Текст книги "Заколоченные Сердца (ЛП)"

Автор книги: Рут Стиллинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 32

ДЖОН

– Просто хотела узнать, есть ли номер побольше? – спрашивает Фелисити. Её дерзкий, саркастичный язык в последнее время в полном разгаре, и мне это нравится.

– Может быть, вы предпочитаете что-нибудь более изысканное, мисс Томпсон? – спрашиваю я, бросая свой чемодан на кровать королевских размеров и обнимая её сзади за талию.

– Ну, этот немного маловат. Я ожидала от тебя большего.

– Приношу свои извинения, ваше королевское высочество.

– Для выпускника лингвистического факультета твой британский акцент нуждается в некоторой доработке, – Фелисити похлопывает меня по плечу и неторопливо направляется в ванную, оставляя за собой шлейф одежды, когда раздевается до красного лифчика и кружевных стрингов. В дверях она оглядывается на меня и подмигивает, и я могу с абсолютной уверенностью сказать, что никогда так быстро не двигался, даже на льду.

– Кстати, Кейт сказала, что может помочь с переездом. Я имею в виду, у меня не так много личных вещей, поскольку моя квартира была полностью меблирована, но у меня есть несколько безделушек, которыми я могу захламить твою квартиру. Прости, – Фелисити отрывает взгляд от телефона и смотрит на меня.

Я останавливаюсь, чтобы собрать свою спортивную сумку.

– Это мило с её стороны, но ей не нужно беспокоиться о переезде, как и тебе.

Я смотрю на часы и надеюсь, что на этот раз не зашел слишком далеко.

– Ребята, которые займутся переездом, приедут к тебе примерно через час, так что к тому времени, как мы вернемся домой, всё будет готово. Я обо всем договорился с твоим арендодателем, и он согласился досрочно расторгнуть с тобой договор аренды.

Я бросаю осторожный взгляд в её сторону, но выражение её лица непроницаемо.

– Наверное, мне следовало бы разозлиться на тебя за то, что ты вламываешься, как слон в посудную лавку.

– Но? – настаиваю я.

– Честно? Я слишком взволнована, чтобы злиться. Хотя, знаешь, всегда приятно быть в курсе событий.

Я выдыхаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать её, улыбаясь ей в губы.

– Я тоже, Ангел, и я знаю. Я надеялся, что это будет сюрпризом, но ты как бы вынудила рассказать.

Я неохотно отстраняюсь и направляюсь в ванную, чтобы собрать свои вещи. Пару минут спустя я возвращаюсь в главный зал, но останавливаюсь как вкопанный при виде моей девушки, носящей моё фамилию и номер на майке – священный грааль каждого хоккеиста.

– Что думаешь? – спрашивает она, слегка покружившись.

Я подношу кулак ко рту и сдерживаю стон. Чёрт возьми, моя фамилия, похоже, была создана для неё.

– Думаю, если ты ещё долго будешь так скакать, я действительно опоздаю, – я только что дважды трахнул её в душе, но мой член дергается, требуя продолжения, и я подхожу, раздумывая, стоит ли вообще идти куда-либо.

Хихикая, она отходит от меня и натягивает джинсы.

– Я подумываю пройтись по магазинам, пока тебя не будет утром. Я буду на катке к шести, – она целует меня в щёку, надевает черную зимнюю куртку, изумрудный шарф и милую шапочку со скорпионами и направляется к двери. – Удачного катания, детка.

О нет. Я хватаю её за талию и притягиваю к себе.

– Или…ты могла бы остаться здесь, со мной, и я позабочусь о том, чтобы моя фамилия на спине этой майки было не единственным способом заявить о своих правах на тебя.

Она улыбается, но вместо этого поворачивает мою кепку так, чтобы она была козырьком назад.

– Так лучше. Но серьезно, ты опоздаешь. Однако, если ты правильно разыграешь свои карты, я обещаю, что позже надену это и только это для тебя.

Я опускаю лицо к изгибу её шеи и провожу руками по её бокам, испытывая искушение поднять её и бросить на кровать. Её миниатюрный размер идеально подходит для этого. Но я сопротивляюсь при мысли о невыносимом гневе тренера, если я опоздаю. Я натягиваю помпон её шапки.

– Что у тебя в списке покупок, Ангел?

