Текст книги "Перстень Харома"

Автор книги: Саша Суздаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Какой я тебе товарищ! – сказал, толкая Тёмного, лихой усатый драгун и пошёл вперёд. Тёмный поменялся лицом и, неожиданно для Маргины, превратился в чёрного жеребца, который громко заржал, пугая толпу.

– Что ты делаешь? – воскликнула Маргина, а давешний драгун, обернувшись и увидев жеребца, ласково ей сказал:

– Дамочка, не волнуйтесь, – и взял Тёмного за уздечку, которая вовсе не уздечкой была, а сеткой Хранителя. Он погладил Тёмного по шее, что-то пошептал ему на ухо, а потом вытащил из кармана кусочек колотого сахара и сунул его в пасть Тёмного. Тот, вращая глазами, слизал с ладони сладкое и преданно уставился на драгуна.

Подбежавший было городовой в фуражке, зашипел: «Нехорошо-с!» – но драгун что-то ему сказал на ухо и тот, козырнув, ушёл.

– Кто же тебя бросил, такого хорошего, – произнёс Будённый, снимая с Тёмного блестящую сбрую и надевая на него свою, кожаную, вытянутую из вещевого мешка. Сетка Хранителя пропала в необъятном мешке, а Будённый, поглаживая Тёмного по шее, повел его через грузовые ворота.

– Дурак, – воскликнула Маргина, провожая взглядом Тёмного, и добавила: – Сбылась мечта идиота.

Она дёрнулась и очнулась. Всё тело сковывала прежняя вязкая субстанция, и не было возможности что-либо сделать. Она осторожно распределила симпоты по всему телу и погрузила их в то, что её окружало. Мгновенный неуправляемый приток эмоций со всех сторон чуть не разрушил чувствительность симпот и только то, что она ожидала такого, спасло её от полного погружения в иллюзии.

«Меня окружают амомедары!» – внутренне воскликнула она, понимая, что с известным врагом можно бороться успешнее. Порывшись в своих глифомах, она разочарованно поняла, что с амомедарами никакого способа борьбы нет, кроме одного: употребить его до последнего волокна.

«Как же тебя одолеть?» – подумала она, запустив процесс поиска алгоритма. «Где найти щель в твоей оболочке?» – рассуждала Маргина и тут её осенило: «Щель!» решение оказалось настолько простым, что она внутренне расхохоталась.

Распределив все симпоты вокруг тела, она намертво заглушила их замысловатым замком, чтобы никакая непроизвольная умственная деятельность не могла их включить, а одну симпоту отправила вперёд, погружая его в амомедара. Тонкая струйка эмоций и картин поползла в её тело, навевая образы и события, которые когда-то слямзили амомедары, но скомпонованные в такую абракадабру, что сразу не узнать. Симпота уверенно ввинчивалась в тело амомедара, двигаясь вперёд, чтобы когда-то достигнуть края.

А потом Маргине предстоит вытянуть себя через игольное ушко, как нитку. Это случится немного погодя, а сейчас можно погрузиться в чужие эмоции... Клеопатра... надо же ... хи-хи...

* * *

Анни чувствовала себя не очень уютно в доме Хенка, так как была здесь чужая. Сергей, появившийся вместе с Элайни, обрадовался, что она внучка Миши и долго её расспрашивал о жизни на Земле, но Анни показалось, что Сергей прирос к новому месту жительства, а интерес к Земле – чистая ностальгия о прошлом, которого нет. К тому же, в доме Хенка её доставали братья Хворрост, почему-то считавшие, что она знает, где находится Дима.

Поэтому, когда Розария предложила ей жить у неё, она согласилась с удовольствием. Расположившись на веранде домика, они очень часто всё утро проводили время за приятными беседами и чаепитием, что, несомненно, помогало Анни скрасить бесконечно тянущиеся дни. Розария имела свой интерес в беседах, который она не скрывала: она хотела знать больше о родине Васеньки, чтобы лучше его понимать.

