В конечном итоге оказывалось, что немцы своими лучшими (из оставшихся) дивизиями втягиваются в промежуток между Волгой и Черным морем, рассчитывая в идеальном случае получить взаимно блокированную позицию, совершенно непригодную для развития наступления. В случае же, если русские войска сохраняли серьезные плацдармы за Волгой и Доном, позиция оказывалась для немцев односторонне блокированной.

Проблема снабжения наступающих группировок в донских степях не решалась и на этапе планирования даже не ставилась. То же относится и к проблеме моторесурса немецких танков с их узкими гусеницами.

Кроме того, для прикрытия все время удлиняющихся флангов группы армий «Б» Гитлер решил привлечь войска союзников – румын, венгров и итальянцев. Политическим давлением на сателлитов он добился своего. Но теперь, как и в армии поздней Римской империи, судьба наступающих дивизий вермахта была поставлена в прямую зависимость от стойкости союзных воинских контингентов.

III

В связи с новыми стратегическими инициативами ОКВ резко изменилось значение Крыма. В 1941 году отвлечение для операций на полуострове целой армии (даже двух – если считать 3‑ю румынскую) скорее можно расценивать как серьезную ошибку. Пока фон Бок готовил наступление на Москву, а группа армий «Юг» развертывала первые операции на левобережной Украине и в Приазовье, задача овладения Крымом не должна была даже ставиться. Одного армейского корпуса в составе двух–трех дивизий было совершенно достаточно для того, чтобы удержать Перекоп и прикрыть направления на Херсон, Каховку и Мелитополь. Если бы дислоцированные в

Крыму силы перешли бы в серьезное наступление и опрокинули этот заслон (на что понадобилось бы немало времени и сил), группа армий «Юг» была бы только рада контрударом под основание выступа отрезать их от полуострова и разгромить на открытой местности – кстати, нечто подобное и произошло во время октябрьского наступления Южного фронта на реке Молочная. В целом же такое наступление, маловероятное само по себе, создавало бы проблемы только тому, кто его ведет.

Развернув наступление в Крыму, немецкое командование добилось внушительной победы и, конечно, заранее нейтрализовал возможные действия Приморской армии против тылов группы армий «Юг». Но цена этому – отвлечение от главных задач целой армии – была чрезмерной. 11‑я армия могла решить в пользу фон Рунштедта кризис под Ростовом. Еще более рациональным было бы перебросить ее к северу, создав между Орлом и Курском сильную группировку в составе 2‑й танковой, 2‑й полевой и 11‑й полевой армий. Такая группировка могла бы обеспечить хронически слабый стык армейских групп и способствовать быстрому продвижению Гудериана на Тулу – Рязань. Поскольку Манштейн развернул наступление на Перекоп в 20‑х числах сентября, как раз в то время, когда части 2‑й танковой группы завершали Киевскую стратегическую операцию, немцы имели достаточно времени для «рокировки» 11‑й армии.

После месяца почти непрерывного штурма, понеся весьма серьезные потери, Манштейн одержал решительную победу.1 Получив в разгар сражения дополнительный армейский корпус, 26 октября он прорвал фронт у Ишуня и начал быстро продвигаться на юг. Географические особенности Крыма таковы, что очень легко удерживать два «входа» на полуостров – Перекопский перешеек и Сиваш на севере и Ак—Монайские позиции, отделяющие Керченский полуостров от собственно Крыма на востоке. Но если только противник прорывается через любую из этих позиций, остановить его уже невозможно – до самого побережья идет ровная как стол равнина без каких–либо естественных препятствий. Армия Манштейна наступала на Севастополь (через Джанкой – Симферополь и через Джанкой – Алушту) и Керчь, уничтожая по пути отступающие советские войска.

Советское командование не успело сосредоточить у Ишуня всю Приморскую армию, 16 октября эвакуированную из Одессы – в результате второй эшелон и тылы армии были застигнуты немцами на пути к фронту и разгромлены. Остатки армии отступали по расходящимся направлениям – частью сил на Керчь, частью – через Крымские горы на побережье и затем в Севастополь. Главная база Черноморского флота имела хорошую оборону с моря (вплоть до двух четырехорудийных 305‑мм башенных батарей) – но не с суши. Однако войска Приморской армии, имеющие богатый боевой опыт, стали костяком обороны крепости. 11 ноября Э. Манштейн начал штурм Севастополя, но уже 21 числа он выдохся. Стало ясно, что предстоит долгая осада.

