Текст книги "Козни качка (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Ответственность? – я ухмыляюсь, скрещивая руки на груди. – Что ты имеешь в виду?

Никогда не преуспевая в сексуальных разговорах, лицо моего отца становится таким же ярким, как у Скарлетт, когда она краснеет.

– Ты захватил…

Я склоняю голову набок.

– Захватил что? Солнцезащитный крем?

– Ты же знаешь…

Он не может заставить себя произнести слово «защита», или «презервативы», или «контроль над рождаемостью». Папа – замкнутый человек в отношениях моих родителей, а мама – экстраверт. Баланс всегда был положительным, за исключением тех случаев, когда дело доходит до такого дерьма, как это.

Господи, помоги ему, он отстой при чтении лекции. Всегда был.

У него нет никакого самообладания для этого, в то время как мама, вероятно, выхватила бы диаграмму и нарисовала мне всю картину. Или вытащила из сумочки полоску презервативов – тех, что с логотипом ее книги.

– Пару комплектов хорошей одежды?

– Стерлинг, если ты жеманничаешь со мной, я этого не ценю.

– Жеманничаю, папа? – Это такое мамино слово.

– Это твоя мать хотела, чтобы я поговорил с тобой.

– О чем? Серьезно, папа, я не понимаю, к чему ты клонишь.

Вот тогда он внимательно смотрит на мое лицо, на мою дерьмовую ухмылку.

– Ах ты, маленький умник.

Моя ухмылка становится шире.

– Едва ли маленький.

Так легко смутить моего отца.

– Стерлинг, хватит.

– Папа, я все понял. – Я успокаивающе хлопаю его по спине. – Не волнуйся, никому не нужны мои клоны.

Прошлым вечером я был так близок к тому, чтобы быть недобросовестным в отношении защиты, как никогда в жизни, и этого не произошло только лишь потому, что мы со Скарлетт были одеты в нижнее белье.

Но мой большой член хотел войти, и он хотел войти глубоко.

Голос матери прерывает мои извращенные воспоминания, она возвращается назад, чтобы узнать, куда мы с отцом пропали.

– Ну же, вы двое, пошли! – Она вручает мне один из заранее оплаченных сотовых телефонов, чтобы мы могли связаться в эти выходные. – Мы с папой оставим эти сумки и пойдем в бар у бассейна, если ты хочешь, встретимся там позже?

– Круто, наверное. – Я беру сумку Скарлетт, ту, что висит у нее на плече, и перекидываю через плечо, неся их обе, положив ладонь ей на поясницу.

– Мы все обследуем, сделаем круг-другой вокруг корабля, оценим обстановку.

– Ладно. Если мы не наткнемся на вас, увидимся за ужином в шесть.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать маму в щеку.

– Люблю вас, ребята. Увидимся.

Она обнимает Скарлетт, сжимая ее в объятиях.

– Повеселитесь.

Пока они идут в одну сторону, я тащу Скарлетт в другую, к лифтам. Дверь открывается, и я жестом приглашаю ее войти первой.

– Добро пожаловать на борт, горячая штучка.

Я ловлю ее улыбку, прикусив нижнюю губу, волосы заплетены в косичку на макушке. Она выглядит…

Чертовски очаровательно.

Скарлетт входит в лифт.

– Спасибо.

Двери закрываются, и мы остаемся одни.

– Надеюсь, им не понадобится вечность, чтобы занести наши чемоданы в номер.

– А сколько это занимает обычно?

– По-разному.

Слава богу, оба наших чемодана стоят у двери в нашу каюту, когда мы приходим, и я считываю ключ-карту, отодвигая их в сторону, чтобы Скарлетт могла войти первой. Тащу их в комнату, дверь за мной захлопывается.

– Вау. Стерлинг, эта комната… – Она поворачивается ко мне, безмолвно улыбаясь. – Я так взволнована.

Я преисполнен гордости, что заставил ее так улыбаться.

Не дожидаясь ответа, она быстро подходит к балконным дверям, распахивает их и выходит на теплый Флоридский воздух, широко раскинув руки на перилах.

Еще рано – до отплытия корабля еще четыре часа, – и у нас будет достаточно времени, чтобы изучить корабль и друг друга.

Я присоединяюсь к ней на балконе, приближаясь сзади, мои руки обхватывают ее за талию, подбородок покоится на ее плече. Вдыхаю запах ее волос, целую в затылок.

