Текст книги "Перстень Харома"

Автор книги: Саша Суздаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Папа! – воскликнула Марэлай и бросилась к отцу.

– Доченька! – воскликнул Хенк, прижимая дочь к груди.

Все принялись благодарить Туманного Кота, а товарищ Тёмный тихо ржал. «Зубы спрячь, скотина», – по-доброму попросил Туманный Кот, на что товарищ Тёмный по-доброму ответил: «Перебьешься, герой!»

– Мне нужно идти, – сообщил товарищ Тёмный.

– А как же мы? – огорчённо спросил Дуклэон, рисовавший в своём воображении домашнюю конюшню, где товарищ Тёмный будет учить его искусству кавалерийской езды.

– За широкой грудью Туманного Кота вам ничто не угрожает, – великодушно поделился славой конь, а кот чуть не подавился слюной от счастья, окунаясь в головы присутствующих. Конь, тоже погрузив симпоты в их головы, заслужено купался в эмоциях людей, пока наглый кот его не поторопил: «Ты собирался идти!» Конь ушёл, но ещё долго его симпоты говорили о том, что он ещё здесь и неплохо себя чувствует.

– Чего мы ждём? – спросила Чери у кота, и тот ответил: – Сейчас прилетит Фогги и мы полетим домой.

– А кто полетит на мне? – спросил змей, свалившись с головы статуи.

– На тебе полечу я, – сказал Хенк, поглаживая все головы, которые, от счастья и умиления, были в слезах и соплях.

– Пока вы здесь вместе, мы слетаем, подкрепимся рыбкой, – робко спросил Гаркуша и, увидев кивок Хенка, взвился в воздух и боком полетел в направлении океана. «Отощал, родимый», – тепло подумал о змее Хенк и повернулся к дочери:

– Рассказывай, как ты лопухнулась.

– Ничего я не лопухнулась, – возмутилась Марэлай, усевшись ему на колени, – дело было на уроке...

* * *

В это время товарищ Тёмный, расправив крылья, летел над океаном, направляясь в логово «врага», Эссенариум. Харом не был его врагом, и, ознакомившись с исторической справкой, товарищ Тёмный даже сочувствовал Творцу данного мира, так опрометчиво влюбившегося в Фатенот, принадлежащую Судьбам Времён. Если бы у Фатенот возникло ответное чувство к Харому, никто её, дурочку, не отпустил бы с работы, так как её судьба соткана лапами Судеб Времён.

Товарищ Тёмный имел возможность лицезреть лики двух старых сов, когда хотел изменить ход революции в России. Ему, боевому коню товарища Будённого, пришлось выслушать от Судеб Времён много нелицеприятного в свой адрес, а слова «помесь старой клячи и ишака» были самыми приличными из всего услышанного.

С той поры лексикон бойцов-будённовцев обогатился весьма крепкими словами, от которых у контры отваливались уши. Воспоминания боевой юности, навеянные хорошим настроением и чувством выполненного долга, подвигли крылатого коня на лирический лад, и он затянул во всю пасть:

« Розпрягайте, хлопці, коні

Та лягайте спочивать,

А я піду в сад зелений, в сад криниченьку копать».

Бас, переходящий в тонкое сопрано, и песня, неведомая в здешних местах, перепугала рыбаков, ловивших морского окуня. Песня, раздающаяся ниоткуда, напомнила им об океанских русалках, заманивающих в морскую пучину зазевавшихся рыбаков. Неизвестно, что могли предпринять рыбаки, если бы товарищ Тёмный не увидел вдали Землю Фатенот. Песня тут же прекратилась, так как мысли коня перебросились на Маргину, чье состояние светилось разноцветными красками извергающегося вулкана.

Аккуратно прощупав симпотами её разноцветные ощущения, товарищ Тёмный понял, что дама оскорблена в самом святом, а так как женскому полу был неравнодушен, то решил, что сможет погасить вулкан, направив его в нужную сторону.

Ещё издали товарищ Тёмный заметил купол, накрывающий Эссенариум, и хмыкнул: Творец данного мира мог придумать что-нибудь более надёжное. Но так как Харом завяз в своих любовных переживаниях, путая реальность и фантазии, то ожидать от него, что-либо разумное не приходилось.

