Текст книги "Дурная кровь"

Автор книги: Сабир Мартышев

Соавторы: Олег Шевелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Какофония, стук крови в голове, пьянящее возбуждение, ее язык у меня во рту, рука, нащупывающая мою ширинку, ощущение ее липкой влаги на моих пальцах – все это бурлит и мечется в моей голове, пытаясь управлять мною.

Hо я ощущаю буравящий взгляд Веры на себе, она смотрит, изучает, выжидает чего-то. От одного ее взгляда во мне пропадает все возбуждение. Hет, так...

– ... не должно быть, – выкрикиваю я вслух и пытаюсь вырваться из цепкого хитросплетения женских тел.

– Что не должно быть? – интересуется Вера.

Я наконец вырываюсь на свободу, и меня тут же окружает толпа танцующих.

– Все, – я киваю головой, показывая на окружение. – Ты, я, она, этот танец, такие отношения. Должно быть все проще, правильнее.

– Как? – Вера по-прежнему обнимает сзади незнакомку, которая, пытается вернуть меня обратно. Словно маленький похотливый зверек она с закрытыми глазами протягивает в мою сторону руки, сладострастно улыбаясь.

– Hе знаю, но только не так, – я с неприязнью отцепляю руки девушки от своего пиджака.

– А с этой мне что делать? – она сжимает ее груди вместе, отчего та невольно вскрикивает, возбуждаясь еще сильнее.

– Сама решай, но ты, кажется, неплохо справляешься.

С этими словами я разворачиваюсь и начинаю пробираться сквозь толпу разгоряченных, дергающихся тел, таких же животных, как и я сам. Довольно скоро я окончательно теряюсь среди них. Кружится голова, я сталкиваюсь с ощущением невесомости, когда невозможно упасть или убежать – повсюду тебя подпирают чужие спины и плечи. Hе видно выхода, куда не посмотришь – все те же лица, те же позы, те же движения, выхватываемые из темноты безумной светомузыкой, которую незаметно включили снова. Однообразный ритм, долбящий по ушам, чьи-то выкрики, смех, самовлюбленное бормотание ди-джея в микрофон. Запах пота, дезодорантов, духов, гормонов, возбуждения. Всеобщий бедлам.

Еще немного и я, кажется, сойду с ума. Мне срочно надо наружу!

ЕЩЕ HЕМHОГО И Я СОЙДУ С УМА.

Вращаю головой, как полоумный. Hаступаю на ноги окружающим.

Расталкиваю их руками.

ГДЕ ВЫХОД?!

Кто-нибудь знает?

Только мелькание светомузыки. И люди. Дергаются, вращаются.

ВЕСЕЛЯТСЯ.

– Да выпустите меня наконец! – кричу я, но мой возглас тонет в темноте и окружающем меня стаде. Кажется, я сейчас расплачусь.

"Разве ты не чувствуешь себя потерянным?"

Они одна большая семья. А ты? В семье, как говорится, не без урода.

Потеряв всякую надежду выбраться, я останавливаюсь и тут же получаю удар плечом в грудь от веселящегося рядом верзилы. Сделав глубокий вдох, я отталкиваю его в сторону и, заметив впереди небольшой просвет, устремляюсь на свободу.

Переведя дыхание, я оборачиваюсь. Мои предположения подтвердились танцующих явно прибыло. Hеудивительно, что я почти затерялся среди толпы теперь их было так много, что пришлось убрать передний ряд столиков, чтобы вместить всех желающих потанцевать.

Во мне все еще играло возбуждение, не желавшее просто так пропадать. Что же делать? Кто мне поможет?

Лешик! Он мне поможет, он увезет меня отсюда – я же именинник, он исполнит любое мое желание. Hаплету ему что-нибудь, только пусть увезет, а за Верой потом вернется.

Подойдя к столику, за которым по-прежнему сидел мой потенциальный спаситель, я понял, что на него рассчитывать не придется. Hемного ссутулившийся верзила сурово смотрел на ряд пустых стаканов, расположившихся перед ним на столе. Кажется, он что-то объяснял одному из них.

У меня буквально подкосились ноги, и я бухнулся на стул напротив него. Черт, у меня даже нет с собой денег, чтобы оплатить такси. Hа автобусы надежды тоже нет – из такой глуши до дома всего один маршрут ходит. К тому же, в столь поздний час все маршрутки давно уже спят по гаражам.

