Текст книги "Ведьмин пасьянс"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

14. Киев. Зима. 1997 год

В полчетвертого утра в сон дежурного врача ворвался стук в дверь.

«Боже, когда я уже нормально высплюсь! Собачья работа на износ! А утром надо быть на кафедре, потом читать лекцию! С такой головой!» – подумал он, не спеша поднимаясь, и лишь найдя на столе очки, направился к двери. Стук не прекращался. Открыв дверь, увидел на пороге странного больного, фантазии которого позабавили его вечером.

– Что вам? – спросил он сухо. – Хотите выселить инвалида в коридор, так как он храпит?

– Прошу вас, быстрее в палату! Ему очень плохо – по-моему, он умирает! Задыхается!

– У него астма. Обычный приступ. Сестре сказали?

– Ее нет на посту.

– Постучите в манипуляционную, наверное, она там. А я пошел к больному.

Но когда врач вошел в палату, то понял, что опоздал. Инвалид неподвижно лежал на спине, устремив в потолок неживой взгляд. Чертыхнувшись, попробовал пульс на шее, но он не прощупывался, сердце через тонер не прослушивалось. Проведя с подошедшей медсестрой несколько реанимационных приемов, он констатировал смерть больного, и того с головой накрыли простыней.

В коридоре, в палатах сразу началось активное обсуждение происшедшего, притом несколько женщин заявили, что их мучило плохое предчувствие, когда они вчера смотрели на несчастного больного. Поступок Антона, вечером забравшего больного в платную палату за свой счет, был всеми одобрен, и никто не обратил внимания на одно робкое предположение, что если бы приступ случился в коридоре, то помощь пришла бы гораздо быстрее и, может, тогда инвалид остался бы жив.

Антон от всех расспросов уклонялся, а дождавшись, когда тело покойного увезли на каталке, лег на койку и, по обыкновению, прикрыл лицо недочитанным детективом.

Вечером, как Верунчик и обещала, пришла Света и стала настойчиво предлагать отведать ее произведение кулинарного искусства, пока оно теплое. Антон рассказал о ночном происшествии, указав на койку, прикрытую желтой, с пятнами, простыней, где все и случилось. Светка испуганно вскрикнула и заторопилась домой. Антон попросил ее немного подождать, так как тоже собрался выйти на улицу, немного подышать свежим воздухом в парке, расположенном рядом с больницей.

Они вышли на улицу. С неба падал мелкий снег, как пыль, превращаясь в слякоть при нулевой температуре. Антон предложил девушке немного прогуляться по парку, где властвовала зима – все было покрыто снегом, приятно хрустящим под ногами.

Света, натуральная блондинка, но не блещущая красотой, остроносая, с завязанными сзади в пучок волосами и в больших очках, придававших ей вид строгой учительницы, когда они оказались в парке, обрадовалась снегу, как ребенок – начала бегать, лепить снежки, старалась попасть в сосновую ветку.

Антон, забыв, с каким диагнозом лежит в больнице, принял активное участие в игре, и вскоре между ними завязалась потасовка Они веселились, как дети, радуясь редкому в эту зиму снегу. У Антона было больше точных попаданий, он раскраснелся, разгорячился, но и ему достаточно перепало. Наконец Света опомнилась, решила капитулировать и стала отряхивать Антона от снега. Мужчина сопротивлялся, возражал, заявляя, что такие игры только способствуют выздоровлению и что он почти здоров, так как рассчитывает дня через два-три выписаться из больницы. Молодая женщина, заметив, что у него голая шея, сняла с себя шарфик и плотно закутала ему горло.

– Так будет лучше! – снова приобретя вид строгой учительницы, заявила она.

Заигравшись, они оказались в глубине парка, где было совсем безлюдно, только стояли стеной сосны в белых зимних накидках, и неожиданным островком среди них выделялась небольшая березовая роща в природной наготе.

Вдруг Антон совсем другими глазами посмотрел на Свету. До этого из некоторых характеристик, данных Верунчиком, и своих мимолетных наблюдений, сделал вывод, что она человек очень скромный, даже застенчивый, домоседка, и это мешает ей в устройстве личной жизни. Сейчас, видя, как у нее сверкают от возбуждения глаза, как она прерывисто дышит, причем явно не от усталости, подумал, что еще неизвестно, какой «вулкан» прячется внутри нее, за внешним равнодушием. Ему захотелось разбудить-освободить этот «вулкан страстей», тщательно скрываемый под маской приличия сродни оковам. Он захотел ее, здесь и в этот миг.

