Текст книги "Фрилансер. Битва за будущее (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Отрада – ошарашенный взгляд Рубио, который должен был взять первый лот, но растерялся, а после протупил. Не понимает, что будет дальше, и какую использовать стратегию теперь. Стоящая сбоку Гарсия заулыбалась. Лица Софи не видел, но наверняка она тоже веселится. Что ж, на войне – как на войне.

– Сеньоры, у меня для вас новость, – с улыбкой продолжил я. – Дело в том, что сегодня ожидается штурм ангаров за космодромом, где индийские террористы захватили несколько наших сограждан, и я, организатор аукциона, буду немного занят. Потому мы разыгрываем сразу три лота, и завтрак, и обед, и ужин. Итак, завтрак ушёл номеру четыре, теперь обед. – Открыл первую тарелку на второй тележке. – Сегодня у нас – Суп-по-Парагвайски. И на второе – открыл вторую тарелку – Кесадилья с курицей. Напоминаю, бонусом идёт великолепная бутылка минеральной воды! И за всё это великолепие стартовая цена – тридцать пять миллионов империалов. Всего лишь.

– Сорок миллионов! – проснулся «Данглар номер два».

– Сорок миллионов – раз. – Взгляд сеньора на коллег. Коллеги переглядывались, пытаясь понять, как играть. Повестись и сломать неозвученный договор или вступить в реальную битву? Или удержаться и «сделать» меня, отказавшись от еды в принципе? Понимают, уроды, что умереть не дадим. Вот только главный их противник не я гадкий подлый тиран. А их собственные коллеги. Которые могут сорваться и… Пойти на контакт, «взяв» – таки их лот, выложив за него деньги, руша договорённость.

– Сорок миллионов номер два, – продолжал я. И собрался было кидать пальцовку снова, как ожила Гарсия:

– Хуан, пятьдесят миллионов.

Номерка у неё не было, так что я сымпровизировал:

– Пятьдесят миллионов – номер пять, раз!

– А она тоже в этом участвует? – голос «Данглара номер два».

– Конечно! Раз она здесь – значит участвует.

– А столько денег у неё есть? – хмыкнул «номер три».

– Я чек выпишу, – оскалилась сеньора.

– У неё есть, – кивнул я. – Весь бюджет клана Веласкес. Мне как раз надо на спецоперацию за космодромом. Королева доверила ей свою подпись и малую печать.

Все дружно погрустнели.

– Итак, пятьдесят миллионов номер пять – два, – продолжил я.

– Шестьдесят миллионов! – А это «Данглар номер два», его же лот! А что ставку подняли – так грабим же!

Я начал отсчёт с шестьюдесятью, когда ожила Изабелла, подняв номерок:

– Три поцелуя принцессы!

– Три поцелуя принцессы, аналог девяноста миллионов, номеру четыре, раз…

Сеньоры сидели, переглядывались, и на лицах всех увидел настоящую панику.

– Хуан, сто миллионов! – А это окончательно сломала игру Гарсия.

Хмм… Не просил. Ну да ладно, старушка всё верно поняла, надо давить психологически. И эти её «сто миллионов» вывели сеньоров из равновесия окончательно.

– … Сто миллионов номер пять – продано! – стукнул я молоточком и накрыл блюда на тележке. Откатил, снял крышку с блюда на третьей.

– Третий лот, под названием «ужин», у нас… – Понюхал – волшебный запах. – В лоте «ужин» у нас Санкочо-по-Пуэрторикански!

Мясо-овощное рагу со специями было ничуть не хуже двух других лотов. Кстати, а кто это будет есть, учитывая, что мы позавтракали?

– Итак, стартовая цена двадцать миллионов, – начал я. – Есть иные предложения?

Очередь брать лот номера три, согласно изначальным переглядываниям, но влез номер два:

– Пятьдесят миллионов!

Коллеги одарили его взглядами: убили бы. «Сука, сорвался!» – читалось в них. Ибо значит, правил больше нет.

– Шестьдесят миллионов! – вступил в игру Рубио. И только после проснулся Данглар номер три.

– Шестьдесят пять!

Всё, единая коалиция расколота, каждый сам за себя. А то, видишь ли, вздумали брыкаться, лоты делить!

