Текст книги "Девочка из Ленинграда"

Автор книги: Саадул Кануков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Приютите нас, горы!

Весь день и ночь поезд шел степями. Некоторое время Рая стояла у окна и всматривалась в бескрайние просторы, то ровные, как стол, то слегка всхолмленные, прорезанные балками, оврагами, речушками. Мелькали белые хатки станиц, многоэтажные дома городков и поселков. То и дело эту картину заслоняла другая – картина большого города. Привокзальная площадь, киоск, сидящий возле него Вовка…

Ей все чудилось, потерявшийся Вовка вернулся к вокзалу и сейчас ждет их с бабушкой у киоска. Она крепко смежала веки, прислонялась лбом к стеклу – картина на некоторое время исчезала, но потом снова вставала перед глазами.

Рая шла в купе, где лежала бабушка, спрашивала, не надо ли ей чего.

– Спасибо, внучка. Водичка есть, а больше мне ничего не надо.

Рая снова выходила в коридор, вставала у окна и смотрела, смотрела вдаль. И опять видела то Вовку, то маму, то отца, родной Ленинград, Светку, Игоря Балятинского и даже своего милого, неуклюжего Звездочета.

Кто-то положил на ее плечо руку. Рая оглянулась – Мамед Махмудович!

– Завтра утром будем в Нальчике, – сказал он. – Там у меня дочка, Фатимат. Я надеюсь, вы будете хорошими подругами.

Потом пришла сестра, сделала бабушке укол.

За окном вагона стемнело. Бабушка дремала. Рая постелила себе постель, взяла книгу, стала читать…

Она не заметала, как уснула. А когда проснулась, за окном было уже светло. Бабушка деловито перебирала узел с вещами. Лицо ее заметно посвежело, посветлели глаза.

– Доброе утро, бабушка!

– Доброе утро, внучка. Как спалось?

– Хорошо, бабушка.

Рая скинула одеяло, прильнула к окну. Поезд шел предгорьями. Росистые луга подступали к самому полотну железной дороги. Виднелись отары овец, чабаны с длинными палками в руках, собаки овчарки. А дальше, на горизонте, в сизой дымке высились какие-то нагромождения. Сначала Рая приняла их за тучи, и лишь когда дымка поредела, она увидела горы.

От кого-то Рая слышала, что в горах воевать очень трудно, и фашисты, конечно, сюда не придут. Здесь царство орлов и джигитов. Здесь им с бабушкой будет не страшно. И она с надеждой прошептала:

– Горы, приютите нас!

Поезд подходил к Нальчику. В купе вошел Мамед Махмудович.

– Вот и приехали! – весело сказал он, но Рая заметила, что большие черные глаза майора задумчивы и грустны. – Через семь минут будем на станции. Готовьтесь.

А у них, собственно, все уже было готово. Осталось взять в руки узел, рюкзак и небольшой чемоданчик – это все, что сохранилось после страшной бомбежки эшелона в степи.

– Адрес не потеряла? – спросил Мамед Махмудович.

– Нет, нет… Он у меня вот тут. – Рая показала на карман курточки. – И записочка ваша.

Поезд стоял в Нальчике три минуты. Майор помог Арине Павловне и Рае выйти из вагона. На перроне еще раз объяснил, как найти его дом.

– Передавайте моим привет. Скажите, как приеду на место, напишу все подробно. Счастливо!

Поезд тронулся. Рая долго махала рукой стоявшему на подножке Мамеду Махмудовичу. Тот в ответ – фуражкой.

Когда поезд скрылся, Рая вскинула на плечи рюкзак, взяла чемоданчик, бабушка – узел, и они отправились в город.

Дом Калашоковых они нашли довольно легко. Белый, под черепичной крышей, весь в зелени виноградных лоз, он стоял на углу улицы. Окна с веселыми, голубыми ставнями. И сам дом, и небольшой дворик с фруктовыми деревцами казались такими приветливыми. И все же Арина Павловна и Рая долго не решались войти в калитку.

