Текст книги "Козни качка (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Веду кусок мыла Dove по моей груди и между вершинами бедер. Я намыливаю ноги, икры. Провожу синей одноразовой бритвой медленно вверх по длине каждого из них, пока не срезаны все волосы. Поглаживаю руками вверх и вниз, смывая пену.

Бреюсь между ног.

Чисто.

Гладко.

Я вытираюсь большим серым полотенцем, похлопываю им по влажной коже, влага увлажняет мою плоть. Надеваю нижнее белье. Затем майку и шорты для сна.

Прохожу через мою обычную процедуру ванной комнаты: лосьон, увлажняющий крем, спрей для тела.

Закончив дела в ванной, прохожу по коридору, комната Роуди пуста, когда я слегка стучу и открываю дверь.

Прикусываю губу, раздумывая.

Терпеть не могу сидеть здесь в одиночестве с одной лишь нервной энергией для компании, пока он сидит внизу со своими родителями, я роюсь в чемодане и нахожу одну толстовку, которую упаковала, натягивая ее на свои мокрые локоны.

Спускаюсь по задней лестнице, когда звук голоса его матери заставляет меня остановиться на нижней ступени.

– Где Скарлетт, милый? – спрашивает миссис Уэйд.

– В душе. Позже я просто встречусь с ней в постели.

– В чьей постели? – Добродушный смех его матери заставляет меня покраснеть ярко-вишневым цветом.

– Ха-ха, очень смешно. Моей. – Он бесстыдник. – Мы не нашли простыней, чтобы заправить кровать в свободной спальне, и осмотрели все вокруг. Ты уверена, что не против, чтобы мы разделили постель?

– Проклятие, – она хмыкает. – Эти простыни, вероятно, все еще сложены в прачечной – ты же знаешь, как я поступаю, когда у меня сроки горят. Я слишком устала, чтобы идти проверять, так что никаких глупостей под этой крышей, ладно? Мы вам доверяем.

Шумные вздохи.

– Мама, завтра мы уезжаем в отпуск, и ты запираешь нас в отдельной комнате на две ночи.

– Потому что ты уже не подросток. Я не хочу доверять тебе – я должна доверять тебе. Это не значит, что я не буду прислушиваться к странным звукам сегодня вечером.

– О боже, мама.

Она прищелкивает языком.

– То, что происходит в открытом море, остается в открытом море до тех пор, пока то, что происходит, не вернется, чтобы преследовать нас в течение девяти месяцев. Ха.

Его это не забавляет.

– Ты действительно думаешь, что это смешно?

– Да, я действительно думаю, что это смешно, – она хихикает. – Моя работа как твоей матери – унижать тебя и ставить в неловкое положение, пока я скитаюсь по этой земле.

Я представляю, как он закатывает глаза.

– И еще одно: пожалуйста, не смотрите на все, что мы делаем, с расчетливым выражением лица.

– Расчетливость – хорошее слово, милый.

– Мам, я говорю серьезно.

Она глубоко вздыхает.

– Почему по твоему мнению я наблюдаю за тобой? Я вижу, что Айова не делает твоему эго никаких одолжений.

– Да ладно, я знаю, что ты используешь нас для исследований.

– Я потрясена этим обвинением, – его мама резко фыркает, но не отрицает этого.

– Ну, так это то, чем ты занимаешься?

– Может быть… совсем чуть-чуть. – Еще одна пауза. – Считай, что тебе повезло, что я не делаю заметок – эти маленькие взад-вперед между вами – это золото романтического романа. Я чувствую напряжение в моей душе.

– Господи, мама! Вот почему я никогда никого не привожу домой.

– Нет, не поэтому ты никогда никого не приводишь домой. Ты никогда никого не приводишь домой, потому что никогда никого не любил достаточно, даже Челси Ньюман, а она была такой милой девушкой.

– Ненавижу, когда ты так делаешь, – стонет Роуди. – Перестань вспоминать моих бывших подружек.

– Тебе было семнадцать, и она была твоей девушкой всего девяносто секунд – это едва ли считается. Вы едва держались за руки.

– Мы сделали больше, чем держаться за руки. – Он хихикает глубоко в груди над своей шуткой.

Мать не обращает на него внимания.

