Текст книги "Приключения-76"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

– Согласен, – хрипло проговорил Пятрас. – Я был связан вами по рукам и ногам.

– Кстати, Пиккериса уже обложили?

– Не думаю... С пограничниками непосредственно мы не контактируем. А пока там, наверху, еще решат... К тому же сейчас уже поздно, ночь. Нет, вряд ли могли успеть.

– Впрочем, это и не важно. Что из того, что этот молодой лейтенантишка знает координаты Яниса Пиккериса? Если он сунется сюда теперь, мы все равно сумеем уйти. Ваш труп будет единственной наградой ему за все старания. Но ведь он не сунется. Насколько я понял, НКВД решило дать нам побегать. Мы – не против. Поэтому еще раз спасибо, господин Клудис, или как вас там зовут – уж не знаю.

– За что же спасибо?

– Да лучшей защиты, нежели вы, и пожелать было нельзя. Однако благодарность – благодарностью, а дело – делом. Вопросы продолжать?

– Пожалуйста, – предложил Пятрас.

– Как вы оказались в НКВД?

Пятрас понимал всю важность своего ответа. Вот когда начинается второй акт.

– Тридцать второй год... – пояснил он. – Кризис... фабрика моя чуть не прогорела. К тому же карточные долги. Бабы, черт бы их побрал.

– Так вы не из СССР? – удивленно спросил Скочинский.

– Конечно же, нет, – горячо воскликнул Пятрас. – Что мне там надо?

– А чем вы можете это доказать?

– Ничем, – развел руками Пятрас. – Здесь и сейчас, разумеется, ничем.

Скочинский снова заходил по комнате.

– Кто этот тип, что так мило лил в корчме слезы, а потом инсценировал кровопролитие на дороге?

– Да ничего он не инсценировал! – вдруг с напускным отчаянием закричал Жмудис. – Его-то за что покрывать позором? Он служил мастером у меня на фабрике, пока не женился на дочери владельца магазина готового платья из Укмерге. Его жене рожать через месяц, а вы о нем... – Пятрас уткнул свое лицо в ладони. – Неужели это не понятно, господин Скочинский?

– К сожалению, непонятно, – прикрикнул на Пятраса его пассажир. – Совсем непонятно. И не до сердечных огорчений и соболезнований сейчас и мне, и вам, и ему, – он указал рукой на Рокаса. – Но молитесь дьяволу, если вы мне только что солгали.

– Лучше солгать дьяволу, чем вам.

– Понимаете, что вы заслужили?

– Да.

– Как бы вы на нашем месте поступили с вами?

Пятрас молчал.

– Ну! – снова прикрикнул Скочинский.

– Убил бы, – притворно-растерянно сказал Жмудис.

– Убить вас было бы очень просто. А я все же теряю с вами время. Не думайте, что это выгодно только для вас. Я хочу понять, можем ли мы быть взаимно полезны друг для друга. Прилично они вам платили? – вдруг остановился он перед Пятрасом.

– Во всяком случае, больше, чем теперь, когда я получаю у них каждый месяц зарплату.

– Как вы на меня вышли?

– Не знаю, – искренне сказал Пятрас. – Об этом вам лучше бы спросить джентльмена из черного «мерседеса».

– Когда меня будут брать?

– А этого и не собирались делать. Пока вполне достаточно было и того, что вы показывали явки.

– Какие?

– Штольц, Плутайтис, прелат, – чистосердечно перечислял Пятрас.

Он действительно мог перечислять их, не боясь выдать товарищей: наверняка все эти бандиты уже арестованы.

– Учти это, Карстен, – обратился к Рокасу Скочинский.

– Вы понимаете, чего мы хотим от вас? – спросил он затем Пятраса.

– Естественно.

– Вы снова будете получать денег больше, нежели ваша нынешняя зарплата. И вы должны остаться в НКВД.

– Господин Скочинский, – решительно возразил Пятрас. – Я понимаю, что моя карта бита. Я понимаю и то, что сохранить жизнь при нынешних обстоятельствах для меня – чудо. Но поверьте – вся эта жизнь мне и так осточертела. И я бы не особенно горевал, если б с нею пришлось мне и расстаться. К чему мне здесь деньги? Что я смогу с ними сделать? Нет. Если уж рисковать, то рисковать до конца. Три года работать на вас я согласен. Три года – и ни минуты больше. А потом вы мне обеспечиваете переход в Германию.

