Текст книги "Skinова печать"

Автор книги: Сергей Алов

Соавторы: Константин Алов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Но я не крещеная, – напомнила Машка.

– А кто крестил Марию, мать Христа? Кто крестил апостолов? Христос просто говорил им: «Следуй за Мной!» И все, никакой бюрократической волокиты. А налить воды за шиворот, пробормотать что-то невразумительное – все это нужно попам, чтобы иметь свой гешефт, но никак не Богу.

Машка взяла крестик, поцеловала и надела на шею. Потом они обнялись с Татьянкой и стали реветь и целоваться. Крюков испугался, что это теперь надолго и вернул разговор в прежнее русло.

– Скажите, – обратился он к бабушке Фире, – вы ведь бабушка по матери?

– Да, – подтвердила та. – Ее бедная мать была моей любимой дочерью.

– А по отцу родственники есть? – спросил опер Машку.

Та перестала реветь и обниматься.

– Есть, Санчес. Помните, который вместе со мной яйца бросал в Жидоморова? Он папин племянник.

Крюков нахмурился.

– Так, значит тоже наследник, только второй очереди. Как ты думаешь, он может убить?

Машка гордо выпрямилась и надула губы.

– Кто, Санчес? За деньги? Никогда в жизни! Он же идейный. Он считает, что убивать можно только за идею революционной борьбы.

Крюков презрительно усмехнулся.

– Да? Милый мальчик, наверняка из хорошей еврейской семьи. Поди, в детстве на скрипке играл. Ну что ж, идея – это хорошо. Например, такая – получить очень много денег для своей борьбы. Убедительно?

Машка поджала губы и задумалась. На сей раз ее ответ был не таким категорическим.

– Но ведь Санчес еврей. Он никогда не свяжется с какими-то исламскими террористами!

– Вот только на это я и надеюсь, – признался опер. – И еще я очень хотел бы знать – кто впустил убийц в вашу квартиру?

Санчес восхищенно вздохнул. Он чувствовал себя ребенком в магазине игрушек Деда Мороза. Только вместо витрин магазина его окружали бетонные стены ангара, а вместо игрушек на полках лежали автоматы, пистолеты, винтовки и коробки с патронами.

А вместо Деда Мороза по сказочному миру мечты его водил Анвар.

– Идем, э! Взрывчатка у меня хранится дальше, в отдельном помещении. Сам понимаешь, нужна осторожность. Если рванет, мало не покажется, э!

Он открыл тяжелую сейфовую дверь и провел Санчеса в небольшую комнату, по обе стороны которой высились закрытые шкафы.

– Здесь у меня взрывчатка на любой вкус. Тротил, тол, тринитротолуол, блин, фиг выговоришь. Динамит даже есть, но я тебе его брать не советую. Бери пластиковую – хочешь нашу, хочешь чешскую. Да, вот ключи от хаты твоего дяди. Забери, они больше не нужны.

Санчес замер, вертя в пальцах связку ключей.

– Ты ведь сказал, что ключи от дядиной квартиры тебе нужны, чтобы покопаться в его компьютере. Это ты его убил?

Анвар сморщился, как от зубной боли.

– А, снова ты об этом! Ну, сколько можно? Во-первых, убил не я. Я вообще человек мирный, никого не убиваю…

– Да? – удивленно перебил его Санчес и обвел рукой вокруг. – А это тогда зачем?

Анвар улыбнулся.

– Как зачэм? Для самооборона, зачэм еще? А во-вторых, хочу тебе напомнить, что ты теперь почти наследник. Миллиарды долларов, а? Только дочка его мешает. Представляешь, сколько таких складов можно купить? Да что там, атомный бомба купить можно, куда хочешь привезти, закопать и еще на дэвочек деньги останутся.

– И что ты мне предлагаешь? – раздраженно спросил Санчес. – По-твоему, из-за этого я должен убить Машку?

– Вах! Зачем сразу убить? Хочешь, женись на ней. Не хочешь жениться, убей. Не хочешь убивать, пусть доверенность даст тебе «бабки» получать. Сколько возможностей! Я тебе даже завидую.

Санчес покачал головой.

– Ты не мне, ты Мусе завидуешь. Иначе зачем тебе надо, чтобы я его рынок взорвал?

Анвар воздел руки к небу, призывая его в свидетели.

