Текст книги "«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг."
Автор книги: С. Шевырин
Соавторы: Олег Лейбович,А. Кабацков,А. Колдушко,В. Шабалин,А. Чащухин,А. Кимерлинг,Г. Станковская,А. Казанков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Дмитрий Матвеевич Дмитриев растолковывал подчиненным политический смысл их действий. Миссия НКВД состоит в том, чтобы предотвратить массовое вооруженное выступление против Советской власти, намеченное его организаторами на начало интервенции «одной иностранной державы» весной 1939 г. [221]221
См.: Из протокола допроса Цифриновича Владимира Ефимовича от 1 сентября 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 1. Л. 45.
[Закрыть]«На проводившихся оперативных совещаниях нам, работникам РО, говорилось, что проведение массовых арестов есть ликвидация „пятой колонны“ в СССР и обуславливается указанием свыше, но кого именно, нам-де, рядовым работникам, знать не обязательно» [222]222
Протокол допроса свидетеля Дьяконова Михаила Алексеевича. 13.09.1957 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9108. Т. 3. Л. 116.
[Закрыть].
В стране якобы созрел чудовищный заговор, объединивший всех контрреволюционеров, независимо от их прежней политической окраски. Главную роль в нем играют троцкисты – передовой отряд мировой империалистической буржуазии, притянувшие к себе правых, национал-уклонистов, эсеров, социал-демократов, монархистов, церковников. Они одновременно и агенты японской, немецкой или польской разведки, и террористы, и вредители. Для того чтобы добиться своих целей – восстановления власти капиталистов и помещиков в стране, они делают ставку на поражение СССР в войне с фашистскими государствами. Это, что называется, активная часть контрреволюции, угнездившаяся в недрах советского властного аппарата. Кроме своих зарубежных хозяев, они представляют также и внутреннюю, затаившуюся до времени контрреволюцию – обломков и недобитков бывших эксплуататорских классов. Вместе с ними они составляют пятую колонну фашизма. В запись показаний М. А. Павловского был впечатан следующий пассаж:
«Наступил такой период (говорил Кабаков), когда необходимы решительные меры против Сталинского руководства, нужно готовиться к открытому вооруженному восстанию, а для этой цели необходимо приступить к собиранию и объединению всех антисоветских сил независимо от их политической окраски и организовать их для активной борьбы против партии и Советского правительства. Такими силами в настоящее время являются: помимо правых и троцкистов, эсеры, спецпереселенцы – кулаки, белогвардейцы, служители религиозных культов, бывшие красные партизаны, антисоветски настроенные перебежчики и, особенно, немцы, с которыми мы уже вошли в контакт, и которые могут оказать нам соответствующую помощь» [223]223
Из обзорной справки по архивно-следственному делу № 958296 по обвинению Павловского Моисея Абрамовича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 2. Л. 6–7.
[Закрыть].
Каждое антисоветское высказывание теперь трактуется как проявление большого зловещего замысла.
Пятая колонна – это бывшие кулаки, ставшие трудпоселенцами, подчеркнем, не беглые, как следовало из буквы приказа, но именно бывшие. Опекавшие их работники комендатур еще в 1933 г. затруднялись ответить, чем они, собственно говоря, отличаются от вольнонаемных. Вот характерный диалог:
«Вопрос – Чем рознятся спецпоселенцы от кадровых рабочих?
Ответ – Ничем не рознятся.
Тов. Сигиденко разъясняет, говорит, что кулаки одинаковы в экономическом отношении, но политически кулак «урезан», а потом задает следующий вопрос:
Вопрос – Какая разница между спецпереселенцем и кадровым в единоначалии?
Ответ – Кадрового можно выгнать из шахты, с квартиры, а спецпереселенца нельзя, за прогулы спецпереселенец судим административно» [225]225
Из протокола № 2 общего открытого партсобрания членов и кандидатов ВКП(б) ячейки ОГПУ по чистке. 7.12.1933 г. // ГОПАПО. Ф. 61. Оп. 17. Д. 76. Л. 20.