Её Васенька, также как и Сергей, прирос к новому месту и находил его намного лучше того, который покинул. Больше всего его поражала неизменная доброжелательность жителей Страны Маргов и Фрей, несмотря на то, что любой марг или фрея могли распоряжаться силами неизмеримо могущественными, чем люди на Земле. К тому же, он любил Розарию, а она отвечала ему взаимностью, что делало его полностью счастливым, так зачем же желать лучшего, когда самое лучшее рядом.

Правда, скрыться от братьев Хворрост Анни не удалось, так как в один прекрасный день они появились перед верандой и потребовали у неё «транслятор».

– Какой «транслятор»? – не поняла она, но братья напомнили ей Версаль и посещение лаборатории Димы. Анни уже забыла о нем и едва нашла в своей одежде, так, как сейчас щеголяла в старых платьях Розарии, которые стали хозяйке малы.

– Вот этот? – спросила она, держа в руках кривую загогулину.

– Только ничего на нем не нажимай, – предупредил её Жан.

– А что здесь нажимать, – рассматривая транслятор, удивилась Анни, – разве что этот бугорок.

Она машинально нажала, совсем не желая этого делать. И тут же исчезла, а транслятор упал на пол.

– А где Анни? – спросила Розария, появившаяся на веранде с тарелкой пышек в руках. Братья Хворрост с посеревшими лицами молчаливо стояли возле веранды, пугая Розарию своим видом.

* * *

Они плюхнулись в воду и, вероятно, утонули бы, так как латекс освободил голову, но сковывал руки, если бы не Перчик, ловивший рыбу на берегу Леи. Вообще, до недавнего времени, Перчику и в голову не приходила мысль так бездарно проводить время. Стоило представить, как один дурак сидит на берегу, сунув палку в воду, и ждёт, чтобы какая-то рыба-дура уцепилась в крючок, на котором висит размочаленный до невозможности червь.

К данному занятию его пристрастил сын, Витер, имеющий к рыбной ловле склонность и научивший данному искусству отца. То, что это искусство, Перчик понял не с первого раза, а когда осознал, то внимательно запоминал приметы, о которых говорил ему сын. К примеру, первую рыбку нужно отпустить, а вдруг она золотая, не рекомендуется брать на рыбалку женщин, иначе клёва не будет, а если рыба не клюёт, то следует отвернуться и плюнуть, и ещё много других, очень важных примет, истоки которых весьма запутаны.

Можно сказать, что в этот день рыбалка у них не удалась, так как они нарушили одну из заповедей: взяли на рыбалку женщину, то есть Леметрию. Естественно у Перчика и Витера ничего не клевало, так как вся рыба шла на крючок Леметрии, наглым образом третируя мужской пол.

Леметрия оказалась на рыбалке всего первый раз, чтобы поближе пообщаться с сыном и с азартом вытаскивала одну рыбку за другой.

– А вы чего не ловите? – удивлённо спросила она у Перчика.

– Желания что-то нет, – объяснил Перчик, с завистью посматривая на садок жены, в котором едва помещался десяток рыб.

Поэтому, когда с неба в Лею упали два тела, Перчик даже обрадовался, так как данное обстоятельство прекращало позорную рыбалку. Он прыгнул в воду и потащил первое тело, упакованное в латекс, к берегу. Слава богам фрей, что латекс немного поддерживал утопающего, иначе Перчик его бы не дотащил.

Когда отодрали латекс, то увидели, что перед ними лежит молодая девушка.

– Может ей искусственное дыхание сделать? – спросил Перчик, на что Леметрия ответила:

– Я тебе сделаю, иди, спасай другого.

Перчик догнал другую упаковку и с помощью Витера вытащил утопленника на берег. Но оказалось, что пострадавший наглотался воды и сразу ожил, как только очутился на берегу.

– Где мы? – спросил мужчина, откашливаясь.

– На Глаурии, – ответил Перчик.

* * *

Огорчённый товарищ Тёмный не посмел показаться в Боро перед глазами Элайни и Байли и приземлился возле дома Манароис, подальше от людей. Он улёгся возле колодца и закрыл глаза, отдавая всё свое естество печали. Исчезновение Маргины очень странным образом подействовало на Тёмного, лишив обычного оптимизма и наградив неуверенностью и упадком духа.

