Текст книги "Герой на все времена (ЛП)"

Автор книги: Сара Риди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Я смотрю на Хизер и вижу только ненависть, и еще одну вещь, в которой уверен:

– Мы никогда не снимались вместе в кино.

Ее лицо белеет, затем она берет себя в руки.

– Конечно, снимались. Я участвовала в массовке. Работала на многих съемочных площадках в качестве статистки.

Качаю головой.

– Я так не думаю.

Она смотрит на меня, и цвет возвращается к ее лицу. Прежде чем Хизер успевает что-то сказать, я жестом указываю на Финика. Он снова достал свой нож и метнул его в дерево.

– У твоего сына неприятности.

Ее рот широко раскрывается, и она снова становится белой.

– Он... он не мой... – Она спешит прочь, к Финику. Точно, он ее брат.

Я вздыхаю и пытаюсь успокоиться.

Мне хватило противостояния с Энид и Хизер на целый год.

Сажусь на одеяло и ставлю тарелку с десертом.

– Вот держи, – говорю я. – Достаточно сахара, чтобы не спать неделю.

– Ура, – восклицает Бин. Она откусывает большой кусок морковного торта.

– Ты в порядке? – спрашивает Джинни. – Я видела, как вы разговаривали, и похоже, ты слегка разозлился.

– Все в порядке, – заверяю я. – Они просто хотели сказать, как сильно восхищаются моими фильмами.

Джинни бросает на меня недоверчивый взгляд, а потом:

– Ну ты и обманщик.

Я ухмыляюсь.

– Ты права.

Плохое настроение, которое у меня возникло после разговора с Энид и Хизер, рассеивается. Остаток дня я провожу, поедая безумное количество хот-догов, кукурузы в початках, арбуза и пирога. Мы играем в карты, подковы и лежим на солнце. В сумерках Бин пытается уговорить светлячков сесть ей на руку. Я хватаю одного с неба и держу его на своей ладони. Лицо Бин озаряется, когда светлячок светится для нее. Она протягивает палец, и он садится к ней на руку.

– Мама, мама. Ты видишь? У меня на пальце светлячок. – Бин смеется, когда он вспыхивает ярко-желтым. – Щекотно, – говорит она.

– Это потрясающе, – соглашается Джинни.

Она смотрит на меня, и ее глаза наполнены таким счастьем, что мое сердце замирает, а потом начинает биться снова.

«Просто друзья. Мы просто друзья». Я просто помогаю, а потом возвращаюсь в Голливуд.

Слова Энид снова звучат в моей голове. Им нужно чудо, а не друг.

Светлячок снова загорается, и Бин смеется, отпуская его в небо. Он присоединяется к остальным, и они наполняют серые сумерки мерцающим желтым светом.

– Я так счастлива, – говорит Бин.

– Я тоже, детка, – признается Джинни. Она тянет Бин к себе на колени, и они откидываются назад, чтобы посмотреть на светлячков.

Я смотрю на небо. Светлячки то вспыхивают, то гаснут. Потом смотрю на Джинни и Бин. Я потираю грудь, и она болит под моей рукой. Им нужно чудо.

Джинни – это не девушка в беде. Она может сделать все, что задумает, даже сама может стать героем. Но сможет ли она найти чудо?

Я не знаю.

Глава 16

Джинни

Лето почти закончилось. Прошло шесть недель с тех пор, как я встретила Лиама. Я провожу рукой по голове Бин и целую ее в щеку. Еще слишком рано, рассвет не наступил. Бин уютно устроилась в своей кровати, в ее руках – большая плюшевая игрушка с окружной ярмарки, которую окрестили Пинки, и она крепко спит. Я проскальзываю через смежную дверь в кухню дома. Энид стоит у плиты и переворачивает блинчики.

– Она еще спит, – говорю я.

Плечи Энид напрягаются, но она ничего не говорит. Чем дольше мы встречались с Лиамом, тем меньше она выражала свое мнение, но если на то пошло, ее неодобрение становилось все сильнее.

– Вернусь к восьми.

Она поворачивается и направляет на меня свою лопаточку.

– Ты слишком привязалась.

Я отступаю от лопаточки.

– Что?

– Все, о чем говорит Бин, это Лиам Стоун то, Лиам Стоун это. Ты не говоришь, но могу сказать, что думаешь о нем. Вы проводите вместе каждую свободную минуту, днем и вечером тоже. Он приходил на пикник.

