Текст книги "Колыбельная (ЛП)"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

      – Хорошо, тогда, – сказала Лисса, садясь прямо. – Давайте поговорим о развязанных шнурках.

      – Что? – Сказала я.

      – Декстер, – сказала она. – Его шнурки всегда были развязаны. Верно?

      – Какое отношение это имеет к делу?

      – Просто ответь на вопрос.

      – Я не помню, – сказала я.

      – Да, ты помнишь, и да, они были развязаны. Плюс к этому, он был неуклюжим, в его комнате всегда был бардак, он был совершенно неорганизованным, и он ел в твоей машине.

      – Он ел в твоей машине? – Недоверчиво спросила Джесс. – Жесть.

      – Только один раз, – сказала я, игнорируя лицо «о-чудо-она-признала-это». – Какой здесь смысл?

      – Дело в том, – помедлила Лисса. – Что ты мирилась со всем этими недостатками Декстера, но будь на его месте кто-либо другой, ты бы уже давно послала его куда подальше.

      – Это не так.

      – Это так, – сказала она, вываливая еще немного «Скиттлс» себе в руку. – И почему, как ты думаешь, ты готова была мириться с этим его поведением?

      – Только не говори, что это потому, что я любила его, – предупредила я ее.

      – Нет, – сказала она. – Но, может быть, ты могла любить его.

      – Вряд ли, – ответила я.

      – Очень маловероятно, – согласилась Джесс. – Хотя, ты позволяла ему есть в твоей машине, так что, я полагаю, все возможно.

      – Ты становилась другой, находясь рядом с ним, – обратилась Лисса ко мне. – В тебе было что-то новое, чего я ранее не видела. Может быть, именно любовь.

      – Или похоть, – сказала Джесс.

      – Возможно, – сказала я, откинувшись назад и прислонившись к спинке стула. – Но я никогда не спала с ним.

      Брови Джесс взметнулись резко вверх.

      – Не спала?

      Я покачала головой.

      – Я почти сделала это. Но нет.

      В ту ночь, когда он впервые играл для меня на гитаре песню моего отца, старательно подбирая аккорды, я действительно готова была отдаться ему. И это продолжалось на протяжении нескольких недель, что можно было считать своеобразным рекордом для меня. Но, когда мы максимально близко прижались друг к другу, он немного отстранился, беря меня за руки, и складывая их у него на груди, вместо того, чтобы уткнуться мне в шею. Это был тонкий, но ясный намек. Пока нет. Не сейчас. Я хотела поинтересоваться, почему он ждал, но не нашла подходящего времени, чтобы сделать это. И теперь я никогда не узнаю.

      – Это, – сказала Лисса, щелкнув пальцами, как будто она только что обнаружила редкий метеорит. – Доказывает все. Прямо тут.

      – Доказывает что? – Спросила я.

      – Не было еще ни одного парня, до него, с которым ты собиралась бы переспать. Больше вопросов нет.

      – Внимание, – сказала я, указывая на нее. – Я изменилась, и ты знаешь это.

      – Но ты бы сделала это, верно? – Спросила она. Эта новая Лисса была так настойчива. – Ты знала его достаточно хорошо, он нравился тебе, ты проводила с ним некоторое время. Но вы не переспали. И почему?

      – Понятия не имею, – ответила я.

      – Это потому, – величественно заявила она, скрещивая руки, – что это много значило для тебя. Это было чем-то большим, чем просто переспать один раз, и разойтись в разные стороны, это ясно. Я замечала часть изменений в тебе. Мы все это замечали. Это означало намного больше, и тебя это пугало.

      Я взглянула на Джесс, но она была занята тем, что водила пальцем по своему колену, не желая влезать в этот разговор. И что, в итоге, Лисса знает? Это Декстер тогда не захотел продолжения, а не я. Но, опять же, я сама даже не требовала от него этого продолжения, будучи уверенной, что у нас будут и другие шансы. Нет, это ничего не значило. В общем-то.

      – Видишь? – Сказала Лисса, довольная собой. – Ты потеряла дар речи.

      – Не потеряла, – отозвалась я. – Просто это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.