– Я просто иллюстрирую свою точку зрения. Ты никого не приводил домой со времен средней школы, а эта прилетела из другого штата во время каникул? – Похоже, что она делает большой глоток из своей кофейной кружки, а затем предательски ударяет ею о деревянную поверхность стола. – Не хочешь рассказать мне, что все это значит? Мы с папой умирали от любопытства.

– Папа не умирает от любопытства.

– Ладно. Это я умираю – скажи мне, что происходит.

– Мы друзья.

Он ухмыляется, я просто знаю это.

– А Скарлетт знает, что вы просто друзья? – дразнится его мать.

Длительное молчание.

– Я не говорил, что мы просто друзья.

– Что ты хочешь этим сказать?

Мое дыхание прерывается, честно говоря, я становлюсь клише из фильма, наклоняясь ближе к дверному косяку, напряженно ожидая его следующих слов. Он вдруг замолкает, задумавшись. Молчание тянется мучительно долго – или всего несколько секунд, я понятия не имею, но это пытка. Ожидание в этом укромном месте, где я случайно оказалась – это сущая мука.

Я прячусь, как чертов извращенец, но не могу вырваться.

– Мы не спали вместе, если ты об этом спрашиваешь.

Его мама смеется.

– Я не об этом спрашиваю, но спасибо за информацию. О, и раз уж мы об этом заговорили, пожалуйста, скажи мне, что ты используешь защиту…

– Остановись. Не говори этого. Боже.

Я представляю, как она небрежно приподнимает бровь, совсем как ее сын.

– Будь осторожен, вот и все, что я хочу сказать.

– Ты произнесла эту речь два года назад.

– Ну, это никогда не бывает лишним. Последнее, что тебе нужно – это твоя зарплата, идущая на алименты.

– Скарлетт не такая – мы не… – Кажется, он плотно сжимает губы, выдыхая воздух. – Мам, можно я тебя кое о чем спрошу, и ты пообещаешь, что не будешь сходить с ума?

– А когда я сходила с ума?

– Э-э… все время.

– Хм, я уверена, что это неправда.

Роуди громко вздыхает.

– Могу я спросить тебя кое о чем или нет?

– Ну конечно! И я обещаю, что не буду волноваться.

В кухне воцаряется затянувшаяся тишина.

Мои ладони начинают потеть.

– Ты веришь, что кто-то может влюбиться за несколько коротких недель? – он спрашивает так тихо, что, клянусь, мои уши играют со мной злую шутку. – Потому что я вот-вот сойду с ума.

Его мама тоже молчит.

– Я пишу любовные романы, милый, – медленно произносит она. Осторожно. – Конечно, я верю, что ты можешь быстро влюбиться. – Она делает паузу. – Так вот как ты относишься к Скарлетт?

Еще одна долгая, мучительная пауза, и все затаили дыхание.

– Даже не знаю. Она – все, о чем я могу думать, понимаешь? Я не могу ни на чем сосредоточиться, когда ее нет рядом, а это большая часть времени, и все, что я хочу делать, это проводить время с ней.

Его мама загадочно напевает:

– Хммм.

И теперь Роуди в ударе, вытащив слова наружу.

– Сначала она была просто девушкой, которую я не пускал на ночь в бейсбольный клуб, верно? Потому что парни такие тупицы… – Его голос прерывается, он раздраженный. – В любом случае, это нормально? Она мне снится, и все такое.

Я – все, о чем он может думать?

Он видит меня во сне? Он говорил это и раньше, но всегда, когда мы шутили.

– Конечно, это нормально, когда тебя кто-то привлекает…

– Меня не просто влечет к ней, мама. Это как… я не знаю, это как…

– Это как что?

Он разочарованно стонет.

– Даже не знаю.

– В любви вообще нет смысла, дорогой. Может, тебе стоит спросить своего отца? – она хихикает. – Боже, он понятия не имел, что делал, когда мы начали встречаться. Это было как крушение поезда.

– Я не собираюсь говорить с папой о своей личной жизни. – Он в ужасе от этой мысли.

– Что ты собираешься делать?

– Я думаю, что влюблен в нее, – подтверждает его голос, повторяя слова, ошеломляя всех. – Или влюбляюсь в нее, неважно. Чувствую что-то. Я ни хрена не понимаю, что со мной происходит.

Теперь он смеется, и глубокий тембр заставляет меня отступить в шоке. Обмякнув, я прислоняюсь спиной к стене, прижимая ладони к пылающим щекам.

