Текст книги "Skinова печать"

Автор книги: Сергей Алов

Соавторы: Константин Алов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Прямо с построения весь лагерь вывели на трехкилометровую пробежку. Бежали в темпе марш-броска, периодически переходя на шаг. Но и при таком облегченном режиме несколько человек отстали. Один из отставших оказался из группы Хорста. Сразу после завтрака рыжий Эрик велел ему выйти из строя, собрать вещи и отправил его в числе прочих слабаков домой.

Позже Хорст не раз замечал, как тех, кто не выполнял тот или иной норматив, отправляли из лагеря. Никакой воспитательной работы в этом смысле не проводилось, – никаких уговоров или проработок. Тем, кто не мог или не хотел, не было места в их рядах. Вот только понять бы – что это за ряды? Хорст в дураках не числился, вопросов лишних не задавал. Знал, что рано или поздно хозяева лагеря сами все объяснят.

А пока дни проходили в тренировках и учебе. После завтрака группы расходились на теоретические занятия. Предметы отличались удивительным разнообразием. Изучали техническое устройство машин, оружия, повадки собак, а также религии и философские учения. Все передвижения по лагерю выполнялись бегом. Если человек куда-то направлялся, он должен был точно знать куда и стараться добраться в нужное место за минимальный промежуток времени. Двоих, пойманных за бесцельным курением, отчислили как не справившихся с нормативами. С ними вместе отправили слишком любопытного курсанта, который спросил инструктора о цели их обучения.

Но чаще всего из лагеря изгонялись недисциплинированные. При малейшем намеке на неисполнение приказа инструктора или пререкания с ним виновный получал обратный билет на проезд до Москвы.

Эрик командовал группой на правах командира. Хорста поначалу коробило от необходимости подчиняться ровеснику, но он сумел заставить себя выполнять его требования безоговорочно. Для себя он твердо решил, что по окончании учебы набьет рыжему наставнику морду, на том и успокоился.

Главной из дисциплин, по крайней мере, на первое время, был бег. Помимо того, что курсанты выполняли бегом все команды, им приходилось делать ежедневные забеги на несколько километров. Сразу после бега приступали к спаррингам. Для Хорста такая жизнь была не в тягость, а. скорее, в радость.

Некоторым же – Игнату, Дыне – учение давалось трудно. Хорст вообще удивлялся, что обоих до сих пор не выперли. Однажды он невольно стал свидетелем разговора Шварца с Вадимом. И понял, что Дыня и Игнат держатся в лагере только благодаря заступничеству Шварца. Какие у них, троих, могут быть общие секреты?

Шварц и раньше был человеком странным, просто Хорст об этом как-то раньше не задумывался. По возрасту он годился Хорсту и его товарищам если не в отцы, то, во всяком случае, в самые старшие братья. Когда он руководил одной из групп, это казалось нормальным. Но после разгрома «Шварца‑88» остатки группы влились в «Братство» Святополка Жидоморова, и Шварц стал одним из бригадиров или «штурмфюреров», то есть лейтенантов. Старые соратники привыкли относиться к нему, как к командиру, новичкам же приходилось разъяснять, кто есть кто.

Не менее странным выглядело и то, что после ареста руководства организации «Шварц‑88», на свободе из всех остался лишь он. Собственно, кличку «Шварц» он получил, а, точнее, присвоил себе сам, уже после этого. Но и об этом Хорст раньше также не задумывался. В лагере Шварц, в отличие от остальных, постоянно не жил, наезжал время от времени. В общем, находился на особом положении.

Хорст, напротив, не пытался создать себе никаких исключительных условий. Наравне со всеми бегал кроссы, таскал тяжести, работал на снарядах, изучал разные типы оружия и стрелял из них. Нравилось ему и возиться с машинами. А к вождению у него просто был талант.

Углубление в дебри разных религий и философских течений давалось Хорсту хуже, но он, по крайней мере, научился видеть разницу между истинными и ложными учениями.

Больше всего Хорсту нравилось совершенствоваться в рукопашных боевых искусствах. Среди партнеров ему попадались ученики самых разных систем, школ и стилей. И чуть ли не у каждого можно было научиться чему-то новому.