То, что к исчезновению Маргины привлечены силы существ могущественных, не подлежало сомнению, только Тёмный не знал, кто приложил к этому руку. Он мог подозревать только Харома и Сазана, а так как ни с первым, ни со вторым ему не справиться, то сущность Тёмного погрузилась в уныние, вызывая внутри Тёмного только отчаяние.

Когда Манароис вышла во двор и увидела Тёмного, бревном лежащего у колодца, то оставила все дела и присела возле него на траву.

– Что случилось? – спросила она, положив руку ему на голову.

– Маргина пропала, – прошептал товарищ Тёмный, и с его закрытого глаза выкатилась большая слеза. Манароис, женщина сентиментальная, видеть страдающее животное не могла, поэтому тоже пустила слезу и погладила Тёмного по голове. Товарищ Тёмный с благодарностью поглощал сочувствие прямо из головы Манароис, погружаясь во все иголки её памяти. С пониманием он прошёлся по страданиям Манароис относительно Мо, находя их созвучные своим.

– Мо тоже пропал, – сообщил товарищ Тёмный, погружаясь в грусть Манароис и, поддерживая её морально, пустил, выдавливая, слезинку по Мо, за что был награждён ласковым поглаживанием своей шеи.

Манароис сбегала подоить коров, а товарищ Тёмный с нетерпением ожидал, когда она закончит данное занятие и подойдёт к нему, чтобы пожалеть несчастного. Манароис жалела, поглаживая, даже предлагала ему ковшик овса, который он, не прожёвывая, проглотил, чтобы не пропустить ни мгновения её ласки.

Когда, неожиданно, на улице стал накрапывать дождик, Манароис предложила Тёмному спрятаться в доме, что он и сделал, но так как лошади повернуться в доме Манароис трудно, превратился в рыдающего тёмного красавца. Она и дальше успокаивала его и говорила обнадёживающие слова, изредка выскакивая из дома по хозяйственным делам, а когда наступила ночь, положила его на кровать, прикорнув на ней же с края.

То ли в кровати был уклон к центру, то ли непроизвольно, но они скатились к середине и, естественно, жалея, обняли друг друга, лаская, и, совсем случайно, их губы встретились и потянулись друг к другу.

После ночи им было стыдно, так как каждый думал, что он воспользовался слабостью другого, но естественное притяжение их душ привело к тому, что утром они занимались тем же, чем и ночью, только совсем осознанно. Переживания за пропавших не исчезли, только к ним добавилось чувство вины, которое они заглушали тем, что целый день не покидали постель, и, даже, коров доила не Манароис, а товарищ Тёмный. Только делал это он на расстоянии, одновремённо занимаясь любовью с Манароис, а так как ритмы легко передаются, то коровы, подставляя соски под симпоты, отдавали молоко с наслаждением.

Так как товарищ Тёмный не спешил извещать о пропаже Маргины, то остался у Манароис и на следующий день, потом ещё на день, а потом и вовсе остался.

* * *

Стадо тучных овец медленно двигались вдоль склона, пощипывая сочную траву, а взгляд уплывал дальше, туда, где голубой тенью вырисовывались соседние вершины. Вдоль склона легко шагал красивый крепкий мужчина, под стать местным, наслаждаясь сочными красками карпатского леса, мягкими изгибами гор и ласковой пушистостью травы, покрывающей всё свободное пространство.

Насладившись местным ландшафтом, он запомнил его в своих глифомах и направился к первому двору, заприметив возле него молодую женщину. Молодка, точно на праздник, выряженная в вышитую рубашку и черную юбку с красным орнаментом склонилась на забор из жердей и с интересом поглядывала на незнакомого мужчину.

– Вам работа нужна? – спросил Харом, кивнув головой, предпочитая не распыляться на политес.

– Що файний дядько мені пропонує? – спросила красивая женщина, настороженно поглядывая на Харома, но оставаясь приветливой.

– Трёхсменная работа, питание, соцпакет, деньги вперед, – сообщил Харом, копаясь симпотами в голове женщины с именем Оксана.

– Що то є за робота? – спросила она, не очень веря байкам чужого дяди.

– Работа на ткацком станке, – сообщил Харом и добавил, упреждая вопрос: – Какой получится рисунок, не имеет значение. Цену за свою работу назначаете сразу. Договор на год.