Роуди влюбляется в меня?

Он любит меня.

О боже, он влюблен в меня?

«Скажи это еще раз, Стерлинг», – мысленно умоляю я, жадно ловя слова. Только еще один раз.

– Ты обсуждал это с ней?

– Боже, нет! – он кричит. – Ты что, спятила?

Мне приходится прижать ладонь ко рту, чтобы не захихикать, когда миссис Уэйд смеется.

– А почему нет?

– Я не готов признаться ей в этом дерьме, мама. Я не знаю, что она скажет, и я не мазохист.

– Я просто спросила, Стерлинг, успокойся. Ты такой чувствительный, – миссис Уэйд снова хихикает. – Пожалуйста, перестань смотреть на меня таким взглядом, ты ведешь себя нелепо.

Похоже, он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Я не собираюсь обсуждать с ней свои чувства.

– А почему нет?

– Потому что. – Голос у него суровый, решительный. – Не думаю, что она чувствует то же самое. Прошло только два месяца.

– Почему ты так говоришь? – мягко спрашивает она, и мне кажется, что если я выгляну из-за угла, то увижу ее руку, успокаивающе лежащую на его предплечье. – Два месяца – это очень долго.

– Скарлетт… – Его голос прерывается. – Умная, красивая и… пугающая.

Пугающая?

Я?

Я его пугаю? Он что, бредит?

Я пять футов пять дюймов не смогла попасть в колледж моей мечты, даже подав заявление и дважды подав апелляцию на отказ. Половину времени я хожу в штанах для йоги, а вторую половину он видит меня только в пуховых зимних куртках.

Что в этом такого пугающего?

Стерлинг Уэйд – шесть футов два дюйма твердых мышц и загорелой кожи. Гладкие плоскости и мужественные линии. Он сильный и забавный, и я вижу его во сне каждую ночь с тех пор, как мы встретились. Я мечтала встретить такого парня, как он, когда была моложе, представляя себе идеальную пару для себя.

Он настолько близок к совершенству, насколько это вообще возможно.

И, боже милостивый, этот мальчик любит меня.

Его голос, глубокий баритон, от которого у меня по спине всегда пробегает дрожь, мягок, когда он описывает меня своей матери.

– Она независима, ей наплевать на то, что я играю в бейсбол или что я, ну ты понимаешь, популярен или что-то еще.

Я съеживаюсь. Из-за этой части я кажусь такой идиоткой. Неужели он действительно так думает? Что мне плевать на то, что он играет в бейсбол?

Мои руки дрожат, когда я подношу их к лицу, прохладные ладони прижаты к моим пылающим щекам, смущенная этой последней частью его оценки.

Что он со мной делает?

Что мне делать с собой теперь, когда я получила эту новую информацию?

Я не могу войти в кухню и вести себя нормально, как будто только что не слышала, как он эмоционально разговаривал с матерью.

Я не могу.

Я вся красная с головы до ног, все еще прижатая к стене в своем укрытии за углом, рядом с кухней, всего в нескольких футах от того места, где они сидят.

Миссис Уэйд хмыкает, не впечатленная.

– Ей наплевать, что ты играешь в бейсбол? Бейсбол – это твое будущее. Она тебя поддерживает? Она заботится о тебе?

– Расслабься, мама, я не это имел в виду. Я просто имел в виду, что она не встречается со мной, потому что я играю в мяч. Она занимается морской биологией. Выпускница, наверное. И ненавидит вечеринки.

Что? Я не ненавижу вечеринки!

Отнюдь нет.

Но они – неизбежное зло, если я твердо решила не становиться отшельницей, изолируя себя в крошечной лачуге, которую называю домом.

– Кажется, ты говорил, что познакомился с ней на вечеринке?

– Так и было. – Он ерзает на стуле. – Но она только что оправилась от простуды, и друзья притащили ее туда. Вся эта ночь закончилась не очень хорошо. Я не знаю, почему она продолжала возвращаться.

Наконец я слышу улыбку в голосе его матери.

– Она вернулась за тобой, милый мальчик.

– Не называй меня милым мальчиком, это звучит так, будто мне пять лет.

– Она нравится тебе, потому что она другая. – Похоже, миссис Уэйд довольна. – Теперь это имеет для меня больше смысла. Хм, должно быть, это большое отличие от обычного.

