Текст книги "Skinова печать"

Автор книги: Сергей Алов

Соавторы: Константин Алов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Дыня послушно последовал за начальником. Татьянка, прячась за кустами, отдельными деревьями и разбросанными там и сям бетонными глыбами, двинулась следом.

Подобравшись к дальним кустам, откуда появились Дыня и Шварц, Татьянка замерла. Перед ней на замусоренной, покрытой окурками, пачками из-под сигарет и бумажками от конфет, лежали два тела.

Ей вдруг вспомнился куплет детской песенки. В данной ситуации эти слова казались крайне нелепыми:

Однажды утром рано лежат, как два банана, Лежат, как два банана, два трупа на песке.

Трупы из песенки принадлежали негру Тити-Вити и попугаю Ке-ке. Перед Татьянкой же предстали тела Ваньши Ботаника и Игната. Вот тебе, бабушка, и очная ставка! Татьянка поглядела по сторонам со страхом. Она боялась увидеть еще одно тело – Хорста. Но его не было. Неподалеку послышался шум двигателя. Звук приближался. Подминая кусты, на прогалину выкатилась машина грязно-зеленого цвета, похожая на микроавтобус, только на высоких колесах. Возле тел убитых машина остановилась, Шварц и Дыня спрыгнули на землю. Шварц указал на трупы.

– Давай работай, тащи-пакуй! Товар портится.

Дыня не торопился приниматься за дело. Работать одному ему явно не хотелось. Здоровяк хныкал, уныло свесив по сторонам массивной туши ручищи с огромными, как ковши экскаватора, лапами.

– Надо было побольше людей с собой взять!

– В следующий раз обязательно возьму, когда понадобится тебя паковать, – утешил его Шварц. – А ну поворачивайся, свинья жирная!

И тут Татьянка переступила с ноги на ногу. Попавшая под каблук бутылка из-под пива, которую Татьянка сама же сюда и забросила, предательски звякнула, соприкоснувшись с камнем.

Дыня и Шварц разом насторожились.

– Тихо! Кто там?

– Ну-ка быстро проверь!

Дыня с проворством, которое вряд ли можно было подозревать в такой туше, снова ломанулся, как слон через кусты, прямо на Татьянку. Та от страха присела, но спасения не было. Рукой Татьянка оперлась о землю, но и тут ощутила ладонью холод стекла злополучной бутылки.

Не совсем соображая, что делает, Татьянка вскочила. Дыня вылетел прямо на нее и замер от неожиданности. Татьянка продолжала действовать «на автомате». Она почти без размаха треснула Дыню бутылкой по бритой голове и бросилась бежать. Бутылка со звоном разлетелась. Что случилось с головой Дыни, у Татьянки не было времени выяснять. На помощь Дыне бросился Шварц. Она метнулась обратно к дыре в больничном заборе.

Возле самой дыры она заметила ловушку. Из-за забора показалась группа бритоголовых. Значит, Шварц все-таки задействовал в мероприятии не одного Дыню? Или он и в самом деле решил «упаковать» и своего помощничка?

Как бы то ни было, Татьянка едва не угодила им в лапы. Все лица оказались чужие, ей незнакомые и довольно зверские. Она едва успела соскользнуть в какую-то яму и затаилась там за горой сваленных в кучу покрышек. Сквозь щель она могла видеть своих преследователей. Они с дебильным видом осмотрелись, наверняка ее высматривая. Идущий впереди размахивал бутылкой пива. Точно такой же она только что пыталась проломить голову Дыне. Потом группа двинулась в сторону машины Шварца. Оттуда донеслись раздраженные голоса, слов Татьянка разобрать не смогла, но догадалась, что Шварц вставлял пистон своим бестолковым помощникам.

Впрочем, прислушавшись к перебранке, она засомневалась. Выходило скорее, что это подчиненные орали на Шварца. Во всяком случае, почти сразу раздался шум мотора, который вскоре затих вдали. Погоготав, удалились и остальные.

Но, несмотря на наступившую тишину, Татьянка нескоро покинула свое убежище. Только под утро, совершенно промерзшая и промокшая, она осмелилась выбраться из ямы и направилась домой в твердой уверенности, что спаслась лишь чудом.