Оксана посчитала в уме три двухкомнатные квартиры в Киеве, для сына и двух дочек, перекрыть по-новому дом и кое-что по мелочам, как-то: шуба норковая под её шапку, два новых холодильника, и два телевизора в пол стены, чтобы с мужем не ругаться. Харом прочитал общую сумму и написал её пальцем на бумажке, которую сунул Оксане под нос.

– Ви, дядьку, наче той екстрасенс, – удивилась Оксана, но цифрой осталась довольна.

– Я хотел бы, чтобы остальные были из одного села, – сообщил Харом, – тогда вам не будет скучно.

Оксана задумалась и спросила: – А чоловіка взяти маю?

– За свой счёт, – улыбнулся Харом и добавил: – Питанием обеспечим.

Через неделю Харом собрал четырёх женщин и трёх мужчин, которых погрузил в сон, чтобы они не пугались и, упаковав свою добычу, отправился на планету Деканат.

Когда женщины и мужчины открыли глаза на планете Деканат, то не очень были удивлены, так как всё было похоже на Землю, а сад, раскинутый вокруг лаборатории, привел их в истинный восторг. Только следы запустения вызвали у Оксаны недоумение.

– Який недбалий господарь, – сказала с укором она, глядя на заросли кактуса Опунция Вульгаруса вокруг лаборатории. Рохо, встречавший их возле репликатора, возможно бы покраснел, так как был Хранителем планеты Деканат, если бы знал, что такое стыд, но в этом вопросе он был стерильно невинен, потому что его создатель, Блуждающий Неф, не посчитал нужным награждать своё творение такой способностью.

Харом превратился в огромнейшего глея, на спине которого могли разместиться все, но своей неожиданной метаморфозой поверг и женщин и мужчин в ступор, так как набожные гуцулы восприняли Харома похлеще дьявола и напрочь отказались на него садиться. После долгих уговоров три пары забрались на Харома, привязав к его шее верёвку, чтобы держаться, а одна гуцулка сказала, что пусть возвращают её домой, а не то ей легче с горы свалиться, чем садиться на « бісову скотину».

– А на мне полетите? – спросил Рохо и женщина, лукаво глянув на него, сообщила:

– На тобі, хлопчику, полечу.

Харом летел впереди, а за ним Рохо, которого оседлала гуцулка. Рохо не выпускал никаких крыльев, чтобы её не пугать и не мог пошевелиться, так как был плотно опутан ногами и руками пассажирки. Так как передвигались они медленно и очень низко, то прилетели уже далеко за обед. Вид озера, окружающие его горы, покрытые тёмными зарослями сосны, и зелёное великолепие острова зачаровало прибывших так, что они почувствовали себя, как в родных Карпатах.

Услышав говорливых инопланетян, Фатенот оторвалась от работы и вышла во двор, поражённая таким количеством посетителей. Гости с ней поздоровались и принялись знакомиться с домом. Не остановившись на этом, тут же взялись наводить кругом чистоту, вынося на улицу и развешивая на солнце подушки и одеяла.

Гуцулка, которая летела на Рохо, забрела в комнату для работы, где на ткацком станке висел ковер и критически на него посмотрела. Увидев в углу сов, она воскликнула:

– Що то тут чучела, всі в пилюці.

– Она что, нас видит? – воскликнула одна из Судеб Времён, но ответа от наперсницы не успела услышать, так как их обоих, взяв за лапы, вынесли во двор и принялись дубасить веткой, отчего во дворе поднялось облако пыли.

– Теклюня, вибивай своїх курчат деінде, – отмахиваясь от пыли, воскликнула Оксана, а Галя взяла сов и пошла к озеру, оттереть их водичкой и просушить на солнце. Судьбы Времён терпели, собираясь разобраться с Харомом и Фатенот попозже, когда непрошеные гости уйдут, но гости вели себя нагло, как дома.

– Остап, – крикнула Текля, – зроби мені сідало для сичів.

Остап, муж Оксаны, нашел корявую ветку и вырезал из неё загулину, которую вставил в дырку на подоконнике.

– Отуточки сидіть, як голубки, – сказала Текля, усаживая Судьбы Времён на ветки.