Я знаю, что она имеет в виду: охотницы за спортсменами. Золотоискательницы. Поклонницы. Женщины, которые встречаются с мужчинами только из-за их статуса в кампусе.

– Да, поначалу это было странно, – признается Роуди. – Иногда я уже не знаю, что сказать рядом с ней, или куда положить руки – например, я просто хочу обнять ее все время, и мне плевать, что у нас еще не было секса. – Длинная пауза. – Ладно, это ложь, мне абсолютно не наплевать, что у нас не было секса, но я не хочу ее пугать. Она такая умная, мама.

– Ммм. – Похоже, его мать чем-то занята. – Что еще?

– Я имею в виду, что сначала, когда она начала приходить в наш дом, это было случайно, и мы просто сидели там, играя в игры, потому что нам было скучно. Я… – Он остановился. – Мама! Господи, ты же сказала, что не собираешься записывать все это дерьмо! Никаких записей!

– Что? Это моя работа! Я не буду использовать ваши. Это вымысел! Кроме того, я пишу исторический роман, а не современный, так что никто не узнает, что это ты.

Мать Роуди пишет любовные романы? Это потрясающе. Почему я этого не знала?

Я не слышу остальную часть их разговора. Пятясь, я на цыпочках поднимаюсь по узкой лестнице, тихо, как церковная мышь, пока не достигаю святилища его спальни. Стоя в ногах кровати Роуди, я тяжело дышу, глядя на его темно-синее покрывало и четыре подушки, сложенные в изголовье кровати.

В углу горит лампа, мой маленький чемодан аккуратно пристроен в углу голубой комнаты. Темно-синие стены, белая деревянная отделка – в общем, комната для мальчиков.

Я собиралась спать в гостевой комнате, но Роуди не солгал, когда сказал маме, что мы не смогли найти запасной комплект простыней. Сколько бы мы ни искали, ни одного комплекта не нашли – не то чтобы он знал, где искать, и даже не потрудился спросить у мамы, где они, наверное, чтобы я была вынуждена спать с ним.

Я иногда такая невежественная. Как я могла не знать, что он влюбляется в меня в то же самое время, когда я влюбляюсь в него?

Потому что я была слишком занята, смотря на него горящими глазами, вот почему!

Сняв толстовку, натягиваю край своей поношенной майки на пояс шорт для сна. Пробегаю рукой по влажным волосам, все еще мокрым после душа.

Замираю, когда шаги раздаются наверху лестницы, останавливаясь в ванной. Дверь закрывается, грохот эхом отдается в коридоре.

Через несколько минут в туалете смывается вода.

Кран работает, как мне кажется, целую вечность.

Он, должно быть, чистит зубы или бреется, или, о боже, я хочу, чтобы он поторопился и уже вернулся сюда, чтобы я могла перестать ерзать, ходить, как тигр в клетке.

Дверь ванной комнаты открывается.

Один шаг, затем два, и Роуди стоит за дверью своей спальни; я слышу, как он колеблется. Раздумывает. Слышу, как его рука неподвижно лежит на дверной ручке. Три коротких удара костяшками пальцев по дереву заставляют мое сердце прыгать, как камень по озеру.

В дверной ручке потрескивает электричество, и я смотрю, как она медленно поворачивается.

– Да?

Почему он стучит? Это ведь его комната.

И почему я только что сказала «да», а не «заходи»?

– Входить безопасно?

– Безопасно. – Я позволила нервному смешку проскользнуть через мои губы, прижимая руку к животу, чтобы подавить его, когда он трепещет.

Большое тело Роуди проскальзывает сквозь щель в двери, как мышь, протискивающаяся сквозь дырку в стене, будто ему поручено защищать мою скромность.

Он стоит широкой спиной к двери, обводя взглядом мои свежевыбритые ноги, останавливаясь, чтобы рассмотреть пушистых белых барашков на моих шортах – если их можно так назвать. На самом деле, это практически нижнее белье, едва прикрывающее мою задницу, бледно-розовое, гребешок подола скользит по верхней части бедра.

– Почему ты так на меня смотришь?

Я уже знаю ответ, знаю, почему он прожигает во мне дыры. Почему осматривает мои волосы и каждый дюйм моего тела.