Битва была за ужин ожесточённая, и победил «Данглар номер один» Рубио, отваливший за карибское блюдо из мяса и дешевых овощей сумму в двести двадцать миллионов империалов. Самое дорогое санкочо в истории Латинской Америки, наверное! И честно это блюдо получил. С минералкой. Его коллег увели голодных, и кормить ближайшие сутки не будут.

– Софи, составишь компанию? Не выбрасывать же? – пригласил я её к столу, когда надзиратели увели сеньоров, и дал ей знак выходить из потайной комнаты.

Герцогиня оглянулась, рассматривая палаческие принадлежности и пульт управления. Ложе, куда привязывают пытуемого.

– Знаешь, Хуан, ещё никогда не завтракала в пыточной, да ещё с кухней за сто шестьдесят миллионов империалов! – Ей было не по себе, но она переборола отвращение. – А знаешь, давай! Когда ещё в этой жизни так повеселюсь?

Сели за то самое ложе, которое было использовано, как столик, на приставные табуреты. Компания собралась тесная, из меня, Бэль и сеньоры Гарсия, как бы допущенной к столу аристократии. Оглядев нас, Софи снова усмехнулась:

– Да уж, кому расскажу – не поверят, что такое возможно!

– Почему? – не поняла Изабелла.

– Потому, что Софи знает, это реальная пыточная, не мишура, – усмехнулась сеньора Гарсия. – И деньги за лоты – реальные империалы, которые Хуан с сеньоров выбьет.

– Там, кстати, тебя ждут неприятности… Но учитывая увиденное, ты справишься, – махнула рукой Софи. Инсайд о саботаже в компании Рубио, выигравшего «тендер», не состоялся, но я и не переживал. И правда, справлюсь. И что неприятности будут – знаю, ибо вчерашний чек две компании за своих лидеров оплатили, а эти – нет. И без инсайда понятно, что надо будет ехать и вмешиваться. – И знаешь, наверное, с нами только так и надо, – снова обвела сеньора рукой вокруг, имея в виду теперь не антураж, а сам аукцион. – Это ЕДИНСТВЕННОЕ средство заставить нас бояться и идти с вами на контакт. Всё остальное, что не бьёт по кошельку – временные решения.

Намёк на три клана основателей, которых необходимо наказать, если не хотим повторения переворота чуть позже. Ибо она знала королеву – Лея Филипповна вряд ли бы подписала полную национализацию у семей мятежников всего, ограничилась бы отрубанием самым одиозным бошек и подписанием очередного договорняка. Будет обидно, если она очнётся до того, как я закончу, и выпустит всех гадов из кутузки, вернув собственность (пусть даже не всю). Очень обидно! От этого поёжился… И суп-по-Парагвайски зашёл совершенно без вкуса.

* * *

Объект готов не был.

Продвижения имелись, и существенные. Висела рама, на которой будет гладь космического зеркала. Строители во всю сверлили, замеряли, снова сверлили, снова делали некие хитрые замеры – коэффициенты прочности и прочее-прочее.

– Сеньор Веласкес, мы правильно поняли, что задача сделать все эти действия быстро в течение нескольких минут? – гневно пояснил на мои наезды один из инженеров, присланных Конрадом Буффало. – А раз так, надо отработать всё, каждую мелочь. Атмосфера ошибок не прощает – мы привыкли перед выходом наружу всё отрабатывать на полигонах, до мелочей. А у вас тут, как поглядим, та же «атмосфера». Хоть и специфическая. – Сеньор понимающе усмехнулся.

Ну да, «атмосфера» террора. Как с их стороны (кто внутри ангара), так и ответка от нас, которую как раз и готовим.

– Аджай, мы оба понимаем, почему мы здесь. – Это я со Злом-два, как прозвали неофициально нашего Принца парни из «Берлоги». – И почему здесь сидите вы, и почему с вами приходится сидеть и нянчиться мне.

– Конечно. Вы готовите штурм. Опробуете на пустом ангаре, поместив туда массовку из своих для отработки.

