Текст книги "Бродячие собаки"

Автор книги: Сергей Жигалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава восемнадцатая

В конце ноября в небесной канцелярии кто-то смеха ради включил на полную мощь батареи отопления. Сугробы растаяли. Окаменелая земля расквасилась. Пролетная черноголовая утка во все лужи набилась…

Венька себе слово дал не лезть на рожон. Мало того, бракуши зубы на него точили, коллеги, охотоведы и егеря из других районов стали косо поглядывать. Кому понравится, если на каждом областном совещании этим Егоровым в нос тычут: «Вениамин Алексадрович опять протоколов больше составил, чем у вас всех вместе взятых…» Один Рассохин возлюбил егеря крепко: «Дави их гадов! Должен же кто-то за бессловесную тварь заступаться!..»

К егерю часто приезжал. Возвращались они как-то с водохранилища, Венька поехал короткой дорогой через лес. Смеркалось. Вдруг Рассохин дернул егеря за рукав.

– Стой, заглуши.

Венька выключил двигатель. Повыпрыгивали из машины по привычке, не хлопая дверцами.

– Может, кто на озерах по уткам палит?

И как бы в ответ хлесткий звук выстрела раскатился по лесу. Потом еще два, один за другим.

– По уткам из карабина не шмаляют, – бормотнул Рассохин.

– Из карабина, – согласился егерь. – На дачах новорусские поддали и резвятся. Ладно, садись, поехали. Татьяна ужин приготовила.

– Ужин – это расчудесно! – Рассохин тряхнул ястребиной головкой. – По стопочке. У меня расчудесный коньячок есть.

Не проехали и полкилометра, как егерь резко ударил по тормозам. Придремавший спутник ткнулся лбом в стекло.

– Чего ты?

– Гляди.

Колею пересекали два свежих лосиных следа.

– Корова и теленок. Гонные, на махах шли – определил Рассохин. – По ним и молотили из карабина.

– За Свининкой у них переход. Там и стреляли, щас накроем, – загорелся егерь.

– У тебя СКАС с собой?

– Да не нужен нам никакой карабин. Тепленькими возьмем. Эт Муса, лесник здешний наглеет. Правда, у него карабина нет. Поехали!

– Как скажешь. – Рассохин достал из наплечной кобуры пистолет, передернул затвор, вгоняя пулю в ствол. – Дай сюда фонарь. Езжай на малых. – И УАЗ серым зверем, похрустывая под колесами сучьями, пополз по колее.

Спустились в лощину. По кузову заскреб ветками подступивший к самой колее молодой осинник. Рассохин первый углядел. Ткнул пальцем в чащу. Справа метрах в ста от дороги то вспыхивал, то пропадал огонек.

– Вон, смотри, «Нива» в кустах. Вон, левее.

– Ставь УАЗик поперек колеи, выезд ей перекрой. В-о-о! Глуши, пошли. – Они, крадучись, двинулись на огонек.

– Охамели, как у себя дома. Переноску от «Нивы» протянули, – хохотнул в ухо егерю Рассохин. – Не боятся волка и сову!.. Косят трын-траву.

Венька мотнул головой, не нравилась, ох, не нравилась ему эта рассохинская веселость.

Они подошли к топтавшимся вокруг опрокинутого на спину лося браконьерам совсем близко. Добытчики обснимали шкуру, взблескивали ножами, переговаривались. Их было четверо. «Гля, ляжки какие жирные. Целка». «Урод. Какая целка. За ней же теленок бежал. Два раза по нем стрелял. Частик… Завтра доберем. Он так и будет тут кружиться, матку искать…» «Ногу на себя оттяни…» «Закури мне сигаретку». «Не барин». «У меня руки в крови».

Венька углядел прислоненный к дереву карабин. Ткнул себя пальцем в грудь, мол, я возьму. Рассохин показал в ответ два растопыренных пальца, развел руками. Венька понял: а где еще два ствола?

– Мужики, закурить не будет? – подойдя со спины, спросил Рассохин.

Трое остолбенели. Венька схватил прислоненный к дереву карабин. Четвертый попятился из полоски света, присел.