– Мне, ничего, нравится, – сказала посвежевшая сова, но одобрения от подруги не услышала, так как второй тоже нравилось, но решила вида не показывать. Зашедшая Фатенот, всё ещё не веря в своё освобождение, принялась рассказывать Оксане, как ткать, но та её остановила:

– Не вчи вчену, – кинула она, и её пальцы быстро побежали по ниткам, а челнок летал, точно голубь в небе. Судьбы Времён собираясь возмутиться до глубины души над святотатством, но, увидев возникающий под руками Оксаны орнамент, застыли, забыв свои слова.

– Полетели, – шепнул на ухо Фатонот подкравшийся Харом и потянул её к дверям.

Когда наступил вечер и на небо высыпали звёзды, из окон второго этажа неслась разудалая коломыйка ^[35], выводимая Оксаной, заступившей на смену:

– Мене мамка породила коло сіяночки

Та дала ми файний голос лиш до співаночки.

Вторые голоса, которые принадлежали Судьбам Времён, с диким криком подхватывали второй куплет:

– Ой як собі заспіваю, голосом поведу,

Так до мене хлопці липнуть, як пчоли до меду.

Рохо, которому Харом поручил присмотреть за прибывшими, стоял во дворе и слушал песню, когда откуда-то вынырнула Текля и положила ему руку на плечо:

– Хлопчику, ходи до мене.

* * *

На одно мгновение Маргина очнулась от галлюцинаций, чувствуя, как в неё тонкой струей вливается Мо и шастает по всех глифомах. Так как все её симпоты были заткнуты, чтобы не чувствовать амомедара, то те несколько, которые оставались внутри не могли справиться с вторжением Мо, и она внутренне возмутилась:

«Что ты здесь делаешь?

«Ты красиво придумала», – восхитился Мо, и Маргина уверилась в его искренности, так как внутри неё он был совершенно прозрачен.

«Выкатывайся из меня!» – с негодованием воскликнула она, оставаясь совсем беспомощной перед его вторжением.

«Я тебе помогу!» – сообщил Мо, заменяя своими симпотами её в том месте, где он проник.

«Как ты в меня пробрался?» – спросила она и сразу же получила ответ:

«Точку, которая соприкасалась со мной, ты не прикрыла».

Она вспомнила, как сразу ощутила Мо, и всё стало ясно. Мо потихоньку освобождал симпоты Маргины и она, освободившимися, могла шастать по его глифомам, сколько хотела, что она тут же и сделала. Каково же было её удивление, когда она обнаружила, что в бытность их отношений, ему, Мо, не хватало её.

«Ты хочешь сказать, что я тебя мало любила?» – возмутилась Маргина и Мо сразу же ответил: «Да!»

Ошарашенная Маргина порылась у своих и его глифомах, с удивлением понимая, что Мо был прав. «Бедный мой», – пожалела она, забывая, что она сейчас с другим. «Не кайся! Я переживу!» – успокоил её Мо и она, чувствуя себя немного виноватой, с благодарностью соединила свои симпотами с его, а одной, единственной, вгрызлась в амомедара, поглощая очередную порцию минеральной ваты, напичканную образами и событиями, погружаясь в которые, забыла всё.

Только не запах сена, на чердаке у Лотта, где она встретилась с Мо. Маргина подалась к нему, вспоминая, чувствуя его внутреннее сопротивление, которое волной откатилось назад, а она снова попыталась накрыть его целиком. Ответная волна схлестнулась с её новой волной, ломая ритм, но тут же создавая новый, охвативший двоих, который медленно и неохотно ласкал их глифомы, покоряя и погружая их в блаженство.

Волны накатывались с неизбежной последовательностью, овладевая её телом, которое подчинялось только ритму, снова возбуждая шквал наслаждения, готовый в один миг вознестись к небесам и обрушиться вниз, а потом вспениться страстью. Не успевшие схлынуть чувства ожидали новой волны, и становилось невыносимо сдерживать удовольствие, с содроганием ожидая взрыва сладострастия.

