Текст книги "Все, что блестит"
Автор книги: Рут Райан Лэнган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Ты и правда веришь в это, Мэтт?
Он накрыл ладонью ее руку.
– Верю. А теперь, если не возражаешь, я позвоню еще в несколько мест. У меня есть друзья в полиции Лос-Анджелеса. Возможно, они могут помочь.
– Мне необходимо что-то делать. Я никогда не могла примириться с беспомощностью.
– Просто думай о хорошем. – Он поднял телефонную трубку и прибавил: – И еще, Александра…
– Да?
– Молись, – прошептал он.
Глава 29
Бадди и музыканты собрались вокруг Алекс и несли вахту в ее номере. Она рыдала в объятиях Тины, а когда Сара вошла в ее комнату с маленькой Кори, долго обнимала их, находя утешение в прижавшейся к ней малышке. Вскоре Кори заставила всех смеяться над своими выходками. Даже Алекс на некоторое время забыла о мучивших ее страхах.
– Я собираюсь отменить сегодняшнее выступление, – заявил Бадди.
– Нет, – тотчас же ответила Алекс, которая сидела на диване и играла с малышкой. Все головы повернулись к ней. – Слишком мало времени осталось до начала, чтобы вернуть стоимость билетов. Кроме того, это единственное, что поможет мне продержаться эту ночь. Не могу представить себе, что просижу здесь столько долгих часов, уставившись на телефон.
Мэтт подошел к ней и положил ей руку на плечо.
– Думаешь, что сможешь петь в такой момент?
– Не знаю. Но считаю, что должна попытаться.
– Черт, ты права. Вот это по мне. Ты боец, – гордо воскликнул Бадди. – Возможно, ты и сломаешься пару раз, но зрители не поймут причину. Они просто будут думать, что тебя захватила музыка. Думаю, ты справишься, сладкие губки.
Гэри провел рукой по волосам.
– Ради Бога, Бадди. Не разрешай ей этого. Отмени выступление.
– Ты же знаешь расклад, Гэри. Шоу должно продолжаться. – Голос Бадди зазвучал живее. – Думаю, что все, кроме Тины и Мэтта, должны выметаться отсюда и дать Алекс немного отдохнуть. Ей понадобятся силы, чтобы выдержать эту ночь. Согласна, сладкие губки?
Алекс кивнула, чувствуя, что на ней сказывается напряжение этих долгих часов. После того как они ушли, Тина и Мэтт беспомощно смотрели, как Алекс сражается со своими демонами. Она ходила взад и вперед, смотрела из окон на улицу. В конце концов начала перебирать фотографии Кипа, и это было единственное, что как-то ее утешало.
После нескольких часов ожидания у телефона она наконец сдалась и уснула. Мэтт принес одеяло из спальни и укутал ее, свернувшуюся клубочком в углу дивана.
Тина стояла у окна, рассматривая мужчину, который завладел сердцем ее лучшей подруги. Теперь, когда у нее появилась возможность познакомиться с ним, она могла понять почему. Он действовал спокойно, умело, уверенно.
– Я думала, вы собираетесь лететь на Фиджи, – шепотом сказала Тина, чтобы не потревожить Алекс.
– Собирался. Телефонный звонок вовремя перехватил меня. Еще несколько минут, и я бы уехал в международный аэропорт Лос-Анджелеса.
– Как долго вы сможете пробыть здесь?
– Столько, сколько буду нужен Алекс.
Тина улыбнулась:
– Вы ей здорово помогаете.
Он не ответил на ее улыбку. Тина видела, как он напряжен, по морщинке между бровями, по стиснутым кулакам.
– Не так здорово, как надо бы. – Он провел рукой по волосам и отвернулся. – Я бы все отдал – мои мечты, фотографию, возможность поставить следующий фильм, – если бы только сейчас в эту дверь вошел Кип. Это единственное, что может вернуть улыбку Александры.
