Текст книги "«Пушечное мясо» Первой мировой. Пехота в бою"

Автор книги: Семен Федосеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

К этому прибегали и в более «обычных» полевых условиях. Русская пехота готовила свою атаку ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, при этом огонь стрелков и пулеметов помогал выдвигать вперед дивизионную артиллерию, которая расстреливала пулеметные гнезда противника.

Не менее удачно применялись в передовых рядах пехоты порой и горные пушки – там, где они имелись. В феврале 1915 г. в Карпатах один из стрелковых полков, получивший задачу захватить Лупковскии перевал и железнодорожный туннель, проходящий в перевале, наткнулся у туннеля на казарму-блокгауз и, встреченный оттуда ружейным и пулеметным огнем, вынужден был остановиться. Обратились за помощью к своей батарее горного дивизиона 3-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. Взвод горной батареи, спустившись с горы, открыл огонь по блокгаузу-казарме с открытой позиции прямой наводкой с расстояния 350–400 м. После восьмого выстрела австрийцы в блокгаузе сдались – как сказал их офицер, сдались «сумасшедшей русской батарее».

В наступательном бою 19-й пехотной дивизии 4 апреля 1915 г. одна 3-дм горная пушка обр. 1909 г. была поставлена в окопы 76-го Кубанского пехотного полка рядом с пулеметом, всего в 800 шагах от противника. Эта пушка на другой день боя, 5 апреля, оказала полку весьма существенную поддержку. Находясь под сильным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем противника, пушка своим огнем разбила противолежащие окопы неприятеля и принудила противника очистить их. Окопы были взяты Кубанским полком, и в них оказалось много убитых артиллерийским огнем. Но командовавший горным орудием офицер был смертельно ранен.

Это был еще маневренный период войны. В условиях позиционной войны, когда приходилось атаковать сильно укрепленные, протяженные позиции противника с большим количеством огневых средств, выдвижение полевых пушек в передовые цепи пехоты было уже сильно затруднено немедленно открывавшимся по ним огнем противника. Между тем здесь отсутствие у пехоты артиллерии сопровождения сказывалось особенно болезненно. Пример тому – попытки прорыва австрийских позиций на участке 2-го армейского корпуса 7-й русской армии в ходе наступательной операции Юго-Западного фронта в декабре 1915 г. – первое крупное наступление русской армии в условиях позиционной войны.

2-й армейский корпус включал 26-ю и 43-ю пехотные дивизии и 3-ю Туркестанскую стрелковую бригаду, всего со 132 орудиями, что составляло 33 орудия на 1 км фронта или в среднем одно орудие на 30 м и одна гаубица на 166 м (под Ригой германцы создали плотность в 140 орудий на 1 км не считая минометов).

30 декабря 1915 г. (второй день боя) артиллерийская подготовка продолжалась лишь полчаса. Атака 26-й дивизии была отбита с большими потерями, так как проволочные заграждения оказались неповрежденными. На другой день, также после получасовой артиллерийской подготовки, атака повторилась и опять была отбита, хотя фронт атаки был сокращен до 2 км.

3 января решено было прорвать участок австрийской позиции протяженностью всего 800 м силами 43-й пехотной дивизии. Атаку подготавливала артиллерия дивизии – 18 полевых и 24 горных 76-мм пушек и вся приданная армии полевая тяжелая артиллерия – 24 гаубицы и 12 тяжелых полевых пушек. После методической артиллерийской подготовки с наблюдением каждого выстрела были сделаны проходы в двух полосах проволочного заграждения, и пехота прошла их, но остановилась перед третьей уцелевшей полосой и повернула назад.

Ввиду недостатка артиллерии решено было внезапно атаковать на рассвете 7 января Туркестанской стрелковой бригадой, еще сократив участок главного удара. Накануне тяжелая артиллерия и ночью саперы с помощью ножниц и пироксилиновых зарядов сделали до 30 проходов в проволочных заграждениях.

Стрелки бросились на штурм еще в темноте. Заранее пристрелявшаяся артиллерия перенесла огонь на фланкирующие постройки противника. К 08.30 утра стрелки прошли три полосы заграждений, продвинулись вглубь, захватили пленных и 12 орудий. Но закрепить успех пехота не могла, оказавшись без поддержки своей артиллерии, которая не могла видеть своей пехоты, скрывшейся за перегибом ската. Между тем австрийская артиллерия и пулеметы с трех сторон из глубины позиции встретили огнем прорвавшихся стрелков; в то же время завеса артиллерийского огня преградила путь идущим на поддержку русским резервам, австрийские же резервы перешли в контратаку и заставили русских стрелков отступить.