[Закрыть].
Теперь их вновь объявили врагами, подлежащими беспощадному уничтожению.
Опасность велика. Время не ждет. Враг хитер и коварен. С ним нельзя церемониться. Для того чтобы опередить жестокого и коварного врага, органы должны действовать решительно и беспощадно. «Наша задача очистить тыл СССР любыми способами, – говорил своим подчиненным В. Я. Левоцкий. – Переарестовать и перестрелять всех кулаков, белогвардейцев и других, враждебный нам элемент, который является базой для контрреволюционной деятельности» [226]226
Рапорт особоуполномоченному УНКВД по Пермской области лейтенанту государственной безопасности Мешкову, сержанта госбезопасности Окулова С. Н. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9108. Т. 3. Л. 198.
[Закрыть].
Иногда угрозы ужесточались, и вместо суда звучало зловещее слово «тройка»: «Как бы не попал на Тройку тот, кто за день ничего не расколол. Этим резюме пользовался и Мозжерин», – вспоминал на допросе сотрудник Особого отдела 82 стрелковой дивизии Голдобеев [228]228
Выписка из протокола допроса Голдобеева Николая Павловича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 13864. Л. 2.
[Закрыть].
Не надо думать, что в репертуаре новых командиров были только одни угрозы. Отличившихся следователей поощряли премиями, ценными подарками (чаще всего часами), ведомственными и государственными наградами, просто подбадривали добрым словом. В. И. Былкин оправдывался на суде:
«Мое чутье большевика притупилось, благодаря тому, что секретарь Буханов [так в тексте, правильно – Буканов. – О. Л.] всегда постукивал меня по плечу и говорил: „Вася, жми“» [229]229
Протокол судебного заседания 21–23 августа 1939 г. в Военном Трибунале Московского военного округа войск НКВД // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 178.
[Закрыть].
До поры до времени закрывали глаза на служебные провинности: пьянки в служебных помещениях, вольное обращение с казенными суммами, частные реквизиции [230]230
Так один из сотрудников Пермского горотдела Васенев «…присвоил ружье, патефон, патефонные пластинки и др. вещи». Приговор Военного Трибунала Московского военного округа войск НКВД. 23.08.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. Л. 7.
[Закрыть]. Кроме того, рядовых сотрудников агитировали и обучали новым методам оперативной работы, внедряли научную организацию труда. Арестованных было так много, что прежние техники не годились. Принудить к показаниям кулаками было также невозможно. Хотя Боярский и объяснял следователям-стажерам, что с врагами церемониться нечего, те были не в состоянии выполнить его рекомендации. Каждый следователь работал с десятками людей. На завершение дела выделялись считаные сутки. Приказано было равняться на стахановцев, таких как Морозов, возглавлявший оперативную группу в Свердловской тюрьме. В ней
«…ежедневно признавались в принадлежности к различным разведкам и к-p организациям по 300 и более обвиняемых, за что этой опергруппе оперативными работниками была присвоена кличка „Фабрика Морозова-Горшкова“» [231]231
Выписка из протокола допроса арестованного Тюрина Михаила Александровича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9108. Т. 3. С. 181.
[Закрыть].
Для того чтобы выбить показания из такого количества людей, сотрудникам – и кадровым, и привлеченным – просто не хватило бы сил. Их экономили на важных подследственных, заранее записанных в руководители повстанческих штабов и подготовляемых для признаний выездной сессии Военной коллегии Верховного суда. Били, конечно, и других, но не в массовом порядке [232]232
Об избиениях упрямых подследственных как о чем-то само собой разумеющемся упоминает в своих показаниях Шейнкман. В приговоре по делу Былкина и др. отмечается, что, «как исключение», к подсудимым применяли избиения. См.: Приговор Военного Трибунала Московского военного округа войск НКВД. 23.08.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 6857. Т. 6. С. 8.