      – Декстер, – сказала она тихо. – Был самым близким тебе человеком, которого ты могла полюбить, Реми. По-настоящему полюбить. Но, в последнюю секунду ты оттолкнула его. Он был слишком близок тебе. Реально близок. Ты на самом деле могла полюбить его.

      – Ни в коем случае, – сказала я. – Без шансов.

***

      Когда позже я вернулась домой, по иронии судьбы, я поняла, что не могу попасть в дом. Я отдала свои ключи матери, и даже не подумала о том, чтобы забрать их обратно. К счастью, Крис был дома. Так что, я просто решила постучать в кухонное окно, подпрыгивая вверх на четыре фута, и крича, как школьница, которая вернулась домой после вечеринки, и скрывается от родителей.

      – Привет, – небрежно сказал он, когда открыл заднюю дверь. Теперь все круто, будто мы и не были вовсе свидетелями этого моего странного поступка только что. – Где твой ключ?

      – Где-то здесь, – сказала я, придерживая дверь рукой, чтобы она не хлопнула. – Мама и Дон не могли попасть в дом ранее, – и тогда я рассказала ему о «кровавых» подробностях, пока он жевал сэндвич с арахисовым маслом, кивая время от времени, и в нужных местах закатывая глаза.

      – Жесть, – сказал он, когда я закончила. Я утихомирила его, и он понизил голос. Стены в доме, мы оба знали, тонкие. – Вот болван. Он орал на нее?

      Я кивнула.

      – Я имею в виду, не насильственным путем. Это больше было похоже на то, будто он обиженный избалованный ребенок.

      Он посмотрел на последний кусок в своей руке, оставшийся от сэндвича.

      – Ничего удивительного. Он, в общей сложности, и есть ребенок. И если в следующий раз я столкнусь с такой ситуацией сам, я просто его убью. Убью.

      Это заставило меня улыбнуться, напоминая мне о том, как же сильно я люблю своего брата. Несмотря на наши разногласия, он для меня лучший.

      – Эй, Крис? – Позвала я его, когда он вытаскивал пакет молока из холодильника и наливал себе к кружку.

      – Да?

      Я села на край стола, водя рукой по его поверхности. Я чувствовала под пальцами маленькие крошки соли и сахара, оставшиеся на нем.

      – Почему ты решил любить Дженнифер Энн?

      Он повернулся и посмотрел на меня, затем шумно сглотнул, из-за чего обычно моя мать кричала на него, когда мы были детьми, и она утверждала, что это звучит, будто он глотает камни.

      – Решил любить?

      – Ты знаешь, что я имею в виду.

      Он покачал головой в знак отрицания.

      – Неа. Без понятия.

      – Что заставило тебя, – мои глаза расширились. – Почувствовать, что это стоит риска.

      – Это не финансовая инвестиция, Реми, – сказал он, убирая пачку с молоком обратно в холодильник. – В этом нет никакой математики.

      – Я не это имела в виду.

      – Тогда что ты имеешь в виду?

      Я пожала плечами.

      – Я не знаю. Забудь об этом.

      Он поставил стакан в раковину, и включил воду.

      – Ты имеешь в виду, что заставило меня любить ее?

      Я не была уверена, что могу продолжать дальше обсуждать этот вопрос.

      – Нет. Я имею в виду, когда ты думал о том, стоит ли открывать себя кому-то, заранее зная, что есть вероятность того, что потом тебе могут причинить боль. Что ты думал тогда? Для себя?

      Он поднял бровь.

      – Ты пьяна?

      – Нет, – отрезала я. – Боже. Это такой простой вопрос.

      – Да, действительно. Настолько простой, что я до сих пор не могу понять, о чем ты спрашиваешь, – он выключил свет над раковиной, и вытер руки кухонным полотенцем. – Ты хочешь знать, как я решил, стоит ли влюбляться в нее? Я хотя бы близок к тому, о чем ты думаешь?

      – Забудь об этом, – сказала я, отталкиваясь от стола. – Я даже не знаю, что пытаюсь выяснить. Увидимся утром, – я направилась к фойе, по пути заметив свои ключи, аккуратно лежащие на столике у лестницы, и ожидавшие меня. Я убрала их в задний карман.

      Я была на второй ступеньке, когда Крис появился в дверях кухни.

      – Реми.

      – Да?