Свою мечту набить морду рыжему инструктору Эрику Хорст почти что реализовал. Тот сам предложил ему немного поработать в спарринге, и Хорст тут же согласился.

Хорст отдал преимущество ударной технике. Эрик успешно противопоставил ему блоки, захваты и броски. Тогда Хорст тоже воспользовался борцовским арсеналом, Эрик ответил градом ударов, впрочем, не достигших цели. Оказавшись по несколько раз на полу, каждый из бойцов начал осторожничать. Удары и блоки стали более скупыми по амплитуде, захваты – более продуманными, а броски – подготовленными.

Как и в том прошлом поединке на поляне, остальные бойцы прекратили свои занятия и собрались вокруг Хорста и Эрика. Те демонстрировали технику высочайшего уровня. Правда, движения Эрика казались чуть замедленнее, чем у его противника. Да и в манере нанесения ударов и постановке блоков нет-нет и проскакивала тяжеловесная кондовость армейского спецназа.

Однако Хорст уже забыл о своем былом намерении проучить инструктора. Он увлекся поединком, но, в то же время, помнил, что это всего лишь тренировка. Удары наносил дозированные, не стремился и расплющить блоком конечность противника, хотя вполне мог бы.

Когда спустя тридцать минут оба, совершенно вымотанные, опустились на татами, агрессивное настроение у обоих уступило полному умиротворению. В душе и раздевалке они разговорились. Хорст узнал, что Эрик и в самом деле служил в армии, не поступив после школы в институт. Воевал в Чечне. Возвратившись на гражданку, он понял, что никому не нужен и со своей военно-учетной специальностью разведчика годен разве что охранять магазин. При этом он иногда участвовал в соревнованиях, где и был замечен Вадимом. Тот привлек его к работе в организации. Что это за организация, Эрик не говорил. Хорст – решил не спрашивать. Его девиз оставался прежним: «Надо будет – сами скажут».

Однажды Эрик после изматывающей трехчасовой тренировки отозвал Хорста в сторону.

– Ты как, еще способен двигаться?

Хорст пожал плечами.

– Если надо, постараемся.

Инструктор хлопнул его по плечу.

– Тогда готовься. Ребятам пособить нужно.

После команды «отбой» Эрик махнул Хорсту.

– Пошли.

На улице, возле гипсового пионера их ждала «шишига» – крытый тентом военный грузовичок «ГАЗ‑66».

В кузов забирались парни в такой же, как и у Хорста, униформе, с шапками-масками, опущенными налицо. У некоторых в руках были помповые ружья, а у троих Хорст заметил автоматы Калашникова. Погрузкой командовал Вадим.

В кузове все разместились на узких скамейках. Машина тронулась и выехала за пределы лагеря. Из всей группы Хорста его одного пригласили для участия в загадочной акции.

– Маски проверьте, нам потом проблемы не нужны, – напомнил Вадим.

Остаток пути проделали в полном молчании. Наконец машина остановилась. Внимание Хорста, как и остальных прибывших, привлек шум снаружи.

– Выгружаемся. Первый пошел! – распорядился Вадим.

Бойцы посыпались из кузова и выстроились возле машины. Хорст огляделся. Они находились на окраине заброшенной деревни. Из группы полуразвалившихся домов выделялся один кирпичный, двухэтажный. С готическими башенками и ампирными завитушками по фронтону. Возле него они и оказались.

Свет в доме не горел, но жильцы не спали. Они нескончаемой цепочкой выходили из разбитых в щепы дверей дома и собирались толпой в отдалении. Все это происходило под охраной парней, одетых так же, как и те, кто приехал с Хорстом. На улице Хорст заметил знакомый автобус – на нем во время недавней драки и прибыло подкрепление к «архангелам». Но сейчас все они, как будто, были на одной стороне.

Судя по громким выкрикам и гортанным завываниям, изгоняли цыган. В основном женщин и детей, но среди них попались несколько толстых мужиков, увешанных золотыми цепями и «шайбами». Прочие жители деревни, также разбуженные приездом незваных гостей, жались в отдалении, предпочитая оставаться в темноте. Видимо, боялись опасных соседей.

