Текст книги "Колыбельная (ЛП)"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

       Я не питаю иллюзий насчет любви. Она приходит и уходит, приносит счастье или горе. Людям не суждено быть вместе вечно, хоть так и поется в песнях. Возможно, я оказала бы ей услугу, если бы вытащила все свадебные альбомы, что хранятся у нее под кроватью, и показала фотографии, заставляющие ее выбирать те же вещи, тех же людей, тот же торт/шампанское/тост/движения для первого танца – все это мы будем вновь наблюдать через сорок восемь часов. Возможно, она смогла все забыть, убрав всех мужей и воспоминания с глаз долой и из сердца вон. Но я не смогла.

      Она все еще улыбается мне в зеркале. Иногда я думаю, что если бы она могла читать мои мысли, то это ее бы убило. Или убило бы нас обеих.

       – По-другому, – убеждает она себя. – На этот раз все по-другому.

       – Конечно, мам, – я кладу руки ей на плечи. С того места, где я стою, они кажутся мне маленькими. – Конечно, так и есть.

      Когда я иду в свою комнату, на меня выпрыгивает Крис.

       – Реми! Ты должна это увидеть.

      Я смотрю на часы – пять тридцать – и следую за ним в комнату ящериц.

      Она тесная, и ему постоянно приходится поддерживать в ней жару, что делает пребывание  здесь похожим на длинную поездку в лифте в никуда.

       – Смотри, – он схватил меня за руку и рывком усадил меня вниз, напротив инкубатора. Крышки не было, и внутри стоял контейнер Tupperware, наполненный чем-то, напоминавшим мох. На нем лежало три  маленьких яйца. Одно было разбито, другое всмятку, а у третьего была маленькая дырочка наверху.

       – Смотри, – прошептал Крис и указал на яйцо с дырочкой.

       – Крис, – я снова посмотрела на часы. – Я еще даже в душе не была.

       – Просто подожди, – он снова показал на яйцо: – Это того стоит.

      Мы вместе склонились. Моя голова начала болеть от жары. И затем, когда я уже собиралась вставать, яйцо зашевелилось. Оно немного покачалось, потом кто-то высунулся из дырочки. Крошечная голова, и как только яйцо разломалось, за ней последовало тельце. Оно было скользким и покрытым слизью, и настолько маленьким, что могло бы поместиться на кончике моего пальца.

       – Varanustristisorientalis[9]9
  Восточный варан.


[Закрыть], – Крис произнес это словно заклинание. – Восточный варан. Он единственный выжил.

      Маленький ящер выглядит немного ошеломленным, моргает глазками и передвигается рывками, постоянно запинаясь. Крис сияет, словно он только что в одиночку создал вселенную своими руками.

       – Довольно круто, ага? – говорит он, в то время как ящерка снова начинает передвигаться на своих крошечных, пошатывающихся лапках. – Мы первые, кого он увидел.

      Ящерка уставилась на нас, мы на нее, потом друг на друга. Она меленькая и беззащитная, я уже ей сочувствую. Она пришла в довольно нервный мир. Но даже не знает об этом. Пока еще. Здесь в этой комнате, где так жарко и тесно, мир кажется достаточно небольшим, чтобы с ним можно поладить.

Глава 4

   – И, наконец, давайте поднимем бокалы и выпьем за дочь Барбары, Реми, которая спланировала и организовала все это. Без нее мы бы не справились. За Реми!

       – За Реми! – вторят все и смотрят на меня, перед тем как выпить шампанское.

       – А теперь, – моя мать улыбается Дону – с его лица улыбка не сходила с тех пор, как двумя часами ранее на церемонии зазвучала «Прелюдия» в органном исполнении. – Пожалуйста, наслаждайтесь вечером!

      Струнный квартет начинает играть, моя мать и Дон целуются, и я, наконец, перевожу дыхание. Подают салаты, все сидят. Торт: проверено. Украшения в центре стола: проверено. Бармен и ликер: проверено. Эти и миллион других деталей приведены в действие, и это значит, что сейчас, спустя шесть месяцев, два дня и приблизительно четыре часа, я могу расслабиться. По крайней мере, на несколько минут.

       – Ладно, – я обращаюсь к Хлое: – Теперь я выпью шампанского.