Теперь 11‑я армия была оперативно скована боями в Крыму. В этом суть допущенной немецким командованием ошибки: оставив Крым в руках Красной Армии, оно могло тремя дивизиями контролировать дюжину советских дивизий в Крыму (пусть даже треть из них представляла собой ополченские формирования без транспорта и артиллерии). Теперь же четыре «счетных» дивизии Приморской армии, имевшие в сумме около 25 тысяч человек (вместе с тылами, местным гарнизоном и моряками – до 55 тысяч) приковывали к себе всю 11‑ю армию (8 дивизий в трех корпусах), а также два корпуса 3‑й румынской армии. Результат, достигнутый такой дорогой ценой, сводился к некоторому ограничению возможностей Черноморского флота и сокращению радиуса действия советской стратегической авиации. С точки зрения «войны ОКХ» игра не стоила свеч.

Но «задача ОКБ», то есть наступление на Кавказ, требовала безусловного овладения Крымом. Ведь теперь бывшая группа армий «Юг», разделенная на группы «А» и «Б», уходила на восток – за Дон, и на юг – за Кубань. В этих условиях Крым становился плацдармом, выводящим советские войска в глубокий тыл немецких наступающих группировок.

С другой стороны, Крым был для немцев кратчайшей дорогой на Таманский полуостров и далее на Кавказ. Во всяком случае, владение им позволяло создать вторую операционную линию для питания операций группы армий «А», которые в противном случае «висели» на единственной железнодорожной ветке, ведущей из Ростова на юг.

Обе стороны понимали это, поэтому овладение Крымом было признано германским командованием важнейшей предпосылкой к выполнению плана «Блау» – в то время как советская Ставка Верховного Главнокомандования считала наступление в Крыму первоочередной задачей весенне–летней кампании 1942 года.

Такое столкновение планов привело к встречной Крымской стратегической операции, которая продолжалась более полугода.

IV

Сначала крупного успеха добились советские войска. В последних числах декабря 1941 года они провели одну из самых необычных и успешных десантных операций на море – Керченско – Феодосийскую. Черноморский флот, неоспоримо господствующий на театре военных действий, очень слабо проявил себя в войне, но этот десант, проведенный зимой, в условиях ледостава на Азовском море и в Керченском проливе, при полном господстве в воздухе неприятельской авиации, навсегда вошел в историю. Плохо организованная высадка с малых судов севернее Керчи отвлекла внимание и резервы немецкого командования. Главные же силы были направлены прямо в контролируемый противником порт Феодосия и высаживались под огнем неприятеля с крейсеров и эскадренных миноносцев. Вслед за боевыми кораблями в захваченный порт вошли транспорта.

Сразу же возникла реальная угроза окружения 42‑го армейского корпуса 11‑й армии. Хотя реализовать эту возможность не удалось (Манштейн среагировал вовремя и бросил на Керченский полуостров все имеющиеся у него резервы), ни о каком новом наступлении немцев на Севастополь отныне не могло быть и речи. Над 11‑й армией возникла вполне реальная угроза полного разгрома.

На ее счастье, наращивание сил Красной Армии на феодосийском плацдарме шло медленно – в Керченском проливе начался ледостав, а порт Феодосии лежал слишком близко к линии фронта и подвергался постоянным атакам немецкой авиации. К тому же командующий Кавказским фронтом Д. Козлов оказался не тем человеком, который был способен к быстрым импровизированным действиям. В результате Манштейн успел перебросить из района Севастополя почти все свои наличные силы и 14–15 января нанес удар в стык 44‑й и 51‑й армий. 18 января он вновь взял Феодосию, а советские части отошли на Ак—Монайские позиции в самой узкой части Керченского полуострова. Потеря Феодосии привела к тому, что в распоряжении высадившихся войск оставался только один порт для питания операции. Новые десантные операции, проведенные в Евпатории и Судаке, окончились провалом из–за невозможности наладить взаимодействие с сухопутными войсками.[119]119
  Высадка в Судаке была осуществлена как раз в момент начала немецкого наступления на Феодосию. Теоретически, проводись эта операция большими силами (реально в первом эшелоне высаживался лишь один стрелковый полк), она имела шанс сорвать все немецкое наступление. Однако армейское командование крайне не оперативно реагировало на быстрые изменения обстановки – а руководство флота, похоже, тяготилось проведением десантных операций.