Для Хорста прошедшая ночь тоже едва не стала последней. Постовые доставили его в отделение милиции. Оперов уголовного розыска на месте не было. Кто ушел домой, кто находился на операции. То есть, может, водку с друзьями пил, а может, рискуя жизнью, вешал хомут опасному преступнику.

Дежурный принял задержанного и закрыл в пустой камере, а сам позвонил в «убойный». Спустя час в отделение примчался сам Шабанов. Дежурный открыл ему свободный кабинет. Сержант с бегающими глазками привел Хорста.

Заполнив шапку протокола, полковник приступил к допросу. Все обвинения в причастности к убийству Гершензона Хорст решительно отверг.

«Неужели кто-то из соседей видел меня возле квартиры?» – подумал он.

Полковник положил перед Хорстом паспорт.

– Твой? Нашли на месте преступления.

Тот взял его, раскрыл, полистал. Кивнул.

– Мой. Я его неделю назад потерял. Между прочим, в милицию заявление отнес, все как полагается. Мать заставила. А как он на место преступления попал, не знаю. Наверное, убийцы подбросили.

Шабанов озадаченно потер кончик носа. Энтузиазм его разом куда-то пропал. И ночь псу под хвост пошла, и результатом, похоже, не пахнет. Надо было не самому ехать, а кого-нибудь из своих прислать. Ну, кто же думал? Генеральские погоны померещились. Как же, лично взял и расколол убийцу видного общественного деятеля! Разбежался… и мордой в стену.

– Говоришь, заявление отнес? Проверим, – вяло проговорил полковник. – Если подтвердится, матери спасибо скажи. Но тогда получается, что убийца где-то возле тебя ходит? Не помнишь, где мог паспорт потерять?

Хорст пожал плечами.

– Почему не помню? После тренировки в спортзале он пропал. В раздевалке окно было открыто, а у двоих пацанов деньги пропали и плеер.

Шабанов насупился.

– Ладно, иди пока в камеру.

Сержант увел Хорста, а полковник принялся размышлять. Вполне вероятно, что убийство Гершензона планировалось за неделю и даже раньше. Если убийца все-таки Хорст, мог он специально отнести в милицию заявление о пропаже паспорта, а потом подбросить его под труп? Запросто! Но зачем? Проще организовать себе железное алиби, пару-тройку свидетелей, которые подтвердили бы, что его в этот день вообще в Москве не было. Похоже, парня подставляют По тогда и в самом деле выходит, что настоящий убийца крутится где-то поблизости от этого Димы Минаева, в качестве досуга избивающего сержантов морской пехоты США.

На выходе Шабанов сказал дежурному:

Пусть пока этот Минаев у вас посидит, утром я решу, что с ним делать.

И уехал. Едва задние габариты его «Волги» исчезли в ночи, в дверь отделения осторожно вошел Ибрагим.

Когда-то Козьма Прутков заметил: «С женщинами мы одни, а с начальством другие». Ибрагим прекрасно иллюстрировал сей афоризм. Суровый и жестокий с подвластными ему пленницами, сейчас он был белым и пушистым, как домашний хомячок.

Здравствуйте, гражданин начальник! – подобострастно улыбнулся он. – А Пашу можно?

Может, и можно, я не пробовал, – ухмыльнулся дежурный и заорал: – Пашка, к тебе тут какой-то черт нерусский!

Из тьмы коридора, где были расположены камеры, небрежно почесывая пузо под расстегнутым кителем, показался сержант с блудливо бегающими глазками.

Чо надо? – поинтересовался он.

Увидел Ибрагима, узнал.

А, это ты? Заваливай, у меня как раз одна камера свободная, – пошутил он.

Не надо свободную, ты меня посади к… – и он зашептал что-то на ухо сержанту.

Тот выкатил глаза.

Чо?! А ноги тебе помыть не попросишь?!

Так ведь не задаром! – Ибрагим снова принялся с жаром, хотя и шепотом, разъяснять свою проблему.

У дежурного капитана, видевшего эту картину, но не слышавшего ни слова, сложилось неверное впечатление относительно Ибрагимовых предложений.

– Не соглашайся, Пашка! – предостерег он помощника. – Этот шайтан тебе всю задницу на фашистский знак порвет!