– Как я могу Мусе завидовать?! Муса – ишак! Свинину ест, – тут Анвар подумал, что собеседнику такие аргументы вряд ли покажутся убедительными и добавил: – Муса трудовой народ на рынке обманывает. Он настоящий капиталист-империалист, э!

– А ты кто, пролетарий или революционер, что ли? – презрительно ухмыльнулся Санчес.

Неожиданно Анвар посмотрел на него прямо и пронзительно.

– Сам как думаешь? – спросил он, при этом его «капказский» акцент разом куда-то исчез. – Интересно, кем ты меня считаешь? Чуркой? Черным? А у меня, между прочим, мама – русская. Когда я в школу пришел, не очень хорошо по-русски говорил. Надо мной все смеялись. Тогда про тех, кто русский плохо знал, говорили: «Он вчера с гор спустился». Про тех русских, кто местный язык не знал, худо не говорили. Это было нормально. Обычная политика колониальной империи. И что от вашей империи осталось? Куча мусора, которая с каждым днем все уменьшается. Скоро совсем исчезнет, как только нефть подешевеет или американцы водородное горючее придумают. А сила моего народа, сила родовых отношений, религии, нации – вечна. Я – варвар. Моя миссия, если хочешь, состоит в том, чтобы окончательно сокрушить Российскую империю. Сейчас она уже стоит на коленях. Раком стоит. Подходи и трахай, кто хочет. Лишь «бабки» плати вашим правителям. Осталось сделать контрольный выстрел. И я его сделаю.

Санчес посмотрел на оратора со смесью уважения и сомнения.

– Но тогда почему ты хочешь взорвать рынок Мусы, а не Кремль?

Взгляд Анвара вдруг снова стал блудливым и хитрованским.

– А ты можешь взорвать Кремль? Нет? Я так и подумал. Поэтому прошу взорвать хотя бы рынок. Ты ведь в шахматы играешь, да? Тогда зачем спрашиваешь? Не все сразу. Сначала рынок, потом Кремль. Ты взрывчатка хотел? Получил? Хороший взрывчатка, пластилин-взрывчатка! Много взрывчатка. Теперь взрывай кого хочешь. И получил ты ее бесплатно. За то, что ключи от дядиной квартиры дал. И еще я у тебя совсем фигня прошу – немножко Мусу взорвать. Так берешь или не берешь?

– Согласен, – вздохнул Санчес. – Давай.

Ему бы радоваться, но тягостное ощущение предстоящей беды не отпускало. Он чувствовал, что заключил сделку с дьяволом.

Анвар одобрительно похлопал его по плечу.

– Взрыватели получишь у моего человека, так надежнее. Работать будете вместе. Найдешь его на рынке. Спросишь Алана из службы безопасности.

Утром ни свет ни заря Крюкову позвонил дежурный по его родному управлению Алеша Попович.

– Слухай, Крук, тут до тябэ по городскому тяляфону цялый дзень какой-то сябр дозваниваца, – сообщил он. – Дать ему твой мабылный тяляфон?

– Ты ему лучше номер моего мобильного дай, а сам «тяляфон» мне еще пригодится, – поправил сыщик. – А что за «сябр»? Не представился?

– Ня знаю. Он гаварыт, пырыдай, что званыт тот, кому Крук на рынце галошей сыняк пид глаз поставил.

– Может не галошей, а кедой? – уточнил опер.

– Та какая разныця? Мабуть и кэдой.

– Давай скорее. Жду его звонка! – заорал сыщик.

Через секунду мобильник Крюкова исполнил арию Папагено из оперы Моцарта «Волшебная флейта». А не какую-нибудь «Бригаду», между прочим. Сыщик нажал кнопку связи.

– Опер Крюк на проводе.

– Это Алан, – представился рыночный знакомец. – Есть срочное дело. На рынке заложена бомба.

Приезжай, как сможешь, чем быстрее, тем лучше. Тут заваривается что-то нехорошее.

– Ты знаешь место, где лежит бомба? – спросил опер.

– Знаю. Я сам ее туда заложил, – успокоил его Алан. – Буду ждать тебя возле калитки. Ты помнишь, куда она выходит?