– Да? – Она права, мы проводим вместе почти каждый день из последних шести недель. Кроме тех дней, когда мы находились в детской больнице или, когда у меня длинная смена на работе. Бин так счастлива, и я тоже... счастлива. – Ты говоришь об этом как о преступлении.

– Так и есть, – отрезает она, поворачивается и переворачивает блинчики.

– Я знаю, ты веришь...

Она снова поворачивается и машет на меня лопаточкой.

– Я ошибалась. Этот мужчина – не такой уж плох, и он подходит для приличной компании.

– Ладно? – Это неожиданно.

– Он еще хуже. Он прекрасный человек, а поскольку ты уязвима, ты слишком привязываешься. Он намерен уйти, и когда уйдет, тебя ждут страдания. И тебя, и Бин. – Ее глаза слезятся, а рот приоткрыт. Она исходит из собственного опыта. Мое сердце тянется к ней, и, хотя Энид никогда не приветствовала этого, я хочу обнять ее.

– Я тоже по нему скучаю, – шепчу я. Она знает, о ком я говорю. Он единственный человек, по которому мы обе тоскуем.

Морщины вокруг ее рта становятся глубже, и она поворачивается к плите. Переворачивает готовые блины на тарелку рядом со сковородой. Они с тоскливым звуком падают на тарелку. Закончив, она кладет руки на столешницу.

– Делай, что хочешь, – говорит она. – Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Она не оборачивается. Ее спина настолько прямая, что я знаю, что она держит себя в руках только усилием воли. Мне не следовало этого говорить. Мы не говорим о Джордже. Его смерть – призрак здесь, хотя Энид удалила все его частички, очистила дом от его памяти, он все равно приходит. По телевизору играет песня, и по ее реакции я могу сказать, что она напоминает ей о нем. Или иногда, когда Бин смеется, ей приходится выходить из комнаты. У них одинаковый смех. Он похож на звон колокольчиков в ясный весенний день. Мне он нравится. Но Энид...

– Прости.

Ее плечи напрягаются, но она не убирает руки с стойки, не поворачивается и не смотрит на меня.

Мне всегда казалось, что Энид справилась со смертью сына, пытаясь забыть о его существовании. Но, возможно, я ошибалась. Может быть, боль слишком велика для нее, даже сейчас. Она пытается защитить себя. Может быть, вместо каменного сердца, которое я себе представляла, у нее слишком мягкое сердце.

– Спасибо, что беспокоишься за нас.

Я жду ее ответа, но она молчит. Дедушка Кларк заходит на кухню, в его руке журнал о вьетнамской войне.

– Ты все еще здесь? – удивленно спрашивает он.

Энид сразу же принимается наливать тесто для блинов.

– Уже ухожу. Вернусь к восьми. Бин еще спит.

– Хорошо, тогда пока.

Бегу трусцой к машине. Я опаздываю на несколько минут. Лиам будет ждать.

***

– Расскажи мне о своем муже, – говорит Лиам несколько дней спустя.

Я удивленно смотрю на него, но он отжимается, поэтому не вижу его лица.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Ты никогда не говоришь о нем. Бин не рассказывает о нем, только говорит, что он был героем.

– Бин никогда не встречалась с ним.

– Почему?

Лиам переворачивается на одну руку и делает идеальную боковую планку. Я ему больше не нужна. Совершенно ясно, что ему незачем оставаться здесь. Он подтянут, бодр и находится в форме для игры на экране. Он может приступить к съемкам хоть завтра. Энид права, он скоро уедет.

Он опускается обратно и начинает отжиматься.

– Я находилась на раннем сроке беременности, когда он умер. – Оглядываю поле, деревья у трейлера и думаю о том, как непредсказуема жизнь. В той машине, семь лет назад, я никогда бы не подумала, что буду стоять здесь.

– А-а, значит, у нее просто остались истории о нем.

Я киваю, хотя Лиам этого не видит.