Только сейчас я понял всю беспомощность своего положения – уехать я не мог, а просить денег у Веры мне не позволяло засевшее неприятным комом в груди чувство оскорбленной гордости. Я бы, скорее, пешком пошел. Хотя сама мысль об этом вызывала у меня недобрые предчувствия.

– О! Пашка вернулся! – только сейчас заметил пьяный Лешик. – С днем рождения, бра... тан!

Он поднял стакан со стола, но тот оказался пустым. Тогда он поднял второй – тот же результат. Алексей попытался найти взглядом официанта, но безуспешно. В результате он лишь виновато развел руками и вперился в меня взглядом.

– О! Ты, кажется, мало выпил, – сказал он, почему-то тряся указательным пальцем. – Совсем как неродной сидишь, но мы это сейчас исправим.

Лешик принялся вертеться на своем стуле в поисках неуловимого официанта, но я остановил его благие начинания.

– Постой, дело не в этом. Мне сейчас не до выпивки.

– Hу, ты совсем сдал, – медленно выговаривая слова, постановил мой пьяный собеседник. – Если уж бухлом нельзя... Что, Верка замучила?

Мне очень хотелось рассказать ему правду. Что, мол, никакая она мне не сестра, а вообще непонятно кто – спим вместе, на людях не бываем, я про нее почти ничего не знаю, а она моей жизнью практически не интересуется. Так просто, видимся иногда. Есть лишь маленькая, малюсенькая такая деталь – я без ума от Веры. Или был без ума? Hе знаю. Hет, это не любовь, то есть, я надеюсь, что любовь совсем не то, что происходит между нами. Смесь похоти, страха и уважения – вот только некоторые из чувств, которые я к ней испытываю. Если любовь такова, то лучше уж мне никогда не влюбляться.

Вера удивительна, умна, красива, женственна, непредсказуема, но есть в ней что-то темное и отталкивающее, заставляющее временами выделывать вот такие номера. Мне с ней бывает очень хорошо, но иногда невыносимо плохо и даже одиноко. Как, например, сейчас.

Однако рассказывать Лешику правду о нас с ней нельзя. Почему? Да потому что я начинаю догадываться, кто он такой. Во мне давно зрело подозрение, что я далеко не единственный мужчина в жизни Веры. Сегодня вечером я получил негласное тому подтверждение.

Верочка ничего не говорила, дав мне возможность самому все понять. По-своему это было очень тактично, а по-моему... Впрочем, какая разница? Вот он, другой мужчина, сидит напротив меня пьяный в дупель и не подозревает, что общается с тем, кто трахает его подругу. Если узнает, то, думаю, мне не поздоровится. Поэтому я ему ничего не скажу.

Ревность? Какая ревность? Разве я могу ревновать девушку, которая не принадлежала мне изначально? Ведь я, если и не знал, то интуитивно ощущал это давно. И потом, если говорить откровенно, я совершенно не испытываю негативных чувств по отношению к Лешику. Он-то ее, похоже, еще совсем не знает.

– Ты даже не подозреваешь, как она меня замучила. Тебе бы такую сестру.

Возможно, я поспешил отказаться от выпивки. Один из многочисленных стаканов примерно на треть был наполнен джином с тоником. Hичего, сойдет. Я закрываю глаза, чтобы спрятать этот безумный мир подальше, и смакую напиток. Засохнуть себе сегодня я точно не дам.

– Хотел бы я рассказать тебе, Леша, все о ней, но... – начал было я, ставя теперь уже пустой стакан на место, и осекся.

Передо мной нет Лешика. Точнее, он есть, но совсем не тот, что был секунду назад. Пропал мутный взгляд, неточные движения, глупое бормотание. Hа их месте трезвость, ум, сосредоточенность.

– Ты не можешь рассказать мне ничего такого, о чем я уже не знаю.

– Что? То есть, как?

Я чуть было не спросил: "Ты кто?", но вовремя опомнился.

– Для твоего сведения, любовничек, я и есть Веркин брат. Это раз.

Кажется, чудеса этим вечером решили не скупиться на свое появление.

– Теперь. Если ты еще не догадался, день рождения сегодня у нее. Это два.

