Текст книги "В мире фантастики и приключений. Тайна всех тайн"

Автор книги: Сергей Снегов

Соавторы: Георгий Мартынов,Илья Варшавский,Геннадий Гор,Лев Успенский,Аскольд Шейкин,Александр Мееров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 45 страниц)

– Ну, что вы… – Крэл замялся. – Может быть, Нолан и не имеет целью… А если и удастся ему диверсия, вы вновь создадите протоксенусов и …

– Нет! – Ваматр покачал головой и долго сидел молча, не глядя на Крэла, а потом тихо сказал:

– А вы человек хороший, Крэл. Мне везет на хороших людей. Всё готовы помочь мне, но вот протоксенусы… Крэл, об этом никто еще не знает, даже Инса. Они не догадываются, чем я занимаюсь в своей личной лаборатории. Сам, без единого помощника… Вам я скажу… Я пытаюсь, и у меня ничего не выходит. Понимаете, ничего!

– Что не выходит?

– Протоксенусы получились в результате длительной и, надо сказать, не очень-то систематической работы. Трудно было тогда, всего не хватало. Мы зачастую на ощупь, без соответствующего контроля пробовали воздействовать на насекомых всячески. Что только не применяли! Варьировали условия, используя влияние самых различных факторов, и наконец, получили вид, совершенно не похожий ни на один из известных на Земле. О, ликование было неуемным! Тогда мы были озабочены только одним: как получше выходить, не утратить эти существа. Но вот мы убедились, что успех оказался несомненным, протоксенусы стали жить, развиваться, размножаться. Сами понимаете, прежде всего надо было повторить опыт, однако сил и средств было мало, откладывали и откладывали со дня на день, и когда я всё же нашел время, попробовал воспроизвести опыт, ничего не получилось. Всё, всё до мельчайших подробностей повторено, и ничего не могу поделать… Вот и берегу их пуще глаза, Крэл.

Ваматр поднялся и, не сказав больше ни слова, вышел.

Крэл неподвижно сидел за пультом, не имея сил пошевелиться, и только слегка вздрогнул, когда опять приотворилась дверь. Не входя в пультовую, лишь просунув голову, Ваматр сказал:

– А насекомые, Крэл, не чужие. Наши они, земные. Теперь, когда я уже отбросил как совершенно несостоятельную нашу гипотезу, мне совсем невмоготу понять, как получились протоксенусы.

Дверь захлопнулась. Крэл, прижав руки к вискам, встал и растерянно осмотрел пультовую.

Пульт жил своей электронно-механической жизнью, непрерывно контролируя жизнь помещенных в башню созданий. Всё, казалось, шло своим чередом и порядком, а мысли путались, и невозможно было понять происходящее. Пылко, убежденно, доказательно говорил Ваматр, уже верилось, что они и в самом деле чужие, и вдруг… Испытывал? А может быть, сам себя проверял? Где же он настоящий?.. Пожалуй, в последних фразах. Они прозвучали с неподдельной тревогой и искренним волнением. Похоже, именно это и мучает энтомолога если не чужие, то почему, как они могли возникнуть?

Зазвонил колокол, и Крэл машинально, не переставая думать о Ваматре, так и не познакомившем его с Лейжем, направился в столовую…

Обед подходил к концу, привычный шум стихал, людей становилось меньше, и тут Крэл увидел незнакомого человека. Он стоял, облокотившись на стойку, высокий, ладный, и неспешно говорил о чем-то с Ялко.

Крэл уже покончил с едой, но из-за стола не вставал, продолжая наблюдать за приятным на вид незнакомцем. Чье же это лицо? Спокойное, немного замкнутое и в то же время уверенное. Крэл загородился спасительной газетой и позвякивал в пустом стакане ложечкой. Немного опуская газету, он мог вновь и вновь смотреть на него. «И всё же я встречал этого парня… Где? Когда?..»

Кто-то крикнул от двери:

– Лейж! Ты идешь к шефу? Пойдем вместе.

– Нет, Грэо, мне нужно повидаться с Крэлом. Шагай без меня.