Неожиданно откуда-то сверху грохнули ружейные выстрелы. В ответ по окнам второго этажа, разбивая стекла и вышибая кирпичную крошку из стен, шарахнули автоматные очереди. Из дома заорали густым шаляпинским басом:

– Не стреляйте, не надо! Здесь дети!

Вадим взял в руки громкоговоритель.

– Будулай, сдавайся! Выходи с поднятыми руками. Если из дома прозвучит еще хотя бы один выстрел, мы сожжем твое гадючье гнездо со всеми змеенышами! Даю пять секунд на то, чтобы покинуть дом! Всем!

Дети с узлами… Их отбирали, перетряхивали и швыряли в дом.

Хорста это покоробило. Стоявший рядом Эрик заметил, как сузились в прорезях маски его глаза. Тогда он молча распотрошил и показал Хорсту один из узлов. Завернутый в детскую куртку, внутри лежал большой прозрачный пакет, наполненный беловатым порошком.

– Как думаешь, это «Тайд» или «Ариэль»? – усмехнулся Эрик. – Предмет первой необходимости. Ты бы поменял его на две пачки обычного порошка?

У одной из голосящих баб вырвали из рук запеленатого младенца. Из развернувшегося свертка вместо ребенка выкатился такой же пакет с порошком.

Следом за женщинами и детьми показался и хозяин. Он превосходил своей толщиной всех остальных мужиков, равно как его цепи и кольца. Это был самозваный цыганский барон по кличке Будулай. Его люди осуществляли розничную наркоторговлю в ряде крупных городов Подмосковья. Он вышел из дома, растопырив руки с толстыми, как сардельки, пальцами. Скрежет его зубов был слышен за версту от дома.

– Все вышли? – спросил его Вадим.

Тот молча кивнул с сокрушенным видом.

Оттолкнув толстяка, в дом вбежали несколько вооруженных бойцов. Через минуту где-то в глубине дома грохнул выстрел. Еще через несколько минут бойцы снова показались на улице.

– Пусто! – доложил старший.

В руках у бойцов был ворох теплых вещей, который они бросили к ногам обитателей дома.

– Накиньте, свежо! Детишки простудятся!

Но горластые бабы и здесь принялись демонстрировать свою независимость.

– А пошел ты! Чтоб у тебя хер на лбу вырос! Чтобы дети из тюрьмы не вылезали! – наперебой заорали они.

Детишки принялись с безопасного расстояния забрасывать доброхотов всякой дрянью. Выстрелом в воздух Вадим восстановил тишину и снова взялся за громкоговоритель.

– Именем русского народа имущество, нажитое преступным путем, подлежит уничтожению! Члены преступной группы приговариваются к изгнанию под страхом смерти!

Тут Хорст заметил дядю Федора, который маячил на заднем плане. Он явно предпочитал не светиться. Стоял, вроде бы, в стороне, и усмехался.

Против разбитых дверей опустевшего дома остановился один из бойцов. Хорст узнал Эрика. На плече тот держал трубу реактивного огнемета «шмель». Эрик опустился на одно колено и прицелился. Ударил выстрел. Капсула ушла в темноту дома, взорвалась там и вспыхнула ослепительным огнем. Пламя загудело и забушевало, пожирая роскошные ковры, мебель, аппаратуру. Уничтожив все внутри, пожар выжег кирпичи, превратив их в пыль. Готические башенки с ампирными завитушками обрушились внутрь, подняв к ночному небу целый столб искр.

Дядя Федор незаметно кивнул Вадиму, и тот объявил погрузку. Хорст полез обратно в кузов «шишиги», за ним – соратники. В лагерь они вернулись только под утро. Но спать не хотелось. В сознании Хорста отпечаталась фраза, оброненная дядей Федором, когда Хорст проходил мимо него. Тот посмотрел на Хорста и вполголоса сказал то ли ему, то ли сам себе:

– Что же делать, если они пытаются обеспечить жизнь своим детям за счет наших?

Лагерные сборы завершились сдачей нормативов. Это было не очень трудно. Первым делом бежали на время кросс по пересеченной местности. Пятикилометровая пробежка без перерыва перешла в стрельбу.

