Текст книги "Ведьмин пасьянс"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Можно взглянуть?

– Нет. Здесь их не держу. Опасаюсь…

– Интересно кого?

– Оборотней.

– Ха-ха! Это называется водить по кругу… Расскажите мне об оборотнях, которых опасаетесь.

– Дело в том… Предполагаю, что орден «воинов-волков» существует до сих пор.

– Шутите?

– Шучу. Уже стемнело – пойдемте, я вас провожу до дома вдовы.

– Странная она.

– Все мы странные и немного сумасшедшие.

Иванна внимательно посмотрела на него.

«Уж ты – это точно».

По дороге к дому вдовы учитель рассказал, что во время вьетнамской войны у американцев существовало подразделение «воинов-волков». С помощью специальных психологических упражнений, внушения и психотропных препаратов эти солдаты входили в некое состояние, они не обращали внимания на раны, боль, неблагоприятные обстоятельства и были одержимы лишь одним – убивать, и, подобно их далеким предшественникам, этих солдат можно было остановить, только убив. Но так как они отличались исключительной жестокостью, в пылу сражения сеяли смерть вокруг себя, не разбирая, кто свой, а кто чужой, устраивали разборки в подразделении между собой, программу свернули.

– Прощайте. – Возле дома вдовы учитель кивнул, собираясь уйти.

– До свидания. Можно я завтра к вам еще зайду?

– Разве что после уроков. – И он поспешно, не оглядываясь, ушел, растворяясь во все более сгущавшихся сумерках.

Иванна вдохнула полной грудью густой воздух, напоенный ароматами природы: садов, луга, леса. Они создавали неповторимую симфонию запахов, навевающую безмятежное спокойствие, желание размышлять над тайнами бытия, о предназначении человека вообще и о своем в частности.

«Как прекрасно здесь жить, дышать этим чудесным воздухом, быть вдали от городской спешки, давки, вечной борьбы: удержаться на плаву, добыть себе место под солнцем, не позволить никому занять его. А здесь все понятно, как, например, у Ивана Леонтьевича. Он учитель: был вчера, есть сегодня, будет завтра, пока смерть… Неужели в этом райском месте, где такая чудесная природа, дивный воздух, отсутствуют нервные потрясения, люди умирают? Ведь это невозможно!»

Неожиданно Иванна почувствовала на своем плече чью-то руку и вздрогнула от неожиданности.

– Извините, я не хотел вас напугать, – сказал серьезный «Винни-Пух» и добавил, словно отвечая на ее мысли: – Не все здесь так просто, как кажется…

– А что не просто?

– Знаю, что вы ночью собираетесь идти в лес, – не делайте этого.

– Откуда ты это узнал?

– Село… Ничего не утаишь. – Парнишка пожал плечами. – Все здесь предельно прозрачно и в то же время скрыто из-за недомолвок, суеверий, кумовства.

– Почему я не должна идти в лес? Что ты знаешь?

– Ночью будет полная луна, а это плохое время. Существует легенда… Посмотрите! – Он указал на небо, на котором уже было видно бледное, словно призрачное, ночное светило, еще не набравшее силы, пока темнота полностью не укрыла землю.

Когда Иванна оторвалась от созерцания круглой луны, мальчика рядом уже не было. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Иванна вошла в дом, досадуя из-за того, что мальчик разрушил очарование, которое завладело ею, ощущение чувственного единения с природой, запоминающееся на многие годы.

4. Россия. Дисциплинарный батальон. Лето. 1987 год

Заведение пенитенциарного типа – дисциплинарный батальон – находилось в живописном месте, рядом с березовой рощей, на берегу неширокой, но довольно глубокой речки, на территории бывшего мужского монастыря, окруженного мрачной серой высокой стеной, по верху которой шла колючая проволока, а по углам торчали наблюдательные вышки для караульных. Красота окружающей природы была здесь дополнительным раздражающим фактором, воздействующим на психику, словно шепча из подсознания голосом прапора-воспитателя: «Это не для тебя, ведь ты дерьмо!»