– Рад, что ты всё понимаешь. – Нет, не вздрогнул. Да не обязательно утечка, блин! Это ж напрашивающееся решение, а там парни со специфическим опытом и не идиоты. – Меня никто не будет принимать всерьёз, если не попробую. А там как получится. Если победят «зелёные» – будет штурм. Если «синие» – мы выполним ваши требования. Но чтобы доказать необходимость штурма, равно как его бесперспективность, мне нужны натуральные испытания. Материал. Так что если ты не передумал, подожди.

– Х-хуан… – Ага, а голос таки дрогнул! Не думал, сучара, что я такие вещи открыто скажу, подкалывал меня, понимаешь. – Ты ж понимаешь, что натуральные испытания в лаборатории совсем не то же, что реальный бой. А мои ребята крови не боятся, и замес тебе устроят ещё тот… – Бравада. Ссыкло эти бандюганы, не то, что гордые стойкие фанатики Мухариба.

– Ну, как бы не дурак, – с иронией поддержал я. – Но и ты меня пойми – без любой мало-мальской доказательной базы я не смогу продвинуть ни одного решения. Скидку на то, что вы – оторвы, борющиеся за жизнь, сделаю, если возникнут малейшие сомнения в успехе рисковать не буду. Но сомнения рождаются не на пустом месте.

– Надежда – первый шаг на пути к разочарованию… – с показной иронией потянуло это второе Зло. (1)

– Отчаянию! – поправил я, вспомнив утренний торг с «Дангларами».

– Тем более, – криво усмехнулся он, и от его усмешки стало немного не по себе.

(1) Фраза из мира «Вархаммер 40 000». В компьютерной игре 2004 года её говорит при отдаче команды псайкер (имперская гвардия). В мире Золотой планеты эту игровую вселенную знают, но Хуан с ней не знаком, и выдаёт собственные афоризмы, перефразируя что-то ранее случайно услышанное.

Пустой диалог, «о погоде в Рио», но нужен и для поддержания живого общения, и для понимания, кто с кем имеет дело. По мне лучше вот такая честность, чем фанатизм и неадекватность контрагента.

– Ты не забывай главного, Аджай, – поставил точку в диалоге я, – У меня тут три боевые группы в полной выкладке дежурят. И не Антитеррор, а «Братство». Которое с вами церемонится не будет. Один чих в сторону заложников – и мы поднимаем створки, и кто не спрятался – я не виноват. А прятаться там негде.

– Да, ты говорил, что у тебя несколько иная задача, чем у Антитеррора.

– Именно. И мне такая ситуация сыграет на руку. Хочешь – давай прямо сейчас устрою магнетиковый душ? Нет? Тогда жди.

Куда они денутся, ждать будут. Но пока строители и фокусники колдуют над технической частью, Этьен гонят своих в хвост и гриву, отрабатывая сотни вариантов развития событий – и различные заходы в ангар, и работа внутри ангара, а призванные им (мобилизованные, мы им уже платим, как остальным бойцам, плюс чуть-чуть за квалификацию) операторы гоняют дроны под куполом, также отрабатывая различные задачи при разных вариантах. Пока нет штурма – делать тут нечего, только мешаться буду под ногами.

– Сеньор Веласкес, возможно, завтра будем готовы, – выдали вердикт инженеры на собранном мною рабочем совещании, где я поставил единственный вопрос – о времени пробного испытания. Фокусник и другие технари, участвующие в операции, подтверждающе закивали. Ну, а Этьен готов хоть сейчас.

– Хорошо, переносим пробную операцию на завтра. – Ладно, завтра – так завтра. – На полдень. Если возникнут форс-мажоры, сразу сообщать по прямой связи! – А это взгляд на Этьена, который понимающе кивнул. За технарями присмотрит, и проследит, чтобы те не отсебятину пороли, а чётко по их, бойцов, техзаданию всё сделали.

Куда теперь? За что хвататься есть, что важнее? Может в МИД съездить? Пожалуй, нет, МИД на меня повесили несколько часов назад, успеется, надо подготовиться морально. А вот журналисты… Подборка адекватов на основании анализа публикаций во время переворота ребятами сделана, кто у нас там в списке?..

– Сеньоры, я собрал сегодня вас всех здесь потому, что СТРАНЕ нужна ваша помощь. – Слово «стране» отдельно интонационно выделил.