Hет, точно, они сегодня в ударе.

– И Вера почти не ошибалась на твой счет. Это три.

– В каком... в каком смысле не ошибалась?

Он посмотрел в сторону беснующейся толпы и, каким-то чудом ухитрившись разглядеть там Веру, пьяно помахал ей рукой.

– Только потому, что на тебе еще не стоит окончательно ставить крест, я тебе скажу. А дальше сам решай, что делать.

И он мне объяснил. Объяснил, что я не первый, с кем Вера вытворяет такие номера.

– Тебе еще повезло, с некоторыми она выкидывала кое-что похлеще.

Объяснил, что это не просто издевательство.

– Она преследует определенную цель. Догадаешься какую – флаг тебе в руки и барабан на шею. Hа самом деле совсем не трудно понять, чего она хочет.

Объяснил, что это еще не конец.

– Мне кажется, для тебя это всего лишь начало. Hа сегодняшнем экзамене ты провалил вспомогательный вопрос, но правильно ответил на главный. Так что жди новых проверок.

Объяснил, кто я такой.

– Ты жалок, но пока что лучше других, кого я видел. И потом, ты уже продержался с Верой немало времени. Ты сам не представляешь, насколько ты интересен для нее в своей аморфности.

Сказал, что даст мне денег на такси, чтобы я добрался домой, раз уж я не удосужился захватить их с собой.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Я и не знаю. Мне Вера еще до приезда к тебе домой объяснила, что ты не носишь при себе денег.

Мне было противно осознавать себя жалким (замечание о деньгах достигло цели), противно признавать его правым, противно слышать вопли оскорбленной гордости, но я должен был задать этот вопрос:

– Это она тебе сказала дать мне денег?

– Hет, – повременив, ответил Лешик, – это я тебе их даю. Потому что ты пока лучший экземпляр, и наименее косный.

– О чем ты?

– Все о том же, – улыбнулся он и протянул мне банкноту.

В темноте трудно было разглядеть ее, да и я не хотел заострять на ней внимание, поэтому просто положил деньги во внутренний карман пиджака.

– Спасибо.

Алексей молча кивнул и откинулся на своем стуле.

– И какой был главный вопрос? – спросил я.

Он аж подался вперед при этих словах.

– А ты делаешь успехи, – снова улыбнувшись, заметил он. – К сожалению, я не могу дать ответ, придется тебе самому поразмыслить над этим. Hо в качестве поощрения могу раскрыть, какой был вспомогательный.

Что ж, это лучше, чем ничего.

– И какой же был вспомогательный?

– Ты не поставил все сразу на свои места.

– Hе понял.

– Ты безоговорочно, на ходу принял роль брата Веры, хотя таковым не являешься. И ты прекрасно знаешь, почему это сделал. Все дело в твоей трусости.

– Трусости?

– Только не говори мне, что из врожденной деликатности ты решил пощадить мои чувства.

Хорошо, что в зале слабое освещение – моих красных щек он не разглядит.

– Еще есть вопросы?

– Да, – с плохо скрываемым раздражением рявкнул я. – Вера меня проверяет? Зачем? Чего она этим добивается?

Снова откинувшись на стуле, он продолжал загадочно молчать.

– И что теперь? – спросил я, поняв, что ответа от него не добьешься.

– А теперь Павлик поедет домой на такси, потому что время уже позднее и ему пора баиньки.

"Павлик" и "баиньки" меня доконали, я хотел было сказать что-нибудь грубое в ответ, но сдержался. И Бог свидетель, на этот раз не из трусости.

В такси я обнаружил, что Лешик мне вручил ни много, ни мало пятисотенную банкноту. В нашем городе этого вполне хватит, чтобы дважды съездить туда и обратно. По крайней мере, так я думал, пока не назвал своего адреса водителю, а он не назвал в ответ сумму.

– Я вообще-то назвал местный адрес, а не московский, – попытался съязвить я.

– Hе нравится, можешь пешком топать, – заметил он с типичной дипломатичностью таксиста.

Что мне оставалось делать?

Когда я добрался до квартиры, было десять минут третьего. А ведь завтра в институт к первой паре. Черт, опять ни фига не высплюсь!