Газета выпала из рук Крэла, и первой мгновенной мыслью было: «Но он совсем непохож на фотографии!» И уже немного успокоившись: «Какое-то сходство есть… Может быть, поэтому показалось, что я где-то видел его… Но ведь это не Лейж! Чертовщина какая-то…»

Крэл встал и решительно направился к Ялко.

– Петер, познакомьте меня с вашим собеседником.

Рука у Лейжа была теплая, сильная, взгляд смелый, смуглое лицо вблизи показалось еще красивее, чем издали, но улыбка – широкая и неискренняя насторожила. Труднее всего было о чем-то заговорить. Слишком много он думал о Лейже, и теперь слишком многое сразу встало между ними. Выручил Ялко. Пока Крэл постепенно приходил в себя, Ялко болтал без умолку, делясь впечатлениями от последней встречи с протоксенусами.

– Порой мне кажется, – заключил он, подхватив обоих под руки и выходя из столовой, – что они хотят как-то довериться мне и стараются, чтобы я понял их. С ними всегда хорошо, покойно, голова работает четко, слаженно, и иногда я начинаю угадывать их желания. Нет, нет, не удивляйтесь, такое возможно. Опыт Крэла объективен – там гиалоскоп, Прибор, а не эмоциональное восприятие, которое нельзя еще записать цифрами, – я понимаю. Но его опыт пока односторонен. Аллан, ты видел пультовую Крэла?

– Нет еще. Сразу по приезде дед засадил меня за технический отчет по нашим установкам в обсерватории.

– А как там, в кратере?

– Генераторы опробованы, всё оборудовано. Ждем!

– Ну подробно расскажешь. Вечерком, ладно? А сейчас я побегу. В тринадцать ноль-ноль у меня очередной контакт с ними.

– Это еще что такое?

– Расскажу, расскажу. Вечером. Советую тебе, Лейж, прежде всего попросить Крэла показать пульт. Бегу, – выкрикнул Ялко и оставил их вдвоем.

В пультовой поначалу разговор тоже не клеился, но вот Лейж улыбнулся, не таясь, и белозубая улыбка эта оказалась совсем такой, как на фотографии, переданной Ноланом. Но только улыбка. Ничего больше. «Неужели это не Лейж? Похожий, очень похожий, и совсем не тот… Задать бы невзначай несколько вопросов, спросить бы о таком, что известно только нам троим: мне, Лейжу, Нолану… Однако предупреждение Хука не заговаривать о Нолане… Может быть, тоже хитрость?..»

– Вы утомлены, Крэл?

– Я рассеян немного, простите.

– Как с лейкемией?

– Еще угнетает, проклятая, но кажется, они помогут.

– Не боитесь их?

– Боюсь.

Лейж опять засмеялся, и опять, как на фотографии, заискрились зубы… А вот так похож. Наверно, это и есть он, впрочем, кто знает… Навязчивая мысль о подмене, дикая, несусветная, мешала. Никак не удавалось взять себя в руки.

Становилось неприятно оттого, что Лейж уже говорит тоном, в у котором чувствуются превосходство, снисходительность.

– Вы где были в последнее время, Лейж? – вопрос, немного грубоватый, внезапный, показался единственным из всех, которые могут помочь разобраться. Вопрос не смутил Лейжа. Ответил он спокойно, даже оживленно:

– В Африке. В кратере.

– Всё время толкуют о кратере, а я еще не знаю, зачем вам всем этот кратер.

– Это идея Ваматра. Он хочет упрятать туда этих паршивцев. Хук взбесился, когда Ваматр впервые заявил, что ему нужен не больше не меньше как кратер потухшего вулкана, – Лейж расхохотался, – слава богу, потухшего.

«Да он смешлив», – с раздражением подумал Крэл. А Лейж спокойно продолжал:

– Представляете разъяренного Хука? Ягуар! По его медной физиономии пошли пятна, даже зубами заскрипел. А потом вытащил из сейфа груду бумаг и вывалил их на письменный стол перед Ваматром: «Нате и распоряжайтесь как хотите! Здесь всё – акции, векселя, закладные. Если настаиваете на получении кратера, вам придется, доктор, объявить фирму банкротом. Берите!»