       – Наконец-то! – отвечает она, подавая мне бокал. Они с Лиссой уже подвыпившие, с красными лицами, еще и хихикают так, что это уже не раз привлекало внимание к нашему столику. Дженнифер Энн сидит слева от меня вместе с Крисом, пьет сельтерскую воду и измученно наблюдает за нами.

       – Отличная работа, Реми, – говорит Крис, накалывая помидор из салата и отправляя его в рот. – Ты действительно устроила маме хороший праздник.

       – После этого, – отвечаю ему: – Она предоставлена самой себе. В следующий раз пусть едет в Вегас, и свадьбу ей проводит двойник Элвиса. Я больше не участвую.

      Дженнифер Энн открыла рот от удивления.

       – В следующий раз? – она явно шокирована. Затем она посмотрела на мою мать и Дона, которые сидят за главным столиком, умудряясь одновременно есть и держаться за руки.

       – Реми, это брак. Перед лицом Господа. Он навсегда.

      Крис и я уставились на нее. На другой стороне стола Лисса отрыгнула.

       – Ох, Боже, – когда она это произносит, Хлоя начинает хихикать: – Извините.

      Дженнифер Энн закатывает глаза, она явно обижена тем, что ей приходится делить стол с кучкой простаков и циников.

       – Кристофер, – она единственная, кто его так называет: – Давай выйдем подышать воздухом.

       – Но я ем салат, – возражает Крис. У него соус на подбородке. Дженнифер Энн берет салфетку, аккуратно ее сворачивает. Она уже доела салат и сложила приборы крестиком в середину тарелки, тем самым давая понять официанту, что она закончила есть.

       – Конечно, – Крис встает. – Воздух. Пойдем.

      Как только они уходят, Хлоя располагается на двух стульях, Лисса неуклюже повторяет за ней. Джесс не пришла, ей пришлось остаться дома со своим младшим братом – у него острый фарингит. Когда ее не было рядом, я всегда ощущала дисбаланс, мне было сложно одной управляться с Лиссой и Хлоей.

       – Девочки, – говорит Лисса, когда Дженнифер Энн выталкивает Криса в фойе, все время болтая: – Она нас ненавидит.

       – Нет, – отвечаю я, делая еще один глоток шампанского: – Она просто ненавидит меня.

       – Ой, перестань, – Хлоя копается у себя в салате.

       – За что ей тебя ненавидеть? – спрашивает Лисса, вновь прикладываясь к бокалу. Ее помада смазалась, но это выглядит довольно мило.

       – Потому что она считает меня плохой, – говорю ей. – Я выступаю против всего, во что она верит.

       – Но это неправда, – она произносит это так, словно обиделась. – Ты великолепная, Реми.

      Хлоя фыркает.

      – Давайте не будем сходить с ума.

       – Она уже сошла! – Лисса говорит это достаточно громко, чтобы парочка за соседним столиком – партнеры Дона по агентству – обратили на нас внимание.

       – Я не великолепная, – я пожимаю руку Лиссе: – Но я немного лучше, чем была раньше.

       – С этим, – Лисса швыряет салфетку на свою тарелку: – Я могу согласиться. В том плане, что ты больше не куришь.

       – Точно, – соглашаюсь я. – И вряд ли я буду напиваться до состояния не стояния на ногах.

      Лисса кивает.

       – И это тоже верно.

       – И наконец, – я допиваю свой напиток, – Я больше не сплю, с кем попало.

       – Вот, вот, – Хлоя поднимает свой бокал, чтобы я могла с ней чокнуться.

       – Берегись, Стэнфорд, – улыбается она мне.

       – Теперь Реми практически святая.

       – Св. Реми, – я пробую, как это звучит. – Думаю, мне это нравится.

      Обед был хорош. Кажется никому, кроме меня, курица не показалась немного резиновой. Вообще я голосовала за говядину, но меня не поддержали, поэтому мне пришлось страдать. Дженнифер Энн и Крис больше не возвращались за наш столик; позднее, когда я шла в комнату отдыха, я заметила, что они дезертировали за столик местных больших шишек, друзей Дона по Торговой палате. Дженнифер Энн разговаривала с городским менеджером, размахивая вилкой на ключевых моментах, в то время как Крис сидел за ней с набитым ртом, а на его галстуке теперь красовалось пятно. Когда он меня заметил, то улыбнулся, как бы извиняясь, и пожал плечами, словно это, как и многое другое, было не его рук дело.