– Это великолепно, а мы еще даже не уехали.

Мои пальцы отбрасывают назад выбившиеся из ее косы пряди волос.

– Так и есть.

Она великолепна.

Я прижимаюсь губами к ее плечу, слышу плеск волн о борт корабля и крики сотни чаек, пока мы стоим там, изучая горизонт.

Сейчас тепло – уже семьдесят градусов, – так что майки и шорты в порядке вещей.

И когда Скарлетт тянется назад, чтобы запустить пальцы в мои волосы, я пользуюсь этим преимуществом, просовывая руки под подол ее чопорного голубого топа. Перемещаю их, обхватив ее грудь поверх лифчика.

Снова целую ее в шею, на этот раз посасывая.

У меня не было секса месяцами, и со всеми этими эмоциями, внезапно бушующими внутри меня вместе с моими гормонами, все, о чем я могу думать, это с-e-к-с; каждая попытка успокоить мой сексуальный аппетит потерпела неудачу. Все, что делает Скарлетт, заводит меня, начиная с того, как она быстро краснеет, заканчивая консервативными косами в ее волосах и ее странным заливистым смехом.

Она делает это даже не нарочно – вот как на нас действует вид друг друга.

Скарлетт сделала так, что в нее легко влюбиться, она просто… еще не знает об этом.

Зарычав в изгиб ее шеи, я отстраняюсь и делаю шаг назад, прежде чем сделать что-то глупое, например, расстегнуть ее лифчик и снять всю свою одежду.

Она бы разозлилась.

– Может, нам стоит осмотреть корабль? – Ее яркая, широкая улыбка и ямочка ударяют меня прямо в живот, распространяясь во всем моем теле.

– Все, что ты захочешь – это твои выходные.

Она застенчиво качает головой.

– Прекрати, Роуди.

– Прекратить что?

– Ты сделал все это не для меня.

Черта с два не сделал.

Океан, пляжи – это мой подарок ей.

Я не знаю, в чем моя гребаная проблема в последнее время; я могу быть бейсболистом, но что могу принести к столу, кроме моего тела и навыка, который практически бесполезен, если я не нахожусь на газоне бейсбольного стадиона?

– Позволь мне надеть сандалии, и мы пойдем.

*** 

Вторую половину дня мы провели в праздности. Расслабившись, лежали в шезлонгах у бассейна и смотрели, как корабль покидает порт, а дома на суше становятся все меньше и меньше.

Точки на горизонте исчезают из виду через несколько миль.

Заказав фруктовые напитки, мы болтали и смеялись весь день напролет, как будто были парой в течение многих лет. Даже вздремнули. Ужин с моими родителями, который закончился безболезненно, потому что они появились за двадцать минут до его окончания.

– Может, пойдем, посмотрим, что там за шоу открытия? – Скарлетт отрывает взгляд от расписания развлечений корабля, читает вслух и жует клубнику в шоколаде. – Добро пожаловать на шоу открытия – это захватывающая прелюдия к веселью выходных, включая музыкальные номера, танцы и сообщение от директора по развлечениям. – Она поворачивается ко мне. – Сходим?

– Конечно. – Черт, черт, черт. Я скорее бы предпочел выколоть себе глаз тупым карандашом, чем сидеть на одном из этих бортовых спектаклей.

Мы кладем салфетки на стол, отодвигаем стулья от обеденного стола и желаем спокойной ночи моим родителям.

– Позавтракаем утром, прежде чем отправимся на остров? – спрашивает папа.

Я почесываю в затылке.

– Хм, я думаю об обслуживании номеров.

Мама, прищурившись, смотрит на меня.

– Если ты что-нибудь закажешь нам, я тебя убью.

Мои ладони поднимаются в притворной капитуляции.

– Я сделал это только один раз – ты должна прекратить поднимать эту тему.

Она бросает взгляд на Скарлетт.

– У вас с обратной стороны двери висит меню. Ты заполняешь его и вешаешь возле своей каюты. Кто-то приходит и забирает его, а на следующее утро они доставляют то, что вы обвели. – Ее губы сжимаются. – Однажды Стерлинг заказал нам по одной штуке всего и заказал доставку в семь утра.

Черт, это было забавно – блин, как же они разозлились.