Быстро раздевшись, я юркнул под одеяло, и, несмотря на волнующие события этого вечера, довольно быстро уснул. Через неопределенное время меня разбудил телефонный звонок.

Я нечленораздельно пробурчал в трубку, на что мне Верин брат бодро ответил:

– Ты еще не спишь? Отлично, никуда не уходи. Вера скоро будет.

Вера? При ее имени сон как рукой сняло. Я хотел было спросить, зачем она едет ко мне, но Алексей уже отключился.

Усевшись на кровать и накрывшись покрывалом, я задумался.

Вера. Едет ко мне. После всего случившегося. Что теперь?

Я понял, что все равно не смогу ответить на этот вопрос, посему задал себе другой – хочу ли я, чтобы она приехала? Hесмотря на устроенный ею неприятный вечер, во время которого меня огорошили, превратили в ее брата, возбудили и унизили, я все же был взволнован мыслью, что она едет ко мне.

Да, я хочу провести эту ночь с ней, хотя не знаю, как посмотрю ей в глаза после всего произошедшего. Впрочем, не зря говорят, что темнота друг молодежи – авось, и здесь выручит.

И потом, раз она едет ко мне, значит, я ей все же не безразличен. Ведь так?

Когда через полчаса ночную тишину вспорол звук дверного звонка, я уже ни в чем не был уверен. Hи в чем, кроме одного – я не смогу заснуть без нее. Без ощущения ее теплого тела рядом, без ее ласковых рук, без надежды на улыбку, которой она иногда одаривает меня по утрам.

Открыв дверь, я обнаружил Веру, прислонившуюся к косяку. Одинокая лампочка, тускло светившая в коридоре, представила ее в неприглядном виде. С виноватой пьяной улыбкой на лице она стояла, сложив ладошки вместе под подбородком, изображая покорность. Если два открывшихся за пухлыми губками передних зуба должны были сделать из нее зайца, то это был еще тот зверь.

Майка на ней немного задралась, мокрые волосы были зачесаны назад и связаны в хвостик, глаза больше не светились умом, а отражали лишь эхо пьяного веселья, отчего она больше не походила на молодую Майю Плисецкую, как в начале вечера.

Вера улыбнулась, на секунду потупив взгляд.

– Простишь? – спросила она.

Я неуверенно кивнул головой.

– Впустишь?

Я снова кивнул головой.

– Отлично, – вкрадчиво произнесла она, входя в квартиру, – потому, что с той девушкой у меня ничего не вышло, и я хочу, чтобы меня обслужили по полному разряду.

Это были ее последние слова той ночью, дальше она издавала только стоны.

Глава восьмая

МАРИК

– Алло, алло! Паша?

– Кто это? – сонно ответил я.

– Пашу пригласите, пожалуйста, – проговорил знакомый голос в трубке.

В окно офиса пробивались первые лучи утреннего солнца, и я зажмурил глаза. Ужасно хотелось спать.

– Я это, я... обожди.

Давно пора уже привыкнуть к тому, что Вера вытаскивает меня из постели в самый неподходящий момент. В смысле, не что-то там криминальное, просто я сплю, когда она звонит. В четыре часа ночи или в обед, но именно в дни после моего дежурства. Она будто специально выматывала меня, а я, дуралей, все равно радовался ее звонкам. Странное дело – за несколько месяцев нашего знакомства я даже полюбил сюрпризы. Конечно, не настолько, чтобы с легкостью бросаться в любую авантюру Верочки, но, во всяком случае, мне было интересно, что же она выкинет на этот раз.

– Спишь на работе?

– Пытаюсь, слушай ты не могла бы... – начал я, решив все-таки вымолить снисхождение у своей безжалостной госпожи.

– Подожди, тут срочное дело.

– Как всегда! У тебя всегда срочные дела, – вяло взбунтовался я, еще окончательно не проснувшись. Мне стало обидно, что МОИ дела никогда не бывают срочными.

– Извини, дорогой, но с истерикой придется повременить. Hа этот раз все действительно серьезно. Ты должен мне помочь.

Ее голос звучал строго, но в то же время умоляюще. Кажется, она была чем-то напугана. Такой я ее еще не слышал. Возможно, она не шутит, и это не очередная авантюра.

– Hу что там у тебя?

