Текст книги "Приключения-76"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

IX

Когда Хаиткулы вернулся из Халача, Палта Ачилович, надев массивные роговые очки, назидательно читал протокол допроса испуганному высокому парню в кирзовых сапогах. Кивнув коллеге, Ачилов протянул листы допрашиваемому:

– А теперь, Довханов, распишитесь.

Потом Палта Ачилович, поставив и свою закорючку, встал из-за стола. Зайдя за спину Довханова, он жестами показал, что хочет есть, и, взяв плащ, отправился в столовую.

С уходом следователя Довлетгельды заметно расслабился, плечи его опустились, и взгляд, раньше устремленный в одну точку, обрел живость. Встретившись главами с Хаиткулы, молодой человек снова напрягся, словно ожидая удара.

Капитан усмехнулся и, потрепав Довханова по плечу, предложил:

– Что мы здесь паримся, пойдем на свежий воздух.

Беседка в саду за гостиницей, увитая пожухлыми лозами винограда, была удобна для беседы наедине. Никакой шум не проникал сюда, никто не заходил в этот уголок, если не считать старика, ведавшего гостиницей, который приносил чай по первой просьбе, отвечал, когда его о чем-нибудь спрашивали, а все остальное время был нем, как рыба.

Сейчас он встретился им с вязанкой хвороста. Не останавливаясь, старик поздоровался с Хаиткулы и его спутником и скороговоркой сообщил:

– Если хотите кок-чаю, через минуту принесу. Есть слоеные лепешки и домашний сарган[11] 11
  Напиток.


[Закрыть].

Хаиткулы улыбнулся:

– Интересный дед. Не окликнешь его сам – век молчать будет. Никогда его праздным не увидишь – все что-то копошится, что-то делает.

– Да, он всегда таков, – еле слышно подтвердил Довханов.

Когда они уселись в беседке, следователь сразу же без обиняков спросил:

– Скажи, Довлетгельды, ты любил Аймерет?

– Да...

– Если так, почему женился на другой?

Парень вяло развел руками:

– Родители на своем стояли: «Женишься на той девушке, которую мы тебе сосватали, иначе ты нам не сын».

– Теперь ты сам отец?

– Да...

– Ну а если завтра твои родители скажут: «Эта невестка нам не нравится. Или мы уйдем из дому, или она»?

Довлетгельды впервые прямо взглянул в лицо Хаиткулы:

– Я думаю, они так не скажут.

– А если все-таки?

– Если скажут, – парень на миг задумался. – Если скажут... Что же мне – из-за жены родителей бросить?

Хаиткулы чуть не подпрыгнул, руки его сами собой сжались в кулаки.

– Ну и фрукт... Ладно, топай домой.

Как только Довханов покинул беседку, из-за угла гостиницы показался Палта Ачилович, словно ожидавший его ухода. Проводив парня подозрительным взглядом, Ачилов направился в беседку.

– Что-то, я смотрю, у вас кислый вид, Хаиткулы Мовлямбердыевич. Сомнения гложут?

– Как раз нет. Одно из сомнений только что отпало, – Хаиткулы, сунув руки в карманы, заходил по беседке. – Довлетгельды не тот человек, который может совершить убийство. Это тряпка... Такие не способны быть ни друзьями, ни врагами.

Ачилов насмешливо прищурился:

– Э, нет... Кто ходит с опущенной головой, того земля боится... Что сказала Аймерет?

– Ничего нового... Слово в слово повторила свои прежние показания.

Лицо Палты Ачиловича помрачнело.

– Надеюсь, вы не будете сожалеть, если Довлетгельды ни в чем не повинен? – съязвил Хаиткулы.

– Я не гонюсь за легкой победой, – обиделся Ачилов. Он сломил виноградную лозу и пожевал кончик ее. – Что делается! Морозы побили весь виноград. Попробуйте. Эти лозы можно использовать для растопки.

X

Пиримкулы Абдуллаев навел справки о Худайберды Ялкабове и составил краткую характеристику его. Палта Ачилович тут же пробежал бумагу:

– Тридцать восьмого года рождения... Так, дальше мы знаем... Ага, вот: окончил школу вместе с Бекджаном... В конце июля пятьдесят восьмого года женился на дочери Най-мираба Назли. На другой день она ушла от него. В конце того же месяца отец выгнал ее из дому... Служба в армии... Холост – это интересно, надо бы уточнить причину... Так, так, это совсем интересно: очень вспыльчив. Недавно кинулся на завгара с гаечным ключом. Когда учился, тоже частенько дрался с товарищами... Что вы на это скажете, Хаиткулы Мовлямбердыевич?