– Я рассказываю ей смешные истории. Например, о том, как он прекрасно воспроизводил любой акцент и втягивал нас в самые нелепые ситуации. И еще романтические истории, например, как мы встретились, и я сразу же поняла, что выйду за него замуж. Он подошел ко мне и сказал: «Эй, красотка, кажется, ты украла мое сердце». Потом он улыбнулся, и я пропала. Так что я рассказала ей историю о том, как мы познакомились, а потом о том, как он умер. Как она и я не были бы здесь, если бы не он. Как он любил ее так сильно, что отдал свою жизнь, чтобы она могла жить. Что он не думал ни о чем, кроме как вернуться и спасти ей жизнь. Даже если он никогда не встречал ее. Он любил ее так сильно. Вот что я ей говорю. Что он так сильно ее любил.

– Я уверен, что любил, – говорит Лиам. Он поднимается с земли и встает рядом со мной. – Извини, ты не обязана говорить об этом.

Вытираю глаз и качаю головой.

– Нет, все в порядке. Я не против.

– Нелегко соответствовать, не так ли?

– Да. Я действительно установила невероятно высокую планку. – Я не могу соответствовать тому образу, который нарисовала в своих историях, как, возможно, и никто другой. – Может, мне стоит рассказать Бин несколько историй, которые покажут ее отца как простого человека. Хорошего и не очень.

В конце концов, именно недостатки делают нас красивыми.

– Не знаю, – говорит он. – Жизнь сложна.

Лиам улыбается и разминает руки и плечи. Затем, без лишних слов, мы начинаем бежать трусцой по тропе. Он сворачивает на развилке и направляется к ручью. Когда мы добираемся до него, он останавливается и начинает снимать кроссовки и носки.

– Давай, – говорит он. – Я хотел сделать это уже несколько недель.

Я улыбаюсь, глядя, как он пробует воду босыми ногами.

– Холодно! – восклицает он.

Но потом усаживается и окунает ноги в прозрачную проточную воду. Он поглаживает землю рядом с собой.

– Хорошо, хорошо, – у нас есть еще добрых сорок пять минут, прежде чем мне нужно будет вернуться. Я снимаю кроссовки и носки и усаживаюсь на мшистую землю рядом с ним. Окунаю ноги в воду. Она холодная, как лед, и ощущения потрясающие.

Лиам опирается на локти, и я тоже откидываюсь назад. Мы молчим пару минут. Губчатый мох под нами, птицы, зовущие друг друга с ветвей деревьев, звук быстро бегущего мимо ручья. Я вытаскиваю ноги из воды, пока они не онемели.

– Ты скоро уезжаешь, да? – спрашиваю я. Мы говорили почти обо всем, кроме этого. Наверное, я думала, что если буду игнорировать, то этого не произойдет.

Он играет с пружинистым мхом, сжимая его вверх и вниз. Потом поднимает на меня глаза.

– Мы друзья, да? – спрашивает он.

Я поражена его вопросом.

– Конечно, мы друзья, – говорю я. После просмотра фильма мы оставались только друзьями. Общаемся, проводим время вместе, тренируемся, отправляемся в приключения с Бин. Я даже поделилась с ним своими мечтами об открытии собственного оздоровительного центра. Я ни с кем этим не делилась. Однажды вечером рассказала ему, как я боюсь. Всего. Я поведала ему больше, чем кому-либо за всю свою жизнь. Никто не знает меня лучше. Никто. Мы друзья. Даже больше.

С того первого вечера мы больше не держались за руки. И не было больше поцелуев. Он просто друг. Лучший друг, которого я только могла себе представить.

Боже, я буду скучать по нему.

– Звонил мой агент, – говорит он.

Я смотрю на него, и меня охватывает холодный ужас. Вот и все.

– Что он сказал?

– Я ему еще не перезвонил, – он бросает головку цветка в ручей, и ее уносит течением.

– Но ты позвонишь, – произношу я.

Он кивает.

Внезапно я хочу сказать ему, чтобы он не перезванивал своему агенту. Не уезжал. Что ему не нужно никуда уходить. Он может остаться здесь, и мы можем продолжать в том же духе вечно. Но даже когда думаю об этом, знаю, что это неправильно. Он не будет счастлив здесь. Его место в Голливуде. Он рассказывал мне истории, как ему там нравится, что быть актером – это его жизнь. Я смотрю на него. В нем нет и следа того человека, которого я встретила в тот первый день в трейлере. Тогда он был с похмелья, не в форме и, как я его назвал... негодяем?

Теперь он уверен в себе, он смеется, в нем столько энергии и жизни. Он полон такого предвкушения. Перед своим будущим.