[Закрыть]

Отступление второе: Керченская катастрофа

Особенности географии Крыма делают его очень труднодоступным извне. На севере он отделен от материка мелководным Сивашем и узким Перекопским перешейком, не зря носившим такое название. Впрочем, наличие здесь еще со времен античности системы укреплений ничуть не помешало ни захвату Крыма Россией в XVIII веке, ни высадке англичан и французов в 1854 году, ни штурму перешейка красными войсками в 1919 и 1920 годах, ни взятию его немцами в октябре 1941‑го. С востока Крым отделяется от Тамани и Кавказа еще лучше – Керченским проливом (длиной 40 километров и шириной от пяти до пятнадцати) и Керченским полуостровом, который в самом узком своем месте – у основания, северо–восточнее Феодосии – имеет ширину 18 километров.

После оставления в ночь на 18 января Феодосии советские войска отошли на полтора–два десятка километров восточнее и заняли оборону в самой узкой части полуострова, на так называемых Ак—Монайских позициях, где еще в августе–сентябре 1941 года силами народного ополчения был вырыт грандиозный противотанковый ров, перекрывающий весь перешеек.

Для командующего 11‑й германской армией Э. Манштейна создавшаяся ситуация таила смертельную угрозу. Манштейну приходилось вести боевые действия на двух фронтах – на Ак—Монайских позициях и вокруг крепости Севастополь. При этом между ними не имелось ни одной фронтальной оборонительной позиции, за которую можно было бы зацепиться в случае вынужденного отхода. Стоило русским прорвать фронт и выйти в Крымские степи – и 11‑ю армию могло спасти лишь быстрое бегство.

С другой стороны, Севастополь и Керченский полуостров для советских войск имели очень плохую связность. Точнее, не имели никакой связности. Оба они снабжались по морю, причем и так уже с большим напряжением сил (для переброски войск и снаряжения в Керчь снабжение Севастополя пришлось ослабить). Маневрировать между двумя театрами советское командование не могло, а для Манштейна такой маневр не представлял труда. Поэтому немецкое командование имело возможность снять силы с одного фронта и перебросить их на другой, даже при превосходстве противника в численности создав на нужном направлении решающий перевес.

Рассматривать в этих условиях сколь–нибудь серьезную высадку советского десанта на Крымском побережье между Севастополем и Феодосией мы не будем – тем более, что с марта из–за увеличившегося светового дня и полного господства в воздухе над Крымом немецкой авиации она окончательно сделалась невозможной.

Вторую половину января и почти весь февраль на полуострове царило затишье – советские войска собирали силы для наступления. Проблемой было то, что до окончательного установления ледового покрова в Керченском проливе (между Еникале и косой Чушка) наладить здесь регулярную переправу крайне затруднительно. Зато зима оказалась холодной, поэтому в феврале через пролив удалось организовать ледовую дорогу.

О том, какое значение придавалось советским командованием крымскому направлению, говорит хотя бы то, что еще в конце января Ставка ВГК направила в штаб Крымского фронта своего представителя, заместителя наркома обороны, начальника Главного политического управления, армейского комиссара 1 ранга Льва Мехлиса. Именно на этого сталинского любимца обычно и принято возлагать ответственность за дезорганизацию работы командования фронта и остальные ошибки, приведшие к одному из двух крупнейших поражений Красной Армии в 1942 году.