К ним подошла девочка. В руках ее была плетеная, разукрашенная по верхнему краю красочным орнаментом хозяйственная сумка с хлебом. Голова девочки была причесана на пробор, и черные волосы собраны в тугие длинные косы. Она внимательно посмотрела на Арину Павловну, на Раю, спросила:

– Вы к кому?

Конечно, девочка была из этого дома, и Рая сказала:

– Мы к Дагалине Калашоковой. – Она протянула записку.

Девочка прочитала, и глаза ее радостно заблестели.

– Калашокова Дагалина – это моя мама… А это папа мой писал… Где, где вы его видели? – задыхаясь от волнения, спрашивала девочка.

– Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе… Поезд стоял совсем-совсем немного. Всего лишь, наверное, минуточку, и он не смог к вам зайти, – поспешила пояснить Рая и добавила: Но он вам напишет, как только приедет на место.

Девочка рывком открыла калитку, вбежала во двор, закричала:

– Мама! Мама! К нам гости…

Из дома вышла высокая черноволосая женщина.

– Мама!.. Они видели папу… Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе!

– Да?! – Лицо женщины просеяло, – Проходите, проходите в дом.

В прихожей хозяйка взяла у Арины Павловны узел, помогла Рае снять с плеч рюкзак.

– Фатимат, – обратилась она к дочери, – приготовь таз и теплой воды.

Когда гости умылись. Фатимат провела их в другую комнату. Просторная, светлая и очень уютная, она была застлана большим мягким ковром. На стенах множество фотографий. Рая узнала Мамеда Махмудовича – в белом халате и докторской шапочке, он выслушивал больного.

– Это папу сфотографировали, когда он работал в больнице. Для газеты снимали, – пояснила Фатимат. – А это я, у тети Данах, у маминой сестры, в селении гостила. Совсем еще маленькой.

На фото был заснят двор. Около крыльца стоит ослик, на нем сидит девочка лет пяти, и на ее круглом смеющемся личике столько лукавства!

– А мою сестренку хочешь посмотреть? – спросила, улыбаясь, Фатимат.

Она провела Раю в соседнюю комнату. Тут стояли две никелированные кровати с горками белоснежных подушек, висела люлька – в ней спала малышка.

– Ниночка, – прошептала Фатимат. – Я ее очень, очень люблю!

Потом Фатимат провела гостью в совсем крошечную комнатку. Стены ее сплошь были увешаны коврами. Стояли кровать, столик, этажерка с книгами. Узкая кушетка.

– Это моя комната, – сказала Фатимат. – Тут я сплю и готовлю уроки. А теперь мы с тобой будем тут жить. Да?

Рая согласно кивнула. Сердце ее было уже переполнено нежностью и благодарностью к этой девочке. Ее доброта и участие были такими искренними, что Рая почувствовала себя совсем непринужденно, будто они были с Фатимат давно знакомы.

– Фатимат! Приглашай гостью к столу! – послышался голос хозяйки.

Фатимат посадила Раю рядом с собой. Пододвинула ей миску с куриным бульоном. Рая ела его с мягким душистым хлебом. И эта вкусная еда, и тишина на улице заставили Раю забыться, и ей казалось, будто войны и нет и что они с бабушкой не беженцы, а просто приехали в гости к своим старым добрым знакомим. И только голос Арины Павловны, рассказывающей Дагалине о гибели матери, о потерявшемся Вовке, снова вернул её к действительности.

Когда Рая съела бульон, Фатимат пододвинула ей тарелку с кусочками курятины в сметанном соусе.

– Это – гедлибже, наше кабардинское кушанье, – пояснила Фатимат. – У нас как-то гостили русские: папин знакомый с девочкой – ей гедлибже понравилось.

Понравилось оно и Рае.

После обеда Дагалина предложила Арине Павловне отдохнуть, а Фатимат пригласила Раю посмотреть город.

Он был небольшой, тихий, уютный, утопал в зелени. С юго-западной стороны по взгорью сбегал к нему лес. Вдали за лесом изогнутым контуром тянулись по горизонту седые скалистые горы.

Фатимат показала Рае школу, где она учится. Оказывается, Фатимат, как и она, Рая, перешла в этом году в восьмой класс.