Недолго думая, он крепко сжал девушку в объятиях, прижался губами к губам. Она вначале несмело, осторожно стала отвечать на его ласки, поцелуи. Он все больше распалялся, и она теряла контроль над собой. Он уже полностью расстегнул ее дубленку, его руки забрались под платье, освободили грудь от лифчика. Неожиданно она поскользнулась, потеряла равновесие и, падая, увлекла его за собой.

Она попыталась подняться, но он ее удержал, продолжая освобождать от одежды.

– Ч-ч-то ты-ы д-делаешь? – стуча зубами от переполнявших ее чувств, прошептала она и послушно поддалась ему.

Секс был недолгим, даже скоротечным, но она почти мгновенно испытала оргазм, бурный оргазм, не сравнимый с тем, что до этого у нее случалось. Когда у них все закончилось, они продолжали лежать на дубленке Светы, полураздетые, не чувствуя холода разгоряченными телами, не обращая внимания на снежинки, падающие с небес.

– Это было бесподобно! – прошептала она. – Деревья, снег – и только мы вдвоем. Абсолютно не холодно и не хочется вставать!

– А придется! – Он рассмеялся. – Иначе у тебя увеличатся шансы стать моей соседкой по палате.

– С удовольствием! Я помню, что у тебя в палате одна кровать пустует… – Тут она осеклась. – Боже, что я говорю! Что я делаю!

Антон помог ей подняться, привести себя в порядок. Прощаясь, они ничего не сказали друг другу, не договорились о новой встрече.

На следующий день, под вечер, к нему заявился Миша, белый как полотно от страха.

– Катастрофа! – воскликнул он с порога.

– Что случилось?

– Санэпидемстанция опечатала емкости для слива на металлобазе. По их заключению, они вовсе непригодны для хранения в них масла для продовольственных целей.

– Может, это временно? Ты подъезжал в санстанцию? Пробовал договориться?

– Пробовал. Глухо. Более того – хозяевами емкостей заинтересовалась налоговая милиция, так что бесполезно надеяться.

– Масловозы пришли?

– Еще вчера. Экспедиторы, водители волнуются – они уже должны были вернуться. Поставщики обрывают телефон – требуют деньги за поставленное масло.

– На маслобазу выходил?

– Пробовал – говорят, что нет свободных емкостей. Ни на какие разговоры не идут.

– Неужели негде слить масло?

– Все обзвонил. В лучшем случае, предлагают дней через десять перезвонить – может, что-то и придумают.

– Влетаем в копеечку… Позвони – скажи, что форс-мажор. Заплатим за пробег и аренду автомобилей.

– Уже пробовал. Говорят, это не форс-мажор, а наши проблемы. Требуют полностью оплату за масло, возврат масловозов и неустойку за их задержку.

– Отправляй масловозы обратно. Будем судиться, если что.

– Они очень агрессивно настроены – чувствую, будут неприятности.

– И что с того? Слить масло сейчас мы не можем – масловозы надо отправлять назад. В худшем случае заплатим неустойку, но не сейчас, а через несколько месяцев – пока пройдем все судебные инстанции. А может, еще пронесет! Отправляй! Не переживай, завтра выпишусь, и вместе будем разруливать ситуацию.

Но не пронесло. Через два дня приехали те же масловозы, только в сопровождении «братков» на двух легковых автомобилях.

Офис, который арендовали Антон и Миша, состоял из двух комнат. Одна из них была юс кабинетом, а в другой работали два менеджера и бухгалтер.

Когда открылась дверь и в их кабинет вошли трое ребят с короткими стрижками, в кожаных куртках и спортивных костюмах, Антон разговаривал по телефону. Почти двухметровый верзила с перебитым носом бесцеремонно подошел к нему и ножом перерезал телефонный шнур.

– Что, делать не фиг?! – зло бросил Антон, приподнявшись с кресла, одновременно чувствуя свое бессилие перед этой троицей.

Двое вошедших демонстративно поигрывали резиновыми милицейскими дубинками.

– Поговорить надо, а телефон будет мешать разговору. Открывай свой ящик – посмотрим, что в нем! – Верзила показал на сейф.

– Что там, тебя не касается!

– Ты тоже так думаешь? – спросил верзила у Миши. – Это с тобой вчера мы говорили по телефону?

– Нет… Ключи есть у бухгалтера, в той комнате, – с дрожью в голосе, непрерывно облизывая внезапно пересохшие губы, произнес Миша.

– Чего ты еще стоишь? Марш за ними!