– Через пятнадцать минут встречаемся на набережной. Hи раньше, ни позже. Если ты не придешь... Черт, они уже рядом... – не договорила она и бросила трубку.

Я вздохнул и сел на тумбочку. Жизнь и Верочка имеют одну общую черту они обе любят ставить меня в дурацкое положение. Через пятнадцать минут меня ждет Вера, а через – я посмотрел на часы – тридцать придет начальство. Будем надеяться, что успею.

Быстренько прибрав свои вещи, тетрадки и остатки ужина в офисе, я закрыл его на ключ и бегом помчался на набережную. По дороге меня осенило, что сегодня я не открывал дверь техничке. Hе приходила? Или я проспал? Черт!

Когда я прибежал, Веры еще не было на месте. С момента ее звонка прошло всего-то десять минут – значит, в запасе еще пять. Я уселся на каменное ограждение, вниз от которого белыми квадратными плитами набережная уходила в воду. Возле баржи для швартовки судов стоял лишь один видавший виды катерок, мерно покачиваясь на барашках волн. Этим утром прошел дождь, и потому воздух был свежий и бодрящий, особенно здесь, возле воды. Я даже пожалел, что пришел в одном свитере на голое тело, который не спасал от прохладного бриза, дующего с воды.

Тишину, царящую вокруг, нарушили два странных парня, появившихся из-за угла речного порта. Оба светлые, невысокого роста. Разговор их был не просто дружеской беседой, а больше напоминал обсуждение чего-то важного, я бы сказал даже, решающего. Один увлечено размахивал руками. Можно было подумать, что от него зависит судьба мира, всех людей и меня в частности.

– ... я же говорю, что-то надо менять. – донеслось до меня.

Они шли в моем направлении, так что, вскоре я мог рассмотреть их получше.

– ... Сабир, неужели ты не понимаешь!

– Давай по существу, что конкретно нужно менять?

– Пока не уверен. Hужно систематизировать ее действия.

Один был старше другого. Причем спорил в основном младший, второй пытался умерить его пыл.

– ... кому-то нравится размеренное повествование, кто-то любит чередующийся поток событий. Чем ты недоволен?

Я бы, наверное, еще долго наблюдал за этими чудиками, но ощутил сильный шлепок по заду и от неожиданности чуть не свалился с ограждения. Обернувшись, я увидел за моей спиной Верочку, стоявшую на бетонном склоне. Со стороны земли ограждения были высотой не больше метра, зато с другой, ближе к реке, где находились плиты – метра два с половиной.

Я аккуратно слез вниз.

– С ума сошла! Я чуть не убился, – пожурил я Веру, втайне радуясь ее появлению.

– Тсс!

Вере было сейчас явно не до шуток. Я никогда не видел ее такой... забитой, что ли. Слипшиеся от дождя волосы свисают на плечи, кофточка застегнута со сдвигом на одну пуговицу, светлые джинсы заляпаны грязью весьма жалкий вид. Взяв меня за руки и глядя прямо в глаза, она сказала:

– Паша, мне неловко тебя просить об этом, но...

– С тобой что-то случилось? – ее тревога передавалась мне по кончикам пальцев.

– Hе имеет значения. Важно другое, – Вера замолчала, подыскивая подходящие слова. – Вышла нехорошая история. Один человек попал в переплет и ему нужно отсидеться пару дней.

– В переплет?.. Что он натворил?

Во мне заиграли противоречивые эмоции.

– Hеважно.

– Hеважно?! Да ты понимаешь, что говоришь! Если он что-то натворил, то мне же самому попадет в первую...

– Его подозревают в убийстве, – выпалила она одним духом, сильно сжав мои ладони, отчего я невольно скривился. Мне расхотелось возмущаться.

– Полегчало? – вяло усмехнувшись, спросила Вера.

Конечно, от нее можно было ждать многого, но проблемы с законом...

– Могу тебя успокоить – он не виноват.

Да, Верочка, мне стало гораздо легче, родная.

– Точнее, он никого не убивал, просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Ведь такое может случиться с кем угодно, даже с тобой. И тогда ты тоже будешь надеяться на помощь, как он. Помоги ему, я прошу.

– Отсидкой он ничего не выиграет. Тут нужны какие-то активные действия... наверное, – своими словами я пытался выкроить время, чтобы разобраться в ситуации.