– Эй, я пришел и съел все это.

– Но если бы ты этого не сделал, это все бы испортилось и пошло в отходы.

Я подхожу к маме и целую ее в приподнятую щеку.

– Да ладно тебе, это было забавно.

– Это было не смешно, не тогда, когда ты в отпуске и твой двухсотфунтовый ребенок забирается на кровать с подносами еды, и особенно не тогда, когда ты пытаешься быть романтичной с мужем во время отпуска.

– Господи, мама! – Разве нет ничего святого?

Она пожимает плечами.

– Я просто указываю на очевидное. Твой выбор времени всегда был отстойным.

– И теперь нам пора уходить.

Мы со Скарлетт спешно уходим, сцепив пальцы, торопясь найти корабельный амфитеатр.

Мы здесь уже десять минут, когда я впервые начинаю дремать. На сцене костюмированные члены команды танцуют по сцене, большая лесная сцена висит на заднем плане. Тень деревьев вырисовывается, подсвеченная синими огнями, и, честно говоря, я понятия не имею, что, черт возьми, должно происходить.

Мои родители живут ради этого дерьма.

Мне, однако, чертовски скучно, и я откидываюсь на спинку стула, расставив ноги и ударившись головой о стену, чтобы закрыть глаза.

Я зеваю.

Отключаюсь, мысли блуждают.

Интересно, что будет, когда мы вернемся с каникул в школу? Я никогда ничего не делал наполовину, и я не собираюсь начинать с нее.

Когда мы вернемся, я скажу ей, что люблю ее и надеюсь, что мы сможем наладить наши отношения.

Скарлетт ловит меня, когда я сдерживаю зевок тыльной стороной ладони, и слегка тычет в ребра. Наклоняется к сцене и шепчет:

– Может, пойдем? У тебя усталый вид.

Я вымотался, но и она тоже.

Тем не менее, я пожимаю плечами, не желая прекращать ее веселье.

– Только если ты не хочешь остаться.

Ее глаза изучают меня в темноте.

– Мы можем идти. Я не возражаю пойти в номер.

Слава богу.

– Ты уверена?

– Определенно. – Она кивает. – Да.

– Ладно. – Я встаю, хватаю ее за руку и веду в темноте по театральному проходу. – Давай убираться отсюда к чертовой матери.

Мы выскальзываем, бросаемся к лифтам, прижимаемся к зеркальной стене одного из них, когда к нам втискиваются десять человек. Я ловлю ее взгляд поверх полудюжины голов, шевеля бровями. Нащупываю ее руку за спиной старого лысеющего чувака, ласкаю ее ладонь указательным пальцем.

Мы вместе выходим на восьмом этаже, идем по узкому коридору, сталкиваемся через каждые несколько шагов, смеемся. Флиртуем.

Когда подходим к двери, я притворяюсь, что забыл ключ в комнате, и Скарлетт хлопает меня по руке, когда я наконец выуживаю его из заднего кармана.

Предвкушение гудит в моем теле, когда я провожу ключ-картой перед ее сенсором на двери, маленький зеленый огонек открывает нам вход с миганием.

– Ты собираешься принять душ?

– Я должна – чувствую себя ужасно грязной…

– Дамы вперед.

– Спасибо. – Скарлетт обходит меня, собирая свои вещи. Сняв ожерелье и другие украшения, она кладет все это на стол. – Это не займет у меня много времени.

– Не торопись.

Я плюхаюсь на кровать, закидываю руки за голову, наблюдаю, как она суетится, скрещиваю ноги в лодыжках. Невзначай изучая факты о ней. Те мелочи, о которых я буду мечтать, лежа ночью в постели: ее тонкие запястья и то, как она потирает их, сняв браслет. То, как поджимает губы, когда смотрит на себя в зеркало. Насколько мала ростом по сравнению со мной, когда расстегивает свои туфли на танкетке, но не тогда, когда мы лежим горизонтально на кровати.

Скарлетт начинает вытаскивать маленькие черные заколки из волос, укладывая их одну за другой на стол, расплетая косу. Разматывая ее с макушки головы.

Они падают ей на спину, волнистые и густые. Растрепанные.

– Есть ли способ оставить их, как есть?

– Мои волосы? – Она поворачивается, касаясь прядей кончиками пальцев. – Тебе нравится вот так?