«Ружье шарит», – догадался Венька, направил на него фонарик. Луч искорками отсверкнул от металлических зубов, выхватил из темени суженные от света глаза, стриженый лоб.

– Брось ружье, застрелю! – страшным голосом заорал Рассохин. Вскинул пистолет. Пуля сыро щелкнула в дерево. Гололобый, будто летучая мышь, растворился в воздухе. Ни шороха, ни хруста сучьев.

– Вы, ребята, уж не бегайте. – Рассохин навел пистолет на стоявших у туши. – Его пожалел. А вам не масть! Пуля догонит. Вениамин Александрович, вон ружье, на земле. Возьми. Не успел он схватить. А другое вон у «Нивы», возле бампера. Дай фонарик. Он где-то тут за деревом стоит. Щас я его со второго выстрела. – И тут же за деревьями раздался хруст сучьев.

– Во-о, теперь пошел. – Рассохин посветил фонариком в лицо низкорослому мужику. Тот заморгал, заулыбался. Попялся в карман телогрейки. – Стоп. – Рассохин перевел на мужичонку ствол. – Ножи на землю! Эт ты, Муса?

– А то кто же? Ты же закурить просил.

Мужичонка переложил нож в левую руку. Луч фонарика осветил второго, в дубленке, с вырванным клоком на плече.

– Бросай ножи на землю, ну! Теперь дружно строем идем к УАЗику.

– Может, на месте договоримся, Вениамин Александрович?

Егерь по голосу узнал прокурора Курьякова. Он и был в дубленке. Протянул егерю руку.

– Слава богу свои. – Наклонился к Веньке. – А то со мной гость из Москвы, с Генпрокуратуры. Неловко получилось.

– Я что, у меня вон начальник, – сказал егерь.

– Лося пополам разрубим и разъедемся. Жирная такая попалась. – Курьяков отходил от испуга, хохотнул. – Выпьем щас по стопочке на кровях.

– Пошли, пошли, господа-товарищи, в машину, там поговорим, – легонько тронул за плечо прокурора Рассохин. Он уже все понял. – А ты, Вениамин Александрович, пока ножи собери. Хорошие ножи.

В салоне УАЗа Венька разглядел третьего, высокого, с барственно румяными щеками. По его быстрому, переходящему с Рассохина на егеря взгляду и по сжатым, будто склеенным скотчем, губам чувствовалось, что под дорогой кожаной кепкой с меховыми наушниками шла работа.

– Евгений Петрович. – Движением руки Холеный остановил суетившегося прокурора. – Внесите в протокол. Ездили вот с товарищем Мусой и моим другом на уток. Услышали выстрелы. Подъезжаем. Двое бросились бежать.

– Как сейчас ваш подельник, – вставил Рассохин.

– Не знаю, о ком вы говорите. Подошли, лежит лосиная туша. Решали, как поступить, а тут вы подъехали.

– Так не было с вами четвертого, с металлическими зубами?

– Вы что-то путаете. Мы втроем вот тут. – Прокурор быстро глянул на Холеного, осекся под его взглядом. – Нас было тро-е. Трое!

– Трое, так трое, – легко согласился Рассохин. – А чей карабин?

– Мой. Разрешение показать? Вот, – с готовностью отозвался прокурор.

– На уток с карабином. Интересно девки пляшут.

– А я из него не стрелял.

– Да. – Рассохин понюхал ствол. – Нагар свеженький.

– Да мы карабин пристреливали. Это, уважаемый, не запрещено законом, – четко отделяя каждое слово, произнес Холеный.

– Эх, елкин корень… Во елкин корень, палкин хвост, – бормотал в углу Муса. – Из-за одной коровы… елкин корень, попали.

По дороге в райотдел милиции Венька все силился вспомнить, где он раньше видел высвеченное фонариком лицо с металлическими зубами. Этот нехороший прищур глаз. Но где? И вспомнил: голый под ноль лоб, стальная улыбка. На водохранилище, когда таранил катером лодку. Вспомнил и вроде как обрадовался: жив зубарик, не утонул.

Дежурный сержант кинулся звонить начальнику РОВДа домой:

– На самого Евгения Петровича Курьякова… оформлять?