      Тем временем за нашим столиком шампанское лилось рекой. Один из племянников Дона, поступивший в Принстон, приударил за Хлоей, а Лисса, за те десять минут, что меня не было, перешла от состояния эйфории к плаксивости, и уже была на пороге сентиментальности во хмелю.

       – Дело в том, – она наклонилась ко мне: – Я правда думала, что мы с Адамом поженимся. Я так думала.

       – Я знаю, – я чувствую облегчение, так как вижу, что к нам направляется Джесс, одетая в одно из немногих ее платьев. Она чувствует себя некомфортно, как и всегда, когда она одевает что-нибудь кроме джинсов, и строит гримасу, когда садится.

       – Колготки, – жалуется она. – Эта дурацкая вещь стоила мне четырех баксов, а такое ощущение, что я наждачную бумагу надела.

       – Ну, неужели это Джессика, – Хлоя хихикает. – У тебя нет платьев из нашего столетия?

       – Выкуси, – говорит ей Джесс, а племянник Дона изумленно подымает брови.

      Хлоя, которую мало это волнует, возвращается к шампанскому и длинной истории, которую она о себе рассказывала.

       – Джесс, – шепчет Лисса ей прямо в ухо, перекладывая голову с моего плеча на ее: – Я пьяна.

       – Я вижу, – ровно говорит Джесс, откидывая ее назад ко мне. – Черт возьми, – восклицает она: – Я так рада, что пришла!

       – Не веди себя так, – обращаюсь я к ней. – Ты голодна?

       – Я дома ела тунца, – она косится на украшение в центре стола.

       – Оставайся здесь, – я встаю, перекладываю Лиссу на ее стул. – Я скоро вернусь.

      Я уже на пути назад к столику, с тарелкой курицы, спаржи и плова, и тут слышу, как микрофон трещит, и раздаются несколько гитарных аккордов.

       – Всем привет, – говорит голос, в то время как я просачиваюсь между двумя столиками, обходя официанта, убирающего тарелки: – Это «Джи Флэт», и мы хотим пожелать Дону и Барбаре совместного счастья!

      Все аплодируют, а я замираю на месте и поворачиваю голову. Дон настаивал на том, что он сам займется группой, уверяя, что ему кто-то должен услугу. Но сейчас я больше всего на свете хотела бы, чтобы я сама наняла местную группу «Мотаун», несмотря на то, что они уже играли на двух предыдущих свадьбах моей матери.

      Потому что, конечно, парнем-музыкантом, стоявшим перед микрофоном в черном костюме, который выглядел большим на размер, был Декстер.

      Он произнес:

       – Что скажете, ребята? Давайте начнем вечеринку!

       – О, Боже, – говорю я, а группа – гитарист, клавишник и на заднем плане рыжеволосый Ринго, которого я встретила днем ранее – начинают исполнять песню «Get Ready».

      Они все одеты в костюмы из эконом-магазина, Ринго в том же галстуке на застежке. Но люди уже начинают толпиться на танцполе, шаркая ногами и дрыгаясь, моя мать и Дон подпевают в середине всей этой массы. Я возвращаюсь за столик и протягиваю Джесс тарелку, затем плюхаюсь на свое место. У Лиссы, как я и предполагала, уже глаза на мокром месте, она промокает их салфеткой, а Джесс механически похлопывает ее по ноге.

      Хлоя и племянник ушли.

       – Я не могу в это поверить, – говорю я.

       – Поверить во что? – Джесс берет себе вилку. – Ребята, это пахнет великолепно.

       – Группа, – начинаю я, но это все, что мне удается сказать, так как передо мной возникает Дженнифер Энн, за ней хвостиком плетется Крис.

       – Мама тебя искала, – говорит Крис.

       – Зачем?

       – Предполагается, что ты будешь танцевать, – информирует меня Дженнифер Энн, королева этикета, она мягко выталкивает меня со стула. – Осталась последняя часть свадебной вечеринки.