И громко заржал, донельзя довольный своим остроумием. Как ни странно, сержант направил свои глазки в пол и покраснел. Не то, чтобы начальник угадал суть предложения, но все равно стало стыдно.

Дежурный встал и потянулся.

– Ладно, я пойду вздремну. Посиди на телефоне, – распорядился он и кивнул на Ибрагима. – А с этим поосторожнее. Технику безопасности соблюдай. В жопу на всякий случай пробку вставь или свисток. Если засадит, определишь по свисту.

И скрылся за дверью ближайшего кабинета, продолжая смеяться над собственными шутками.

Как только он закрыл за собой дверь, Ибрагим вытянул из принесенного с собой пакета литровую бутыль водки.

– Э, давай по чуть-чуть за встрэчу!

Но сержант Паша не торопился. Он сел за стол дежурного и приосанился. Как-никак теперь он остался за начальника.

– Давай еще раз и конкретно. Чего ты от меня хочешь? – твердо потребовал он.

Ибрагим покачал головой – трудно говорить с бестолковыми – и все же принялся терпеливо, в который раз, объяснять свой план.

– Ты меня запишешь, как будто я арэстованный по падазрэнию в квартирная кража и посадишь в камеру, где этот сидит. А потом как будто падазрэния нэ падтвэрдились, и ты меня выпустишь. Я уйду…

– А в камере труп останется, – закончил за него мысль сержант Паша.

Ибрагим аж подскочил на месте.

– Зачэм труп? Немножко руки-ноги ломал, с койка упал. Живой будет! Давай пить, водка стынет!

Он набулькал понемногу в два пластмассовых стаканчика. Сержант Паша неохотно принял свою порцию и выпил. Ибрагим тоже опрокинул в рот свой стаканчик.

– Как же ты водку пьешь, ты же вроде мусульманин, – ехидно подколол собутыльника сержант.

– Аллах пить водку не запрещает. Водка – это не вино. Это… водка, – резонно возразил Ибрагим и налил снова.

Они закусывали принесенной Ибрагимом мясной нарезкой и маринованным чесноком.

– Чесноком вонять будет, – посетовал сержант.

– Зато водкой не будет, – подсказал Ибрагим. – Ладно, хватит водка дуть, пошли дэло дэлать.

Хорст повернулся на жестком подиуме, именуемом «спальным возвышением». Чтобы заснуть здесь, надо быть сильно пьяным или смертельно усталым. Или наоборот… Тем не менее, он старался производить впечатление спящего безмятежным сном человека. Из коридора возле камер до него донеслось яростное шипение. Похоже, возле его камеры шепотом переругивались два человека.

– Свет у него выключи!

– Как я свет выключу? Зайду в камеру и лампочку вывинчу? Или пробки выну, чтобы все отделение без света оставить? Ты своей головой-то думай иногда, а не только шашлык хавай!

Дальше разговор пошел тише, Хорст не мог разобрать отдельных слов. Потом до него снова отчетливо донеслось:

– Да пошел ты знаешь куда?! Я и так рискую тем, что тебя в его камеру сажаю. А ты меня на мокруху подписываешь?! Да вас, черных, давить надо! Спасибо скажи, что с тобой тут вообще разговаривают, чмо горное! Мумиё ходячее, блин! За такие «бабки» сам свои дела делай. Паши, негр, солнце еще не вставало.

Звякнул засов, и дверь камеры приоткрылась. Хорст услышал осторожные крадущиеся шаги.

– Спит? – прошептал один.

– Дрыхнет, – отозвался другой. – Короче, я пошел. Через полчаса вернусь. Но смотри у меня!

Дверь закрылась, и засов снова звякнул. Хорст продолжал делать вид, что спит. Он лежал в дальнем углу камеры, поэтому тень неизвестного должна была обозначить приближение опасности. Если только противник не полз на карачках. Но это вряд ли.

Хорст прикидывал, что тот собирается делать. Ну, что не шоколадками угощать, это и дураку понятно. Вопрос в другом. Хочет ли предполагаемый убийца его зарезать или будет душить? Зарезать вряд ли, крови много будет, а он, похоже, хочет уйти без шума. А вот по башке треснуть чем-нибудь тяжелым, а потом удавку накинуть – это запросто.