Крюков помнил. Через пятнадцать минут он остановил «рябуху» в проезде позади рынка. Алан ждал его у забора. Он рассказал сыщику, что накануне вечером к нему заявился какой-то придурок в камуфляже и майке с портретом Че Гевары и сказал, что его зовут Санчес и что Алан должен помочь ему заложить бомбу на рынке. Потом позвонил Анвар, подтвердил, что это не бред сумасшедшего и сказал, где можно найти взрыватели.

«Значит, Санчес все-таки снюхался с Анваром», – печально подумал сыщик.

– А где Муса хранит наркоту? – спросил он.

– Наркотиков здесь нет. Анвар вывез их этой ночью. И на это место приказал заложить бомбу.

Крюков посмотрел на нового союзника с недоверием.

– Он что, считает Мусу законченным дураком? Неужели тот не поймет, что во время взрыва на складе было пусто? Тут и экспертизы не надо.

– Муса ничего не поймет, потому что умрет. Бомба, склад и его кабинет – все это в одном месте. Когда он войдет туда и сядет на стул, цепь замкнется, и все взлетит на воздух. Собственно, он уже там.

Опер удивился.

– Тогда почему до сих пор нет взрыва?

– Я разомкнул цепь в другом месте, – пояснил Алан.

Из-за забора, окружавшего рынок, вдруг послышался грохот. Но это был не взрыв. Такой шум мог бы издавать слон, окажись он в посудной лавке. Очень большой слон в очень большой лавке. Размером с рынок.

Алан быстро отпер калитку и вслед за сыщиком оказался на территории рынка. Здесь творилось что-то неописуемое.

8

По рынку несся, сметая все на своем пути, настоящий поток. По своей разрушительной силе он уступал разве что цунами. Бритоголовые парни с перекошенными от злобы лицами крушили, ломали и опрокидывали отдельные палатки и прилавки, били витрины, а заодно продавцов и покупателей. Доставалось, главным образом, черным, но и коренному населению кое-что перепадало на орехи.

Охрана рынка даже не пыталась организовать сопротивление, отступила к складам, где и закрылась. Покупатели разбегались, продавцы от них не отставали. Анвар любовался происходящим из машины с противоположной от рынка стороны улицы и весело смеялся. Вдоволь натешившись, он посмотрел на часы и удивленно вскинул густые черные брови.

«Почему нет взрыва»? – забеспокоился он.

Алан и Крюков наблюдали за погромом, просунув головы в приоткрытую калитку.

Неожиданно сзади в их спины ткнулся какой-то тип. Оглянувшись, сыщик увидел Санчеса. Но тот не обратил на него ни малейшего внимания, а пристал к Алану:

– Почему она не взрывается?!

Алан оттолкнул его так, что экстремист-антифашист отлетел к сложенным у забора пустым коробкам.

– А тебе что, очень хочется взрывов, грома, фейерверка? Придурок! Открою тебе великую тайну. Я разомкнул цепь, поэтому взрыва не будет.

Санчес не то зарычал, не то зарыдал. Судя по всему, у него началась истерика. Как же, не дали подвиг совершить!

– Предатель! Я сообщу Анвару!

Крюкову надоело выслушивать весь этот бред, и он сгреб революционера за шкирку.

– Что ты тут лепечешь?! А ну-ка, террорист долбанный, лапы в гору! Ты арестован. Ты имеешь право молчать, кричать, избирать и быть избранным, в самодеятельности участвовать. Что еще? Право на труд, право на лень… нет, не помню.

С воплем отчаяния Санчес рванулся, оставив в кулаке сыщика кусок камуфлированной материи. Растолкав обоих противников, он рванулся на территорию рынка и устремился в самую кутерьму.

– Куда бежит этот идиот? – в недоумении спросил опер Алана.

– Бомбу взрывать, – ответил тот. – Но я не только цепь разомкнул, но и со взрывателем поработал. Часы отключил. Вряд ли у этого идиота найдутся батарейки. Да и заряд там пустяковый – граммов двадцать, не больше…

Тем временем не на шутку рассерженный Анвар, сидя в машине напротив рынка, раз за разом нажимал кнопку дублирующего радиовзрывателя. Но взрыва по-прежнему все не получалось. Это было скверно. Если взрыва не произойдет, а Муса останется жив, он поймет, что Анвар его обчистил. Но даже если Мусу убьют, а взрыва не будет, то труп хозяина рынка не пострадает от взрыва и с точностью визитной карточки укажет на заказчика – Анвара. В любом случае взрыв нужен до зарезу. А потом он разберется с обоими предателями – и с Аланом, и Санчесом.