       – Ой, перестань, – я кидаю взгляд на танцпол, где, конечно же, моя мать сразу же смотрит прямо на меня, обезоруживающе улыбаясь и посылая жесты типа «иди-сюда-прямо-сейчас». Поэтому я хватаю Лиссу за руку – черта с два я туда одна пойду – и тащу ее с собой, по лабиринту из столов, прямо в толпу.

       – Я не хочу танцевать, – сопит она.

       – Я тоже, – процеживаю я сквозь зубы.

       – Ох, Реми, Лисса! – кричит моя мать, когда мы подходим ближе, она протягивает нам руки, чтобы прижать нас обеих. Я чувствую тепло ее кожи, когда она слегка касается меня, ткань ее платья скользкая и гладкая.

       – Так весело, правда?

      Мы прямо в центре толпы, люди вокруг нас танцуют. Группа переходит на крик, сопровождаемый воплями за моей спиной. Дон, слишком низко наклонивший мою мать, теперь хватает меня за руку и начинает меня кружить так, что я врезаюсь в танцующую пару. Я уже совсем не чувствую своей руки, когда он притягивает меня назад, бешено вращая бедрами.

       – Ох, Боже, – говорит на это Лисса. Но я снова взлетаю, на этот раз в противоположном направлении. Дон танцует настолько страстно, что я боюсь за окружающих. Я стараюсь отослать его назад к матери, но она уже танцует с одним из маленьких племянников Дона.

       – Помоги мне, – шепчу я Лиссе, в то время как проношусь мимо нее, Дон все еще сжимает мое запястье.

      Затем он притягивает меня ближе, чтобы приступить к диким прыжкам в стиле джиттербаг, да так, что я клацаю зубами, но все это не мешает мне наблюдать, как Хлоя истерически смеется, стоя сбоку от танцпола.

       – Ты отличный танцор! – Дон притягивает меня еще ближе и резко наклоняет. Я была уверена, что грудь выскочит у меня из платья, пока мы делаем этот трюк, но он снова молниеносно притягивает меня к себе, от чего кровь приливает к моей голове. – Я люблю танцевать, – кричит он, вновь вращая меня. – Мне всегда мало!

       – Мне кажется, что достаточно, – ворчу я, когда музыка начинает стихать.

       – Что-что? – он прикладывает руку к уху.

       – Я сказала, – отвечаю я: – Что ты умеешь двигаться.

      Он смеется, вытирает лицо.

       – Ты тоже, – говорит он, в то время как группа прекращает бить по тарелкам. – Ты тоже.

      Я скрываюсь, пока все аплодируют, прокладываю путь к бару, где в одиночестве стоит мой брат и отламывает от хлеба кусочки.

       – Что это было? – смеется он. – Господи, это выглядело словно дикий ритуальный танец какого-то племени.

       – Заткнись, – говорю я.

       – А сейчас, ребята, – я слышу, как Декстер произносит это со сцены, а свет вокруг становится приглушенным: – Вашему вниманию… маленькая медленная песня.

      Звучат первые аккорды «Our love is here to stay», немного неловко, и люди, которые избегали танцпол во время быстрых песен, поднимаются со своих мест и разделяются на пары. Передо мной возникает Дженнифер Энн, от нее пахнет мылом для рук, она скользит пальцами по ладони Криса, убирая хлеб из его рук.

       – Пойдем, – шепчет она, тактично перекладывая хлеб на ближайший столик. Как бы я к ней не относилась, не могу не восхититься ее техникой. Ничто не остановит эту девушку. – Давай потанцуем.

       – Конечно, – соглашается Крис, вытирает рот и следует за ней, он бросает на меня взгляд, когда они достигают танцпола.

       – Все в порядке?

      Я киваю.

      – Все хорошо, – отвечаю я. В зале становится тише, начинает играть музыка, люди переходят на шепот, когда они двигаются щека к щеке. На сцене, в то время как Декстер поет, клавишник явно скучает и поглядывает на часы. Я его понимаю. Что такого в этих медленных песнях? Даже в неполной средней школе я ненавидела, когда музыка замедлялась, после чего кто-то прислонял свое потное тело к тебе.