Но оказалось еще проще. Ибрагим то ли и вправду поверил, что жертва спит, то ли решил понапрасну не шуметь. Во всяком случае, он сразу перешел к главной части. По мелькнувшей тени Хорст безошибочно определил момент начала атаки ночного гостя.

Блестящая нить стальной проволоки сверкнула в тусклом свете лампочки, но захлестнула не горло жертвы, а лишь пустоту. Хорст ушел кувырком через голову и оказался на ногах, прямо за спиной опростоволосившегося убийцы.

Хорст не стал проявлять джентльменства и нанес Ибрагиму сколь неспортивый, столь же и сокрушительный удар кулаком в основание черепа. Убийца ткнулся носом в спальное возвышение и затих. Умолк буквально, как рыба в пироге.

У Хорста была простая альтернатива. Он мог оставить несостоявшегося убийцу в покое, чтобы тот пришел в себя и повторил свою попытку. Но более приемлемым вариантом ему показался другой – обезвредить киллера. Убивать его Хорст не стал – себе дороже будет. Да и не испытывал он к врагу такой ненависти.

Припомнив детали драки на рынке, Хорст решил, что убийца правша. Ну и толчковая нога, скорее всего, левая. Двумя ударами он перебил Ибрагиму правую руку и левую ногу. Тот так и не пришел в себя. Хорст оттащил его к двери, потом вернулся к своей лежанке. С чувством выполненного долга растянулся на спальном месте.

Не прошло и получаса, как дверь открылась, и в камеру заглянул сержант Паша.

– Эй, Ибрагим, ты где? – тихо позвал он.

И с удивлением обнаружил сообщника прямо у себя под ногами.

– Что тут у вас происходит, бляха-муха?!

– Упал он, с верхней шконки, – сообщил Хорст и протяжно зевнул.

Сержант выругался, выволок бесчувственного Ибрагима в коридор и захлопнул дверь камеры.

Остаток ночи Хорст не спал, провел в напряжении. Под утро все-таки задремал. Разбудил его новый дежурный.

– Эй, как тебя, Минаев, давай на выход. За тобой пришли.

Поиски Хорста Крюков начал с того, что сделал бы любой сотрудник правоохранительных органов. Он просмотрел сводку. И нашел то, что искал. Дмитрий Минаев был задержан ночью по подозрению в совершении убийства.

За разъяснениями он для начала отправился к Шабанову в «убойный» отдел.

– Ты, говорят, уже взял убийцу? – поинтересовался опер у полковника прямо с порога. – Поздравляю!

Шабанов только руками замахал.

– А, если бы! Я уже ни в чем не уверен. Из улик – лишь паспорт. А парень говорит, что потерял его неделю назад. Я проверил. Только что сообщили – заявление имеется. Так что паспорт могли и подкинуть.

Крюков подумал-подумал и добавил масла в огонь сомнения полковника.

– Его уже один раз пытались подставить. Но там подбросили студенческий билет на фамилию Минаева.

Шабанов посмотрел на опера с интересом.

– Ты гляди, что творится! Думаешь, кто-то топит пацана?

– Уверен, – подтвердил его догадку Крюков. – Но по-любому выходит, что убийца – кто-то из его окружения.

– Присмотреться бы к ним, – размечтался начальник «убойного» отдела.

– Я этим как раз и занимаюсь, – признался опер. – В этом деле у нас с тобой клиенты общие.

Шабанов встал с места, подошел к сейфу и достал оттуда папку.

– На месте преступления убийца пальчики оставил. По учетам они нигде не проходят, но есть одна маленькая особенность. «Пальчики» – это не то слово. Отпечатки сарделек каких-то, честное слово! Наши криминалисты обещают, что зимой мы его обязательно поймаем. На такие лапы, как у нашего убийцы, никакие перчатки не налезут. Ты там в окружении этого Минаева приглядись – у кого пятерня с лопату, тот и есть наш клиент. А самого его придется выпускать. Я звонил следователю, он со мной согласился и решил избрать для него мерой пресечения подписку о невыезде. Может, ты сгоняешь, подмахнешь бумажку?

Крюков уселся на стул напротив полковника и нахально спросил:

– А что я с этого буду иметь? Лучше деньгами, но согласен на ценный подарок или ценную информацию.