Пожалуйста, пусть это будет кружевное белье.

– Ничего особенного. Я просто слышала, что здесь есть отличные места для шоппинга, так что я собираюсь пройтись по магазинам, может быть, куплю что-нибудь на день рождения Дарси, хотя до него ещё несколько месяцев.

– Она не была против, что ты вернулась в Сиэтл пораньше? – спрашиваю, зная, что Джека это более чем устраивало, поскольку он присоединился к нам в первом классе из Хитроу. Он хороший парень, и у нас начинает складываться дружба; я вижу в Джеке много хорошего.

– Я не сказала ей, что случилось с её отцом. Пусть сам объяснит, почему у него сломан нос. Но да, она поняла, почему я не смогла остаться. Честно говоря, я даже не думаю, что она возвращалась от Лиама.

Залезая в задний карман, я достаю бумажник и протягиваю ей свою кредитную карточку.

– Бери всё, что захочешь, просто оплати этим.

Она энергично качает головой.

– Джон, нет. Я не могу этого вынести.

– Мы снова говорим об этом? Позволь мне побаловать свою девушку.

Она нерешительно берет карточку, но я сомневаюсь, что она ею воспользуется.

– Когда позже приедешь на стадион, просто направляйся в ложу для семьи.

– Там будет кто-нибудь из моих знакомых?

– Родители Дженсена приехали в гости из Альберты, так что они будут там, а ещё Эми, девушка Зака. Они недавно снова сошлись.

Фелисити напрягается.

– Основываясь на моём последнем опыте, я буду избегать любого взаимодействия с ней.

– А с этого места поподробнее, – говорю я, хмуря брови.

– Давай просто скажем, что я понимаю, почему у Зака были проблемы с ней в прошлом. Той ночью у Райли она довольно ясно дала мне понять, что я – выбор месяца, а ты, по сути, просто использовал меня для секса.

Моя кровь закипает. Почему я слышу об этом только сейчас? Я знал, что что-то случилось той ночью, когда она хотела уйти.

– Она несет полную чушь, – огрызаюсь я.

– Я так и поняла, но у меня были сомнения, и она указала мне на своих подруг Брайони и Сару, кажется, так их звали. Очевидно, они могли ‘поручиться за тебя’, – издевается она.

Оказывается, Эми несла не полную чушь. Я трахал их обеих. Думаю, возможно, одновременно.

– Но я всё же поставила её на место, детка, – Фелисити кладет руку мне на затылок, притягивая мою голову к своей, так что наши глаза встречаются. – Мне насрать на твоё прошлое, важно только твоё будущее. Я просто не горю желанием быть новым другом Эми.

Трахните меня, эта женщина.

Что я сделал, чтобы заслужить её?

Я внутренне пытаюсь сдержать свой гнев из-за того, что Эми так откровенно пыталась разрушить мои отношения.

– Да, держись от неё подальше. От неё одни неприятности, – я целую уголок её рта и прижимаюсь своим лбом к её лбу. – Я люблю тебя, так чертовски сильно.

Я ещё не услышал этих слов в ответ, но я знаю, что они прозвучат. Я всегда был впереди в своих чувствах, и это нормально, если в конце концов она доберется до меня.

Её большой палец гладит меня по щеке, когда наши носы соприкасаются.

– Увидимся на катке. Я буду той, кто наденет номер двадцать два.

– Эванс, что, чёрт возьми, с тобой не так? – кричит тренер Берроуз.

Мы сделали несколько легких упражнений. Зак уже несколько недель не играет хорошо, и его голова была где угодно, только не на льду. Команда поддерживала его, но против " New York Blades," нам нужен наш защитник. Я подъезжаю к нему; он почти не разговаривал с командой с тех пор, как пришел сюда, но на меня даже не взглянул.

– Эй, чувак, что происходит? – я делаю глоток из своего Gatorade и прислоняюсь к стене.

– Ничего, – огрызается он.

– Ну, очевидно, что-то есть. Ты сам не свой последние несколько недель, – я отчаянно пытаюсь провести грань между обязанностями лучшего друга и капитана. Он, как никто другой, должен понимать, что сейчас я говорю от лица капитана. – Тренер гоняет тебя, потому что ты неделями мысленно был где-то не здесь. Ты нужен мне; ты нужен нам, чтобы сегодня вечером ты был на высоте. Итак, скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь?