– Ты тоже семь окончила? Вот и хорошо: в восьмом будем вместе учиться! – весело сказала Фатимат, подбрасывая на ладони кончик своей косы.

Время подходило к полудню, становилось жарко. У Раи на лбу и носу выступили бисеринки пота.

– Пойдем в парк: там прохладно.

Парк был большой, тенистый. Девочки долго гуляли по его дорожкам и тропинкам. Рая рассказывала своей новой подруге о родном Ленинграде.

Фатимат с широко раскрытыми глазами ловила каждое ее слово.

– Когда кончится война, когда наши прогонят немцев, мы с папой обязательно приедем посмотреть ваш город, – сказала она.

Девочки вернулись домой. Дагалина собиралась на дежурство: она работала медсестрой в городской больнице, где до войны главврачом был ее муж. Арина Павловна сидела на диване, у нее на коленях играла маленькая Ниночка.

– Мама, ты уже уходишь? – спросила Фатимат.

– Да. Сегодня мне надо пораньше. Через час накорми Ниночку.

– Хорошо, мама.

Рая подсела к бабушке.

– Бабуля, мы с Фатимат обошли весь город. Мне он так понравился! Сейчас буду писать письмо папе.

Рая попросила у Фатимат ручку, бумагу и присела за столиком в ее комнате…

Это было самое трудное письмо в ее жизни. Как рассказать отцу о гибели мамы, о Вовке? А может, пока не надо об этом писать? Получить такую ужасную весть – это же… Нет, нет, пусть папа будет спокоен, пусть думает, что у них все хорошо. В день отъезда из Ленинграда они послали ему письмо, в котором сообщали, что эвакуируются. Куда – пока неизвестно. Потом с дороги написали, что едут на юг. И вот теперь Рая напишет, что они приехали на Северный Кавказ, в Кабарду, в Нальчик. Остановились в доме одной кабардинской семьи.

«Ах, папочка, если бы ты знал, какие это чудесные люди! Они приняли нас, как родных. Я не знаю, как мы потом сумеем их отблагодарить… – писала Рая. – Папа, очень прошу тебя, отвечай поскорее, чтобы мы знали, что письмо ты получил и теперь тебе известен наш новый адрес.

Все тебя обнимаем и целуем.

Рая».

Дни новых тревог

Рая быстро освоилась в новом для нее городе. А Арина Павловна привыкала с трудом. Не знала, куда себя деть. Она попросила Дагалину подыскать ей какую-нибудь работу. Та устроила старушку уборщицей на рынке, и теперь все немного наладилось. Но скоро Арину Павловну стала тяготить другая мысль: как ни добра была Дагалина, бабушке, казалось, что они с Раей стесняют хозяев. Она поговорила об этом с директором рынка, и тот через горсовет выхлопотал им, как эвакуированным, небольшой, оставшийся без наследников и надзора домик на окраине города.

Теперь они жили почти как у себя в Ленинграде – полные хозяева; Рая, придя из школы, шла на рынок помогать бабушке. А уроки делала вечером.

Она никогда не забудет, как пришла первый раз в свою новую школу с Фатимат и с тетей Дагалиной.

Директор сам провел Раю в класс. Сказал учительнице и ребятам, что девочка эта из Ленинграда. Эвакуированная. Она будет учиться в их 8-м «А». Сорок пар глаз, мальчишечьих и девчоночьих, с нескрываемым любопытством смотрели на нее. Рая была не из робких и все же немного смутилась.

Учительница показала свободную парту. Едва Рая шагнула к ней, как с первой парты поднялся высокий, худощавый паренек, сказал учительнице:

– Разрешите мне сесть там, а она пусть здесь, – кивнул он на свое место.

– Пожалуйста, пожалуйста! – охотно согласилась учительница.

В первую же перемену Фатимат рассказала своим подругам, что у их новой одноклассницы при эвакуации погибла мать, потерялся маленький брат. Отец на фронте, а к ним, в Нальчик, она приехала с бабушкой. Жить им очень трудно.

После уроков Раю провожали до дома чуть ли не все девочки класса. А потом каждая старалась помочь новенькой хоть чем-нибудь. Кто подарит тетрадь, кто новый учебник, кто принесет фрукты.