– Да. Это очень мило.

Довольная, она продолжает ходить босиком по комнате. Просит меня расстегнуть ее платье. Хватает свежее белье и пижаму из крошечного шкафа в каюте, исчезает в ванной, включает душ и пользуется туалетом.

В течение десяти минут она в ванной снимает макияж и делает то, что, черт возьми, делают девушки в ванной, дверь открывается с щелчком на одиннадцатиминутной отметке.

Моя девочка быстрая.

Белое полотенце обернуто вокруг ее головы в виде тюрбана, она надела это жалкое подобие пижамы: прозрачная белая майка – та, через которую я вижу ее соски, – розовые трусики с овечками и ничего больше.

Интересно, знает ли она, что я могу видеть ее сиськи через этот топ, но я далек от того, чтобы указывать на это.

Я спортсмен, а не идиот.

Слезая с кровати, хватаю свое дерьмо для душа и клянусь войти и выйти как можно быстрее.

Пять минут.

Максимум.

– Сейчас вернусь.

*** 

– Ты волнуешься по поводу завтрашнего дня? – спрашивает Скарлетт, когда я снова ложусь в постель, одетый только в черные боксеры.

Утром мы отправляемся на пляж, берем напрокат снаряжение для подводного плавания и плаваем с рыбами, образно говоря.

– Если ты спрашиваешь, рад ли я видеть тебя в купальнике, то ответ – да, я рад завтрашнему дню.

– Тебе сегодня было весело?

– Э, все было в порядке. Я с удовольствием провел день с тобой, но, черт возьми, я так чертовски устал.

– Это был долгий день; поездка с твоими родителями была веселой.

Я бросаю на нее косой взгляд: двухчасовая поездка была пыткой, а не развлечением.

– Какая именно часть инквизиции моей матери тебе понравилась?

– Да ладно, все было не так уж плохо, – она смеется, натягивая простыни, чтобы скрыть улыбку.

– Скарлетт, у моей мамы был список – настоящий гребаный список, из которого она задавала тебе вопросы. Как тебе это не показалось странным?

– Это было безобидно, но ты же не думаешь, что она собирается… Ну, знаешь, поместить мои ответы в какую-нибудь из своих книг, не так ли?

Я откидываю голову назад и смеюсь.

– Оооо, да, она определенно занесет это дерьмо в свои книги. Так или иначе, найдет способ заставить это работать.

Скарлетт откидывает одеяло, перекатывается на бок, сгибает руку и ложится на неё щекой.

– Это был хороший день. Завтра будет лучше. – Скарлетт замолкает на несколько секунд. – Ты когда-нибудь брал кого-нибудь с собой в отпуск?

– Нет. А ты?

– Нет, и, кроме того, мы никогда не проводили семейных отпусков. Я действительно совершаю поездки с факультетом естественных наук, но это не считается, не так ли?

Она сдвигается, бретельки ее майки сползают на несколько дюймов вниз по правому плечу. Мой взгляд ненадолго задерживается там, а затем неохотно возвращается к ее глазам.

– Мы пара?

– Да? – Я надеюсь, что это тот ответ, который она ищет.

– И… другие вещи?

Другие вещи. Бля, да к другим вещам.

– Ты мой друг, Скар. Я чувствую, что физическая часть – это естественный следующий шаг. Кроме того, я так сильно хочу тебя трахнуть, что это истощает и физически, и умственно.

– Я даже не знаю, как на это реагировать, – хихикает она.

Смех – хороший знак, верно?

Я сглатываю комок, образовавшийся у меня в горле, давя на адамово яблоко, чтобы заставить его уйти к черту, чтобы я мог сказать то, что собираюсь сказать.

– Помнишь тот вечер, когда ты ужинала со своими друзьями из биолаборатории? Я понял, что хочу быть больше, чем просто твоим другом.

– Каким образом?

– Разве у тебя никогда такого не было, когда ты смотришь на что-нибудь и просто знаешь? Я просто… понял это.

Я влюбился в нее в ту ночь.

Остановись.

– Не могу поверить, что мы говорим об отношениях. – Моя мать, должно быть, влияет на меня, черт побери.

– Я люблю то, что мы разговариваем.

Любовь.

Это слово сеет хаос в моей чертовой груди. Я хочу, чтобы она перестала это говорить, чтобы мое сердце перестало так биться.