Однако при ближайшем рассмотрении ситуации выясняется, что все было не так просто. Мехлис уже имел опыт налаживания работы тыла Волховского фронта – причем ком–фронтом Мерецков крайне высоко оценивал его работу. Прибыв в Керчь 20 января, Мехлис развил бурную деятельность. Он начал бесконечные дрязги с командующим фронтом генералом Козловым, которого сразу же оценил достаточно низко («зажравшийся барин из мужиков»). В свою очередь, остальные мемуаристы называют Козлова «безвольным» и утверждают, что Мехлис помыкал им как хотел. Тем не менее сам Мехлис почему–то не просто активно требовал замены Козлова, а просил, чтобы вместо него на должность ком–фронта прислали… К. Рокоссовского. Именно по этому поводу Сталин позднее сказал знаменитую фразу: «Вы просите у нас кого–то вроде Гинденбурга. Но Гинденбургов у нас нет».

Уже позднее, в марте (а не сразу, как об этом пишет Штеменко) Мехлису удалось добиться смещения штаба фронта генерал–майора Толбухина и замены его генерал–майором Вечным. Впоследствии Толбухин станет маршалом – а Вечный, уже известный своими военно–аналитическими работами, прославится как организатор издания уникального 24-томного «Сборника материалов по изучению опыта войны». Представляется, что для роли начальника штаба он был все–таки более приспособлен, нежели Толбухин.

Всего к концу февраля на полуострове удалось сосредоточить 11 стрелковых и 1 кавалерийскую дивизию, а также 3 стрелковых и 3 танковых бригады – 199 танков, в том числе

36 KB и 20 Т-34. В тылу, на Тамани, находились еще две стрелковые дивизии и 79 танков Т-26. Общая численность сил Крымского фронта на полуострове составляла 150–170 тысяч человек, а также порядка 25 ООО лошадей и 7000 автомашин.

Увы, согласно донесениям Мехлиса, значительную часть войск Крымского фронта составляли представители кавказских народов (грузины и азербайджанцы), имевшие крайне низкую боеспособность и зачастую даже не знавшие русского языка. Мехлис раз за разом требовал, чтобы вместо «кавказцев» присылали русское пополнение или хотя бы слали «политбойцов», знающих кавказские и русский языки. Увы, более качественных подкреплений у Ставки для Крыма не нашлось.

В целом идея опираться при прорыве укрепленных позиций на узком участке фронта на количество бойцов, а не на их качество была крайне неудачной. В этой ситуации гораздо более эффективен обратный прием – штурмовать позиции небольшим количеством наиболее элитных войск, которые не будут в атаке мешать друг другу. Для большего эффекта их можно построить в два эшелона, периодически сменяющих друг друга – именно так осенью 1941‑го Манштейн атаковал советскую оборону на Перекопском перешейке, такую тактику быстрой смены эшелонов в 1945 году будут использовать советские войска в Берлинской операции.

Тем не менее наступление Крымского фронта началось 27 февраля 1942 года одновременно с наступлением войск Севастопольского оборонительного района. Велось оно лишь силами двух армий – 51‑й и 44‑й. 8 дивизий при поддержке трех танковых бригад атаковали северный участок Ак—Монайских позиций, занимаемых 4 немецкими и одной румынской дивизиями. В ночь с 27 на 28 февраля обстрел позиций противника под Феодосией вели крейсер «Молотов» и линкор «Парижская Коммуна».

Начавшиеся весенние дожди и болотистая местность западнее Ак – Моная мешали использовать технику, танки вязли в раскисшей болотистой земле почти по самые башни – именно эту картину так красочно описал побывавший на Крымском фронте Константин Симонов. Однако «предчувствие поражения», столь убедительно переданное писателем, скорее всего, является аберрацией послезнания. На самом деле именно в этом наступлении советским войскам удалось добиться пусть тактических, но все же хоть каких–то успехов. Удар был нанесен севернее селения Кой—Ассан и пришелся по расположенной на левом фланге немецкой обороны 1‑й румынской дивизии, которая была полностью разгромлена. Советским войскам удалось несколько потеснить противника, продвинувшись на десяток километров вдоль берега озера Сиваш до деревни Киет. В ближайшие дни немцам удалось «запечатать» прорыв, но они потеряли четыре артиллерийских дивизиона, в том числе один, дивизион 88‑мм зенитных орудий.

