Текст книги "Колыбельная (ЛП)"
Автор книги: Сара Дессен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
***
– Значит так, – я отталкиваю его. – Нам надо поговорить.
– Сейчас?
– Сейчас.
Он вздыхает, садится на кровать и ударяется головой об стену.
– Ладно, – он отвечает так, словно прилагает все усилия, чтобы не портить наши отношения: – Продолжай.
Я с ногами залезаю на кровать, затем разглаживаю майку.
«Просто забежать» превратилось в «сделать несколько звонков», затем он набросился на меня и повалил на подушки еще до того, как я смогла начать медленно подводить его к идее о расставании.
Но теперь я завладела его вниманием.
– Дело в том, – начинаю я: – Что многое изменилось.
Это было мое введение, за многие годы я узнала, что существует ряд техник для расставаний.
Есть несколько типов парней: одни возмущаются и забивают на это, вторые ноют и ревут, третьи реагируют равнодушно и холодно, словно ты не сможешь уйти так быстро.
Я отношу Джонатана к последнему типу, но до конца я не уверена.
– Так вот, – продолжаю я: – Я тут подумала…
И затем звонит телефон, раздается электронный вопль, и я снова упускаю момент.
Джонатан хватает его.
– Алло? – Затем я слышу «угу-угу», пару «ага», он встает, пересекает комнату, заходит в ванную, все еще бормоча.
Я запускаю пальцы в волосы, с ненавистью думая о том, что разговор может затянуться на всю ночь.
Все еще слушая его разговор, я закрываю глаза, потягиваю руки над головой, затем засовываю руки в щель между стеной и матрасом. И тут я что-то нащупала.
Когда Джонатан наконец кладет трубку, осматривает себя в зеркале и возвращается в спальню, я все еще сижу, скрестив ноги, а передо мной пара красных сатиновых бикини (я извлекла их используя салфетки Клинекс, иначе я бы к ним не притронулась).
Он вальяжно заходит, полный уверенности, и, как только замечает их, она улетучивается, и он останавливается.
– Упс, – произносит он что-то в этом духе, задерживает дыхание, удивляется, затем быстро приходит в себя.
– Эй, мм, что…
– Какого черта, – я повышаю голос: – Что это?
– А они не твои?
Я смотрю на потолок и качаю головой. Можно подумать, я ношу дешевые красные трусы из полиэстра. Я в том плане, что у меня есть стандарты.
Или нет? Вы только посмотрите, на кого я убила последние шесть месяцев.
– Сколько, – спрашиваю я.
– Что?
– Сколько ты уже спишь с кем-то еще?
– Я не…
– Сколько, – я обжигаю словами.
– Я только…
– Сколько.
Он сглатывает, и это единственный звук, который раздается в комнате. Затем говорит:
– Всего лишь пару недель.
Я откидываюсь назад, надавливая пальцами на виски. Боже, это было великолепно. Теперь все узнают, что мне изменили, и я превращусь в жертву – вот это я как раз терпеть не могу.
Бедная, бедная Реми. Мне хочется прибить его.
– Ты сволочь, – говорю я. Он покраснел, задрожал, и я поняла, что он, возможно, относится к типу нытиков или плакс, если бы все пошло по-другому.
Удивительно. Никогда не угадаешь.
– Реми. Позволь мне …
Он наклоняется вперед, касается моей руки, но, наконец-то, я делаю то, что давно хотела – отдергиваю ее, словно он меня обжигает.
– Не трогай меня, – огрызаюсь я. Я хватаю куртку, завязываю ее на талии и направляюсь к двери, чувствуя, как он спотыкается за мной.
Я хлопаю каждой дверью, через которую прохожу в доме, наконец, достигаю входную и вот я уже у почтового ящика, даже не заметила, как дошла.
Я чувствую, как он смотрит на меня с крыльца, но не зовет и ничего не говорит.
Не в том плане, что я хочу, чтобы он это сделал, и мы бы все пересмотрели.
Но большинство парней хотя бы пробовали ради приличия.
И теперь я иду по этому району, униженная, без машины, посреди ночи пятницы.