Скарлетт

– Мама сказала, что мне надо почаще говорить с тобой об этом. – Он отводит глаза, глядя в потолок, и кривая улыбка застывает на его лице. – Чувства и прочее дерьмо.

Он доволен собой за то, что открылся мне.

По правде говоря, я тоже.

– О? – Я сама невинность. – Твоя мама так сказала?

– Да. Оба моих родителя – это богатство бесконечной мудрости. Сегодня, когда мы сели на корабль, мой отец сказал мне использовать здравый смысл в эти выходные и надеть презерватив.

Презерватив, презерватив, презерватив.

Температура моего тела взлетает до небес, и я перевожу взгляд на термостат. И вообще, насколько жарко у них здесь?

– Он никогда не говорил с тобой о сексе, когда ты был маленьким?

– О, у нас были разговоры о сексе, на самом деле, несколько раз. – Роуди перекладывает свое большое тело на кровать, складывая мощные бицепсы за головой, матрас прогибается под его весом.

– В выпускном классе школы они оба усадили меня, чтобы объяснить, что с тех пор, как я подписал свое письмо о намерении играть за Айову, девушки будут лезть из всех щелей.

– Твои родители были правы?

Недолгое колебание.

– Да.

Он бросает на меня виноватый взгляд, густые брови нахмурены, как будто только что понял, что означает это одно слово: он воспользовался полной выгодой. Имел много бессмысленного секса с бесчисленными бессмысленными женщинами.

Что ж.

Без этой информации я, конечно, могла бы прожить, но я сама спросила, так что мне некого винить, кроме самой себя, за маленький кратер ревности, образовавшийся у меня в животе.

– Они всегда наседают мне на задницу по поводу поклонниц, безопасного секса и использования моей головы – не той, что внутри моих боксеров.

– Я их не виню. Бьюсь об заклад, нелегко смотреть, как твой сын надрывает задницу, поддерживает свои оценки, а потом приходится отбиваться от всех девчонок.

– Я думаю, я тоже. Девочки… – Он откашливается и снова устремляет взгляд в потолок, как будто там, наверху, для него написаны ответы. – Я уже на втором курсе покончил с вечеринками и случайным сексом. Вот почему я переехал из того дома. Это все ушло в прошлое, не для всех в доме, конечно, но для меня определенно.

Я не могу себе представить, на что похож этот мир. Быть студентом биологии настолько далеко от мира легкой атлетики, что это смешно.

– Ты чувствуешь, что ты должен быть все время собранным?

– Что ты имеешь в виду?

– Например… – я приподнимаюсь, чтобы лучше его видеть, – ты не можешь говорить или делать то, что хочешь, потому что люди всегда смотрят.

Он кивает.

– Именно так, да. Тренеры, СМИ, другие студенты с их гребаными мобильниками записывают нас. Популярные игроки не могут даже помочиться в общественном туалете, не оказавшись в сети.

Я пытаюсь представить свое лицо в профиле какого-нибудь незнакомца в интернете или в статье, написанной обо мне в интернете.

– На что это похоже?

– Со мной такое случается не часто, я не настолько популярен, чтобы кому-то было до меня дело. Я играю за Айову, Скарлетт, а не за Майами или Вандербильт.

– А эти команды хороши?

– Эти команды самые лучшие.

– Ты мог бы там играть?

Он замолкает.

– Да, я мог бы там играть.

– А ты хотел бы там играть?

– Нет. – Он поворачивает ко мне голову и изучает мое лицо. – Я там, где мне нужно быть.

Мое сердце подпрыгивает, черт возьми, если это не так, и внезапно мы больше не говорим о бейсболе. Мы говорим о себе – он и я, – и о том, что мы лежим сейчас здесь, одни в этой комнате, одни в этой кровати.

– Ты можешь прикоснуться ко мне, ты же знаешь. – В его голосе слышится неуверенность, как будто он боится, что я откажу ему. – Я этого хочу.

Его голос, грохочущий и низкий, скручивает мои внутренности, как это всегда бывает. Так далеко от усталости, что мои глупые, забытые яичники сжимаются в кулак, в то время как пространство между моими ногами становится невероятно горячим.

Роуди до боли красив. Такой возбуждающий.

Горячий.

Я могла бы смотреть на него весь день, и ему не пришлось бы говорить ни единого слова, чтобы развлечь меня.