Не ведая о незаслуженной опале, Санчес пробивался к администраторской, где вчера они вместе с Аланом заложили взрывчатку. Пару раз его приложили железной трубой или арматурой – по спине и по затылку. Но Санчес не обратил на это внимания. Его гордость была уязвлена куда сильнее. Он даже не отдавал себе отчета, что опозорился не перед товарищами, а перед злейшим врагом, ставшим на короткое время попутчиком.

Ворвавшись в кабинет Мусы, он споткнулся о его труп, лежавший возле двери с проломленной головой. Погромщики уже побывали здесь. Стол и стулья были опрокинуты, шкафы зияли распахнутыми дверцами, их содержимое устилало пол. Оборванный телефонный провод навел Санчеса на тревожные мысли. Он влез в шкаф, вытащил кусок пола и вздохнул с облегчением. Взрывчатка была на месте. Разъединенные Аланом контакты болтались рядом.

Санчес соединил провода. Он взглянул на взрыватель и понял, что торжествовать рано. Циферблат электронных часов не горел.

Санчес выругался. Искать батарейки на разгромленном рынке – бессмысленно. И тут его осенило – часы! Он расстегнул ремешок, сорвал с руки свой кварцевый «Ситизен», отвинтил заднюю крышку и трясущимися руками выковырял батарейку. Батарейка подошла. Часы на взрыватели заработали.

На восстановление взрывного механизма и приведение его в боевое состояние потребовалось не более двух минут. Санчес вывел на циферблате время. По его прикидкам пяти минут для отхода на безопасное расстояние ему должно хватить.

Восстановив взрывной механизм, Санчес глубоко вздохнул и плотно прикрыл дверцы шкафа. Теперь мешкать было нельзя. Как говорится, время пошло.

В этот момент в машине неподалеку от рынка потерявший всякую надежду Анвар в последний раз нажал кнопку пульта дублирующего взрывателя, о котором Санчес не знал.

Взрыв получился не сильный, Алан и в самом деле уменьшил количество взрывчатки до минимума. Тело Мусы совершенно не пострадало, чего и боялся Анвар. Но незадачливому экстремисту хватило даже такого ослабленного заряда. Дверцу шкафа сорвало с петель, дверная ручка из дюралевого сплава ударила его чуть ниже подбородка, разорвала горло и застряла в шейных позвонках.

Услышав взрыв, Крюков с Аланом бросились к администраторской. Катаклизм практически завершился, погромщики уступили территорию мародерам. Отдельные суетливые типы, как тараканы, шныряли между разгромленными прилавками и витринами с пакетами, доверху набитыми добычей. С минуты на минуту можно было ожидать и появления сил правопорядка.

Сыщик осторожно толкнул дверь администраторской и поднялся по лестнице наверх. Выбитая взрывом дверь комнаты администратора валялась на полу. Крюков, а за ним и Алан, вошли в кабинет Мусы. Следы погрома смешались здесь с последствиями взрыва. В воздухе стоял кисло-терпкий запах.

Сыщик сразу же обратил внимание на разбросанные на полу тела. Одно из них принадлежало недавно хозяину рынка и наркоторговцу Мусе. Сыщик едва не споткнулся о него при входе в комнату.

– Ни к чему не прикасайся, – предостерег он Алана.

– Я, между прочим, такой же мент, как и ты, – обиделся тот. – Не вчера с гор спустился.

В углу кабинета, возле вывороченного наизнанку стенного шкафа в луже собственной крови лежал террорист-экстремист, он же антифашист Санчес. Но опера больше всего заинтересовало третье тело. Сыщик хорошо знал его при жизни, как и двоих предыдущих. Это был Хорст.

– Оригинально, – заметил Крюков. – Раньше я всюду находил документы этого парня. А теперь вот и самого найти сподобился. Вот уж подбросили так подбросили.

За его спиной в удивлении застыл Алан.

Часом раньше Хорст, еще полный сил и жизни, выходил из спортзала после тренировки в окружении соратников по движению. Неожиданно прямо рядом с ними затормозила машина, и высунувшийся из окна брюнет, в котором Хорст узнал забинтованного Ибрагима, заорал:

– Эй, фашисты проклятый! От Мусы привет, подарка получай!