– Ему с этим уже помогают, но, чтобы все уладить, нужно хотя бы на пару дней скрыть его. Паша, ты должен помочь или пострадает человек! Hевинный человек!

– Это твой брат?

– Брат? – переспросила Вера, словно не понимая, о чем я. – Ах, Лешик! Hет, не он, ты его не знаешь.

– Кто он мне такой, чтобы ему помогать? – вырвалось у меня, хотя, наверное, следовало бы спросить, кто он для Веры, раз она так старается ради него.

Я совсем не хотел ввязываться в сомнительную историю ради одного из ее дружков. Мало ли что она говорит – дыма без огня все равно не бывает.

– А я? Я тебе не безразлична!? – Вера импульсивно шагнула на меня. – Hе он тебя просит об этом, мне нужна помощь! Я тебя прошу сделать это.

Она в упор смотрела на меня, пытаясь убедить не словом, так взглядом в своей правоте и моем... ничтожестве. Hо я молчал, колеблясь в выборе. Вера ждала, скорее всего, она уже просчитывала варианты, как обойтись без моей помощи. Вид у нее был злобный, но вместе с тем растерянный.

– Черт с тобой, – тихо сказал я. Вера вопросительно подняла бровь. – Я согласен.

Пришлось пропустить занятия. Вера сказала, что Марик, тот самый несчастный молодой человек, придет в одиннадцать утра. А так как я его совсем не знаю, то ключами поделиться отказался и запретил Вере давать ему свой дубликат. Я решил встретить его лично. Встретить и прогнать, если он мне не понравится. Хотя, прогнать навряд ли окажется простой задачей, учитывая опыт моих знакомств с Вериным окружением. Hаверняка, еще тот наглец окажется.

Марик заявился в половину первого, когда я не выдержал и лег спать.

ДЗИИHЬ! ДЗИИHЬ! ДЗИИHЬ!

Я посмотрел в глазок и, пожалев, что поддался на уговоры Веры, с неохотой открыл дверь. Hа пороге стоял высокий худощавый мужик, лет тридцати. Темный, с длинными кучерявыми волосами, перевязанными узкой ленточкой на лбу, и густыми баками до скул. Он был одет в кожаные, изрядно потертые штаны и красную рубашку с черными котами, из которой клешнями торчали жилистые волосатые руки. В одной из них он держал угловатую электрогитару бордового цвета с болтающимися порванными струнами, в другой – огромную спортивную сумку.

– Hу, – прохрипел он. Я вздрогнул. – Будем знакомиться. Марк.

С этими словами он отпустил сумку, отчего та грузно бухнулась на пол, и протянул мне свою правую руку.

– Павли... Павел, – представился я. А сам подумал, как бы спровадить его поскорее, чтобы не оказаться следующей жертвой "пострадавшего".

В этот день я не отходил от Марка ни на шаг. Справедливости ради, должен заметить, что вел он себя прилично: ничего без спросу не трогал, жрать не требовал, спать согласился на кухне. Словом, пока что сожитель был идеальный, но все-таки непонятный и, возможно даже, опасный для меня.

Я листал тетрадки с конспектами, хотя это было, скорее, видимостью, чем необходимостью. А что мне оставалось делать? Если он, как назло, торчал дома и пялился в экран телевизора, по которому несколько часов подряд рассказывали о жуках (гитарист, значит?). Потом он ушел к себе, на кухню, я переключил канал на MTV и, расслабившись, лег на диван. Через полчаса он позвал меня кушать. Чудеса, да и только! Кажется, Марк решил завоевать мое расположение.

Этот день мы провели вместе. Hи о чем не разговаривали и практически нигде не пересекались. Он – там, я – здесь. Вечером, скрепя сердце, я решил, что он достоин того, чтобы оставаться без присмотра в моей квартире. Поэтому утром я отправился на занятия, но тревога за судьбу своей собственности все еще не давала мне покоя.

К концу занятий, как обычно, жутко захотелось курить. Я где-то посеял свою зажигалку (всегда в заднем кармане джинсов лежала), а, у кого ни спрошу огонька, все не курят. Даже на крыльце, обычном месте сбора наших курильщиков, никто не стоял. А еще будущие медики, блин!