Передо мной, в кабинете её величества, который у меня в общем никто и не забирал (могу использовать, кроме заседаний Совбеза, на которых присутствует Фрейя), сидело двенадцать человек. Двенадцать могущественных людей, если можно так выразиться, ибо «могущественные» – расплывчатое понятие в медиа-бизнесе. Не все гости были владельцами каналов, и не все, кто не владелец – главреды. Всего четыре владельца и три главных редактора. Остальные – просто опытные журналисты с именем, включая двух преподавателей журфака ВГУ. Главный критерий моего выбора состоял в том, что это должны быть люди, не запятнанные поливанием помоев в сторону Веласкесов. Не все присутствующие были за Веласкесов, тут сидели и республиканцы, и прогресисты – специально пригласил для контраста, но даже сидящие передо мной республиканцы в самый жаркий период переворота были ориентированы на адекватную подачу материала. Адекватную это когда без лжи, без помоев, пусть и с едкими подтекстами роликов, опускающих Веласкесов не прямо в лоб, а ехидными намёками. Плевать на намёки, главное не переступили черту, за которой люди становятся недоговороспособны. Кстати, пригласил и режиссёра сорок четвёртого канала, бизнес-партнёра памятного Веспасиана Флавия. Самого Флавия не стал – он «лицо», а мне нужен «мозг». И осторожного ввиду последних событий Пикассо, шефа и любовника Инесс Лоран. Сеньор тот ещё оторва вообще-то, но в этом конфликте занял позицию адеквата и нейтрала, хотя, ручаюсь, у него в процессе (до прорыва блокады дворца) не раз появлялись мысли, что сглупил. Ибо все-все вокруг нас травят, и если победит новая власть – плюшки дадут тем, кто громче орал за неё. А он не орал, понимаешь. Но всё это теперь не важно, ибо победила власть старая, и опа! Теперь он в шоколаде, так как мятежникам не подтявкивал – чёткая зеркалка, неожиданно первой к финишу пришла лошадь, на которую поставил совершенно случайно. Согласен, тот ещё контакт в плане надёжности, но сеньоры за этим столом все такие.

Итак, поприветствовал собравшихся, произведя впечатление – всё-таки не каждый день человек может оказаться в кабинете главы государства. А тут в кресле во главе стола я, безусый мучачо! Да, они в курсе, кем прихожусь высочеству, но такая явная демонстрация – гораздо больше, чем просто «знать».

После слов о помощи стране в кабинете долго висело молчание. Но, наконец, один из представителей «больших» медиа подал голос:

– Что значит «стране», юный сеньор?

– Это значит стране, – уверенно покачал я головой. – Не мне. Не Веласкесам. А самой Венере.

Скептические ухмылки, особенно со стороны оппов. Что ж, иного и не ждал.

– Мы провели мобилизацию, – продолжил я. – Причём сугубо добровольную. Люди, готовые встать за Родину, приходили на сборный пункт, получали оружие и шли защищать свой город и свою страну от распоясавшихся международных банд и местных криминальных элементов. Но этого мало: чтобы победить гадину, нужны люди не только с оружием… Но и с мозгами. С высокой квалификацией.

– При чём тут мы? – главред одного из ярчайших, пусть и не самых важных рупоров прогрессистов.

– Вы, невзирая на ваши политические взгляды, показали, а за вами всё время мятежа наблюдали, что, невзирая на внутренние установки, подконтрольные вам СМИ не гнали откровенную лажу. Да, вы поливали Веласкесов помоями… Вот только ирония в том, что собравший вас здесь я – сам поливаю эту семейку помоями! – Я задорно усмехнулся. – Особенно люблю говорить что думаю её величеству. Помои такие помои, критика такая критика.

– Вот только моё отличие от многих в этой стране в том, – ядовито продолжил я, – что готов подписаться за каждым словом! В любой момент времени, вне зависимость от задания редакции и конъюнктуры. Готов произнести их как в интервью любому каналу, так и сказать королеве в лицо – буду делать это с одинаковым жжением в груди и одинаковым отсутствием страха. Вы говорили гадости, но за вашими гадостями стояли ФАКТЫ. Сейчас принципиально не буду их интерпретировать, что-то вы осветили правильно, а где от себя накинули пару лопат дерьмеца на вентилятор, но даже в случае накидывания это были факты, а не домыслы. Теперь понимаете, почему вы здесь?