Он поворачивается и впервые за все время тренировки смотрит на меня.

– Ты можешь помочь мне, если отвалишь.

Что за херня? Это не тот Зак Эванс, которого я знал, мой братан на льду и вне его. Его слова выводят меня из себя, но его тон пронзает меня насквозь.

– Да, что ж, ничего не поделаешь. Так что, соберись, или нам сегодня крышка.

Я качаю головой и начинаю удаляться.

– Ты думаешь, что теперь, когда у тебя есть девушка, ты неприкасаемый? Господи, ты разгуливаешь здесь, как Божий дар. Ты был так погружен в свой собственный идеальный мир, что не видел ничего, кроме неё. Даже твоего так называемого брата и то дерьмо, которое со мной происходит, – он подъезжает ко мне и тычет рукой в грудь. Он выше меня на дюйм и по меньшей мере на десять фунтов, но более того, Зак, может быть, и котенок вне льда, но он рожден для борьбы на нём.

– Что?

Он невесело усмехается.

– Да, я так и думал. Ни хрена не замечаешь, что происходит вокруг тебя.

– Ну, если ты, блядь, мне не скажешь, как я замечу! – кричу я, останавливая остаток тренировки.

Он наклоняется вперед, оказываясь прямо перед моим лицом, гнев переполняет его.

– Я не должен был, чёрт возьми, делать этого. Я всегда был рядом с тобой, чувак, и где ты, когда ты мне нужен? По колено в киске, как всегда, чёрт возьми.

У меня внутри всё переворачивается, и меня тошнит. Он прав. Я не знаю, что заставило его скатиться по наклонной, но я точно знаю, что должен был быть рядом, чтобы защитить его. Моё сердцебиение начинает учащаться, и всё, что я слышу, – это гулкие удары собственного пульса в ушах и острую боль в груди.

– Это Эми, не так ли? Она насмехалась и над Фелисити.

Зак проводит рукой в перчатке по лицу.

– Да, что-то вроде этого, – в его голосе всё ещё слышна горечь. – Вся ситуация – полный пиздец. Моя гребаная жизнь в полном дерьме, – его последние два слова дрожат, а голос ломается. Я никогда не видел, чтобы мой стойкий лучший друг ломался, но сейчас он на грани срыва.

– Ладно, теперь ты меня беспокоишь, просто скажи мне, что…

– Она, блядь, беременна, ясно? Три дня назад она сказала мне, что беременна. Сначала я был напуган, но взволнован, а теперь…Теперь есть сомнения в том, от меня ли.

Что за хуйня.

Мой рот открывается, но слова замирают у меня на языке.

Наконец, он продолжает.

– Новость еще не стала достоянием общественности, но это произойдет. Это Эми. Конечно, это скоро будет во всех новостях. Она позвонила мне прошлой ночью и сказала, что все-таки спала со Шнайдером, и он утверждает, что это его ребенок. Он хочет, чтобы она как можно скорее сделала тест на отцовство, но она говорит, что может быть только мой ребенок, – его смех мрачен. – Очевидно, она любит меня.

Я стою как вкопанный, не реагирую. Откровение Зака крутится у меня в голове, но, кажется, я не понимаю ничего, кроме того, что это плохо. Действительно чертовски плохо. И что самое интересное? Всего через несколько часов ему предстоит сыграть против другого потенциального отца. Я должен сказать тренеру, что его нужно посадить на скамейку запасных; для него небезопасно играть в таком состоянии.

Мой лучший друг втягивает голову в плечи и снимает шлем, проводя рукой по своим мокрым от пота волосам.

– Никто не знает, даже мои родители, и я отчаянно хочу, чтобы так это и оставалось, – затем он поднимает на меня взгляд, его голубые глаза стеклянные, но яростные. – Я буду играть сегодня вечером. Не говори тренеру. При таком раскладе я в шаге от резервной команды, поэтому, пожалуйста, просто сохрани это в тайне.

Я качаю головой.

– Ты же знаешь, я не могу пустить тебя на лёд, когда ты в таком состоянии.

Он сильно тычет меня в грудь рукой в перчатке.