Этот большой, красивый мальчик мечтает обо мне.

Стерлинг Уэйд влюблен в меня.

Эта мысль согревает меня изнутри, ослабляя мою защиту, когда я опускаю руки, убираю их с груди, позволяя ему смотреть на себя.

Он никогда раньше не видел меня в таком виде, в пижаме, почти без одежды, и выглядит он вполне удовлетворенно, используя все преимущества своего обзора с порога, низкие огни отбрасывают тени на нас обоих.

– Я что, пялюсь? – Эта сексуальная улыбка теплая и широкая. Роуди пожимает плечами. – Извини, просто… ты в моей спальне.

О боже, он такой милый.

– Хм… – смеюсь я, прочищая горло и притворно зевая. Прикрываю рот рукой. Показываю на правую сторону матраса. – Не возражаешь, если я займу эту сторону кровати?

Еще одна медленная, загадочная улыбка.

– Бери все, что хочешь.

Я зачарованно смотрю, как руки Роуди скрещиваются, тянутся вниз, чтобы стянуть рубашку с его торса, и бросают ее на ковер.

– Не возражаешь, если я сниму шорты? Мне так жарко по ночам. – Его пальцы уже вцепились в красную сетку спортивных шорт, большие пальцы теребят ткань.

Я сглатываю, когда он наклоняется, мышцы напрягаются, я зачаровано смотрю на один мускулистый бицепс, затем на другой. Они совершенны, накаченные, выпуклые вены бегут вдоль его предплечья к сгибу локтя, заставляя меня хотеть проследить их путь. Заставляя меня хотеть неторопливо пробежаться руками по этому рельефному прессу, заработанному за долгие часы тренировок, и, черт возьми, даже его пупок привлекателен.

Эти шорты скользят вниз. По паре атлетических, подтянутых бедер, смело тянутся по его ногам, расставленным на ширину плеч, прежде чем он отбрасывает их в сторону.

Стерлинг Уэйд, стоящий в одних только угольно-серых боксерских трусах, по своей красоте бросает вызов самым ценным национальным сокровищам, тонкая ткань ненасытно льнет к его толстым бедрам.

Цепляется за него по всей длине, прижимаясь к внутренней стороне бедра.

Стерлинг Уэйд – само совершенство. Великолепный.

Идеальный.

В моем полном распоряжении.

Реальность этого все еще настолько странна для меня, что я ловлю себя на том, что облизываю губы, как в плохой пантомиме, убираю прядь волос за ухо, прежде чем опомниться.

Я пялюсь на него, как отчаянная идиотка.

Как фанатка, но все же ни одна душа на земле не осудит меня и не лишит этого мгновения.

Я никогда не верну и не забуду это.

Одно его колено сгибается, ударяясь о кровать, руки упираются в матрас. Он наклоняется вперед, его широкие золотистые плечи привлекательно изгибаются. Я не знаю, было ли это приглашением поглазеть на него еще немного, но я делаю это, не в силах оторвать взгляд от его невероятного тела.

Каждый дюйм его тела четко очерчен. Безупречный.

Каждый дюйм вырезан из теплой, твердой плоти, гладкой на всем его протяжении. Волосы взъерошены от того, что он только что сорвал с себя рубашку, они торчат в десяти разных направлениях, ожидая, пока мои руки пробегутся по ним так, что мы бы оба задрожали от восторга.

Горячая кожа. Дрожащая рука.

Я откидываю одеяло с его темных простыней, пока мои ноги не подкосились, шатаясь, опускаюсь на правую сторону кровати, сердце бьется так быстро, как будто я только что пробежала милю.

Роуди проскальзывает следом за мной, оставляя свет включенным, большое тело занимает больше половины матраса, когда он складывает обе руки за головой. Поворачивается и молча изучает меня.

Я воюю сама с собой.

Я хочу сделать с этим мальчиком больше, чем с любым другим человеком за всю свою жизнь. Вот почему я девственница, которая всегда довольствовалась порно-гифками и случайными одиночными мастурбационными миссиями?

Я прикусываю нижнюю губу. Бог вознаграждает меня за мое терпение.

Я собираюсь переспать с ним в эти выходные?

Да.

Нет.

Да!

Я хочу этого сейчас больше, чем когда-либо, и мы будем одни целых две ночи. Никогда не будет более прекрасной возможности, только он и океан – две вещи, о которых я не могу перестать думать.