[Закрыть]. И вообще, битье считалось методом вспомогательным. Главный упор делался на рационализацию следственной операции. «Оперштаб работников был разбит на четыре группы, первая из них отбирала заявления, вторая по этим заявлениям составляла протоколы допросов, третья проводила подписи протоколов путем вызова арестованных группами по 15–20 человек, а четвертая составляла справки в альбом для отсылки в особое совещание», – так описывает сотрудник НКВД новые следственные технологии [233]233
Мочалов А. Д. – Сазыкину // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 2. С. 134.
[Закрыть].
В соответствии с ними и следователей поделили на «писателей», сочинявших протоколы допросов, и «колунов» – иногда их называли «диктовальщками», – умевших нетрадиционными способами добиваться подписи под протоколом, обрекавшим арестанта на скорую смерть.
Приемы применялись детские: протокол записывали мягким карандашом, подпись исполняли чернилами. Потом следователь резинкой стирал текст и помещал новый. Или еще проще: арестованному зачитывалась часть протокола, как правило, состоящая из биографических данных, а на подпись передавался более полный текст. Вдруг подследственный не заметит [234]234
См.: Справка по архивно-следственному делу № 796219 по обвинению Былкина В. И., Королева М. П. и др. 7.03.1956 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1.Д. 10033. С. 140.
[Закрыть].
Местным изобретением было коллективное подписание протоколов за столом под музыку. Заключенных, заранее подвергнутых внутрикамерной обработке (специально отобранные и подкармливаемые арестанты уговаривали своих товарищей по заключению подписать признательные показания), человек по 15–20 приводили из тесных и темных камер в просторное помещение, сажали за стол, на который иногда ставили водку и закуску, и там уговаривали «в интересах советской власти» подписать протокол. Во многих случаях этот метод срабатывал. Тех, кто сопротивлялся, отправляли в карцер или избивали в укромном месте. В конце концов им вписывали в альбомную справку: «изобличается показаниями таких-то и таких-то» и все равно отправляли на особую тройку. «Из Соликамской тюрьмы освобождать никого нельзя», – заявил как-то Шейнкман и на самом деле не освобождал [235]235
Выписка из протокола № 4 закрытого партсобрания партколлектива УГБ Ворошиловского РО НКВД с участием комсомольцев. 11.02.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16110. Л. 82.
[Закрыть].
Начиная с октября 1937 г., оперативные работники НКВД втягиваются в бесконечный процесс фабрикации групповых дел на десятки, а в некоторых случаях и на сотни человек, составляют справки, необходимые для подготовки новых арестов, допросов, из-под палки пишут фиктивные протоколы, оформляют дела на тройку. Завершается один цикл, тут же начинается другой. Ими движет конвейер, очень похожий на тот, который они сами устраивают подследственным. Сойти с него страшно. «Подать рапорт я боялся, – признавался сержант госбезопасности Окулов, – если меня уволят, то сразу же арестуют и отправят на Тройку» [236]236
Рапорт особоуполномоченному УНКВД по Пермской области лейтенанту государственной безопасности Мешкову от сержанта госбезопасности Окулова С. Н. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9108. Т. 3. Л. 199.
[Закрыть].
И тогда же к ним приходит убеждение, что они исполняют важную, хотя и грязную, неблагодарную работу по истреблению вражеского антисоветского элемента. После завершения массовых операций рядовые сотрудники органов будут повторять на разные голоса:
Некоторые добавляли: нам мешали начальники, которые не давали «…возможности уличить врага действительными фактами его контрреволюционной шпионской деятельности» [238]238
Мочалов – Викторову. Г. Соликамск. 1.08.1938 г.//ГОПАПО.Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 2. Л. 130.
[Закрыть].