Рая сначала отказывалась. Фатимат сказала:

– Нехорошо так. Они делают это от чистого сердца.

Шли дни, а письма от отца все не было и не было. Отчаявшись, Рая решила написать в «Красную звезду» Упрямову. Не поможет ли Игорь Александрович узнать, где папа, что с ним, почему он не пишет?

Скоро Рая получила ответ. Упрямов писал, что попытается обязательно установить адрес Николая Дмитриевича и связаться с ним.

Одновременно с письмом Упрямову Рая написала еще в Ленинград, Светке. Когда они уезжали, Рая оставила ключ от почтового ящика подруге и просила, если будут письма, сберечь их. Возможно, отец не получил нового адреса и по-прежнему шлет письма в Ленинград. Но Светка почему-то тоже не отвечала.

А с фронта приходили вести все тревожнее. Наши войска оставили Харьков. Надежда на то, что Вовка найдется, рухнула. Рая ходила как потерянная. Объяснения учителей на уроках пролетали мимо ушей. Контрольную работу по математике написала на двойку.

– Дмитриева, я тебя не узнаю! – сказала учительница, раздавая работы.

– Глафира Ефимовна! У нее в Харькове брат Вовка потерялся, – вступилась за подругу Фатимат.

– А, вон что! – Учительница подошла к Рае. – Извини меня, дорогая… Давай вот что сделаем: после урока задержись – повторим с тобой этот материал…

Потом пришла весть – пал Ростов.

Когда Рая возвращалась из школы, на улицах там и тут переговаривались люди.

У книжного магазина старик в черкеске, каракулевой шапке, с большим шрамом на лице возбужденно выкрикивал:

– Вы понимаете, понимаете, что это значит? Ростов – ключ к Кавказу!

Его собеседники, такие же старики, печально кивали.

Печать тревоги, казалось, лежала на всем. Над городом стояло хмурое небо, моросил дождь; жалко трепетали на холодном ветру ветви деревьев; грустно глядели маленькими оконцами домики окраинных улиц…

Но вот однажды к Рае прибежала Фатимат, возбужденная, радостная, глаза блестят.

– Слышала, слышала новость? Наши освободили Ростов!

– Правда?

– Конечно! Только что передали…

Девочки обнялись, закружились в танце.

Почти одновременно пришла, пожалуй, еще более радостная весть: потерпев поражение под Москвой, под ударами наших войск фашисты откатываются назад, не успевая вывезти военную технику.

– Может, скоро и от Ленинграда их отгонят? – говорила Фатимат.

– О, это было бы такое счастье! – воскликнула Рая.

Несмотря на тревоги и заботы, время шло быстро. Вот уже и окончилось первое полугодие. Отметки у Раи хорошие. Даже математичка похвалила ее.

Радовало Раю и то, что она уже легко изъясняется со своими кабардинскими подружками на их языке, хотя кабардинский язык очень трудный…

Энергично размахивая портфеликом, в котором среди учебников лежал и табель успеваемости, Рая шла не домой, а на рынок, к бабушке, порадовать ее своими отметками. День был морозный, под ногами скрипело. Рая не думала, что тут, на Кавказе, могут стоять такие холода.

На рынке в теплушке у бабушки топилась железная печка. Рая с удовольствием погрелась около нее. Показала бабушке свои отметки.

– Умница! – похвалила Арина Павловна внучку. – На сколько отпустили?

– На две недели, бабуля.

– Хорошо: немножко отдохнешь.

Но и каникулы были полны хлопот. В школе организовали кружок рукоделия, и девочки вязали бойцам шерстяные носки и варежки. Вместе с классной руководительницей собирали для солдат теплые вещи. Помогали одиноким старикам. И две недели пролетели как два дня.

Снова начались занятия, и дел, кажется, стало еще больше.