При подготовке наступления 1916 г. на Северном фронте часть легких батарей придали командирам пехотных полков первого эшелона. А в ходе летнего наступления 1917 г. в 12-м корпусе 8-й армии, например, в каждой из четырех дивизий, действовавших на направлении главного удара, были созданы артиллерийские группы поддержки пехоты с задачами подавления огня, разрушения узлов сопротивления, сопровождения пехоты в период атаки и дальнейшего наступления.

Атаке на участке 12-го корпуса предшествовала 2,5-часовая артиллерийская подготовка. Приказ командира корпуса гласил: «С движением дивизий к р. Павельче вслед за ними по пятам двигаться легкой артиллерии соответствующей группы, а затем и мортирным батареям». 25 июня в 11.00 пехота под прикрытием огня перешла в атаку. В это время батареи перенесли заградительный огонь на вторую линию, а затем последовательно с продвижением пехоты – на третью, четвертую и пятую линии. В результате атака была проведена энергично, противник поспешно отступал. 26 июня взвод 3-й батареи 19-й артиллерийской бригады под командой штабс-капитана Белякова, сопровождая 75-й пехотный полк, неоднократно выезжал непосредственно на линию цепей, вел стрельбу с открытых позиций, несмотря на интенсивный пулеметный огонь противника. Общий провал июньского наступления, связанный больше с развалом государства и армии, чем с подготовкой и тактикой, не делает ни менее интересными тактические успехи русских войск, ни менее значительной доблесть, проявленную русскими частями.

В обороне полевые 3-дм пушки выдвигались в передовые окопы или ставились прямо позади них для борьбы с неприятельскими орудиями ближнего боя или обстрела фланговым огнем важных подступов.

«Пехотной», «траншейной» артиллерией, как уже указывалось ранее, стали «траншейные» пушки для настильной стрельбы и бомбометы и минометы – для навесной. Относительно применения последних можно привести рекомендации из книги Буняковского «Из опыта текущей войны» (1916 г.): «Бомбометы с выгодой применяются: для борьбы с таковыми противника и внесения замешательства в ряды атакующего, преимущественно моральным воздействием; для производства разрушения в наступательных сооружениях противника и с целью затруднения работ по их возведению (видимо, имеются в виду вместе и бомбометы с осколочными снарядами, и минометы с фугасными. – С. Ф.). Располагать их следует за местными предметами или на обратных скатах высот, а за неимением их – в специально устроенных рвах, причем в стороне от окопов и жилых сооружений позиции».

37-мм траншейную пушку обр. 1915 г. расчет мог перекатывать вслед за пехотными подразделениями, прикрываясь ее щитом, либо переносить, разобрав на три части. Ее боекомплект был достаточно легок для перемещения вслед за пушкой по полю боя.

Взаимодействие артиллерии и пехоты заключалось еще и в охранении артиллерии пехотными частями. Такое охранение на походе и в бою составляло обязанность всякой пехотной части, находившейся в соседстве с артиллерией. «Устав полевой службы» 1912 года разрешал также назначать к артиллерии «отдельное прикрытие» не только для обеспечения ее безопасности, но и для оказания ей помощи при преодолении более трудных участков пути, при перемещении орудий и зарядных ящиков на руках, подготовке окопов. Выполнялось это не всегда. Так, в ходе боев на р. Сан в 37-й пехотной дивизии 15 сентября 1914 г. полурота пехоты, расположившаяся в прикрытии 3-й батареи 37-й артиллерийской бригады, покинула окопы (бойцы, пользуясь затишьем, разбрелись накопать картошки на поле возле д. Залешаны). В результате две роты австрийцев смогли внезапно напасть на батарею. Артиллеристы отбивались картечным огнем, но вскоре все офицеры и большая часть прислуги были выведены из строя. От захвата батарею спасли пехотинцы одной роты подходившего к Залешаны русского 300-го пехотного полка. Они бросились в штыковую атаку, отбили батарею, часть австрийцев перебив, часть взяв в плен. Здесь можно увидеть и пример печального результата пренебрежения своими обязанностями (и, видимо, плохого управления), и пример решительного прихода пехоты на помощь артиллерии.

