Текст книги "Сбиться с пути"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Меня. – Она оттолкнула его. – Мне пришлось тяжко потрудиться, чтобы их приготовить.

Он вздохнул и сделал шаг назад, давая ей возможность вынуть булочки из духовки.

– Ты не возражаешь, если я сниму пиджак?

– Тебе жарко?

Он приподнял золотистую бровь:

– Горячо, Дженни, дорогая, очень горячо.

Через несколько секунд Кейдж, уже в рубашке, присоединился к ней за столом.

– Выглядит очень вкусно, – заметил он, усадив сперва Дженни, а потом уже сев сам.

Она разложила еду по тарелкам и с тревогой ожидала его вердикта после того, как он попробовал первый кусочек.

– Замечательно. Даже лучше, чем обычно готовит моя мама, – высказал, наконец, свое мнение Кейдж.

Довольная, она улыбнулась и сама приступила к еде.

– Ты видел их, Кейдж?

– Кого? Ах, матушку и отца? Нет. Лишь мельком. А ты?

– Нет. Я чувствую себя виноватой в том, что внесла этот разлад между вами.

Он горько усмехнулся:

– Дженни, дорогая, этот разлад возник между нами, едва я начал ходить.

– Но мой переезд и ребенок, которого я жду, только ухудшили ситуацию. Не могу с этим смириться. Я так надеялась, что вы станете друг другу ближе. Ты просто необходим им сейчас.

Кейдж еще раз осмотрелся по сторонам.

– Знаешь, думаю, они почувствовали бы ревность, если бы увидели, как ты тут все устроила.

– Ревность?

– Да. Полагаю, они хотели, чтобы ты нуждалась в них так же, как и они нуждались в тебе. А ты не нуждалась. Не нуждаешься. Они боялись отпустить тебя с поводка, чтобы ты случайно не осознала этого. Так они привязали тебя к себе, играя на твоем чувстве благодарности и обязательствах перед ними.

– Это нечестно, Кейдж. Они вовсе не манипулировали мной.

– Пойми меня правильно, – проговорил он, на секунду прикрыв ее руку своей ладонью. – Я вовсе не подразумеваю, что родители поступали так сознательно. Они бы и сами ужаснулись, узнав, что способны на такой эгоизм. Но только подумай хорошенько, Дженни. Я не соответствовал их представлениям о том, каким должен быть их сын, так что они поставили на мне крест и переключились на Хола. К счастью, он оказался идеальным кандидатом, и они отдавали все свои силы его воспитанию. Потом появилась ты. Ты была прелестной, послушной девочкой и показалась им идеальной приемной дочерью.

– Уверена, сейчас-то они так не думают…

– Мне почему-то тоже так кажется, но я считаю, что это даже лучше для каждого из нас. Ты теперь свободна. И это вовсе не значит, что ты стала их меньше любить. – Он в замешательстве покачал головой. – Это именно то, чего они никогда не могли понять. Я любил их. Я хотел, чтобы они любили меня. Если бы они проявили по отношению ко мне хоть долю симпатии, крупицу любви, я бы не вел себя так несносно. В этом бы просто отпала необходимость. – Он снова посмотрел ей в глаза. – Ты взбунтовалась по-своему. Может, на этот раз до них дойдет что-нибудь.

– Хочется верить. Ужасно думать о том, как там им приходится одним в этом огромном доме, особенно после того, как они так тяжело пережили кончину Хола. Мне кажется, рано или поздно, с нашей поддержкой или без нее, они свыкнутся с потерей.

– А ты, Дженни? Ты свыклась с ней?

Закончив с едой, она положила ножик и вилку крест-накрест на тарелку.

– Мне его не хватает. Хол и я были очень близки. Мы могли болтать часами. – У Кейджа на виске судорожно забился сосудик, однако она ничего не замечала, задумчиво продолжая свой рассказ. – Он был таким милым человеком. Не думаю, что он когда– либо мог намеренно причинить кому-нибудь боль, ранить чьи-то чувства.

– Ты по-прежнему любишь его?

