Текст книги "Девочка из Ленинграда"

Автор книги: Саадул Кануков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Возмездие

Наутро в селении царил переполох. Хабас, водивший поить коня к ручью, влетел в дом, шепнул Рае:

– Полицая убили! Хочешь посмотреть? Айда!

Рая накинула полушубок, нахлобучила на самые глаза шапку, и они выбежали из дома. Пробираясь задворками, прыгая через низенькие заборы огородов, они скоро очутились в центре селения. Там около дома бывшего сельсовета собралась большая толпа. Хабас и Рая пробились к крыльцу. Около двери лежал навзничь человек. Видна была кровь, она уже застыла и потемнела.

На крыльце стоял мужчина – в золотистой каракулевой шапке, в черкеске, с револьвером и большим кинжалом в богатых, отделанных серебром ножнах. «Староста!» – шепнул Хабас Рае.

Держась за позолоченную рукоять кинжала, староста говорил:

– Сельчане! Если кто видел партизан или чужих людей в селении, должен сейчас же явиться в управу. Иначе за укрытие он будет так же наказан, как и тот, кто убил служивого человека. Я уже послал джигита в Нальчик. К вечеру должен быть отряд…

И только теперь Рая поняла, какая страшная опасность нависла над ней. Она дернула за рукав Хабаса, шепнула: «Пойдем домой… Мы с бабушкой должны уйти».

Хабас взглянул на Раю и, не сказав ни слова, стал пробираться сквозь толпу, Рая – за ним. И только когда они были уже далеко от злополучного места, он спросил:

– А почему ты боишься? Разве могут подумать, что вы с бабушкой убили этого шакала?

Рая долго не отвечала. Наконец тихо сказала:

– Хабо, ты можешь хранить тайну?

Мальчик приостановился и с упреком посмотрел на Раю.

– Разве ты еще не убедилась в этом, когда я был у вас в Нальчике? Со скалы в пропасть бросай – ничего не скажу! – обиженно воскликнул Хабас, а в его черных блестящих глазах было выражение непреклонной твердости и немальчишеской суровости.

– Да, да, Хабо, прости… – поспешила извиниться Рая. – Я не то сказала… То есть не то хотела сказать… Понимаешь, Хабо, мы бежали из Нальчика от гестапо… Я стреляла в полицая. Но не убила – ранила. И он, наверное, рассказал теперь в гестапо обо мне. Он хорошо знал меня. Однажды ночью даже провожал до дома, чтобы не остановили меня немецкие патрули.

Хабас, удивленный, опять приостановился.

– Ты стреляла в полицая? – переспросил он, и теперь в его глазах было такое торжество, такая радость. – Ну, теперь и я тебе скажу: того шакала, – он кивнул в сторону управы, – прикончили наши люди. Я несколько раз ходил к управе, чтобы узнать, когда они дежурят, когда меняются. А как все выследил, доложил нашим. И тогда, когда я вас догнал на дороге, я ездил к своим людям в горы.

– К партизанам?

Хабас кивнул.

– Я у них связной. И разведчик, – не без гордости добавил паренек.

Но тут же он как-то сник, погрустнел. Рае действительно надо было уходить, а ему так не хотелось расставаться с нею. Еще там, в Нальчике, выполняя вместе задания подпольной группы и рискуя жизнью, они стали настоящими друзьями. Мечтали: когда кончится война, Рая будет приезжать во время летних каникул к ним в Кабарду, а он непременно навестит ее в Ленинграде. И посмотрит этот замечательный город, где жил Пушкин, который так здорово писал о Кавказе.

Да, как ни трудно расставаться, все же Рае и Арине Павловне надо уходить: немцы действительно могут нагрянуть в Бурун. И кто знает, не привлекут ли их внимание эти русские нищие, хотя в них нет ничего необычного: много теперь всяких людей бродит по свету – и русских, и нерусских.

Еще по приезде Рая сказала Хабасу, что, по совету Дагалины, они пробираются в селение Верхний, к Люсиной матери, Данах. Немцы боятся появляться там: селение окружено густым лесом и горами.

– Это правда, – подтвердил Хабас. – Я провожу вас туда горной тропой. А то староста и полицаи теперь, как шакалы, будут выслеживать каждого незнакомого. Тронемся, как только стемнеет. Только вам надо будет одеться потеплее: нам придется ночь переждать в горах.