– А Ваматр? – уже с интересом спросил Крэл.

– А Ваматр положил рядом с этой кучей пачку пригласительных билетов.

– С силуэтом скрипача?

– Вы там были?

– Угу.

– Больше никогда не ходите. Сможете сдержать себя?

– Спасибо, Лейж, вы излишне заботливы.

– О, да вы колючий.

Лейж впервые посмотрел на Крэла изучающе, и взгляд его красивых темных глаз с лукавой искрой не показался Крэлу неприятным. «Умеет расположить к себе. И чем только?» Ревниво подумалось о Нолане, и опять: «А может быть, у Нолана был всё же не этот? Не такой красивый, и более естественный. Если когда-нибудь будут делать биороботов, то именно таких – расчетно-красивых, хорошо запрограммированных. Интересно, какая заложена программа у этого?.. Программа…» Слово это вдруг ассоциировалось с цепочкой событий, приведших Лейжа в Холп.

Надо сейчас же выяснить всё… Вот так, прямо, в упор спросить его… А если не настоящий?.. Ведь никому здесь нельзя верить…

– Лейж, почему вы… Скажите, как всё это произошло?

– Вы о чем?

– Простите, может быть, вам тяжело, я понимаю, но поймите и вы меня. Я должен узнать правду. Мне трудно поверить Ваматру и тем более Хуку после того, как я… как я поверил самому Альберту Нолану. А Нолан убежден, что вас замучили, пытаясь вырвать секрет синтеза. Он считает вас мертвым…

– Как видите, он ошибается.

– А кто его ввел в заблуждение?

– Я.

– Зачем?

– Я был болен, Крэл, смертельно болен. Общение с протоксенусами мне обошлось дорого. Тогда они еще не приноровились к нам, не умели, так сказать, дозировать свое могучее влияние на людей. Они опасны и сейчас, но мы уже имеем некоторые средства защиты, а тогда… Я убежден был, что меня окружают враги, что меня непременно начнут пытать. И этот страшный час настал. Я собрал всё силы и передавал, передавал сигналы Нолану…

– Но ведь этого не было?

– Нет, конечно.

– Почему же вы потом… когда излечились… почему вы не сообщили ему?..

– Я не хочу, не могу… Для меня он был богом. Я преклонялся перед ним, чтил его ум, порядочность, волю, а он… Не терплю фанатиков. Ненавижу!.. Он, получив сигналы, поверив в них, мог телеграфировать Хуку, отдать ему фермент и спасти – он же не знал, что я болен, в кошмарном бреду сообщаю ему о лимоксенусах, – он мог спасти меня от мук, и он… обрекал меня на муки, только бы не отдать секрет…

Теперь от красивого робота не осталось ничего. Лейж, Аллан Лейж из крови и плоти стоял перед Крэлом. Гордый и красивый особой красотой человеческой.

Волнение, охватившее Крэла, было слишком велико, и он не знал, что сказать в эти минуты, как вести себя с Лейжем. К счастью, на пульте защелкали реле, зазвонил напоминатель, и Крэл устремился к клавишам. Привычно забегали пальцы, экран засветился веселыми зелеными переливами, и Крэл, чтобы разрядить обстановку, кивнул в сторону башни:

– Изволят принимать пищу.

– Вы уже умеете определять избирательно?

Крэл для надежности еще раз взглянул на причудливый, бегущий рисунок и позвонил в виварий. Там подтвердили: началось кормление.

– Вот и с пищей беда, – озабоченно начал Лейж. – Доставать ее становится всё сложнее. Расходы растут, и Хук свирепеет… Да, так о Хуке и кратере. Ваматр тогда прихватил не только меня и билеты. Он взял с собой прописи по селазину. Превосходно, черт возьми, отработанная технология получения сенсационного лекарства. Что бы о Ваматре ни говорили, а он дьявольски талантлив всё же.