– И сколько раз я держал рот на замке, когда ты играл ещё не до конца готовым? Сколько раз я прикрывал тебя, когда вытаскивал из бара за несколько часов до тренировки? Я разберусь с этим, но скажешь тренеру, и мы с тобой… – он жестом указывает между нами. – С нами будет покончено.

– Он – обуза на льду, – тренер Берроуз поворачивается ко мне, сидящему на скамейке запасных. Начинается третий период, и мы проигрываем. Вся команда разваливается, но Зак играет как в замедленной съемке. Он и Шнайдер пожирали друг друга глазами всю игру, напряжение было ощутимым и граничило со смертельным исходом.

Моя игра ненамного лучше. Я едва ли могу отдать чистый пас, а моя защита в штрафной и за сеткой практически отсутствует. Мои ноги словно отяжелели. Моё тело переполнено адреналином, но мне кажется, что я катаюсь по мелассе.⁷

Я едва взглянул на Фелисити. Она, наверное, уже понимает, что что-то не так, но я не могу ей сказать. Я безоговорочно доверяю ей, но рассказывать об этом – дело Зака, и я уже слишком много раз подводил его, чтобы рисковать его доверием, наша дружба и так висит на волоске.

– Иди туда, Морган, и, чёрт возьми, возьми себя в руки.

Я надеваю каппу и встаю.

– Понял, тренер.

Болельщики приветствуют меня, когда я возвращаюсь на лёд. Я беру заброшенную шайбу из-за наших ворот и начинаю атаковать. Я полон решимости. Я перехитрил их центрового, сделав фальшивый пас, и вместо этого отдал его Джесси, который летит по правому флангу. Он забирает шайбу и забивает. Раздается сигнал, и мы отыгрываемся. Я поднимаю глаза и вижу, как Фелисити выходит из себя, потрясая кулаком в воздухе, и кривая улыбка растягивает мои губы.

Осталось пять минут, и мы играем лучше, но Шнайдер жаждет крови. Только за этот период он набросился на трех наших игроков и заработал пенальти. Он пытался оспорить это у судьи, но не получилось. Небольшая часть фанатов Scorpions ликует, когда он направляется на скамейку. И тут я вижу, как Зак проезжает мимо штрафной, поворачивает голову, стучит по стеклу и что-то говорит. Шнайдер вскакивает на ноги, стучит палкой и кричит, но Зак просто машет рукой и улыбается, ещё больше выводя его из себя. Я много лет играл со Шнайдером и против него, и он настоящий мастер, но я никогда не видел его таким. Он не в себе.

– Давай закончим с этим, – говорит мне Зак, проезжая мимо и занимая позицию.

На табло счёт три-два, когда Шнайдер возвращается на лёд. Его взгляд остановился на моём лучшем друге. Игра погрузилась в хаос, поскольку напряжение между ними обоими передалось другим игрокам. На часах осталось всего три минуты, но в хоккей почти не играют. Толпа подпитывается боевым азартом, наслаждаясь демонстрируемой жестокостью.

Я бросаю взгляд на Фелисити, которая опустила голову и закрыла её руками. Она не может смотреть на это, и это невыносимо. Я ненавижу себя и за то, что не убрал Зака со льда сегодня.

Шайба отскакивает от бортов, и Джесси ловит её. Он такой быстрый, что я никак не могу его догнать, но далеко ему не удается уйти, так как его останавливает один из защитников, который перехватывает шайбу. Его пас на Шнайдера получился неточным, шайба пролетает мимо него к Заку, который подхватывает её в дальнем углу.

И вот тогда это происходит. Всё разворачивается прямо передо мной, как в замедленной съемке, и всё, что я могу сделать, это стоять и смотреть. Шнайдер переводит взгляд на Зака, когда тот берет шайбу под контроль и начинает разворачиваться, открывая свое тело для передачи. Шайба покидает клюшку Зака, но Шнайдера не интересует нападение. У него на уме только одна форма атаки.

Он врезается в него всем телом как раз в тот момент, когда я вижу, как поворачивается шлем Зака, и замечаю атаку, но уже слишком поздно. Он не был готов. Обычно он ожидал бы возможного удара, но не сегодня, не с тем, как он вел себя в этом матче.

При ударе тело Зака откидывается назад, его голова первой соприкасается с бордюром, но я слышу не треск разбивающегося стекла. Такой хруст могут издавать только кости, и, клянусь, это всё, что я слышу даже сквозь ревущую толпу. Это самый тяжелый удар, который я когда-либо видел в своей карьере.