Хорст уложился в норму, хотя его слегка пошатывало. Ему сунули в руки автомат и толкнули к огневому рубежу. Он не лег, а, скорее, упал на клеенку, расстеленную на земле. И тут его чуть не вырвало. Прямо перед планкой, обозначавшей стрелковый рубеж, была отрыта неглубокая канавка, наполненная нечистотами. Кроме продуктов обмена, именуемых в просторечье говном, в грязной жиже виднелись какие-то сомнительные органы, напоминающие фрагменты кишечника. Вероятно, там было что-то еще, но вглядываться не хотелось. Хорст взвел затвор, тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Затвор звонко щелкнул. Выстрела не последовало. Хорст отстегнул магазин и с удивлением обнаружил, что он пуст.

– А где патроны? – спросил он инструктора.

Тот вместо ответа взглядом указал на канавку с испражнениями. Хорст поначалу решил, что это шутка, но тут обратил внимание на то, что рука лежавшего по соседству стрелка была по локоть в чем-то липком и грязном.

Зажмурившись, он решился и сунул руку в вонючую массу. Под пальцами оказалось что-то скользкое и мягкое. Он продолжил поиски. Наконец ощутил твердое. Камень? Нет, похоже, гильза. Вынув руку и стряхнув жижу, он облегченно вздохнул. Это был патрон. Но только один.

– Сколько выстрелов? – с надеждой спросил он инструктора.

На чудо он не надеялся, но… Вдруг и одного хватит?

– Как обычно. Три пробных, пять зачетных. Если не хочешь, не стреляй, – добавил тот безразличным гоном.

Хорста передернуло, но он пересилил себя и, стиснув зубы, снова полез в жидкое дерьмо… Отстрелялся он тоже весьма неплохо. А с учетом специфики, так просто отлично. Пробные выстрелы занизил, зато три зачетных пули положил точно в десятку, две остальных легли хуже – девятка и семерка.

– Молодец, что все восемь выловил, – одобрил инструктор. – Если бы ограничился только пятью зачетными, результат бы не засчитали.

«Интересно, а на хрена мне вообще какой-то результат? – раздумывал Хорст, яростно отмывая руки. – Может, они тут и дипломы об окончании собираются вручать»?

Отмывшись и подозрительно обнюхав напоследок руки до локтя, Хорст шагнул на огороженный канатами ринг. То ли Вадим подсуетился, то ли Хорст не совсем разумно распределил свои силы, но любимое занятие – поединок – давался ему сейчас с большим трудом. К тому же пятеро последовательно сменяющихся противников – это вам, конечно, не тридцать мордоворотов, насилу одолевших старого Тараса Бульбу, но и не хрен собачий.

Троих противников Хорст одолел более или менее легко. На четвертом он практически сдох. Вяло отбивался, отступая к канатам и думая лишь о том, чтобы не дать зажать себя в угол. Если бы соперник, поверив в свою полную победу и расслабившись, не раскрылся, Хорст наверняка не дотянул бы до конца боя. Но противник шагнул вперед и отвел правую руку для удара. Его вытянутая вперед левая при этом опустилась, открыв затянутое черной маской лицо.

Хорст сам не понял, как отреагировал. Ударом левой снизу он приподнял вражеский подбородок и тотчас провел боковой справа. Противник поплыл в сторону, и тут Хорст добил его сокрушительным ударом колена в печень.

Глядя, как тот укладывается на полу ринга, Хорст поймал себя на ужасной мысли.

«Мне звездец, сейчас я упаду рядом», – вдруг точно определил он.

И тут через канаты полез последний, пятый поединщик. Даже не разглядев под маской его лица, по одним только кулакам размером с ведерко, Хорст безошибочно узнал Дыню. При виде старого друга Хорст вдруг ощутил невероятный, прямо-таки нечеловеческий прилив сил.

Он не помнил, как провел последний бой. Позже Эрик рассказал ему, что у зрителей создалось впечатление, будто на Дыню налетел трамвай или тайфун, прокатился через него и умчался дальше.