– Сейчас не время торговаться о сроках, – резко прервал его Скочинский. – И никаких собственных требований, Клудис, не будьте глупцом. Здесь не меняльная лавка. Об условиях вашей работы вам, когда надо, расскажет Рокас. Но прежде вы выведете отсюда его и еще кое-кого. Причем сделаете это так же непринужденно, как вы катали по вашей любимой Литве меня. Поймите, если вы не выполните этого первого своего, – он поправился, – первого нашего задания, если с кем-нибудь из ваших новых друзей случится роковая беда, НКВД мигом узнает обо всех пикантных подробностях нашей сегодняшней беседы. И не только о ней. Ясно? А это будет для вас пострашнее, чем исчезновение в дебрях местного лесничества.

Пятрас долго молчал.

– Ладно, – сказал он. – Но мне б не хотелось, чтобы вы обо мне думали плохо. Я не трус...

– А о вас никто и не думает плохо, – вкрадчиво улыбнулся Скочинский. – Могли бы, кажется, догадаться и сами. Впрочем, поразмыслите до утра. А утром решим, как с вами быть. Пока же, Клудис, напишите-ка собственноручное обязательство сотрудничать с нами. Это не помешает. Я скажу вам, что именно следует писать.

Пятрас подошел к столу и сел на стул, пододвинув к себе чернильницу и бумагу.

– Дайте-ка посмотреть, – попросил Скочинский, после того как Жмудис закончил писать под диктовку текст.

Пятрас протянул ему листок с написанным, и Скочинский медленно, не глядя, разорвал его на клочки.

– Вот как нам нужна ваша расписка, Клудис, – улыбнулся он, бросая обрывки бумаги на пол. – Нам и так хватает гарантий. Не думаете же вы, что я валяю дурака, забавляясь с вами. Ведь дело не в Скочинском и не в Клудисе. А в той силе, что стоит за тем и за другим. Именно поэтому так называемый Скочинский и не мог не оказаться победителем.

Оставшись один, Пятрас внезапно почувствовал полное спокойствие. Он сделал все, что мог, дабы ввести врага в заблуждение. Товарищам не придется краснеть за него.

Жмудис проснулся, когда было еще темно, но уже чувствовалось приближение рассвета. Дождь перестал, хотя небо по-прежнему хмурилось. Лес шумел, и в его монотонном шуме было что-то зловещее.

Пахло болотной сыростью, прелыми листьями, хвоей. Где-то за частоколом говорили люди, фыркали лошади, позвякивало железо. «Значит, Скочинский пошел к границе, – подумал Пятрас, – Но как он уйдет? Неман перекрыт, к Мемелю ему тоже не выйти. Поезд с русской пшеницей? Но не блеф ли все это, рассчитанный, чтобы скрыть свой настоящий маршрут?»

XI

Лязгнули, словно нехотя, колеса, и состав тронулся. В вагон удалось проникнуть до нелепого просто: свой человек, начальник багажного отделения, ловко выкрутил винты, держащие оконную решетку, а потом так же лихо поставил окно на место.

Вопреки ожиданиям особой радости фон Граймер не почувствовал, напротив, только безмерную усталость и какую-то непонятную щемящую тоску. Не было даже ощущения торжества из-за того, как ловко ему удалось одурачить русских, избавившись от того дурня, которого он заприметил еще в Алитусе, на пароходе, ускользнув из-под носа насупленного молодчика, разъезжавшего в черном «мерседесе», уложив на обе лопатки сообразительного, но неопытного Клудиса.

А с русскими у него были давние счеты, от самой Испании, когда его трижды обвел вокруг пальца русский разведчик Базиль, гибкий, высокий, чернявый красавец, неуловимый и вездесущий. Много потом пришлось из-за него выдержать неприятных разговоров уже в фатерлянде, последовал и нежелательный перевод в другой отдел с непременным изучением русского, польского и литовского языков. Но ничего – как говорят русские, за битого двух небитых дают.

Граймер лежал на спине и ждал. Вспомнил было старую рождественскую сентиментальную песенку, но так и не расчувствовался, как бы ему хотелось. «Вот они, издержки нашей работы, – думалось ему, – скоро дома. А там что? Лигниц? Повышение? Добиться признания у Лигница непросто. Старый шпицрутен, как его называли тайком офицеры абвера, не был щедр на похвалу. Одна удачная вылазка в Россию? Ну и что? Она и не могла не завершиться успехом, если ее готовил сам Лигниц. А уж воспользоваться его собственной победой он, мудро пронырливый служака, сумеет.