      – Если то, о чем ты спрашиваешь, это размышлял ли я о том, стоит любить ее или нет, то нет, я этого не делал. Вовсе нет. Это просто случилось. Я не задавался таким вопросом; к тому моменту, я уже просто понял, что влюбился, это просто произошло.

      Я продолжала стоять на лестнице, смотря на него сверху вниз.

      – Я не понимаю, – сказала я.

      – Какую часть из того, что я сказал?

      – Каждую из них.

      Он пожал плечами, и выключил весь свет на кухне, потом начал подниматься по лестнице, проносясь мимо меня.

      – Не волнуйся, – сказал он. – Когда-нибудь ты поймешь.

      Он исчез, идя по коридору, и через минуту я услышала, как он закрыл дверь, из-за которой позже послышался пониженный голос, когда он звонил Дженнифер Энн, чтобы пожелать спокойной ночи. Я умылась, почистила зубы, и направлялась к своей кровати, когда передумала и зашла в приоткрытую дверь комнаты ящериц.

      Большинство клеток были темными. Свет для ящериц был поставлен на таймеры, которые включались и выключались только в определенное время, чтобы заставить их поверить в то, что они все еще находятся на пустынных скалах и греются под солнышком, а не сидят в бельевом шкафу, переоборудованном под клетки. Но в самом дальнем конце комнаты, на средней полке, одна лампочка горела.

      Это была стеклянная клетка, дно которой было покрыто песком. Там посередине находились скрещенные палочки, а на одной из них были две ящерицы. Когда я подошла ближе, я увидела, что они переплетены, но не как при спаривании, а они держались друг за друга почти нежно, насколько это возможно при их положении. У обеих глаза были закрыты, и я видела их выступающие ребра, когда они медленно вдыхали и выдыхали.

      Я опустилась на колени перед клеткой, прижимая указательный палец к стеклу. Одна из ящериц открыла глаза и посмотрела на меня непоколебимым взглядом, который сосредоточился на моем пальце.

      Я знала, что это ничего не значит. Они просто ящерицы, хладнокровные, и, вероятно, не умнее дождевого червя. Но в них было что-то человеческое, и на минуту в моем разуме все воспоминания, произошедшие за последние недели, помутнели и ушли на второй план: мое расставание с Декстером, беспокойное лицо моей матери, палец Дона, тыкающий в меня, качающий головой Крис, который не знает, что ответить на простейший вопрос. И все это свелось лишь к одной вещи: любовь или ее отсутствие. Шансы, которые нам даются, мы не знаем, как использовать, лучше ли падать, или лучше стоять в стороне и держать себя в руках, защищая наши сердца самыми крепкими захватами.

      Я оглянулась на ящерицу передо мной, раздумывая над тем, сошла ли я, наконец, с ума. Она перевела взгляд на меня, решив, видимо, что я не представляю угрозы, а затем медленно снова закрыла глаза. Я наклонилась ближе, продолжая наблюдать, но свет уже начинал затухать, потому что на таймере подошло нужное время, и прежде, чем я осознала, в комнате стало совсем темно.

Глава 13

– Реми, милая, подойди сюда на минутку.

      Я встаю из-за стойки-ресепшн, откладываю кипу накладных за лосьон для ухода за телом и прохожу в комнату маникюра/педикюра, где протирает свое рабочее место наша лучшая специалистка по ногтям – Аманда. Стоящая за ней Лола любовно поглаживает лежащие на развернутой ладони ножницы.

      – Что происходит? – с подозрением спрашиваю я.

      – Присаживайся, – просит Аманда, и не успеваю я и глазом моргнуть, как уже сижу в кресле, а оказавшаяся у меня за спиной Талинга накидывает мне на плечи парикмахерскую накидку и защелкивает ее на шее.

      – Погодите-ка, – протестую я, но Аманда с молниеносной скоростью хватает мои ладони и кладет их на стол между нами. Раздвинув мои пальцы, она быстрыми и резкими движениями принимается шлифовать мне ногти пилочкой.

      – Небольшое преображение, – спокойно объясняет Лола, встав позади меня и подняв мои волосы. – Всего понемножку: маникюр, стрижка, макияж…

      – Ни за что! – Я выгибаюсь, освобождаясь от ее рук. – Не вздумайте трогать мои волосы!