Опыт маневренного периода показал, что артиллерии необходимо пехотное прикрытие, желательно с пулеметами. Прикрытие должно было располагаться на открытом фланге позиции артиллерии, высылать разведку в сторону, откуда возможно нападение противника. В позиционный период «Наставление для борьбы за укрепленные полосы» 1917 г. не предусматривало необходимости особого охранения, поскольку считалось, что артиллерия прикрыта самим расположением войск на укрепленной полосе. Это положение, как и ряд других, было позаимствовано из французского наставления и не учитывало меньшей плотности и наличия разрывов фронта. И при прорывах австро-германцами участков фронта или при неудаче русских попыток прорыва были случаи потери орудий, оставляемых пехотой без прикрытия.

Такие случаи участились в 1917 г. в связи с разложением армии. Артиллерия и пулеметные части сохраняли в этих условиях большую устойчивость, и в результате порой оказывались единственными, кто остался на позиции вместе с немногочисленными не отошедшими пехотинцами. «Одной из причин сохранения относительной прочности артиллерии и отчасти других специальных родов оружия, – писал генерал А.И. Деникин, – было то обстоятельство, что в них процент потерь в сравнении с пехотой составлял не более ¹/₂₀^—1/₁₀. Даже при том, что в артиллерии и специальных, «технических» родах войск процент выходцев из рабочих и «разночинной интеллигенции» (наиболее «революционных» социальных слоев в тех условиях) был значительно выше, чем в пехоте, устойчивость их во время развала армии 1917 г. была значительно выше. И тут тоже возникали конфликты – описаны случаи, когда пехотинцы уходили с позиций в тыл и угрозами требовали того же от пулеметчиков и артиллеристов, либо рвали провода артиллерийских батарей и пулеметных команд, чтобы иметь повод уйти с позиций под предлогом «отсутствия поддержки». В указанной обстановке 1917 года решено было сформировать при каждом артиллерийском дивизионе специально организационно связанную с ним пулеметную команду, которая служила бы ей постоянным прикрытием. В августе 1917 г., например, 212 станковых пулеметов «Кольт» было выделено для формирования таких команд для Кавказского фронта. Но до конца войны артиллерия своих пулеметных команд так и не получила. Однако позже вопрос решили несколько иным способом, не связывая пехоту и артиллерию таким образом – батареям придали ручные пулеметы.

«Противоаэропланная» оборона

Вопрос использования пехотного вооружения для борьбы с летательными аппаратами поднимался еще до войны. Незначительный опыт итало-турецкой войны 1911–1912 гг. не показал эффективности стрельбы пехоты по летательным аппаратам: «В Триполи по итальянскому аэроплану, пролетающему на высоте 600 м, был открыт турками ружейный огонь. В результате – пассажир легко ранен, в плоскостях и винте найдены пулевые отверстия. В дирижабле после обстрела его турками – при высоте 1000 м – следов попаданий найдено не было». Опыты стрельбы по привязным аэростатам, как при расположении на месте, так и при передвижении, были проведены в феврале – марте 1912 г. Офицерской стрелковой школой совместно с Офицерской воздухоплавательной школой. Об их результатах писал 19 апреля 1913 г. Генерал-квартирмейстер Генерального штаба начальнику воздухоплавательной части ГУГШ: «…2) При равных прочих условиях результаты стрельбы из винтовок выше таковых при стрельбе из пулеметов. 3) По привязному аэростату, движущемуся на расстоянии около 2 верст от стрелков, результаты из винтовки – ничтожны, а из пулеметов и того хуже». Более того, последовал вывод, что «сама идея снабжения армии специальными орудиями» для стрельбы по воздушным целям «является нерациональною». От вывода этого откажутся очень скоро. Что же касается стрельбы из пулеметов, то, поскольку она велась со штатных наземных станков, а о специальных установках и прицелах даже не шла речь, неудивительно, что выводы оказались противоположными тому, что даст опыт войны.

Тем не менее начальник Офицерской стрелковой школы генерал-майор П.Д. Шрейдер и начальник Ружейного полигона школы генерал-майор Н.М. Филатов писали в ГУГШ 19 сентября того же 1913 г.: «Вопрос о применении пулеметов и ружей-пулеметов для стрельбы с каких-либо воздухоплавательных аппаратов и по воздухоплавательным аппаратам крайне интересный и имеет значение Государственной важности». Но до войны никаких приемов «зенитной» стрельбы выработано не было.