Шабанов взвесил в уме «за» и «против». Наконец решил, что хранить секреты от друзей – дело недостойное, тем более и случай подходящий подвернулся.

– Слушай, – сказал он, – помнишь, негра недавно убили? Там, на трубе, которой его по голове двинули, та же самая пятерня отпечаталась, безразмерная. Так вот, этот негр оказался юристом из Штатов. Эксперты по его искусственным зубам определили, что он американец, а в посольстве его быстренько опознали. Так вот, он приехал сюда по делу о наследстве их американского миллиардера Рабиновича. Слыхал про такого?

– Да, слыхал. От слова «рябина», – и видя, что Шабанов не понял, Крюков попросил: – Продолжай.

– Так вот, – продолжил полковник, – наследником этого Рабиновича оказался наш Гершензон, которого следом тоже убили. Понимаешь? Получается, что негра убили не хулиганы-скинхеды, а те, кто охотится за наследством Рабиновича. Это, конечно, пока только версия, причем не самая рабочая, но тебе как другу…

Версия Крюкову понравилась. В нее вписывалось многое из того, что для него самого оставалось пока загадкой. Он, правда, еще не вполне понимал, почему неизвестный убийца так старательно подставляет Хорста, но сообразил, что в любом случае парня надо вытаскивать. И еще. Следовало срочно спрятать Машку. В очереди жертв смертельно опасного наследства она значилась следующей.

Но сначала нужно было освободить Хорста. И сыщик направился к следователю за постановлением.

В коридоре Хорста ждал Вадим. Хорст сильно удивился. Он готов был встретить здесь опера, с которым устроил ночной рейд на рынок или, на худой конец, кого-нибудь из помощников Жидоморова. Может быть, самого Шварца. Но никак не Вадима.

В это время сверху по лестнице спустились начальник отделения и… дядя Федор. Таким дядю Федора Хорст еще не видел. Тот предстал перед ним во всем великолепии генеральской формы. Начальник отделения, хоть и проходил по другому ведомству, обхаживал дядю Федора, словно своего собственного шефа.

Дежурный тем временем заполнил какие-то бумаги и обратился к стоявшему рядом Вадиму.

– Товарищ полковник, вот тут распишитесь. И он пусть распишется.

Вадим – полковник? Или это кличка такая? Хорст вообще перестал понимать, что с ним происходит. Он автоматически расписался вслед за Вадимом в книге дежурного и вышел на улицу.

Крюков торопился. Ему хотелось как можно быстрее попасть в отделение, где содержали Хорста. И все же он опоздал. Подъехал как раз в тот момент, когда из дверей отделения показалась группа людей. Из группы в глаза ему бросились двое – генерал Орлов в военной форме и Хорст. Приглядевшись, сыщик узнал помощника генерала Вадима. Четвертым был милицейский сержант с блудливо бегающими глазками. Сержант виновато махал руками, вроде бы оправдывался перед Хорстом. Несмотря на его видимое раскаяние, Хорст не удержался и на прощанье дал с правой сержанту в морду.

«Ни фига себе, времена настали! – мысленно присвистнул сыщик. – Мордуют ментов прямо у дверей их родной конторы»!

Генерал, Вадим и Хорст погрузились в большой черный «джип» и уехали. На смену им к дверям отделения подкатила «скорая». Через несколько минут из помещения на носилках вынесли горца. Сыщик узнал в нем Ибрагима. Рука, нога и шея его были наскоро прибинтованы к временным шинам.

Носилки сопровождал все тот же битый сержант. Ибрагим оживленно ругался с ним, потом вдруг вскочил с носилок и, опираясь на здоровую правую ногу, здоровой левой рукой заехал сержанту в морду. Тот даже не поморщился, а остался стоять с виноватым видом.

«Высокие отношения, – отмстил про себя сыщик. – Дали ему по левой щеке, он правую подставляет. Да, не перевелись еще святые люди на земле русской. Но неужели это конец? Или будет продолжение?»

«Скорая» укатила, оставив праведного сержанта с блудливо бегающими глазками в задумчивости чесать дважды битую морду. Но тут на крыльцо, где он стоял, вышел заспанный капитан в милицейской форме. По мятому кителю и щетине на щеках его можно было принять за дежурного, сдавшего смену. Капитан также напустился на сержанта. Может, здесь так принято, или тот вообще работал в отделении мальчиком для битья?