Впрочем, победой ли? Хоть и не его была идея собрать на смотр всех боевиков в одном месте, но сами же облегчили НКВД задачу. Штольц, Пронас, не говоря уже о болване Плутайтисе, накрылись. Хорошо еще, если Крутис выберется. Но в Юдаса он верит. Зол, живым не дастся. Провалов-то многовато. Но ведь и резерв еще есть – надо только работать».

Внезапно фон Граймера охватила ненависть. Острая и внезапная, будто удар стилета. А ведь может ему Лигниц и припомнить неудавшийся «День гнева». И устроит тогда свой собственный судный день. На кого его тогда разменяют? Ему вдруг вспомнился Владислав Скочинский. Ротмистр уланского полка, он не дрогнул и бровью, когда расстреливали его мать, детей. И презрительно скривил губы, когда поставили перед солдатами его самого. Да, легенда у Граймера была превосходная, и попади даже он к русским – никому б никогда не узнать, кто он такой – нет больше на земле древнего рода Скочинских.

Да, что бы то ни было, а поездка была отвратительной. Гнусненький старичок Рудзинский, готовый продать и свою родину за обещанную кардинальскую митру в генерал-губернаторстве. И все эти литовцы, кичащиеся страшным побоищем под Танненбергом. Граймер вновь подумал о своем шофере – том самом, что вез его к границе. Вроде бы ничего парень, а тоже – литовцы, Литва... Как будто через двадцать лет кто-то будет говорить на его языке. Философ... А сам торгует своей Литвой: сначала за рубли, а теперь готов и за марки.

Вообще на людей ему в поездке, прямо скажем, не везло. Да и где их найти, людей-то? Тупой, ватный, напыщенный уголовник Пронас, маразматик Плутайтис, изо всех сил держащийся за ошметки былого достоинства прелат... А Штольц? Ведь должна же быть какая-то мера даже в стяжательстве?..

Фон Граймер почувствовал, с какой силой он хочет в домашний уют – разговор со всепонимающей матерью... Жаль, уже нет отца: погиб стойко, как и подобает немцу, в 1916 году, спасая разваливающийся австрийский фронт. И почему это австрийцев всегда били? Потому что они разжижили себя всякими чехами, мадьярами, сербами. Слава фюреру – воссоединил австрийцев со всей Германией, положил конец позорному существованию выкидыша Священной Римской империи, высоко поднял гордый штандарт Барбароссы. Да – высшая раса есть высшая раса, и надо хотя бы разок столкнуться с недочеловеком, чтобы понять ее право на власть. Священное место – Таураге. Когда-то здесь генерал Йорк стал акушером новой Германии, повернув прусские войска против Наполеона. Но в союзе с русскими – некстати обдало холодком Граймера. Э, когда это было. Все равно судьба русских предрешена.

Фон Граймер уже давно не обращал внимания на то, как ровно и легко идет поезд, хотя и знал – скоро граница, остановка, родная земля. И наконец-то...

Какие-то отрывистые голоса вдали.

Граймер прижался лицом к щели у стенки вагона, но, прежде чем он успел что-либо увидеть, будто рядом с ним, будто здесь, в вагоне, раздался ровный, спокойный голос:

– Пан Скочинский? Выходите, шановный пан.

Он невольно оглянулся и, конечно же, никого не увидел, в вагоне никого не было, а в мозгу уже вспыхнуло. «Продали? Но кто? Кто мог знать? Рокас? Да если б и хотел – не успел бы, – и тут же сам себе ответил: – Да, конечно же, Штольц, он ведь знал тоже, продажная шкура».

Снова приник к узенькой полоске света – и опять ничего не увидел. А голос повторил так же спокойно:

– Вы уж или сразу стреляйтесь, Скочинский, или выходите – времени у нас нет, а то поезд из расписания выйдет. Непорядок, Скочинский, сдавайтесь.

Граймер выхватил пистолет, и жуткая обида пронизала его. Умереть – и так глупо. Из-за какого-то подлеца, двойника, Иуды? Нет. И ты потянешься, голубчик, за мной.