Как раз в этот момент послышался стук в дверь. Мэтт и Тина переглянулись, и Мэтт пошел открывать. За дверью стоял хорошо одетый молодой человек, держа в руках значок полицейского.
– Детектив Клейтон Поттс, полиция штата Невада, – произнес он. – Мне сказали, это номер Александры Кордей.
Алекс мгновенно проснулась. Села, отбросив одеяло.
– Что такое? Где он?
Детектив вошел в комнату, и Мэтт закрыл за ним дверь.
– Мне очень жаль, мисс Кордей. Мы еще не нашли его. Но с нами связались из полиции Южной Дакоты и попросили быть недалеко от вас. Они совершенно уверены, что мальчик отправился в Неваду. И мы нашли водителя грузовика, который подвез вашего брата до Каспера, штат Вайоминг.
Алекс широко раскрыла глаза от волнения.
– Через сколько он сюда доберется, как вы считаете?
Детектив грустно покачал головой:
– Это зависит от того, сколько раз ему удастся сесть в попутную машину и сколько времени он потратит на ожидание. Может быть, он где-нибудь уснул. Может, остановился, чтобы поесть. – Он поднял глаза. – Вы не знаете, у мальчика есть деньги?
– Я старалась непременно посылать ему денег в каждом письме, но когда я его спросила о них, он сказал, что редко их получал. Догадываюсь, что дядя с тетей вскрывают большинство писем, а потом передают ему. А когда находят деньги, оставляют их себе. – Алекс понизила голос: – Сомневаюсь, дали ли они ему хоть пенни с тех пор, как он живет с ними. И конечно, его денег не хватит на то, чтобы как следует поесть.
У молодого полицейского были старые, усталые глаза. Он вел себя на удивление мягко.
– Все полицейские участки между Южной Дакотой и Невадой оповещены. Поверьте, когда его найдут, то позаботятся о том, чтобы накормить.
Алекс подошла к окну. Сразу же за сверкающим огнями городом, с его многочисленными отелями и казино, простирались сотни миль угрюмой, необитаемой пустыни. И где-то там брел маленький мальчик, голодный, испуганный, отчаявшийся и одинокий.
«Ох, Нанна, – подумала она, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. – Пожалуйста, присмотри за Кипом и приведи его ко мне целым и невредимым».
Мэтт наблюдал, как Алекс старается собраться с силами перед началом выступления. Им не удалось остаться наедине, и он не смог утешить ее в своих объятиях. Весь день она вынуждена была терпеть присутствие детектива, который регулярно докладывал полиции Южной Дакоты.
Были звонки от репортеров, которые узнали всю историю от полиции. До сих пор Бадди удавалось их сдерживать, но Мэтт знал, что в любую минуту может подняться газетная шумиха.
Пока был только один обнадеживающий сигнал: водитель грузовика в Солт-Лейк-Сити признался, что подвозил мальчика, по описанию похожего на Кипа. Но это произошло почти восемь часов назад, и больше сообщений не поступало.
Алекс сражалась с «молнией» на спине платья.
– Погоди. Давай я помогу. – Мэтт застегнул «молнию» до конца. Обхватил ее руками и притянул к себе.
– Ох, Мэтт. – Алекс подняла тревожный взгляд на его отражение в зеркале. – Как я буду жить, если Кип не…
– Шшш. – Он прижался губами к ее виску. – Ты скоро о нем услышишь. Скоро. Я знаю.
– Хочется верить.
– Так поверь. Держись за эту мысль.
Они обернулись, когда в комнату поспешно вошел Бадди.
– Пошли, Алекс. Пора начинать. Вы собираетесь ждать здесь, у телефона? – спросил он у детектива.
Детектив Поттс кивнул.
– Если что-нибудь узнаете, – попросила Алекс, – немедленно сообщите мне.
– Да, мэм.
Шагая между Мэттом и Бадди, Алекс направилась в концертный зал.