– Все! – орал капитан. – Буду на тебя рапорт писать. Достал, мудила грешная!

И отвесил праведному страдальцу пинка в ягодицы.

«Вот и истина во всей своей неприкрытой наготе, – снова отметил про себя Крюков. – Когда наварили тебе по морде и справа, и слева, не останавливайся на достигнутом, а подставь задницу».

Оставаться здесь дальше не имело смысла, преследовать генерала тоже. И Крюков направился в «Отдел расизма».

Хорст ехал молча. Задавать вопросы дяде Федору не имело смысла. Их было слишком много. Захочет, сам скажет – чем это Хорст ему так приглянулся, что он собственной персоной, при полном параде поперся в ментовку его выручать. Но ни дядя Федор, ни Вадим, оказавшийся вдруг полковником, не торопились внести ясность в ситуацию.

Наконец Вадим прервал молчание.

– Тебя где высадить? – спросил он Хорста.

Тот пожал плечами.

– Можно прямо здесь.

Вадим воспринял это как приказ, прижался к бордюру и остановился. Хорст открыл дверь и выбрался наружу. Он ожидал, что сейчас его спасители что-нибудь скажут, но не дождался. Хлопнула дверь, джип уехал, и Хорст остался один в полном непонимании. Подумав, решил идти к профессору Жидоморову.

Дверь Хорсту открыл Дыня. Оба вытаращили глаза и некоторое время крутили в мозгах одну и ту же мысль: «А не ошибся ли я адресом?»

Но тут в коридор вышел Шварц. На Хорста он взглянул сурово, молча отступил в сторону и кивнул головой на дверь кабинета, как бы приказывая пройти.

«И что я такого сделал, что со мной никто разговаривать не хочет?» – подумалось Хорсту.

Он проследовал в кабинет Жидоморова. Сам профессор был тут, сидел в кресле за массивным письменным столом. Хорст давно не видел его. Святополк Жидоморов сильно изменился. Сейчас он производил странное, даже пугающее впечатление. Лицо осунулось, глаза ввалились. Волосы свешивались липкими редкими прядями. На лице профессора было написано: «Ну вот, только тебя не хватало».

Он посмотрел на Хорста, как на пустое место, и недовольно спросил каким-то странным скрипучим голосом:

– Тебя отпустили?

Хорсту это не понравилось.

– А что, не должны были? – поинтересовался он. Жидоморов смутился.

– Ну почему?.. Просто я слышал, улики очень серьезны.

«Интересно, от кого слышал? – подумал Хорст. – А не ты ли эти улики и подкинул? Не сам, конечно, «шестерок» у тебя пока хватает».

Словно в подтверждение этих мыслей Шварц встал в дверях каменной статуей. Из-за его спины трусливо выглядывал Дыня.

– Игнат пропал, – сообщил Шварц. – Мы за его жизнь сильно беспокоимся. Ты ведь его, кажется, не любил?

Хорст усмехнулся.

– Но не настолько, чтобы убивать. Что-то много наших пропадать стало. Кстати, Ботаника до сих пор не нашли?

Шварц не ответил. Выдержав паузу, распорядился:

– Готовься к акции. Займемся рынком Мусы. У тебя будет шанс проявить себя…

– А до этого я себя не проявлял? – перебил его Хорст подчеркнуто дружелюбным тоном. – Не тебе, старина, меня учить. И вот еще что… Как мой паспорт могли найти на квартире Гершензона под его трупом?

Шварц опять не счел нужным ответить, за него это сделал Жидоморов:

– Но ты же как-то заходил в квартиру Гершензона, – проскрипел он. – Нет? Значит, тебя с кем-то спутали. Тогда действительно странно, что там вдруг оказался твой паспорт. Просто ума не приложу, как это могло случиться!

Профессор велел Хорсту идти в спортзал и как следует погонять там молодых новобранцев, чтобы получше подготовить их к предстоящей акции. Дыню приставили к Хорсту помощником, но тому показалось, что доносчиком. Похоже, здоровяк теперь пользовался полным доверием профессора.