      – Я всего лишь их подравняю, – отзывается она, усаживая меня прямо. – Неблагодарная девчонка, большинство женщин отдали бы за это бешеные деньги. А тебе это даром достается!

      – Что-то я в этом сомневаюсь, – ворчу я, и они все смеются. – В чем подвох?

      – Не дергай руками, а то я отрежу не только кутикулу, – предупреждает Аманда.

      – Никакого подвоха, – беззаботно отвечает Лола, и я напрягаюсь, услышав позади себя щелчки ножницами. Боже, она отрезает мои волосы! – Это бонус.

      Я смотрю на Талингу, пробующую на тыльной стороне ладони разные помады и время от времени бросающую на меня взгляды, прицениваясь, какой цвет мне подойдет.

      – Бонус?

      – Вознаграждение. Подарок! – Лола издает свой фирменный хохоток. – Уникальный подарок для нашей Мисс Реми.

      – Подарок, – настороженно повторяю я за ней. – Какой?

      – Угадай, – предлагает Аманда, улыбнувшись мне. Она начинает покрывать мои розовые ногти красным лаком.

      – Ладно. Он большой? – решаю я позадавать наводящие вопросы.

      – Размечталась! – отвечает Лола, и они все истерично хохочут, будто ничего смешнее не слышали.

      – Так, или давайте выкладывайте, что тут происходит, или я ухожу, – серьезно предупреждаю я. – Не думайте, что я этого не сделаю.

      Они все еще хихикают, пытаясь взять себя в руки. Наконец Талинга глубоко вздыхает и говорит:

      – Реми, милочка, мы нашли тебе мужчину.

      – Мужчину? – изумляюсь я. – Боже. А я-то решила, что вы мне подарите косметику или что-то нужное.

      – Тебе нужен мужчина, – замечает Аманда, переходя к другому ногтю.

      – Нет, – возражает Талинга, – это мне нужен мужчина, а Реми нужен парень.

      – Хороший парень, – поправляет ее Лола. – И сегодня твой счастливый день, потому что мы как раз такого тебе и нашли.

      – Забудьте об этом, – говорю я, когда Талинга наклоняется к моему лицу с кисточкой для макияжа. – Это тот парень, с которым вы пытались свести меня раньше? Билингвист с красивыми руками?

      – Он придет сюда в шесть, – продолжает как ни в чем ни бывало Лола, полностью меня игнорируя. – Его зовут Пол, ему девятнадцать, и он вроде как придет забрать косметические пробники для мамы, но вместо этого увидит тебя, твои прекрасные волосы…

      – И макияж, – добавляет Талинга.

      – И ногти, – вставляет Аманда, – если ты перестанешь дергаться, черт тебя подери.

      – … И будет сражен наповал, – заканчивает Лола. Она дважды щелкает ножницами и пропускает мои волосы через пальцы, проверяя свою работу. – Боже, у тебя концы посеклись. Это возмутительно!

      – С чего вы взяли, – медленно произношу я, – что я все это буду терпеть?

      – С того, что он красавчик, – отвечает Талинга.

      – С того, что ты должна это сделать, – добавляет Аманда.

      – И можешь, – вставляет Лола, снимая с меня накидку.

***

      Должна признать, что они были правы. Пол оказался красавчиком. А еще он был веселым, правильно произносил мое имя, обладал крепким рукопожатием и – придется согласиться – красивыми руками, и вообще был парнем что надо. Поняв, что нашу встречу подстроили, когда у Лолы вдруг «случайно» обнаружился подарочный сертификат на ужин в моем любимом мексиканском ресторанчике, который ей «ну совсем никак не пригодится», Пол обменивается со мной подозрительным взглядом.

      – У тебя нет такого ощущения, – спрашивает он меня, – что все это выходит из-под контроля?

      – Есть, – соглашаюсь я, – но это же бесплатный ужин.

      – Верно, но не чувствуй себя чем-то обязанной мне.

      – Ты тоже, – говорю я ему.

      Мы некоторое время топчемся на месте. Лола с Талингой и Амандой в другой комнате так притихли, что слышно, как у кого-то бурчит в животе.

      – Давай пойдем, что ли, – предлагаю я. – Пусть они порадуются.