Зак лежит, скрючившись, на льду, от силы удара шлем слетел у него с головы, клюшка валяется в нескольких футах от его безжизненного тела.

Осознав серьезность ситуации, толпа замолкает, но Шнайдер продолжает бушевать.

– Пошел ты, Эванс! – выплевывает он, когда капитан тащит его прочь, а судья спешит вмешаться, когда трое наших игроков, включая Дженсена, начинают избивать Шнайдера.

Проходит несколько ударов, и мои инстинкты берут верх, адреналин, наконец, толкает меня вперед. Я знаю, что кричу, но не слышу ничего, кроме звона в ушах, который становится всё громче. Я знаю, что мои прокладки промокли насквозь, когда я опускаюсь на колени рядом со своим лучшим другом. Я вижу, как врачи суетятся вокруг него, проверяя состояние его сознания. Я понимаю, что его правая нога не должна быть под таким углом, и замечаю, как кровь начинает отливать от его лица на майку, окрашивая его номер шестьдесят шесть.

Но всё, о чем я могу думать в этот момент, – это то, что это всё моя вина.

Это всеёиз-за меня, и я никогда себе этого не прощу.

ГЛАВА 33

ДЖОН

– На данном этапе ещё слишком рано что-либо говорить, – подтверждает нейрохирург, лечащий Зака. – В настоящее время мы проводим сканирование мистера Эванса, чтобы выяснить, нет ли у него перелома или смещения шейных позвонков; также возможно сотрясение позвоночника, и мы, конечно, надеемся на последнее. Как только мы узнаем больше, мы проинформируем его медицинскую бригаду и семью. Я могу подтвердить, что у мистера Эванса сломаны два ребра, большая берцовая кость, несколько глубоких рваных ран на лице и сломана челюсть.

Мой телефон жужжит в заднем кармане брюк, но я игнорирую его. Сейчас я не могу думать ни о чём, кроме своего лучшего друга.

Тренер поворачивается ко мне.

– Возвращайся в отель, Морган. Ты больше ничего не можешь сделать. Я позвоню тебе, когда получу известие от медицинской бригады.

Я качаю головой.

– Я останусь здесь. Он ни за что не бросил бы меня. Он никогда этого не делал.

Слова Зака, сказанные ранее на тренировке, повторяются в моей голове. “Я всегда был рядом с тобой, чувак, а где был ты, когда я нуждался в тебе?”

Заходя в туалет, я опираюсь руками о стойку. Мои мысли выходят из-под контроля, и, несмотря на всю терапию, которую я проходил за эти годы, у меня всегда был Зак, на которого я мог опереться, который поддерживал меня и говорил, что всё будет хорошо. Но теперь этот человек думает, что я подвел его, что я не стою его времени, и знаете что? Исходя из его положения на больничной койке, я бы сказал, что он, вероятно, прав.

– Чёрт! – я сжимаю руку в кулак и бью по диспенсеру для бумажных полотенец снова и снова, пока костяшки моих пальцев не начинают кровоточить, и физическая боль ненадолго отвлекает меня от душевных мук.

Мой телефон снова жужжит, и на этот раз я проверяю его.

Ангел

«Я всё ещё на стадионе с мамой и папой Дженсена, но скоро вернусь в отель. Я молюсь, чтобы с Заком всё было в порядке, и, пожалуйста, детка, дай мне знать, что ты тоже.»

Я кладу телефон в карман, но понимаю, что она не остановится, пока не получит от меня вестей. Прямо сейчас мне просто нужно быть подальше от неё. Она не должна видеть меня таким.

Я

«Попроси их убедиться, что ты нормально доберешься до отеля. Я не знаю, когда вернусь.»

Я убираю телефон в карман и выхожу обратно, чтобы присоединиться к Тренеру.

– Есть какие-нибудь новости? – Дженсен подходит и садится рядом со мной; прошло несколько часов с тех пор, как мы в последний раз видели нейрохирурга, а новостей по-прежнему нет.

– Нет, – отвечаю я, не заинтересованный в разговоре, но я замечаю отсутствие Эми. Мы вообще ничего о ней не слышали и понятия не имеем, где она. Влюблена в Зака? Полная брехня. Если бы что-нибудь случилось с Фелисити, я был бы прикован к её постели.