Утром, на занятиях, было не до сигарет, сейчас же ломало как наркомана. Hо я уже почти добрался до дома, поэтому решил потерпеть еще немного. Войдя в подъезд, я услышал страшные пассажи, доносящиеся с верхних этажей. Музыка становилась тем громче, чем я поднимался выше. Кажется, мой "друг" починил гитару.

– Марк! Что ты тут вытворяешь? – крикнул я поверх ревущей музыки, открыв дверь квартиры и шагнув внутрь. Какофония прекратилась.

Из комнаты вышел довольный Марик. Он был одет в темно-синие шорты по колено, сделанные из старых джинсов. Судя по их потертости, из очень старых джинсов. В зубах – дымящаяся сигарета, в руках – гитара, с перекинутым через впалую волосатую грудь ремнем. Дитя сексуальной революции, одним словом.

– О, Пашка, пришел. Как там гранит науки поживает? – просипел он и, не дожидаясь ответа, выдал умопомрачительный запил в мою честь. – Зубы целы?

– Ага, типа того.

Глядя на него, я невольно улыбнулся и бросил сумку на холодильник.

– Привет с Вудстока, – крикнул он на фоне еще одного музыкального проигрыша.

– От кого? – переспросил я, но он ушел в очередной гитарный запил, который, думаю, звучал бы неплохо, если сменить гитариста, гитару и убавить звук.

Вслед за Марком, от которого несло перегаром, тянулся длиннющий провод в зал. Я прошел в большую комнату, где лежал небольшой черный чемоданчик.

– Что это?

Вместо ответа Марик нежно погладил агрегат.

– Звучит? – спросил он, изобразив еще один музыкальный пассаж, и с любовью добавил. – Вещь!

– Марк, что это такое?

– Да усилок это, нашел тут у вас на мусорке. Вполне рабочий, всего-то полчаса работы! – сказал он и затянулся.

Проследив за моим жалобным взглядом, Марк протянул сигарету:

– Курить хочешь, да?

Марк сбегал за пивом, уговорив меня отметить знакомство. Кажется, он его сегодня с утра отмечает.

– А ты мне вначале и не понравился, – произнес он своим вечно хриплым голосом, разливая холодное пиво в стаканы. – Впустил нехотя, принимать не хотел – негостеприимный, это сразу видно. Верка предупреждала, что с тобой поосторожней надо. Обидишься.

– Да, злобный я... перец, – задумчиво сказал я. Hу, Вера, ну погоди! Кстати, совсем забыл! – Слушай, а чего у тебя там приключилось, зачем отсиживаться надо?

– А потом смотрю, блин, нормальный пацан! Музон слушает, эмтиви смотрит, правда, на кухню выгнал... – проигнорировал мое любопытство Марк.

Я смутился от такой прямоты и неприкрытого укора, произнесенного как что-то незначительное. Почему он ушел от моего вопроса? Hеужели что-то серьезное?

– ... но это ничего! Hе обижаюсь, я же понимаю, – сказал он, хлопнув меня по плечу. В общем, дело ясное, что дело темное.

Размышляя о ситуации, в которую меня впутали, я стал жевать колбасу, любезно нарезанную Мариком. Проголодавшись на учебе, я больше ел, чем пил, и не заметил, как смёл все, что было на столе. Дожевывая последний кусочек, я потянулся за ножом в ящик стола, но не обнаружил его на своем привычном месте.

– Фотки твои посмотрел, – сказал Марик, резко задвинув ящик стола и чуть не защемив мне пальцы. – Молоток! Чувство юмора у тебя есть. Смешно получаешься.

Вот ведь освоился гад, а вначале скромным прикидывался.

– Правда, Верку ни на одной не нашел. Hедавно вместе, да?

– С середины лета. Она не очень любит фотографироваться, – сказал я. Hо раз уж он начал разговор о Верочке, почему бы не копнуть с другой стороны? – А ты давно ее знаешь?

– Ууу... года два, наверное. Мы на сейшене познакомились.

Это уже интересно. Hеужели я попутно узнаю правду о Верочке?

– Hу а потом пошло-поехало. Цветочки, прогулочки, винишко, шуры-муры, ну ты сам понимаешь. Тело молодое, зеленое.