Хорст очнулся, когда почувствовал, что его обнимают крепкие руки, и услышал со всех сторон поздравления. В числе немногих он выдержал испытание. Ему внезапно показалось, что рядом с ним стоит и крепко жмет его руку старый и надежный друг Витас.

Хорст взмахом головы стряхнул наваждение. Рядом стоял Эрик Рыжий, его новый друг и соратник по не совсем еще понятной организации. Но Хорст не торопился. Он знал – всему свое время. Ни дипломов, ни удостоверений победителям здесь не выдавали. Но Хорст не сомневался в том, что за их подготовкой внимательно наблюдал хозяин лагеря. И что встреча с ним еще впереди.

Наступила последняя ночь в лагере. Утром автобусом всех должны были отвезти обратно в Москву. Перед самым сигналом к отбою к Хорсту снова подошел неизвестный и чуть ли не слово в слово повторил приглашение к забору. Хорст не на шутку рассердился. Он одной рукой сгреб гонца за шиворот, а другой задрал его маску. Нет, лицо парня было Хорсту незнакомо.

– Кто звал? Колись, а то раздавлю как жука! – пообещал Хорст.

– Не знаю, девка какая-то, – проблеял тот.

Девка?! Гонец, похоже, не врал. Хорст вспыхнул. А вдруг Машка?! Пришла к нему… Что-то случилось, и ей нужно помочь… На всякий случай Хорст не стал предупреждать Эрика и направился к забору со всеми предосторожностями. Фигуру возле пролома он заметил издалека. Но теперь он не пошел прямо к ней, а углубился в заросли и сделал большой круг.

При этом время от времени он останавливался и прислушивался. Но кроме него и того, кто его ждал, вокруг не было ни души.

Хорст давно догадался, что в прошлый раз никакой Ботаник его к забору не вызывал. Он также догадывался, кому мешает спокойно жить. Но сказать с уверенностью, а тем более, доказать свои подозрения, пока не мог. Быть может, новая встреча прольет свет на темную историю?

Хорст приблизился к одиноко темневшей фигуре вовсе не с той стороны, откуда его ждали, а с противоположной.

– Что надо? – резко спросил он.

Фигура вздрогнула и обернулась. Это была Татьянка.

– Ты?! – Хорст изумился и расстроился, но постарался себя не выдать. – Что ты тут делаешь?

– Я приехала тебя предупредить, – торопливо начала она без всяких предисловий. – Игнат предатель. Не знаю, кому он стучит, но он – засланный казачок. В той драке он не участвовал, а прятался. Причем с той стороны, откуда менты не подъезжали. Как будто знал, что они приедут.

– Там, где не было ментов, пытался спрятаться Миха Архангел, – припомнил Хорст. – Думаешь, Игнат его мог завалить?

Татьянка с сомнением покачала головой.

– Это вряд ли. Он для этого слишком большой трус. За него все делает дебил Дыня. И вот что самое главное… Игнат и Дыня слишком часто общаются со Шварцем. Шварц в опасности, его надо предупредить. Ваньша что-то знает, но боится говорить.

Хорст задумался. Он и сам давно хотел выяснить у Шварца напрямую, какие у того общие дела с Игнатом и Дыней.

– Что ты предлагаешь? – спросил он Татьянку.

– Давай устроим им всем очную ставку – Игнату, Ваньше, Шварцу. Вот только Дыня припрется…

– Дыню я беру на себя, – отрезал Крюков. – Значит, так и сделаем. Завтра мы, наверное, вернемся в Москву. Там и обсудим все в подробностях. А как ты добираться будешь?

– Автостопом, как и сюда приехала. Обо мне не беспокойся, я вооружена и очень опасна!

Татьянка сделала на прощанье Хорсту ручкой и потопала в черноту леса. Похоже, она действительно ничего не боялась. Хорсту вдруг стало жаль эту самонадеянную девчонку. Он повернулся и медленно побрел к спальному корпусу.

Ночью в квартире профессора Жидоморова горел свет. Профессор на кухне пил чай с человеком, называвшим себя Оборотнем.

– Как ты сказал, я расплатился с Анваром. Теперь я нищий, – признался он.

Оборотень размешивал в большой купеческой чашке пятую ложку сахару. Его кипучий мозг требовал много сладкого.