– Мои родители убедились, что Фелисити нормально вернулась в отель.

Я киваю, наклоняясь лицом к полу и упираясь предплечьями в колени.

– Спасибо.

– Она беспокоится о тебе, чувак; говорит, что почти ничего не слышала о тебе с тех пор, как ты сбежал со стадиона.

– Я беспокоюсь о своём лучшем друге. Она поймет, что я должен уделить ему внимание.

– Да, это понятно, приятель, но, по крайней мере, напиши ей ответ.

– Я, блядь, уже сделал это! – огрызаюсь я. Я почти не вступал в контакт, потому что у меня сейчас настолько хреново с головой, что в таком состоянии я способен оттолкнуть кого угодно. Мне просто нужно побыть одному.

– Едва ли.

– Знаешь что, Дженсен, если не можешь быть полезным, тогда отвали. Я не в настроении.

– Не делай этого, Джон, – он видел меня в худшие мои моменты, и я знаю, что он чувствует, что грядет, на каком пути я стою. Я тоже. Я знаю, что моё поведение непредсказуемо, а эмоции зашкаливают, но я бессилен остановить это. С каждой минутой я чувствую, как теряю способность мыслить рационально, а голос, говорящий мне, что я недостаточно хорош, звучит всё громче. Искушение сдаться и позволить ему увлечь меня за собой становится всё сильнее.

Я не отвечаю. Я просто откидываюсь на спинку стула и натягиваю капюшон, отгораживаясь от всех вокруг, пока мы ждем кого-нибудь, любого, блядь, на данном этапе, кто скажет мне, сможет ли мой друг снова ходить.

ФЕЛИСИТИ

Я лежу в нашем гостиничном номере, рассеянно уставившись на серию “Друзей” по телевизору.

Я знаю, что с Джоном что-то не так. Помимо того, что его лучший друг лежит на больничной койке, и мы не уверены, какое повреждение позвоночника он получил, выражение его глаз, когда он покидал каток, пугает меня, как будто что-то внутри него умерло.

Его единственный ответ на моё сообщение сегодня вечером был в лучшем случае холодным, и, хотя я полностью понимаю, что для него это тяжело, я не могу избавиться от гложущего беспокойства, что всё это связано с ухудшением психического здоровья Джона. Его низкая самооценка приводит к беспокойству и, возможно, депрессии. Я мало что знаю, кроме того, что он долгое время посещал своего психотерапевта Бена, но, увидев его сегодня вечером, я поняла, что он в плохом состоянии.

Я снова беру телефон, отчаянно желая узнать, что происходит, и, к счастью, Дженсен дал мне свой номер раньше. У меня такое чувство, что он беспокоится не только о благополучии Зака.

Я

«Что происходит? Я тут схожу с ума.»

Быстро появляются три точки, и приходит ответ.

дЖЕНСЕН

«Он тебе не сказал?»

Я

«Я ничего не слышала от него. Он ушел в себя.»

дЖЕНСЕН

«Чёрт возьми. Получили хорошие новости. У него сотрясение позвоночника. Врачи надеются, что через несколько дней к Заку вернется чувствительность в ногах и руках. У него сломана большеберцовая кость, два ребра, челюсть, а из-за удара о доски ему пришлось накладывать швы на бровь, щеку и губу.»

Я не знаю, что чувствовать. Я испытываю облегчение от того, что позвоночник Зака не получил серьезных травм, но, похоже, он надолго выбыл из игры. По крайней мере, до конца сезона, даже я могу это сказать..

дЖЕНСЕН

«У Шнайдера сломана челюсть, нос, выбиты три зуба (благодаря мне) и сотрясение мозга.»

Я

«Я надеюсь, что они накажут его по всей строгости.»

дЖЕНСЕН

«Нам придется подождать официального решения, но ему грозит дисквалификация на двадцать пять игр и крупный штраф. С таким заранее обдуманным ударом он больше никогда не должен играть. Он мог убить его, чёрт возьми.»

Я

«Как Джон?»

дЖЕНСЕН

«Когда мы услышали новость о том, что Зак всю ночь будет находиться под сильным обезболивающим, он ушел из больницы. Я пытался поговорить с ним, но… Не похоже, что он в порядке. Как будто он винит себя в том, что произошло.»