– Раз сами там не договорились. Чо ты мне названиваешь? Оформляй, как положено, – ахнула в ухо дежурному трубка.

У сержанта не перестало звенеть в ушах даже после того, как он отнес изъятые ружья и карабин в оружейку, комнатку со стальной дверью.

– Доволен? – повернулся к Рассохину у выхода Холеный. – Завтра можешь подтереться своим протоколом…

– Ищи служба двух понятых и грузовик, – приказал Рассохин сержанту. Надо будет тушу привезти. Пули извлечь. – Повернулся к Холеному. – Выходных отверстий-то нет. Там они, разговорчивые наши. Назовут нам стрелка по фамилии, отчетству…

Разом посмурнел Курьяков, Холеный хмыкнул:

– А ты, шустер, ястребок.

– С волками жить, по-волчьи выть.

Все это время, пока ездили в лес, оформляли документы, Венька не знал куда себя деть. Французский коньяк, выпитый когда-то в кабинете прокурора, теперь колом встал в горле.

Привезли лосиную тушу. Извлекли одну пулю. Вторую не нашли. Выходного отверстия в лосиной туше не было, а пуля пропала. Понятые расписались в протоколе. Прокурор подошел к Веньке:

– Вениамин Александрович, ты же меня под статью подводишь. Уголовное дело откроют. С работы выгонят. Тебе от этого легче будет? – Не вершитель судеб, спустившийся с горных высей, чтобы плеснуть желторотому егеришке коньяку, сутулый старик искательно заглядывал егерю в глаза. – Возьми у него пули, я вам новую «десятку» отдам. Прямо сейчас дарственную оформим.

Венька отвел Рассохина в сторону.

– Сань, может, в самом деле, хрен с ними. Отдай им пулю. Пусть.

– Жалко стало? – Рассохин выругался. – Они бы тебя не пожалели… Такую канитель подняли. Я еще посмотрю, как он моим протоколом подотрется!

Утром, только Рассохин уехал, Веньку вызвали к следователю. Седоватый майор головы от стола не поднял, когда вошел егерь. Глядел в бумаги перед собой, морщился.

– Рассказывай, Егоров, как было дело.

Венька огляделся. Грязноватые обои, капли дождя на оконном стекле. Сипловатый после утренней сигареты голос майора убаюкивал. Но внутренний колокол тревоги звякнул раз, другой, зашелся трелью.

– А что рассказывать, там в протоколе все написано.

– Да тут другое. – Майор поднял на егеря глаза, усмехнулся. – На вас поступило заявление от Альпекова Мусы Хамитовича. Зачитываю: «Вчера между двадцатью одним часом я вместе с Курьяковым Е. П. и его гостем, имени которого не знаю, возвращались с утиной охоты. В лесу около Свининки услышали выстрелы. И вскоре увидели разделывавших лосиную тушу двух мужчин. Мы подошли выяснить личности этих людей. Как узнал впоследствии, ими оказались егерь Ветлянского охотхозяйства и заместитель начальника областного управления рыбохраны Г. Ф. Рассохин. Они набросились на нас. Отняли оружие. Рассохин нанес мне несколько ударов по лицу. Выражались в наш адрес нецензурной бранью. Угрожая оружием, вынудили нас подписать составленные ими протоколы. Подвергли нас незаконному аресту и привезли в РОВД. Прошу разобраться и наказать виновных. А также привлечь к уголовной ответственности за браконьерское убийство лося».

Не в кабинете с сонным майором за столом, а на дне глубокой волчьей ямы с оклеенными обоями в цветочек стенами ощутил вдруг себя егерь.

– По этому заявлению я вынужден завести на вас гражданин Егоров уголовное дело, – клацнул седоватый капкан. Но ни боли, ни страха егерь не чувствовал. Одну лишь ярость: «Гады, как все наизнанку вывернули…»

– Что вы по этому заявлению можете пояснить?

– Брехня! От первого до последнего слова брехня. – В памяти встало лицо Холеного. – Я знаю, кто это все насочинял.

– Вы по сути заявления, гражданин Егоров.

– По сути отправьте извлеченную из лося пулю на баллистическую экспертизу, и все станет ясно.