По дороге Крюков передумал ехать в отдел и свернул к дому Гершензона. Возле подъезда сыщик нажал кнопку домофона. Из коробочки донеслось что-то невнятное типа: «Вы к кому?»

– Я к Моисею Вольфовичу, – Крюков не сразу сообразил, что получилось нелепо.

– Его уже нет, хотя венки еще стоят, – сообщил голос бабушки Фиры. – Что вам надо?

– Меня зовут Крюк, опер Крюк! – представился сыщик и был впущен сначала в подъезд, а затем и в квартиру.

Дома, кроме бабушки Фиры, была Машка. Сыщик принес обеим свои соболезнования.

– Я на секунду, – сказал он. – Хотел посоветовать вам быть осторожнее. Машка теперь может оказаться наследницей миллиардов Рабиновича.

На Машку сообщение, вроде бы, не произвело особого впечатления. А вот старушка, кажется, заинтересовалась.

– И что, там действительно много денег?

– Очень много, – подтвердил опер.

Бабушка Фира вздохнула.

– Ну что же, я всегда хотела иметь столько денег, чтобы купить на них атомную бомбу. Как вы думаете, их должно хватить?

– Думаю, хватит на две. Небольших, килотонн по пятьдесят. Но зачем вам атомная бомба?

– Бомба мне и даром не нужна, – призналась бабушка Фира. – Просто я хотела иметь именно столько денег. Кто-то ведь мечтает иметь деньги на «мерседес», кто-то на самолет. А я – чтобы хватило на атомную бомбу. И вот теперь я могу умереть спокойно! Мириам, золото, ты уже нашла? Представляете, куда-то запропастился альбом с фотографиями. Ищем третий час, и все никакого толку.

– Бабушка, посмотри в серванте, пока я занимаюсь чаем, – попросила с кухни Машка.

Старушка бессильно опустилась на диван.

– Нет, золото. Только не в серванте. В серванте я не смотрела и даже не хочу смотреть, потому что если их и там нет, у меня будет инфаркт!

Крюков сам осмотрел сервант, но не нашел никаких фотографий.

Машка вошла в комнату с подносом, на котором стоял большой заварочный чайник и чашки.

– Я поняла. Это Танька, стерва, взяла! – сказала вдруг она.

И Машка рассказала, как случайно встретила на улице школьную подругу Таню Тонкую. Они давно не виделись, с выпускного вечера. Машка слышала, что Танька связалась с бритоголовыми. Та не отрицала этого, но заверила подругу, что сделала это из-за своего парня, а теперь с ним порвала, и ей негде жить. Машка развесила уши и пригласила Тоцкую к себе, благо, квартира большая.

В квартире Танька добровольно возложила на себя обязанности горничной, чем совершенно подкупила Моисея Вольфовича. После преждевременной смерти его жены, Машкиной матери и дочери бабушки Фиры, уборка квартиры, стирка и готовка принимали здесь вид редких авральных мероприятий.

Позже Танька привела своего друга Ивана, которого, по ее словам, преследовали его бывшие друзья фашисты. Иван Машке понравился. Он никуда не лез, сидел в отведенной ему дальней комнате и выходил оттуда только к столу или по нужде. Моисею Вольфовичу он тоже понравился, так как тот мог вести с ним долгие политические и философские диспуты или играть в шахматы. Незадолго до смерти Моисея Вольфовича Иван внезапно исчез. Танька исчезла еще раньше. Фотографиями с тех пор никто не интересовался. Иван фотографии взять не мог, он вообще никуда не лазил, а вот Танька – запросто.

Объяснения Машки прервал звонок домофона. Она вышла в коридор и вернулась встревоженная.

– Это Тоцкая.

Крюков обрадовался.

– Вот и прекрасно. Сейчас все и узнаем из первых рук. Ты ее будешь держать, я – бить, а бабушку попросим вести протокол допроса.

– Вы меня недооцениваете, юноша, – обиделась бабушка Фира. – В нашем партизанском отряде мне приходилось делать вещи посерьезнее, чем то, что вы нам тут предложили. И, поверьте, мы с врагами не церемонились.

– Мы же пока не знаем – враг она или нет, – сыщик постарался охладить пыл старушки. – Вот определимся, тогда, пожалуйста. Можете тряхнуть стариной и вспомнить молодость.