Я начинаю паниковать, гадая, в каком состоянии сейчас мой парень.

Я

«Где он?»

дЖЕНСЕН

«Он ни с кем не будет говорить. Просто подожди. Возможно, он вернется, как только у него прояснится в голове.»

Я хочу позвонить ему, но останавливаю себя. Интуиция подсказывает мне, что ему нужно побыть одному, и я дам ему это пространство. Даже если мне это невыносимо, я не могу выйти ночью и обыскать каждое здание, пока не найду его.

Было четыре часа утра, когда дверь в наш номер открылась, и я услышала глухой удар, а затем…смех?

Откидывая одеяло, я вскакиваю из кровати.

– Джон, это ты? – спрашиваю я.

Я нахожу его склонившимся над консольным столиком, в полубессознательном состоянии, от него разит выпивкой. На полу осколки от вазы, которую он, должно быть, опрокинул, а его светло-серая толстовка с капюшоном разорвана и покрыта пятнами, как будто он несколько раз падал, его брюки в таком же состоянии.

Но когда я вижу его глаза, моё сердце разрывается на части Опухшие, красные и совершенно пустые. Он определенно здорово потрудился над собой, напившись до беспамятства.

– Джон, малыш, что ты с собой сделал? – пытаюсь усадить его за плечо, но он лежит мертвым грузом.

Услышав мой голос, он поворачивает голову в мою сторону, и на его губах появляется слабая улыбка.

– Тыыыыыыы лювишь миня, Ангел? – его язык заплетается, но я смола разобрать слова, хотя и с трудом.

– Давай сейчас не будем об этом, ладно? – отвечаю я. – Давай просто уложим тебя в постель.

– Ты значииш для меняяяя всёёёёё.

– Я знаю, детка. Ты для меня тоже. Можешь пройтись со мной?

Я пытаюсь стащить огромное тело Джона со стола-консоли, но я тут же падаю на пол, а Джон падает вперед, на меня. Я чувствую острую боль в левом запястье, когда пытаюсь смягчить падение.

– О, чёрт.

Я оглядываюсь и вижу, что он полностью отключился. Я почти уверена, что в какой-то момент его вырвет, поэтому я отмахиваюсь от боли и переворачиваю его на бок, затем беру несколько запасных одеял и подушек и кладу их на пол. Я подкладываю одно одеяло под Джона и поддерживаю его подушкой, затем заворачиваю нас в другое одеяло и обнимаю его огромное тело сзади.

Проходит несколько минут, и его дыхание начинает выравниваться. Беря его руку в свою, я переплетаю наши пальцы, как Джон делал со мной так много раз раньше. Я знаю, что завтра он не вспомнит моих слов, но, когда я шепчу их ему на ухо, я надеюсь, что на каком-то подсознательном уровне они найдут отклик в нём.

– Ты достойный Джон, и ты значишь всё для стольких людей, особенно для меня. Ты изменил мою жизнь, и я люблю тебя.

Я засыпаю, чувствуя себя комфортно, зная, что он здесь, со мной в безопасности.

НЕДЕЛЮ СПУСТЯ

– Мы сможем разобраться со всем этим ближе к пасхальным каникулам, но я не могу дождаться встречи с тобой, мам. О, может быть, мы наконец посетим Ванкувер. Если желудок Лиама выдержит переправу. Его тошнит от одного вида открытой воды, – хихикает Дарси.

Я смеюсь в трубку, пока шинкую овощи для традиционного британского воскресного обеда, который готовлю для родителей Джона и Адама. Я выбиваюсь из графика, а Джона всё ещё нет дома. Он опаздывает больше чем на час, и от него нет никаких вестей.

– У него никогда не было крепкого желудка. Помнишь, как Джек заболел на Рождество и стал белее простыни?.

Она хихикает ещё громче.

– Да, помню. Наверное, правильно, что он изучает архитектуру, а не медицину.

– Очень правильно.

– Как дела с Джоном? Ты полностью переехала и обустроились?

Я останавливаюсь и зажмуриваю глаза. Держи себя в руках.