Хотя и без привета было ясно, чья это машина. И отцы, и деды Мусы признавали только два вида транспорта, достойных мужчины – горячий конь и черная «Волга». Сам Муса с раннего детства даже на горшок, и то на черной «Волге» ездил. И здесь, во враждебном ему мире чужаков, черная «Волга» была ему чем-то теплым и близким, вроде очага родной сакли. Поэтому и он сам, и его люди игнорировали иномарки и ездили исключительно на черных «волгах». Кто-то, например Муса, на новой, выпущенной Горьковским автозаводом всего в десяти опытных экземплярах, а кто-то, вот как сейчас Ибрагим, на старой и раздолбанной.

Ибрагим бросил к ногам политических противников большой черный пакет. Пакет с глухим стуком ударился об асфальт и остался лежать. Машина тут же сорвалась с места и исчезла вдали.

Сначала Хорст и его товарищи инстинктивно отскочили в стороны от подозрительного «подарка». Но тот не взрывался, да и на вид не казался опасным. Он напоминал, скорее всего, мешок с капустой. С парой больших капустных кочанов. Один из скинов опасливо приблизился к пакету, наклонился и приоткрыл его двумя пальцами. Выражение интереса на его лице сменилось изумлением, потом застыло маской ужаса. Продолжалось это недолго. Выпустив край пакета, парень издал нечленораздельный звук, отлетел в сторону, словно отброшенный невидимой пружиной, и принялся блевать прямо посреди тротуара.

Остальные замерли, глядя не на пакет, а на него.

– Что за базар?! – раздалось у них за спиной.

Из дверей спортзала показался Шварц. Его окружала свита из новых, незнакомых Хорсту пацанов. Возглавлял охрану Дыня. Он подобострастно заглянул в глаза своему шефу, молча засеменил к пакету и поднял его. Раскрыл и заглянул внутрь. Его рот расплылся в глумливой ухмылке.

– Во, глядите!

Он широко распахнул пакет и продемонстрировал остальным его содержимое. Предметами, похожими на пару капустных кочанов, оказались человеческие головы. Одна – Игната, другая – Ваньши Ботаника.

Кто-то побледнел, кому-то резко захотелось проблеваться. Но на лице Шварца не дрогнула ни одна морщинка. Оно было мрачным и торжественным.

– Ну, вот и дождались, – изрек он. – Черные оборзели вконец, режут наших братьев среди бела дня!

Шварц как будто забыл, что Ботаника из числа братьев исключили с позором и предали ритуальной смерти. Он продолжал:

– Наша месть должна быть страшной и молниеносной. Объявляю общий сбор. От рынка этого ублюдка – Мусы – не должно остаться камня на камне! А это, – он повелевающим жестом указал на пакет, – спрячьте. Если менты пронюхают, они будут на рынке раньше нас. У Мусы все схвачено. Вперед!

Те, у кого были мобильники, принялись названивать, собирая по тревоге бойцов. Шварц отошел в сторону. Хорст едва протолкался к нему сквозь ряды охранников.

– Ты думаешь, это Муса? – спросил он.

– А кто? – взгляд Шварца прожег его насквозь.

«Странно, – подумал Хорст, – Шварц ни черной «волги» не видел, ни «привета» не слышал, а уже в курсе дела. Откуда бы у него такая осведомленность?»

– Это был Ибрагим, – твердо сказал Хорст. – Я его хорошо знаю, сам ему руки-ноги ломал. Ибрагим – человек Анвара, а не Мусы.

– Сначала разберемся с Мусой, а потом и других чурбанов в стойло загоним! – стоял на своем Шварц.

Ему нельзя было отказать в логике. По крайней мере, кроме Хорста, никто другой не усомнился в верности указанного курса. Хорст тоже не стал больше спорить, а отошел к основной группе бойцов. Все были возбуждены и находились в состоянии веселой ярости.

– Встречаемся через полчаса возле рынка! – распорядился Шварц, и толпа с гомоном двинулась по улице, пугая встречных прохожих.

Хорст пошел вместе со всеми. Но Шварцу его поведение все равно не понравилось. Кивком он указал на Хорста Дыне. Тот снова понял шефа без слов и направился следом за Хорстом и остальными.