Она чуть не сказала: «Не уверена, что вообще когда-нибудь его любила», но вовремя спохватилась. Многие годы Дженни думала, что влюблена в Хола. Неужели она лишь пыталась себя в этом убедить?

Она испытывала по отношению к нему глубокую и прочную привязанность, но от его поцелуев у нее никогда не кружилась голова, как от поцелуев Кейджа. Ее сердце не начинало биться быстрее, когда Хол входил в комнату. Нет, она никогда не испытывала такой сильной, болезненной, глубокой нужды в Холе, такого желания, какое она ощущала по отношению к Кейджу. Она постоянно жаждала видеть его, обладать им, быть с ним, каждый час, каждое мгновение.

Однако из уважения к Холу она не могла обсуждать свои чувства к нему с Кейджем. Дженни решила просто уйти от прямого ответа.

– Я всегда по-своему любила Хола.

Кейдж не привык к тому, чтобы его вопросы оставались в подвешенном состоянии. Он сам не терпел недомолвок и не собирался довольствоваться подобным со стороны Дженни.

– Если бы он был жив, ты бы по-прежнему хотела выйти за него замуж?

Она вскинула на него взгляд, потом отвела глаза:

– У меня ребенок, так что…

– Если бы ребенок не имел к этому отношения?

Дженни запнулась, поскольку ответ на этот вопрос имел отношение к тому часу в постели, проведенному с Холом. Было ли это всего лишь волшебным всплеском эмоций, кометой, промелькнувшей в ее жизни для того, чтобы погаснуть и рассыпаться в звездную пыль? Было ли это случайностью? Возможно, они оба испытывали столь сильное эмоциональное возбуждение в ту ночь, что просто потеряли голову?

Она начинала все больше верить в то, что все именно так и случилось. Как бы прекрасно, как бы волшебно Дженни ни ощущала себя тогда, она теперь твердо знала, что страсть можно испытывать не обязательно к одному человеку. Ее так же возбуждали поцелуи Кейджа, как это было между ними с Холом в ту ночь.

Понимая, что он ждет ее ответа, Дженни осторожно заметила:

– Нет, не думаю. Пожив самостоятельно, я поняла, что Хол и я совсем не годились друг другу в супруги. Друзья – да. Хорошие друзья. Возможно, брат и сестра. Однако мне кажется, я никогда не смогла бы стать той женой Холу, которая требовалась ему для того, чтобы быть поддержкой на избранном им в этой жизни пути.

Кейдж едва сдержал себя в руках, скрывая переполнившие его восторг и радость.

– Разреши, я помогу тебе убрать посуду, – сказал он, вставая.

– Ты же не попробовал десерта.

– Ожидание только еще больше распалит мои чувства.

И снова его слова подразумевали двоякое толкование, однако Дженни опять решила, что будет лучше не обращать на это внимания. В глазах его сверкали золотые искорки, причиной которых лишь отчасти было мерцающее пламя свечей.

Они весело болтали, приводя в порядок кухню. На бывшем ранчо Парсонов заработала уже вторая нефтяная скважина, собирались бурить третью. Кейдж присмотрел еще один участок земли, на котором, он был уверен, им также удастся найти нефть.

Дженни нравилось, с каким возбуждением он рассказывает о поисках и добыче нефти. Он был удачлив, однако деньги не были для него главным. Вызов, азарт, риск, заигрывание с опасностью – вот что вдохновляло его. Многие бы назвали это безрассудством, однако она знала Кейджа лучше. Он лихачил на своих машинах, но прекрасно отдавал себе отчет в ситуации на дороге. Та же умелая удаль помогала ему и в бизнесе.

Кейдж разложил мороженое по блюдцам, нахально облизав ложку, пока Дженни расставляла кофейные принадлежности на поднос. Вместе они вошли в гостиную.

– Смотри не пролей ни капли на мой новый диван, – предупредила его Дженни, едва Кейдж поднес ложку ко рту.

– М-м-м… просто умопомрачительно. – Он дал мороженому растаять у него во рту.