Следующее наступление, предпринятое 13 марта, вылилось в череду тяжелых кровопролитных боев со значительными потерями с обеих сторон. Результаты оказались незначительными, при этом советские войска потеряли 157 танков – правда, из них лишь около 30 безвозвратно. В этот раз советское наступление также поддерживалось силами флота – однако ночные артобстрелы берега по площадям, пусть даже и с участием линкора и крейсеров, были малорезультативными. Использовать же крупные надводные корабли (от эсминца и больше) днем, когда их огонь приносил бы максимальный результат, командующий Черноморским флотом вице–адмирал Октябрьский не разрешал, опасаясь потерь от вражеской авиации.

20 марта силами свежей 28‑й легкопехотной и только что прибывшей из резерва ОКХ 22‑й танковой дивизии Манштейн нанес контрудар из района Кой – Ассана к побережью Азовского моря, стремясь отрезать советские части, находящиеся в киетском выступе.

Однако немецкий удар тоже не достиг никаких результатов, а танковая дивизия из 142 танков потеряла 110 – правда, часть из них еще при марше к фронту по раскисшим дорогам. Безвозвратно было утрачено 32 танка, из них 8 захвачены советскими войсками в исправном состоянии. Никогда ранее немцы не использовали свои подвижные войска столь бездарно – для лобовых атак на укрепленные позиции при высочайшей плотности фронта.

В итоге 22‑ю танковую дивизии пришлось вывести в тыл на переформирование, а командование Крымского фронта в свою очередь осознало, что в условиях распутицы пытаться наступать по болотам вдоль берега Сиваша не имеет смысла. Поэтому направление ударов было переориентировано – следующее наступление, начавшееся 9 апреля, велось уже на южном фасе образовавшегося в феврале выступа и имело целью захват Кой – Ассана с последующим выходом на Феодосию. Это наступление флотом уже не поддерживалось. Результатов оно так же не принесло никаких и к 12 апреля окончательно выдохлось, после чего войска Крымского фронта прекратили все активные действия. Советское командование приступило к наращиванию сил для нового наступления, которое планировалось на середину мая.

К началу мая на Керченском полуострове сложилась следующая обстановка. Войска Крымского фронта, в составе уже 16 стрелковых и 1 кавалерийской дивизий, 3 стрелковых и 4 танковых бригад, после пополнений достигли численности в 250 тысяч человек при 245 танках (в том числе 41 КВ и 7 Т-34). Вопреки распространенному мнению, войска фронта были эшелонированы: в первой линии находилось только 7 дивизий, еще 4 дивизии – в районе второй линии обороны, а остальные – далеко позади нее. 157‑я стрелковая и 72‑я кавалерийские дивизии вообще располагались в районе тыловой полосы обороны, проходившей по Турецкому валу. Это было сделано по требованию прибывшего на полуостров 28 апреля главнокомандующего войсками Северо – Кавказского направления маршала Буденного. Другое дело, что завершить эшелонирование и оборудовать для отведенных войск тыловые позиции до начала немецкого наступления просто не успели.

В который раз противник обыгрывал советское командование буквально на считанные дни или даже часы!

Войска 11‑й армии сосредоточили на перешейке три армейских корпуса: 30‑й и 42‑й немецкие и 7‑й румынский – 8 пехотных, одну кавалерийскую и одну танковую дивизию, а также моторизованную бригаду, отдельный 213‑й пехотный полк и два дивизиона штурмовых орудий. Наступление поддерживалось 8‑м воздушным корпусом в полном составе.

Численность немецких войск неизвестна – и Манштейн, и последующие немецкие историки предпочли ее не сообщать. В некоторых отечественных источниках встречаются утверждения, что советские войска вдвое превосходили противника–то есть у немцев было всего 125 тысяч человек. Безусловно, столь низкая цифра неправдоподобна даже с учетом понесенных немцами потерь. По числу соединений (11 расчетных дивизий плюс корпусные и приданные соединения) можно предположить, что численность войск противника составила от 150 до 200 тысяч человек. С учетом потерь 22‑й танковой дивизии у него оставалось около 150 танков и САУ.

Таким образом, советские войска имели численное преимущество – но не слишком существенное. В условиях узкого Ак—Монайского дефиле и крайне плотного фронта в сочетании с низкими боевыми качествами части дивизий оно превращалось в недостаток. Именно этот недостаток и использовал Манштейн, нанеся главный удар в полосе 63‑й горнострелковой дивизии 44‑й армии, отличавшейся ненадежностью личного состава – о чем немцам было хорошо известно от множества перебежчиков.