Конечно, в данном случае мы имеем дело с коллективной формой психологической защиты. Ибо согласиться с тем, что ты убивал, точнее, посылал на смерть десятки или сотни ни в чем не повинных людей – все равно, по собственной воле или по безволию, – равносильно признанию себя бессердечным и бессовестным убийцей, низким и грязным человеком. «О том, что за подложными протоколами стоит живой человек – и кроме того, его родственники, семья и дети, я не думал никогда. Я думал, что наша работа направлена на пользу Советской власти», – оправдывался на суде оперативник Пермского райотдела НКВД Ветошкин [239]239
Протокол судебного заседания 21–23 августа 1939 г. в Военном Трибунале Московского военного округа войск НКВД // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1.Д. 6857. Т. 6. Л. 164.
[Закрыть]. И когда участников массовых операций переместили из служебных кабинетов в следственные камеры, они, как будто сговорившись, с трудом припоминали один-два эпизода: было дело, тогда-то сфальсифицировали протокол допроса, или поставили подпись на чужом документе – и все, тут же добавляя: такая была обстановка, но нам это все не нравилось, мы такому обороту дел противились.
Можно предположить, что поведением людей, руководивших операцией в Свердловском УНКВД, управлял мотивационный комплекс, в котором доминировали две установки: ставка на карьеру и страх перед репрессиями.
И Дмитриев, и его помощники в начале 1934 г. – это чиновники средней руки в ведомстве Г. Г. Ягоды. Путь наверх им преграждали ветераны ВЧК – ОГПУ, занимавшие ключевые должности в аппарате НКВД. И вот с новым шефом – Н. И. Ежовым у этих людей появился шанс прорваться, подняться по служебной лестнице, войти в круг не только ведомственной, но и политической элиты. Они его с удовольствием использовали. Иначе не объяснить их маниакальной тяги к публичности: к выступлениям на пленумах обкома, в газетных статьях, выдвижению в депутаты. Верховный Совет в 1937–1936 гг. – это витрина новой советской демократии, собрание знатных людей сталинской эпохи. Д. М. Дмитриев становится союзным депутатом. Н. Я. Боярский готовится в депутаты республиканские. Кажется, эти люди искренне верили тому, что пишут в газетах о всенародном одобрении их кровавой работы.
Здесь они во многом ошибались. Трудящиеся в массе своей ничего не имели против расправы с начальниками, но ворчали по поводу репрессий против рабочего люда. «Боярский в своем докладе рассказывал о том, что он разоблачал контрреволюционеров, – передает секретный осведомитель разговоры, которые вели между собой участники предвыборного митинга в Губахе. – Может быть, это верно из числа руководителей, а вот он много пересадил из нашего брата – трудпоселенцев, и эти люди совершенно безвинные. Я считаю, что за Боярского агитировать не следует» [240]240
Шахов – Погудину. Г. Кизел. 8.06.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 61. Оп. 16. Д. 114. Л. 104.
[Закрыть].
Во время выборов в Верховный Совет СССР завхоз детского сада в г. Перми Мария Кокаровцева прямо заявила агитатору, что она НКВД не любит и потому голосовать не будет [241]241
Мазунин – в Ленинский райком ВКП(б). 7.12.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. Оп. 1.Д. 112. Л. 195.
[Закрыть].
Следы сугубо отрицательного отношения к сотрудникам НКВД мы находим во многих документах эпохи. Партиец отказывается поступать на службу в органы:
Начальник КизелГРЭС требует от своего помощника по найму и увольнению снять форму НКВД, поскольку она ему не нравится [243]243
Иванов – Погудину. Г. Кизел. 4.07.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 61. Оп. 16. Д. 114. Л. 138.
[Закрыть].