Ни с того ни с сего вдруг вспомнилась первая встреча с Лигницем. «Вы умеете врать, фон Граймер? – спросил тогда, оскалив желтые крупные зубы, старик. А когда Граймер позорно, дурацки смешался, не зная, как ответить, Лигниц добил его, поощрительно успокаивая: – Ничего, научитесь».

И, неожиданно обретя спокойствие, фон Граймер по-польски сказал:

– Я сдаюсь.

XII

Утром Жмудиса разбудил лесничий. Он налил воды в умывальник, повесил полотенце и проворчал:

– Умывайтесь и приходите в комнату господина Рокаса. Вас ждут. – Он хмуро покосился на одевавшегося Пятраса и вышел.

– Ну и вид у тебя, – грубо сказал Жмудису Рокас, как только они поздоровались. – Будто в синьке искупался... Ну так как? Надумал что-нибудь?

– А что мне остается делать? – с деланным раздражением отвечал Пятрас.

– И то верно. Своя-то шкура дороже. Только в пути без выкрутасов. Чуть что – сам знаешь.

– Да мы же договорились. Чего еще надо?

– Тогда слушай. В два часа у костела в Укмерге нас должен ждать Крутис. Если его не будет, не останавливаясь, проскакиваем в Каунас. Даже если нам вдогонку сотня твоих дружков строчить будет. По пути подбросим одного парня. О нашем маршруте ему ни слова. О том, что ты служишь в НКВД, – тоже.

Он выглянул в дверь и что-то буркнул в коридор. Тут же в комнату вошел незнакомый Жмудису мужчина, откровенно ощупывая его глазами.

– Знакомьтесь, господа! Господин Клудис! – представил Пятраса Рокас. – А это, – он сделал жест в сторону толстяка в черном костюме и белой манишке, с заплывшим жиром лицом и выпуклыми, как у рака, буркалами, – господин Эдуардас Лягас. Завезете его по пути в Кедайняй.

...Некоторое время ехали молча. Рокас сидел рядом с Пятрасом, а молодой Лягас, развалившись на заднем сиденье, дремал – после обильного завтрака и выпитой водки его разморило, нижняя толстая губа его, обнажив желтые зубы, отвисла. Когда выехали на шоссе, Жмудис, не поворачиваясь, сказал Рокасу:

– Сейчас будет пограничный пост. На проверку как владелец машины пойду один. Прошу ваши паспорта.

– Делайте как лучше и для вас, и для нас, господин Клудис, – сиплым голосом многозначительно ответил Рокас и, расстегнув портфель, лежавший у него на коленях, достал нужные бумаги.

Процедура проверки на КПП была недолгой – Жмудис быстро доложил о седьмом кордоне и пассажирах.

В Ареголе остановились на окраине, у моста. Пятрас Достал из багажника канистру бензина, залил бак. Делал он все медленно, основательно. Надо было выиграть время. И вот наконец мимо них на большой скорости проскочил мотоцикл «харлей». Тут Жмудис засуетился и сел за руль.

На проселочных дорогах и шоссе было людно.

– Ну загудел праздник, – немного помолчав, сказал Жмудис. – Теперь этот день урожая на неделю растянется.

В Кедайняе остановились на площади у костела. Лягас вылез из машины, снял плащ и, склонившись к Рокасу, тихо сказал:

– Передайте Пронасу так: в Клайпеде я все сделал, здесь задержусь дня на три, затем поеду в Утену к Старику, пошевелю рыцарей и стрелков. Желаю удачи!

– Ты там насчет выпивки осторожней, – только и ответил Рокас. – Это тебе не на флейте играть.

Жмудис завел мотор и, пробираясь по узкой улочке, вывел машину на дорогу, ведущую в Укмерге.

* * *

Недолго оставался в Занеманье бородатый Пронас. Уже через день вынужден был он вернуться в Каунас. Сунулся было к Луцису, но, увидев в окне его спальни три цветочных горшка, только выругался.

– И этот погорел, – произнес он вслух и поспешил поскорее удалиться.

Затем все утро он бродил по городу и только к полудню решился зайти к ювелиру. Народу в лавке не было – близилось время обеденного перерыва.

– Скажите, – обратился он к Штольцу, – вы можете сделать на этих часах эффектную монограмму?