– Значит, люди правду говорят.

– Какую правду?

– Что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

Кейдж поднес еще одну ложку с мороженым к губам. Высунув язык, он облизнул сияющий белизной ледяной шарик, коснулся его губами и медленно положил к себе в рот. Проделывая все эти операции, он не отводил глаз от Дженни.

– Полагаю, это лишь один из путей, однако другой, я думаю, гораздо более занимателен. Хочешь, проведу экскурсию?

– Тебе сахара или сливок? – спросила она тонким, высоким голосом.

Кейдж усмехнулся про себя, заметив, как дрожат у нее руки, когда она наливала ему кофе.

– Дженни, ты делаешь для меня кофе многие годы и прекрасно знаешь, что я пью его исключительно черным.

– Я забыла.

– Да ни черта ты не забыла. Ты просто испугалась того, что я сказал.

– Это грубо и возмутительно. – Она по-прежнему не могла взглянуть ему в глаза. Ее щеки пылали.

– Дженни, ты – парадокс, – заметил Кейдж, наклоняясь, чтобы сделать глоток кофе. Он уже закончил свое мороженое и поставил пустое блюдце на поднос.

– Парадокс?

– Да. Ты носишь ребенка, однако, едва только стоит затронуть предмет, имеющий отношение к сексу, словно страус прячешь голову в песок.

Ее веселая улыбка внезапно испарилась, на лице появилось горькое выражение, и она отставила в сторону блюдце с мороженым, едва его попробовав.

– Ты думаешь, что я ханжа, пережиток прошлого, викторианский динозавр в эпоху сексуальной свободы?

– Не говори за меня. Я вовсе не имел в виду ничего подобного. Твоя невинность притягательна.

– Вряд ли меня можно назвать невинной, – пробормотала Дженни, низко склонив голову. Она закрыла глаза, вспомнив звук своего хриплого дыхания в то мгновение, когда впервые испытала оргазм. Стоны той ночи наслаждений отзывались эхом в ее голове даже сейчас при воспоминании о том, как ее тело взорвалось тысячью сверкающих искорок, точно какой-то экзотический неоновый цветок. Дженни словно снова ощутила, как выгнулась ее спина, приподнялись бедра, задрожали члены, как все ее существо жадно впитывало то неизъяснимое блаженство, сладкое наслаждение.

– Ты сказала, что была девственницей в ту ночь…

– Да, была.

– Ни разу до того?

– Да.

– Ничего подобного?

– Да.

Кейдж поставил кофе на поднос. Он подсел к ней ближе, облокотившись согнутым локтем о спинку дивана. Легко коснулся ее щеки костяшками пальцев:

– Должно быть, ты испытала действительно глубокие чувства в ту ночь, если согласилась расстаться с тем, что так долго хранила.

– Я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного.

Удары сердца гулко отдавались у него в груди. То, что Кейдж собирался сделать, было непростительным, но это уже не пугало его.

– Расскажи мне, что ты ощущала тогда.

Глубоко задумавшись, Дженни бессознательно опустила свою руку ему на грудь. Ее пальцы теребили застежку его рубашки.

– Было так, будто моя душа словно покинула тело, будто я наблюдала со стороны за тем, что происходит не со мной, а с кем-то другим. Я отбросила все ограничения, все запреты, которых обычно придерживалась. Я жила только мигом, единственным мигом. Я вся отдалась нахлынувшей на меня сексуальности и раскованности, однако дух мой никогда не был более возвышенным. Меня словно несли невидимые крылья. – Она подняла свои глаза к нему, словно смущенная маленькая девочка. – Ты понимаешь, что я имею в виду?

– О да. Полностью, – честно признался он.

– Ничто из того, что я делала в ту ночь, не казалось мне грязным или неправильным. Все было прекрасным. Я хотела любить и быть любимой. И я не могла просто рассказать о нашей любви. Мне надо было показать это.

– А Хол так же хотел тебя?

– Не сразу.

Ее щека уже покоилась в его раскрытой ладони.

– Но ты уговорила его.