Кажется, что безоглядное поведение руководителей НКВД объясняется также и страхом. По своему прежнему положению они входили в состав номенклатуры, подвергшейся массовому погрому. По своим должностным обязанностям и Дмитриеву, и Дашевскому, и Боярскому приходилось сотрудничать с множеством людей, подвергнутых репрессиям. Будучи мастерами фабрикации дел, они вряд ли могли быть уверены в том, что какие-нибудь другие умельцы не впишут и их имена в обширные убийственные показания того же Л. Г. Миронова – руководителя экономического отдела ГУГБ НКВД, под началом которого они делали свою предшествующую карьеру. Для того чтобы спастись, нужно было с утроенной силой демонстрировать свою преданность и верность, беспощадность и бдительность, преступить все нравственные препоны и убивать, убивать, убивать. Я не мог входить в организацию правых, – тщетно оправдывался после ареста Дмитриев, «так как сам арестовывал некоторых ее членов» [244]244
Обзорная справка по архивно-следственному делу № 960365 //ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 10114. Л. 259.
[Закрыть]. Такие аргументы на следователей его калибра не действовали. Прошлое настигло всю его команду. Их осудили по совокупности преступлений, но главным образом за участие в заговоре против Советской власти в составе заговорщической, террористической и шпионской организации. Массовые аресты невинных граждан хорошо вписывались в установленную схему.
Массовые операции, продолжавшиеся волнообразно в течение года, одним из своих последствий имели существенное повышение статуса территориальных органов НКВД в системе власти. Участники операции получили от своего начальства статус бойцов, ведущих сражение с многочисленным врагом [245]245
Складывается впечатление, что первым шагом к завоеванию командных высот в области для руководителей управления НКВД стало устранение конкурентов, т. е. сотрудников партийного аппарата, специализировавшихся на борьбе с «контрреволюционным троцкизмом». В Перми первыми были арестованы и после непродолжительного следствия расстреляны именно эти люди – секретарь горкома Дьячков и инструктор Моргунов.
[Закрыть]. От них требовались в равной степени беспощадность к заговорщикам и доверие к собственному руководству. Для того чтобы в глазах рядового оперативника превратить строительного рабочего или колхозника, шахтера или сцепщика в смертельного врага, использовались разнообразные методы: от апелляции к высшим политическим инстанциям до пропаганды ксенофобии, от фабрикации повстанческих организаций до игры на социальных инстинктах. Идея громадного, страшного, предводительствуемого Троцким и управляемого извне – из Берлина, Токио – заговора, поразившего все структуры государственного механизма, конечно же, не была изобретением уральских чекистов. Принадлежащая Сталину, о чем неоспоримо свидетельствуют и его переписка с ближайшими сотрудниками, ставшими машинистами большого террора, и маргиналии на полях докладных записок НКВД, она была в 1937-1938-х общим местом партийной политики и пропаганды. Ответственные сотрудники Свердловского управления НКВД всего лишь приспособили идею заговора к нуждам оперативной работы.
В проведении кулацкой операции руководство НКВД проявило самостоятельность и инициативу, чтобы, во-первых, расширить область применения репрессий, а, во-вторых, соединить рутинные действия по исполнению приказа № 00447 с осуществлением большой политической задачи – выкорчевывания вражеских гнезд во властном аппарате, репрессированных руководителей которого объявляли главарями кулацких повстанческих формирований. Метод амальгамы, в массовом порядке примененный в ходе кулацкой операции, повлек за собой карательные акции против рабочих, колхозников и служащих, которые по замыслу инициаторов приказа должны были остаться вне зоны репрессий. С издержками такого рода исполнители приказа не считались. Участники массовой операции, длительное время находившиеся в составе оперативных групп, привыкшие к насилию, обману, провокациям, переживали процесс моральной деградации: избивали беззащитных людей, по своему усмотрению производили незаконные аресты, выстрелами разгоняли очереди перед магазинами (как это практиковалось в Лысьве [246]246
См.: Крайнов – Чернышеву. Г. Лысьва. 2.02.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 85. Оп. 20. Д. 11. Л. 40–40 об.
[Закрыть]), присваивали деньги и вещи арестованных, пили горькую.