– А как же спонсоры? – спросил он.

Жидоморов только рукой махнул.

– Грошовые подачки. У меня, правда, есть одно соображение. Но мне понадобится решительный помощник. Такой, который не побоится руки-ноги замочить. В крови, ясное дело. Ты на такое подпишешься?

Оборотень сделал вид, что задумался.

– А что с этого буду иметь я?

Жидоморов насупился. Нет, он не был дураком и понимал, что если хочешь что-то получить, надо делиться, и делиться щедро. Но все-таки ему стало жалко. Наконец он переборол себя нечеловеческим усилием воли.

– Половину, – буркнул он.

– И на сколько потянет моя половина?

– Точно не скажу, но что-то около миллиарда, – неуверенно сообщил профессор.

– Евро?

– Долларов!

Оборотень изобразил лицом разочарование. Потом сделал вид, что передумал.

– А, ладно. Говори, кого мочить будем.

Святополк Жидоморов закатил глаза и сглотнул слюну. Он испытывал крайнюю степень блаженства.

– Гершензона, кого же еще! – радостно выпалил он.

С утра пораньше в угловом кабинете особнячка в центре Москвы, этажом выше «Отдела расизма», состоялся тихий разговор. Беседовали старые знакомые – Барин и Оборотень. Здесь можно было не выделываться, изображая любителя экзотической кухни. Собственно, едой стол не отличался. Только дежурный набор – коньяк, лимоны и шоколад.

– Люблю, как в старину, – признался Барин. – Полстакана коньяка заглотнул, шоколадкой зажевал, и энергии на полдня хватает.

Он налил ровно до половины самый обычный граненый стакан и жадно выпил, потом отломил полплитки шоколада и запихнул в рот.

– Терпеть не могу эти пузатые фужеры, – признался он. – Из них по глотку цедить надо. А я люблю залпом. Так какие у нас проблемы?

Оборотень как раз цедил коньяк из подогретого на специальной горелке пузатого фужера. Поставив бокал, он, не спеша, взял дольку лимона и принялся посасывать. Потом откинулся на спинку кресла.

– Проблем у нас нет.

– Неужели?! – удивился Барин. – Свежо предание, да верится с трудом.

– Но оно действительно так, – заверил сообщника Оборотень. – Жидоморов отдал бабки Анвару, Анвар – Мусе. У Мусы большая партия нового товара. Он им всю Москву и область завалит. Прекрасные итоги, радужные перспективы.

Но Барин не разделял его оптимизма.

– Да зашибись его перспективы синим пламенем! Мне нужен хороший теракт где-нибудь неподалеку от Москвы. Чтобы шуму много, но без таких накладок, как ваша прошлая выходка в центре.

– Вы же сами просили грохнуть посильнее, – напомнил Оборотень.

Барин сделал плаксивую гримасу.

– Да, просил. Тогда мне нужно было напугать Думу. И мы это сделали. А теперь мне нужно пробить своему ведомству приличное финансирование на будущий год. Поэтому организуй, пожалуйста, нормальный дозированный террористический акт. Понимаешь? Дозированный! А с фашистами этими бритыми пора заканчивать. От них проблем больше, чем пользы. Думаю, лучше привлечь черных.

– Вам виднее, – пожал плечами Оборотень. – Хотите черных, будут черные. Но их надо завести, просто на «бабки» они не поведутся.

– А вот для этого используй бритоголовых. Эти на «бабки» поведутся в лучшем виде. Не мне тебя учить.

Оборотень пил коньяк с благодушным видом, словно речь шла не о взрывах и убийствах, а о веселом пикнике с шашлыками и девочками. Он отставил в сторону недопитый коньяк и обратился к Барину со всей серьезностью.

– У меня к вам тоже просьба. Я должен подумать о спокойной старости.

На этот раз развеселился Барин.

– И что ты предлагаешь? Может в Совет Федерации тебя двинуть? Ну, нет, брат, этого даже я не смогу.

– Нет, я о другом, – возразил Оборотень. – Тут, я слышал, наследство Рабиновича зависло. Я хочу его получить. Не возражаете?

– А ты разве еврей? – искренне удивился Барин.