– Сказать проще и честнее – я совратила его.

– Ну, хорошо. Ты его совратила. Что произошло дальше?

Дженни улыбнулась и стыдливо опустила голову:

– Потом он даже более чем хотел. Он никогда не вел так со мной себя раньше.

– Как?

Если бы Дженни взглянула сейчас в лицо Кейджа, она бы прочла то же самое жаждущее, голодное выражение.

Она на мгновение закрыла глаза, словно стараясь сдержать себя, тщательно подбирая слова. Кейдж не мог отвести от нее взгляда, он внимательно смотрел, как она облизнула кончиком языка нижнюю губу, прежде чем продолжить снова.

– Чувственно, немного дико, сладострастно. – Дженни слегка улыбнулась. – Я не знаю, как описать его.

– Грубо? Слишком грубо?

– Нет, я вовсе не это имела в виду.

– Нежно?

– Да. Все это время он был очень мягок, но… страстен.

– Ты испугалась, когда он сдернул с тебя ночную рубашку? – Ее глаза удивленно открылись, и Кейдж обозвал себя чертовым, безмозглым болваном. – Ведь на тебе же была надета ночная рубашка, так?

В течение нескольких последних минут его мягкий, чуть хрипловатый голос словно гипнотизировал ее, одурманивая, вводя в транс. И, как любой находящийся под гипнозом человек, она послушно ему отвечала. Однако его последний вопрос словно вывел ее из ступора.

– Я не должна была говорить с тобой об этом, Кейдж.

– Почему?

– Мне стыдно, я смущаюсь, – воскликнула она едва слышно, – а кроме того, это нечестно по отношению к Холу. Почему ты так хочешь знать, что случилось той ночью?

– Потому, что мне любопытно.

– Это болезнь! Это любопытство ненормально!

– Нет здесь ничего болезненного и ненормального. Напротив, все естественно. – Он завис над ней, заставив Дженни вжаться в боковую подушку дивана. Кейдж положил одну руку на спинку дивана, другую – на его подлокотник, обнимая Дженни и заключая в ловушку, образованную его руками. – Я хочу знать, что ты думаешь о занятии любовью.

– Почему? – спросила она, готовая разрыдаться.

Он низко опустил голову, приблизившись к ней, и его слова казались ей мягкими, выразительными дуновениями воздуха, согревавшими, ласкавшими ее омертвевшие губы.

– Потому что я хочу заниматься с тобой любовью. Ты отказываешь мне, противостоишь любым моим попыткам. Я хочу знать, что побудило тебя отступиться от своих принципов той ночью. Что заставило желать жить одним мгновением? Что сделал твой возлюбленный, чтобы ты отбросила все ограничения и запреты, которых столь ревностно придерживалась в обычной жизни? Что могло освободить твою сексуальность? Говоря другими словами, Дженни, что заводит тебя?

Она невольно чувствовала, как ее возбуждают его убедительный тон и настойчивые, крепкие объятия, требовательные прикосновения его напряженного тела. Его грудь вздымалась и опускалась при каждом бешеном, ускоренном вдохе. Кейдж был не в силах оторвать от нее взгляда.

– Что пробило брешь в твоей броне? – снова спросил он. – Неужели все вокруг было столь романтично, что ты не смогла устоять?

Дженни покачала головой и словно со стороны услышала свой ответ.

– Это случилось в моей комнате.

– Видит Бог, это совсем не сексуально.

– Там было темно.

Кейдж слегка приподнялся, почти закрыв ее своим телом, и выключил настольную лампу. До тех пор она и не замечала, что он успел погасить весь свет на кухне и рядом с обеденным столом, когда они ушли оттуда. Они сидели, погрузившись в темноту, освещенные лишь слабым огоньком догорающих свечей. Их пламя отбрасывало длинные, мерцающие тени на бледные стены, выхватывая из темноты его лицо.

– Как сейчас?

– Нет. Совсем темно. Я ничего не видела.

– Ничего? – Его сильные пальцы мягко, но крепко удерживали ее за волосы, не давая ей опустить голову, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

– Да.