Конец массовых операций совпал с восстановлением партийного контроля над деятельностью карательных органов. Районные и городские комитеты, в течение года лишенные реальной власти, тем не менее, сохранили свои номинальные прерогативы. Формально они оставались самыми авторитетными властными структурами. Нужен был только сигнал, чтобы вернуть их к активной деятельности. И он прозвучал в ноябре 1938 г. В постановлении ЦК ВКП(б) за подписью Сталина, разосланном по областным и городским комитетам, предписывалось до 1 января следующего года провести учет, проверку и утверждение работников Наркомвнудела и отправить в ЦК докладную записку, в которой «…необходимо указать все факты о недостатках в работе органов НКВД и засоренности их чуждыми и враждебными людьми» [247]247
Бюро горкомов, обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. Москва. 14.11.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 85. Оп. 20. Л. 7.
[Закрыть]. После этого пришла расплата. Активные участники массовых операций и прежде всего следователи-колуны были уволены из органов, изгонялись из партии, отдавались под суд. Сам термин «массовая операция» стал синонимом если не прямо враждебной, то крайне подозрительной акции. В репертуаре сотрудников НКВД сохранились техники: конвейер для запирающихся, избиения для упорствующих и новый показатель эффективности работы – количество арестованных за отчетный период. Жертвы операции были реабилитированы через полвека.
Станковская Г., Лейбович О.
Роль партийных органов в осуществлении массовых репрессий
Оценка места и роли партии в ходе массовых акций в рамках исследования «кулацкой операции» представляет значительный научный интерес. Работы, освещающие эту проблему, только начинают появляться. Как отмечают М. Юнге и Р. Биннер, «местные партийные кадры, по современным данным, приняли гораздо меньшее участие в массовых операциях, чем НКВД, и гораздо меньше были ими затронуты» [248]248
Юнге М., Биннер Р.Как террор стал «большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003. С. 232.
[Закрыть]. А. Ю. Ватлин, исследуя историю Большого террора на территории одного района, обратил внимание на роль партийных органов в этом процессе. При этом он, отмечая крайнюю скудость источников, ограничился «отдельными фрагментами из истории взаимоотношений райкома ВКП(б) и райотдела НКВД, которые могут послужить в лучшем случае затравкой для будущих дискуссий» [249]249
Ватлин А. Ю.Террор районного масштаба: «Массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937–1938 гг. М., 2004. С. 73.
[Закрыть]. Таким образом, проблема влияния территориальных партийных комитетов на процесс репрессий, на характер проведения массовых операций исследована явно недостаточно.
Источниковой базой исследования стали документы архивно-следственных дел, а также протоколы и стенограммы партийных заседаний, переписка, информации, докладные записки, списки, составляемые партийными органами и др., сосредоточенные в Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (всего – около 80 дел). Кроме того, были использованы и опубликованные источники [250]250
См., например: Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. 1995. № 3; Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.1937 г. «Об антисоветских элементах». // Юнге М., Биннер Р.Как террор стал «большим»… С. 78–79 и др.
[Закрыть].
В работе с материалами следствия автор опирался на документы, которые содержатся в электронной базе данных о репрессированных, созданной сотрудниками Государственного общественно-политического архива Пермской области. Выбор дел производился по единому критерию: отбирались дела, в которых органом, осуществляющим репрессии в 1937–1938 гг., была Особая тройка при Свердловском УНКВД.
Как известно, 2 июля 1937 г. Политбюро ВКП(б) приняло постановление «Об антисоветских элементах». В нем указывалось: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, – являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах, совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности». На этом основании партийным органам поручалось «взять на учет всех возвратившихся на родину „кулаков“ и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через „тройки“, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав „троек“, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке» [251]251
Цит. по: Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.1937 г. «Об антисоветских элементах» // Юнге М., Биннер Р.Как террор стал «большим»… С. 78–79.
[Закрыть]. Таким образом, первоначально идея проведения «кулацкой операции» была рождена в недрах партии. И только 30 июля 1934 г. на утверждение Политбюро был вынесен оперативный приказ 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».