      – Ладно, – улыбается мне Пол. – Заехать за тобой в семь?

      Я записываю свой адрес на обратной стороне визитки «Джои» и провожаю Пола взглядом до машины. Он милый, а я сейчас одна. Мы с Декстером не просто расстались почти три недели тому назад, но еще и хитроумным образом пытаемся достичь почти невозможного: дружбы. А тут под руку попадается отличный парень, возможность нового романа. Почему бы ей не воспользоваться?

      Ответ на этот вопрос приходит сам собой, когда я иду к своей машине, копаясь в сумочке в поиске ключей и солнцезащитных очков. Я не смотрю, куда иду, и уж тем более – вокруг себя, поэтому не вижу, как Декстер выходит из «Флэш Камера» и пересекает стоянку. Я замечаю его, лишь заслышав какие-то щелкающие звуки. Подняв глаза, я натыкаюсь взглядом на него – стоящего рядом и держащего в руках одноразовый свадебный фотоаппарат.

      – Привет, – говорит он, наматывая пленку одним пальцем. Затем подносит фотоаппарат к глазам, наклоняется немного и смотрит на меня под другим углом. – Вау, выглядишь отпадно. Идешь на страстное свидание?

      Я, замешкавшись, молчу, и он делает еще один снимок. Щелк.

      – Ну, вообще-то… – начинаю я.

      Секунду он не двигается, не фотографирует и не наматывает пленку, просто смотрит на меня через объектив. Потом убирает фотоаппарат от лица, хлопает себя по лбу ладонью и говорит:

      – Ой, черт. Какой неловкий момент. Прости.

      – Нам устроили свидание, – поспешно говорю я. – Лола.

      – Не нужно ничего объяснять, – отвечает Декстер, наматывая пленку. Щелк-щелк-щелк. – Ты это знаешь.

      Затем случается она – одна из офигенно-долгих-чтобы-быть-обычной-паузой-в-разговоре-пауза, и я отвечаю:

      – Хорошо. Что ж…

      – Вот черт, как же неловко. Теперь вдвойне неловко, – говорит Декстер. Потом передергивает плечами, словно сбрасывая с них невидимую тяжесть, и продолжает: – Все нормально. Как-никак, это практически вызов для нас, да? И не предполагалось, что будет легко.

      Опустив взгляд на сумочку, я осознаю, что ключи, которые я искала в ней все это время, на самом деле лежат у меня в заднем кармане. Я достаю их, радуясь, что могу переключить внимание хоть на что-то, как бы глупо это не было.

      – Так с кем идешь на свидание? – небрежно спрашивает Декстер, направляя фотоаппарат выше мой головы и снимая витрину «Джои».

      – Декстер, ну правда…

      – Нет, нет. Друзья же обсуждают такое? Обычный вопрос. Представь, что я спросил тебя о погоде.

      Я обдумываю его слова. Мы знали, во что ввязываемся с этой нашей дружбой: съесть в один присест десять бананов тоже не так уж и просто.

      – Это сын клиентки. Я познакомилась с ним всего четверть часа назад.

      – А-а-а, – протягивает Декстер, перекатываясь с носок на пятки. – Тот, что уехал на черной «Хонде»?

      Я киваю.

      – Ясно. Видел его. – Декстер снова делает снимок. – На вид приятный, порядочный парень.

      «Порядочный». Как будто мы тут выбираем президента школьного совета или добровольца для того, чтобы перевести старушку через улицу.

      – Это просто ужин, – говорю я, когда Декстер делает очередной снимок – в это раз почему-то моих ног. – Что с фотоаппаратом?

      – Бракованный товар. Кто-то из главного офиса оставил коробку на солнце, так что все фотики испортились. Руководство разрешило нам взять их себе, а я ни от чего дармового никогда не отказываюсь.

      – Но разве снимки получатся? – спрашиваю я, приглядевшись и заметив, что фотоаппарат деформировался и покорежился, как видео-кассета, которую я однажды летом оставила на приборной доске автомобиля. Из него пленку-то вытащить будет сложно, уже не говоря о том, что вряд ли на ней что-то проявится.

      – Не знаю, – отвечает Декстер, опять что-то снимая. – Может и получатся. А может и нет.