И он любит меня.

– Ты волнуешься по поводу завтрашнего дня? – я нарушаю молчание.

– Да, конечно. А ты?

– Я так взволнована, что не знаю, смогу ли заснуть. – Все эти волнения и чувства – это информационная перегрузка, и я пока не знаю, что со всем этим делать.

Роуди напевает свое согласие, грудь вибрирует. Беспечный и беззаботный, лицо бесстрастное. Если бы я не подслушала его сейчас, то никогда бы не узнала – никогда за миллион лет.

Но я узнала.

Свет лампы мягко падает на прикроватный столик, бросая теплый свет на его лицо.

– Ты устал? – спрашиваю я, перекатываясь к нему, зарываясь своим миниатюрным телом в изгиб его руки, вытягиваясь рядом с его телом, прижимаясь грудью к его грудной клетке. Моя рука неторопливо скользит по его широкой груди, приземляясь на левую сторону его грудной клетки, кончик моего указательного пальца блуждает рядом с его твердым соском.

– Разве я выгляжу усталым? – Под моей ладонью его сердце бьется, как военный барабан, и когда я кладу голову ему на грудь, я тоже слышу его.

Я прижимаюсь ближе, поднимаю ногу, кладу ее на его мощное бедро, и, боже, как хорошо быть так близко.

Роуди Уэйд горячий и одновременно прохладный на ощупь.

Его длинная рука обнимает меня, ладонь покоится на моей заднице, растопыренная ладонь ползет под мои пижамные шорты, чтобы обхватить мою голую ягодицу. Пальцы сгибаются возле моей расщелины, указательный палец подергивается.

Клянусь, мы оба перестаем дышать.

– В котором часу мы встаем?

– Я поставил свой телефон на восемь.

– Наверное, нам стоит попытаться уснуть, а?

Кончик его указательного пальца медленно скользит вверх и вниз по плоти моей задницы, дергая за пояс нижнего белья, клеймя мою кожу.

– Мы должны.

Он вдыхает и выдыхает.

Вдыхает.

Выдыхает.

Как будто пытается контролировать свое дыхание, что невозможно, когда моя рука исследует его грудь. Нежно пощипывая его сморщенный сосок и жарко дыша на другой.

Он так близко от моего рта, прямо там – жесткий и напряженный.

Я выгибаюсь ему навстречу, надавливая, ловя кончиком языка его сосок. Придвигаюсь ближе, чтобы я смогла пососать его. Щелчок, а затем удар, как я видела в сотне порно-гифок.

Рука Роуди скользит под мою рубашку, лаская его новое любимое место: мой позвоночник. Нежно, пока я дразню его, он такой невероятно сексуальный. Так невероятно великолепен.

Я хочу прикоснуться к нему всем телом.

– Хочешь, чтобы я потерла тебе спину?

У него отяжелели веки, рот вытянут в прямую линию, выражение лица невозможно прочесть.

– Я бы хотел, чтобы ты терла все, что хочешь.

Я подавляю желание закатить глаза.

– Повернись на бок.

Он подчиняется, поворачивается лицом к двери, представляя мне стальную крепость своей спины. Это массивная стена силы, и когда мои ладони касаются плоскости его трапеции, мои пальцы широко раздвигаются, разминая основание его шеи.

Она твердая и толстая. Плотная.

Потираю это место добрых пять минут, прижимая большие пальцы к его коже. Толкаясь в узлах, слушая, как я выдергиваю каждый из них. Один за другим.

Мои руки блуждают.

Легкие, как перышко, они спускаются по его позвоночнику к косой линии и обнаруживают две ямочки на спине прямо над его упругой задницей.

Ямочки Венеры.

Господи, до чего же они сексуальны!

Обе мои ладони гладят их, нагревая его плоть, массируя над поясом его облегающих боксеров. Поглаживаю его по заднице, сжимая ее так же, как он сжимал мою.

– Что касается массажа, то этот больше похож на прелюдию, – бормочет он в подушку, скрестив руки на груди. – Я прав или я прав?

– Серьезно?

– Да?

– Нет.

– Очень жаль. Ты меня так чертовски сильно возбуждаешь.

– Я? – Я с удивлением смотрю на свои руки.

– Ты ещё спрашиваешь?