Заключенные дисбата жили в приземистом двухэтажном здании, в бывших монашеских кельях. В помещениях, рассчитанных на двух монахов, ютилось по шесть человек. На ночь двери келий закрывались на запор с наружной стороны, а утром, перед подъемом, открывались. Хуже всего приходилось живущим на втором этаже с южной стороны – за короткую летнюю ночь помещения, нагретые безжалостным июльским солнцем, не успевали остыть до того, как принять солнечные лучи наступающего дня. В небольших кельях с зарешеченными глухими окошками стояло по шесть коек в три яруса. За ночь в непроветриваемом помещении спертый воздух нагревался до температуры сауны, так что мало кто не просыпался еще до подъема, плавая в поту, кляня, чертыхая, матюкая руководство дисбата.

Ежедневный подъем в шесть, со звуком сирены, – и через сорок пять секунд все должны быть в строю, иначе наказание. Короткая перекличка, и снова: «Время пошло!» – давалось ровно пятнадцать минут, чтобы в сортире на двенадцать очков оправились около ста человек. Свисток дежурного означал, что время вышло, и если ты не находился в строю с голым торсом, то ожидало наказание. Получасовая физзарядка, двадцать минут на приведение в порядок себя, койки, личных вещей, и построение на завтрак. За пятнадцать минут следовало получить порцию из бачка на десять человек, съесть, отнести посуду на мойку и снова успеть на построение.

Затем начинались отупевающие, бесконечные занятия строевой подготовкой на монастырском дворе, превращенном в плац: «раз-два-три», «тянуть носочек», «выше ногу», прерываемые лишь двадцатиминутной паузой на обед и политучебой. И все по времени, по свистку, и к двадцати часам, когда теоретически наступало личное время и можно было подшить воротничок, привести себя в порядок, написать письмо, примерно треть дисбатовцев уже успевали «провиниться», не уложившись в отведенное время или совершив другие нарушения, и снова отправлялись на плац совершенствоваться в строевой подготовке или в наряд на кухню, уборку помещений и уборной.

В двадцать один час начинался обязательный просмотр программы «Время», а после – построение, отбой. Дисбатовцев закрывали в кельях, гасили свет. Штрафники в полной темноте, нещадно коля пальцы иголками, совершенствовались в мастерстве подшить воротничок вслепую, чтобы на следующий день вновь не оказаться в штрафниках. После трех-четырех «тренировок» они достигали совершенства в умении делать все это на ощупь, с закрытыми глазами.

Для особо злостных штрафников имелся карцер – глубокий подвал, где в полной темноте, получая всего два раза в день воду и хлеб, а на ночь – откидную жесткую койку без матраса и одеяла, они проводили бесконечно тянувшееся время.

Но среди заключенных имелась небольшая привилегированная прослойка специалистов разного профиля – по ремонту автомобилей, квартир, были и другие умельцы. Их использовали в соответствии с их мастерством, взамен обеспечивая более щадящий режим.

Антон не стал скрывать свои творческие способности, но это мало что дало – изредка, на час-два, его привлекали к оформительской работе и вновь отправляли в казарму, где воскресенье ничем не отличалось от будней. По иронии судьбы, соседями Антона по келье оказались пять «дедов» из разных воинских частей, которые сидели за неуставные отношения – издевательства над молодыми солдатами. Они его встретили недружелюбно – по «беспроволочному телеграфу» им уже успели донести, за что он попал сюда.

Может быть, со временем у них наладились бы отношения – здесь все были равны, но «дед» Семен из соседней кельи, попавший сюда за хищения в столовой, стал подначивать соседей Антона – не боятся ли «дедушки», что «салага» станет их обижать, на тумбочку ставить, чтобы «куковали», сколько ему до дембеля осталось? А ему ведь – ой-ой сколько осталось!