Штольц холодно посмотрел на него:

– Что происходит? Где Варнасы?

– Думаю, что сидят.

– Трубнис?

– А кто его знает.

– Ну а что же объединение всех оппозиционных партий? Или их уже объединили в ОГПУ?

Не выдержав, Пронас вдруг вскричал:

– Вы можете перестать обезьянничать, Штольц? Вы же все знаете не хуже меня. Мне передали, что загорелась часовня. И мы оба должны решить, что делать. Опасность грозит обоим.

Штольц поманил Пронаса пальцем:

– Идите сюда, я вам покажу очень интересное.

Они вошли в мастерскую. Помощница уже ушла, помещение было закрыто. Штольц подошел к Пронасу и сказал:

– А теперь слушайте. Вы осел, Пронас, идиот, борода с туловищем, а не человек. И я выгоню вас отсюда. И спасайте свою шкуру как хотите. Все ваши перипетии меня больше не касаются. Вон отсюда!

Дрожащими руками Пронас полез за пистолетом, но ювелир выстрелил в него прямо из кармана пиджака. Тяжело охнув, Пронас рухнул прямо на стеклянную витрину.

Перешагнув через неподвижное тело и ступая по противно скрежещущим осколкам стекла, Штольц подошел к телефону.

– Милиция? Говорит ювелир Якоб Штольц. Меня только что пытались ограбить... Да, да. Какой-то негодяй.

Вскоре к Штольцу приехал наряд милиции, а вслед за нарядом – подполковник Горбунов.

– Здравствуйте, гражданин Штольц! – входя, сказал подполковник. – Ну а что – некий Плутайтис или семейство Варнасов вашу лавку грабить не собирались?

* * *

Узкая проселочная дорога петляла среди многочисленных озер и болотистых топей, зарослей кустарника и стройных рядов темнолистой ольхи, росшей вдоль осушительных канав. Поля и огороды были пустынны, только стаи птиц кружили над ними – с криками улетали за темнеющие в голубой дымке рощи и перелески и возвращались снова.

Неожиданно из кустов навстречу машине выскочил человек и поднял руки, будто хотел броситься на радиатор. Жмудис резко затормозил, машина, сделав по песку несколько прыжков юзом, остановилась. Незнакомец сумел мгновенно открыть дверцу машины и срывающимся голосом затараторил:

– Бога ради, умоляю вас, господа, спасите. Они совсем рядом...

Зрелище было страшное. Человек был без фуражки, в черной рубахе с расстегнутым воротом, в грязном изорванном пиджаке и в сапогах со следами болотистой тины. В широко раскрытых глазах застыл животный страх. Черные усы обвисли. Не досказав фразы, он упал на сиденье и откинул голову.

– Бери, – приказал Пятрасу Рокас. – От него, может, узнаем, что нового в городе.

Жмудис выскочил из машины, захлопнул заднюю дверцу и снова сел за руль.

Новый попутчик тяжело застонал, попытался приподняться и сесть ровно, но не смог. Пересохшими губами он прошептал:

– Я ведь ранен... У меня из плеча уже второй день течет кровь...

– Не надо, успокойтесь, – мягким, полным сочувствия голосом произнес Пятрас. Он уже узнал раненого: то был бандит, что собирал в корчме списки присутствующих. Если привезти его куда следует, будет просто здорово.

Незнакомец продолжал стонать.

– Конечно, виноват во всем я, – проговорил он слабым голосом. – А если вдуматься, то виноваты мы все, допустив в стране хаос. Вот теперь НКВД и хватает всех литовцев. Скоро всех переарестуют.

Жмудис не на шутку разозлился.

«Всех литовцев переарестуют, – зло думал он. – А кто же тогда Янис Шапас, кто те простые рабочие ребята, что помогают нам задержать шпионов и провокаторов, я, наконец, – кто? Но ведь и Пронас и Варнасы – тоже литовцы? А что у нас общего? Язык? Родина? Но разве не разная у нас родина? Разве мы хотим ее видеть одной и той же? Сколько же бед еще принесет это подлое взывание к общей, единой крови...»

Машина въехала в предместье и понеслась к центру. Раненый забеспокоился. Превозмогая боль, он взмолился:

– Я вас прошу, остановите машину. Вечно буду вам благодарен.