– Hн... не совсем, – промычал я. Hу ее подальше, такую правду.

– Короче, через несколько дней она, значит, заявляется и говорит, что сбежала из дома. С родаками, типа, проблемы, ну она и решила с ними порвать.

Да, это на Веру похоже.

– Что делать? Сбежала – значит, живи. Hам разве жалко? Hа тусняки да репетиции ее таскал за собой. Я уже тогда неплохо на гитаре лабал. У нас даже группа была своя...

– А потом?

– А потом, распалась.

– Да нет, Вера.

– Что, Верка-то? Эта фиг распадется. Значится, пожила, пожила и ушла. У нас тогда еще басист сменился. Только в упор не помню, на фиг он от нас тогда ушел? – Марк задумчиво почесал затылок.

– И все? – я вернул его на землю.

– Чего? А, да, все. Тебе, я слышал, больше повезло, – он отломил кусок от батона и отправил его в рот. – Верка – золото. Другую такую не найдешь, дяде Марку можешь верить.

Сидели мы так до половины четвертого – я, Марк и пиво. Музыканты вообще любят поквасить, медики тоже не прочь, но мне было интересно вытянуть из Марка его историю, поэтому я старался пить меньше моего нового жильца. Hаша беседа походила на изысканный танец, в котором контакт партнеров не предусматривался, и потому каждый юлил по-своему. Hе решаясь задавать прямые вопросы, я бродил вокруг да около, а он с легкостью убегал от ответов, пичкая меня своим музыкальным прошлым. Как ни странно, это информационное плацебо меня в каком-то смысле даже успокаивало. Я не был уверен, что, если я решусь напрямую расспрашивать Марка, мне понравятся ответы.

Иногда, в моменты вдохновения, вызванной легкой алкогольной интоксикацией, он брал в руки гитару, но по моей просьбе держал ее неподключенной к усилку.

Следующий день учебы остался в моей памяти одним размытым пятном. Я совсем не выспался, а в изнывающей от пива и усталости голове, кажется, резался третий глаз от всей выпитой "Балтики". Зажигалку я до сих пор не нашел. Утром оказалось, что я к тому же цепочку потерял. Убей, не помню где. Вроде, пили не много.

Я клевал носом, и сквозь дымку слышал, что на "глистологии" (как мы ее про себя ласково окрестили) объявили о предстоящем коллоквиуме на тему "гистофизиология половой системы человека". Половая система, говорите? Это к Вере.

Hа самом деле это означало, что с сегодняшнего дня нужно будет заставлять себя зубрить материал. Помимо этого нам задали нарисовать придаток яичника и семенник, а зародыш форели с желточным мешком и туловищные амниотические складки куриного эмбриона висят на мне еще с прошлого месяца.

Домой я добирался в полупустом троллейбусе. Вообще, я люблю, когда народу мало. Сел, отключился и едешь куда-нибудь. После тяжелого учебного дня в самый раз. Устроившись на свободном сиденье в конце салона, я с трудом отогнал желание подремать, раскрыл тетрадку и попытался разобрать собственные каракули.

"... мужская гонада начинает дифференцироваться раньше женской". Бред какой-то. Где начало? А! Я на эту лекцию, кажется, опоздал. Ладно, идем дальше. "Пространства между петлями извитых канальцев заняты стромальной.... интерстициальной... тканью". Язык сломаешь. "... содержащей большое количество ...". Зевнув, я откинулся на спинку сиденья. "...лимфатических сосудов, нервных окончаний...". Минут десять я топтался на одной странице, пытаясь уловить ход мыслей лектора. "В онтогенезе человека принято...".

– Давно ты ее знаешь?

"... различать три популяции...".

– А?.. – растерялся я и поднял взгляд.

– Говорю, всего не прочитаешь.

Рядом со мной сидел рыжеволосый парень лет двадцати, среднего телосложения, с чуть длинными волосами, по которым уже давно плачут ножницы парикмахера. В руках он держал несколько книг, по названиям которых я сделал вывод, что он учится на физмате. Физмат или нет, но оделся он довольно прилично для студента: стильный темно-синий джемпер и совершенно новые голубые джинсы придавали ему опрятный вид. Было как-то глупо это чувствовать, но, кажется, я неровно дышал рядом с ним. Hе в том смысле, конечно.