– Да, всё здорово. Я как раз готовлю для воскресного ужина; к нам приедут его родители и Адам… – я смотрю на свои умные часы и вижу изумрудный ремешок, который купил мне Джон, – ещё одно напоминание о мужчине, в которого я влюбилась, но который отсутствовал в моей жизни последнюю неделю. – О, чёрт, минут через тридцать. Милая, мне нужно идти, но я позвоню тебе позже, хорошо? Люблю тебя.

Мы завершаем разговор, и я переключаюсь в режим паники. Я даже не начала готовить тесто для йоркширских пудингов, а на кухне полный бардак.

Где он, чёрт возьми?

Я хватаю телефон и отправляю ему ещё одно сообщение.

Я

«Твои родители и Адам будут здесь через полчаса. Пожалуйста, скажи мне, что ты уже в пути.»

Ничего. Проходит ещё десять минут, а он даже не прочитал моё сообщение.

Стараясь сохранять спокойствие, я мечусь по квартире и заканчиваю с блюдами, затем убираюсь, накрываю на стол и надеваю любимое платье Джона. Я пытаюсь сделать всё, чтобы уловить хотя бы проблеск уверенности в том, что мой парень всё ещё где-то там. Мы всё ещё обнимаемся в постели, но секса как не бывало. Он либо слишком много выпил, либо слишком устал после спортзала и отключается, как только наступает ночь. Когда он понял, что я вывихнула запястье, пытаясь уложить его в постель той ночью в Нью-Йорке, он был опустошен тем, что, по его словам, “он причинил мне боль”. Это была случайность, но он так не считал, для него это была ещё одна причина ненавидеть себя.

Джон безоговорочно любит самых близких ему людей. Он самый щедрый человек, которого я знаю, когда дело касается его сердца и того, что у него есть, но я всё ещё пытаюсь найти способ достучаться до него, когда дело доходит до того, чтобы обратить эту любовь на себя самого, и я начинаю сомневаться, смогу ли я когда-нибудь достичь этого. Его проблемы с психическим здоровьем явно глубоко укоренились, и, помимо терапии, он использовал лишь что-то временное, чтобы продолжать функционировать. Способы заглушить боль и отвлечь свой разум.

Лифт, ведущий прямо к нашей квартире, подает звуковой сигнал, оповещая о том, что у нас гости. Как раз вовремя, а его всё ещё нет.

Я смотрю в зеркало и ещё раз поправляю прическу.

Ты можешь это сделать.

– Ты определенно можешь снова готовить для нас, Фелисити. Ты явно разбираешься в готовке. Хотя, я не думаю, что буду есть что-то ещё в течение следующей недели! – Дженни одарила меня со своей обычной лучезарной улыбкой, но настроение сегодня было совсем не таким. Семья Джона была здесь и ела в течение последнего часа, но от Джона по-прежнему не было ни знака, ни весточки. Я прикрыла его, сказав, что он задержался на тренировке, и я действительно надеюсь, что так оно и было.

Я встаю из-за стола и начинаю собирать посуду.

– Рецепт Павлова мне передала мама; я могу прислать его вам, если хотите?

– Это было бы чудесно, милая. Тебе помочь помыть посуду?

– Нет, – отвечаю я, всё ещё сохраняя маску. – Просто отдыхайте, я справлюсь.

Я удерживаю посуду обеими руками, радуясь, что мое запястье быстро зажило, и делаю глубокий вдох, когда добираюсь до кухни. Я проверяю свои сообщения, но от Джона по-прежнему ни слова.

Я блокирую свой телефон как раз в тот момент, когда чья-то рука тянется поставить стакан на стойку, и я поднимаю глаза, замечая Адама. Как и все мы, он знает, что что-то не так, и, хотя он предпочитает не высказываться слишком часто, я могу сказать, что он хочет поговорить.

– У него опять тяжелые времена, не так ли? – спрашивает Адам, засунув руки в карманы и глядя в пол.

Я решаю не приукрашивать ситуацию. Адам – один из самых честных и непосредственных людей, которых я встречала.

– Да. После несчастного случая с Заком всё пошло наперекосяк из-за тренировок и выпивки. Он не хочет со мной говорить, но я могу сказать, что он винит себя в случившемся.

Адам понимающе кивает.

– Он всегда был таким. Он покоряет мир, на его счету много достижений, но при этом думает, что никогда не будет достаточно хорош.