– На селазине, насколько я понимаю, фирма нажилась порядком. Модное лекарство! Панацея от всех недугов!

– Поверьте, Крэл, шарлатанства никакого. Безобидное стимулирующее средство, которое можно давать невинным младенцам. Успех? Просто люди любят лечиться. Особенно здоровые… Короче говоря, ягуар был укрощен, и я тут же получил задание – ехать в Африку. Питомник действительно стоит поместить в кратере потухшего вулкана. Высоко в горах разряженная атмосфера, холодно, мало влаги. По краям кратера – наши генераторы, обеспечивающие им подходящие условия. Ведь это здорово! Были, разумеется, возражения – дескать, в башне создается примерно то же самое. Ваматр парировал…

– Ссылаясь на то, что в естественных условиях обеспечивать нужный режим дешевле?

– Э-э, нет. Это бы не прошло. В горах не только низкое давление, меньше кислорода, ниже температура. Всё это, в конце концов, действительно можно обеспечить в башне. На большой высоте радиация интенсивней, больше ультрафиолета, воздух ионизирован и, самое главное, масса неучитываемых частиц, приходящих из космоса, тех, которые задерживает толща атмосферы. Шеф наш убежден: если и удастся вывести тварей более совершенных, чем протоксенусы, то содержать их можно будет только там, в кратере. Вот я и оборудую обсерваторию, – просто и с приятной улыбкой закончил Лейж.

– Почему же обсерваторию?

– Авторство мое, Крэл, – весело похвастал Лейж. – Когда решался вопрос секретности, я предложил действовать под прикрытием телескопов. Обычно их стараются затащить повыше а горы, чтобы устранить влияние атмосферных помех. Задачи сходные, как вы понимаете. Ну вот, начнут люди возиться с телескопами, и никого не удивит, почему вдруг заинтересовались этим кратером. Всем всё понятно – астрономическая обсерватория. Около нее маленький поселок для размещения персонала, электростанция, необходимая для энергоснабжения обсерватории и поселочка. Сюда подвозят продукты, материалы, оборудование. Естественно, никаких подозрений вызвать не может, никто и не догадается, что всё это не для обсерватории, а для кратера, в котором питомник!

Лейж частенько стал навещать Крэла в его пультовой и очень внимательно следил за событиями в башне. Положение Крэла в Холпе сразу же после первого «поняли!» определилось как особое, и «пост» его единодушно признавался фронтовым. Наиболее оживленными стали дискуссии по поводу «барьера непонимания». Понятие это укоренилось быстро, прочно, и уже возникали догадки о способах преодоления барьера, высказывались самые разнообразные мнения о значении и перспективах такого преодоления.

Наблюдения, сделанные Крэлом, вывели лабораторию Ваматра на какую-то качественно новую ступень поиска. Всё исследования так или иначе теперь связывались с опытами Крэла, всё перекрещивалось на его пультовой, на полученных там данных. И уйти от этого уже было невозможно, не порвав, не нарушив этих связей, то есть не вызвав разлада в работе. Сомнений Крэл не преодолел, отдаться делу Ваматра целиком еще не мог, но уже не в состоянии был разрушить сделанное.

Приходилось работать. Много, усидчиво. Время проходило незаметно, но не настолько, чтобы промежутки между двумя встречами с Инсой казались короткими. В пультовой она теперь появлялась редко, и Крэл не спрашивал почему. Не находя в себе сил решить – с кем он и для чего, он нервничал, стал раздражительным. Теперь раздражало всё. Не было Инсы – он злился, приходила – злил ее. День, когда Лейж пи разу не заглянул в пультовую, казался странным и отсутствие Лейжа подозрительным, а когда Лейж приходил, Крэл не мог удержаться от колкостей.

Он как-то спросил Инсу:

– Вам нравится Лейж?

– Разумеется. Он тоже помешан на своей работе и уже поэтому мне нравится!

Ответ даже ревности не вызвал.