Тетя Данах

Над селением низко висела огромная луна. Она только что выкатилась из-за гор, и свет ее был пока тусклый. В этот довольно еще ранний вечер было как-то непривычно тихо и настороженно в селении. Даже не лаяли собаки. Словно и люди, и животные, и даже деревья – все к чему-то прислушивались, затаив дыхание.

Хабас вел беглецов балкой. На поясе у него висел кинжал, а за пояс был заткнут топор.

Балка привела их к ущелью, поросшему густым лесом. Тут идти было труднее. То приходилось пробираться через заросли цепкого кустарника, то пересекать горный ручей по обледеневшим камням, то карабкаться по заснеженной круче.

– Еще немного, и будет Висячая скала: там отдохнем, – подбадривал путников Хабас.

Но они шли еще долго. Особенно устала Арина Павловна. Она едва переставляла ноги.

Наконец Хабас весело воскликнул:

– Вот и дошли!

Рая увидела огромную скалу. Каменная громада козырьком нависала над тропой. В стене скалы была большая выемка, словно комната в каком-то сказочном доме. Тут и в самом деле можно было хорошо отдохнуть.

Хабас нарубил сухих веток, развел костер. Путники перекусили. Рая и Арина Павловна, уставшие за трудную дорогу, задремали, прислонившись к стене. Хабасу такие переходы были привычны, он чувствовал себя довольно бодро и продолжал следить за костром, подбрасывая ветки.

С рассветом путники снова отправились в дорогу. Теперь им предстояло одолеть перевал, а там совсем недалеко и Верхний, где живет Данах. Утро было морозное, ясное. Ослепительно сверкали вершины гор. Хорошо был виден двуглавый Эльбрус. Его величавая красота очаровала Раю. Она остановилась и долго любовалась волшебным сиянием вершин. Когда спохватилась, Хабас и бабушка были уже далеко и поджидали ее…

Тропа тянулась по узкому каменистому карнизу. Одно неосторожное движение – и сорвешься в пропасть.

Хабо шел впереди, поддерживая бабушку. Его ноги ступали по самой кромке обрыва. Бабушка жалась к каменной стене скалы, а глаза ее неотрывно смотрели в пропасть.

– Бабушка! – крикнула ей Рая. – Ты не гляди вниз: голова закружится!

Тропа вывела их на дорогу как раз на самой верхней точке перевала. Хабас остановился и показал рукой.

– Вон он, Верхний!

Рая посмотрела вниз. Там, в неширокой долине, окруженной горами, лежало селение. Отсюда, с высоты, домики казались игрушечными, и трудно было поверить, что они были настоящими. Но из труб в ясное небо поднимались столбики дыма, были видны малюсенькие – не больше куклы – человеческие фигурки, пересекавшие улицы. А вон, словно букашка, по дороге движется подвода.

– Значит, так, – сказал Хабас. – Придете, скажете: «Здравствуйте, тетя Данах. Вам передают привет Хабас и Люся. Не тревожьтесь, у нее все хорошо. Скоро вы ее увидите».

Он помолчал, взглянул своими чуть печальными глазами на Раю, вздохнул…

– Ну, мне пора… Мне обязательно надо вернуться домой засветло… Я думаю, вам будет хорошо у тети Данах… До свидания! – сказал он и зашагал в обратный путь.

Рая долго не спускала с него глаз. Вот он повернулся, помахал ей рукой и скрылся за выступом скалы.

Рая взяла бабушку за руку, и они начали спускаться в долину. Девочке казалось, что она все еще чувствует на себе взгляд черных мальчишеских глаз. Она невольно повернулась, и ей почудилось, что из-за выступа скалы высовывается баранья лохматая шапка Хабаса…

Они вошли в селение. Узкая кривая улочка вела к другой, более широкой. Ее надо пройти и свернуть налево. Третий дом от угла будет дом тети Данах.

Через несколько минут они уже стояли у калитки беленького с голубыми ставнями дома.

Как учил Хабас, Рая дернула за веревочку. Где-то в глубине двора глухо звякнуло. На крыльцо вышла средних лет женщина, очень похожая на Дагалину. Она быстро подошла к калитке. Открыла, внимательно посмотрела на старуху и мальчика.

Рая тотчас сказала все так, как наказывал Хабас. Женщина приветливо улыбнулась:

– Я очень рада. Проходите!

