Текст книги "Колыбельная (ЛП)"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

      Двадцать баксов означали еду и пиво, по крайней мере, на пару дней. И это было действительно всего лишь девять бананов. И половинка.

       – Хорошо, – сказал Джон Миллер. И они пожали руки. До начала пари следовало собрать свидетелей. С задней веранды пришел Тед вместе с девушкой, с которой он встречался, представив ее как Ужасная Мери (я предпочла не переспрашивать), и после неудачных попыток найти клавишника Лукаса, было одобрено принять собаку Декстера Маки на замену. Мы все собрались вокруг стола или на длинном уродливом коричневом диванчике возле холодильника, в то время как Джон Миллер делал глубокие вдохи и потягивался, словно готовился бежать пятьдесят ярдов.

       – Окей, – сказал Тед – единственный, у кого работают часы, а поэтому хронометрист. – Пошел!

      Если вы никогда не видели, как кто-то принимает участие в соревновании с едой, как и я к тому моменту, вы бы предположили, что это может быть захватывающим. Хотя пари не заключалась в том, чтобы съесть девять с половиной бананов быстро: надо было просто съесть девять с половиной бананов. К четвертому банану или около того стало скучно,  Тэд с Ужасной Мери пошли в Ваффл Хауз, оставив меня, Декстера и Манки ждать следующие пять с половиной бананов. Оказалось, что нам это не потребовалось: Джон Миллер признал поражение на середине шестого банана, затем аккуратно поднялся и пошел в ванную.

       – Надеюсь, ты не убьешь его, – сказала я Декстеру, как только дверь закрылась на замок.

       – Никогда, – ответил он с легкостью, потягивая спину на стуле. – Видела бы ты его в прошлом месяце, когда он съел пятнадцать яиц подряд. Тогда мы беспокоились. Он весь покраснел.

       – Знаешь, – говорю я. – Забавно, что тебе никогда не приходилось есть огромное количество продуктов.

       – Неправда. Просто я продвинулся после завершения уровня мастера всех вызовов в апреле.

      Мне даже противно было спросить, как можно заработать такой титул, но любопытство взяло надо мной верх.

       – Как же?

       – Двадцать две унции майонеза Миракл Вип, – ответил он: – За двадцать минут.

      Только мысль об этом заставила мой желудок сжаться. Я ненавидела майонез и то, что с ним подают: яичный салат, салат с тунцом, даже яйца со специями.

       – Это отвратительно.

       – Я знаю.

      Он произнес это с гордостью.

       – Я никогда бы не побил это, даже если очень постарался.

      Я ума не приложу, что за человек такой, который получает удовольствие от постоянных состязаний. А Декстер держит пари по любому поводу, не важно – подконтрольны они ему или нет. В недавние фавориты вошли Спорим На Четвертак Следующая Машина Будет Голубой Или Зеленой, За Пять Баксов Я Приготовлю Что-нибудь Съедобное Из Консервированной Кукурузы, Картофеля Фри и Горчицы в Кладовке, и, конечно же, Сколько Штатов Ты Сможешь Назвать Пока Та Женщина В Химчистке?

      Лично я назвала двадцать. Декстер был на девятнадцатом, и был близок ко взрыву мозга.

       – Калифорния, – сказал он, наконец, бросая нервный взгляд на дверь химчистки, где женщина говорит с кем-то за прилавком.

       – Уже говорил, – отвечаю я.

       – Висконсин.

       – Монтана.

       – Южная Каролина.

      Дверь открылась: это была она.

       – Игра закончена, – говорю я: – Я выиграла.

       – Не выиграла!

      Я поднимаю пальцы, которые загибала.

       – Я обошла на один, – сказала я: – Плати.

      Он начинает рыться в карманах, вздыхает, затем подтягивает меня ближе, обнимает за талию и зарывается лицом в шею.

       – Неа, – говорю я, положив руки ему на грудь: – Не работает.