А не потому, что он задержался в Сентрвилле, штат Огайо, с вдовой и ее дочерью.

К тому же, даже если бы он попросил, я не смогла бы увезти Бин. У нее есть бабушка и дедушка. У нее здесь врачи и медсестры, которым она доверяет в детской больнице. А потом, после всего. Я думаю об Энид, о ее огромных страданиях и годах боли. Не знаю, кем я стану... после. Поэтому, этот маленький кусочек времени, вот он.

– Думаю, – произношу в порыве чувств, – ты лучший человек, которого я когда-либо знала.

Он быстро смотрит на меня.

– Не говори так.

– Это правда.

– Только потому, что я скоро уеду, не надо впадать в ностальгию по мне. Очень скоро ты будешь рассказывать обо мне только хорошие истории. Опуская все плохое.

– Да ладно.

– Не делай из меня героя, – говорит он.

Я закатываю глаза.

– Ты же супергерой.

– Ты знаешь, о чем я.

Я знаю.

– А давай я расскажу тебе несколько плохих историй о себе?

Я улыбаюсь и придвигаюсь ближе к нему. Затем, поскольку мох довольно мягкий и я начинаю расслабляться, кладу голову ему на плечо. Он застывает, затем делает вдох и обхватывает меня руками. Так приятно, когда тебя обнимают.

– Расскажи мне, – прошу я.

– Я был первоклассным придурком в Голливуде.

– Нет, – не верю я.

– О да. Придурок с большой буквы П.

– Нет, ну что ты. Я в это не верю.

– У меня работало два личных помощника. Каждое утро они должны были приносить мне тройную порцию капучино. Если он не оказывался точно 140 градусов с двумя дюймами пены, я отправлял их за другим. Однажды я отправил его обратно четыре раза.

Я начинаю смеяться.

– Ты вел себя как придурок.

Он гримасничает.

– Да. Это звучит по-идиотски. Но таким я был тогда. Во время съемок у меня имелись обязательные требования. Миска только с желтыми M&M's. Определенная марка воды в бутылках. Я не разговаривал ни с одним актером ниже меня статусом. Если кто-то из персонала раздражал меня, я его увольнял. Мне было наплевать на людей.

– Это звучит... ужасно.

– Я был засранцем.

Наклоняюсь и кладу руку ему на грудь. Он теплый, и мне нравится его чувствовать. Провожу рукой по его сердцу и делаю маленький кружок указательным пальцем.

– Я думал, что, будучи одним из самых высокооплачиваемых актеров в Голливуде, имею право переступать через людей. Если кто-то меня в этом упрекал, что случалось редко, я думал, что они завидуют или просто не в духе. Мне никогда не приходило в голову, что они могут быть правы. Я зарабатывал миллионы, а они носили кофе или работали за минимальную зарплату, что они могли знать?

Я провожу рукой по его ключице и вдоль его шеи. Он подстриг волосы, но концы все еще вьются. Несколько недель я хотела потрогать их. И вот позволила себе. Они такие же мягкие и шелковистые, как я и представляла. Он лежит неподвижно подо мной. Лиам такой сильный, такой твердый. Трудно представить его таким, каким он описывается.

– Но в своих фильмах ты же был таким хорошим человеком.

– Это просто образ. Я играл.

– Разве? Я имею в виду...

– Играл. Поверь мне, я не был хорошим парнем.

– А потом...

– Я упал.

– Сломал спину и бедро.

– И все те люди в Голливуде, с которыми я обращался как с дерьмом...

– Они обрадовались твоему уходу?

– Нет. Мои ассистенты, женщина, которая разливала кофе в комнате отдыха, парень, который доставал чертовы M&M's, они были единственными, кто навещал меня, пока я лежал в больнице. Люди, которых я отвергал как не стоящих внимания, оказались единственными, кто проявил хоть крупицу человечности. Я довольно быстро понял, что не так уж незаменим, как считал раньше. Так же быстро, как я отказывался от неугодных ассистентов, Голливуд отмахнулся от меня.

– Мне жаль.

Он проводит рукой по моей спине, и я вытягиваюсь навстречу его прикосновениям.

– А мне нет.

Я удивленно смотрю на его лицо.

– Почему?

– По словам Бин, – говорит он, – сломанная спина – это моя история становления. Это превратило меня из первоклассного засранца в того, кто я есть сейчас.