Она провела гостей в дом. Рая поразилась необыкновенной чистоте и уюту. Стены, потолки побелены. На окнах белоснежные занавески. На подставочках комнатные растения, цветы. Стол накрыт узорчатой скатертью. А хозяйка была такой приветливой и доброй и к тому же такой красивой горянкой, что Рая с первых же минут влюбилась в нее. И ей казалось, что они уже где-то с нею встречались. Но, конечно, так кажется потому, что и лицом, и фигурой, и своим деятельным характером Данах очень походит на свою сестру Дагалину.

За завтраком они беседовали.

– Ты очень хорошо говоришь по-нашему, – заметила хозяйка. – А говорят, кабардинский язык очень трудный. Где ты так научился?

– Как приехал в Нальчик, я все время среди кабардинцев, – пояснила Рая…

Ей хотелось сказать этой доброй женщине, что она не мальчик, а девочка и что Фатимат – ее подруга. Но она не решилась, хотя и вполне доверяла Данах.

Трудная горная дорога, почти бессонная ночь переутомили Арину Павловну. Хозяйка предложила ей прилечь. А Рая уже успела отдохнуть и попросила разрешения погулять возле дома.

– Иди, иди, милый, – сказала Данах.

Рая надела полушубок, нахлобучила шапку, взяла свою резную палку, которую ей подарил Хабас, и вышла на крыльцо.

По-мальчишески насвистывая, она прошлась по двору, заглянула в саманные закуты. В одном из них стояла корова, в другом – овцы и козы, в третьем гуси, куры и даже индейки. Видно, и в самом деле немцы не заглядывают в это селение. Близ Нальчика они обобрали всех селян.

Осмотрев двор, Рая вышла за калитку и оторопело остановилась: по улице несся всадник. Около дома Данах он осадил разгоряченного коня, молодцевато выпрыгнул из седла, недоуменно посмотрел на Раю.

– Ты чей, мальчик?

– Я… Мы с бабушкой приехали к тете Данах из Минвод погостить. Когда она лечилась у нас в санатории, она часто ходила к нам. А теперь мы приехали к ней, – сказала Рая точно так, как советовала ей Данах.

– А! Ну хорошо, хорошо! – сказал парень и, похлопывая себя по голенищу плеткой, размашисто и слегка вразвалку пошел к крыльцу.

Он был в бурке поверх черкески. На голове лихо заломлена шапка из серо-серебристого каракуля.

Рая вошла в дом вслед за ним: ей очень хотелось узнать, кто этот ловкий и на вид очень важный джигит.

Данах, неприязненно глядя на джигита, говорила:

– Нету ее. Еще позавчера в Нальчик к тетке уехала.

– А, ну ладно. Я тоже сейчас еду в Нальчик: в комендатуру на инструктаж вызывают.

– Как вешать людей? – с презрительной улыбкой спросила Данах.

Джигит смутился, переминаясь с ноги на ногу, негромко сказал:

– Ну что вы, Данах… Я еще не убил ни одного человека. Зачем вы так обижаете меня? Я лишь слежу за порядком, – Он попятился к порогу и, приложив руку к сердцу, откланялся.

– Гяур! Фашистский холуй! – гневно воскликнула Данах, когда парень скрылся за дверью. – Будь ты моим сыном, я прокляла бы тебя, нечестивый!..

Вон оно что! Оказывается, это полицай! Но еще больше, пожалуй, удивилась Рая тому, как смело и даже дерзко разговаривала с ним Данах и как тот, по всему было видно, побаивался ее и заискивал перед ней. Но тотчас все разъяснилось.

– Жених Люси! – грустно улыбаясь и покачивая печально головой, сказала Данах, – Да я скорее готова увидеть свою дочь с кинжалом в сердце, чем женой этого гяура!

На другой день Данах предложила гостям посмотреть селение. Они шли по берегу ручья. Домики стояли то улочками, то вразброд по обе стороны ручья. Время от времени встречались сельчане, Рая заметила, что мужчины все были старики или мальчишки. Видно, молодые и среднего возраста ушли на войну. Кабардинки встречались и пожилые и молодые. Старшим Данах первая кланялась. Но некоторые из них презрительно отворачивались, не отвечая на приветствие. Они не могли простить Данах, что она забыла пролитую кровь, кровь мужа, которого расстреляли немцы, позволяет своей дочери знаться с человеком, предавшим свой род, свой аул, горы – с гяуром.