Его зеленые глаза, как завороженные, следят за тем, как моя рука скользит к нему сквозь белые простыни, затаив дыхание, ожидая моего следующего движения. Это так близко к умоляющему взгляду, которым Стерлинг Уэйд когда-либо смотрел на меня, с легкой дрожью в его голосе.

Он хочет, чтобы я прикоснулась к нему. Сильно.

– Правда? Что, если я не знаю, что делать?

– Тебе не нужно знать, что делать, ты просто должна слушать свое тело, и надеюсь, что твое тело говорит тебе прикоснуться ко мне.

Он произносит эту шутку с серьезным выражением лица, улыбка не доходит до его глаз.

– Не могу поверить, что ты можешь говорить такое дерьмо с невозмутимым лицом.

В груди у него урчит.

– Иногда я тоже не могу.

Моя рука покоится поверх белой простыни, неуверенно замирая.

Роуди перекатывается на бок, подстраиваясь под мое положение. Его большая загорелая рука встречается с моей на середине кровати. Теплая ладонь накрывает мою, лаская, кончик его указательного пальца скользит по моему безымянному пальцу.

Касается моих блестящих, бледно-розовых ногтей, прежде чем перевернуть её. Продолжает обводить чувствительную кожу там, вызывая у меня дрожь, прежде чем двинуться вверх по запястью, рисуя крошечные круги вдоль моей плоти.

Вверх по внутренней стороне руки до сгиба локтя.

Потом снова вниз.

Я задерживаю дыхание, когда он возвращается назад, путешествие направляется на север, вверх по моему бицепсу.

Полностью перестаю дышать, когда его пальцы скользят под бретельку моей майки, его глаза следят за движениями вместе с моими.

Корабль качается, волны бьются о стальной корпус корабля, когда он рассекает бурное море. Стакан с водой на столе скользит в один конец, ударяется о край, затем снова скользит обратно.

Какая-то часть меня хочет вылезти из кровати и открыть балконную дверь; другая часть хочет посмотреть, куда пойдет его рука дальше.

Океан побеждает.

– Дай мне одну секунду?

Я отстраняюсь, бросаюсь к двери, дергаю за щеколду и открываю ее, встреченный шумом бьющихся волн. Стою, глядя в темноту на бескрайний океан, освещенный яркой луной, нависшей над головой. Прежде чем повернуться и снова лечь на кровать, я нахожу несколько своенравных звезд на затянутом тучами небе.

Поднимаясь на четвереньках к телу Стерлинга, он укрыт от пояса и ниже снежной простыней. Золотой бог, чей загар, размер и точеные черты подчеркнуты лунным светом.

Поднявшись на колени, я хватаюсь за край своей майки, скользя ею вверх по торсу, останавливаюсь, прежде чем обнажить грудь.

Делаю глубокий вдох, снимаю рубашку и бросаю ее в изножье матраса.

Его ноздри раздуваются.

– Можно мне залезть к тебе под одеяло?

Затем он тянется ко мне, откидывая простыни, чтобы я могла забраться внутрь. Нежно тянет меня к себе, чтобы я оказалась сверху, кожа к коже.

Мгновенно его руки начинают тереть мою спину вниз, затем вверх, погружаясь в пояс моих шорт для сна. Он нежно сжимает мою задницу, лаская, в то время как корабль слегка покачивается взад и вперед.

Я провожу пальцами по его волосам. Провожу ими по его плечам, сжимая бицепсы. Сжимаю его руку, переплетая наши пальцы, когда наши губы наконец встречаются.

Корабль скрипит.

Волны разбиваются.

Языки сплетаются.

Затем одним быстрым движением я оказываюсь на спине, и Стерлинг нависает надо мной, обводя взглядом мое тело, останавливаясь на моей обнаженной груди.

Когда он тянется, чтобы положить свою гигантскую руку на одну из них, я выгибаю спину и стону, откидывая голову на подушку. Зубы царапают мою нижнюю губу.

Медленно.

Мучительно медленно проводит большим пальцем по моему соску, в то время как остальная часть его ладони обхватывает нижнюю сторону, слегка подталкивая ее вверх.

– Мне было интересно, как они выглядят. – Его голос хриплый, низкий.

– Теперь ты знаешь. – Мой голос выходит запыхавшимся.