Моей первой ночи пятницы в качестве взрослой, закончившей среднюю школу, в Реальном Мире. Добро пожаловать.
***
– Где тебя черти носят? – спрашивает Хлоя, когда я наконец добираюсь до «Бендо» с помощью городского транспорта, двадцать минут спустя.
– Вы не поверите, – начинаю я.
– Не сейчас.
Она берет меня за руку, тянет за собой через толпу, и мы выходим на улицу, где я замечаю Джесс, уже в машине, с открытой дверцей со стороны водителя.
– У нас проблемка.
Когда я сажусь в машину, я не сразу замечаю Лиссу. Она сжалась на заднем сиденье с кучей коричневых как-возле-умывальников-у-школьной-столовой бумажных салфеток. По ее раскрасневшемуся лицу стекает слеза, и она всхлипывает.
– Какого черта тут происходит? – спрашиваю я, оставляю открытой заднюю дверь и проскальзываю к ней.
– Адам б-б-бросил м-м-меня, – говорит она, глотая воздух. – Он к-к-кинул меня.
– Ох, Господи, – пока я вздыхаю, Хлоя забирается на переднее сиденье. Джесс уже повернулась к нам, смотрит на меня и качает головой.
– Когда?
Лисса переводит дыхание, затем снова начинает рыдать.
– Я не могу, – бормочет она, вытирая лицо салфеткой. – Я д-д-даже не могу…
– Сегодня вечером, когда она забрала его после работы, – констатирует Хлоя. – Она отвезла его домой, чтобы он мог принять душ, и он сделал это там. Без предупреждения. Ничего такого.
– Мне пришлось п-п-пройти м-м-мимо его родителей, – добавляет Лисса, хлюпая носом. – И они знали. Они посмотрели на меня, словно я с-с-собака, которую выгнали.
– Что он сказал? – спрашиваю я у нее.
– Он сказал ей, – Хлоя входит в роль оратора: – Что ему нужна свобода, потому что сейчас лето и со средней школой покончено, и он не хочет, чтобы они упустили какие-либо возможности в колледже. Он хочет быть уверенным, что они…
– …смогут брать от жизни все, – заканчивает фразу Лисса, вытирая слезы.
– Придурок, – проворчала Джесс. – Хватит уже рыдать.
– Я л-л-люблю его! – воет Лисса, и я тянусь и обнимаю ее.
– Все хорошо, – успокаиваю я.
– У меня и мысли не было, – она делает глубокий вдох, который получается неровным и прерывистым, когда она выпускает из рук салфетку, позволяя ей упасть на пол.
– Как так вышло, что я даже не догадывалась?
– Лисса, с тобой все будет хорошо, – мягко говорит ей Хлоя.
– Я как Джонатан, – всхлипывает она, облокачиваясь на меня. – Мы просто жили своей жизнью, забирали вещи из химчистки…
– Что? – переспрашивает Джесс.
– ... и не подозревали, – заканчивает Лисса: – Что с-с-сегодня вечером нас б-б-бросят.
– Кстати, – обращается ко мне Хлоя: – Как все прошло?
– Не спрашивай, – отвечаю я.
Лисса теперь рыдает на полную катушку, уткнувшись в мое плечо. За головой Хлоя я вижу, что Бендо уже переполнен, а перед дверью выстроилась целая очередь.
– Давайте уберемся отсюда, – говорю я Джесс, она кивает.
– Эта ночь в любом случае провалилась.
Хлоя садится на переднее сиденье, надавливает на прикуриватель, пока Джесс заводит двигатель.
Лисса сморкается в салфетку, которую я ей подаю, затем издает небольшие, быстрые всхлипы, окружающие меня.
Как только мы трогаемся с места, я глажу ее по голове, зная, как ей сейчас больно.
В первый раз всегда больно.
***
Конечно, мы должны выпить напитки Зип еще раз. Затем Хлоя уходит, а Джесс выруливает на дорогу, чтобы отвезти меня и Лиссу ко мне домой.
Мы уже почти свернули в мой район, как Джесс вдруг начинает тормозить и очень тихо шепчет мне:
– Там Адам.