Шутку подхватили и другие заключенные, при малейшей возможности стараясь поддеть соседей Антона. Постепенно обстановка в келье накалялась, грозя разрядиться неприятностями.

В тот день Антона забрал замполит для оформления стенда «Будни дисбата», выпуска стенной юмористической газеты «Равняйсь!» и другой наглядной агитации – намечалась в ближайшем будущем комиссия «сверху». На все про все замполит дал ему два дня, работать Антон должен был в «ленинской» комнате, где обычно проводилась политучеба.

Со стендом Антон справился быстро: он обновил названия яркими флуоресцентными красками и решил предложить замполиту сделать новые фотографии, а заодно хотел продемонстрировать ему свои навыки в фотоделе. С юмористической газетой было сложнее – кроме названия надо было подумать над содержанием и изобразить все это. А обстановка в дисбате и состояние психики Антона не располагали к юмору.

«А может, обыграть ситуацию, которая у меня сложилась с соседями? Изобразить, как «салага» лежит на койке, а вокруг него пять «дедов» на тумбочках кукуют? Им это не понравится, но и чихать на них! Однако одного сюжета мало, надо как минимум пять. Что еще?»

Но ничего не приходило в голову, и Антон быстро нарисовал задуманное: у пяти фигур, стоящих в одних трусах на одной тумбочке, на шее висели таблички с надписью «Дед», да и внешне они были очень похожи на его соседей. Раздумывая, что бы еще такое изобразить, Антон услышал, как за спиной открывается дверь, и обернулся…

5. Украинское Полесье. Весна. 2005 год

Иванна проснулась от звонка будильника мобильного телефона. Он показывал одиннадцать часов вечера – в ее распоряжении было еще полчаса. Соскочила с кровати, голова закружилась – так хотелось спать. Посветила телефоном-фонариком, и на круглом столе, расположенном посредине комнаты, обнаружила миску с холодной водой, заблаговременно поставленную ею перед сном. Умывшись, почувствовала себя немного бодрее.

Предстоящий ночной поход в лес казался ей теперь безрассудной авантюрой, она вспомнила, как ее предостерегали Николай Николаевич и этот странный мальчик Егор с внешностью Винни-Пуха, рассудительный не по возрасту. Но материала для статьи, чтобы оправдать командировку, не было, и Иванна была готова на все, лишь бы не вернуться с пустыми руками в редакцию. В голову лезла всякая чертовщина, жуткие истории, которые когда-то читала: про ведьм, вурдалаков, оборотней и прочую нечисть. Неожиданно, все отодвинув назад, вспомнились слова учителя Ивана Леонтьевича, намекнувшего, что Николай Николаевич знает и скрывает некую информацию об оборотнях.

«А может, я не так истолковала слова учителя? Может, он намекал, что Николай Николаевич имеет отношение к этим оборотням, вовкулакам, их еще называют волколаки? Николай Николаевич – оборотень?» Попыталась рассмеяться, но не получилось. Вспомнились некоторые странности в его поведении, да и сам школьный учитель был с большими странностями. А если подумать, то все, с кем она общалась здесь, вели себя и говорили странно. Учитель, который корпит над книгами в пустой школе поздними вечерами; Николай Николаевич, старающийся ничего лишнего не сказать; Ростик-Pугон, летающий на мотоцикле по рытвинам, словно горя желанием поскорее свернуть себе шею; бледный мальчик со странным прозвищем Вольф; толстый Егор, похожий на медвежонка Винни, предупредивший об опасности похода в лес, но не раскрывший причин этого, и апофеоз странностей – вдова Шабалкина. И еще, еще…

«А сама я разве не со странностями? Первый раз увидела сельских ребят – и сдуру поддалась на их предложение ночью пойти в лес. А вдруг у них в головах какие-то нехорошие намерения по отношению ко мне? Не такие они и дети…» Идти ей расхотелось, но и материала не было. Вздохнув, она собралась выходить, сжимая в кармане куртки просроченный баллончик со слезоточивым газом.