Раздался звонок в дверь. Машка пошла открывать. Крюков на всякий случай приблизился к двери в комнату и прислушался. Вроде все спокойно.

Машка вернулась через несколько секунд. В руках она держала альбом с фотографиями. За ее спиной переминалась с ноги на ногу девушка. Крюков узнал в ней ту самую подругу Хорста, которую он заметил еще во время погрома в центре города и взрыва в бутике Анвара.

– Проходи, деточка, – пригласила гостью бабушка Фира.

Она сама налила ей чаю, подвинула сахар и варенье. Татьянку бил легкий озноб. После чая она немного успокоилась.

– Я не знала… – сказала она наконец.

– Чего не знала?

– Я не знала, что он убьет их. Моисея Вольфовича, Ваньшу…

– Кто?

– Жидоморов, кто же еще?

Тут она разревелась, потом начала рассказывать.

Узнав, что Татьянка училась в школе с дочкой Гершензона, Жидоморов приказал ей войти в доверие и внедриться в квартиру Моисея Вольфовича. О цели внедрения профессор сообщил не сразу. К этому времени Татьянке расхотелось вредить своей подруге, ее отцу и даже чокнутому Санчесу, который с момента появления в дядиной квартире Татьянки стал бывать здесь гораздо чаще.

Потом случилась беда с Ваньшей. Его объявили предателем, и Татьянка не придумала ничего лучше, как привести его в квартиру Гершензона. Уже тогда она твердо решила для себя – какое бы задание Жидоморов ей ни поручил, выполнять его она не будет. И ошиблась.

В один прекрасный момент профессор вдруг напомнил о себе. Он поинтересовался у Татьянки, как прошло ее внедрение, и поручил сущую ерунду. Попросил принести ему на пару дней альбом с фотографиями из квартиры Гершензона. У Татьянки просто не нашлось причины отказать ему в таком пустяке. Альбом он, как и обещал, вернул через пару дней, но у нее не оказалось времени положить его на место.

– Тут не все. Несколько фотографий он отобрал и велел уничтожить, но я их спрятала. Они в надежном месте. Я их привезу прямо сейчас.

– Подожди. Сейчас тебе лучше побыть здесь. Если надо будет, я сам съезжу и привезу. Что было на этих фотографиях?

– Там… Вы не поверите. Там Моисей Вольфович и Жидоморов, оба совсем молодые.

– Примерно это я и подозревал, – с досадой хлопнул кулаком по столу сыщик.

– Может быть, вы поделитесь с нами тяжким грузом ваших знаний? – осторожно предложила бабушка Фира.

И Крюков, как мог проще, объяснил, что все здесь присутствующие так или иначе оказались втянутыми в поле действия опасной интриги. Ее организаторами и активными участниками стали, на первый взгляд, непримиримые враги. Но на самом деле все они преследуют одну общую цель – дестабилизацию обстановки и создание хаоса. Для кого-то это просто производственное задание вышестоящего руководства, для других – возможность погреть руки. В эту организацию входят представители самых разных группировок: продажные чиновники, исламские террористы, фашисты и прочие экстремисты. И очень часто рядовых исполнителей их вожди используют втемную.

– Да, но мы-то тут причем? – возмутилась старушка. – Мы не чиновники, не экстремисты и уж, тем более, не исламские террористы!

– Дело в том, – пояснил сыщик, – что кто-то из главных интриганов хочет урвать большой кусок лично для себя. И кусок этот – наследство Рабиновича. Так что все вы, как свидетели, представляете опасность, а Машка особенно, поскольку стоит на пути к миллиардам. И я ей, честно говоря, не завидую.

Татьянка встала из-за стола, сняла с шеи серебряный крестик и протянула Машке.

– Вот, возьми. Это мамин. Он тебя охранит. Машка смутилась.

– А ты как же? И потом я же не христианка.

– Возьми и скажи спасибо, – приказным тоном заявила вдруг бабушка Фира. – Достоевский утверждал, что всякий порядочный человек в душе христианин. И я с ним согласна. Твоему отцу истинная вера не очень-то помогла. Может быть, с Христом тебе повезет больше? И потом – Он же, в конце концов, тоже был евреем.