Я смотрю влево, и так и есть. Адам стоит со своими друзьями возле парковки перед Кофе Снэк. Что действительно меня задело, так это то, что он улыбается. Урод.
Я кидаю взгляд назад, но Лисса с закрытыми глазами разлеглась на заднем сиденье и слушает радио.
– Подъезжай, – говорю я Джесс. Я оборачиваюсь. – Эй, Лисс?
– Мммммм? – отвечает она.
– Сиди тихо, хорошо? Не высовывайся.
– Хорошо, – неуверенно говорит она.
Машина, пыхтя, двигается вперед. Джесс обращается ко мне:
– Ты или я?
– Я, – я делаю последний глоток. – Сегодня мне это нужно.
Джесс немного прибавляет газ.
– Готова? – спрашивает она.
Я киваю, диетическая кола Зип балансирует у меня в руке. Идеально.
Джесс дает полный газ, и мы движемся. Когда Адам замечает нас, уже слишком поздно.
Это не лучший мой бросок. Но и не худший. Стакан проносится со свистом, переворачивается в воздухе, словно невесомый.
Он ударяется ему о затылок, диетическая кола и лед стекают ему за шиворот.
– Черт возьми! – орет он на нас, пока мы проезжаем мимо. – Лисса! Черт побери! Реми! Ты стерва!
Он все еще продолжает кричать, когда я теряю его из виду.
***
После почти двух пачек печенек Орео, четырех сигарет и такого количества Клинекса, что им можно вытереть весь мир, я, наконец, укладываю Лиссу спать.
Она сразу же засыпает, дышит носом, ноги запутались в моем ватном одеяле.
Я беру одеяло, подушку и иду в кладовку, где растягиваюсь прямо на полу.
Я могу наблюдать за ней отсюда и быть уверенной, что она все еще спит, пока я отодвигаю коробки с обувью, которые храню в правом углу и достаю комплект постельного белья, который тоже спрятан здесь.
У меня была ужасная ночь. Такое случается не постоянно, но в некоторые дни мне это просто необходимо.
Никто не знает.
Я свернулась калачиком, натянула покрывало на себя, развернула полотенце и достала плеер с наушниками.
Затем я воткнула их в уши, выключила свет и включила седьмой трек.
У меня в кладовке есть люк, так что когда я лежу вот так, лунный свет падает прямо на меня.
Иногда я даже могу видеть звезды.
Песня медленно начинается. Сначала гитара, несколько аккордов. Затем голос, который я так хорошо знаю.
Слова я помню наизусть. Они для меня много значат. Никто не должен об этом знать. Но все в курсе.
В «Колыбельной» мало слов.
Простые аккорды.
В пустой комнате тихо…
Но послушай, послушай…
Куда бы ты ни пошла…
Даже если я тебя подведу…
Эта колыбельная будет играть...
Я засыпаю от его голоса. Всегда. Каждый раз.
Глава 3
– Аааааааааааааааай!
– Вот же ж... цветочек!
– Ох, щууууууууууууууука.
В приемной две женщины, ожидающие свою очередь на маникюр, переглянулись, затем посмотрели на меня.
– Эпиляция зоны бикини, – объяснила я.
– Ах, – говорит одна, и возвращается к чтению своего журнала. Другая просто сидит, навострив уши, словно охотничья собака, в ожидании следующего крика. Немного погодя, выдержав свое ежемесячное испытание, приходит миссис Майклс.
– Да пошло оно все к чеееерезвычайно плохому человеку.
Миссис Майклс – жена одного из местных министров, она любит Бога также сильно, как гладкую, без единого волоска кожу.
За год, что я работаю в салоне «Джои», из кабинета, где Талинга орудует своими восковыми полосочками, я слышала ругательств больше, чем во всех остальных кабинетах вместе взятых. И это включая плохой маникюр, неумелые стрижки и возмущенную посетительницу, у которой после обертывания морскими водорослями тело приняло оттенок лаймового пирога. Не в том плане, что «Джои» – ужасный салон. А в том, что всем не угодишь, особенно это касается женщин, когда речь заходит об их образе. Именно поэтому Лола, владелица «Джои», подняла мне зарплату в надежде, что я не поеду в Стэнфорд, останусь на ресепшне и буду успокаивать посетителей до конца дней своих.