Старалась идти осторожно, не шуметь, но все равно Шабалкина, непонятно по какой причине устроившаяся спать на большом сундуке в кухне, хотя пустовал диван в гостиной, встрепенулась.

– Чего тебе не спится, полуношница? Если приспичило на двор по надобности, то в сенях стоит ведро – пользуйся.

– Спасибо. Голова болит. Так решила прогуляться…

– У тебя не голова болит, а ее просто нет! Среди ночи шататься по двору! Скоро полночь – время нечистой силы! А ты шастать!

– Да я не одна буду. Ругон… Ростик обещал подойти.

– Ростя? Так он еще пацан малый, а ты девка вроде в летах.

– Молодая я, а не в летах. Двадцать пять мне.

– Пора уже о замужестве подумать, остепениться, – нравоучительно произнесла старуха.

Иванна, поняв, что не переговорит старуху, решительно сказала:

– Так я пошла. Двери не закрывайте, я через час вернусь.

– Не велика пани – постучишь. Открою я.

– Как скажете – не хотела вас тревожить.

Вышла на застекленную веранду, спустилась по ступенькам во двор. Калитка скрипнула, выпуская ее на улицу. В небе зависла желто-коричневая луна, щедро даря свет земле. За колодцем Иванна свернула на тропинку, ведущую в лес. По мере приближения к лесу, казавшегося непроглядной стеной, становилось все темнее. Даже свет полной луны здесь мало помогал. Ребят нигде не было видно, и это ей не понравилось. Причины могли быть разные: им в облом ночью идти в лес или пошутили над ней, дурехой, а может, еще не пришли? Пожалела, что не взяла номер мобильного у Ростка. Он один из всех этих ребят произвел на нее благоприятное впечатление, несмотря на бешеную езду по разбитой дороге.

Углубляться в лес не стала, остановилась на краю. Вспомнила рассказы о волках, диких кабанах и прикинула, на какое дерево ей будет лучше влезть в случае опасности. В глубине леса заухал филин, нарушив призрачную тишину леса.

– А, пришла, не забоялась! Молодец! – услышала позади себя и увидела Вольфа, его белое лицо в свете луны казалось еще бледнее, словно неживое.

– А где остальные? – спросила Иванна, оглядываясь по сторонам, ища взглядом ребят.

– Никого и не будет. Какая сумасшедшая мамаша отпустит сыночка ночью в ЭТОТ лес?

– Тебя же отпустили.

– Я – другое дело: живу с бабушкой. У матери свои заботы – как свою жизнь устроить. А отца в глаза не видал – сбег от мамаши еще до моего рождения. А может, его и не было вовсе?

– Как это?

– Вовкулаки тоже ведь мужики… Бывает, подстерегут девчонок, которые грибы-ягоды собирают, и возвращаются те домой уже зачавшими… А что из них вылупится через девять месяцев – лишь Бог знает.

– Может, хочешь сказать, что ты один из них?

– А кто его знает? Пошли, время поджимает.

От этих слов у Иванны пропало всякое желание идти с ним дальше, вглубь леса. Но она пошла. В душе тряслась от страха, сжимала в кармане баллончик с газом, но пошла.

Чем дальше они углублялись в лес, тем больше темнело. Вскоре она даже стала подсвечивать мобильным телефоном себе под ноги. Ее спутник легко находил дорогу в темноте, и от этого ей стало еще страшнее.

«Мы не так далеко зашли в лес, еще не поздно повернуть назад, вернуться в дом вдовы. А раз материала не нашла, то выдумаю редактору что-нибудь…»

Мысль была здравая, вызывала ощущение безопасности, но Иванна к ней не прислушалась, продолжала идти за Вольфом, который молча, не оглядываясь, шел вперед.