Опустившись перед невидимым куполом, товарищ Тёмный сложил крылья и спрятал их в себя. Перед невидимой преградой стояли ряды протоплазмы, повторяющие формы Маргины и Байли. «Амомедары ^[24], – подумал товарищ Тёмный и вспомнил: – А где же барберосы ^[25]?» Товарищ Тёмный не стал их уничтожать, полагая, что всё произойдёт естественным путём.

Легко преодолев стенку купола, конь бодро зашагал по саду, направляясь к белеющему вдали дворцу, полагая, что неутешная в своём горе Маргина вместе с Байли находится там. Харом незримо присутствовал во всём Эссенариуме, растекаясь по нему симпотами, но товарища Тёмного в данный момент он не интересовал, к тому же, Харом не предпринимал попыток помешать коню-Координатору.

Открыв дверь дворца, товарищ Тёмный поднялся на второй этаж и отправился в спальню Байли, где обе дамы обсуждали Мо, а, проще говоря, перемывали ему косточки.

Появление в двери спальни лица мужской национальности, пусть и в лошадиной ипостаси, прервало оживлённый обмен мнениями, и Байли, увидев лошадиную морду, раздраженно спросила:

– Лошадь, что тебе нужно?

Маргина, бросив симпоты, остановила Байли, обрадовавшись коню.

– Байли, ты что, не узнала товарища Тёмного?

Товарищ Тёмный подошёл к Маргине и протянул копыто, принимая её руку, к которой присосался с чрезмерной тщательностью и душевно промолвил: – Сочувствую.

– Спасибо, Тёмный, – сказала Маргина и поцеловала его прямо в морду, – ты всегда был душка, не то, что этот мерзавец Мо.

Большие глаза товарища Тёмного, в меру покрытые влагой сочувствия, смотрели Маргине в глаза, и она, поглаживая его гриву, глубоко вздыхая, поделилась горькой судьбой покинутой.

Байли, слушая Маргину в десятый раз, попросила:

– Мама, от твоих рассказов у меня уже голова раскалывается, и я хочу спать.

– Хорошо, доченька, – сказала Маргина и повела товарища Тёмного в свою спальню, продолжить рассказывать историю падения Мо.

Когда они зашли в её небольшую, по сравнению с Байли, спальню, то огромные размеры коня как-то не вписывались в окружающий интерьер.

– Ты не можешь превратиться во что-то другое? – спросила Маргина, подразумевая размеры коня. Товарищ Тёмный, поняв это по своему, превратился в известную ему фигуру Патриса Лумумбу, добавив ему выразительных бицепсов. Маргина, рассматривая возникшего перед ней чернокожего красавца, опустила взгляд вниз и удивлённо спросила:

– А это, что, осталось от коня?

На предложение товарища Тёмного убрать данный предмет, Маргина с рассеянным взглядом ответила:

– Не нужно, я думаю, мы найдём ему место.

Она подошла к товарищу Тёмному и положила руки ему на плечи. Взглянув ему в большие глаза, она впилась в его губы, одновремённо ощущая внизу, что товарищ Тёмный вошёл в её суть, рассыпаясь симпотами по всему её телу. Вулкан, собирающийся испепелить Мо, взорвался вспыхнувшей страстью, выжигая Мо из всех глифом, заполняя их чёрным совершенством.

Странное землетрясение разбудило Байли, уже совсем задремавшую. Поверив, вначале, в естественное происхождение природного явления, Байли, затаив дыхание, догадалась. «Неужели мама!?» – подумала она и, слушая будоражащие душу толчки, вспомнила Хенка. Мягкая волна наслаждения накрыла её, заставив вспомнить сладостные моменты их жизни, и тихо кричать в пространство: «Возьми меня, Хенк!»

* * *

Хенк в это время летел на змее, но так, как скорость его полёта отличалась от скорости товарища Тёмного, то он находился ещё на полпути к Земле Фатенот. Кот сообщил ему, где искать Байли, а то, что дворец, в котором она находилась, был под куполом, кот и сам не знал, так как принял его за аберрацию отражения симпот. Произошедшее с ним Хенк постарался забыть, полагая, что стоит думать о будущем.