Роуди смотрит мне в глаза.

Губы кривятся в улыбке.

– Теперь я знаю.

Я зачарованно смотрю, как его плечи опускаются, представляя мне макушку его головы. Губы находят и крепятся на моей груди, посасывая. Лижут. Сосут еще немного.

Я стону.

Он стонет.

Корабль? Стонет.

Все довольны.

Крошечные укусы его зубов заставляют мою нижнюю половину извиваться; я вся горю, и когда он спускается вниз по моему животу, целуя влажную дорожку вниз к моему пупку, тысяча мыслей проносятся в моей голове: что он собирается делать? Неужели собирается попробовать меня? Достаточно ли хорошо я помылась, когда принимала душ? Черт, я никогда не брила промежность. Что, если мне понадобится слишком много времени, чтобы кончить, и я задушу его?

Даже хуже: что, если он ужасен, а я вообще не кончу?

У меня никогда в жизни не было никого, чье лицо было бы у меня между ног.

Но теперь есть.

Большие пальцы Стерлинга цепляют мои пижамные штаны и нижнее белье, стягивая их вместе по бедрам, пока я не оказываюсь полностью обнаженной. Его большие руки медленно скользят вверх по моему торсу, по моим грудям, взвешивая их в своих ладонях, прежде чем вернуться вниз.

Он милый и нежный, раздвигает мои ноги, широкие плечи слегка подталкивают мои колени.

Он напевает, довольный. Изучает мою вагину, как будто фиксирует ее в памяти, а потом будет тест.

Два больших пальца раздвигают мои…

– О господи, – выдыхаю я.

– Давай, детка, молись Иисусу, – уговаривает он. – Я сейчас заставлю тебя кончить мне на лицо.

Слова – такие грязные.

Язык – такой влажный.

Один раз медленно облизывает мою щель, потом другой, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть. Боже, я хочу посмотреть.

Очарованная, я тяжело дышу, крошечные толчки удовольствия терзают мои яичники, когда он лижет, сосет и всасывает мой клитор. Сосет снова, как будто прослушивается на главную роль в порно.

– Ох… О боже… – Мои руки сжимают простыни так, что белеют костяшки, голова ударяется о подушку, когда Стерлинг делает круговые движения большим пальцем на моем – о боже – клиторе, пока сосет.

Вау. Он действительно хорош в этом.

Мои губы приоткрываются, и я пытаюсь выдавить из себя настоящие, связные слова, но единственное, что я могу найти – это «уххх», сопровождаемое долгим, протяжным стоном.

Его стоном.

Стерлинг наслаждается этим так же, как и я.

Он не поднимает голову и не отрывает от меня рта.

Пока я не теряю себя. Нет, пока не разваливаюсь на части, кончая и кончая на его рот, и даже после того, как он вылизал меня полностью насухо, Роуди тянет мой оргазм, пока мой таз не дрожит от крошечных толчков. Хватает меня за задницу, прижимает к себе, сосет, пока я не закидываю руку на лоб, лежа неподвижно, как безвольная кукла.

Я ловлю момент, как он облизывает пальцы, и хочу умереть – абсолютно умереть, уязвленная и возбужденная одновременно.

Он такой чертовски сексуальный.

Такой жадный.

Такой высокий, когда поднимается, затем наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы, таща свою нижнюю половину за собой. Мучительно. Сжимая свою упругую задницу.

Этот восхитительный, эротичный кончик его тела скользит во влажное место между моих ног. Вкапываясь ровно настолько, чтобы я вздохнула от удивления, мой чувствительный бугорок все еще набух от моего оргазма. Я толкаю Роуди руками, чтобы он отодвинулся моего тела.

– Тебе лучше остановиться, пока тебя не занесло.

– Не буду, я могу это контролировать.

– Ты не можешь, ты слишком…

Возбужден. Взвинчен.

Отчаянно нуждается во мне. Для секса.

– Детка, пожалуйста.

– Нет. Мы должны остановиться.

Я такая дуроча, тупо смотрю, как он слезает с меня, с кровати, член напряжен в нижнем белье, торчит гордо и уныло, проигравший в этой игре.

Стерлинг смотрит вниз на мое тело, рука обхватывает яйца через тонкую ткань, рассеянно поглаживая. Поворачивается ко мне спиной и делает несколько шагов к двери.