«Что вы здесь делаете?» – не к месту спросила Манароис, забираясь к ним на сеновал. Маргина не могла остановиться, а Манароис, как курица, бегала вокруг них с Мо, выкрикивая одно и то же. «Что ты здесь делаешь?» – воскликнул Мо, выскочив из-под Маргины, и петухом побежал за Манароис, клювом хватая её за затылок.

«Что вы здесь делаете?» – возмутилась Маргина, превращаясь в курицу и пытаясь догнать Мо. «Что вы здесь делаете?» – путаясь под ногами Маргины, спросил цыплёнок, разинув клюв и базлая во всё горло.

«Куда я попала?» – воскликнула Маргина, понимая, что видит ерунду.

«Куда я попала?» – закричала Манароис, вскакивая на Мо.

«Куда ты пропала?» – орал Мо на ухо Маргине.

«Куда я попала?» – запищал цыплёнок, клюнув Маргину в бок.

* * *

Пойманных в реке утопленников, приведя в чувство, отвели домой и положили отдыхать, рассуждая, что сон сотрёт все остатки стресса. Их не расспрашивали, почему они свалились с неба, оставив разговоры на потом. Перчик боялся, что начались репликации, а чем они угрожают, он прекрасно знал: сестре, Элайни, пришлось несколько лет прожить в прошлом, и только недавно она вернулась домой. Чтобы привести свои мысли в порядок, он решил поделиться ними с Хенком, к которому тут же отправился.

Если бы Перчик не покинул поспешно берег, оказывая помощь пострадавшим утопленникам, то он бы увидел, что за ними, вдогонку, река приняла в свои воды контейнер, который шлёпнулся с небес. Контейнер неспешно погрузился в воду, пуская пузыри, и, в скором времени, достиг дна, слегка всколыхнув придонный ил.

Вслед за контейнером в реку погрузился Ворон, так же как и он, пуская пузыри, пока не завис над ним. Вокруг контейнера кругами плавал Сазан, срезая по спирали латексную оболочку и обнажая металлическое устройство, состоящее из блестящего тора и цилиндра, торчащего у него изнутри.

– Ты посмотри, Ворон, они создали репликатор из дырки от бублика, – возмутился Сазан, – недаром на Земле не ставят станцию репликации. Будь она там, эти земляне давно бы взорвали Вселенную.

– А что делать с их открытием? – спросил Ворон, оглядывая металлическое сооружение на дне.

– Заморозить на сотню гигапрасеков, пусть пока станции репликации делают по старинке, из саритиума ^[36].

Ворон, не очень любивший находиться в воде, кивнул Сазану и всплыл на поверхность реки Леи, откуда поднялся в воздух и полетел в Боро.

Когда Перчик пришёл к Хенку, то не застал его дома. Байли, поцеловав своего братика, сообщила ему, что муж ушёл к Розарии. Перчик решил не ждать и отправился к дому Васи Филимонова и Розарии, где всех и нашёл. Розария, почему-то, рыдала на груди у Васи, что-то объясняя Хенку, а рядом находились растерянные братья Хворрост, недавно появившиеся в Боро.

– Что случилось? – спросил Перчик, но Хенк его оборвал: – Погоди.

Из слов Розарии выходило, что стоило ей на минутку отлучиться, как Анни, которая у неё жила, пропала. Братья Хворрост, с которыми Анни в это время разговаривала, утверждали, что не знают, куда она девалась, но их глаза так безбожно врали, что Хенк сразу их раскусил.

– Или вы скажете, что случилось, или я вынужден буду где-нибудь вас закрыть, – сообщил он братьям. Те потёрлись немного между собой и сообщили:

– Она нажала кнопку на трансляторе.

– На каком «трансляторе»? – не понял Хенк. Жан Хворрост вытащил из кармана кривую штучку и показал: – Вот.

Хенк взял «транслятор» и принялся его вертеть во все стороны.

– Я что-то не вижу здесь никаких кнопок! – сообщил он и Жан Хворрост, уличённый в обмане, возмущённо сказал:

– Да, вот же она! – воскликнул он, нажимая незаметный бугорок.

Хенк исчез, а побелевший Жан растерянно смотрел на брата. Розария, стоящая на ступеньках крыльца, приподняла братьев Хворрост за шиворот и грозно спросила:

– Вы куда мою Анни девали?