– Немного мудрее, – говорю я.

– Немного добрее.

– Немного уродливее.

Он дергается подо мной.

– Эй.

– Ты по-прежнему паршиво отжимаешься, – дразню я.

Он смеется, а затем подминает меня под себя. Фиксирует меня руками, а его ноги лежат рядом с моими.

– Ты так думаешь? – спрашивает он.

– Знаю. Я твой тренер, – ухмыляюсь ему. У меня в животе поселилось счастья, но в то же время разрастается тепло. Мне хочется притянуть его к себе или приподнять бедра навстречу. За последний месяц мы не прикасались друг к другу, но как же я этого хотела.

– Как тебе это? – он опускает руки вниз и отжимается надо мной. Его нос касается моего, а затем он поднимается обратно. Лиам парит прямо надо мной.

– Слабо, – я сдерживаю улыбку.

– А так? – он снова двигается вниз, а затем вверх.

– Попробуй еще раз.

Он так и делает. Опускается вниз, потом вверх, вниз, потом вверх, пока не начинает двигаться ритмично надо мной. Так вот каково это – быть с ним? Когда он движется вниз, его тело касается моего. Наши бедра встречаются, наши носы соприкасаются, а его губы находятся всего лишь на расстоянии шепота.

– А теперь? – спрашивает он.

– Продолжай пытаться, – мой голос звучит глубже, чем обычно.

Когда он слышит этот хриплый голос, его зрачки расширяются. Лиам опускается на меня медленнее, и я сдерживаю себя, чтобы не податься ему навстречу. Моя грудь тяжелеет и начинает болеть. Я хочу прижаться к нему.

– А так? – спрашивает он. Его рот так близко. Я могу поднять подбородок, и мы встретимся.

Я качаю головой «нет».

Он улыбается и снова поднимается. Его бедра касаются меня, и я сдерживаю стон.

– А сейчас?

– Еще, – говорю я.

Он улыбается и снова опускается. Наконец, он позволяет нашим телам встретиться. Его грудь прижимается к моей груди и посылает мурашки по моим соскам. Его бедра прижимаются к моим, и я чувствую его возбуждение. Тепло проникает в меня, и я подаюсь навстречу ему.

– Да? – спрашивает он.

– Да.

Он накрывает мои губы своими и гладит их. Приподнимается и смотрит на мое лицо. Его глаза вспыхивают, когда он видит мое выражение. Затем он опускается обратно. Я делаю длинный выдох, когда Лиам возвращается ко мне.

– Лучше, – говорю я.

Он опирается на свои предплечья и наклоняет голову к моей.

– Могу я поцеловать тебя?

Я опускаю веки, наблюдая за ним сквозь дымку.

– Пожалуйста.

С мучительной медлительностью он опускает свои губы к моим. Когда он это делает, внутри меня словно вспыхивает звезда. Весь мир наполняется яркостью и рождением чего-то прекрасного. Я задыхаюсь, и он захватывает мой рот. Вжимается в меня, и я вскрикиваю, когда он трется об меня своим возбужденным членом. Его язык переплетается с моим, и я чувствую, что мы обмениваемся секретами. Целый месяц мы разговаривали, узнавали друг друга, делились всем. Теперь мы делаем это по-другому. Он говорит мне, что я ему небезразлична, что он хочет меня, нуждается во мне. Я говорю ему, что буду скучать по нему, что он самый лучший мужчина, которого когда-либо знала, что он мне тоже нужен.

Я пробую Лиама на вкус, и он на вкус как доброта и ласка.

Потом я перестаю пробовать, перестаю думать и просто чувствую.

Он продолжает двигаться, но вместо того, чтобы оторваться от меня, он проводит своим членом по мне. Проводит им по моим шортам, и я снова прижимаюсь к нему. Он касается моего клитора и посылает по мне искры, которые растут и крепнут. Я страстно желаю его. Хватаюсь руками за его спину и притягиваю ближе. Я хочу, чтобы он оказался ближе.

Он проводит губами по моему рту. Его поцелуй глубокий и интимный, а его рот работает в унисон с его бедрами. Я обхватываю его ногами, и он стонет мне в рот. От его глубокого стона по моим ногам пробегает вибрация.

Он начинает тереться сильнее, и я вскрикиваю от всплеска удовольствия. Он ловит мой крик ртом.