– Пока нет, но у меня есть некоторые соображения. От вас мне нужен карт-бланш. И документы.

Баринов окончательно расслабился. Главное, не надо платить собственные деньги. Этого он не любил больше всего.

– Документы я могу тебе сделать любые, – заверил он. – Хоть на имя Иисуса Иосифовича. А вот нос переделывай сам. Ха!

Даже циничного Оборотня покоробило от такого кощунства, но он привычно сдержался.

– Значит, будем считать, что мы обо всем договорились? Тогда я провожу вас до дверей. У меня тут еще будут кое-какие дела по основной работе.

Выходя из дверей особняка, Барин едва не столкнулся с Крюковым. Сыщик вежливо посторонился, пропуская осанистого, пахнущего коньячком вельможу к его роскошному «майбаху». Водитель захлопнул за хозяином дверь машины и сел за руль. «Майбах» уже исчез за поворотом, а Крюков все еще задумчиво глядел ему вслед. Интересно, с кем этот чинуша коньячок попивает?

На широкой лестнице, ведущей в кабинеты высокого руководства, сыщик заметил вдруг знакомое лицо. Высокий парень участвовал в битве между скинами и «архангелами». Он тогда руководил подкреплением из «спортсменов», которое спасло армию Михи от разгрома, но не спасло его самого. Кажется, «спортсмены» называли парня Вадимом.

– Привет, Вадим, – наугад выстрелил Крюков. – Закурить не будет?

– Я не курю, – автоматически отозвался тот.

Он не обратил на сыщика особого внимания. Значит, начальник. И не обязан знать всех, кто знает его. Но обращаются к нему просто по имени, следовательно, начальник небольшой, среднего звена. Не курит, а коньячок пьет. Амбре от него исходило довольно ощутимое.

Крюков поспешил к своим в «Отдел расизма».

Гена Крамской сидел в кабинете. На влетевшего Крюкова он посмотрел с интересом.

– Где горит?

От него исходил легко определяемый запах коньяка.

Крюков чуть язык не прикусил. Из сложной ситуации его вывел Миша Волгин. Он шел за Крюковым и также попытался войти в кабинет. Но ему помешал застывший в дверях опер.

– Давайте определимся – мы входим или выходим, – предложил Волгин, слегка дыхнув на сыщика коньяком. – Кстати, Крюк, тебя ждут у нашего общего руководства.

Опер воспользовался предоставленной лазейкой, чтобы выскользнуть из затруднительной ситуации. Он прошел по коридору до кабинета с блестящей позолотой бронзовой табличкой, постучал и потянул дверь на себя.

В приемной возле стола секретарши толпились солидные люди. Они окружали моложавого сухощавого мужика в генеральской форме. Все держали в руках бокалы. С появлением опера все обернулись к нему и как-то странно заулыбались. Начальник отдела кадров, лысый толстяк, у которого Крюков отмечал свою командировку, был здесь, видимо, по совместительству за тамаду и массовика-затейника. Он сделал шаг вперед с видом циркового конферансье, объявляющего выход знаменитого клоуна.

– Это новый начальник Общественной комиссии по контролю госаппарата генерал Орлов Федор Иванович. Прошу любить и жаловать, – представил он Крюкову мужика в генеральской форме. – А это наш лучший оперативник капитан Крюков… да, капитан Крюков.

Имени сыщика он так и не вспомнил. Генерал учтиво кивнул, сыщик ответил тем же, с трудом поборов желание сделать реверанс.

– Меня зовут Крюк. Опер Крюк, – прочистив горло, наконец, сообщил он.

– Сегодня Федор Иванович неофициально представляется коллективу, – доверительно сообщил Крюкову кадровик-затейник. – Прошу… – он снова безуспешно попытался вспомнить имя опера. – Прошу, товарищ капитан, некоторым образом приобщиться… Один вы у нас только и остались неохваченным.

Крюков принял фужер коньяка, кивнул генералу и решительно приобщился к числу подозреваемых. После этого окружающие утратили к нему всякий интерес. Крюков поставил пустой фужер и незаметно, как Ленин с елки, покинул помещение.