– Вернется с пастбища, надо с ним побеседовать.

– И, я думаю, будет о чем! – Палта Ачилович многозначительно подмигнул Абдуллаеву, который скромно присел в углу номера. Следователь плотоядно потер руки и убрал характеристику в стол.

– Давайте послушаем сегодняшних свидетелей, – предложил Хаиткулы.

– Непременно, – Ачилов с гордостью вынул из ящика магнитофон, перекрутил ленту и, нажав клавишу, откинулся на стуле.

Хаиткулы внимательно слушал запись, иногда просил Палту Ачиловича повторить. Особенно его заинтересовали слова учителя о том, что Бекджан никогда не пил. Показания Гуйч-ага подтвердили это:

– Я никогда не слышал, чтобы он где-то выпивал. Вот и удивляюсь, что в тот вечер он был сильно навеселе.

Голос Палты Ачиловича спросил:

– Когда вы ушли из дома учителя, у вас был какой-нибудь разговор?

– Да нет, какой там разговор. Он всю дорогу брел ссутулясь и опустив голову. Как сейчас его вижу. Бекджан, видно, был из тех людей, которые горе в себе носят, ни с кем не поделятся. Хотел я его спросить: что с тобой, сынок, да, наверно, шайтан мне рот зажал.

– Вы раньше ничего не говорили о состоянии Бекджана.

– Спросили, сказал бы. В детстве человек учится говорить, а к старости учится молчать.

Запись кончилась.

– А почему не поговорили с родителями Бекджана? – обратился к Палте Ачиловичу Хаиткулы.

– Разволновались. Веллек-ага говорит: «Зачем старые раны бередить, Бекджана теперь не вернешь. Если уж сразу не нашли, теперь не отыскать. Так, наверное, аллах судил». Зловредная философия! Я их домой отправил, пусть придут немного в себя, а через пару дней еще потолкуем.

– Мудро, – кивнул Хаиткулы.

Палта Ачилович самодовольно улыбнулся:

– Не первый год служим...

* * *

На другой день с самого утра Хаиткулы отправился в колхозный медпункт.

В прихожей ему встретилась медсестра. Инспектор спросил, можно ли видеть мать Бекджана. Девушка кивнула и, открыв одну из дверей, крикнула:

– Тетя Хаджат, вас спрашивает какой-то парень.

– Пусть идет сюда, – отозвался низкий голос.

Хаиткулы прошел полутемным коридором в конец дома и, отворив указанную медсестрой дверь, увидел седую грузную женщину в белом халате. Представившись, следователь сел на предложенный ему стул и достал блокнот. Тетя Хаджат, не дожидаясь вопросов, заговорила:

– Я до сих пор верю, что Бекджан жив, каждый день я жду, что он вот-вот появится передо мной... Даже боюсь нового следствия. А если окажется, что он... – речь ее пресеклась, она закрыла лицо руками.

Хаиткулы вскочил, и первым его движением было обнять эту измученную горем женщину, мать Бекджана, мать Марал. Но он только бережно погладил ее по руке:

– Я понимаю вас... Но, может быть, он жив, скрывается где-нибудь...

Тетя Хаджат, казалось, не слышала его. Отняв руки от лица, она продолжала:

– Пока сама не увидишь, ни за что не поверишь... Поминки мы устроили только через три года. Старик так велел: не на что, мол, надеяться. А я все жду... – глаза ее наполнились слезами.

Хаиткулы подождал, пока она успокоится.

– Как это ни тяжело, тетушка, надо поговорить о вашем сыне. Может быть, у вас есть какие-то предположения о причинах...

– Что вы, какие причины! – перебила его тетя Хаджат. – Ни у него, ни у нашей семьи не было врагов. Мы в чужую курицу камня не кинули, не то чтобы кого-нибудь обидеть. Бекджан был скромный, справедливый мальчик, никому никогда не завидовал... Кому нужна была его смерть?

Все, что услышал Хаиткулы от матери Бекджана, было ему известно. Она подтвердила, что в последнее время Бекджан был мрачен, неразговорчив, но причин этого не знала.