Я хочу его. Я так сильно хочу его.

– Пожалуйста, – прошу я.

Я хочу быть главной в этот момент. Но он все еще держит меня в ловушке под собой.

Он прижимается ко мне сильнее, и я забываю, о чем думала. Есть только он и я, мы качаем бедрами, прижимаясь друг к другу губами. Ритм становится все быстрее. Давление нарастает и усиливается, пока я не впиваюсь ногтями в его спину и не могу больше терпеть.

В моих глазах вспыхивают белые звезды, и я вскрикиваю. Прижимаюсь к нему бедрами и держусь за него, чтобы пережить оргазм, пронизывающий меня насквозь. Он принимает мои крики и целует мои губы. Перебирает волосы и наклоняет мой подбородок вверх, чтобы целовать меня все сильнее и глубже. Наконец, давление ослабевает, напряжение и разрядка уходят, и все, что я могу сделать, это рухнуть обратно на землю. Лиам отрывает свои губы от моих и проводит пальцами по моим волосам.

Он смотрит на меня с ошеломленным выражением лица. Я все еще под ним. Он просто наблюдает за мной и ничего не говорит.

Но ему это не нужно. Я могу понять его.

– Спасибо, – говорю я.

Он наклоняется и прижимается к моим губам долгим затяжным поцелуем.

– Я буду скучать по тебе, – признаюсь я.

– Я еще не уехал, – парирует он.

И мы снова целуемся. На этот раз секрет, который рассказываю ему своим ртом и своим поцелуем, заключается в том, что я люблю его, люблю его и только сейчас поняла это. Но не собираюсь удерживать Лиама здесь, и не собираюсь отрывать его от мечты. Но все равно, я его очень сильно люблю.

Наверное, отсюда и вытекает море страданий. Но сейчас мне так хорошо.

Глава 17

Лиам

Я уезжаю из Сентрвилля на неделю. После того, как перезвонил своему агенту, мы обсудили идею, которая возникла у меня на пикнике. Он заказал рекламный ролик и в рекордные сроки доставил меня на место съемок. Мы с Джинни не говорили о том, что произошло у ручья. Черт, я не совсем понимаю, что произошло, или, что еще важнее, куда двигаться дальше. Границы больше не ясны. Мы не просто друзья, мы нечто большее, но не... я не знаю. Не знаю, как определить роль, которую играю в ее жизни.

Я знаю, какую роль они играют в моей. Она и Бин – причина, по которой я здесь. Они обе поселились в моем сердце так глубоко, что я никогда не смогу их оттуда вытащить.

Я отправился на неделю съемок, чтобы оценить перспективы. Чтобы понять, изменились ли мои чувства от долгого отсутствия. Но они не изменились. Даже наоборот, они стали сильнее. Я собираюсь попросить Джинни о большем. Быть больше, чем друзьями. Я знаю, что сказал, что покину Сентрвилль, и, судя по реакции моего агента и интересу со стороны студий, скоро мне будут звонить. Но... я не хочу оставлять Джинни и Бин. У нас все может получиться. У многих людей есть отношения на расстоянии.

Я не предупредил Джинни о том, что вернулся в город. Направляюсь прямо к ней домой, и когда открывает дверь, она выглядит немного усталой и очень грустной. Но потом она видит, что это я, и ее лицо преображается.

– Ты вернулся, – говорит она.

– Я вернулся, – повторяю за ней. И вдруг снова чувствую себя неловким подростком. Поцелуй ее, не целуй ее, поцелуй ее.

– Лиам, – кричит Бин.

Не целуй ее.

Бин подбегает ко мне и обнимает за талию.

– Ты вернулся. Бабушка говорила, что ты не вернешься. Она сказала, что ты – гора страданий. А Хизер сказала, что ты должен остаться в Голливуде, потому что мама – людоедка, а потом Финик сказал, что Хизер – сварливая корова, а Джоэл сказал, что Финик должен радоваться, что сестра взяла его к себе, а Финик сказал, что он жалеет, что она это сделала, и тогда...

– Я тоже рад тебя видеть.

Бин вырывается из объятий и говорит:

– Ну, я верила в тебя. И мама тоже. Но больше никто не верил. – Она говорит это торжественно и со значением. Похоже, они единственные, кто всегда верит в меня. Осознание, что я поступаю правильно, поселяется в моей груди. Съемки рекламного ролика в эту последнюю неделю были правильным поступком.