      – Не получатся, – говорю я. – Пленка, наверное, испортилась на жаре.

      – А может, – отвечает он, вытягивая вперед руку и фотографируя улыбающегося себя, – не испортилась. Может, с ней все в порядке. Мы этого не узнаем, пока не проявим ее.

      – Фотоаппарат, скорее всего, уже никуда не годен. К чему эти попытки?

      Декстер опускает его и смотрит на меня – на самом деле смотрит, не через объектив и не искоса, а прямо в глаза.

      – А вот это хороший вопрос, – замечает он. – В том-то и проблема. Я думаю, что снимки могут получиться. Может быть, они не будет идеальны – они могут выйти размытыми или обрезанными – но они стоят того, чтобы попробовать. Но, к сожалению, так думаю только я.

      Я стою, пораженно моргая, и Декстер поднимает фотоаппарат и делает еще один мой снимок. Я смотрю на него в упор, давая понять, что поняла его маленькую метафору.

      – Мне пора идти, – говорю я.

      – Конечно, – отвечает он, улыбаясь. – Увидимся позже.

      Он уходит, сунув фотоаппарат себе в карман, обходя машины и возвращаясь во «Флэш Камеру». Может быть, он распечатает снимки и найдет их идеальными: мое лицо, мои ноги, возвышающуюся позади меня «Джои». А, может быть, они выйдут абсолютно черными, лишенными света, без очертаний лица или какой-либо видимой фигуры. Да, в этом-то и проблема. В отличие от Декстера, я не хочу терять время и полагаться на слепой случай. Такие люди, как Декстер, так же яро идут на риск, как собаки на запах. Они надеются на то, что может их ожидать впереди, не утруждая себя размышлениями о том, что их в действительности там ждет. Хорошо, что мы с ним просто друзья. Если нас можно назвать друзьями. Наши отношения не продлились бы долго. У нас не было ни единого шанса.

***

      Прошло два дня с той сцены, которую устроил Дон во дворе дома, и пока мне удается его избегать: в кухню – наше общесемейное место – я хожу только когда знаю, что его или нет дома, или он в душе. С мамой проще, она с головой ушла в свой роман, со скоростью света добивая последнюю сотню страниц. От необыкновенной любви между Мелани и Броком Доббином ее, наверное, не отвлечет даже взорвавшаяся в гостиной бомба.

      Вот почему вернувшись домой подготовиться к свиданию с Полом, я с удивлением нахожу ее за кухонным столом с чашечкой кофе. Мама сидит, подперев голову одной рукой и уставившись на картину Дона с обнаженной дамой. Она так погрузилась в свои мысли, что вздрагивает от моего прикосновения к ее плечу.

      – О, Реми, – говорит она, прижав палец к виску и улыбаясь. – Ты меня напугала.

      – Прости. – Я выдвигаю стул и, сев напротив нее, кидаю ключи на стол. – Что делаешь?

      – Жду Дона. – Она взбивает волосы пальцами. – У нас ужин с вип-персонами из «Тойоты», и Дон – сплошной комок нервов. Думает, что если не впечатлит их, они срежут его дополнительные ассигнования.

      – Его что?

      – Не знаю, – вздохнув, отвечает она. – Это дилерские разговоры. И они будут вестись сегодня весь вечер, в то время как Мелани с Брокком сидят в летнем кафе в Брюсселе и вот-вот явится ее муженек, и последнее, о чем мне хочется думать – это о данных по продаже, техниках финансирования и сниженных ценах. – Она устремляет на пишущую машинку в своем кабинете тоскливый взгляд, словно ее тянет туда с силой стремительного течения. – Ты не жалеешь иногда о том, что не можешь прожить две жизни?

      В голове почему-то появляется образ Декстера, смотрящего на меня через объектив одноразового фотоаппарата. Щелк.

      – Иногда – да, – отвечаю я, отбрасывая мысли о нем. – Наверное, жалею.

      – Барбара! – громогласно зовет Дон, открыв дверь в «Новом крыле». Я не вижу его, но слышу прекрасно. – Ты не видела мой красный галстук?

      – Твой что, дорогой? – кричит мама в ответ.

      – Красный галстук, тот, что я надевал на ужин в честь распродаж. Ты его видела?