Продолжать поиски собутыльника господина Баринова не имело смысла. Выходя из приемной, Крюков снова столкнулся с Вадимом. И чем тот ему так не понравился? А ведь чем-то не понравился. Ну, подумаешь, коньяком от него пахнет… Ото всех пахнет, от самого Крюкова теперь тоже. Короче, подозрения не подтвердились, но осадок нехороший остался…

В комнате «Отдела расизма» опер застал обоих начальников. Миша Волгин говорил по телефону, включив громкую связь. Гена Крамской делал круглые глаза, показывая знаками, что его нет.

– Его сейчас нет, – понимающе гудел в трубку Волгин. – А мобильник он на столе оставил. – Что-нибудь передать, когда вернется?

– Передайте, что звонил Гершензон, – сообщил голос из телефона. – Это очень важно. Пусть, как только появится, немедленно свяжется со мной. У меня появилась информация… Ну да это не по телефону.

– Я обязательно передам, – заверил Гершензона Волгин и положил трубку.

– Не нравится мне все это, – процедил Крамской. – Начальник новый пришел, теперь звонок срочный. Что-то вонючее затевается.

Крюков согласился.

– Бритоголовых Жидоморова вывозили в лагерь на тренировки. Мой стукач думает, что готовится серьезная акция. Якобы против антиглобалистов. Но я думаю, это пурга для отвода глаз. Хуже другое. Я подозреваю, что мой стукач – двурушник. Он работает еще на кого-то. И топит по его приказу своих соратников.

– А что в этом плохого? – удивился Волгин. – Он и должен их сдавать.

– Плохо то, что те преступления, которые он на них вешает, он совершает сам. Это чистой воды провокация.

Крамской не удержался и цинично выругался.

– Одно из двух, – сказал он, – либо, вопреки всему, что мы знаем, существует центральный фашистский штаб, координирующий действия отдельных группировок. Либо здесь затевается какая-то мелкая пакость с далеко идущими последствиями. Другими словами – кто-то хочет поджечь дом, чтобы потом было от чего прикурить.

Волгин вдруг засобирался.

– Ладно, мне пора. Отъехать надо по делам.

У Крюкова с Крамским тоже имелись дела. Прежде всего, идти на доклад к новому руководству, дабы объяснить, чем таким полезным они занимаются в последнее время.

«Очную стрелку», как назвал предстоящее событие Хорст, решили забить на два часа дня. В это время парк пустел. Гуляющие расходились обедать, а поддающие с утра алкаши засыпали.

Позвонив Ботанику и назначив ему место и время встречи, Хорст сказал Татьянке:

– Ты приходи попозже, к половине третьего. Мы сначала перетрем по-мужски, а ты подгребай к финалу. Как раз позиции сторон прояснятся, так что ты ничего не пропустишь.

Она не возражала. Начало встречи обещало быть сумбурным и сопряженным с рукоприкладством. Имело смысл подождать, когда стороны предъявят друг другу свои претензии, перекипят и перейдут к трезвому и взвешенному обсуждению.

Но сам Хорст на место предстоящей «стрелки» подъехал за час до назначенного времени. Требовалось ознакомиться с местностью. Он не любил сюрпризов, а от Игната можно было ждать чего угодно. Непонятной оставалась и позиция Шварца. На встрече он должен был выступать в роли третейского судьи, но Хорст подозревал, что бывший друг может оказаться очень даже заинтересованной стороной. А может быть, и врагом.

Местом встречи выбрали пустырь за Кутузовским парком, неподалеку от места, где произошла драка с «архангелами». Чтобы попасть туда, нужно было пересечь весь парк, затем железнодорожные пути и некоторое время идти вдоль длинного забора, за которым располагалась не то больница, не то дурдом. Пустырь сплошь порос кустарником. Здесь, при желании, с успехом мог бы спрятаться не то, что человек, а небольшой слон, причем не один.

Хорсту под ноги попалась бутылка из-под пива, вокруг которой были набросаны конфетные бумажки. На горлышке бутылки еще виднелись непросохшие капли. За ближними кустами Хорсту послышался шорох. Он обогнул их и встал так, чтобы, оставаясь незаметным, видеть и слышать происходящее.