Каждый раз, ложась спать чуть ли не за полночь, Рая думала: как много человек может сделать за день! Сегодня, например, сразу же после занятий весь их класс отправился собирать подарки бойцам ко Дню Красной Армии. Потом она навестила своих подшефных старичков, убрала квартиру, написала письмо на фронт их сыну-танкисту. После этого побежала на рынок к бабушке. А вернувшись домой, убиралась дома. Потом делала уроки. Потом готовила обед на завтра. А перед самым сном заштопала себе чулки. И так каждый день!

В этих хлопотах и заботах и прошла зима. Наступили весенние дни. Здесь, в предгорьях, они стояли солнечные, с ясным высоким небом, с упругими ветрами. Город тонул в золотисто-изумрудной дымке распустившейся листвы. И казалось, так хорошо, так радостно жить на этой земле!

Но радость омрачалась мыслью: война продолжается и с наступлением лета фашисты снова будут рваться на Кавказ, ведь им позарез нужна нефть. Удержат ли их наши?

Наступили летние каникулы.

С каким нетерпением ждали их до войны! Готовились к туристическим походам, к лагерям, к поездке в деревню к родственникам. А сейчас, кажется, никто и не радовался, что учебный год закончился и впереди чуть ли не три месяца свободных. Разве только мальчишки охотно забросили свои портфели с учебниками в дальние углы. Младшие собирались ватагами и целыми днями пропадали за городом, «сражались» с врагами. А старшеклассники осаждали горком комсомола, военкомат в надежде попасть на фронт.

В середине лета пришла тревожная весть: немцы снова взяли Ростов и развивают наступление на Кавказ.

А вчера Дагалина сказала, что их больница стала военным госпиталем и уже поступила первая партия раненых.

Потянулись дни, полные тревог.

– Скорее бы уж кончались каникулы! – сказала Фатимат Рае. – В школе как-то лучше… Спокойнее.

И действительно, никогда так не ждали ребята первое сентября, как теперь. В эти тревожные дни одиночество особенно тяготило, хотелось быть вместе со всем классом, с подругами, товарищами.

Но когда наступило первое сентября, оказалось, что в их классе остались почти одни девочки. Многие мальчишки поступили в военные училища – кто в летное, кто в морское. А некоторым, говорят, удалось каким-то путем попасть прямо на фронт.

И кажется, впервые Рая и Фатимат пожалели, что они родились девчонками. И вдруг по школе прошел слух, что будто бы в Нальчике открываются курсы связисток. Тотчас же после уроков подруги отправились в горвоенкомат. Но там сказали, что они не подходят по возрасту. К тому же курсы уже полностью укомплектованы.

Девочки возвращались домой чуть не плача.

Но вот на одной из утренних линеек директор школы объявил, что для старшеклассников вводится военная подготовка: мальчики будут изучать стрелковое дело, а девочки – санитарное.

И мальчишки и девчонки бурно приветствовали это сообщение. Кто-то сказал, что не исключена возможность попасть потом на фронт – в санбат или полевой госпиталь. И Рая уже представляла себе, как она перевязывает бойца, как выносит из-под огня тяжело раненного командира. И странно, почему-то все – и раненые солдаты, и раненые командиры – походили на папу…

В госпитале

Рая стирала, когда перед вечером к ней забежала Фатимат.

– У тебя много дел? – спросила она.

– Нет, осталось выстирать бабушкину кофту. А что?

– Мама зачем-то просит тебя прийти к нам.

– Хорошо. Посиди, почитай. Я сейчас кончу.

Фатимат удивилась: вода в тазу не пенилась и была желто-землистого цвета. А когда Рая стала отжимать белье, Фатимат даже испугалась: руки подруги были красными-красными!

– Это от щёлока. Очень крепкий сварила, – пояснила Рая.

– Давай я помогу тебе полоскать, – сказала Фатимат.

Она собрала выстиранное белье в таз и вышла во двор, где стояли бочка с водой и корыто. Скоро пришла и Рая. Подруги быстро прополоскали белье, развесили во дворе и отправились к Фатимат.

На город надвигались сумерки. До войны в это время в домах уже зажигали свет. А сейчас окна смотрели печально и сумеречно на полупустынные улицы. Людей было мало, а те, которые встречались, все куда-то торопились. Невольно и девочки прибавили шаг.