Отработка залповой стрельбы по аэроплану. 1915 г.

Отработка залповой стрельбы по аэроплану. 1915 г.

Пулеметный взвод, выделенный для стрельбы по аэропланам, с пулеметами на импровизированных зенитных установках. Пулемет «Максим» крепился на установку на штатном станке. Обратим внимание на маскировку позиций 

А уже в 1916 г. в инструкциях для войск рекомендовалось: «Для борьбы с воздушной разведкой… обстреливание летательных аппаратов ружейным, и в особенности пулеметным огнем, однако стараясь этим не обнаруживать местоположение большей части стрелков и пулеметов». Авиация противника стала прямой угрозой для пехоты.

Считалось, что пулеметный огонь по аэропланам может быть действительным на расстоянии не более 1 версты (1,067 км). Но поскольку летчикам противника приходилось снижаться на малые высоты, использование пулеметов в «противоаэропланной» обороне оказывалось достаточно эффективным – по крайней мере, они препятствовали ведению разведки и обстреливанию войск с аэропланов. Ставить такие зенитные пулеметы рекомендовалось в стороне от жизненно важных строений позиции и расположения войск, дабы не привлекать к ним внимания. Причем предлагалось два варианта позиции – в круглом окопе для лучшей защиты или на возвышенной точке (колокольня, высокий дом) для лучшего обзора и обстрела.

В войсках делались различные варианты импровизированных зенитных установок – легкие деревянные тумбы, поворотные «опоры» под станок Соколова и т. п. К станку Соколова была разработана стойка с обоймой для зенитной стрельбы, но она применялась ограниченно. Мастер Колесников осенью 1915 г. изготовил в мастерских Ружейного полигона треножный «пулеметный станок для стрельбы по воздушным аппаратам», дававший круговой обстрел и большие углы возвышения. Прочная высокая тренога обеспечивала устойчивость и достаточную меткость, наводка – свободная для стрельбы с рассеиванием по направлению и высоте, либо для стрельбы «в точку» с использованием зажима. На рукоятку затыльника пулемета мог крепиться приклад. 5-й (оружейный) отдел Арткома в Журнале № 411 от 20 декабря 1915 г. признал «желательным сообщить начальникам воздушной обороны местности об этом станке, указав, что… обращаться с запросами следует в Офицерскую стрелковую школу». Титулярный советник Федоров представил зенитную установку, легко изготавливаемую из подручных материалов: на деревянной крестовине ставился деревянный же стержень, на котором горизонтально крепилось колесо с наклонным столом. На стол крепился пулемет «Максим» со станком Соколова. Установка, доработанная вместе с капитаном Ковалевым, не удовлетворила специалистов, и весной 1916 г. Федоров представил улучшенный и упрощенный вариант. По результатам испытаний на ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы 5-й отдел Арткома в Журнале № 130 от 5 апреля предложил «разослать для сведения копию настоящего журнала». Таким образом, «заготовление» зенитных установок передавалось на усмотрение войск и их местные возможности.

Трофейный пулемет «Шварцлозе», приспособленный с помощью высокой треноги для стрельбы по воздушным целям, при штабе генерал-адъютанта Мищенко. 1915 г. 

Ружейный огонь по летательным аппаратам допускался только при малой высоте полета и «когда нет других средств борьбы», поскольку вызывал большой расход боеприпасов и демаскировал расположение войск.

Огонь предлагался залповый, как «наиболее дисциплинированный», или частый одиночный – но только небольшим подразделением. В любом случае требовалось вести его под управлением офицера, пользующегося биноклем, дабы предотвратить обстреливание своих аппаратов.