– Как тебя звать по-настоящему? – шепотом спросила Иванна. – Ведь Вольф – это не настоящее…

– Тихо! – прошипел Вольф. – Мы пришли – теперь смотри в оба. Ближе подходить опасно – могут учуять!

– Кто? – испуганно спросила Иванна.

– Кто-кто! Дед Пихто… Вовкулаки!

– А они существуют… в самом деле? – уже охваченная ужасом, спросила Иванна.

– Сейчас увидишь – существуют они или нет.

Иванна вспомнила, что оставила фотоаппарат на столе, и чуть не заплакала от досады.

«Хотя в такой темени вряд ли получилось бы что-то снять», – подумала она.

Перед ними виднелась небольшая полянка, скудно освещенная луной – ее свет едва пробивался сквозь густые кроны деревьев. Они устроились на корточках, стараясь не производить шума, и вскоре у Иванны затекли ноги. Стало совсем холодно, у нее появился небольшой озноб.

– Вон, смотри – началось! – тихо прошептал Вольф, и Иванна увидела тень, которая скользила среди деревьев.

– Ты видела? Видела? – взволнованно говорил ей на ухо Вольф. – Они ОБОРАЧИВАЮТСЯ!

– Если честно, то ничего не рассмотрела в этой темени, – сообщила Иванна, но храбрости у нее не прибавилось.

– Вот еще один! – возбужденно шепнул Вольф.

Теперь Иванна рассмотрела фигуру, похожую на человеческую, только в странном головном уборе, хотя это, возможно, была всего лишь кепка. И тут у нее кровь застыла в жилах. Робкий лучик упал на то, что она приняла за головной убор, – это была голова волка, спокойно стоящего на своих двоих!

– Теперь и я вижу! – прошептала она.

– Я подберусь ближе, – сказал Вольф, проскользнул ужом несколько метров, а потом вдруг встал, освещенный лунным светом, и спокойно направился к вовкулакам.

«Что он делает?! Он что, с ума сошел? Они ведь его сейчас увидят!»

Те, заметив парня, остались на месте, никак не реагируя на его появление. Вдруг Вольф исчез, а вскоре Иванна увидела, что к вовкулакам присоединился третий. Она стала лихорадочно пробираться назад, стараясь идти как можно тише, и тут, обернувшись, увидела, что эта странная группа направляется в ее сторону… Теперь она, уже не думая об осторожности, рванула бегом назад, не разбирая дороги, спеша выбраться из страшного леса. Шум позади подтвердил, что на нее охотятся.

Идя за Вольфом, она особенно не всматривалась, стремясь запомнить дорогу, так как это было бесполезно в темноте. Сейчас Иванна неслась наугад, мечтая только не налететь на дерево, чтобы не покалечиться.

Наверное, от нервной организации человека зависит, как он себя ведет в экстремальных ситуациях: одни теряются, охваченные паникой, другие, наоборот, сконцентрировавшись, пробуждают в себе скрытые способности, обычно дремлющие в повседневности. Иванна относилась ко второй категории, и она об этом узнала, только оказавшись в этой ситуации.

Во время бегства благополучно «перелетела» в темноте через все преграды и очутилась на краю леса, в том самом месте, откуда начала свое путешествие. Тут она остановилась, прислушиваясь, далеко ли погоня. К удивлению, позади не услышала никакого шума. Ее терзали противоречивые мысли: одни – они преобладали – требовали немедленно и как можно быстрее добежать до дома вдовы Шабалкиной, закрыться на все запоры, взять в руки что-то увесистое и так ждать рассвета; другие, эти были в меньшинстве, предлагали осмотреться, притаиться и узнать, что будет дальше.

Близость деревушки, до которой было менее километра, вызвала у нее прилив оптимизма и глупости, права большинства здравых мыслей были попраны, и она спряталась за стволом огромной лиственницы. Слегка отдышавшись, она задала себе логические вопросы: «Что ты ожидаешь?