Они дошли до сельской площади и пошли обратно. Когда вернулись домой, застали хозяйничавшую там Люсю.

Данах радостно воскликнула:

– Доченька, милая, пришла!.. А у нас гости.

Люся пристально посмотрела на Раю.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросила она и, не выдержав, весело рассмеялась. – Ну-ка, ну-ка, дай посмотрю на тебя хорошенько… Ну, прямо настоящий мальчишка! – И обратилась к матери: – Мама, не будем от тебя скрывать… Это – девочка. Рая. Мы с ней уже давно знакомы. Даже в одном бою вместе участвовали…

Данах всплеснула руками.

– Да неужели девочка?! Скажите пожалуйста! – Она, улыбаясь, качала головой. Но вдруг лицо ее стало озабоченным. – Да, чуть не забыла тебе сказать! Вчера приходил твой «жених».

– Да-а? Зачем?

– Не знаю, дочь.

– Мама, надо было спросить! – с досадой воскликнула Люся. – Сколько раз я тебе говорила об этом! Может быть, у него было что-то очень важное для нас.

– Как ни уговариваю себя, не могу видеть подлеца в своем доме, – сказала Данах не столько Люсе, сколько Арине Павловне и Рае.

Люся невольно улыбнулась, обняла мать.

– Ах ты, непокорная моя!.. Мамуля, я так проголодалась! Что у тебя есть?

– Поешь пока айран с чуреками, а я сейчас приготовлю что-нибудь посытнее.

После обеда Люся провела Раю в свою комнату, усадила рядом с собой на мягкую кушетку, с улыбкой провела ладошкой по стриженой голове девочки:

– Ну, мальчик, рассказывай, как добрались!

– Без особых приключений, – сказала Рая. – Но все же поволноваться пришлось. По дороге останавливали каратели. А когда приехали с Хабасом в его селение, там был убит полицай, староста вызвал карательный отряд, и нам с бабушкой пришлось поспешно уходить.

– Ну, у нас вы поживете спокойно, – заметила Люся. – Немцы к нам не заглядывают, а полицаи боятся нас.

Рая не спросила, кого это «нас». И так ясно: Люся безусловно связана с партизанами.

– У тебя очень добрая мама, – сказала Рая.

– Да, мама у нас очень хорошая. Добрая и мужественная. На ее глазах фашисты расстреляли папу. Он был в селении партийным секретарем.

Они помолчали. Потом Рая спросила:

– Люся, а как ты попала в армию?

Девушка рассказала, что война застала ее в Нальчике: там она училась в десятилетке. Тогда у них в селении своей средней школы не было, и она уехала к тетке Дагалине в город. Мечтала после десятилетки пойти в педагогический институт, но началась война. По путевке райкома комсомола девушка поступила на краткосрочные курсы санинструкторов и была направлена на фронт. Ее часть сражалась за Харьков, за Ростов, а потом и за родной Нальчик, где они и встретились во время боя с Раей.

Тут их часть была окружена и разбита. Некоторое время Люся скрывалась в городе у тетки. Потом Дагалина связала ее со своими людьми, с руководителем группы Баксаном. А через него – с партизанами. И теперь Люся работает разведчицей и связной между подпольной группой и партизанским отрядом. Она часто бывает в Нальчике. Вот и сегодня вернулась оттуда.

– У тети Дагалины была? – живо спросила Рая. – Как там Фатимат?

– Хорошо… Сейчас все хорошо. Но у них были очень большие неприятности… Вернее, могли бы быть. Фатимат задержал часовой, когда она выносила из комендатуры бумагу для листовок. Выручил переводчик Слепцов. Он сказал, что иногда по выходным работает в доме фрау Дахолин и что бумага эта для него… Фатимат дочь Дагалины, а Дагалина как-никак моя родная тетя, а я – невеста Слепцова. Ну, он и постарался! Выручил из беды и двоюродную сестру невесты, и ее тетку… К тому же в тот же вечер Дагалина принесла часовому целую бутыль шнапса. Так все и обошлось… Правда, Слепцов, кажется, не очень поверил, что Фатимат хотела выменять на бумагу шерстяной свитер. Но не стал расспрашивать. После разгрома гитлеровцев под Сталинградом усердие его заметно поубавилось!