Когда следователь попросил показать вещи сына, тетя Хаджат сказала, что все они были уничтожены отцом, чтобы не видеть их каждый день и не бередить душу.

XI

– Почти всех прежних свидетелей мы допросили, – сказал Палта Ачилович. – Новых данных нет. Все говорят о Бекджане только хорошее. О его интересах мало что знали. Вообще он отличался застенчивостью, даже скрытностью. Не знаем мы, любил ли он какую-нибудь девушку. Сегодня директор школы, где учился Бекджан, дал мне список всех его соучеников. Надо допросить их, – и он протянул Хаиткулы бумагу с отпечатанными двадцатью двумя фамилиями одноклассников пропавшего парня.

– Ну что ж, опросим всех, – ответил Хаиткулы.

С этого дня начались бесконечные поездки то в райцентр, то в окрестные поселки: жизнь разбросала соучеников Бекджана. Большинство, как и следовало ожидать, отделывалось краткими ответами: «не помню», «плохо знал его», «забыл». И тем не менее характер пропавшего юноши постепенно становился все более понятным Хаиткулы.

XII

Прошла неделя. Хаиткулы поговорил со всеми школьными товарищами Бекджана, а Палта Ачилович опросил всех, кто работал с ним. Все показания подтверждали, что ни среди одноклассников, ни среди тех, с кем он работал, у Бекджана врагов не было.

– Может быть, мы идем не по тому пути? Помните, я говорил о тех лоботрясах, которые убегают из дому?.. Надо выяснить, не было ли у парня разногласий с отцом, – предложил Палта Ачилович.

– Я уже сделал это, – сказал Хаиткулы. – Никаких оснований для разрыва с семьей у Бекджана не было. Да, кроме того, Веллек-ага как раз в то время собирался уходить с отарой в Каракумы, и Бекджан просил председателя колхоза отпустить его с отцом.

– Топчемся на месте. Причины подавленного состояния Бекджана в последний месяц перед исчезновением нам до сих пор неясны, – подытожил Ачилов.

Их разговор был прерван приходом участкового.

– Приехал из песков Худайберды Ялкабов, – сообщил Абдуллаев. – Привести?

Хаиткулы невольно вскочил с дивана. С Ялкабовым он связывал определенные надежды. Он не поделился с Ачиловым некоторыми сведениями об этом однокласснике Бекджана, опасаясь, что коллега со свойственной ему прямолинейностью набросится на Худайберды. Дело в том, что некоторые из соучеников Бекджана показали, что Худайберды и Бекджана связывала долголетняя дружба и что за несколько месяцев до пропажи последнего между друзьями «пробежала черная кошка» и их отношения прекратились. Сопоставляя с этими данными свидетельства о вспыльчивости Ялкабова и то, что в вечер своего исчезновения Бекджан не подошел к нему, а, оставив Гуйч-ага беседовать с Худайберды, направился домой, Хаиткулы пришел к выводу, что Ялкабов может дать следствию ключ к раскрытию тайны.

Услышав о приезде последнего из главных свидетелей, Ачилов заявил:

– Тащи его сюда, Пиримкулы Абдуллаевич.

Но Хаиткулы перебил его:

– Если мы хотим выведать у него что-то интересное, то надо поехать к нему – как бы в гости. Капризные, вспыльчивые люди часто бывают упрямы, от них, кроме «да» и «нет», ничего не добьешься. А кабинетная обстановка не располагает к дружеской беседе. Правильно, Пиримкулы-ага?

Капитан пожал плечами, а Палта Ачилович иронически усмехнулся, но возражать не стал.

Когда они вышли из номера, старик дежурный вручил Хаиткулы письмо со штампом Керкинской почты. Следователь посмотрел на дату отправки письма и, тут же вскрыв конверт, пробежал глазами несколько неровных строк, нацарапанных корявым почерком: «Вы ходите вокруг да около и никак не можете найти преступника, который преспокойно сидит у вас под носом. Не упустите Ялкабова».

XIII

Они пришли как раз к плову.

Увидев входящих в дом незваных гостей, Худайберды вытер руки о край достархана и, сказав что-то вдруг побледневшей матери, вскочил с места. Слегка кивнув на приветствие следователей, он пригласил их в комнату для гостей. Усадив пришедших на почетные места, Ялкабов включил телевизор и, не говоря ни слова, вышел.