Что предполагаешь увидеть?» И еще много «что», но не успела себе ответить, как внезапно услышала рядом шум-треск, сопровождающий чье-то передвижение по лесу, и тут намерение затаиться и понаблюдать испарилось, и она снова бросилась бежать. Но теперь у нее не было той форы в расстоянии, как вначале, когда она вырвалась вперед.

И только она выбежала из леса, как полная лупа скрылась за тучами и стало совсем темно. От ужаса у нее все заледенело внутри, выступил холодный пот. Деревушка, которая, казалось, была рядом, никак не хотела появляться. В институте, на тренировках, Иванна пробегала километр за две с половиной минуты, сейчас бежала, как ей показалось, значительно быстрее, но явно гораздо дольше двух минут.

Наклонив голову, она неслась, охваченная ужасом, задыхаясь и теряя силы. Наконец деревушка все же показалась. Иванна добежала до домика вдовы Шабалкиной, рванула дверь, но она оказалась запертой. Иванна начала тарабанить в нее изо всей силы и кричать, обернулась и в свете вновь выглянувшей луны увидела приближающегося к ней Вольфа. Он был в человеческом обличье, но его лицо было бледным, неживым, как у мертвеца, и на нем была кровь. Тут силы покинули ее, она почувствовала, как дверь за спиной поддалась, И, падая назад, девушка потеряла сознание.

6. Афганистан. Зима. 1988 год

Патрульная боевая машина пехоты осторожно продвигалась но серпантину дороги в направлении Кандагара.

Объявленное перемирие на период вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана не снижало бдительности бойцов, так как ценой была жизнь. Отделение сержанта Николая Лукомлина расположилось на броне, ведя наблюдение – каждый за своим сектором обзора. На вчерашнем расширенном совещании с участием всего сержантского состава замполит батальона настойчиво внушал мысль, что отдельные полевые командиры душманов всеми силами постараются нарушить перемирие и – по информации разведки – «залить кровью обратную дорогу оккупантам». Поэтому бдительность следовало усилить, чтобы не подвести себя и своих товарищей.

– На дороге лежит человек, – раздался в наушниках голос механика-водителя Нечипоренко, но Лукомлин сам его увидел и громко скомандовал:

– На броне! Готовность! – И по ларингофону водителю: – Близко не подъезжай. За два десятка шагов тормози.

Когда БМП остановилась, сержант внимательно осмотрел местность – ничего угрожающего не заметил. Место для засады было неудачное, в основном открытое пространство. Вот в двух километрах впереди, где горы подходят почти к самой дороге, словно образуя горловину, горловину Смерти – так прозвали это место, – было опасно, но там на постоянном блокпосте, еще не переданном афганцам, были наши. Повернувшись к находившемуся позади солдату, сержант сказал:

– Петро, а ну пойди глянь, что там за жмурик лежит. Его не трогай – он может быть «нафарширован».

– Не учи ученого, – проворчал тот, спрыгивая с брони.

Солдат, внимательно осматривая дорогу впереди себя на предмет мин, осторожно приблизился к лежащей фигуре в шароварах и каких-то лохмотьях.

Неожиданно фигура зашевелилась. Это был человек с бородой и всколоченными грязными волосами. Он приподнял голову и прошептал:

– Пить! Пить хочу! – И его голова снова упала на землю.

Солдат передернул затвор автомата и громко спросил:

– Ты кто? Говори!

– Пить! – Голова у лежащего дернулась.

Солдат достал флягу, наклонился и дал тому напиться. Бородатый мужчина пил жадно и выпил бы всю фляжку, но солдат не позволил ему этого сделать.

– Очухался? Теперь говори, кто ты? Как здесь оказался?

– Я Антон. Барановский. А где я нахожусь?