– Какую пулю? Вот все ваши протоколы. Никакой пули нет.

– При понятых же пулю достали из позвоночника у лося.

Майор перебрал бумаги в папке.

– Протокола об извлечении пули тоже нет. Ни самой пули. А вот справка о нанесении легких телесных повреждений Альпекову в деле есть. – Откуда-то сверху с края волчьей ямы заглядывал майор.

– Идите, Егоров и подумайте. Мы пока вашего соучастника господина Рассохина вызовем. Вы с ним друзья?

Егерь, не ответив, вышел из кабинета. К обеду приехал Рассохин вдвоем с высоким мужчиной в кожаном черном пальто.

– Вы разве меня не помните? – Незнакомец пристально поглядел на Веньку страдающими припухшими глазами. – Собака ваша жива?

– Какая? У меня их две было.

– Ну та, полуволк. Телят на мою «семерку» нагнала. Один на капот прыгнул, помял. Канавин моя фамилия. Глеб Канавин… Башка, мужики, трещит. Несносно.

– Нет, Глеб, потом. А то они тебя точно в вытрезвиловку засадят.

– Меня-а, Глеба Канавина? Обкакаются сажать!

– Давайте по делу – Рассохин повернулся к Веньке. – Ну-у, я тебе говорил. Этот хер мордатый то ли из генеральной прокуратуры, то ли депутат Госдумы. Моего шефа уже в белый дом вызывали, сам вицегубернатор. Понял, какого осетра мы прищемили!

– И чо ты, как мудак, радуешься, – озлился егерь. – Они и пулю потеряли. Муса на нас заяву написал, что мы лося убили.

– Ну и хер с ними. Глеб, куда!?

– Мужики, не могу. Где тут чепок или кафушка? Коньячку соточку пропущу.

– Какая те соточка? Ты слушай, что человек говорит. Суки пулю спрятали. Все против нас перевернули.

– Я вам передачи буду носить, – засмеялся Глеб. Страдающие красноватые его глаза смотрели из-за набрякших мешков, как из-за брустверов. – Мужики, я вам говорю, Глеб Канавин моя фамилия, этот номер им не пролезет. Ща соточку коньячку, и все решим.

– На хера ты этого алкаша привез? – глядя вслед пошагавшему к кафушке черному плащу, пробурчал егерь. – Чо ты все радуешься?

– Наглецов надо хлестать по морде. Ты еще хотел простить их.

– А чем мы теперь докажем? В лесу они и мы были. Им веры больше.

– На хитрую попу и шприц с винтом.

– Ага, а на шприц попа с лабиринтом.

– Ну, мужики, я из пепла, – подошел Глеб. Егерь поразился, с того будто маску сняли. Глаза ясные, мешки пропали, волосы на голове – задорными вихрами. – Так, мужики, суть. Пуля – единственный вешдок. Она пропала. Доказательной базы у вас нет. Вы в полной попе. Я конечно напишу все, что ты, Ген, мне рассказал. Они потребуют опровержение. Все равно они будут по уши в дерьме.

– Ты камеру взял? Пленка заряжена? – Во всем облике Рассохина появилась знакомая Веньке ястребиная ухватка. – Глеб, ты молчи. Держи камеру наготове. Я им, коблам, устрою ход лошадью. Только бы они тушу не успели на колбасу пропустить.

Приезд собственного корреспондента московской газеты в райотделе милиции произвел эффект неразорвавшейся фанаты. «Граната» с диктофоном в руке крутилась в кресле, задавала вопросы. Хозяин кабинета полковник Штырин, весь красный, в расстегнутом кителе наливал гостю чайку с бальзамчиком. Тем временем райотдел искал пулю. Сотрудники ползали по полу на коленях, заглядывая во все углы и трещины в полу, совали головы в разверстый зев сейфа, будто в пасть зверю. Дежурный сержант, небритый, испуганный, наперегонки с седоватым майором писали объяснительные. Бегали с бумагами по этажам. Будто пуля, пробив навылет лося, из чащи долетела сюда и теперь рикошетом летала по кабинетам, норовя кому-то сорвать звездочки с погон.