«Газы, братцы!» (противогазовая оборона)

С самого начала войны поползли слухи о применении коварным противником «отравленного» оружия. Пехотинцы были уверены, например, что раны плохо заживают потому, что коварный «немец» использует то ли «отравленные пули», то ли «ядовитую шрапнель» (видимо, слухи были вызваны нахождением в ранах зажигательных веществ из специальных пуль). Реальность оказалась страшней, когда 18 мая (31 мая нов. ст.) 1915 г. в районе Болимова у Воли Шцдловской против участков русских – 14-й Сибирской стрелковой и 55-й пехотной дивизий – с германской стороны было выпущено облако хлора (по другим данным – смеси фосгена с хлором) – результатом этой первой на Русском фронте газобаллонной атаки была потеря более чем 9000 человек, 1183 из которых умерли. Последовавшую за выпуском газа германскую атаку отбили ружейно-пулеметным огнем оставшиеся в строю солдаты 55-го и 53-го Сибирских и 217-го пехотного полков. Первым способом применения боевых ОВ на фронте стала газовая волна – пуском из батарей баллонов.

Применение противником химического оружия потребовало разработки ряда мероприятий противохимической защиты (именовавшейся в 1915–1922 гг. «противогазовой обороной»), сводившихся в две группы. Первая – предупредительные, включающие наблюдения и оповещение войск о начале химического нападения, вторая – защитные, а именно: разработка средств защиты и обеспечение ими войск, обучение войск мерам защиты, а также способам ликвидации последствий применения химического оружия.

Необходимость раннего предупреждения о газовой атаке стала ясна с самого начала. По свидетельству производивших расследование о германской газобаллонной атаке 24 июня (7 июля) 1915 г. в районе Воля-Шидловска против 6-й Сибирской и 55-й пехотной дивизий: «Атака была настолько энергична и таким густым облаком газа, что никаких общих, хотя и подготовленных мер осуществить не удалось; даже само надевание повязок оказалось слишком долгим по сравнению с быстротой отравления газами» (в 21-м Сибирском стрелковом полку осталась боеспособной только одна полурота).

А.А. Незнамов всего через 5 лет после войны писал: «Кто пережил с пехотою лето 1915 г., тот помнит, в каком «паническом» настроении было начальство и войска после первых двух крупных случаев выпуска немцами по теперешнему невинного газа. Полки завалены были известкою, керосином и брошюрами о пользе известкового молока, а как сделать, чтобы разлить это молоко как раз ко времени атаки и чтобы разлитое раньше не превратилось в бесполезные белые пятна, никто ничего сообщить не мог. Находились штукмейстеры, расставлявшие в 100 шагах впереди бутылки с этим молоком, чтобы разбить их пулями, когда появится газовое облако… Узнай немцы наше настроение, они могли нас прорвать, выпуская хотя бы дым от сжигания соломы».

О реакции войск на газовые атаки можно судить хотя бы по воспоминаниям А.М. Василевского о Брусиловском наступлении в 1916 г.: «В районе Нейтральной горы австрийцы произвели газобаллонную атаку, и в 412-м пехотном полку, как рассказывали, пострадало до сорока человек. Началась паника. Суток двое напряженно, до рези в глазах все вглядывались в сторону позиций противника. Принимали за газы каждое облачко или небольшой сгусток тумана и радовались, когда ветер дул не в нашу сторону».

Пораженные после газовой атаки 

Прозрачная газовая волна дополнялась дымообразующими веществами с целью увеличения стабильности волны. Но это позволяло также обнаружить подход волны. Кроме зрения и слуха (звуки подготовительных работ, шипение врывающегося из баллона газа), наблюдатели могли использовать и обоняние: присутствие хлора выдавал едкий и удушающий запах, фосгена – легкий запах перегноя или прелых листьев и т. п.

Химическое наблюдение организовывалось командирами подразделений, частей и штабами. В передовых траншеях выставлялись специальные посты («газовые дежурные») для круглосуточного наблюдения. Их задачей было выявить подготовку противника к применению химического оружия (газопуску) или начало газопуска. Оповещение войск («газовые тревоги») осуществлялось на направлениях распространения газового облака. Изменение средств «газового нападения» – особенно начало применения боевых отравляющих веществ с помощью артиллерийских снарядов – потребовало совершенствования наблюдения и оповещения. Внезапные огневые налеты требовали организовать наблюдения не только перед передним краем, но и в районах расположения каждого подразделения на глубину обстрела. Средства оповещения должны были обеспечить максимально возможную оперативность, чтобы войска успели использовать средства защиты.