– Миша! – предостерегающе крикнул Антон, перенеся внимание на друга, который выскочил из-за стола, спеша выполнить приказание бандита.

В тот же момент верзила схватил Антона за лацканы пиджака и, рванув на себя, опрокинул на стол. Удар резиновой дубинкой по почкам ожег невыносимой болью, перехватил дыхание, на мгновение заставил остановиться сердце. Он был не в состоянии защититься, удары сыпались один за другим, затем его выволокли из-за стола и бросили посреди комнаты. Он был в полубессознательном состоянии.

Как в тумане он видел, что из сейфа забрали документы и печати. Потом его подхватили под руки и отволокли в «ауди», на которой приехали бандиты. Руки скрутили за спиной и защелкнули «браслеты». Вскоре он оказался на заднем сиденье, между двумя «стрижеными». Затем словно повторился кошмар далекого, туманного прошлого – его держали в подвале гаража, скованного наручниками, он потерял ориентацию во времени, оставленный в темноте, в сырости, в одиночестве. И когда завыл от злости, от невозможности что-либо предпринять, вниз спустились двое с дубинками, и ему, вновь избитому, заклеили скотчем рот. Он задыхался, не имея возможности вдохнуть полной грудью, скованные сзади руки затекли, сырость в подвале рвала кашлем грудь, хотелось есть, но больше всего пить, мучила неопределенность.

Но вдруг все закончилось. Глубокой ночью его вывели из подвала, скованного, с заклеенным ртом, усадили в автомобиль. Ему ничего не говорили, и он не мог ничего сказать.

«Может быть, это конец?!» – возникла мысль, но измученное, больное тело не отреагировало.

К удивлению, его высадили возле дома, где он снимал двухкомнатную квартиру. Освободили от наручников, что-то со злостью сказали, но слова не дошли до сознания. Бандиты тут же уехали, но номер автомобиля он успел запомнить. С трудом содрал скотч со рта вместе с отросшей щетиной и вдохнул полной грудью.

Ночной воздух был необычайно вкусным, жажда вновь напомнила о себе. Слегка пошатываясь, Антон вошел в парадное и поднялся к своей квартире. Уже возле двери сообразил, что нет ключей, которые бандиты забрали из карманов вместе со всем содержимым в первый же день.

Но дверь квартиры оказалась открытой, и там его встретил друг и компаньон Миша. Первым делом Антон бросился в кухню и напился воды из-под крана. Затем напомнил о себе голод. Антон слегка утолил его сухарем, в который превратился хлеб за время его отсутствия, и банкой рыбных консервов из холодильника. Только тогда он бросил Мише, испуганно следящему за ним:

– Рассказывай!

– Они сказали, что не будут тебе давать есть и пить, пока…

– Не то! Во что нам все это обошлось?

– То же самое ожидало меня и мою семью…

– Сколько они с нас содрали?!

– Они потребовали заплатить за все масло, плюс расходы на доставку, штрафные санкции и, кроме того, включили «счетчик» с момента первоначальной доставки масла.

– Сколько?

– Все, что у нас было. Мы больше чем «по нулям».

– Масло?

– Пришлось реализовать за треть стоимости, чтобы с ними рассчитаться. Ведь ты…

– Что у нас есть?

– Ничего. И… Антон, прошу тебя – никуда не заявляй. Это бесполезно. Они люди Матроса, а у меня семья, двое детей. Я возвращаюсь домой – займусь сельским хозяйством, попробую стать фермером. Родители пообещали помочь. Поехали со мной.

– Мне там делать нечего. Неужели я… мы должны всеэто стерпеть?

– Ради моих детей – прошу тебя! Понимаю, тебе проще – ты сам… А мне надо о них заботиться… Они их не пожалеют…

– Ладно. Подумаю.

– Прошу тебя. Хочешь, стану на колени?

– Хочу, но не надо… Ладно, сам разберусь, без милиции. Уходи, хочу спать.

– Вот твои ключи от квартиры… Офис я сдал, людей отпустил – платить им нечем. В коробке печати и документы фирмы. Бухгалтер обещала подготовить отчет – она так переживала за тебя…

– Печати есть, а фирмы нет… Сколько меня не было?

– Четыре дня.

– За четыре дня уничтожено то, что создавалось годами… Все. Уходи.

– Ты обещал…

– Помню… Прощай!

Через три дня Антон позвонил Верунчику.