       – Я буду твоим рабом, – шепчет он мне, и я чувствую, как по спине пробегает холодок, затем быстро отряхиваюсь, напоминая себе, что каждое лето у меня есть парень, тот, кто ловит мой взгляд после того, как школа заканчивается, и обычно все длится до поездки на пляж, куда мы отправляемся всей семьей каждый август. Единственная разница сейчас заключается в том, что я еду на запад вместо востока. И мне нравится думать об этом, таким образом,  используя компас, что-то каменное, что останется неизменным еще долгое время после того, как я уйду.

      Кроме того, я уже знаю, что у нас не будет долгих отношений. Он уже такой неидеальный, проявились все его трещинки и изломы. Я могу только вообразить, что за крах стоит за всем этим, глубоко в основании. Но, тем не менее, все еще сложно сохранять голову ясной, после того, как он поцеловал меня  в июле, когда вместе с этим идет соревнование внутри меня.

      После всего, кажется, что у нас все еще есть время.

***

       – Вопрос в том, слышал ли он уже Речь? – спрашивает Джесс.

       – Нет, – отвечает Хлоя.

       – Вопрос в том, спала ли ты с ним уже?

      Они смотрят на меня. Это не грубо с их стороны – спрашивать, конечно же: обычно это было общеизвестно – общее предположение. Но сейчас я колеблюсь, что расстраивает.

       – Нет, – наконец говорю я. Задержка дыхания – шок! – произнес кто-то, затем тишина.

       – Вау, – сказала Лисса, в конце концов. – Он тебе нравится.

       – Это не важно, – говорю я, не опровергая это, что вновь порождает молчание и обмен взглядами. В Местечке заходит солнце, я чувствую, как легко волнуется подо мной трамплин, наклоняюсь назад, вытягиваю пальцы по прохладному металлу пружин.

       – Ни Речи, ни секса, – подводит итог Джесс. – Это опасно.

       – Может он другой, – предполагает Лисса, помешивая пальцем свой напиток.

       – Все одинаковые, – говорит ей Хлоя. – Реми знает это лучше, чем любая из нас.

      Это напоминает о моем строгом следовании плану, касающемуся отношений, и лучшие друзья следят за сроками, словно набрасывая заголовки, детализируют мои отношения. Речь обычно следует как раз тогда, когда фаза безрассудного романтичного забавного-нового-парня доходит до точки кипения. Это был мой способ нажать на тормоз, медленно уйти, и обычно требовал от меня отстранить Кена, кем бы он ни являлся уже в моей жизни, со словами подобными этим: эй, ты действительно мне нравишься, и нам весело вместе, но, знаешь, я не могу воспринимать все серьезно, потому что я уезжаю на пляж/ действительно собираюсь сосредоточится на школе осенью/ только переживаю расставание и не готова к долгим отношениям. Это была летняя речь: зимняя/праздничная была похожа на нее, только необходимо было вставить я собираюсь кататься на лыжах/ собираюсь сосредоточиться до выпускного/ последнее время загружена семейными проблемами. И обычно парни принимали это двумя способами. Если я им действительно нравилась, типа носи-мое-кольцо-люби-меня-всегда, они ускорялись, что было хорошо. Если я им нравилась, но они хотели притормозить, увидеть границы, они кивали и с достоинством говорили, что чувствуют то же самое. И я могла перейти к следующей ступени, которая – и я этим не горжусь – обычно включала переспать с ними. Но не сразу. Никогда сразу, никогда больше. Мне нравилось наблюдать, как появляются новые трещины, и избавляться от тех, с чьими недостатками я не могла бы долго мириться, т.е. более шести недель, которые обычно завершались фазой забавного-нового-парня.

      Тогда мне было легко. Нет, я была разборчивой. Видите? Большая разница. И, кроме того, что-то было не так с Декстером. Когда бы я ни старалась вернуться к заданному пути, что-то меня останавливало. Я могла бы поговорить с ним, и он бы выдержал разговор. Я могла переспать с ним, и он был бы в порядке – более чем в порядке – и с этим тоже. Но где-то глубоко в подсознании что-то подсказывало мне, что может он и не будет, может, он будет думать обо мне хуже или что-то вроде того. Я знаю, это было глупо.