Еще три минуты притворства, и Роуди уже заваливается на спину. Я отвожу взгляд, не желая, чтобы он остановился на эрекции, обтянутой его трусами.

Но это трудно, так чертовски трудно – никакого каламбура.

– Иди сюда. – Он манит меня к себе, и я иду, как мотылек к огню.

Наклоняюсь к нему и целую в губы.

– Ты такая чертовски красивая. – Он убирает длинные волосы с моего лица; они свисают простынями на грудь и закрывают глаза. Слегка прижимает большие пальцы к моей щеке над ямочкой. – Мне она нравится. Каждый раз, когда ты улыбаешься, мне это кажется удивительным.

Когда я улыбаюсь, он улыбается в ответ, тянется ко мне, рука скользит под мою грудную клетку, другая обвивает мою талию.

Тела прижаты друг к другу, его эрекция между вершин моих бедер, наши рты расширяются, языки танцуют. Неторопливо сливаются вместе. Возбуждающе и влажно.

– Хочешь залезть сверху, чтобы мы могли обниматься?

– Мы и так обнимаемся. – Какой чудак.

– Хочешь залезть сверху, чтобы я почувствовал твои сиськи на своей груди? Так хорошо?

Достаточно хорошо.

Без малейших усилий он тащит меня на себя – как будто я ничего не вешу, – наши тела идеально подходят друг другу. Как две части сексуально насыщенной головоломки. Гигантские руки Роуди напряжены, они сжимают мою задницу, тянут меня вверх и вниз по его члену, имитируя секс, и это движение заставляет нас обоих стонать.

Так хорошо, что больно.

– Боже, я хочу сорвать с тебя одежду, – простонала я и поспешила добавить: – но только не в доме твоих родителей.

– Верно, – соглашается он. – Определенно не в доме моих родителей. – Он задумывается, и это забавно. – А почему не в доме моих родителей?

– Я никогда не смогу посмотреть в глаза твоей матери завтра утром. Я была бы унижена.

– А как насчет просто снять рубашку, чтобы я мог поиграть с твоими сиськами?

Мое тело дрожит при мысли о том, как он прикасается к моей обнаженной груди.

– Если я сниму рубашку, и ты начнешь меня трогать, то мои штанишки тоже слетят.

Его большая рука тянет меня вниз, и наши губы снова встречаются.

Его язык скользит по моей нижней губе.

– А что, по-твоему, я буду делать, если эти крохотные штанишки слетят? – спрашивает он, бормоча, источая хриплую, расплавленную мужественность, от которой мои трусики становятся влажными. Я задыхаюсь, когда кончик его члена находит мой клитор через наше тонкое нижнее белье.

Мы медленно тремся друг о друга, медленно целуясь.

– Скажи мне, что бы я тогда сделал с тобой, Скарлетт.

– Ты бы…

Он лижет мочку моего уха, отвлекая, бедра медленно вращаются подо мной, протягивает руку между нашими телами, чтобы отодвинуть мои шорты.

– Я бы что?

Боже, его голос сводит меня с ума. Мне так же жарко от него, как и от его губ на моей шее. Его твердый член у меня между ног.

– Н-не заставляй меня говорить это, – заикаюсь я, забывая, как сосредоточиться, мои глаза почти закатываются.

– Я хочу сделать с тобой все так чертовски сильно. – Он напевает, сексуально и сладко. – Ты ведь это знаешь, правда?

Я это чувствую.

Он твердый, как камень, бурлящий гормон между моих ног. Но даже сейчас он не заставляет меня заниматься с ним сексом.

– Но не в доме твоей матери.

– Только не в доме моей матери. – Его голос срывается. – Это было бы плохо.

Я выдыхаю, наклоняясь, прижимаясь грудью к его великолепной груди.

– У меня есть идея. – Он оживляется. – А что, если мы трахнемся понарошку, пока не кончим в штаны? Как похотливые подростки?

Понарошку? Это я могу сделать.

– Трахни меня понарошку, – стону я, когда он облизывает мою шею, оттягивая подол моей майки указательным пальцем. Сосет мой сосок.

Но он еще не закончил говорить грязные вещи.

– В один прекрасный день ты будешь сидеть на моем лице, а мой язык заставит тебя кончить.

Господи.

– Ты хочешь, чтобы я сделал это, детка? Съел тебя?