Я стала работать, потому что хотела машину. Моя мать предложила мне пользоваться ее «Камри», а она купит себе новую. Но для меня было важно достичь всего самой. Я люблю свою мать, но по опыту знаю, что с ней стоит заключать сделки только при крайней нужде. О ее капризах можно слагать легенды, и как только ей надоест новая машина, она потребует старую назад.
Поэтому я собрала все свои сбережения – которые в основном состояли из денег за подработку няней и денег, которые мне дарили на Рождество, все это я копила вечность – достала журнал Консьюмер Репортс[8]8
Consumer Reports – журнал организации «ConsumersUnion» (Союз потребителей), США. Публикует обзоры и сравнительные описания потребительских товаров и услуг, базирующиеся на откликах пользователей и результатах тестирований, проводимых в лаборатории журнала.
[Закрыть] и тщательно изучила все новые модели, перед тем как идти в агентство по продаже автомобилей. Я пререкалась и спорила, и мирилась со всей этой брехней продавцов машин, что чуть не убило меня, но в конце концов я получила машину, которую хотела – новенькую «Цивик» с прозрачным люком на крыше и полностью автоматическую, по цене гораздо ниже розничной, рекомендованной производителем. В день, когда ее забрала, я поехала в «Джои» и написала заявление на работу – за неделю или еще раньше до этого я видела объявление, что им требуется секретарь на ресепшн.
Таким образом, еще до начала последнего года в школе, у меня уже были кредит на машину и работа.
Как только миссис Майклс вышла из кабинета депиляции, зазвонил телефон. Сначала у меня был шок от вида людей после этой процедуры: они словно побывали на войне или пострадали в результате пожара. Она очень медленно идет к моей стойке – эпиляция зоны бикини особенно жестокая.
– Салон «Джои» – ответила я на звонок. – Реми слушает.
– Реми, здравствуй, это Лорен Бейкер, – сказала женщина на другом конце провода прерывистым голосом.
Миссис Бейкер всегда говорила так, словно она запыхалась.
– Тебе нужно записать меня на маникюр сегодня. У Карла важный клиент, и мы идем в «Ла Королла», но на этой неделе я перекрашивала кофейный столик, и мои руки…
– Секундочку, пожалуйста, – говорю я монотонным, профессиональным голосом и нажимаю кнопку «Ожидание».
Надо мной нависла миссис Майклс, она кривится, когда достает кошелек, протягивает мне свою золотую кредитку.
– С Вас семьдесят восемь, мадам.
Она кивает, я забираю кредитку и возвращаю ей.
Ее лицо такое красное, а кожа вокруг бровей почти содрана. Ой. Она подписывает бланк, затем смотрит на себя в зеркало за моей спиной, строя гримасы.
– О, Боже, – говорит она. – Я не могу пойти на почту в таком виде.
– Абсурд! – Талинга, мастер эпиляции, приходит якобы по какой-то причине, но на самом деле, чтобы удостоверится, что миссис Майклс оставила ей в конверте щедрые чаевые.
– Никто и не заметит. Увидимся в следующем месяце, хорошо?
Миссис Майклс шевелит пальцами, затем выходит за дверь, все еще с трудом передвигаясь. Как только она уходит, Талинга забирает конверт, перелистывает купюры и издает звук, похожий на «хмм», затем плюхается в кресло и, скрестив ноги, ожидает следующего клиента.
– Продолжаем, – я нажимаю кнопку первой линии. Слышу, как миссис Бейкер уже пыхтит, хотя я еще не начала говорить.
– Давайте посмотрим, я могу вписать вас на три тридцать, но вам нужно быть во время, так как у Аманды в четыре уже следующий клиент.
– Три тридцать? – отвечает миссис Бейкер. – Видите ли, пораньше было бы лучше, на самом деле, потому что у меня...
– Три тридцать, – повторяю я, обрывая гласные. – Либо так, либо никак.