Она помолчала, о чем-то думая, и вдруг рассмеялась:

– Невеста двух полицаев сразу, а, Раечка? Смешно ведь, не правда ли? – И тут же грустно добавила: – Ах, Рая, если бы ты знала, как противно играть такую роль! Но ничего не поделаешь – война. Борьба идет не на жизнь, а на смерть! – Она заглянула в окно и удивленно воскликнула: – О, уже становится темно: мне пора собираться!

Люся оделась во все мужское. В карман брюк сунула пистолет, заткнула за пояс небольшой кинжал. Надела полушубок, шапку.

– Ну, спокойной ночи вам тут, – сказала она Рае и вышла в общую комнату.

Рая слышала, как Люся попрощалась там с бабушкой, с Данах, как тихо прикрылась за ней дверь. Потом ее силуэт мелькнул под окнами и исчез за калиткой.

Перед глазами Раи почему-то встал полицай, убитый в соседнем селении, лежавший на крыльце управы, староста с револьвером и кинжалом на поясе… И ей подумалось, уж не пошла ли Люся на задание в то самое селение…

Юсуп раскрывает тайну

Ночью кто-то постучал в дверь. Данах, привыкшая к поздним возвращениям дочери, подумала, что это Люся. Она уже хотела открыть, как послышался мужской надсадный кашель.

– Кто там? – спросила Данах, хотя по кашлю узнала «жениха» дочери.

– Это я, Юсуп.

– Зачем так поздно? Мы спим.

– Мне надо увидеть Люсю.

– Ее нет дома.

– Неправда! Днем ее видели… Откройте, а то дверь сломаю! Слышите?!

По голосу Данах поняла, что полицай пьян и может в самом деле натворить бед. Лучше уж пусть убедится, что Люси нет: скорее отвяжется.

Она откинула крючок, и тотчас в дом ввалился Юсуп.

Данах стала зажигать лампу. Не дождавшись ее, Юсуп выхватил из кармана немецкий фонарик и шагнул в соседнюю комнату.

Кружок яркого света выхватил из темноты кровать, на которой спали русские.

Юсуп поспешно достал из бумажника фотокарточку, осветил ее фонариком. Но в этот момент вошла с лампой Данах. Она быстро приблизилась к Юсупу, процедила сквозь зубы в самое ухо полицая:

– А ну, убирайся вон, негодяй, пока не бросила тебе в лицо вот эту лампу!

Юсуп поспешно сунул в карман фото и, оторопело хлопая глазами, попятился назад. В прихожей он несколько оправился. Не он, старший полицейский Верхнего, должен бояться Данах, а она его.

– Но-но, полегче грохочи, старая арба! – прикрикнул он. – Как бы потом в ноги Юсупу не пришлось кланяться!

– Вон, вон, говорят! – прошипела Данах.

Юсуп пинком распахнул дверь, шагнул было за порог, но вдруг остановился.

– Как только Люся вернется, пусть зайдет в управу! – мрачно бросил он и хлопнул дверью.

«Зверь… Волчица! – ругался про себя Юсуп, размашисто шагая к управе. – Но погоди, я тебе клыки обломаю, овечкой будешь!..»

Он почти не сомневался в своей догадке…

В комендатуре, куда их вызывали, сообщили, что разыскивается молодая русская девушка, связанная с подпольем и стрелявшая в полицейского. Всем им дали ее фотопортрет, сделанный в гестапо по приметам, которые сообщил пострадавший.

Еще там, в комендатуре, взглянув на снимок, Юсуп сразу вспомнил мальчишку, гостя Данах. Что-то было общее в их чертах. А сейчас он еще больше убедился, что это она. Только волосы остригла и рядится под мальчишку…

После ухода Юсупа Данах так и не легла в постель. Сердце подсказывало ей, что Юсуп неспроста заявился в такой поздний час. И грозился: «Будешь в ноги кланяться!» Наверняка он что-то пронюхал. Да, в руке у него была, кажется, какая-то карточка. Ах, скорее бы возвращалась Люся!

Чтобы чем-нибудь отвлечься, она принялась хлопотать на кухне.

Утром, когда гости встали, Данах спросила:

– Ну, как вы сегодня спали? – Ей не терпелось узнать, слышали ли они, как приходил Юсуп.

– Я ничего, слава богу, – ответила Арина Павловна.

– Я тоже! – весело отозвалась Рая, умываясь над тазом.