      Когда танцуешь по-настоящему, ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, вынужденный раскачиваться взад и вперед вместе с незнакомцем, который теперь, только из-за того, что вы слишком близко, считает нормальным схватить тебя за зад или за что-нибудь еще в пределах досягаемости. Что за бред. Это и есть бред. Абсолютный. Потому что все медленные танцы направлены на то, чтобы приблизить к себе того, кого хочешь или быть приближенным тем, от которого ты желал бы держаться подальше, и еще дальше. Ладно, мой брат и Дженнифер Энн явно без ума друг от друга, и, да, ладно, слова песни довольно милы и романтичны. Я в том плане, что это не совсем плохая песня или что-то вроде того. Просто это не мое.

      Я хватаю бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, делаю глоток и морщусь, когда пузырьки попадают мне в нос. Я борюсь с кашлем, когда чувствую, что кто-то подошел ко мне. Я оглядываюсь и вижу девушку, которая работает с Доном – ее зовут Марти или Патти, в середине имени точно есть «т». У нее длинные волосы с химической завивкой, густая челка. Еще она слишком надушена. Она мне улыбается.

       – Я люблю эту песню, – говорит она, делая глоток своего напитка и вздыхая.

       – А тебе?

      Я пожимаю плечами.

       – Я полагаю, – отвечаю я, в то время как Декстер наклоняется к микрофону и закрывает глаза.

       – Они выглядят такими счастливыми, – продолжает она, и я следую за ее взглядом, направленным в сторону моей матери и Дона – они смеются и наклоняют друг друга, когда музыка стихает. Она хлюпает носом, и я понимаю, что она скоро заплачет. Свадьбы очень странно действуют на некоторых.

       – Он действительно счастлив, не так ли?

       – Ага, – говорю я: – Так и есть.

      Она промокает глаза, затем взмахивает рукой, как бы извиняясь, и качает головой.

       – Ох, дорогая, – говорит она: – Прости меня. Я просто…

       – Я знаю, – я хочу избавить себя от тех слов, которые она готова произнести. С меня достаточно сентиментальностей для одного дня.

      Наконец, последний куплет подходит к концу. Марти/Патти делает глубокий вдох, моргая, когда свет снова загорается. При подробном рассмотрении я замечаю, что она действительно плакала: красные глаза, красное лицо, все остальное. Ее тушь, которую я не могу не заметить, и которой слишком много, начинает течь.

       – Я должна… – говорит она надтреснутым голосом, дотрагиваясь до лица. – Мне надо освежиться.

       – Приятно было повидаться, – я отвечаю ей так же, как и остальным, с кем мне пришлось разговаривать всю ночь, тем же веселым «хэй-свадьба-хоу!» голосом.

       – И мне, – у нее меньше энтузиазма. Она уходит, врезаясь в стул на своем пути.

      Достаточно, думаю я. Мне нужен перерыв.

      Я иду вдоль стола с тортом и выхожу на парковку, где пара парней в форме официантов курят сигареты и доедают остатки слоек с сыром.

       – Эй, – я обращаюсь к ним: – Можно стрельнуть одну?

       – Конечно.

      Парень повыше ростом, с модельной стрижкой, достает из пачки сигарету и протягивает мне. Он вытаскивает зажигалку и держит, пока я наклоняюсь и делаю несколько затяжек.

      Он понижает голос и шепчет:

       – Как тебя зовут?

       – Хлоя, – отвечаю я, отклоняясь от него. – Спасибо.

      Я скрываюсь за угол, несмотря на то, что он зовет меня, нахожу место между мусорными баками у стены. Я скидываю туфли, затем смотрю на сигарету в руке. У меня так хорошо получалось: восемнадцать дней. Она даже не так хороша, на самом деле. Просто слабая поддержка в эту плохую ночь. Я бросаю ее вниз, наблюдаю, как она тлеет, отклоняюсь на ладони, вытягивая спину.

      Внутри группа прекратила играть, им все аплодируют. Затем зазвучала музыка с диска отеля, и, несколько секунд спустя, дверь в стене открылась, и оттуда, громко переговариваясь, вышли «Джи Флэт».

       – Это дерьмо, – сказал гитарист, доставая пачку сигарет из кармана, и вытряхивает одну. – После этого, никаких свадеб. Я серьезно.