– Ты даже не видела лица своего возлюбленного?

– Да.

– А ты хотела бы этого?

– Да. Да. Да, – простонала она и сделала безуспешную попытку отвернуться. Он не пускал ее.

– Тогда это к лучшему. Смотри на лицо своего возлюбленного сейчас, Дженни. Во имя всего святого, взгляни, наконец, на меня, Дженни.

Его губы вновь коснулись ее губ, и на этот раз она была к этому готова. Приоткрыв губы, Дженни отвечала на его яростное желание обладать ею, приветствуя вибрирующие, волнующие, завораживающие движения его языка. Ее руки касались, ласкали его руки, скользили по его спине. Она гладила напряженные мышцы его груди.

– Что он говорил тебе, Дженни? – Кейдж покрывал поцелуями ее губы и щеки. – Сказал ли он тебе все, что ты хотела, что жаждала слышать?

Губы ее слились с его губами, а разум… разум пытался обратиться к ускользающим воспоминаниям.

– Он сказал… – Она была смущена и озадачена. – Он… он ничего не сказал.

– Ничего?

– Да. Думаю, только прошептал мое имя… однажды.

– Неужели он не сказал тебе, какая ты прекрасная и желанная?

– Я… я не такая.

– Именно такая, любовь моя, именно такая. Такая прекрасная. – Его дыхание казалось теплым и влажным, когда он шептал ей на ухо. – Ты чувствуешь, как я возбужден, Дженни. Да как ты можешь думать, что ты не желанна. Я хочу тебя больше, чем любую другую женщину на свете.

– Кейдж, – простонала она, когда тот, наконец, прервал свой пламенный поцелуй. Он нежно облизнул ее губы, слегка коснувшись уголков рта, словно поддразнивая.

Его рука скользнула на ее талию, развязывая пояс. Он дотронулся до ее шеи, лаская грудь твердыми подушечками пальцев.

– Говорил ли он тебе, что твоя кожа нежная как шелк? – Кейдж склонил голову, тесно прижавшись к ней, целуя шею. – И что ты пахнешь просто божественно? – Он запечатлел еще один горячий поцелуй в ямочке у начала ее шеи, коснувшись языком ее бархатной кожи.

Дженни не замечала, что Кейдж успел расстегнуть пуговицы ее блузки, пока он не начал торопливо снимать ее. В его хриплом шепоте звучали проклятия, но были они как молитва. Он издал сладостный стон, дотронувшись до ее груди. Дженни закрыла глаза и вся отдалась чувствам, пробуждаемым его ласкающими пальцами и нежными ладонями.

– Он должен был сказать тебе, что твои груди прекрасны. – Кейдж поцеловал ее в грудь. – Что твои соски нежны, сладки и совершенны. Он должен был сказать тебе все это. Потому что это правда. – Он ловко расстегнул застежку и снял прозрачные чашечки. – Ах, Дженни, позволь мне любить тебя.

И, сжимая ее в своих объятиях, он делал это.

Дженни не знала, что поцелуи могут быть столь божественны, столь нежны и одновременно чувственны, что губы могут впиваться в кожу столь яростно, не причиняя при этом боли, что язык может быть столь подвижным и неспешным.

Его ласки длились и длились, пока она не ощутила себя парящей в искристом океане чувств. Горячие источники желаний рождались в ее нервных окончаниях. Дженни знала, что нехорошо, грешно предаваться воспоминаниям о ночи любви с Холом с его братом.

Однако она давно уже преступила границы здравого смысла, и не было пути назад. Она пала жертвой легендарного очарования Кейджа. Дженни Флетчер уже присоединилась к его донжуанскому списку, но все же что-то заставляло ее думать, что эта ночь станет особенной и для Кейджа.

– Тебе нравилось чувствовать его тело рядом с собой, Дженни?

– Да.

– Прикосновения его кожи?

– Он не снял с себя одежду, – едва дыша, призналась она, в то время как его губы продолжали ласкать ее грудь.

– А ты?