Окинув комнату взглядом, Ачилов показал на современную мебель.

– Не отстает от жизни.

Гости успели только сделать по глотку чая, а хозяин уже внес блюдо с пловом. Потом достал из-под кровати бутылку водки, налил всем и, чокнувшись с другими пиалами, залпом выпил свою. Участковый не выдержал и последовал его примеру.

Палта Ачилович укоризненно глянул на него, нахмурив брови. Абдуллаев поспешно поставил пиалу и вперил взгляд в танцовщицу на экране телевизора. Хотя у Ачилова и разыгрался аппетит при виде жирного плова, он не дотронулся до еды, пока Хаиткулы не взял с блюда первую горсть.

Ялкабов сосредоточенно ел, изредка поглядывая на следователей. Его широкое лицо с глубоко посаженными глазами и толстым плоским носом производило неприятное впечатление. Тонкие, плотно сжатые губы свидетельствовали о сильной воле. «Такой может привести в исполнение задуманное. Ишь насторожился», – пронеслось в голове Ачилова. Хаиткулы думал о том же. Правда, неразговорчивость хозяина дома он истолковывал как признак замкнутости и не связывал молчание Худайберды с приходом незваных гостей.

Участковый был хорошо знаком Ялкабову, видел он и Палту Ачиловича, приезжавшего раньше в село. Но молодой следователь, явно главный в этой тройке, был ему неизвестен. Поэтому Худайберды обращался больше к участковому или Ачилову.

Когда обед закончился и хозяин ушел с посудой на кухню, сидевший по-турецки Абдуллаев заметил с улыбкой:

– Зря вы так мало ели, Палта Ачилович. Не обращайте внимания на Худайберды, он всегда угрюмый. Я его давно знаю. Отец у него тоже был молчуном.

Ачилов укоризненно проворчал:

– Я официальное лицо и не хочу вести себя как собутыльник.

Худайберды вошел с чайником в руках. Выключив телевизор и бросив каждому по подушке, прилег на кошму и склонил голову, как бы спрашивая: «С чем пожаловали?»

Хаиткулы кивнул участковому, и тот поведал о цели их визита, а также представил следователей. Выслушав капитана, Ялкабов вздохнул:

– Значит, опять за старое взялись?

– За старое, – подтвердил Хаиткулы. – И думаем распутать клубок... Говорят, между вами и Бекджаном была крепкая дружба. Если это правда, то мы надеемся получить от вас важные сведения... Вы устали после долгой дороги, но, не обессудьте, дело срочное.

После краткого раздумья Худайберды достал из-под кровати покрытый пылью фотоальбом и, обтерев его рукавом, молча положил перед инспектором. Палта Ачилович придвинулся к нему, и Хаиткулы открыл первую страницу. Участковый тем временем вышел из комнаты.

Почти все фотографии в альбоме были связаны со школьными годами хозяина дома. На множестве групповых снимков Бекджан и Худайберды сидели неизменно вместе. Они были сняты и вдвоем. Хаиткулы спрашивал, когда и где была сделана фотография, кто изображен на ней. Пролистав почти весь альбом, следователь ухмыльнулся:

– Вы водили дружбу только с парнями, на карточках нет девушек.

Худайберды пожал плечами, ничего не ответив. Следователь перевернул еще страницу и убедился, что поспешил с выводами. Последние листы альбома были обклеены фотографиями девушек, снятых в одиночку или вдвоем.

Палта Ачилович со вздохом взглянул на Ялкабова:

– Где моя молодость?! Каждая из этих девушек достойна быть хозяйкой дома. С такими не десять, а все сто лет учиться можно.

– Думаю, они и стали хозяйками, – успокоил его Хаиткулы.

Худайберды неприязненно глянул на Ачилова, но опять промолчал.

– Это все ваши одноклассницы или среди них есть и другие? – строго спросил Палта Ачилович.

Худайберды передернул плечами:

– Да, школьницы. Вот снимок нашего выпуска.

– Верю, верю... Но хочу выяснить все до мелочи, – грозно добавил Ачилов – он уже приготовился «изловить» Ялкабова. Не нравился ему этот неприятный малый, наверное, он виновник гибели Бекджана.

Худайберды тоже почувствовал антипатию к Палте Ачиловичу. Он подумал, что главная опасность исходит от него, а не от доброжелательного молодого следователя.