       – Это деньги, – говорит Ринго, барабанщик, делая глоток воды из бутылки, которую держит в руках.

       – Не в этом случае, – ворчит клавишник. – Тут явно пожадничали.

       – Нет, – возражает Декстер, проводя рукой по волосам. – Это залоговые деньги. Или вы все забыли? Мы должны Дону, помните?

      Все неохотно соглашаются, потом замолкают.

       – Я ненавижу делать каверы[10]10
  Авторская музыкальная композиция (часто известная) в исполнении другого музыканта или коллектива.


[Закрыть], – наконец произносит гитарист.

       – Я не понимаю, почему мы не можем играть свою музыку.

       – Для этой толпы? – говорит Декстер. – Будь посерьезнее. Не думаю, что дядюшка Милти из Сагино[11]11
  Город в США, штат Мичиган.


[Закрыть] желает танцевать под твои различные вариации «The Potato Song»[12]12
  «Песня Картошки» – дословно.


[Закрыть].

       – Она не так называется, – обрывает Тед. – И ты это знаешь.

       – Спокойно, – вставляет рыжеволосый барабанщик, он машет рукой, и я узнаю жест перемирия.

       – Еще всего пара часов, ладно? Давайте просто постараемся. В конце концов, нам дают еду.

       – Дают еду? – клавишник оживляется. – Серьезно?

       – Так сказал Дон, – отвечает барабанщик. – Если останется. Сколько у нас еще времени на перерыв?

      Декстер смотрит на часы.

       – Десять минут.

      Клавишник кидает взгляд на барабанщика, затем на гитариста.

       – Я сказал «еда». Еда?

       – Еда, – хором отвечают они. Клавишник спрашивает: – Ты с нами, Декстер?

       – Не. Просто прихватите мне кусок хлеба или чего-нибудь.

       – Хорошо, Ганди, – говорит Ринго, и кто-то фыркает. – Увидимся там.

      Гитарист бросает сигарету, Ринго выкидывает бутылку с водой в мусорный бак – и промахивается – и затем они заходят внутрь, дверь за ними захлопывается.

      Я сижу на месте, наблюдаю за ним, я знаю, что он меня не видит. Он не курит, просто сидит у стены, барабаня пальцами. Меня всегда цепляли темноволосые парни, и на расстоянии он не выглядит таким уж жалким: он даже довольно милый. И высокий. Высокий – это хорошо. Я встаю и приглаживаю волосы рукой. Ладно, может быть он действительно слишком приставучий. И меня взбесило, как он швырнул меня в стенку. Но сейчас я здесь, и мне нужно сделать несколько шагов в его направлении, показать себя, только чтобы сбить с него спесь. Я уже была готова выйти из-за мусорных баков, как вдруг дверь снова открылась, и две девушки – дочери кузины Дона – вышли. Они были моложе меня на пару лет и жили в Огайо.

       – Я тебе говорила, что он будет здесь! – сказала одна из них, блондинка, другой. Затем они обе захихикали. Та, что повыше, попятилась назад, в сторону двери, а ее сестра пошла вперед и плюхнулась рядом с Декстером.

       – Мы тебя искали.

       – Правда, – Декстер вежливо улыбнулся. – Ну, здравствуйте.

       – Здравствуй, – сказала блондинка, и я состроила гримасу в темноте. – У тебя есть сигаретка?

      Декстер похлопал себя по карманам.

       – Неа, – ответил он: – Не курю.

       – Неужели! – блондинка стукнула его по ноге. – Я думала, все парни из групп курят.

      Девушка повыше ростом, все еще стоящая у двери, нервно оглянулась назад.

       – Я курю, – сказала блондинка: – Но если моя мать узнает, она меня убьет. Убьет меня.

       – Хмммм, – ответил Декстер, словно это его действительно заинтересовало.

       – У тебя есть девушка? – неожиданно спросила блондинка.

       – Меган! – шикнула ее сестра: – Боже!

       – Я просто спрашиваю, – Меган ближе придвинулась к Декстеру. – Это просто вопрос.