Злополучный перстень с голубовато-зелёным камнем, с помощью которого Марэлай переместилась в океан, Хенк забрал, несмотря на уверения дочери, что она не будет больше глупить. Такую игрушку, о силе которой не знает и Байли, лучше держать закрытой, поэтому Хенк решил отдать его Байли и попросить, чтобы она спрятала перстень подальше.

Они летели в темноте, освещённые звёздами, которые отражались и множились в океане, создавая иллюзию бесконечной пустоты. Змей, перед отлётом успевший нажраться рыбы, чувствовал себя великолепно и его головы, попеременно оглядываясь на драгоценного Хенка, сверкали глазами, как звёздами.

Предвкушая встречу с Байли, Хенк растаял, растекаясь нежностью по всему телу, а улыбку, возникшую у него на лице, обернувшаяся голова Гайтели приняла на свой счет и чмокнула его в щеку. От неожиданной действительности Хенк опешил, а потом рассмеялся и его громкий смех вверху перепугал одиноких решек, вздумавших подняться на поверхность океана и рассматривать звёзды.

Внезапно что-то случилось в небе и звёзды посыпались вниз. Испугавшись вначале, Хенк понял, что это звездопад, похожий на тот, который произошел несколько дней назад. Успокоившись, он заворожённо смотрел на падающие огни, опасаясь одного: как бы случайный горящий булыжник не попал в его змея.

Маргина в своей спальне, оторвавшись на несколько прасеков от товарища Тёмного, увидела полыхание звёзд в небе и спросила: «Что за огни?» – на что, её чёрный кавалер ответил: «Не отвлекайся, это амомедары и барберосы». Маргина тут же позабыла о них, так как товарищ Тёмный снова погрузился в неё, вызывая у неё ответный звездопад, в котором обрушилось и небо, и звёзды.

Дальнейшие события ещё более поразили Хенка, и он подумал, что они со змеем потеряли ориентацию и перевернулись. Звёзды светящейся дымкой начали падать вверх, как будто отскакивая от земли, преимущественно кучками, а за ними вдогонку летели ряды одиноких звёзд. Такая процессия продолжалась всё время, пока он не подлетел к дворцу, подсвеченному голубым сиянием неизвестного происхождения.

Хенк слез со змея, наказав ему ожидать, а сам пошел в направлении дворца, оказавшись возле невидимой стены. Стена его безропотно пропустила, а в воздухе перед Хенком появились огненные буквы: «Добро пожаловать, Фатенот». Он ничего не понял и продолжал двигаться к дворцу, а перед ним снова возникла огненная надпись: «Сюда, Фатенот». Хенку только и оставалось, что следовать огненным знакам. Правда, тревожила мысль, что огненные буквы называли его Фатенот, но Хенк полагал, что в механизме, который зажигает огни, что-то сломалось.

Он открыл следующую дверь, полагаясь на указания горящих букв, и увидел огромный зал, в котором у самой стены стояла кровать с балдахином, на котором лежала какая-то девушка. Подойдя поближе, Хенк узнал Байли и, к великому своему изумлению, услышал её слова, которые она говорила с закрытыми глазами: «Возьми меня, Хенк!» Ему в голову ударил жар, и он, торопливо раздеваясь на ходу, прыгнул в кровать, заключая в объятия свою любимую. Байли, широко раскрыв глаза, ахнула и, увидев Хенка, уцепилась в него что есть силы, исступлённо повторяя: «Возьми же меня, Хенк!»

Харом, застывший в статуе на острове Земля Харома, теребил своими симпотами полупрозрачные камни из селенита, на браслете из саритиума, который Байли сняла перед сном, а другие симпоты гладили перстень с голубовато-зелёным камнем, находящимся в кармане брошенного кафтана Хенка. Каменные губы статуи с осуждением повторяли:

«Сама с собой?! Какая же ты блудница, Фатенот!»

Хорошо, что Хенк и Байли этого не слышали, хотя совесть их вряд ли мучила.

Репликация шестая. Манароис

Элайни сидела на лавочке в саду и плакала. В последнее время слёзы так часто орошали её побледневшие щёки, что, казалось, её красота уплывала вместе с горькой влагой, убирая румянец с её щёк. Сергей не находил себе места и не мог успокоить Элайни, поэтому уходил в лес, чтобы рубить никому не нужные стволы деревьев, отправляя, от бессилия, всю силу и ярость в блестящее от работы лезвие топора.