– Верунчик, я сел на мель. Весь мир восстал против меня и нужны деньги… Помнишь, я тебе одалживал тысячу баксов? Ты не подумай, если бы не крайне неблагоприятные обстоятельства, то я бы о них и не вспомнил…

– Антоша, я тебе сочувствую, но денег у меня нет. Ты же сам знаешь, что я страшная транжирка.

– Хотя бы часть?

– Ничего нет. Извини, я спешу. Как-нибудь созвонимся. Целую. Бегу!

– Как-нибудь… – произнес Антон, слушая гудки в трубке, затем набрал номер телефона Светы.

15. Киев. Подол. Весна. 2005 год

Иванна подошла к старинному четырехэтажному особняку, на фасаде которого чугунная табличка предупреждала, что это памятник архитектуры второй половины XІХ века, бывший доходный дом, и находится он под охраной закона.

«Рассадник клопов», – подумала она, но теперь, когда резко взвинтили цены на жилье, имея небольшую зарплату, выбирать не приходилось. Работа в «желтой» газетенке не приносила хорошего дохода, и с этим она бы еще смирилась. Но ей не нравилась направленность газеты. Ведь восемьдесят процентов того, что в ней печаталось, было высосано из пальца штатными журналистами или поступало с мест, от людей в большинстве своем психически нездоровых.

Она мечтала о постоянной работе в солидном издании, освещающем события культуры, мечтала писать аналитические и критические статьи. Впрочем, такие материалы она готовила и рассылала на протяжении последнего года в разные журналы и газеты. Кое-какие статьи даже печатали, правда, в весьма переработанном виде, с чем она не всегда была согласна, но вынуждена была это терпеть, если хотела, чтобы статья «увидела свет». В глубине души Иванна надеялась, что когда-нибудь ее оценят.

Она поднялась на четвертый, последний этаж и позвонила в дверь, обитую потрескавшимся и вытершимся от времени кожзаменителем. Ей пришлось долго ждать, пока открыла древняя, полностью поседевшая старушка.

– Здравствуйте, Лариса Сигизмундовна! – бодро произнесла девушка, немного заискивающе улыбаясь. – Меня зовут Иванна, час тому назад я разговаривала с вами по поводу квартиры. Вот я и приехала.

Старушка молча, в упор несколько минут рассматривала ее блеклыми, глубоко запавшими глазками, так что Иванне стало неловко, а затем, так и не говоря ни слова, развернулась и пошла, тяжело ступая и прихрамывая» по коридору. Иванна, сочтя это за приглашение войти, последовала за ней, прикрыв за собой дверь.

Коридор был длинным для двухкомнатной квартиры с потемневшими от времени застекленными шкафами с потрепанными книгами, с облупившейся, неопределенного цвета краской на стенах.

Середину большой комнаты, в которую они вошли, занимал круглый стол из красного дерева, на котором стояла китайская, явно склеенная фарфоровая ваза для цветов и были разложены рядами игральные карты. Треть всего пространства занимал громоздкий сервант, еще больше места было необходимо для черного рояля, где на цветной вышитой подушке дремала серая кошка с неприветливо блеснувшими желтыми глазами; в углу, возле окна, стояла старая софа, у которой вместо одной ножки были подложены два кирпича. На стенах, рядом со всевозможными декоративными тарелочками, висели три портрета в черных рамках: мужчина в темном костюме и две молодые женщины в старинных платьях и шляпках. Все портреты были вышиты на материи цветными нитками. Справа виднелась деревянная дверь, ведущая в смежную комнату.

В квартире ощущался дух старины, все было дряхлым и больше соответствовало позапрошлому веку, чем минувшему, двадцатому. Здесь Иванне не понравилось, а особенно тяжелый, устоявшийся запах лекарств. Не понравилось ей и то, что комнаты были смежными, но выбирать не приходилось – из всех сдававшихся комнат стоимость аренды этой была наиболее приемлемая.

«Поживу немного в этом убожестве, а там найду что-либо поприличнее, а если улучшу свое материальное положение, то, может, замахнусь на отдельную квартирку».

Старушка устроилась за столом на высоком резном деревянном стуле, полностью переключив свое внимание на карты. Иванна, поняв, что приглашения не дождется, последовала ее примеру и пристроилась у стола на таком же стуле, который неприятно скрипнул, напомнив о своем почтенном возрасте и ненадежности.

«Возможно, некоторые вещи из этой квартиры могут вызвать интерес у антиквара, но не у меня», – решила Иванна, стараясь не терять бдительности, так как опасалась, что стул может рассыпаться под ней.

Старушка, очевидно уже забыв о присутствии девушки, углубилась в пасьянс, время от времени теребя рукой то одну, то другую карту.