Хаиткулы мягко начал:

– Погодите, погодите! Хотелось бы узнать, кого из девушек любил Бекджан? Или хотя бы какую из всех он предпочитал другим? Не торопитесь, Худайберды, припомните хорошенько! Прошло столько лет...

– Да, да, – поддержал Ачилов. – Ты друг, он от тебя ничего не скрывал.

Вместо ответа Ялкабов покачал головой и прищелкнул языком в знак отрицания.

– Отказываешься давать показания?! – побагровел Палта Ачилович. – Мы не попугаи, чтобы изъясняться на таком языке. Хоть и расстелен достархан, но у нас не застольная беседа, а официальный допрос!

Ачилов досадовал на себя за то, что послушался Хаиткулы и пришел сюда. В кабинете он бы показал этому типу кузькину мать!

За несколько дней, что они прожили вместе в гостинице, Палта Ачилович хорошо узнал Хаиткулы. Тот рассказал о своих родных и о том, что у него есть невеста по имени Марал. (Правда, инспектор скрыл, что она сестра погибшего.) Уважая Хаиткулы, его способности, Ачилов, однако, осуждал товарища за мягкость характера. С такими методами следствия далеко не уедешь.

Ялкабов привстал с подушки и, усевшись по-турецки, не глядя ни на кого, проворчал:

– Бекджан относился к любви не так, как вы полагаете. Свои чувства он хранил про себя и никому не поверял. Что имел, унес с собой.

– Я сравнил фотографии с групповым снимком. С вами учились восемь девушек, не так ли? – спросил Палта Ачилович.

Худайберды кивнул.

– Так-так, – Ачилов побарабанил пальцами по обложке альбома. – Тут карточки семи девушек, не хватает еще одной... А она была, – и следователь показал на белое пятно, обведенное орнаментом.

Ялкабов беспокойно взглянул на гостей;

– Ловить меня пришли? Не нашли преступника, хотите вместо него меня...

Палта Ачилович, обрадовавшись, что удалось вывести собеседника из равновесия, настаивал:

– Так чья же это фотография? Не молчите! Молчание вам скорее во вред, чем на пользу.

Худайберды глубоко вздохнул:

– Тут был мой портрет... Товарищи увидели мою карточку среди снимков девушек и стали смеяться. Вот я и вырвал...

– А может быть, тут был снимок Бекджана? – лукаво спросил Ачилов.

Лицо Ялкабова потемнело. Он молча выхватил альбом из рук следователя и принялся нервно листать его. Палта Ачилович, не обращая внимания на возбуждение Худайберды, снова заговорил:

– Нам известно, что в последнее время вы с Бекджаном не дружили, даже не встречались. Из-за чего поссорились?

Худайберды вырвал из альбома какую-то фотографию и бросил ее перед следователями:

– Читайте!

Палта Ачилович прочел надпись на обороте карточки: «С пожеланиями быть верными друг другу до конца. Бекджан. 2. III. 1958 г.».

– Это была наша последняя встреча, – вызывающе крикнул Ялкабов.

– А на следующий день Бекджан исчез?

– Да...

– Э-хе-хе! – торжествующе произнес Ачилов. – Вы делаете вид, что кое-что забыли. Раньше вы утверждали, что видели Бекджана в тот вечер, когда он исчез. Так?

– Одно дело встреча, а другое дело – обмен приветствиями на дороге, – мрачно отозвался Ялкабов.

– Значит, накануне его исчезновения вы встретились! – не удержался Хаиткулы. – О чем же беседовали?

Слушая объяснения Ялкабова, инспектор разглядывал надписи на оборотных сторонах фотографий. На всех снимках Бекджана стояло: «От Бекджана Худайберды» или «Другу Худайберды». Отсутствие на последней карточке имени Ялкабова и особенно смысл написанного насторожили Хаиткулы.

По словам Худайберды, выходило, что накануне гибели Бекджана они встретились в правлении колхоза. Бекджан повел его к себе домой, где и отдал Ялкабову на память фотографию.

Выходило, что Худайберды сам расставлял себе ловушки. Когда ашхабадский инспектор беседовал с матерью Бекджана, он интересовался, кто был у них незадолго до исчезновения сына. Мать уверенно сказала, что никто не приходил. Поэтому Хаиткулы с подозрением отнесся к утверждению Ялкабова, что фотография, о которой шла речь, была подарена ему лично.