       – Ну, – начал Декстер: – На самом деле…

      И на этих словах, я повернулась и пошла тем же путем, что пришла сюда, смеясь над собой. Я была близка к тому, чтобы совершить глупость – снизить свои стандарты, которые, если судить по Джонатану, уже и так были ниже некуда. Так я вела себя раньше, жила только настоящей секундой, часом, желая, чтобы был парень, который хотел бы переспать со мной, не более того. Я изменилась. Я покончила с этим, как и с курением – ну ладно, с одной промашкой – как и с выпивкой – главным образом. Но плана «не спать с кем попало», я правда придерживаюсь. Полностью. И я была готова покончить с этим, или немного изменить, для подобия Френка Синатры, который с легкостью мог бы переключиться Меган с Огайо.

      Внутри на танцпол принесли торт, моя мать и Дон позируют возле него, их руки переплетены с ножом для торта, в то время как фотограф бегает вокруг них, вспышки только мелькают.

      Я стою сбоку от толпы, наблюдаю, как Дон кормит мою мать, кусочком торта, аккуратно отправляя его в рот. Вспыхивает еще одна вспышка, чтобы запечатлеть этот момент. Ох, любовь.

      Оставшаяся часть ночи проходит довольно мило, как я и предполагала. Моя мать и Дон покинули нас под град пузырьков из рисинок (при этом уборщицы из отеля выглядят весьма враждебно), Хлоя целовалась с племянником Дона в фойе, а Джесс и я застряли в ванной с Лиссой, и придерживали ее, пока из нее выходил обед-за-пятнадцать-долларов, а она стонала об Адаме.

       – Ты не любишь свадьбы? – спросила меня Джесс, передавая мне новую пачку влажных салфеток, которые я прикладывала ко лбу Лиссы, когда она вставала.

       – Я люблю, – причитала Лисса, без сарказма. Она приложила салфетки к лицу. – Я действительно очень, очень люблю.

      Джесс закатила глаза, но я просто покачала головой, пока выводила Лиссу из кабинки к раковинам. Она смотрит на себя в зеркало – смазанный макияж, растрепанные и кудрявые волосы, платье с пятном в виде вопроса на рукаве – и фыркает.

       – Это худшее время в моей жизни, – она стонет и щурится.

       – Сейчас, сейчас, – говорю ей и беру за руку: – Завтра тебе будет лучше.

       – Нет, не будет, – Джесс подходит к двери. – Завтра у тебя будет жуткое похмелье, и чувствовать ты себя будешь еще хуже.

       – Джесс, – говорю я.

       – Но на следующий день, – продолжает она, похлопывая Лиссу по плечу: – На следующий день тебе будет гораздо лучше. Вот увидишь.

      Итак, вот такой грязной компашкой мы прокладываем путь к фойе, Лисса идет между нами… Уже час ночи, мои волосы потеряли объем, ноги болят. Конец празднования свадьбы всегда чертовски депрессивный, думаю я. И только жених и невеста избавлены от этого, они уезжают на рассвете, в то время как остальные просыпаются только на следующий день.

       – Где Хлоя? – я спрашиваю у Джесс, пока мы боремся со вращающимися дверями. Лисса уже уснула, хотя ее ноги все еще передвигаются.

       – Без понятия. Последний раз, когда я ее видела, она стояла у пианино.

      Я оглядываюсь на фойе, но там нет Хлои. Когда кого-то тошнило, она всегда оказывалась где-нибудь в другом месте. Словно у нее было шестое чувство или что-то в этом роде.

       – Она уже большая девочка, – говорит Джесс: – С ней все будет в порядке.

      Мы усаживаем Лиссу на переднее сиденье машины Джесс и слышим шум, перед отелем возникает белый фургон, который, насколько я знаю, принадлежит группе Декстера. Задние дверцы открываются, и наружу выпрыгивает Ринго, уже без галстука на застежке, с водительского сиденья спрыгивает гитарист и следует за ним. Они исчезают внутри, оставляя двигатель заведенным.

       – Тебя подвезти? – спрашивает Джесс.

       – Нет. Там меня Крис ждет, – я захлопываю дверь, оставляя Лиссу внутри. – Спасибо за все.

       – Обращайся.

      Она достает из кармана ключи и жонглирует ими.

       – Все прошло хорошо, тебе так не кажется?

      Я пожимаю плечами.