«Слава аллаху! – подумала про себя Данах. – Они ничего не знают, а вернется Люся, что-нибудь придумаем. А пока надо девочку чем-то занять, чтобы больше не показывалась на улице. Поучу ее кабардинской вышивке».

В полдень вернулась Люся – оживленная, веселая. Рая с удивлением заметила: уходила она из дома в мужской одежде – в шапке, в брюках, а вернулась – в женской. Любопытно, где она переоделась?

– Люся! Подожди раздеваться. Иди посмотри, что с нашей коровой: сегодня совсем не дала молока. Уж не заболела ли? – озабоченно сказала Данах и вместе с дочерью вышла во двор.

Войдя в хлев, она тотчас рассказала Люсе, что приходил ночью Юсуп. По всему видно, он что-то заподозрил. Почти силой ворвался в дом, грозился…

– Что же будем делать, дочка?

– Я сейчас схожу к нему, а потом решим.

Люся тут же отправилась в управу, а Данах сказала гостям, что корова в самом деле заболела и дочь пошла к лекарю Алиму.

Люся взбежала на крыльцо управы, распахнула дверь.

– Здравствуй, Юсуп! – весело поздоровалась она и спросила как можно беспечнее: – Ты звал меня?

– Да, Люся! Мне надо сообщить тебе очень важное… – Он запер дверь и таинственно сказал: – Слушай… Те русские, что гостят у вас… Как ты думаешь, кто они?

Люся недоуменно пожала плечами:

– Как – кто? Мамина знакомая с внуком из Минеральных Вод.

– Ты в этом уверена?

– Разве мама будет мне лгать! – с обидой воскликнула Люся.

Юсуп выхватил из кармана фотокарточку:

– Смотри!

Люся увидела девочку лет пятнадцати, хотя и не совсем, но все же похожую на Раю.

– Ясно теперь, какой это «внук»?! – Юсуп торжествующе уставился на Люсю. – В Нальчике спуталась с подпольщиками, стерва! Расклеивала листовки. Стреляла в полицейского… Понимаешь?

– Неужели правда?! – удивленно и почти с ужасом воскликнула Люся. – Ведь она совсем девчонка!

– Клянусь именем матери! Пусть аллах лишит меня языка, если Юсуп лжет!

Люся покачала головой.

– Вот так гости! У меня даже мурашки пошли по коже, – зябко ежась, сказала она.

Юсуп осклабился, легонько обнял Люсю за плечи.

– Зачем же – мурашки? Радоваться надо! Это сам аллах послал нам такое счастье… Правда, сама по себе девчонка эта – не велика птица. Синичка! Но она может раскрыть явки, назвать имена подпольщиков. И тогда начальство не оставит Юсупа без внимания. Могут повысить в должности и взять на службу даже в сам Нальчик! Понимаешь?! – Он потер от удовольствия руки.

Но Люсю почему-то не обрадовала эта радужная перспектива.

– Да, Юсуп, но ты забываешь: мама ни за что не позволит выдать своих гостей, кто бы они ни были. Обычай предков для нее священ. Ни под каким страхом она не даст опозорить свой очаг! Ты же хорошо знаешь ее!

Юсуп задумался: да, это, пожалуй, верно – Данах женщина твердая и может тогда не согласиться, чтобы Люся стала его женой. А Люся не посмеет нарушить волю матери… Что же делать?!

Люся, поняв, о чем он думает, сказала:

– Оставим их, Юсуп! Они скоро уйдут в другое селение. Если так угодно аллаху, пусть забирают их другие. А нам с тобой ничего не надо: только бы быть вместе! – Она ласково, просяще посмотрела на Юсупа.

Тот ответил не сразу:

– Ну, ладно, если ты так хочешь…

– Да, да, Юсуп! – подхватила Люся. – А то меня всю жизнь будет мучить совесть, что нарушила наш обычай… Ну, я пойду: у нас корова заболела – надо сходить к дедушке Алиму…

Люся твердо решила сегодня же ночью увести и Раю и Арину Павловну к партизанам: Юсуп может передумать и пойти на подлость, а Рае уже нельзя теперь появляться ни в каком селении – ее фото роздано всем полицейским.

В глухую полночь они уходили из дому. Было морозно, и чтобы снег не скрипел под ногами, старались ступать как можно осторожнее. Пройдя огороды, они свернули к ручью и пошли по берегу. Теперь шум воды скрадывал шаги и можно было идти быстрее…