Получив ответы на интересовавшие их вопросы, следователи попросили разрешения взять с собой альбом и пригласили Худайберды явиться на другой день в гостиницу для подписания протокола.

В это время из комнаты матери Ялкабова вышел Пиримкулы Абдуллаев, и, попрощавшись с Худайберды, все трое отправились со двора.

XIV

Участковый рассказал: мать Худайберды поклялась на коране, что Бекджан не стал бывать у них в доме с женитьбой Ялкабова. Больше того, он не был даже на свадьбе. Если учесть все добытые сведения и анонимное письмо, которое указывало на Худайберды как на убийцу, то можно было с уверенностью сказать, что дело близится к завершению.

Посовещавшись с участием Абдуллаева, следователи решили прежде всего выяснить несколько вопросов. Нужно было узнать, кто автор письма и каковы его цели. Если он хотел помочь следствию, то на каких фактах он основывался? Почему Худайберды дает ложные показания? Была ли необходимость приглашать с дальнего участка Гуйч-ага, чтобы зарезать барана, или это был повод для того, чтобы оставить Бекджана одного? Кем сделана надпись на обороте фотографии, и если Бекджаном, то кому она адресована? Кроме этого, необходимо было выяснить судьбу Назли, дочери Най-мираба.

На ближайшие дни работу распределили так: Палта Ачилович и участковый должны разыскать автора анонимки и решить вопрос, была ли у Ялкабова необходимость обращаться к Гуйч-ага; Хаиткулы же должен был слетать в Ашхабад для проведения графической экспертизы и выяснения некоторых побочных обстоятельств дела.

Инспектор тут же позвонил начальнику Керкинского управления внутренних дел и попросил забронировать билет на самолет. Потом, оставив Ачилова в гостинице, поехал на мотоцикле с участковым разыскивать Най-мираба.

Объездив полсела, они наконец увидели его на улице. Он стоял возле трактора и весело беседовал с высунувшимся из кабины трактористом. Хаиткулы предложил старику занять место в коляске и, когда тот уселся, сказал:

– Надо поговорить, яшулы.

– Так поедем ко мне.

Когда следователь начал разговор о Худайберды и его отношениях с дочерью Най-мираба – Назли, вислые усы старика опустились еще ниже, и лицо его сразу побледнело.

– Уф-ф, – мираб тяжко вздохнул и, взяв со стола лепешку, стал крошить ее. – Вы растревожили старую рану... опять о дочери...

Предположения инспектора не оправдались. Он ожидал услышать из уст неудавшегося тестя Худайберды ругательства в его адрес. Но мираб винил только себя, что не уберег дочь: «Меня мало повесить за бороду... Хотела – шла в кино, хотела – ехала в район... В школе участвовала в художественной самодеятельности... Короче говоря, я не чинил ей никаких препятствий. Вот и опозорился на весь свет. Стыдно на людях показаться. Знать бы, что так получится... Не она виновата. Если мороз побил сад, в этом нет вины сада. Виноват садовник, вовремя не укрывший деревья...

– Она сама выбрала Худайберды? Или, может быть, она любила другого?

– Никогда ничего не говорила. Раз мать намекнула, что скоро сваты придут, – она ничего не сказала... И я крепко обещал отцу Худайберды, что отдам дочь... А что горевать: сделанного не поправишь... Ушла от мужа – не воротишь... Расскажи лучше, как идут дела у тебя, сынок.

– Пока, яшулы, наши дела ломаного гроша не стоят. Еду в Ашхабад; что передать или привезти – говорите. Если никого там не знаете, то нашего начальника знаете наверняка. Он много лет пил амударьинскую воду.

– Кто такой?

– Ходжа Назаров! Бывший начальник Керкинской милиции.

– Да я-то, браток, знаю, а он меня – вряд ли. Начальник один, а нас много... Если не в труд, то привези хороших лекарств...

Когда участковый высадил Хаиткулы у крыльца гостиницы, следователь сказал: «А ведь письмо-то написано левой рукой. Так что придется вам попотеть, Пиримкулы Абдуллаевич. Но, к счастью, способ начертания букв остается одинаковым, как ни меняй свой почерк».

Простившись с участковым, Хаиткулы стал собираться в Ашхабад.

Он помылся до пояса, побрился, начистил ботинки и погладил брюки. Видно было, что он рад поездке.