– Куда это ты собрался?

Я переваливаюсь через край кровати, накрывшись до пояса белой хлопчатобумажной простыней.

– Чтобы передернуть себе в ванной.

Передернуть себе? О господи.

– Я не могу тебе этого позволить, это было бы нечестно.

Его красивый рот изгибается.

– Нет. На самом деле это не так.

– Я никогда раньше… я имею в виду, я не хочу, чтобы ты ублажал сам себя. – Как неловко. – Я хочу сделать это для тебя. Я хочу… – Комок встает у меня в горле, но я твердо решила произнести эти слова. Я достаточно взрослая, чтобы предложить ему минет, могу, по крайней мере, сказать эти чертовы слова. – Ты хочешь…

Тьфу.

– Да, Скарлетт, я хочу, чтобы ты отсосала у меня, – он говорит это тихо, но, боже мой, какие слова!

Роуди стоит рядом с дверью ванной, рука все еще на его эрекции, неторопливо поглаживая ее через боксерские трусы.

– Не суди меня, ладно? Я никогда не делала этого раньше.

– Это довольно легко, – медленно говорит он, поднимая руки в знак капитуляции. – Все, что тебе нужно сделать, это положить… рот… на член… и пососать. – Он заставляет себя стонать. – Ты не можешь это испортить.

Я сглатываю комок в горле, маня его пальцем.

– Тогда возвращайся в постель.

Эти слова – афродизиак, который ему так нужен.

Я вижу, что он проявляет все свое самообладание, не подпрыгивая. Я могу сказать это по тому, как его тело медленно приближается ко мне, останавливаясь, не торопясь, неторопливо приближаясь.

И все же он отчаянно хочет, чтобы я ему отсосала.

– Ты уверена?

Я чуть ли не закатываю глаза – он скромничает, и мы оба это знаем. Он весь вибрирует от возбуждения, глаза немного дикие. Зрачки расширились, ноздри раздулись.

– Да. Иди сюда.

Он подходит, стоит у изножья кровати, так что мне приходится ползти к нему на коленях, пока не оказываюсь лицом к лицу с его эрекцией, мои жадные ладони соединяются с его мускулистой кожей. Трогаю. Ласкаю.

Поглаживаю.

Любовно провожу одним из своих пальцев вниз по его прессу, следуя за темными волосками его счастливого следа.

Полуприкрытые глаза смотрят, как завороженные, пока я ласкаю его через нижнее белье, его веки опускаются. Грудь вздымается, руки висят по боками и сжимаются в кулаки.

Роуди возбужден, болезненно возбужден, если судить по его толстому члену. Я вижу каждую его часть, очерченную внутри трусов: головка, толстый ствол.

Клянусь, я вижу, как он пульсирует, но, может быть, это только мое воображение.

Я хочу его увидеть.

Потянув за резинку, обвивающую его талию, я стягиваю боксеры вниз, вниз, осторожно, чтобы не зацепиться ими за головку его члена, предвкушение пронзает каждую нервную клетку в моем теле. Мое тело гудит от энергии.

Мы оба тяжело дышим.

Член Стерлинга толстый, твердый и пульсирующий.

Моя рука сжимает его, проверяя обхват.

Я слезаю с кровати для того, чтобы развернуть Роуди, толкая его на матрас, затем опускаюсь на колени на ковер перед ним.

– Боже, Скарлетт, – выдыхает он сдавленным голосом, прежде чем я успеваю прикоснуться к нему губами, и простой вид меня на коленях сводит его с ума.

Тем не менее, он хватает меня за волосы, отбрасывая мои длинные пряди в сторону, чтобы наблюдать за мной. Я как-то читала в журнале, что парням нравится смотреть, как им делают минет, и Стерлинг не исключение.

Его глаза закрываются, когда мой рот опускается на его головку. Роуди откидывает голову назад, вены шеи натягиваются, когда я сосу первые несколько секунд только кончик.

– Бля… Ох, черт.

Вульгарный язык подстегивает меня, и я принимаю его глубже, я новичок, но энтузиазма у меня не отнять. Я имею в виду, его член у меня во рту, как плохо я могу сделать ему минет? Он уже, кажется, наслаждается этим, и, судя по его мольбам, это не займет много времени.

– О боже, да, Скарлетт, соси его, – просит он.