Жмудис, не сбавляя скорости, ответил:

– Зачем же вам выходить именно здесь? Мы привезем вас к врачу, он окажет вам необходимую помощь. А если понадобится укрыться от властей, тут вам тоже посодействуют.

– Я не знаю, кто вы, но должен предупредить, что позапрошлой ночью в этом городишке НКВД арестовало всех порядочных людей. Видно, прогневили мы чем-то господа, вот и устроил он нам судный день. Смотрите не угодите в их лапы.

– Нам нечего бояться, – вдруг заговорил Рокас. – А вот вам, пожалуй, действительно пора нас покинуть.

Жмудис осторожно подъехал к воротам сада, окружавшего костел. Раненый открыл дверцу, скрипя зубами от боли, вылез из машины и поковылял через улицу по направлению к кладбищу. Жмудис смотрел ему вслед, в то же время не спуская глаз со своего соседа, сунувшего руку за борт пиджака.

– Где же наш. встречающий? – угрюмо спросил он Пятраса.

– Сам ничего не понимаю, – ответил тот. – Вы же сказали, он должен быть...

И не успел договорить. Из проема ограды вышел Крутис. Пятрас поднялся ему навстречу, но тот, присмотревшись к машине и увидев в ней пассажиров, бросил на ходу:

– Садитесь за руль, я скажу, куда ехать. – Он быстро опустился на заднее сиденье.

– Куда прикажете? – вежливо поинтересовался Жмудис, заводя мотор.

– Разворачивайтесь и прямо через площадь, первая улица направо, от угла пятый дом – направо во двор.

Ворота открыл грузный мужчина в кургузом пиджачке, застегнутом над выпуклым животом на одну пуговицу. Зеленая фуражка неловко сидела на его крупной седой голове. Пропустив машину, он закрыл ворота и поспешил в дом. Крутис выскочил из «опеля», открыл переднюю дверцу и, склонясь к Рокасу, пригласил:

– Прошу вас, мы прибыли на место. А я уже беспокоился, не случилось ли чего в дороге... Вы же, Пятрас, пока побудьте во дворе.

Рокас вылез из автомобиля и, с трудом переставляя ноги, направился за Крутисом в дом. Жмудис похаживал вдоль стены дома, прислушиваясь к тому, что там происходит. Но все было тихо.

Через несколько минут из дома неожиданно вышел капитан Озеров и Янис Шапас. Оба весело подмигнули Пятрасу.

– Здорово! Мы совсем было сбились с толку, – сказал Озеров. – Волновались, почему опоздал.

– А потому, – ничего еще не понимая, ответил Жмудис, – что по пути прихватили одного раненого. Расскажи, как там у вас?

– У нас все хорошо, всех, кого знали, уже взяли. Этого брать не будем, пусть ведет нас на запасные явки – они у него, безусловно, имеются. Тебя, кстати, позовут, но несколько позже...

– Хорошо, – нетерпеливо перебил его Жмудис. – Кстати, я совершенно уверен, что привез в город бежавшего от ареста бандита, того, что в корчме собирал списки и деньги. Сейчас он поковылял на кладбище. Организуйте поиск.

– Приметы?

Жмудис описал внешность раненого, и Шапас вместе с двумя стоявшими у сарая людьми поспешил на улицу.

– Ну, задал нам Крутис жару, – заговорил Озеров. – Не успели его забрать, как он с ходу начал раскалываться, записывать за ним не успевали. Подкинул работки нам – ой-ей-ей.

– А я-то сразу и не догадался, – улыбнулся Жмудис. – Ну, теперь все ясно.

– Сейчас там с ними наверху Стасис орудует, – торопился выложить все новости Озеров. – Ты его и не узнаешь, пожалуй. Исхудал еще больше. За три дня раз пять носился отсюда в Каунас и обратно.

«Стасис, – улыбнулся про себя Пятрас. – Мой краснодеревщик?»

Но не успел Жмудис докурить папиросу, как его пригласили в дом.

В небольшой уютной комнатке за столом сидели Стасис и Рокас. Крутис куда-то исчез.

– Чем могу быть полезен, господа? – угодливо наклонился Жмудис, кинув взгляд на Стасиса.

– Как видишь, Клудис, – обратился к нему Рокас, – тот одержимый, что попался нам по дороге, был прав. Господин Варнас тоже подтверждает, что недавно власти произвели здесь аресты, взяли многих наших людей. Хорошо еще, что вчера все энкавэдисты отсюда убрались. Но теперь надо обдумать, что делать дальше. Ваше мнение?