Противохимическая защита войск включала обеспечение их противогазами и накидками (индивидуальная защита) и оборудованием на позициях специальных укрытий и убежищ (коллективная защита). О разработке средств защиты и обеспечении ими войск сказано отдельно. С их поступлением выявилась необходимость практического обучения войск их применению. Наиболее эффективным способом подготовки являлось ознакомление с реальными ОВ путем демонстрации движения газового облака и преодоления его в средствах защиты – такой прием получил название «газового окуривания». С 1917 г. обучением войск противохимической защите занимались учебные противогазовые отряды.

Проникание ОВ в оборонительные сооружения и застой в них требовали организации и проведения мероприятий по дегазации. Основными способами в годы Первой мировой войны стали огневой (тепловой) и механический. Сущность огневого способа заключалась в вытеснении газообразных ОВ из окопов нагретым воздухом от костров. Костры разжигали и в ходе химического нападения – на пути движения газового облака. Этот простой способ пользовался у войск большим доверием и иногда действительно позволял «поднять» облако ОВ и уменьшить его концентрацию в воздухе у земли. Механический способ заключался в проветривании окопов и убежищ подручными средствами, а также в снятии верхнего слоя земли и засыпке зараженных участков свежей землей. Дегазация с помощью химических растворов и веществ распространения не получила – промышленность не готова была обеспечить войска соответствующими веществами и средствами их применения.

17 июня 1916 г. германцы произвели газобаллонное нападение у Крево к западу от Молодечно против боевого участка 48-й пехотной дивизии. Газобаллонная атака была произведена при весьма благоприятных для нападающего топографических и метеорологических условиях, при удалении германских окопов от русских всего на 0,5 км, при ветре 2–4 м/с. Благодаря бдительности комсостава и своевременно принятым мерам защиты атака германцев не удалась. Выдвинутые к проволочным заграждениям секреты разведчиков из состава полковых газовых команд были соединены телефоном через передовые роты со штабами батальонов и полков и снабжены пустыми стаканами шрапнели для подачи звуковых сигналов. Газовые волны, выпущенные германцами в 02.00 ночи, были замечены разведчиком 189-го пехотного полка рядовым Кононовым, подползшим вплотную к германским проволочным заграждениям, которому удалось своевременно известить передовую роту о грозящей опасности. Вовремя были применены маски и противогазы, зажжены костры.

19 июня 1916 г. у местечка Сморгонь, к северу от местечка Молодечно, германцы произвели газобаллонное нападение на укрепленную позицию русского 26-го армейского корпуса (64, 65 и 84-я пехотные дивизии). Расстояние между германскими и русскими окопами не превышало 1000 м, местами окопы сближались до 200 м, местность была пологой в сторону русских позиций, так что условия благоприятствовали газобаллонной атаке. Подготовка атаки была выявлена русским командованием, войска предупреждены, снабжены масками (противогазами), в окопах и перед ними заготовлены материалы для костров, поставлены кадки с водой, выданы распылители и установлена звуковая и световая сигнализация. Были произведены учебные газовые тревоги. В 03.15 германцы неожиданно открыли ураганный огонь по русским окопам, ходам сообщения и тылу, а вслед за ним через несколько минут из германских окопов показались облака газа. Как только облако было замечено, по условному сигналу на рожках были надеты маски, зажечь же костры не удалось из-за дождя. Вслед за газовым облаком показались редкие германские цепи, которым удалось дойти до русских проволочных заграждений, но были отброшены назад ружейно-пулеметным огнем. То есть к этому времени пехота была приучена не только защищаться с помощью масок и противогазов, но вести в них бой. Но после отражения этой первой атаки защитники окопов поторопились снять маски, германцы же с тех же пунктов вновь выпустили облака газов, но более интенсивные. За газовым облаком и на флангах были устроены дымовые завесы, за которыми двинулись в атаку четыре линии цепей в направлении главным образом в стык 253 и 254-го полков. Однако и эта атака сосредоточенным огнем русской артиллерии и ружейно-пулеметным была отбита, и на этом газовые атаки германцев прекратились. Большие потери, понесенные тут русскими войсками, определялись не столько эффективностью действий противника, сколько недостатком того, что позже назовут «газовой дисциплиной».

Во второй половине 1916 г. в соединениях и частях русской армии сначала по инициативе самих войск, а затем в официальном порядке стали создавать нештатные подразделения противохимической защиты. В дивизиях ввели нештатные должности начальников химической («противогазовой») обороны и нештатные химические команды для наблюдения и оповещения войск. В марте 1917 г. приказом Ставки вводились штатные заведующие противогазовой обороной и противогазовые команды. В сентябре 1917 г. все противогазовые (химические) команды были переименованы в химические роты.