       – Все закончилось, – говорю я: – А это самое важное.

      Когда она уезжает, сигналя мне, я возвращаюсь в отель, чтобы найти брата.

      В то время как я прохожу мимо белого фургона, Ринго и клавишник несут назад оборудование и спорят.

       – Тед никогда не помогает, – ворчит клавишник, запихивая большой громкоговоритель в конец фургона, который с грохотом приземляется на пол. – Исчезновение уже устарело, знаешь ли.

       – Давай просто уберемся отсюда, – отвечает Ринго. – Где Декстер?

       – Им нужно пять минут, – говорит ему клавишник. – Потом они могут идти.

      Он тянется к окну со стороны водителя и нажимает на клаксон, который громко орет в течение пяти секунд.

       – Ох, хорошо, – саркастически замечает Ринго. – Это приведет к успеху.

      Несколько секунд спустя гитарист – неуловимый Тед – выходит из вращающихся дверей. Он выглядит весьма раздраженным.

       – Прекрасно, – кричит он, когда подходит к фургону. – Действительно отлично.

       – Залезай или иди пешком, – процеживает сквозь зубы клавишник. – Я серьезно.

      Тед забирается внутрь, сигнал звучит еще раз, и затем они ждут. Декстера нет. Наконец, после препираний на передних сиденьях, фургон с пыхтением уезжает, сворачивая направо на главную дорогу. Сигнал поворотника, конечно же, не работает.

      В отеле команда уборщиц трудится в приемном зале, чистит стаканы и убирает скатерти. Букет моей матери – восемьдесят цветков – стоит никому не нужный на откидном столике, все еще такой же свежий, как и девять часов назад, когда она впервые взяла его в церкви.

       – Они тебя бросили, – я слышу, как кто-то это произносит. Я поворачиваюсь. Декстер. Господи, помоги мне. Он сидит на столе напротив ледяной скульптуры – два переплетенных, быстро тающих лебедя – на тарелке перед ним.

       – Кто? – спрашиваю я.

       – Крис и Дженнифер Энн, – он отвечает так, словно знал их всю жизнь. Затем он берет вилку, накалывает себе кусочек чего-то там, что он сейчас ест. С того места, где я стою, это смахивает на свадебный торт.

       – Что? – говорю я. – Они ушли?

       – Они устали. – Он секунду жует, затем проглатывает. – Дженнифер Энн сказала, что им нужно идти, потому что у нее завтра ранний семинар в конференц-центре. Что-то о достижениях. Она очень умная, эта девушка. Она считает, что у меня есть будущее в секторе корпоративного и частного досуга. Что бы это ни значило.

      Я просто смотрю на него.

       – В любом случае, – продолжает он: – Я сказал, что все в порядке, потому что когда ты покажешься, мы тебя подвезем.

       – Мы, – повторяю я.

       – Я и парни.

      Это я и предполагала. А я была так близка к тому, чтобы без вреда доехать до дома с Джесс. Великолепно.

       – Они тоже уехали, – наконец говорю я.

      Он смотрит на меня, вилка застыла на середине пути.

       – Они что?

       – Они уехали, – медленно повторяю я. – Сначала они посигналили.

       – Ох, я думал, мне показалось, – он качает головой. – Типично.

      Я окидываю взглядом почти пустую комнату, словно решение этой и других моих проблем прячется где-то здесь, например, в цветочном горшке. Безуспешно. Итак, я делаю то, что сейчас неизбежно. Иду к столу, где сидит он, вытаскиваю стул и сажусь.

       – Ах, – он мне улыбается. – Наконец она пришла.

       – Не слишком уж радуйся, – я кидаю сумку на стол. Я чувствую, что каждый орган моего тела устал, словно я на пределе. – Я просто набираюсь сил, чтобы вызвать такси.

       – Сначала тебе следует попробовать торт. – Он подталкивает ко мне тарелку. – Вот.

       – Не хочу я никакого торта.

       – Он, правда, вкусный. Совсем не чувствуется муки.

       – Я в этом уверена, – говорю я. – Но не буду.

       – Ты явно еще не пробовала, правда? – Он покачивает вилкой в мою сторону. – Просто попробуй.

       – Нет, – решительно говорю я.