Далее следует пауза, беспокойное дыхание, и затем она произносит:
– Я приду.
– Хорошо. Тогда до встречи.
Когда я кладу трубку и записываю ее, Талинга смотрит на меня:
– Реми, детка, ты такая стерва.
Я пожимаю плечами. Правда в том, что у меня получается ладить с этими женщинами потому, что у большинства из них склад ума типа «привыкла-что-у-меня-все-есть» и «я-я-я» – в котором я отлично разбираюсь благодаря моей матери. Они не желают соблюдать правила, хотят получать все бесплатно, приходить в часы, когда назначено другим, и при этом оставаться любимыми всеми. Я справляюсь с этой работой из-за огромного жизненного опыта.
Следующий час я принимаю двоих женщин, ожидающих маникюр, заказываю ланч для Лолы, подсчитываю вчерашнюю прибыль, а между двумя восковыми коррекциями бровей и эпиляцией подмышек Талинга раскрывает мне кровавые подробности ее последнего ужасного свидания вслепую.
К двум часам суета потихоньку спадает, и я просто сижу за стойкой, пью диетическую колу и смотрю на парковку.
«Джои» находится в прославленном моле под названием «Деревня Мэра».
Здесь все бетонное, молл расположен прямо на шоссе, его украшают несколько деревьев и фонтан – для соответствия высокому классу. Справа от нас «Рынок Мэра», где продается дорогая органическая еда. Еще есть «Джамп Джава», кофейня, магазин видео, банк и «фото за час».
Пока я смотрю в окно, на парковку подъезжает побитый белый фургон, и останавливается у «Унесенных птицами» – специализированного магазина корма для птиц. Передняя и боковые дверцы фургона открываются, и из него выходят парни, все примерно моего возраста, на всех рубашки, галстуки и джинсы. Они секунду совещаются, что-то обсуждают, затем расходятся, направляясь к разным магазинам. Невысокий парень с рыжими волнистыми волосами идет в нашем направлении, заправляя рубашку по мере приближения.
– Ой, ребята, – говорю я. – К нам идут мормоны.
Не смотря на табличку на витрине, которая гласит – никаких ходатайств, мне всегда приходится выставлять людей, продающих шоколадные батончики или Библии. Я делаю глоток диетической колы, подготавливая себя, в это время звенит дверной колокольчик, и он заходит.
– Здравствуйте, – он подходит ближе. Он весь усыпан веснушками, как и большинство рыжеволосых парней, но у него темно-зеленые глаза и добрая улыбка. При ближайшем рассмотрении, на кармане его рубашки можно обнаружить пятно, да и сама одежда словно была куплена в эконом-магазине. Кроме того, его галстук был на застежке. Я хочу сказать, что это было очевидно.
– Здравствуйте, – отвечаю я. – Чем я могу вам помочь?
– Я хотел узнать, требуются ли вам сотрудники?
Я смотрю на него. Мужчины не работают в «Джои»: это не связано со взглядами Лолы, просто эта работа не очень подходит мужчинам. У нас был стилист-мужчина, Эрик, но он годом раньше перешел в салон «Закат», к нашему главному конкуренту, и забрал с собой одного из лучших мастеров маникюра. С тех пор в салоне только эстроген, все время.
– Неа, – говорю я. – Не требуются.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Он не выглядит убежденным, и все еще улыбается.
– Скажите, – любезничает он, – А могу я заполнить заявление на случай, если появится вакансия?
– Конечно, – я выдвигаю средний ящик стола, где у меня хранится стопка бланков. Я вытаскиваю один, протягиваю ему вместе с ручкой.
– Большое спасибо, – он садится в углу у окна. Со своего места я наблюдаю, как он четкими печатными буквами выводит наверху свое имя, затем хмурит брови, размышляя над вопросами.
– Реми, – зовет Лола, входя в комнату для ожидания, – Нам уже пришла поставка от «Редкен»?