Хамми не мог им сказать ничего утешительного, так как информационное поле имеет свойство отражённой волны, которая провоцирует временную задержку, а предпринимать какие-либо действия до её истечения не имело никакого смысла. Доходчиво объяснить Сергею временную структуру материи он не смог, так как тот, упрощал всё до безобразия и требовал реальную цифру: «Когда?» – как будто Хамми знал, когда возвратится Марго.

То, что Хранители вмешаются в данное перемещение, Хамми не сомневался, так как нелегальный переход материи был зафиксирован в Кольце. Оставалось неясным, с какой целью Харом, который лежал глубоко в земле на острове озера Сван, вернувшись из будущего, похитил Марго и что собирался с ней сделать. Ведь Марго смертна и жизнь у неё одна, чего не скажешь о бессмертном Хароме.

Хамми вспомнил, как вернулся Сергей, благодаря временной петле, в которой он находился. Тогда ему помог Темный, которого Сергей называл Координатором, но Сергей ошибался, так как Тёмный был Хранителем. Хамми прокрутил в глифомах данные, и его неожиданно осенило – Сергей не ошибался и Тёмный тогда был Координатором, только Координатором в будущем, которое не наступило для Марго.

Такая замкнутая бесконечность между прошлым и будущим. Тогда всё становилось на свои места: вначале в будущем произошло похищение Марго, а потом перемещение Сергея в прошлое, к Элайни, которое в прошлом было раньше, чем исчезновение Марго.

«Сейчас пойду и сообщу всё Сергею, пусть вместо дури в мышцах ломает голову над математической задачей», – подумал Хамми и потопал по дорожке в лес. По ходу движения увидел Элайни на лавочке и пожалел: подошел и, прыгнув, присел рядом. Элайни погладила его по спине, а он принялся налаживать её внутренние связи, по капле добавляя немного эйфории, чтобы не переборщить.

– Что скажешь, котик? – спросила Элайни и Хамми без математических формул доложил:

– То, что ты ждёшь, произойдёт, только в будущем, не сейчас.

Неизвестно, как поняла его Элайни или то, что впрыснул Хамми, подействовало, только она приободрилась, и кот не стал лезть ей в душу симпотами, чтобы, случайно, не растревожить.

– Ты куда? – спросила его Элайни.

– Сергею доложу, – сообщил кот, и Элайни укрепилась во мнении, что кот не врёт, а что-то знает.

– Скажи, я жду его к обеду, – сказала она, и Хамми убежал вприпрыжку, используя благоприятный момент.

Элайни вытерла остатки слез и случайно оцарапала лицо перстнем с голубовато-зелёным амазонитом. «Всё из-за него!» – вдруг подумала она, с ожесточением стягивая его с пальца. Сжав перстень в кулак, Элайни встала и со всей силы зашвырнула его в кусты. «Вот, так! – удовлетворённо подумала она: – Нет перстня, нет проблем!»

– Тётя Эли, тётя Эли! – услышала она за собой и, обернувшись, увидела бегущую к ней Бони, за которой шагала Альмавер. Взяв Бони на руки, Элайни погрузилась лицом в её животик, вдыхая запах ребенка, пусть и чужого, но родного ей, как и Марго.

– Ты как? – напряженно спросила Альмавер.

– Хамми здесь был, – сообщила Элайни, – говорил, что Марго вернётся.

– Слава богам фрей! – воскликнула Альмавер и, скрывая слёзы, прижалась к Элайни и Бони.

– Мама, ты нас задушишь, – запищала Бони, и её поставили на землю.

Взяв за руки Бони, Элайни и Альмавер отправились в столовую, где их давно ожидала Алида.

По стуку топора Хамми вышел на поляну и увидел, что Сергей завалил столетнего дуба.

– Зачем ты так его? – спросил Хамми. Сергей сел на ветки опрокинутого гиганта и молчал.

– Сделаю из него новый столик для Марго, – помолчав немного, сообщил он.

– Здесь хватил мебели на сто персон, – подсчитал Хамми.

– Не жадничай, – сказал Сергей и спросил: – Что слышно?

Хамми высыпал все формулы и раскладки в его голову.

– А проще нельзя? – спросил его Сергей.