– Думаю, не совсем, сеньор Шимановский. – А это держащийся увереннее всех Пикассо.

– Сейчас мы с вами, в основном конечно вы, создадим бумагу, которая будет называться «Кодексом журналиста Венеры». Который будет обязательным к исполнению любым журналистом, как частником, так и организацией. Включая блогеров с более чем ста тысячами подписчиков. Свод правил, которому необходимо следовать. Днём, ночью. Во время политических встрясок или мира и глади. Республика у нас, монархия или теократия. Всегда. Универсальные правила, которые нельзя нарушать. Включая этическую составляющую. Теперь понятнее?

– О, теперь, кажется, да! – Один из преподавателей журфака. – Решили пойти по стопам англосаксов?

– Почему нет? – пожал я плечами. – Ведь есть множество вещей, которым не зазорно у них поучиться. Отнюдь не всё ими созданное так уж плохо и разрушительно.

В середине двадцатого века в Эстадос Юнидос были приняты первые «законы» для журналистов. «Законы» в кавычках потому, что они хоть и были прописаны, и доведены до каждого уважаемого работника сферы, но юридически не были внесены ни в одно законодательство. Однако более века эти правила тщательно соблюдались всеми заинтересованными сторонами в стране, так как тех, кто осмеливался нарушать, ждал остракизм. Их нигде не печатали, нигде не публиковали, этих людей не принимало ни одно профильное сообщество, и государство разрывало с такими любые контакты, спуская собак в виде налоговых и прочих проверок. На самом деле ничего запредельного в том кодексе не было, просто свод общих напрашивающихся по здравому разумению принципов, которые можно придумать, просто посидев за рюмкой чая, поразмышляв на тему, как сделать журналистику в государстве с человеческим лицом. В частности, главным был принцип, что нельзя порочить Америку, как государство. В Америке есть плохие люди, их поносить можно и даже нужно, но сама страна – понятие святое и сакральное! Отдельно нельзя порочить президента Эстадос Юнидос. Можно говорить гадости на него, как на человека, за что-то личное – но только не бросающего тень, как на функцию власти. Функция президента – святое! Нелюбимая сеньора историчка привела пример, как один из президентов в конце далёкого двадцатого века дал в рот какой-то шлюхе в президентском кабинете, и та заявила об этом на всю страну. СМИ смаковали эту тему, обсасывали, даже импичмент хотели провести, но по сути обсуждали личные качества мужика и его моральные принципы, а не то, как он проводит налоговую и бюджетную политику, куда тратит деньги и сколько войн начал. Нет, что касается работы президента – за кадром, обсуждаемо только гнида он или нет, что дал в рот какой-то шалаве будучи женатым, и что сделал это в сакральном месте, значащем для американцев куда больше, чем, например, наш кабинет королевы, в котором мы сейчас находимся.

В том своде были прописаны «наезды» по расовому признаку, национальному, этническому, что можно, а что нельзя говорить. Коснулись и тем морали, ругательств и детей – детям вообще было отведено достаточно много, ибо в середине двадцатого века их рассматривали как будущее нации, а будущее нужно тщательно оберегать, воспитывать молодое поколение не в разврате и гнилости, а в стремлении и самим стать лучше, гордиться собой, и сделать лучше страну. В общем, ограничители были расставлены везде, где только можно, ограничители грамотные, разумные, отнюдь не за гранью бодра и зла, без ущемления свободы выражения мнения. И всё это достаточно долго успешно работало, пока сама страна в какой-то момент не пошла в разнос. Но тут уже ничего не поделаешь – в рушащейся империи (любой) плевать на какие бы то ни было законы; когда человеческое общество скатывается на первобытный уровень, в людях не может возникнуть ничего иного, кроме как первобытные же дикие инстинкты. Так вот мы сейчас в противофазе – нам надо выходить из дикости и писать правила, по которым, возможно, будут жить и работать несколько поколений потомков.