О господи.

Я не могу ничего сделать, кроме как тупо кивнуть, от визуальных эффектов мой клитор покалывает. Горячие пальцы Роуди скользят в мое нижнее белье, вверх по спине, указательный палец скользит вниз по моей щели, вдавливаясь в кожу моей задницы.

– Боже, – выдыхаю я, отчаянно вращаясь.

– Отодвинь свои трусики, детка, помоги мне, – говорит он.

Я делаю, как он говорит, оттягивая хлопчатобумажную ткань своего тонкого кружевного нижнего белья. Стону, когда кончик его члена впивается в мою киску, сдерживаемый только его серыми боксерами.

– Господи, как хорошо ты чувствуешься. Я собираюсь сделать с тобой всякое дерьмо, когда мы будем одни, – его рычание становится низким, когда эти огромные руки сжимают мои бедра, заставляя меня повернуться. – Что бы ты ни делала, не останавливайся – мой член сейчас в идеальном гребаном месте.

Мои веки трепещут, когда я открываю рот. Один толчок его боксеров, и он будет полностью внутри. Так легко, слишком легко. Так хорошо.

– Я так чертовски близко, – заявляет он, хватая меня за зад и переворачивая одним ловким движением. Как хорошо тренированный борец, не пропускающий ни одного удара.

Сильный. Ловкий.

Дерзкий.

Слишком громко, слишком хорошо имитируя секс.

– Потише, – задыхаясь, умоляю я. – Клянусь, Стерлинг, ты сейчас врежешься изголовьем кровати в стену.

– Ты хочешь, чтобы я понарошку трахал тебя тихо и медленно, Скарлетт? Так?

Он такой грязный, такой неотфильтрованный – контраст с тем джентльменом, каким он был все остальное время, пока мы были вместе.

– Ты всегда так говоришь? – мне удается спросить, и когда мои глаза закатываются, он сосет мой сосок через рубашку, и я почти взлетаю с кровати в эйфории.

– Как?

– Ты всегда так грязно говоришь?

– Тебе нравится?

Я люблю это.

– Да.

Это эротично и заставляет меня чувствовать себя сексуально. Мне хочется содрать с себя рубашку – и все остальное.

Его член скользит вверх и вниз по складке между моих ног, задевая каждый нерв по пути. Удар по моему клитору. Схватил меня за ягодицы, притянул к себе.

Так близко, так близко… не останавливайся, не останавливайся.

Мы запыхались, предательские признаки двух надвигающихся оргазмов вырисовываются, рты сливаются, матрас на грани скрипа – бьется о стену его спальни.

Так близко, не останавливайся.

– Ш-ш-ш, – предупреждаю я, не уверенная, он или я производим весь этот шум.

Его рот прижимается к моей шее.

– Я хочу тебя так чертовски сильно, что это сводит меня с ума.

Так близко, не останавливайся.

Мы не останавливаемся, пока не кончаем одновременно, лицо Роуди уткнулось в изгиб моей шеи. Звуки, которые он издает – мучительные стоны удовольствия, которые я никогда не слышала от мужчины.

Сексуальный.

Мой.

Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, полностью одетые.

Пылающие.

Затем…

– Наверное, нам нужно сменить нижнее белье. В моих шортах повсюду сперма.

СУББОТА

Роуди

Мы добрались до корабля с запасом в час, по длинному извилистому трапу добрались к атриумной палубе.

Я иду рядом со Скарлетт, не отрывая глаз от ее фантастического зада, любуясь видом. Красивый топ с крошечными дырочками и пара белых шорт, которые она носит, не мешают мне глазеть, как она делает один длинный шаг за другим.

К сожалению, не успеваем мы переступить порог корабля, как папа замечает, что я пялюсь на ее задницу, и тянет меня за руку в сторону. Подходит ближе, чтобы ему не пришлось повышать голос, готовясь к лекции.

Я терпеливо позволяю ему произнести речь, которая, как я знаю, скоро последует.

И еще немного краснею.

– Твоя мама и я доверяем тебе в эти выходные. Пожалуйста, полагайся на свой здравый смысл.

Я киваю.

– Я понимаю.

– Уверен? Ты делишь комнату с этой девушкой, которую мы никогда не видели до этого уик-энда. Мы хотим верить, что вы оба будете нести ответственность.