– Проще пареная репа, – парировал Хамми, не оставляя надежд Сергею, потом добавил: – Элайни ждёт тебя к обеду.

Сергей поднял брови, потом спросил:

– А ей как сказал?

– Ей сказал проще, – ответил кот, подняв хвост.

– Хитрый жук ты, а не кот, – констатировал Сергей. Но домой шагал бодро. «Вот, таким образом, дождёмся», – подумал Хамми, рассчитывая, на сколько дней хватит этой бодрости.

* * *

Когда Маргина и товарищ Тёмный пришли к Байли, чтобы сообщить о своих планах на совместную жизнь, то были весьма удивлены, так как оба, от новизны своих любовных ощущений, не потрудились проверить симпотами настроение их дочери, и застали её в постели с Хенком. Две смущенные пары не знали, как разойтись в этом случае, тем более что товарища Тёмного не видели в виде чернокожего красавца, поэтому Маргина его представила:

– Знакомьтесь, это товарищ Тёмный.

– Мы, кажется, знакомы, – лукаво заметила Байли, и товарищу Тёмному пришлось покраснеть, но цвет кожи его не выдал.

– Мы будем вас ждать в столовой, – сообщила Маргина, дипломатично покидая спальню дочери. Собственно, им с Тёмным еда ни к чему, но традиции нужно соблюдать. Усевшись чинно за стол, они увидели огненную надпись в воздухе: «С добрым утром, мама», – которую игнорировали, дожидаясь Байли и Хенка. Те, наскоро одевшись, едва приползли в столовую, так как совсем не выспались, и, собираясь наскоро перекусить, хотели возвратиться в постель, благо никто не неволил их расписанием жизни.

«С добрым утром, проказница Фатенот!» – приветствовала их огненная надпись над входом, чем привела Байли и Хенка в смущение, так как постигнуть глубокий смысл надписи они не могли, и соотносили её с собой. Пока они ели, Маргина и Тёмный потягивали из высоких бокалов воду, ожидая окончания их трапезы.

Приняв данное молчание, как прелюдию к разговору, Хенк и Байли ломали голову над тем, что им собираются сказать. Вины за собой они не чувствовали, поэтому считали, что разговор касается будущего Маргины и Тёмного. Байли в любом случае одобрила бы выбор мама, тем более, ей и Мо, и товарищ Тёмный импонировали. Поэтому она с лёгким сердцем ожидала, что скажет Маргина.

– Покушали? – спросила Маргина, когда они сонно откинулись на высокие спинки стульев. Увидев утвердительные кивки, она продолжила:

– Мы с товарищем Тёмным будем жить вместе.

Байли и Хенк захлопали в ладоши, считая, что аплодисментами они одобряют союз. Столь ясное единогласие, насторожило Маргину, и она спросила: – Вы проснулись?

Она окинула их взглядом и добавила:

– Если не проснулись, то поспешите, так как вы улетаете домой.

Байли и Хенк, открыв от удивления рот, по-настоящему проснулись, когда в воздухе появилась надпись: «Фатенот никуда не летит, она находится у себя дома».

– Конечно, Фатенот останется дома, – сказала в воздух Маргина, а сама шепнула Байли: – Дай мне браслет.

Байли, ничего не поняв, сняла с руки браслет из серого металла, украшенный полупрозрачными камнями из селенита и протянула его Маргине. Та надела его на руку и посмотрела на Хенка. Поняв её с полувзгляда, Хенк вытянул из кармана перстень с голубовато-зелёным амазонитом и надел его на палец Маргины.

– Гости уже засиделись и маме пора домой – сообщила Маргина, и бросила товарищу Тёмному: – Тёма, проводи.

Тёма, он же товарищ Тёмный, проводил Хенка и Байли, положив им на плечи свои чёрные ладошки. Надпись в воздухе радостно сообщила: «До свидания, мама!» – подтвердив тем самым любовь Харома к тёще. Онемевшие Байли и Хенк быстро двигались по саду, сопровождаемые товарищем Тёмным, пока не добрались до стенки купола, за которой на них со всех шести глаз смотрел змей.

Товарищ Тёмный приклеился к прозрачной стенке и образовал из себя круглую раму, в которой, вместо картины, образовалась дырка. Змей, не долго думая, засунул все три головы в отверстие и захлопал от умиления влажными глазами: – Хенк! Байли!