      И, кроме того, мне некогда. Вот в чем дело, правда.

      Хлоя открыла бутылку воды, сделала большой глоток, затем добавила глоточек из крошечной бутылочки с бурбоном.

       – Что ты делаешь? – спросила она меня.

       – Просто наслаждаюсь, – ответила я, делая большой глоток диетической колы Зип. Казалось, что сказать это было легко, просто побродив в моих мыслях.

       – Он тоже уезжает в конце лета, знаешь ли.

       – Тогда почему ты не скажешь ему Речь? – спросила Джесс.

       – Я только, – я потрясла стаканом. – Я еще не думала об этом, если честно.

      Они посмотрели друг на друга, делая из этого выводы.

       – Мне кажется, он действительно милый, Реми. Он хорошенький.

       – Он неуклюжий, – проворчала Джесс.

       – Он продолжает наступать мне на ноги.

       – Может быть, – сказала Хлоя, словно ее только осенило, – У тебя просто большие ноги.

       – Может быть, – ответила Джесс, – Тебе следует заткнуться.

      Лисса вздохнула, закрыв глаза.

       – Девочки. Пожалуйста. Мы говорим о Реми.

       – Мы не обязаны говорить о Реми, – сказала я. – Мы действительно не обязаны. Давайте поговорим о ком-нибудь еще.

      На секунду наступила тишина: я отпила еще немного своего напитка, Лисса закурила сигарету. Наконец Хлоя произнесла:

       – Знаешь, прошлой ночью Декстер сказал, что даст мне десять баксов, если я простою на голове двадцать минут. Что он имел в виду, черт возьми?

      Они все смотрят на меня. Я говорю:

       – Просто игнорируй его. Дальше?

       – Мне кажется, Адам с кем-то встречается, – внезапно говорит Лисса.

       – Хорошо, – сказала я. – Смотрите, это интересно.

      Лисса провела пальцем по ободку своего стакана, наклонила голову, отчего одна кудряшка начала легонько раскачиваться. Прошел почти месяц с тех пор, как Адам бросил ее, и она перешла от своей плаксивой стадии к стадии постоянной грусти, со случайными моментами, когда я слышала ее громкий смех, который затем прекращался, словно она забывала о том, что больше не предназначена быть счастливой.

       – Кто она? – спрашивает Хлоя.

       – Я не знаю. Она ездит на красной мазде.

      Джесс смотрит на меня, трясет головой. Я говорю:

       – Лисса, ты ездила к его дому?

       – Нет, – отвечает она, а затем смотрит на нас. Мы, конечно, все уставились на нее, мы знаем, что она лжет.

       – Нет! Но на днях на Виллоу проводились ремонтные работы и тогда я...

       – Ты хочешь, чтобы он думал, что ты слабая? – спрашивает ее Джесс.

       – Ты хочешь доставить ему удовольствие этим?

       – Как он уже может с кем-то встречаться? – говорит ей Лисса, и Джесс просто вздыхает, качая головой.

       – Мне еще не совсем хорошо, а он уже с другой? Как так может быть?

       – Потому что он придурок, – говорю ей я.

       – Потому что он парень, – добавляет Хлоя. – А парней это не трогает, они не отдают себя полностью и еще лгут. Поэтому к ним нужно относиться с тревогой, не доверять и держать на расстоянии вытянутой руки, если это возможно. Правильно, Реми?

      Я смотрю на нее, и вот снова: перемена в ее глазах означает, что она увидела во мне что-то, что не может узнать, и это ее беспокоит. Потому что если бы я не была той холодной, жесткой Реми, то она не была бы той Хлоей также.

       – Правильно, – я улыбаюсь Лиссе. Мне надо себя вести так, правильно. Тогда она не догадается.

       – Абсолютно.