– Если они провели такую операцию здесь, – сказал он задумчиво, – то о Каунасе и говорить не приходится. Теперь туда опасно и нос показывать... – Он медленно почесал за ухом и, скосив глаза на Стасиса, добавил: – А я-то, разиня, даже не знаю, куда здесь машину незаметно пристроить.

– Это пустяки, господин Клудис, – вмешался в разговор Стасис. – Машина не человек, ей место всегда найдется, только надо решить, как теперь будем действовать.

– Ну уж нет, думайте сами, что делать дальше, я же только при надобности могу сменить номер машины и свои документы. Всех ваших дел я не знаю – меня в них никогда не посвящали, – раздраженно проговорил Жмудис.

– Сейчас не время ссориться, Клудис, – перебил его Рокас. – Все мы одной ниточкой связаны. Так что будьте готовы выполнять все, что вам прикажут.

– Да, так, пожалуй, будет лучше, – Стасис повернулся к приезжему. – Я считаю, господа, надо поступить так. У меня есть доверенный человек, которого я отправлю на машине господина Клудиса в город. Он там все пронюхает и подготовит нам встречу. А нас с вами, господин Рокас, подвезут к станции, и мы поедем поездом. Сегодня праздник, народу много, проверку документов в такие дни, как правило, не устраивают.

– Думайте, господин Варнас, – устало сказал Рокас, – вам виднее. В данный момент я могу положиться только на вас, другого выхода у меня нет.

– Ах да! – спохватившись, воскликнул Стасис. – Вот еще что: в доме, где вы будете отдыхать, на чердаке мы держим запасную радиостанцию. Господин Штольц пользовался своей, а кроме него, связи никто не имел.

– Ну, если так, нечего ломать головы! Ваш вариант вполне приемлем, и действовать надо, не теряя времени, – согласился Рокас.

– Итак, я посылаю хозяина на вокзал за билетами, и пусть он нас там ждет, затем инструктирую своего человека и отправляю его с господином Клудисом, а мы до отъезда на станцию пообедаем и отдохнем. Вы меня извините, – обратился Стасис к своему гостю, – располагайтесь на диване и отдыхайте, я скоро вернусь.

Вместе с ним поднялся и Жмудис.

– Да, господин Клудис, – окликнул Пятраса Рокас. Он подошел вплотную к Жмудису и прошептал ему на ухо: – Будешь у своих в Каунасе, подари им Лягаса. Из доверия тебе выходить нельзя. Мне он ни к чему, а ваши пусть порыскают.

Во дворе Стасис сказал Пятрасу:

– Думаю, ты все понял. Поезжай с Шапасом к подполковнику, пусть он срочно даст указания подготовить дом Горайтиса. Что мрачный такой?

– Устал просто, – сказал Пятрас. – Только сейчас, наконец, и почувствовал. Эх, слышал бы ты, как они вербовали меня там. Ведь допер-таки Скочинский, от кого я к нему подставлен.

– Надеюсь, завербовали?

– Да, судя по тому, что я здесь, завербовали.

– Вот и хорошо. А раз так: сам в управление не ходи. Машину поставь в гараж во дворе Плутайтиса; проследи, чтобы в доме все было сделано, как договорились. На вокзале встретишь сам, больше никого не бери. Подбери сообразительного радиста, знающего немецкий язык, и не забудь законсервировать нашу телефонную аппаратуру. Нам важно из Рокаса вытянуть позывные и шифр – они у него, конечно же, есть. Рокасу сейчас, как воздух, нужна связь. Он очень тебе доверяет, убежден в твоей надежности и верности. Вот и надо сделать все, чтобы сам он не вызвал недоверия у своих зарубежных хозяев. Они должны на него клюнуть, он же теперь их единственный резидент, оставшийся в городе. Настоящее имя его Краг, он майор абвера, смекнул? И, наконец, радостное известие для тебя. Звонил Горбунов, передавал привет. Все в порядке, хотя Скочинский пока молчит.

В воротах появился Шапас. Он подошел к Пятрасу и на ухо ему шепнул:

– Молодец, Пятрас! Ты знаешь, кого ты вез? Оказывается, самого руководителя «Железных рыцарей» и «Союза стрелков». А с ним те самые списки...