– Дайте людям выбраться, – сказала лошадиная голова, появившаяся на раме. Змей быстро исчез, принимая Байли на той стороне. За Байли выбрался и Хенк, а товарищу Тёмному выбираться не пришлось, так как он сам являлся дверью.

– Улетайте домой, – помахал им рукой товарищ Тёмный, приобретая человеческий вид, а сам, попрощавшись, отправился во дворец, где его ожидала Маргина.

– Прощай, любимая! – сказал товарищ Тёмный, прижимая Маргину к груди. Они слились в плотном поцелуе, вливаясь друг в друга, соединяясь между собой оболочками в одно целое.

«Не смей целовать мою невесту!» – беспомощно взывал к ним Харом, не имея возможности отделить одну плоть от другой, не повредив свою Фатенот. Правда, его огненные слова никто не видел, так как чужая невеста занималась своим прямым делом – соблазняла своего жениха.

Когда они немного расклеились, товарищ Тёмный назидательно сказал:

– Жди меня и я вернусь! – и направился к выходу.

«Скатертью дорога!» – дружелюбно пожелала огненная надпись. Когда товарищ Тёмный черной молнией сиганул вверх, он почувствовал приложенное к нему внешнее ускорение, которое помогло ему пробить головой серебристые облака и выйти в открытый космос.

А Маргина подошла к окну, провожая взглядом пенящийся белым конденсационный след от товарища Тёмного, и пожелала ему успеха, вплетая в его симпоты свои ощущения.

«Я с тобой, моя Фатенот!» – изрекли огненные буквы, но чужая Фатенот была далеко и с другим.

* * *

Чери, получив назад своего Дуклэона живым и невредимым, возрадовалась сверх всяких мер и поблагодарила богов фрей за дарованное счастье. Она гладила по голове вырывающегося Дуклэона, пытаясь оградить его от ещё не возникших опасностей, не понимая, что отпрыску её любовь до клотика на мачте и ему хочется к другим кучкующимся рядом детям.

Леметрия разрывалась между своим любимцем, Дуклэоном, и так неожиданно появившимся Витером, с которым она сумбурно пыталась наладить связь, но он, почему-то, больше оглядывался на Перчика, чем на неё. К тому же, появившаяся племянница Перчика, Марго, требовала внимания, так как её родители находились неизвестно где и ребёнок нуждался в том, чтобы его приголубили. Кроме того, дочь Байли, Марэлай, оказалась с ними, ожидая возвращения отца и беспокоясь за свою мать, поэтому, тоже нуждалась во внимании к ней.

Молчавший Туманный Кот, слизывая тревожные симпоты мамаш, затеял с детьми игру в прятки, чем привёл их в восторг, но добавил тревоги Чери и Леметрии, которые боялись, что их чада ненароком свалятся с высокого постамента статуи Харома.

Появившаяся флаэсина, управляемая Фогги, добавила всем хорошего настроения, и стоило кораблю приземлиться возле громадной статуи Харома, как все быстро забрались на борт. Возле подножия статуи остался одиноко стоящий Витер, который, пересиливая себя, улыбался и молчаливо смотрел.

– Витер, – воскликнула Леметрия, – что же ты стоишь?

Витер ещё колебался, но Перчик протянул руку и мальчик, радостно за неё ухватившись, перелез через борт. Был уже вечер, но никто не захотел оставаться ночевать на Земле Харома, поэтому Фогги поднял флаэсину и медленно двинулся на запад, за солнцем, которое, посветив немного, спряталось за высокими горами, освещая только небо. Чтобы не рисковать ночным полётом, Фогги приземлился на воду и решил дождаться рассвета в океане, на отмели, где сюрпризов не предполагалось. Брошенный им якорный камень, размотав верёвку в человеческий рост, достиг дна.

«По крайней мере, здесь мелко», – подумал Фогги, успокаиваясь.

Дети и Леметрия с Чери поместились в каюте, а Перчик и Фогги остались на палубе, договорившись дежурить по очереди. Но, как обычно бывает, Перчик, согласившийся дежурить первым, утомлённый путешествием, безмятежно заснул вслед за Фогги.

Проснулся он оттого, что флаэсину болтало на волнах, а вдали раздавались громкие шлепки. Фогги, опершись на борт, стоял, расставив ноги, и смотрел куда-то вдаль.