***

      Группа вовсе не называется Джи Флэтс. Это было лишь их название для свадьбы, которое им пришлось взять из-за инцидента, в который был замешан фургон, власти Пенсильвании и брат Дона Майкл, который был в этом деле адвокатом. Выступление на свадьбе моей матери было вроде оплаты по счетам, но вместе с тем было самое подходящее время, чтобы переехать, как группа – а ее настоящее название было Truth Squad – поступала каждое лето.

      За прошедшие два года они колесили по стране, всегда следуя следующей схеме: найти город с местной сценой, арендовать дешевые апартаменты и начать играть в клубах. В первую неделю они все находили работу, предпочтительно в одном месте, с тех пор как они делили транспортное средство. (Сейчас Декстер и Лукас работали в Флэш КамераБ в то время как Джон Миллер готовиллатте в Джамп Джава, а Тед упаковывал бакалейные товары на рынке Мэйерс). Хотя некоторые из этих парней ходили в колледж, а в случае Теда – имели диплом, они всегда легко находили работу, которая не требовала бы переработки или мозгов.

      Затем они покоряли клубную сцену, в надежде, что будут устраивать шоу каждую неделю, как в Бендо. Ночи вторника, которые были самые тихие здесь, теперь были в их полном распоряжении.

      Они были в городе всего пару дней, когда я впервые встретила Декстера в Дон Моторс: тогда они спали в фургоне, в городском парке, пока не нашли желтый дом. Теперь казалось, что они будут слоняться до тех пор, пока не придется бежать из города, так как задолжают кому-то или нарушат закон (так уже случалось ранее) или им просто станет скучно. Все планировалось как непостоянное: они хвалились, что могут упаковать вещи и уехать за час, и уже водить пальцем по помятой карте из бардачка фургона, в поисках нового пункта назначения.

      Так может быть, это удерживало меня от Речи, идея, что его жизнь в настоящий момент была такой же непостоянной, как и моя. Мне не хотелось быть как другие девушки в других городах, слушать концерты Truth Squad и охнуть по Декстеру Джону, рожденному в Вашингтоне, под знаком Рыб, солиста, держателя пари, постоянный адрес неизвестен. Его история была настолько дремучей, насколько ясной была моя, казалось, что собака – это вся семья, которая его интересует. А я Реми Старр, жила в Лэйквью, теперь в Стенфорде, не решившая, какой предмет выбрать, склоняющаяся к экономике. Мы встречаемся всего несколько недель, мало. Нет необходимости следовать протоколу.

      В ту ночь я, Хлоя, Джесс и Лисса пришли в Бендо около девяти. Truth Squad уже играла, и толпа была небольшой, но полной энтузиазма. Я заметила, потом быстро сделала вид, что не заметила, что она состояла из девушек, некоторые из них пробрались очень близко, прямо напротив сцены, они держали пиво и раскачивались под музыку.

      Музыка, по правде, была смесью каверов и оригиналов. Каверы были, по словам Декстера, «необходимым злом» – требуемыми на свадьбах и необходимыми в клубах, по крайней мере, в начале, чтобы избежать побоев крышками от пива и сигаретными окурками. (Это уже тоже случалось). Но Декстер и Тед, которые организовали группу на первом году старшей школы, предпочитали собственные композиции, самыми великими и многообещающими из которых были картофельные песни.

      К тому времени, как мы сели, группа закончила последнюю версию песни «Дай мне три шага», и собравшиеся девушки захлопали и загикали. Несколько секунд шла проверка струн, затем совещание между Тедом и Декстером, и потом Декстер объявил:

       – Мы собираемся исполнить для вас оригинальную песню. Современную классику. Ребята, это «Картофельная песня».

      Еще больше подбадриваний от девочек, одна из которых – полногрудая рыжая с широкими плечами, которую я узнаю по бесконечным пересечениям в дамской комнате – подходит ближе к сцене, так, что она практически у ног Декстера. Он ей улыбается, вежливо.

       – Я увидел ее в продуктовом отделе, – начинает Декстер. – Поздно в прошлую субботу. И прошло уже семь дней с тех пор, как она ушла...