      – О, милый, даже не знаю. – Мама разворачивается на своем стуле. – Может быть, если ты…

      – Ладно, я зеленый надену, – отвечает Дон и захлопывает дверь.

      Мама улыбается мне так, словно он нечто невероятное, затем протягивает руку и похлопывает меня по ладони.

      – Но хватит обо мне. Что нового у тебя?

      – Ну… Лола сегодня устроила мне свидание вслепую.

      – Свидание вслепую? – с опаской переспрашивает мама.

      – Я уже встретилась с этим парнем. В салоне, – успокаиваю я ее. – Он показался мне очень милым. И это всего лишь ужин.

      – А, – кивает она. – Просто ужин. Как будто ничего не может случиться за три смены блюд и бутылочкой вина. – Немного помолчав, она вдруг добавляет: – Это хорошо. О боже, мне нужно это записать.

      Она берет конверт со старым счетом за электроэнергию и ручку. «Три смены блюд – просто ужин – ничего не может случиться», – небрежно записывает она на нем и ставит в конце огромный восклицательный знак, затем кладет конверт под сахарницу, где он, скорее всего, и останется позабытый, пока мама однажды не найдет его при уборке. У нас весь дом в этих записках, мама оставляет их свернутыми в углах, на полках, в книгах. Я нашла одну такую под своей раковиной в коробке с тампонами – оказалось, она записала на нем главную сюжетную линию из «Воспоминаний Труно». Похоже, никогда не знаешь, когда нагрянет вдохновение.

      – Мы идем в «Ла Бреа», – говорю я маме, – так что блюдо будет всего одно и совершенно точно ничего не успеет случиться.

      – Как знать, Реми, – улыбается она мне. – Любовь непредсказуема. Бывает, знаешь мужчину много лет, а потом однажды – бах! – внезапно видишь его в другом свете. А бывает, влюбляешься в первое же свидание, в первое же мгновение. И это замечательно.

       – Я не собираюсь влюбляться в него. Это просто свидание.

      – Барбара! – кричит Дон. – Куда ты дела мои запонки?

      – Дорогой, – снова оборачивается мама, – я не трогала твоих запонок. – Некоторое время она так и сидит, ожидая ответа, но Дон молчит, и, пожав плечами, мама поворачивается ко мне.

      – Боже, – понижаю я голос, – не представляю, как ты терпишь его.

      Улыбнувшись, мама протягивает руку и убирает волосы с моего лица.

      – Он не так уж и плох.

      – Он великовозрастное дитя, – отвечаю я. – Чего только его «Эншур» [20]20
  «Эншур» – напитки, обеспечивающие полноценное и сбалансированное питание.


[Закрыть] стоит. Я бы с ним сошла с ума.

      – Может быть, – соглашается она. – Но я люблю Дона. Он хороший человек и добр ко мне. Не бывает идеальных отношений. Всегда приходится в чем-то идти на уступки, искать компромисс, отказываться от чего-то, чтобы получить что-то намного лучшее. Да, некоторыми своими привычками Дон действует мне на нервы, но я уверена, что и у меня таких хватает.

      – Ты хотя бы ведешь себя как зрелый человек, – замечаю я, зная, что немного кривлю душой. – Он даже одеться сам не может.

      – Но, – продолжает мама, не обращая внимания на мои слова, – наша любовь друг к другу больше чем эти мелкие различия. И это самое главное. Если представить себе круговую диаграмму, то любовь в отношениях должна заниматься большую ее часть. Любовь заглаживает и восполняет очень многое, Реми.

      – Любовь – обман, – говорю я, выводя солонкой по столу круги.

      – Нет, милая, нет! – Мама берет меня за руку и мягко сжимает пальцы. – Ты же не думаешь так на самом деле?

      Я передергиваю плечами.

      – В обратном меня никто не убедил.

      – Ох, Реми. – Мама поднимает мою ладонь. Ее пальцы меньше и прохладнее моих, с ярко-розовыми ноготками. – Как ты можешь такое говорить?

      Я просто смотрю на нее. Одну, две, три секунды. И тут она, наконец, понимает.