Потери русской армии от газовых атак в 1915–1917 гг. (данные В. Аврамова):

Показатель	Офицеры	Солдаты	Всего
Пострадало от газов	1282	63 876	65158
В том числе: – умерло при части	72	6268	6340
– осталось при части	684	15 974	16 658
– отправлено в лечебные учреждения	526	41 634	42160

По другим данным, количество умерших составляет около 11 тыс.

Одной из попыток применения химического оружия с русской стороны стала газобаллонная атака, проведенная 9-й химической командой в начале Брусиловского наступления – 22 мая в 03.15 на фронте 9-й русской армии в районе Чарны Поток на участке 41-го и 42-го пехотных полков. Пуску газов благоприятствовали солнце, затруднявшее австрийцам наблюдение, и легкий утренний туман. Густое газовое облако навело панику в передовых окопах противника (42-я гонведная дивизия). Однако подувший с юга ветер направил часть газов на русские окопы. Хотя солдаты обоих русских полков были в противогазах, 54 солдата оказались отравлены, из них трое впоследствии умерли, большинство же вскоре возвратились в строй. Несмотря на панику, потери у противника были невелики – по свидетельству пленных, отравлено было 14 человек, умерли только двое. В целом атаку можно считать неудачной.

Более масштабная газобаллонная атака была произведена под Сморгонью, 6 сентября 1916 г. перед фронтом 2-й пехотной дивизии против участка германской позиции от р. Вилии у деревни Перевозы до деревни Боровая Мельница, протяжением 2 км. Несмотря на вновь имевшее место поражение части собственного личного состава, атаку в целом признали удачной, но попыток использовать ее результат переходом в наступление не делалось.

Русский солдат с трофейным германским ранцевым огнеметом типа «Кляйф»

Попытки использования русской пехотой результатов газобаллонной атаки можно увидеть на примере русской атаки в районе Ст. Барановичи 25 октября 1916 г. Дождавшись устойчивого ветра нужного направления, «газопускатели» заняли позиции и подготовили газобаллонные батареи. Стрелки были отведены во вторую траншею, караулы сняты. Остались на позиции только пулеметчики и наблюдатели. Первый пуск произведен в 22.40. Противник, пытавшийся выбраться из своих передовых окопов при подходе газовой волны, «вгонялся огнем пулеметов в отравленные свои окопы и ходы сообщений». Ответный огонь противника по русским окопам скоро ослабел, тем более что русская артиллерия открыла огонь химическими снарядами. Затем были пущены вторая и третьи волны газов «для прикрытия и сгущения первой волны». К 01.15 ночи химики сообщили начальнику боевого участка, что передовые окопы очищены от остатков газа и пехота может перейти в них. Высланные вперед гренадеры-разведчики и резчики проволоки медленно, но верно продвигались к проволочным заграждениям. Однако заграждение насчитывало 20 рядов, работать в темноте на местности, зараженной газом, было трудно, и прорвать все ряды не удалось. Утром, заметив гренадер, противник открыл сильный ружейно-пулеметный огонь с флангов, и солдаты вынуждены были отойти под прикрытием огня своей артиллерии. Тем не менее значительные потери германцев позволили считать эту атаку удачной. Отсутствие продвижения пехоты в глубину обороны противника можно объяснить тем, что пехотная атака, по сути, не готовилась, артиллерия не делала проходов в заграждениях.

О другом примере вспоминал бывший офицер-метеоролог 4-й химической роты Н.О. Якоби. Речь шла о газобаллонной атаке под Ригой у мызы Олай 26 января 1917 г.: «В 17 часов 55 минут, когда были сняты находившиеся впереди газового участка заставы и секреты и пехота была переведена во вторую линию окопов, была подана командиром роты из моей землянки во все взводные участки команда – «газ»… Густое облако газа вначале поднялось до 3–4 метров высоты и как бы застыло на месте; затем оно стало медленно ползти по направлению к противнику, сохраняя, однако, определенные очертания… Выпуск продолжался 65 минут… На участке противника, пораженного газом, царила полная тишина, и даже перестали выпускаться ракеты… Было очевидно, что фронт противника, шириною около 1 версты, был прорван и оставалось лишь закончить столь успешно начатое дело…