– У меня есть сюрприз, – говорю я. – Тренировка супергероя.

Джинни поднимает брови.

– Правда? Сегодня?

Я киваю.

Могу сказать, что Джинни сдерживается от множества вопросов о прошедшей неделе. Мы говорили по телефону и писали смс, но мало, и не о том, что произошло у ручья.

– Неужели я наконец-то научусь летать? – спрашивает Бин. Она тоже выглядит уставшей и немного бледнее, чем обычно. Даже ее объятия показались чуть слабее. Возможно, этот сюрприз поможет ей взбодриться.

– Неужели я наконец-то, наконец-то научусь летать?

Я глажу ее по голове.

– Тебе лучше в это поверить.

Бин визжит, а выражение лица Джинни бесценно.

– Я буду летать, я буду летать, – кричит Бин и кружится по кругу, раскинув руки.

Я улыбаюсь вместе с Джинни энтузиазму Бин.

Затем подхожу ближе к Джинни и осторожно прижимаю тыльную сторону своей руки к ее. Она смотрит на меня, но не отстраняется.

– Я скучал по тебе, – говорю я. И это очень напоминает попытку поставить себя на край пропасти. Джинни ничего не говорит сразу, и я думаю, не собирается ли она позволить мне упасть вниз и вообще ничего не сказать.

Но через мгновение она тихо отвечает:

– Я тоже по тебе скучала.

Напряжение, которое я испытывал, отпускает.

Все будет хорошо.

Когда мы приезжаем в частный аэропорт, Бин почти парит, она так взволнована.

Нам проводят экскурсию по маленькому аэропорту, и Бин видит различные машины. Затем пилот ведет нас к четырехместному самолету «Сессна». Крылья расположены высоко над кабиной, так что у нас будет отличный вид на землю.

– Он называется «Ястреб», – говорит пилот. Она уволилась из ВВС и теперь учит летать.

– Вау, – говорит Бин. – «Ястреб». – У нее огромные глаза, и она задает тысячу вопросов в минуту. Мы поднимаемся, и пилот показывает Бин все элементы управления.

Затем Бин устраивается в кресле второго пилота, а мы с Джинни садимся сзади. Мы надеваем наушники и готовимся к полету.

– Я полечу, – говорит Бин, и от того, как она это произносит, мне хочется купить ей самолет. Чертов ребенок, она даже не представляет, какой эффект производит.

– Это точно, – соглашаюсь я.

Джинни тянется и кладет свою руку в мою.

– Спасибо, – говорит она.

– Конечно. – Как я вообще могу не согласиться? Бин хотела летать с того момента, как мы с ней познакомились.

Самолет выруливает на взлетную полосу, и у меня замирает живот, когда мы поднимаемся в воздух. Бин визжит, когда колеса отрываются от земли. Затем она указывает на все знакомые ей ориентиры: школу, продуктовый магазин, детскую площадку, библиотеку. Когда Бин видит лесопарк рядом с моим домом и указывает на тропинку, Джинни краснеет. Я провожу большим пальцем по тыльной стороне руки Джинни, и она смотрит на меня из-под ресниц.

– Вон наш дом, – замечает Бин. – Вот он. Привет бабушка, привет дедушка. – Она безумно машет рукой и уверена, что они видят ее и машут в ответ.

Джинни улыбается мне, и вся усталость, которую я заметил, когда вернулся, просто тает. Мы не разговариваем, но могу сказать, о чем она думает, потому что я тоже об этом думаю. Мы оставили все позади. Сложности, беспокойство, будущее. Сейчас все это не имеет значения. Когда самолет оторвался от земли, мы оставили все, и сейчас мы свободны.

Я провожу пальцами по руке Джинни, по ее ладони, потом переплетаю свои пальцы с ее. Она смотрит на голубовато-зеленые холмы, на расплывающиеся деревья, на выкрашенные в красный цвет сараи, а я смотрю на нее.

Пока Бин смеется в кресле пилота, а Джинни улыбается мне, глядя в глаза, я чувствую, нет, верю, что мы можем сделать все. Нет ничего в будущем, с чем бы мы не справились. Вместе.

Джинни ловит мой взгляд и вопросительно поднимает бровь. Я подмигиваю ей.

Все в порядке. У нас все будет хорошо.