      – Ах вот в чем дело. – Она выпускает мою руку. – То, что я несколько раз выходила замуж и мои браки распадались, совсем не значит, что я на них только время потеряла. Я провела замечательные годы с твоим отцом, Реми, и самое прекрасное, что осталось у меня после них – ты и Крис. Четыре года с Гарольдом тоже были чудесными. И даже с Мартином и Уином я большую часть времени была счастлива.

      – Но все эти отношения закончились. Все! – говорю я. – Они не удались.

       – Кто-то может сказать и так. – Мама складывает руки на коленях и на секунду задумывается. – Но лично я думаю, что было бы гораздо хуже все это время оставаться в одиночестве. Конечно, тем самым я бы защитила свое сердце, но разве так было бы лучше? Неужели лучше держать всех на расстоянии, боясь, что отношения могут оборваться?

      – Может и лучше, – отвечаю я, подцепляя пальцами угол стола. – Потому что так ты будешь в безопасности. Судьба твоего сердца в твоих руках, и никто другой права на него не имеет.

      Мама некоторое время обдумывает это, затем говорит:

      – Что ж, это правда, что мне порой причиняли боль. Небольшую. Но правда и в том, что я любила и была любима. И это перевешивает все остальное. Если представить мою жизнь в виде круговой диаграммы, которую я уже упоминала, то, оглядываясь назад, я вижу, что почти всю ее часть занимает любовь. Проблемы, разводы, грусть… они тоже в ней есть, но это лишь тоненькие полоски на ней, крохотные кусочки.

      – Я просто считаю, что нужно себя защищать. Нельзя забывать о себе, думая о других.

      – Нельзя, – печально соглашается мама. – Но то, что ты не подпускаешь к себе людей и отказываешь себе в любви, не делает тебя сильной. Наоборот, это делает тебя слабой. Ведь ты поступаешь так, потому что боишься.

      – Боюсь чего? – спрашиваю я.

      – Рискнуть, – просто отвечает мама. – Отпустить себя и отдаться любви. Ведь вся жизнь состоит из риска, Реми. Слишком сильно бояться, чтобы даже попробовать – значит, тратить жизнь впустую. Я сделала кучу ошибок, но ни о чем не жалею, потому что не простояла всю свою жизнь в сторонке, размышляя о том, как бы могла ее прожить.

      Я сижу, не зная, что сказать. Я вдруг поняла, что зря жалела маму. Все эти годы я жалела ее из-за неудавшихся браков, принимая все ее попытки устроить личную жизнь за величайшую слабость и не осознавая, что она видит все совершенно иначе. По ее мнению, то, что я оттолкнула Декстера, показывает мою слабость, а не силу.

      – Барбара, мы должны быть там через десять минут, так что давай… – появляется в дверях Дон со съехавшим на бок галстуком и переброшенным через руку пиджаком. Он замолкает, увидев меня. – О, Реми. Привет.

      – Привет, – отвечаю я.

      – Посмотри на свой галстук, – говорит мама, вставая. Она подходит к нему, приглаживает ладонями перед рубашки и, поправив галстук, затягивает на нем узел потуже. – Вот. Теперь все хорошо.

      – Нам пора. – Дон целует ее в лоб, и она отступает. – Джианни ненавидит ждать.

      – Тогда идем, – соглашается мама. – Реми, милая, чудесного тебе вечера. И подумай о том, что я тебе сказала.

      – Хорошо. Вы тоже повеселитесь.

      Я встаю из-за стола. Дон направляется к машине с ключами в руке, а мама подходит ко мне и кладет ладони мне на плечи.

      – Не становись циничной из-за маминой жизненной истории, Реми, – мягко просит она. – Ладно?

      Слишком поздно, – думаю я, когда она целует меня. Я провожаю ее взглядом до машины, где ее ожидает Дон. Он опускает руку на ее поясницу, подводит ее к пассажирской двери и помогает сесть. В этот момент я, кажется, начинаю понимать, о чем она говорила. Может быть, брак, как и жизнь, состоит не из одних лишь Важных Мгновений, неважно – плохих или хороших. Может быть, он как раз состоит их мелочей, таких как вот это, когда тебя медленно, но верно, день за днем, ведут вперед, создавая тем самым даже из самой шаткой, тончайшей связи нерушимые, крепкие узы.