Дагалина усадила девочек на диван, рядом с собой и сказала:

– Рая, Фатимат! Вот о чем я хотела с вами поговорить. На фронте идут тяжелые бои. Вчера к нам в госпиталь снова привезли большую партию раненых. Не хватает ни сестер, ни нянь. Вы уже довольно взрослые, по дому хорошо помогаете. Но дом есть дом, и тут мы как-нибудь управимся. А там – люди больные. И вы бы сумели помочь нашим няням. Как вы на это смотрите?

Девочки переглянулись, и Фатимат прочитала в глазах Раи заветную мысль: из военного госпиталя скорее можно попасть во фронтовой санбат.

– Тетя Дагалина! Я могу хоть завтра пойти! – воскликнула Рая.

– И я, мама! – подхватила Фатимат.

– Спасибо, спасибо, дорогие!

На другой день все трое отправились в госпиталь. Он находился за городским парком.

Во дворе госпиталя стояли санитарные машины с красными крестами. Торопливо ходили люди в белых халатах.

Дагалина оставила девочек в вестибюле.

– Посидите тут, – кивнула она на деревянный диван. – Я на минутку к начальнику.

Девочки сели.

В вестибюле пахло йодоформом и карболкой. У Фатимат закружилась голова от этих запахов, забилось сердце, и начало поташнивать.

– Ой, Рая! – прошептала она. – Знаешь, я боюсь… Как увижу кровь, мне становится плохо.

– Ну, чего же бояться! Да и раненых привозят уже перевязанных. Крови не будет.

Дагалина вернулась быстро. В руках у нее были халаты.

– Все в порядке. Одевайтесь.

Девочки надели халаты и вместе с Дагалиной вошли в коридор, заставленный койками.

– Вот видите, как у нас тесно, – сказала Дагалина. – В палатах тяжелые больные, а тут поместили выздоравливающих.

И словно в подтверждение слов Дагалины, из дальнего конца коридора выскочил на костылях вихрастый, веснушчатый паренек. В нем было столько радостного задора, что можно было подумать, он не раненый солдат, а спортсмен, участник какого-то шуточного кросса.

– Ястребков, тише! – окликнула его Дагалина. – Упадешь, вторую ногу сломаешь – домой отправят!

Солдат остановился, внимательно посмотрел своими синими глазами на сестру и, поняв, что она шутит, по-мальчишески широко улыбнулся. Запрыгал к выходу, но теперь осторожно, потому что в самом деле боялся, что попадет не в часть, куда он так рвался, а домой.

Из кубовой вышла старая кабардинка в халате, с ведром и щеткой в руках.

– Няня! – окликнула ее Дагалина. – Я привела вам помощниц. Познакомьтесь: это Рая, девочка из Ленинграда…

Старушка удивленно покачала головой:

– Аллах, аллах! Из того большого города, что на северном крае земли?

– Оттуда… А это моя дочь. Фатимат.

– Клянусь небом, что это так! – согласилась старушка. – Точная чеканка с отца, Мамеда… А что, дочь моя Дагалина, что слышно о Мамеде? Пишет?

– Да. Он совсем сейчас недалеко. В Орджоникидзе, с госпиталем.

– А, вон что… Дай бог, чтобы пуля минула его. Добрейший человек. Ах, как приятно было работать с ним, когда он был главным у нас. – Старушка снова перевела свой взгляд на девочек. – Что же, дочери мои, вы вовремя пришли: сегодня у нас большая уборка. Будем и окна протирать, и полы мыть, и тумбочки убирать.

Няня провела девочек в подсобное помещение, рассказала, что и как надо делать. Девочкам все это было известно: ведь на их плечах лежала уборка по дому, однако слушали старушку внимательно.

И вот они с ведрами, щетками, тряпками вошли в палату.

– Доброе утро, нянечка! – поздоровался со старушкой молодой солдат с койки, стоявшей у самого входа. Подушки у него так высоко подбиты, что он, в сущности, не лежит, а сидит с толстой, зачитанной книжкой.

– Здравствуй, здравствуй, сын мой. А что это у тебя одеяло на полу?