Лосиная туша еще стыла в холодильнике мясокомбината. Туда по предложению Глеба Канавина и направилась кавалькада машин. Впереди с мигалкой мчал начальник райотдела с Глебом Канавиным и Холеным. За ними в веере брызг из-под головной машины ехали прокурор Курьяков с Мусой, следом Рассохин, Венька, седоватый майор и обалделый ветеринар в белом халате с чемоданчиком.

Лосиную тушу, уже покрывшуюся изморозью, брякнули на стол. Ветеринар поковырял, поковырял окаменевшую тушу и неожиданно густым басом потребовал топор. Глеб Канавин снимал на камеру обступивших «операционный стол». Холеный морщился и все норовил повернуться спиной. Венька молча злился на Рассохина. Зачем он привез Глеба? Устроил всю эту канитель…

Курьяков то и дело закуривал сигарету, поймав на себе взгляд директрисы сего заведения, гасил. Закуривал снова.

Ветеринар тыкал в пулевые отверстия блестящий штырь. Хватался то за топор, то за нож. Дул на замерзшие пальцы.

– Целый день тут будем анатомию лося изучать. – Холеный усмешливо глянул на Рассохина. – Это не фальшивые протоколы составлять.

Приосанился и Курьяков.

– Нет, значит, нет. Поехали, – скомандовал начальник милиции.

– Так вон же она. – Рассохин, приседая, заглянул в белевшую ребрами бочкообразную грудь туши, сунул туда руку. – Вон же!

Ветеринар нагнулся и достал чуть расплющенную похожую на фасолину пулю. Ветеринар отпыхиваясь, будто ловец жемчуга, вынырнувший с глубины, на ладони поднес пулю начальнику милиции. Но «жемчужина» у полковника радости не вызвала. Он стрельнул глазами в сторону крошившего сигарету Курьякова, повернулся к майору.

– Оформляй и вези на баллистическую экспертизу.

– Почему здесь снимают без разрешения какие-то неизвестные личности? – раздраженно сказал Холеный. Повернулся к Глебу Канавину. – Вы собственно кто такой?

– Он журналист… – начальник РОВДа назвал известную московскую газету.

– Я хорошо знаю главного редактора Вячеслава Георгиевича.

– Холеный поправил на руке перчатку. – А вас кто сюда звал!?

– По устной жалобе господина Рассохина. – Глеб опустил камеру. – А что?

– Кто вам разрешил снимать? Вы журналист газеты, а почему снимаете?!

Все как бы немного отступили назад, образовав подобие клина с Холеным на острие.

– До нынешнего эпизода вы были знакомы с господином Рассохиным? – наступал на Канавина Холеный.

– Да лет сто, – быстро и весело ответил Глеб.

– Тогда нам все ясно. – Холеный повернулся к клину. – Привозят карманных журналистов. Ясно, какая статья может появиться в газете…

– Ты, козел… – Глеб подшагнул к Холеному. – Чего ты тут куражишься? Ты не понял еще, в какое дерьмо вляпался? И не строй тут из себя Вэ Вэ Путина. Думал, одну пулю проглотили, и все будет шито крыто? На мужиках отыграетесь?

– Считай, ты в этой газете больше не работаешь. Наглец! – Холеный сунул руки в карманы, пошел к выходу. – Проститутки!

– Это ты после моей статьи полетишь кверху жопой!

– Господа, господа, – вклинился между ними полковник. – Давайте решать проблему в цивилизованных рамках, господа!

С самого начала егерь с удивлением смотрел на поднявшуюся с приездом журналиста суету. Все, вроде, как кинулись засыпать волчью яму, в которую он угодил утром. И начальник райотдела, и майор, обернувшийся из охотника за егерями в мужичка с ноготок.

Заметил он и, как ветеринар быстро глянул на Рассохина, когда тот сунул рукой в лосиную тушу.

Из милиции он пригласил Рассохина и Глеба домой.

– Вот она, верный друг егеря. – Рассохин по-свойски расцеловался с Танчурой. – До чего красивая, глядеть невозможно.

Глеб, познакомившись, поцеловал ей ручку. Танчура закраснелась. Егерь как бы сызнова увидел жену, румяная, с блестящими глазами. Ромашковый новый халатик перехвачен в талии беленьким пояском.