– Нет еще, – отвечаю я. Лола – крупная женщина, любящая обтягивающую, светлую одежду. У нее громкий смех, соответствующий ее габаритам, вызывающий такое уважение и страх у клиентов, что никто не осмеливается принести фотографию или что-то еще, когда стрижка назначена у нее: они просто позволяют ей самой выбрать образ. Она бросила взгляд на парня в углу.
– Почему ты здесь, – спросила она у него.
Он посмотрел наверх, почти не испугавшись. Мне пришлось поставить ему это в плюс.
– Ищу работу, – ответил он.
Она осмотрела его с головы до ног.
– Это галстук на застежке?
– Да, мадам, – кивнул он. – Уверен, это он и есть.
Лола посмотрела на меня, затем снова на него, и разразилась хохотом.
– О, Боже, только посмотрите на него. И ты хочешь работать на меня?
– Да, мадам, именно так.
Он был очень вежлив, и я могла наблюдать, как он быстро набирает очки. Лола любила, когда ее уважают.
– Ты можешь делать маникюр?
Он явно это учитывал.
– Нет. Но я быстро учусь.
– Ты можешь эпилировать зону бикини?
– Неа.
– Стричь?
– Нет, точно нет.
Она покачала головой из стороны в сторону, улыбаясь ему.
– Сладкий, – наконец произносит она, – ты бесполезен.
Он кивает.
– Моя мама всегда так говорит, – отвечает он. – Но я играю в группе, и сегодня нам всем надо найти работу, поэтому я так стараюсь.
Лола снова смеется. Звук такой, словно смех исходит прямо из ее живота.
– Ты в группе?
– Да, мадам. Мы только приехали из Вирджинии, на лето. И нам всем надо найти работу на первую половину дня, поэтому мы пришли сюда и разделились.
Итак, они не мормоны. Они музыканты. Это еще хуже.
– На чем ты играешь? – спрашивает Лола.
– На барабанах, – говорит он.
– Как Ринго?
– Точно. – Он ухмыляется, затем тихо добавляет: – Знаете, они всегда ставят рыжих парней на задний план. Иначе, взгляды всех девушек были бы прикованы ко мне.
Лола разрывается от смеха, настолько громкого, что Талинга и Аманда, мастер маникюра, поднимают головы.
– Что происходит в мире? – спрашивает Аманда.
– Господи, это галстук на застежке? – говорит Талинга.
– Слушай, – Лола переводит дыхание: – Тут у нас ничего для тебя нет. Но пойдем со мной в кофейню, и я найду тебе работу. За хозяйкой кофейни должок.
– Правда?
Она кивает.
– Ну, пошли. У меня не весь день свободен.
Он подпрыгивает, ручка падает на пол. Он наклоняется, чтобы поднять ее, затем протягивает мне бланк заявления.
– Все равно спасибо, – говорит он.
– Обращайся.
– Пойдем, Ринго! – кричит Лола, стоя у выхода.
Он подпрыгивает, ухмыляется, затем наклоняется ближе ко мне:
– Знаешь, он все еще говорит о тебе.
– Кто?
– Декстер.
Конечно. Это все моя удачливость. Он не просто в группе, он именно в этой группе.
– Почему? – спрашиваю я. – Он меня даже не знает.
– Это не важно, – он пожимает плечами. – Ты официально бросила ему вызов. И теперь он ни за что не отступит.
Я просто сижу, потряхивая головой. Смешно.
Он не замечает, вместо этого похлопывает ладонью по столу, словно мы заключили сделку или что-то в этом роде, затем следует за Лолой.
Как только они уходят, Талинга смотрит на меня:
– Ты его знаешь?
– Нет, – я хватаю телефон, так как он снова звонит. Мир тесен, наш город мал. Это просто совпадение. – Не знаю.
***
Прошла неделя, как мы с Джонатаном разбежались, но я совсем не думала ни о нем, ни о музыканте Декстере, ни о чем-либо еще, кроме свадьбы моей матери. Это меня отвлекало, как раз то, что мне было нужно, но вряд ли я признала бы это вслух.
Сначала Джонатан звонил, но затем перестал, когда понял, что я никогда не вернусь. Хлоя отметила, что я получила, что хотела: свободу. Хотя не совсем тем путем. Мне все еще досаждало, что меня обманули. От этого я просыпалась по ночам, не способная вспомнить, что мне снилось.