– … Сеньор спецпредставитель, – разрешил им называть себя так, – думаю, это вопрос не решить за один вечер, и тем более за пару часов, – выдал резюме Пикассо после долгого-долгого обсуждения, затянувшегося на три часа, где я популярно объяснял, что хотел бы от них получить, а они пытались доказать, что «это не будет работать». Не убедили – будет. Фатальных препятствий этому нет. Вопрос в реализации. Поняли, прониклись. Ибо почувствовали, на ком именно будет реализация. Позже этот свод назовут: «Правила двенадцати», я в перечень авторов так и не попал… Да и бог с ним!

– Объём работ слишком велик для скромных посиделок в текущем составе, Хуан, – окинул редактор Инесс нашу компанию за столом. – Предлагаю создать рабочую группу, и собраться, скажем, послезавтра, на заседание, где мы могли бы обсудить наработки, которые сделаем за это время. Чтобы иметь представление, всё ли охватили, или будут нужны ещё доработки.

– Сеньор Шимановский, мы не готовились к данному мероприятию, – поддержал один из доцентов журфака. – У нас на кафедре есть различные теоретические наработки именно по этому вопросу – наш же профиль. Есть материал, от которого можно отталкиваться. Я готов войти в рабочую группу на добровольных началах.

– Хорошо. Пары суток хватит? – согласился я.

Собравшиеся переглянулись.

– Думаю, будет достаточно. В крайнем случае мы сообщим, попросим сдвинуть сроки, – срезюмировал Пикассо, почувствовав себя отчего-то среди собратьев главным. Я не возражал.

* * *

Клан Рубио двести двадцать миллионов не заплатил. Как и деньги за позавчерашние торги. Более того, от сеньора Серхио пришла информация, что совет директоров компании сегодня собирается на внеочередное заседание с целью низложения главы компании, что равно главе клана. Вывалил это, разбудив, не дав поспать, а отоспаться требовалось. Ибо день ожидался тяжёлым.

– Что там? – спросила Фрейя, тоже проснувшись и потянувшись.

– Твой папуля. Любит радовать хорошими новостями. – Мой голос был полон сарказма. Но она не прониклась:

– Ну, какие есть – такими и радует. Скажи спасибо, что вообще помогает – мог всё на тебя спихнуть, и выгребай, как знаешь.

М-да, а она права. Сеньор меня опекает по-родственному. Не злиться надо, а спасибо говорить.

– Я первая в душ, произнесла Фрейя, открыв глаза и сев. – И не ходи за мной, одна я быстрее. Сегодня заседание по готовности Квебекского корпуса к полномашстабной войне. И отчёты по Канаде, кто из наших там на поверхности как выполняет наши с отцом приказы. Голова должна быть ясной.

Я не спорил. Мне и самому надо быть бодрым. А вообще как-то выдохся я, вообще не тянет на постельные подвиги с такой загрузкой.

А вот, наконец, и полдень. Космодном, ангары. Суета подготовки. Крики и ор друг на друга технарей и инженеров, кто что не так делает. Ругань бойцов «Братства», тоже не поделивших, кто где как будет висеть, на чём, кого откуда видно. Споры о прочности, выдержит ли кронштейн балку. И так здесь с девяти часов, ещё до моего приезда начали. Но к двенадцати загнал всех внутрь переходной камеры, и начали испытание.