Спустя полчаса возле главных ворот рынка скопилась внушительная толпа, человек пятьдесят, а то и больше, преимущественно бритоголовых. Но встречались и обладатели короткой стрижки – «ботвы кирпичом». По сигналу Шварца бойцы лавиной устремились громить торговые площади. Хорст присутствовал при погроме, но участия в нем не принимал. Он искал Ибрагима, хотя и понимал, что тот вряд ли будет сидеть и дожидаться возмездия.

Из-за контейнера прямо на Хорста вылетел охранник в черной униформе. В руке он сжимал резиновую дубинку – тонфу. Он размахнулся и обрушил удар на Хорста. Тот увернулся, подбил ногу охранника под колено и добавил ему локтем в голову. Охранник выронил дубинку и кубарем закатился в грязь под прилавок.

И тут внутри двухэтажного административного домика что-то грохнуло. Хорст определил это как несильный взрыв. Он бросился в дом. Наверх вела лестница, и он, прыгая через две ступеньки, поднялся на второй этаж. Здесь он увидел малоприятную картину: трупы Мусы и Санчеса, вонь, гарь. Лишь на миг Хорст утратил привычную бдительность, но и этого оказалось достаточно. Налетевший Дыня ударил его обрезком трубы. Хорст попытался увернуться. Удар прошел вскользь, но все же достиг своей цели.

«И как только такая туша смогла незаметно прокрасться по лестнице?» – подумал Хорст, теряя сознание.

Когда сознание вернулось, первое, что ощутил Хорст, была саднящая острая боль над верхней губой. Хорст постарался открыть глаза. Перед глазами маячили двое. Один, смутно знакомый, с противной рожей, давил со всей дури ногтем ему под нос и приговаривал:

– Ну, оживай! Как там говорится? Бери постель свою и ходи! Ожил? С возвращением! Узнал меня? Давай, вспоминай! Меня зовут Крюк, опер Крюк, – потом указал на второго. – А это Алан. Повтори!

– К-крюк… Ал-лан… – слегка запинаясь, непослушными губами с трудом произнес Хорст.

– Ну вот, порядок. Мы его не потеряли. Так и запишем – разум восстановлен почти полностью, – с удовлетворением сказал Крюков. – Теперь выясним – что у нас болит?

Хорст осторожно потрогал затылок. Под пальцами обнаружилось что-то липкое.

– Голова…

– Фигня, – успокоил его сыщик. – У тебя там легкий двойной перелом затылочной кости со смещением. Кость не мозговая, так что ничего страшного.

– А липкое – это что?

– Это тебе голуби на макушку наделали. Ничего, солдат, жить будешь, воевать будешь. Вот только с потомством…

– А что такое? – Хорст, испугавшись не на шутку, сел и забыл о разламывающей голову боли.

Крюков успокаивающе положил ему руку на плечо.

– Ты только не волнуйся. Я боюсь, дети у тебя будут такими же дураками, как и ты сам. Ладно, хватит сачка давить. Чего в грязи разлегся? Поднимайся и поехали. Больничный все равно не получишь.

Вдвоем с Аланом Крюков помог Хорсту подняться и доковылять через опустевший разгромленный рынок до калитки. Здесь они уложили Хорста на заднем сиденье крюковской «рябухи», потом уселись в машину сами. Хорст затих, кажется, задремал. Крюков тронул машину и вырулил на шоссе.

– Куда едем? – спросил Алан.

– Для начала надо пристроить куда-то этого энтузиаста, – Крюков ткнул пальцем за спину на храпящего Хорста. – Отвезу его к Машке. Раз они оба кому-то так мешают, охранять двоих будет проще, чем каждого в отдельности. А там поглядим. Что-то должно случиться не сегодня, так завтра.

Крюков набрал на мобильнике номер домашнего телефона Машки. В ответ он услышал только короткие гудки.

– Занято, – поморщился он. – Машка с кем-то треплется. А, может, бабушке Фире снова ее еврейские партизаны из Америки звонят.

Машка вернулась с похорон отца в опустевшую квартиру. Только сейчас, когда закончилась суета с организацией похорон, она в полной мере смогла понять и оценить свою утрату. С кладбища все отправились к бабушке Фире, где были организованы поминки, но Машка попрощалась с собравшимися и поехала домой. Татьянка последовала за ней.