– Да, я была…

– Обнаженной?

– Да.

– И как ты себя чувствовала?

Дженни вспомнила тот момент, когда ночная рубашка упала с ее тела, и она оказалась нагой и незащищенной под своим возлюбленным.

– Я не чувствовала стыда. Я только хотела…

– Что?

– Не важно.

– Что? – настойчиво повторил он.

– Ощущать его рядом с собой.

Кейдж оторвался от нее и пристально посмотрел ей прямо в глаза:

– Расстегни мою рубашку.

Дженни замерла на мгновение, а потом опустила глаза и взглянула на первую застегнутую пуговицу. Будто со стороны, она смотрела, как ее пальцы приближаются к ней, словно подчиняясь молчаливому приказу. Пуговица проскочила в петлю. За ней последовали другие.

Она издала протяжный вздох, когда показалась его грудь. Опаленные жаркими лучами техасского солнца рыжеватые волосы, словно золотой веер, покрывали скульптурно вылепленные мускулы его груди. Его соски казались почти черными в приглушенном свете мерцающих свечей.

Слезы показались на глазах у Дженни. Ей хотелось плакать от созерцания его мужского совершенства. Он был прекрасен. Она сжала тонкую ткань его рубашки и сняла ее с его плеч, пытаясь высвободить его руки. Он ощутил ее робкие, почти воздушные прикосновения. Его кожа была загорелой и гладкой, плечи покрывала россыпь медных веснушек. Дженни дотронулась кончиками пальцев до едва заметных линий голубых вен на его выступающих бицепсах.

Он медленно придвигался к ней, пока они не слились в объятиях друг друга, его грубоватая, обветренная кожа с ее нежной и гладкой, его атлетическая мужественность с ее женской мягкостью.

– Дженни, Дженни, Дженни.

Их уста соединились так же крепко, как и тела. Кейдж осторожно сжимал ее в объятиях, слегка повернувшись на бок, чтобы не давить на нее всей тяжестью своего тела. Он чувствовал биение ее сердца рядом со своим. Ее соски сладостно касались обнаженной кожи его груди.

Он любил ее. Господи, как же он любил ее. И все никак не мог поверить в то, что она, наконец, принадлежит ему.

– Ты довольна, что мы купили мягкий диванчик?

– Гм… Так вот что ты имел в виду, когда убеждал меня его купить?

– Это и многое другое.

Они вновь стали целоваться. Долго, чувственно, эротично.

– Дженни, давай перейдем в спальню.

– Кейдж…

– Я не причиню тебе вреда, клянусь.

– Нет, не то.

– Тогда что?

– О, пожалуйста, не трогай меня здесь, – задыхаясь, прошептала она.

– Тебе неприятно?

– О нет, господи, слишком приятно. Кейдж, пожалуйста…

–Так? Здесь?

– Да.

Их губы снова слились.

– Дотронься до меня, – взмолился он.

– Где?

– Где угодно.

Она положила руку ему на грудь. От ее прикосновений его соски затвердели.

– О господи. Я умираю. Пойдем в постель, Дженни.

– Я не могу.

– Ты меня не хочешь?

В ответ она страстно изогнулась, прижавшись к его твердости. Он воспринял это как согласие. Поднявшись, Кейдж предложил ей свою руку. Она приняла ее и охотно соскочила с дивана. Они направились в спальню.

Входная дверь заходила ходуном от громких ударов, за которыми последовали яростные проклятия Кейджа.

– Какого черта!

Дженни кинулась к дивану и принялась натягивать блузку, неловко просунув руки в рукава и возясь с пуговицами. Она спрятала свой расстегнутый лифчик под ближайшей диванной подушкой.

Рокси и Гэри стояли на пороге.

– В доме пожар? – гневно прорычал Кейдж.

– Нет.

– Тогда спокойной ночи.

Он попытался захлопнуть дверь прямо перед их носом, но Рокси успела перехватить ее.

Тем не менее, это вопрос жизни и смерти. Если мы с Гэри сегодня не поженимся, я убью себя.