– Шуткуешь, парень? Где находишься? У тещи на блинах, да тут я зашел за угощением! Отвечай – кто ты, из какой части, как здесь оказался, почему на тебе этот наряд? – Он указал на афганскую одежду.

– Не знаю… Рисовал стенгазету… в дисбате… Дальше не помню… Потом горы, очень хотелось есть и пить. Но больше пить… Вышел здесь на дорогу…

– Ладно. Пошли – наш особист с тобой разберется.

– Не могу… Я, похоже, ранен… Спина… Сил уже нет…

– Не можешь встать, тогда ползи. Ползи, я тебе сказал! – и направил на него автомат.

Антон с трудом прополз метра полтора.

– Хватит, – сказал солдат, махнул рукой своим товарищам и крикнул: – Здесь «трехсотый» [1]1
  Кодовое название раненого.


[Закрыть], нужна помощь. Только чудной какой-то.

БМП рванула с места и подъехала к ним. Раненого Антона погрузили на броню, а сержант Лукомлин связался по рации с базой.

На базе Антону оказали медицинскую помощь – у него была ножевая рана на спине, уже успевшая загноиться, и, похоже, частичная потеря памяти. По заключению врачей, потеря памяти произошла вследствие недавней контузии.

Его навестил в походном госпитале капитан – особист, который тоже без успеха попытался выяснить, кто он и как здесь очутился. Ушел из лазарета с твердым убеждением, что этот тип – явно перебежчик и воевал на стороне душманов, а теперь, что-то не поделив с ними, хочет вернуться домой и темнит, придуриваясь, что потерял память. Неудовлетворенный «виляниями» Антона, он решил проверить все, что тот рассказал, – местонахождение дисбата, номер воинской части. Во избежание неожиданностей со стороны Антона особист приказал медперсоналу глаз не спускать с «чужака», обещая в скором времени установить возле его палаты постоянный вооруженный пост.

Интенсивное лечение позволило частично восстановить Антону память. Он вспомнил афганский кишлак высоко в горах, где он находился долгое время в качестве пленника. Воспоминания всплывали как отдельные смутные картинки, но не давали ответа, как и почему он там очутился.

Ответ на запрос особиста пришел удивительно быстро, подтверждая все, что рассказал Антон. Тот в самом деле был отправлен в дисциплинарный батальон, где находился до середины 1986 года, затем случилось непонятное – внезапно его оправдали и направили дослуживать в другую воинскую часть, однако подразделения с таким номером в Афганистане не было. На запрос в эту часть пришел странный ответ: она была полностью расформирована год тому назад, причем не сообщалось о месте ее дислокации. Тогда он отправил повторный запрос. Все это утвердило особиста во мнении, что он прав, но доказательств не прибавило. Затем особиста отвлекли более важные дела, и он выехал в командировку на не-сколько дней, наскочил на засаду, получил тяжелое ранение и сам попал в госпиталь. За это время лазарет с больными и ранеными отправили на «большую землю». Там Антон как лицо гражданское был направлен долечиваться в небольшую районную больницу. В больнице него вскоре завязалась интрижка с медсестрой Натальей. Была она невысокого роста с непропорционально большой грудью, которая так и выпирала из халата, едва сдерживаемая лифчиком. Вечерами в ее дежурство, когда се успокаивалось, он приходил к ней на пост и они вели долгие беседы, которые обычно заканчивались вызовом медсестры в палату к больному с приступом. Из этих разговоров он узнал, что Наталья замужем, муж тоже медик, работает врачом на «скорой помощи». Однажды, когда дежурство проходило более-менее покойно, так как в отделении не было тяжелобольных, Наталья предложила перейти с поста, где они были у всех а виду, словно в аквариуме, в рядом расположенную комнату, «сестринскую», где медсестрам во время ночного дежурства удавалось пару часов подремать. Вначале, как только они уединились, несколько минут царило молчание – было неловко от темноты, близости друг друга, некой недосказанности. Они тихонько сидели за шкафом, отгораживающим от входа узкий топчан, на котором они и устроились. Затем незаметно завязался разговор на сокровенные темы, и оба стали предельно открыты друг перед другом, чувствуя единение душ, усиливаемое теплом соприкасающихся тел.