Дома Машка налила себе и Татьянке мартини. Говорить ни о чем не хотелось. Тем более подходить к телефону. Но тот, кто позвонил, имел другие намерения. Телефон звонил долго и требовательно. Наконец звонки прекратились, но только затем, чтобы возобновиться через несколько секунд. На третьей попытке у Машки не выдержали нервы и она взяла трубку.

– Маша? – голос в трубке был ей хорошо знаком. – Это я, Жидоморов. Прими мои соболезнования. Ты можешь мне не верить, но я очень огорчен смертью твоего отца. И что бы там ни болтали, имей в виду – я не имею к его смерти никакого отношения. Мы же были с ним братьями…

– Как Каин и Авель? – переспросила Машка.

– Что? – не сразу понял профессор. – Нет, что ты… Зачем ты так? Я только сейчас понял, какой ерундой мы все это время занимались… Но ведь никто не мог подумать, что все так закончится… В общем, я знаю, кто убил твоего отца. Мне тоже угрожают. У меня нет времени, поэтому приходи сейчас в кафе. Знаешь, то, которое напротив вашего дома? Я буду тебя там ждать.

Как раз в этот момент Крюков безуспешно пытался дозвониться до Машки. Она положила трубку и осторожно вышла в коридор. Татьянка смотрела телевизор в гостиной. Машке не хотелось, чтобы даже она присутствовала при разговоре. Она накинула куртку и вышла из квартиры. Но Татьянка услышала. Она выскочила в прихожую, когда дверь за Машкой уже закрывалась.

Татьянка моментально оделась и бросилась догонять Машку. В тот момент, когда она захлопывала дверь в квартиру, внизу эхом хлопнула дверь подъезда. Татьянка не стала ждать лифта, а помчалась вниз по лестничным пролетам, рискуя сломать ноги.

Выбежав из подъезда, она остановилась, чтобы оглядеться. И тут с ужасом увидела, что рядом с Машкой затормозила черная иномарка. Татьянка сразу узнала ее. Это был тот самый черный бумер в который ее затолкнули похитители-джигиты на автобусной остановке возле поселка «Дружба».

Татьянка бросилась к машине. Машку уже запихнули в салон. Толстый джигит полез за ней следом. Дверца машины почти закрылась, когда Татьянка вцепилась в нее и рванула на себя изо всей силы.

Выстрел в лицо, сделанный из пистолета, отшвырнул ее на асфальт. С визгом шин и вонью горелой резины черный бумер сорвался с места и исчез в потоке машин, оставив Татьянку на краю тротуара смотреть в хмурое небо стекленеющими глазами.

Крюков стоял посреди тротуара под моросящим дождиком. Татьянку только что увезли лихие веселые санитары из морга. Взяли тело за руки и за ноги, качнули и «на раз» забросили в санитарный фургон. Отряхнув руки, один из санитаров с несмываемой ухмылкой на толстых губах обратился к сыщику:

– Эй, чудило, дай-ка в зубы, чтобы дым пошел!

Опер пытался удержаться, но не смог.

– Получи!

От удара в челюсть весельчак «врубил заднюю скорость» и на полном ходу влетел задницей в свой фургон. Его напарник орлом ринулся на выручку друга. Он был потяжелее своего коллеги, повыше ростом и шире в плечах. Всем хорош, только ноги кривоваты. Крюков пропустил его в броске мимо себя и еще добавил некровозу небольшое ускорение. Тот забодал массивный мусорный бак и упал, видимо, от изнеможения.

А на Крюкова уже наступал противник посерьезнее. С яростью кафрского буйвола к нему приближался полковник Шабанов.

– Когда кончится этот беспредел? – прорычал он. – Опять твои клиенты мочилово устроили? Когда конец?!

– Совсем немножко осталось, – пробормотал опер и бочком-бочком постарался скрыться от разгневанного друга.

Вариант спрятать Хорста в квартире Гершензона отпал. Да и Алана нужно было пристроить на время. Крюков завез обоих к себе домой, где и оставил контуженого Хорста на попечение Алана. А сам двинулся в «Отдел расизма».

Крамской и Волгин сидели в кабинете, оба мрачнее тучи. Крюкова встретили прохладно и с порога огорошили:

– Наш отдел разгоняют. Это из-за погрома и взрыва на рынке.