Вспомнились ее слова: «Многое, очень многое вам придется решать самому». Самому. Труднее всего, пожалуй, было решить проблему – как быть с результатами опытов. Метод оправдал себя, результаты получались хорошими, но говорить о них не хотелось… Узнают, наверно, и без меня, а пока… пока лучше промолчать. Ведь еще ничего не решено, ни в чем не удалось разобраться. Ни в людях, создавших протоксенусов, ни в самих протоксенусах. Что они такое? Своеобразное проявление разума? Какого? Может быть, очень совершенного, а может быть, изощренного и опасного. Они стремятся понять человека, уже как-то реагируют, чувствуют, когда говорят о них, вернее, пожалуй, (когда думают о них. Но и животные издавна сжившиеся с человеком, способны на нечто подобное… Вот если проверить, выделяют ли они из всего поступающего к ним потока информации конкретные понятия… Это дало бы много. Крэл уже наметил, как можно сделать проверку, но приехал Хук, и в Холпе заволновались.

Из переговоров его с Ваматром секрета не делали, и вскоре всем стало известно: фирма опять на грани банкротства. Какая-то комиссия запретила выпуск селазина, а концерты Ваматра, учитывая даже доброхотные даяния меценатов, приносили не так уж много. Финансовые дела ваматровского заведения и впрямь стали плохи.

Крэл больше всего опасался посещений Ваматра. При его умении моментально схватывать самую суть происходящего он мог скорее кого-либо сообразить, как близок Крэл к возможности сломить «барьер непонимания»… «Можно ли допустить такое? Ну, предположим, сломаю, ведь сразу же возникнет другой, еще более сложный вопрос о «барьере непонимания» между мною и Ваматром-Хуком…»

Ваматр явно догадывался о намеченных Крэлом опытах: вопросы его становились всё более конкретными, близкими к сокровенной идее эксперимента. Пристрелку Ваматр вел отменно, попадания шли кучно, подбирались к яблочку, и во время очередной беседы Крэл попытался сменить мишень:

– Хук и в самом деле не в состоянии субсидировать ваши работы?

– Еще немного, и он – банкрот. Это всё Альберт. Он действует по всем направлениям. Настоял на создании этой чертовой комиссии и, таким образом, сумел прихлопнуть селазин. Вот и оставил нас без средств… – А вы не пытались определить, какова зрительная реакция протоксенусов на наши сообщения?

«Это уж слишком близко к яблочку», – подумал Крэл и опять увильнул от ответа:

– Сейчас меня увлекает одно: установить, каков характер создаваемого ими биополя.

– Гм… Биополе! Знаете, Крэл, всё в человеке, что мы не можем выразить понятием более определенным, мы называем душой. Всё явление, которые мы не можем описать достаточно строго, природа которых нам не ясна, мы пока называем полем. Гравитационное поле, магнитное поле, биополе. Уловки, бессилие наше. Меня волнуют сейчас простые и более практические вещи.

– Например? – обрадовался Крэл, надеясь на ослабление натиска.

– Например, почему они стали капризничать. Был спокойный период, когда протоксенусы довольствовались скромной пищей. Приобретали мы ее без особых хлопот, и стоила она сравнительно дешево. В их рацион, кроме сушеного мяса и дафний входило немного живых диксидов. Это небольшие комары. Всего их около ста видов, но распространены они широко, и отлавливать их не так уж трудно. Словом, расходы на корм были невелики. И вот недавно лаборанты мне сообщили о забастовке. Питомцы наши стали съедать только живых насекомых, категорически отказываясь от остальной пищи. Я приказал не баловать паршивцев, однако они переупрямили меня. Съежились, сомкнулись в кучу, словно намереваясь погибнуть, но добиться своего. Пришлось уступить им, и они сразу повеселели. Но этим дело не кончилось. Живыми диксидами они довольствовались дня три и опять забастовали. Найдя метод борьбы, они теперь требуют всё новых и новых насекомых. Мы уже сменили для них восемь «блюд» и трепещем, видите ли, а чего они соизволят потребовать завтра, какие еще деликатесы придется раздобывать, посылая экспедиции за тридевять земель… Время, деньги… Поймите, я не хуковские деньги жалею. Черт с ними. Я и своих никогда не жалел, да и не имел их, по правде сказать. Не было их у меня и не будет. Не в деньгах, конечно, дело. Здесь сложней всё, хуже. Почему, почему, – Ваматр раз за разом сильно, видимо до боли, ударял себя кулаком по колену. – Почему они бунтуют? От плохого характера? Избаловались? О, нет!.. Биохимический баланс, энергия для поддержания их существования обеспечиваются каждым из видов, а они то и дело требуют новых. Причина должна быть, и она есть, только мы не знаем еще, в чем здесь дело. Мы еще так мало знаем… Вот и вынуждены потакать им… А я не буду. И не могу. Никакого Хука не хватит!