В первых числах мая советская разведка наконец–то получила информацию о немецких планах. 7 мая вопросы, связанные с отражением предполагаемого наступления противника, обсуждались на заседании Военного совета фронта. Однако советское командование уже не успело ничего сделать. На рассвете 8 мая германские войска начали операцию «Охота на дроф», нанеся удар по силам 44‑й армии вдоль побережья Черного моря. Несмотря на общее численное превосходство советских войск, на узком участке фронта, где велось наступление, немцам удалось создать локальный перевес в силах – 3 пехотных и одна танковая дивизии 11‑й армии против двух советских. На побережье Феодосийского залива, в нескольких километрах за линией обороны советских войск со штурмовых мотоботов (позднее немцы использовали их при переправе через Северную бухту Севастополя 28 июня) высадился тактический десант численностью до батальона, дезорганизовавший тылы обороняющихся дивизий. Бомбардировщики приданного 11‑й армии 8‑го авиакорпуса господствовали над полем боя, а советские самолеты в воздухе почти не появлялись.

К исходу дня советская оборона была прорвана. На участке шириной в 5 километров немецкие дивизии продвинулись на 8 километров в глубину – при такой плотности фронта и этого оказалось достаточно. В прорыв вошли танки, поначалу задержанные старым противотанковым рвом, вырытым здесь еще в октябре 1941 года. 9 мая погода испортилась, и появившаяся над полем боя с запозданием на сутки советская авиация ничем не смогла помешать наступающим немецким частям. Попытка контрудара по флангу наступающей группировки из–за потери связи и дезорганизации управления войсками тоже провалилась. Единственным, что как–то сдерживало продвижение немецких войск, были контрудары танковых бригады – наиболее мобильных и умелых частей из всего, что имелось в распоряжении советского командования.

Утром 10 мая Ставка приказала отвести войска Крымского фронта на Турецкий вал. Однако к этому моменту немецкие ударные части, оказавшись восточнее Парпача, повернули на север и вышли в район дислокации советских резервов. Резервы были разбиты, так и не развернувшись в боевые порядки, часть из них поспешно отошла на восток, а часть очутилась в котле. Утром 11 числа штаб Крымского фронта окончательно утратил связь со штабами 47‑й и 51‑й армий, причем основные силы 47‑й армии оказались в плотном окружении на побережье Сиваша в районе Арабатской стрелки.

Тем временем флот практически продолжал бездействовать – если не считать периодических ночных обстрелов од–ним–двумя эсминцами побережья Феодосийского залива. Смысла в ночной стрельбе 130‑мм калибром по площадям не было никакого, тем более, что большинство этих налетов проводилось с 12 по 14 мая, когда линия фронта отодвинулась уже далеко на восток. Единственной дневной акцией флота стал смехотворный обстрел 11 мая двумя катерными тральщиками Азовской флотилии немецких войск в районе Ак – Моная.

Не исключено, что поддержка с моря в районе Феодосийского залива в критические дни 9–10 мая могла бы еще переломить ситуацию. Противник наступал по побережью плотными порядками, по которым в дневное время легко было нанести массированный артиллерийский удар с привлечением не только крейсеров, но и 305‑мм орудий линкора «Парижская Коммуна». Истребители с аэродромов в Керчи еще могли организовать прикрытие этой корабельной группы, так что риск потерь оказывался не так уж велик.

Кроме того, мелководье залива сильно затрудняло уничтожение крупных кораблей даже в случае нанесения им тяжелых повреждений – сев на грунт, линкор или крейсер не терял боеспособности, а при успешном исходе боев за этот район вполне мог быть поднят вновь – как это произошло на Балтике с линкором «Марат» и недостроенным крейсером «Петропавловск».

Но ничего этого сделано не было. Попытка командования фронтом 12 мая организовать оборону Турецкого вала силами отходящей 44‑й и 51‑й армий не увенчалась успехом. Причем из–за глупой случайности – в ночь на 13 мая передовые части немецкой 50‑й пехотной дивизии прорвались через вал, смешавшись с отступающими советскими войсками.