– Погром и взрыв на рынке заказал Анвар, – сообщил Крюков, усаживаясь на свободный стул. – Он убрал Мусу, захватил его наркоту и хотел свалить все на скинов. Взрыв на рынке совершил один из лидеров «Интербригады Че» Санчес. Он погиб при взрыве.

Услышав это, Крамской сразу оживился.

– Это же в корне меняет дело! Молодец, Крюк. Мы еще поборемся!

Зато Волгин заметно приуныл.

– А я уже собрался к себе в полк возвращаться. Надоело тут фигней заниматься, честно говоря. По настоящему делу соскучился.

Крамской не слышал слов своего заместителя. Казалось, его целиком захватили сведения, принесенные Крюковым.

– Интересно, что общего могло быть у Анвара с Санчесом?

Волгин отмахнулся.

– Тот террорист, и этот террорист.

Крюков не согласился.

– Я подозреваю игру посложнее, – сказал он. – Санчес был наследником американского миллиардера Рабиновича. Как и Гершензон. Сейчас оба мертвы, а дочка Гершензона пропала. Возможно, она похищена людьми все того же Анвара.

– Ему-то это зачем? – не понял Волгин.

– Думаешь, что Анвар работает на неизвестного нам наследника? – предположил Крамской. – Надо проверить, кто еще может претендовать на «бабки» этого Рябиновича. Нет ли у Гершензона еще братьев или сестер? Я сам этим займусь. Есть какие-нибудь соображения?

Крюков в двух словах рассказал о фотографиях, на которых был изображен Геншензон вместе со Святополком Жидоморовым.

– Я пока могу поискать дочку Гершензона, – предложил Волгин.

Крамской одобрил его решение. Крюкову такой вариант тоже понравился, так как избавлял его самого от необходимости общаться с разъяренным полковником Шабановым. С общего одобрения Волгин отправился исследовать место происшествия.

– А мне что делать? – спросил начальника Крюков.

– Ты пока подготовь отказной материал по взрыву на рынке. Мы должны доказать руководству, что это дело не нашей юрисдикции, а обычная разборка между наркоторговцами. И давай подробнее про Жидоморова.

Крюков еще раз рассказал о фотографиях. Крамской внимательно выслушал его, потом стал собираться в гости к профессору. Крюков с тоской посмотрел на кипу чистой бумаги. Ему предстояло превратить ее в несокрушимые фактические аргументы, призванные доказать, что проблема национального экстремизма не имеет к случившемуся ни малейшего отношения.

Крамской ушел. Сыщик каменным изваянием застыл над бумагами. Он ощущал полную потерю тонуса, как всегда при составлении документов.

«Пойти бы к доктору и попросить у него справку, что в течение месяца старшему оперуполномоченному капитану Крюкову категорически запрещается прикасаться к каким бы то ни было документам», – размечтался сыщик.

Чтобы хоть немного взбодриться, он зарядил кофеварку и сварил себе чашку эспрессо. Не помогло. Сварил еще одну. Тонус на нуле. Пока Крюков размышлял на предмет – не сварить ли еще пару – раздался телефонный звонок.

«Вдруг это срочный вызов?» – подумал он.

Оперу страшно захотелось отправиться прямо сейчас на место какого-нибудь преступления. Лишь бы не писать никаких дурацких бумажек. Он решительно поднял телефонную трубку.

– Опер Крюк, «Отдел расизма и расовой дискриминации», – представился он.

– Крюк, это Крамской! – прокричал голос в трубке. – Я у Жидоморова. Его убили, приезжай быстрее.

«Ты этого хотел?» – спросил себя сыщик, спешно покидая кабинет.

Поздним вечером того же дня Крюков загрузил в «рябуху» Алана и более или менее пришедшего в себя Хорста. И повез их к бабушке Фире.

Та долго не открывала, наконец, послышались шаги, и дверь открылась.

– Как вы себя чувствуете? – с беспокойством спросил сыщик с порога.

– Еще да, – ответила старушка.

Весть о пропаже внучки она перенесла стойко, только все время вздыхала.

– И за что все эти цорес на мою бедную еврейскую голову?

За чаем обсуждали главный вопрос – кто и почему мог похитить Машку?