Ваматр стал сновать по пультовой, распаляясь всё больше и больше.

– Испепелю! Уничтожу! Оставлю пять… Нет, пусть десяток особей, а остальных велю уничтожить!..

Ваматр уставился на экран гиалоскопа. На экране метались, всплескивались и распадались зеленые линии. Рисунок искажался ежесекундно. Ваматр повернулся к Крэлу.

– Смотрите, такого еще не бывало!.. Неужели они… – Ваматр схватил телефонную трубку. – Виварий, пожалуйста… Спасибо… Виварий? Получили партию нового корма?.. Очень хорошо. Давайте им, не отказывайте ни в чем!..

Но они отказались.

Паника началась в тот же день к вечеру. Из питомника сообщили, что протоксенусы пищу не принимают.

Прошел еще день, а изрядно проголодавшиеся, обычно очень прожорливые питомцы Ваматра к корму не притронулись. Теперь Ваматра уже беспокоило не то, как достать корм, а как заставить протоксенусов питаться. Прежде всего он распорядился проверить, не больны ли они? Потом еще раз проверил сам. Протоксенусы были здоровы.

На третий день после разговора с Ваматром Крэл проснулся от шума, громких голосов, доносившихся из парка. Наскоро одевшись, он вышел на веранду коттеджа. Всё бежали к гаражу.

Оттуда, с пригорка, хорошо видна была верхушка приземистой башни. Над ней, словно легкий дымок, струилась сероватая ленточка. Но дымок этот был странным: он не вылетал из вытяжных труб, а втягивался в них. Почти прозрачный, едва заметный, но постоянный.

Это были насекомые.

Протоксенусы сами стали добывать себе пропитание.

Крэл понял, как жалки оказались его попытки – а всё выглядело так эффектно – попытки приборами определить, на какое расстояние распространяется влияние протоксенусов. Призывный клич, видимо, уносился далеко, очень далеко… Какой же протяженности поле они создают, если насекомые, улавливая их коварный призыв, тянутся со всей округи!

Вскоре, однако, возникла новая догадка. Видимо, призывы протоксенусов расходились, как волны или как импульсы по нервам. Насекомые, находящиеся в радиусе непосредственного влияния протоксенусов, не только спешили на зов, но и трубили, в свою очередь: «Нас зовут, поспешите!» Призыв этот шел дальше и дальше, он мог охватить всю страну, может быть, весь континент…

Ваматр теперь всё время проводил у Крэла, наблюдая за экраном гиалоскопа.

– Фиксируйте, Крэл, всё фиксируйте, не жалея фотопленки. Важны мельчайшие изменения, наблюдаемые вашими приборами. Осмыслим, проверим, поймем. Рано или поздно – поймем… – И задумчиво, с легким сарказмом: – Хомо сапиенс… А они уже нас поняли… Это новый этап, Крэл. Тогда вы доказали, что они реагируют на любое упоминание о них, теперь ясно, что они понимают, о чем именно мы ведем речь!

Ваматр встал из-за пульта. Он долго смотрел куда-то в бесконечность и, запрокинув голову, сказал тихо, но внятно:

– Очень скверную шутку выкинул господь бог, когда заставил материю мыслить.