– Ой, извините, нянечка! – Паренек порывисто наклонился, но тут же снова откинулся на подушки, уронив книгу. Лицо его исказилось от боли.

– Ах ты, глупый! Кто тебя просил? Разве без тебя не подняли бы? – сказала няня. – Видишь, каких быстрых да проворных помощниц привела я вам?

Раненые повернули головы к двери.

– Здравствуйте! – в один голос сказали Рая и Фатимат.

– Здравствуйте, дочки! Здравствуйте, сестрички! – послышалось из всех углов палаты.

В ней было не меньше двадцати коек. Тут были и пожилые, и даже старые, и очень молодые. А вон в дальнем углу, у окна, – совсем мальчишка. Неужели и он воевал?

Рядом с мальчишкой лежал мужчина с сединой на висках и подстриженными усами. Между их койками стояла табуретка с расставленными шахматами. Мальчик, бросив беглый взгляд на девочек, снова уставился на фигуры в ожидании, когда сделает ход его партнер. А тот, полулежа на подушках, смотрел на девочек. В его прищуренных глазах светилась улыбка.

– Ходите, Александр Алексеевич! – нетерпеливо сказал мальчик.

– А, прошу прощения!

Мужчина сделал ход – мальчик расхохотался, запрокидывая кудлатую голову.

– Ну куда же вы поставили своего офицера под мою гаубицу! – Он ткнул пальцем в черного слона и белую ладью.

– Да, совершенно верно, – согласился мужчина. – Но отступать поздно. Бой принимаю, хотя и чувствую, что потерплю поражение.

– Нет, нет, Александр Алексеевич! – горячо возразил мальчик. – Вы же лежите, вам трудно видеть поле боя. Переходите!

– Вот, товарищ комиссар, какой великодушный у нас Хабас! – сказал солдат, лежавший рядом с комиссаром. – Если бы немец так воевал, то не война была бы, а…

– Игра в шахматы! – подхватил комиссар.

Наступило время последних известий. Комиссар надел радионаушники и продолжал играть.

Старушка убирала в тумбочках, а девочки протирали окна. Руки Раи то и дело замирали на стекле: девочка прислушивалась к разговору раненых. Кто рассказывал про свою деревню, кто – про город. Кто про семью. Тут были и русские, и кабардинцы, и осетины.

Рая потом заметила, что душою палаты был тот самый мужчина с седыми висками, которого называли комиссаром.

Это был старший политрук, комиссар батальона Фролов. Он был ранен в бедро, и после операции ему наложили гипс.

– Товарищ комиссар! Ну что там нового на фронтах? – спросил пожилой солдат с забинтованным по самые глаза лбом.

Фролов, делая ход конем, сказал:

– Вести пока неважные. Противник наступает.

В палате притихли…

Наконец уборка была закончена. Старушка сказала:

– Ну вот, теперь все. Чистенько, и дышать будет вольготнее.

– Спасибо, мамаша, – поблагодарил за всех старую няню комиссар. – И вам, дочурки, большое спасибо!.. А нуте-ка, подойдите сюда, – позвал он девочек.

Фатимат и Рая подошли к койке Фролова. Комиссар достал из тумбочки большую шоколадку, разломил пополам.

– Прошу! Подарок командира полка. Трофейный, немецкий.

– Нет, нет! – в один голос запротестовали девочки. – Вы сами ешьте, вы больные… Мы же не маленькие!

– У меня от него во рту сохнет. Хабас вот одну съел и больше тоже не хочет. Прошу!

Девочки переглянулись и взяли.

– Спасибо!

Подруги возвращались домой уставшие, но на душе у обеих было хорошо.

Теперь каждый день после школы они шли в госпиталь. Помогали няням убирать палаты, читали раненым книжки, писали письма.

Кабардинскому мальчишке Хабасу, лежавшему рядом с комиссаром, разрешили вставать с койки, и он ежедневно встречал Раю и Фатимат на крыльце госпиталя.

– Здравствуй, Хабас! – приветствовали его девочки. – Как твоя рана?

– Заживает. Скоро с комиссаром в часть поедем… Я буду у них сыном полка! – с гордостью говорил мальчик.