– Что случилось? – спросил Перчик, как будто не он должен был стоять на вахте и все знать. Взглянув на небо, он увидел падающие огни, которые с шипением плюхались в океан. Некоторые падали так близко, что Перчик опасался за флаэсину и своих спутников: как бы их не накрыло таким камешком. Через некоторое время Перчик и Фогги успокоились – падение горящих камней прекратилось.

– Вероятно, на Глаурию вновь упали двойники, – сам себе объяснил Перчик.

– Какие «двойники»? – не понял Фогги, не имевший возможности наблюдать амомедаров. Перчик принялся рассказывать, понимая, что время до утра хватит, так как лучше бодрствовать при такой ситуации. Не успел он закончить рассказ, как услышал:

– Что это такое?

– Витер, ты почему не спишь? – спросил Перчик, увидев Витера, выглядывающего из каюты.

– Что это такое? – снова спросил Витер, показывая на небо. Перчик и Фогги оглянулись и увидели длинные светящиеся серебристые облака, которые выныривали из океана и тянулись по небу вверх, смешиваясь со звёздами. Через некоторое время за ними с грохотом взметнулись к небу одинокие, ярко горящие звёзды. Так как им никто не объяснил, что серебристые облака это те же амомедары, а следующие за ними звёзды – барберосы, поднимающие своё стадо с Глаурии, то Перчик и Фогги остались в неведении, так же как и ожидавший объяснения Витер.

Вынырнувший недалеко от них решка Тот, недоумевая, с удивлением наблюдал флаэсину, даже не подозревая, что его маленькие друзья находятся здесь, а божество решек, Туманный Кот, лежит в каюте рядом с Марго и с удовольствие записывает в свои глифомы всё, что ей снится, пополняя свою волшебную коллекцию впечатлений.

Больше до утра ничего не случилось, поэтому, как только загорелся восток, Перчик поднял флаэсину в воздух и направил её к берегам Страны Маргов и Фрей, туда, где под солнцем светились высокие горы. Все остальные на флаэсине ещё спали, и Перчик не собирался их будить, полагая, что сон самое лучшее лекарство от пережитых стрессов.

* * *

Не все барберосы подняли свои стада в воздух, отправляя в космос превратившихся в светящуюся паутину амомедаров. Барберосы, наблюдая свои стада из космоса, ожидали, когда они насытятся энергией и увеличат свою плоть, а если местные Хранители не будут возмущаться, то спешить совсем ни к чему.

Те из барберосов, которые пасли амомедаров на Земле Харома и Земле Фатенот, заметили их волнение, которое, обычно, возникало в случае неблагоприятных условий или присутствия Хранителей. Поэтому они опустились вниз и подняли стада в воздух, отправляя их в космос. Хенк, когда находился возле Эссенариума, видел удаляющихся барберосов, угонявших светящиеся облака амомедаров.

Что же касается Страны Маргов и Фрей, то здесь для амомедаров было раздолье. Жители деревень, видя свои копии, тихонько мигрирующие невдалеке, относились к странным фигурам настороженно и, даже, враждебно, но видя, что амомедары не пытаются им навредить, привыкли и уже не обращали внимания на их неподвижные фигуры, впитывающие эмоции жителей Глаурии.

Возле дома Манароис собралось целое стадо Манароис и если бы этим всё кончилось, то Манароис не возмущалась бы, так как она всегда знала, где находится настоящая Манароис. Но противные амомедары скопировали коров Манароис и данное обстоятельство выводило Манароис из себя. Когда наступило время обеденной дойки, то вокруг дома Манароис ревело целое стадо не доеных коров, а она садилась под одну корову, вторую, но в ведре не добавилось ни одной капли молока, как ни мяла она коровьи соски.

Всегда немного отстранённая, Манароис изменила своим привычкам и бурно выражала своё мнение о коровах и амомедарах, желая им очень короткой жизни, а их сиськи пусть сосут лающие домашние животные.