К счастью, мне еще приходилось иметь дело с Лиссой. Последнюю неделю она все полностью отрицала, находясь в уверенности, что Адам передумает. Мы делали все возможное, чтобы она не позвонила/ не поехала/ не пошла к нему на работу, что не привело бы ни к чему хорошему в такой ситуации – это было нам всем хорошо известно. Если он захочет ее увидеть, он найдет ее. Если захочет ее вернуть, она должна заставить его поработать над этим. И тому подобное.
А теперь пришло время для свадьбы. Я ушла с работы пораньше, в пять, и поехала домой готовиться к обеду по поводу репетиции церемонии. Как только я вошла в дом, я поняла, что он в том же состоянии, что и был, когда я уходила. В хаосе.
– Нет ни единого шанса, что они будут здесь во время! – кричит моя мать, в то время как я вхожу и кидаю ключи на стол. – Они должны быть здесь через час, или мы не сможем устроить обед!
– Мам, – я узнаю ее близкий-к-срыву голос. – Остынь.
– Я все понимаю, – все еще визжит она: – Но это моя свадьба!
Я заглядываю в гостиную, в ней никого нет, не считая Дженнифер Энн, уже одетой к обеду. Она сидит на кушетке и читает книгу под названием «Строим планы, воплощаем мечты», на обложке которой изображена задумчивая женщина. Дженнифер Энн смотрит на меня, переворачивает страницу.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Проблемы со службой по доставке лимузинов.
Она взбивает свои волосы:
– Кажется, одна из машин попала в аварию, а другая стоит в пробке.
– Это неприемлемо! – вопит моя мать.
– Где Крис?
Она посмотрела на потолок.
– В своей комнате. Очевидно, высиживает яйца.
Она строит гримасу и возвращается к книге.
Мой брат выращивает ящериц. Наверху, напротив его комнаты, там, где раньше была кладовка, он хранит несколько аквариумов, в которых разводит ящериц. Их сложно описать: они меньше, чем игуаны, но крупнее гекконов. У них змеиные язычки, и они питаются маленькими сверчками, которые постоянно теряются по всему дому, прыгают вниз по лестнице, прячутся в обуви и стрекочут оттуда. У него даже есть инкубатор, он держит его на полу у себя в комнате. Когда Крис кладет в него яйца, он целый день работает, медленно меняя температуру, необходимую, чтобы ящерки вылупились.
Дженнифер Энн ненавидит ящериц. Они – камень преткновения в ее трансформации Криса, их он никогда не бросит ради нее. В итоге, она отказалась приближаться к его комнате, вместо этого она проводит время в нашем доме сидя на кушетке или за кухонным столом, обычно читая мотивационные книжки и вздыхая так громко, что ее слышат все – кроме Криса, который обычно сидит наверху, привязанный к своим животным.
Но сейчас у меня большие проблемы.
– Я все понимаю, – моя мать уже готова расплакаться: – но вы тоже поймите, сто человек ждут меня в Хилтоне, а я не приеду!
– Тпру, тпру, тпру, – я подхожу к ней и деликатно накрываю ладонью трубку. – Мам, позволь мне поговорить с ними.
– Это смешно! – шипит она, но все-таки отдает мне трубку. – Это...
– Мам, – тихо говорю я: – иди, продолжай одеваться. Я все разрулю. Ладно?
Она секунду стоит и моргает. На ней уже надето платье, и она держит в руках колготки. Но нет ни макияжа, ни украшений. Что означает еще двадцать пять минут, если, конечно, нам повезет.
– Ну ладно, – она словно делает мне одолжение. – Я буду наверху.
– Отлично.
Я наблюдаю, как она выходит из комнаты, приглаживая волосы пальцами. Как только она ушла, я беру трубку:
– Это Альберт?
– Нет, – отвечает голос осторожно: – Это Томас.
– А Альберт там?
– Подождите.
До меня доносится приглушенный шум, словно кто-то прикрыл трубку. Затем:
– Здравствуйте, Альберт слушает.