      Еще одно громкое гикание от того, кто, по-видимому, уже являлся фанатом «Картофельной песни». Хорошо, подумала я. Здесь дюжина человек, от кого это могло исходить.

       – Ей понравилось мое нежное филе, мои животные намеки, – продолжал Декстер. – Но теперь она принцесса-веган, и живет на бобах. Она забросила сыр и бекон, клянусь Бургер Кингом, и когда я не стал делать то же самое, она вернула мне кольцо. И я стоял здесь, возле салата, с болью в сердце, – на этом месте он положил руку на грудь и выглядел печальным, что оживило толпу. – Надеясь, что эта красота, не признающая мяса, все еще будет моей. Она отвернулась к кассе, пятнадцать продуктов или меньше. И я знал, что это последняя попытка, поэтому я сказал...

      Здесь он остановился, позволяя музыке играть, и Джон Миллер забарабанил быстрее, повышая ритм. Я видела, что люди в толпе уже подпевали слова.

       – Не нужен мне томат твой гадкий, потому что я хочу картофель сладкий, – пел Декстер.

       – Пюре, со сливками или кремом, тушеный, кусочками или ломтиками, как бы ты его не приготовила – все будет чудесно.

       – Это песня? – спрашивает меня Джесс, а Лисса смеется и хлопает.

       – Это много песен, – отвечаю я. – Это опус.

       – Что? – говорит она, но я даже не повторяю, потому что теперь песня достигает своего пика, во время которого идет перечисление всевозможных овощей. Толпа выкрикивает, Декстер усиленно поет, заводя песню: когда они заканчивают, со звоном тарелок, толпа бурно аплодирует.  Декстер наклоняется к микрофону, говорит, что они вернутся через несколько минут, затем спрыгивает со сцены, хватая пластиковый стакан. Я наблюдаю, как рыжая девушка подходит к нему, наступая, отрезая его от пути.

       – Ооо, Реми, – Хлоя тоже это замечает. – У твоего мужчины поклонница.

       – Он не мой мужчина, – я отхлебываю пиво.

       – Реми с группой, – говорит Хлоя Джесс, и та фыркает.

       – Это уже слишком для правила «никаких музыкантов». Дальше она будет в автобусе продавать футболки на парковке, показывать буфера, чтобы пройти за сцену.

       – По крайней мере у нее есть что показывать, – говорит Джесс.

       – У меня есть буфера, – Хлоя показывает на грудь. – Если они не свисают, это не значит, что они не существуют.

       – Ладно, размер Б, – Джесс делает глоток своего напитка.

       – У меня есть сиськи! – снова говорит Хлоя, немного громко – она уже приговорила пару минибутылочек в Местечке.

       – Мои сиськи великолепны, черт возьми. Ты знаешь это? Они фантастические! Мои сиськи потрясающие.

       – Хлоя, – говорю я, но, конечно, уже слишком поздно. Не только два парня, которые стоят рядом, проверяют ее грудь, но и Декстер, проскользнувший за мной, со смущенным видом. Хлоя краснеет – что для нее редкость – пока Лисса сочувственно похлопывает ее по плечу.

       – Так это правда, – наконец говорит Декстер. – Девочки говорят о сиськах, когда они в группке. Я всегда так думал, но у меня никогда не было доказательства.

       – Хлоя просто отметила это, – объясняет ему Лисса.

       – Точно, – говорит Декстер, а Хлоя проводит рукой по волосам и поворачивает голову, словно она внезапно увлечена стеной.

       – В любом случае, – продолжает он. – Картофельная песня прошла на «ура», вам так не кажется?

       – Я согласна, – я двигаюсь ближе, а он скользит рукой по моей талии. Есть одна вещь, касательно Декстера: он совсем не так открыто выражает чувства, как это делал Джонатан, но у него есть особые движения, которые мне нравятся. Рука вокруг моей талии одно из них, но что меня сводит с ума, так это как он обхватывает пальцами мою шею, положив большой палец на пульс. Это так сложно объяснить, но каждый раз у меня холодок, словно он трогает мое сердце.