Когда самолет снижается и колеса ударяются о землю, я все еще ощущаю это чувство правильности.

– Как круто, – восклицает Бин, когда ее спускают с самолета. – Я летала. Я действительно летала.

– Это точно, – говорю я. – Похоже, теперь ты дипломированный помощник.

Ее глаза расширились, и она говорит:

– Ого-го. Мама, ты слышала? Я – помощник. Настоящий помощник.

– Это потрясающе, детка, – отвечает Джинни. Она берет Бин у меня и крепко обнимает. – Ты сделала это. – Она целует Бин в макушку, и когда Джинни поднимает голову, ее глаза туманны. – Я так рада за тебя.

– Тебе понадобится имя, – говорю я.

– Скайхок, – отвечает Бин.

Все решено. Единственное, что ей еще нужно, это ее собственный костюм супергероя.

– Я так счастлива, как никогда в жизни, – сообщает она.

Джинни крепко сжимает ее.

– Я тоже.

Глава 18

Джинни

Мы с Лиамом лежим в траве в его дворе и смотрим на звезды. Небо черное и чистое. Луна – маленький полумесяц, а звезды сияют ярким белым светом. Кажется, что сегодня их тысячи.

– А в Калифорнии звезды такие же? – спрашиваю я. Звук сверчков то нарастает, то усиливается, то снова затихает.

– В Лос-Анджелесе? Нет.

Интересно, смотрел ли он на небо, когда был там на прошлой неделе?

– Почему нет?

– Ты не можешь их видеть. Не так. Большая Медведица. – Он показывает вверх на созвездие. – Малая Медведица. Цефей. Кассиопея. Дракон.

Я улыбаюсь и пытаюсь разобрать, куда он указывает.

– Откуда ты знаешь созвездия?

– Лиам Стоун – астроном. Я выучил их для роли.

– Точно. Я забыла. – Его герой – супергерой был астрономом до того, как получил свои космические способности в результате галактической аварии. – Я просто подумала, что ты выучил их, чтобы производить впечатление на свиданиях.

– Значит, это работает? – он переворачивается и смотрит на меня сверху вниз.

По моему лицу разливается тепло.

– Нет, – говорю я, а потом отворачиваюсь, потому что это действительно похоже на свидание.

После полета на самолете я уложила Бин, а затем спросила Энид, может ли она присмотреть за ней несколько часов. Лиам отвез меня к себе домой, чтобы побыть в тишине. В итоге мы оказались здесь, лежали на земле и смотрели на звезды.

– Это очень плохо, – он смотрит на мой рот, и по мне проносится низкий гул.

– Спасибо тебе еще раз. За то, что ты сделал сегодня.

– Конечно. Я сам этого хотел.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

– Но тебе не нужно было. Ты так много сделал, и тебе не нужно делать ничего из этого. Когда ты уехал на той неделе... – Я запнулась, не уверенная, что могу признаться в этом.

– Эй, – он проводит пальцем по моей щеке. – Все в порядке?

– Да. – Я сглатываю и говорю то, что боюсь сказать. – Когда ты уехал, я поняла, как сильно стала зависеть от тебя. – Мое сердце колотится, и я сглатываю страх.

– Все в порядке, – говорит он.

– Правда? – шепчу я.

Он кивает.

– Это нормально – полагаться на меня.

Я качаю головой. До того, как он появился, у меня все было хорошо. Ну, не совсем хорошо, но... это работало. Теперь я почувствовала, что будет, когда он уйдет. Это оказалось неприятно. Было больно. Скучать по нему очень больно.

– Как это? – спрашиваю я.

– Ты должна доверять, – говорит он.

Я поднимаю на него глаза. Он улыбается, его глаза ясны и серьезны. Я лежу, меня окружает запах сочной травы и ночи, поют сверчки, а над головой сияют звезды. Звуки затихают, и я чувствую, что это момент, когда могу сделать шаг вперед или отступить. И я сомневаюсь, что могу сделать шаг вперед, слишком многого боюсь.

– Мне нужно идти, – говорю я. – Вернуться к Бин.

– Она у Энид. Крепко спит. Останься.

Я хочу. Хочу остаться, но я так долго думала в первую очередь о Бин, что мне кажется неправильным думать о себе. Потому что признать, что я хочу Лиама для себя, хотя бы на одну ночь, кажется эгоистичным.