Мо, опустившись за домом, спешил к своей Манароис, чтобы обрадовать её своей свободой, но был тут же скопирован амомедарами, которые толпой спешили к стаду коров и толпе Манароис. Если Мо не заблуждался насчет двойников Манароис, то она обилием Мо была не обрадована, а огорчена. По этой причине она каждому Мо отвесила по крепкой пощечине, совершенно отбив себе ладони, а настоящий Мо, получив от неё своё, стоял перед ней и недоумевал по поводу её ярости.

Отважившись пустить в неё свои симпоты, Мо застыл от ужаса, восприняв её настроение и желание убить всех Мо вместе с коровами в придачу. Он более романтично представлял встречу с Манароис после своего отказа от Маргины и теперь, рассерженный на амомедаров сверх всякой меры, решал, что с ними делать.

Разорвать амомедаров на части не имело смысла, так как они соберутся из кусков, как ни в чем не бывало. Жечь их огнем тоже не резон, так как их кремниевая основа, не боится даже огромных температур. Оставалось только забросить их куда-нибудь подальше. Манароис, сидящая на крыльце, с удивлением увидела, как один Мо, схватив в охапку с десяток бурёнок, взвился в воздух и исчез за горизонтом.

«Я думала, что Мо меня любит, а ему мои коровы приглянулись», – огорченно констатировала Манароис, провожая взглядом и Мо, и бурёнок. Между тем, порожний Мо возвратился назад и снова сгрёб кучку коров вместе с несколькими Манароис. Как и прежде, сиганув вверх, Мо пропал, и Манароис немного растерялась, не понимая, что он делает. Когда он снова возвратился и подхватил всех Мо, она счастливо улыбнулась, понимая, что Мо освобождает её от всех ужасных двойников. «Как бы он и меня не прихватил?!» – с опаской подумала она, но сразу же расцвела, понимая, что Мо не спутает её ни с кем. Чтобы совсем развеять сомнения, она окликнула его:

– Мо!

– Что, милая? – с готовностью откликнулся Мо, и Манароис стало во всех отношениях хорошо.

– Тебя ожидать? – спросила она, затаив дыхание.

– Я вернулся к тебе навсегда, – сообщил ей Мо, набирая в охапку всех без разбора: и несколько Мо, и парочку Манароис, и коров.

Не только Манароис наблюдала, как Мо перемещает амомедаров. Семейство древнего рода барберосов во главе с её нынешним владыкой, именуемым Бандрандосом с эпитетом «гадкий» внимательно наблюдало за своим стадом и как только увидело, что их амомедарам чинятся пакости в виде бесцеремонного удаления от ареала их кормёжки, то сразу же яркими звёздами на дневном небе полетели вниз.

Манароис, обрадованная возвращением Мо, а ещё больше его трудолюбием на ниве очистке её территории от всякой гнусности, с опаской смотрела на летящие прямо к её дому раскалённые небесные камни. Выбросив перёд собой ураган пламени, и затормозив перед самой землёй, барберосы каменными глыбами выплыли из облака пыли, поднятого ими, и направились к Мо, который снова вернулся за очередной порцией хлама.

– Ты почему моим стадом кидаешься? – обдавая гарью, мысленно произнёс Бандрандос, а остальные барберосы угрюмыми скалами окружали Мо.

– Я запрещаю тебе и твоим амомедарам здесь находиться, – сказал Мо, ощупывая симпотами барбероса.

– Ты не хранитель этой планеты, – сказал ему Бандрандос, – поэтому мне безразличен твой запрет.

Формально он был прав, а обращаться к Маргине, официальному Хранителю планеты Глаурия, в данную минуту Мо совсем не хотелось, да и неизвестно, что бы она сказала своему бывшему возлюбленному. Поэтому Мо принял самое простое решение: набросил сетку на Бандрандоса и начал её стягивать, одновременно блокируя все симпоты барбероса.

Чувствуя ответную сокрушительную силу, Мо, застыл, ожидая, когда Бандрандос станет уязвим, так как могущество любого Хранителя намного превышает возможности космического кочевника. Но за этими манипуляциями Мо пропустил, бесчестный поступок: его облепили все оставшиеся родственники Бандрандоса, накидывая на него паутину сеток, к тому же, подоспевшие амомедары, по приказу своих хозяев, облепили его коконом, в котором увязли все его симпоты, поглощая галлюцинации амомедаров. Сопровождаемый мерцающими облаками амомедаров, туманный кокон поднялся вверх, унося Мо в космическое пространство.