      Я смотрю, а Хлоя смотрит на меня, как всегда бдительно. Я быстро отряхиваюсь от этих мыслей и допиваю пиво, когда приходит Тед.

       – Отличная работа на втором куплете, – первое, что он говорит, и не милым тоном, а саркастическим и едким. – Знаешь, если ты искажаешь слова, то тем самым оказываешь песне плохую услугу.

       – Искажаю какие слова? – говорит Декстер.

      Тед громко вздыхает.

       – Не она принцесса-веган, и живет на бобах. А она принцесса-веган, и живет за счет бобов.

      Декстер смотрит на него, полностью в замешательстве, словно он только что прослушал прогноз погоды.

      Хлоя говорит:

       – Какая разница?

       – Целое слово и есть разница! – фыркает Тед. – Жить за счет бобов – это правильный английский, который соответствует высшему обществу, принятым стандартам и статусу кво. Жить на бобах, однако, является более сленговым выражением низшего класса, что говорит не только о человеке, поющем песню, но и о музыке, которая его сопровождает.

       – Все это из-за одного слова? – спрашивает его Джесс.

       – Одно слово, – вполне серьезно отвечает Тед, – может изменить весь мир.

      Момент мы все это перевариваем. Наконец Лисса говорит Хлое, достаточно громко, чтобы все услышали (она сама выпила одну или две минибутылочки), – Спорим, он хорошо сдал SAT.

       – Шшшш, – так же громко отвечает Хлоя.

       – Тед, – говорит Декстер, – Я услышал, что ты хотел сказать. И понял. Спасибо, что указал на различия, и я больше не сделаю этой ошибки.

      Тед стоит и моргает.

       – Ладно, – нелегко произносит он. – Хорошо. Ну. Я собираюсь покурить.

       – Звучит отлично, – говорит Декстер и Тед уходит, пробираясь через толпу к бару.

      Пара девушек у двери следят за тем, как он проходит, кивая друг другу. Боже, группа это ненормально. У некоторых женщин нет стыда.

       – Впечатляет, – обращаюсь я к Декстеру.

       – У меня большой опыт, – объясняет он. – Видишь  ли, Тед очень фанатичен. И действительно, он хочет, чтобы нас услышали. Слушаешь его, киваешь, соглашаешься. Три шага. Проще простого.

       – Проще простого, – повторяю я, и затем он скользит рукой к моей шее, располагая пальцы именно так, что меня опять настигает это странное чувство. На этот раз от него не так легко отделаться, и когда Декстер приближается ко мне, целует меня в лоб, я закрываю глаза и спрашиваю себя, насколько далеко мы зайдем. Может, это не будет целое лето. Может мне надо будет прекратить это раньше, чтобы предотвратить крушение в конце.

       – Сообщение для Декстера, – говорит голос перед клубом.

      Я смотрю вверх: это Джон Миллер, он щурится в свете дома.

       – Сообщение для Декстера. Вы нужны в пятом проходе для проверки сцены.

      Рыжеволосая девушка стоит за сценой, близко. Она поворачивает голову и следует взгляду Джона Миллера, смотрит прямо на нас. На меня. И я смотрю на нее, чувствуя себя собственницей того, что с уверенностью даже не могу назвать моим.

       – Должен идти, – говорит Декстер. Затем наклоняется к моему уху и добавляет: – Подождешь меня?

       – Возможно, – отвечаю я.

      Он смеется, словно это шутка, и исчезает в толпе. Через несколько секунд я наблюдаю, как он карабкается на сцену, так неуклюже и неловко: он задевает одной ногой микрофон, из-за чего он начинает раскачиваться. Шнурки на одном ботинке, конечно же, развязаны.

       – О, Господи, – говорит Хлоя. Она смотрит прямо на меня, качает головой, а я говорю себе, что она ошибается, так ошибается, даже когда говорит.  – Ты труп.