Висеть на стене, держась за вбитый в бетон мощный атмосферный анкер – круто. Анкер небольшой, ты – большой, но есть понимание, технология выдержит. Но когда вас три десятка, и все в среднем доспехе, а он зараза здоровенный и тяжеленный, в отличие от штурмового и тем более лёгкого… И вы все висите на перекладине, держащейся на всего лишь нескольких таких анкерах… И что рядом фермы, удерживающие беспилотники – их всего шесть, но они капец тяжёлые… А ещё под вами ферма с рамой, на которую натянули космическую фольгу – пресловутый солнечный парус. Наверняка есть решение проще и дешевле, какая-нибудь обычная фольга, но раз маза – будем пользоваться парусом, это пипец какая тонкая и лёгкая вещь, тоньше шелка! Посмотрел в камеры тех, кто остался стоять на полу – вид на нас снизу нормальный, как и положено ящику, из которого достают кролика, оттуда казалось, что вверху просто потолок. А вот висеть тихо, чтобы штукатурка и песок не осыпались, чтбы этого не было заметно снизу, не получилось. Но технари сделают выводы, мы же продолжили испытания и отрепетировали открытие створки, прыжок вниз, «пеленание» статистов, вышедших «за едой», тележки с имитацией которых установили, как обычно устанавливают в проблемных ангарах. Ломанулись вперёд, внутрь, на штурм. Там тоже было много статистов – четыре десятка. Не десять тысяч, но хоть что-то. Добровольцы и из «Братства», не задействованные для операции, и из Антитеррора, и других спецслужб, ошивающихся вокруг космодрома (третье кольцо). Посторонних тут нет и быть не может, секретка, хорошо что этих аж сорок душ нашли, и парни согласились. При мысле о «сливе» брала дрожь – сам лично порешу любого, кто «сольёт» информацию куда-либо! Ибо сети в ангарах работают, уроды обо всём узнают – мир не без добрых людей. А сети не отключаем, чтобы «трёшка» отслеживала связи упырей. Куратор от их конторы сказал, успехи есть, ложатся на стол тётушке, как главе ДБ и Антитеррора в целом, и я ответил, что не претендую – это их профиль, а мне и своего дерьма хватает. Будет что-то важное – тётушка лично скажет. Пока же опера ДБ идут по следу, отрабатывают эту банду, кто остался на воле, и там по оговоркам интересная складывается картина.

Я впал в раж вместе со всеми, стремглав помчался внутрь, что-то крича, благо никто не слышит. Стадное чувство – лучшее, что оставила нам, людям, эволюция. То, на что не решится один человек, решает дружная команда, вместе выскакивающая из окопа и несущаяся на врага. Я был частью команды, работал по указке командира звена, рядом с которым оказался, и мы «брали» этот ангар, нейтрализуя играющих роль упырей статистов. Беспилотники кружили над головой, стреляли (не по людям, в угол, по мишеням, но любая пальба в тесном помещении опасна в принципе, вдруг перед выстрелом движок откажет и «птичка» завалится?) Кто-то бежал, кто-то дрался с нами. Мы – с ними (статисты тоже были в броне – во избежание). Под конец я в приказном порядке отработал открытие кингстонов, и мы, волна нападающих, стояли, как вкопанные, пока струи раскалённого атмосферного воздуха фигачили по нам с крыши. Догнали давление до четырёх Земных атмосфер. Может много, это как находиться на глубине в сорок метров в океане. Точно знаю, тех, кто туда погружается, ждёт на выходе барокамера, либо подъём делают долгий, водолазы через каждые десять метров останавливаются и выдерживают паузы, чтобы азот в крови не переходил в пузырьки, успевал раствориться. То есть люди, буде таковые тут, при таком давлении вряд ли выживут. Особенно когда после мы его резко сбросим. Как же всё-таки непрочно человеческое тело. Но в принципе, главного я добился – парни почувствовали, как работают кингстоны. Почувствовали, как это, идти в атаку в этот ангар, ощутили себя внутри процесса. Это важно для завтрашней итоговой «чистовой» операции, придаёт уверенности в себе.

А потом была бойня техников – спорили, кричали, грозились. Но критика оказалась конструктивной – мы осознали, какие были сделаны ошибки, какие недочёты. И завтра, надеюсь, на грабли не наступим.

– Этьен, ты всё понял. Давай, погоняй этих лентяев, попробуйте ещё раз, и отдыхать. Завтра трудный день, пусть ребята выспятся, – дал я последнее распоряжение, попросив подогнать машину поближе – сам устал как собака.

Наёмник козырнул.

– Что мне в тебе нравится – с одной стороны у тебя все как проклятые работают, – кивок на бегающих и что-то делающих техников и инженеров. – Но с другой о людях ты заботишься, они у тебя в приоритете. – Этьен криво улыбнулся.

– Не передумал идти ко мне, когда буду свой клан создавать? – улыбнулся я.

– Нет. – Он уверенно покачал головой. – Давай останемся в рамках товарно-денежных отношений. Меня всё устраивает. А ребят, сам видишь, не держу, палки в колёса не вставляю, – кивок в сторону, где стояло трое наших парней, то бишь парней Макса. У нас не только люди, ушедшие от Этьена, у нас половина – марсиане, включая этих троих, но я его понял.

– Как знаешь.