– А где мой друган? – шумел Рассохин. – Я ему тут такой наган привез. В садике?

– Простудили его в садике. Не смотрят за детьми. Дома вон с температурой лежит, – отозвалась уже из кухни Танчура.

– Я не лежу. – Гости обернулись на голос. Из спальни вышел Вовка, хмурый, на щеках красные пятна.

– Во-о, орел! И ничо он не болеет! – Рассохин присел на корточки.

– Щас же иди тапки надень, – закричала Танчура. – Пол ледяной, он ходит. Ну-ка, кому сказала!

– Иди скорее. – Рассохин подхватил Вовку на руки. – Что я тебе привез.

– Наган. – Вовка заерзал, выкручиваясь из рук Рассохина. – Пусти. Я большой.

Через пять минут здоровенный полосатый кот с задранным хвостом носился по диванам и креслам, уворачиваясь от резиновых пулек.

– Ту-у, ты-дых. Я его ланил, – долетали на кухню отзвуки Вовкиной охоты. – Тах, тах!

Танчура приоткрыла дверь в сени, кот лётом выскочил наружу. Вовка ударился в рев.

– Зачем выпустила? Он ланеный. Он там подохнет! – Засобирался следом.

– Я т-те пойду. Температура не спадает, он на мороз собрался. Щас же положи куртку…

– Ну боец. Охотник растет, – прямо лучился радостью Рассохин. – Наливай, хозяин. Какую мы им пулю отлили, ха-ха!

– Вот увидишь, он еще что-нибудь придумает, – повторил Глеб. – Для них с прокурором это вопрос выживаемости. Оправдаться они могут только одним способом, обгадив вас.

– Эксперты дадут заключение, что пуля выпущена из карабина Курьякова и все. И не отвертятся, – отмахнулся Рассохин. – Скажи, слабо тебе написать?

– Там же никакой пули не было, – сказал Венька.

– Да я знал, что они ту первую запсотят. Вторую-то я к себе в карман положил. Давай еще по одной. – Рассохин подцепил вилкой огурчик. – Ну ты, Глеб, этого москвича приложил.

– А чего он: «карманный». Ты еще сначала посади меня в карман. Всякая жаба будет мнить тут себя подводной лодкой. – Журналист после стычки с Холеным как-то подзавял. Больше помалкивал.

– Ну что, будешь писать? – спросил Рассохин. – Напряг он тебя с редактором-то?

– Интересно, что они еще придумают? – Глеб повернулся к Веньке. – Ветеринар же заметил, как он пулю подложил. Ты ее в руке держал?

– Ну и что, – хрустел огурцом Рассохин. – Пуля-то из лося!

– Эксперта купят?

– Нет. Я там ребят знаю. Крепкие. Не пойдут.

– А кто он, этот кандибобер?

– Какой-то Курьяковский друг по университету, что-ли.

– Говорят, в администрации президента, – крикнула от телевизора Танчура.

– Шишкарь.

– Ага, старший помощник младшего дворника. Так ты будешь писать?

– Ты меня не заводи. Наливай. Глеб Канавин мастер пера, а не топора. Я люблю, чтобы все было доказательно. А тут что. Пуля?

– Ну-у, паразит! Щас отниму, – раздался крик Танчуры, и в ту же секунду в кухню влетел Вовка. Прополз на животе под столом между ног сидящих. Спрятался за стулом Рассохина. Следом вошла Танчура.

– Где этот паразит? Смотрю фильм, а он в экран стреляет. Погас и не включается.

– А чо они все на одного накинулись? – выкрикнул из-за стула Вовка.

– Кто?

– Бандиты там на одного. – Глаза у мальца сверкали. – Пуля остановит подонков!

– Ну что ты, мать. Он же спасал, – засмеялись за столом.

– Пузатому плямо в пузо попал, – ободренный смехом взрослых похвалился Вовка.

– Только зайди мне, я т-те, – пригрозила Танчура. – Вень, иди включи. На самом интересном месте…

– Ну давайте, за Глебову статью, – поднял рюмку Рассохин.