– Альберт, это Реми Старр.
– Хэй, Реми! Слушай, по поводу машин – просто произошла путаница, понимаешь?
– Моя мать близка к нервному срыву, Альберт.
– Понимаю, понимаю. Но послушай, Томас старался ей объяснить вот что. Мы поступим так...
Пять минут спустя я понимаюсь наверх и стучусь в комнату матери. Когда я вхожу, она сидит перед своей косметичкой. Выглядит она без изменений, правда сменила платье, а теперь припудривает лицо. Ох, прогресс.
– Все улажено, – говорю ей. – Машина прибудет в шесть. Это не совсем тот лимузин, но завтра все будет в порядке, а это – самое главное. Хорошо?
Она вздыхает, положив руку на грудь, словно это, наконец, успокаивает ее бешено колотящееся сердце.
– Великолепно. Спасибо тебе.
Я сажусь на ее кровать, скидываю туфли и смотрю на часы. Пять пятнадцать. Я могу собраться за восемнадцать минут, включая время на укладку, поэтому я откидываюсь назад и закрываю глаза. Я слышу, как моя мать собирается: бутылочки духов позвякивают, постукивают кисточки, маленькие баночки с кремом для лица и геля вокруг глаз передвигаются на трюмо перед ней. Моя мать была гламурной еще задолго до того, как у нее появились на это причины. Она всегда была невысокой и гибкой, полной энергии и склонной к драматизму: она любила надевать много браслетов, которые побрякивали, когда она махала руками, рассекая воздух во время разговора. Даже когда она преподавала в колледже, и большинство ее учеников спало, отработав целый день, она одевалась для класса, делала макияж, наносила духи и надевала светлые шелестящие вещи. Теперь она красила волосы в черный, так как они начали седеть, стриглась коротко, оставляя густую челку.
С ее длинными струящимися юбками и прической она могла бы сойти за гейшу, если бы не была такой шумной.
– Реми, дорогая, – внезапно произносит она, и я подскакиваю, понимая, что почти уснула.
– Можешь помочь с застежкой?
Я встаю и подхожу к ней, принимаю ожерелье, которое она протягивает.
– Ты прекрасно выглядишь, – говорю ей. Это правда. Сегодня на ней надето длинное красное платье с ниспадающим ожерельем, сережки с аметистом и большое кольцо с бриллиантом, которое ей подарил Дон. Она пахнет духами ll'AirduTemps, когда я была маленькой, то считала, что это самый великолепный запах в мире. Весь дом пропах им: он повис на шторах и подобно сигаретному дыму, упрямо и навсегда въелся повсюду.
– Спасибо, милая, – благодарит она, пока я застегиваю ожерелье. Я смотрю на наше отражение в зеркале и поражаюсь, как мало мы похожи друг на друга: я светлая и худая, она темненькая и роскошная. Я и на отца не похожа. У меня мало фотографий со времен его молодости, а на тех, которые я видела, он уже седой, в стиле рок-звезды 60-х, с длинными волосами и бородой. Еще он словно постоянно под кайфом, моя мать никогда этого не отрицала, когда я обращала на это ее внимание. Ох, но у него был такой красивый голос, говорила она теперь, когда он ушел из жизни. Одна песня, и я пропала. Сейчас она поворачивается и берет мои руки в свои.
– Ох, Реми, – улыбается она, – Ты можешь в это поверить? Мы будем так счастливы.
Я киваю.
– В смысле, – она поворачивается вокруг: – Это не похоже на то чувство, когда я первый раз пошла к алтарю.
– Неа, – соглашаюсь я, приглаживая ее волосы там, где они немного торчат.
– Но это такое чувство, словно сейчас все по-настоящему. Навсегда. Тебе так не кажется?
Я знаю, что она хочет от меня услышать, но все еще не решаюсь это произнести. Это похоже на плохое кино, через этот ритуал мы проходили уже дважды, насколько я помню. С этой точки зрения, подружки невесты и я рассматривали церемонию как вечеринку, на которой мы будем стоять в сторонке и обсуждать, кто потолстел или полысел с последней свадьбы моей матери.