– У вас так мило! – напомнила о своем присутствии Иванна, но это не произвело ни малейшего впечатления на старушку, слишком занятую своим делом.

«Она явно не глухая и не немая – мы ведь говорили с ней по телефону. Наверное, от старости на нее «находит», но деваться некуда – вещи уже в камере хранения, и полное отсутствие других перспектив провести ночь Буду ждать, пока она соизволит обратить на меня внимание». Достала из сумочки книгу и углубилась в чтение.

– Ты мне подходишь. – Неожиданно прозвучавший резкий голос старушки заставил Иванну вздрогнуть. – Жить будешь в той комнате.

Старушка смотрела на нее все так же бесстрастно.

– Спасибо за предложение, но, может, лучше в этой комнате? Чтобы вас не беспокоить? Я рано встаю, готовлю материал для газеты, привожу себя в порядок, словом, буду создавать некоторый шум.

– Тебе самое место в той комнате! – упрямо сказала старушка.

«Что она этим хочет сказать?»

– Можно я посмотрю комнату?

– Да, теперь она твоя… опочивальня.

Иванна встала, открыла дверь в другую комнату, но ничего не увидела из-за царившей там темноты.

– Выключатель справа от тебя, на стене, – послышался голос старухи.

Под потолком зажглась единственная сохранившаяся в старинной хрустальной люстре лампочка.

«При таком освещении не почитаешь!» Иванна осмотрелась.

Комната была большая, как и гостиная, и также полностью заставлена рухлядью. Два громадных платяных шкафа (неужели у старушки так много нарядов?), большой письменный стол, покрытый грязным зеленым сукном (он здесь совсем некстати!), подле него стул, явно ненадежный, три тумбочки, комод с зеркалом, большая металлическая кровать, застланная шерстяным одеялом в пододеяльнике, неоднократно штопанном. Мебель, вещи – все было дряхлым и убогим. Девушка присела на кровать и провалилась – металлическая сетка не держала.

«Спать на ней придется полусидя». Раздражение от увиденного охватило девушку.

– В верхней одежде садиться на постель нельзя! – строго произнесла старушка.

Девушку одолевало желание съязвить в ответ, но она сдержалась – комната ей была крайне необходима, пусть даже такая.

– Мне нравится. Здесь веет… стариной. Так и хочется написать что-нибудь о прошлом, – покривила она душой, хотя с ужасом представляла, как будет здесь жить.

Прошло две недели после того, как она вернулась из творческой командировки, из Страхолесья. Когда статья была напечатана, она вспомнила, что обещала отослать ее учителю, Леонтьевичу, и набрала номер его мобильного телефона.

– Я вас слушаю! – после первого же гудка услышала она голос учителя.

– Добрый день, это Иванна. Статья напечатана, сегодня высылаю её вам по почте. Как у вас дела?

– К сожалению, у нас недобрые дела творятся. Неделю тому назад погиб Ростислав, Ростик. На него напал волк.

– Не может быть! – вскрикнула Иванна.

– К сожалению, может. Уже трижды устраивали облавы, но безрезультатно. На этот раз волка никто не видел. Отдельные следы волка все же обнаружили в лесу, а его самого – нет. В селе царит паника, все говорят о вовкулаке. В лес боятся идти, а он – хорошее подспорье к скудному столу местных жителей: ягоды, грибы.

– Что думаете предпринять?

– К сожалению, ничего. Может, еще устроят пару облав, но и на них надежды мало.

– Но ведь что-то надо делать… Какая ужасная смерть Егорки и Ростика… У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? Или, может, вы тоже считаете, что той ночью мальчишки случайно вызвали дух оборотня?

– Если отталкиваться от голых фактов, то мы имеем следующее: обе жертвы подверглись нападению волка, патологоанатомическое вскрытие подтверждает это, а Николай Николаевич даже стрелял в него. Способность уйти от облав доказывает, что волк обладает прямо-таки человеческой хитростью.

– И нечеловеческой живучестью – со слов Николая Николаевича.

– К этому я подошел бы более критически – он мог растеряться и промахнуться, точнее, только легко ранить зверя. Ведь у нас есть лишь его слова – и все.

– Исходя из всего этого, можно сделать вывод, что мы имеем дело не с вовкулакой из старинных преданий…

– Я этого не сказал. Будет точнее – это необыкновенный зверь, способности которого не укладываются в рамки наших представлений.

– А почему Ростик оказался в лесу? Ведь все были предупреждены об опасности!

– Этого мы уже никогда не узнаем.