– Вот ответь мне, – попросила Наталья, – только честно! Находясь в плену у боевиков, ты имел отношения с женщинами… ты понимаешь какие?

– Конечно, Натали, – раз в неделю мне привозили женщину! – нервно воскликнул Антон, так как прошлое своей беспощадной наготой вновь заявило о себе, разрушив очарование мгновения. – Ты что, не понимаешь? Это был маленький кишлак, у нас его назвали бы хуторком. Я почти ничего не помню о том времени… Но подумай сама, кто мог позволить мне, пленнику, не то что прикоснуться к женщине – даже просто посмотреть на нее? Наверное, специально для меня они снимали чадру и еще кое-что!

– Да ладно тебе! Не волнуйся так… Значит, у тебя никого не было уже давно… если никто из сестричек раньше не позарился на твою невинность! – произнесла Наталья. Ее дыхание становилось все глубже, и казалось, вот-вот отлетят пуговицы на халате. – Знаешь, Антоша, мир полон хороших и не очень хороших людей. К хорошим относится мой муж: всем он хорош, да вот только он не любовник, а… просто так… – И она внезапно придвинулась и поцеловала в губы Антона, который вновь находился в туманном прошлом, неожиданно нахлынувшем на него после слов медсестры, неосторожно затронувшей эту тему.

Он не сразу понял, что происходит, пока не почувствовал ее язычок у себя во рту. Желание охватило их обоих, и его руки уже беспрепятственно ласкали тело молодой женщины, у которой под халатом практически ничего не было. Она тяжело дышала, слегка вскрикивая от нахлынувшего возбуждения, которое охватило все ее существо.

– Дверь… Закрою дверь… Ключ где? – пробормотал Антон, с усилием оторвавшись от уже полностью обнаженного тела, тускло отсвечивающего белизной в темноте, манящего и такого доступного…

Он сделал несколько шагов к двери, обнаружил ключ в замочной скважине, закрыл на два оборота и вернулся к женщине, находящейся почти в бессознательном состоянии от возбуждения.

– Возьми меня! Возьми меня! – шептала она, лежа на кушетке, и Антон навалился на нее, но тут дверь дернулась и послышался женский голос:

– Наташа! Вы здесь? Старушке из седьмой палаты плохо, наверное, сердце. Наташа! – Потом кому-то в сторону: – Похоже, ее здесь нет. Давайте пройдем по палатам, может, она где-то на свободной кровати пристроилась. Я пойду по этой стороне, а вы – по противоположной. – Голоса удалились.

– Возьми меня! У нас есть пять минут! Возьми, а то я сойду с ума! Что ЭТО?

– Я не могу… так. Их голоса… мне помешали… может, там человек умирает…

– Настройся… я тебе помогу… Нет, только не это! Я сейчас сойду с ума!

– Наверное, у меня давно не было женщины…

– Ой, как мне плохо! Зачем ты все это начинал, если… Может, ты импотент?

– У меня все в порядке!

– Было раньше… Может быть… Сейчас этого не вижу. Кругом одни импотенты!

Вернувшись в палату, Антон долго не мог уснуть, а потом во сне к нему пришла смуглая девушка со множеством искусно заплетенных тонких косичек. Она размахивала перед его лицом ножом и что-то гневно кричала. Он набросился на нес, разорвал рубаху, шаровары и навалился на девичье тело…

Проснувшись, с удивлением произнес четверостишие, крутившееся в голове, возможно связанное с жизнью, отгороженной провалом в памяти.

Каково состояние, ведущее к любви? Напряжение и страсть. Каково состояние, производимое любовью? Облегчение и нежность.