Алекс стояла в сиянии рампы, на ее глазах сверкали слезы, которые она не сумела сдержать. Каждая любовная песня, каждая строчка о разбитом сердце били по обнаженным нервам. Зрители были захвачены происходящим и бешено аплодировали после каждой песни, иногда устраивали овацию стоя. Каждый раз Алекс казалась изумленной их реакцией. Но, бросив взгляд на Гэри, она вновь обретала уверенность.
– Они любят тебя, Алекс. Слушай их. Они вместе с тобой.
И она ответила им на их любовь таким концертом, какой бывает раз в жизни.
Мэтт смотрел на нее из-за кулис и видел, как усталость постепенно одолевает ее после более чем двух часов на сцене. Он подал рабочему сцены табурет и приказал:
– Вот. Отнесите ей. Сейчас же.
Глаза Алекс широко раскрылись от удивления, когда к ней подошел рабочий. Она взглянула за кулисы и увидела Мэтта, который махал ей рукой. Она села и благодарно улыбнулась ему.
Прожектор высветил стройную фигурку в расшитом бисером платье, ее длинные волосы упали на одно плечо, когда она склонила голову в тихой задумчивости.
– Я хочу спеть вам самую первую песню, которую я написала, – обратилась Алекс к залу. – Мне было девять лет, и когда я смотрела на спящего в колыбели младшего брата, слова сами пришли ко мне.
Гэри дал сигнал музыкантам, и они начали играть их первый большой хит, «Одиночество». В зале воцарилась полная тишина.
Когда знакомые слова полились, Алекс ощутила, как на нее снизошло странное чувство безмятежности. Эта песня всегда будет песней Кипа. Он здесь, вместе с ней; она чувствует его любовь, его силу, его решимость. Ничто – ни расстояние, ни препятствия – не сможет остановить его. Никто – ни тетя с дядей, ни даже закон – не сможет разлучить их снова. По мере того как песня нарастала и достигала кульминации, это чувство крепло, пока наконец, не в силах сдержаться, она не подняла и не развела руки в стороны, а потом прижала к себе, представляя, что прижимает к сердцу своего маленького брата.
Луч прожектора медленно сужался, пока не осталось высвеченным только ее лицо; на ресницах блестели слезы. Затем луч погас, и зрители снова вскочили на ноги, аплодируя так оглушительно, что в них утонуло все остальное.
В темноте Алекс услышала, как Мэтт что-то кричит из-за кулис. А затем сквозь шум прорвался другой голос:
– Алекс!
Она обернулась, с изумлением глядя на маленького мальчика, бегущего к ней через сцену.
– Кип. Боже мой! Кип!
Он бросился ей на шею, и они прижались друг к другу, смеясь, плача, целуясь, крепко обнимаясь. Когда снова зажегся луч света, он осветил брата и сестру, обнимающих друг друга.
Слезы струились по щекам Алекс. Она подождала, когда снова сможет владеть своими чувствами, и, задыхаясь, обратилась к залу:
– Это мой брат, Кип. Он проделал долгий путь, чтобы быть рядом со мной. А теперь, если не возражаете, мы скажем вам «спокойной ночи».
И прежде чем сбитые с толку рабочие сцены смогли опустить занавес, Алекс и Кип ушли, взявшись за руки, а за ними в восторге ринулись музыканты.
– Первый водитель грузовика был хороший. Он предложил купить мне гамбургер. Но когда я увидел, как он пошел к телефону-автомату, то понял, что он, наверное, звонит в полицию, поэтому выскочил и сел в другой грузовик, пока он не донес на меня.
Кип сидел на диване, закутанный в одеяло. На тарелке лежали остатки шоколадного торта, двух гамбургеров и двух порций жареной картошки.
Алекс сидела рядом с ним в махровом халате, без грима на лице. Потребность чувствовать, что он здесь, была так велика, что, даже когда он ел, она обнимала его одной рукой, словно боялась, что, если отпустит его, он исчезнет.
Бадди и музыканты в конце концов ушли, оставив с Алекс и Кипом Мэтта и детектива Клейтона Поттса. Когда Кип обнаружил, что мужчина в деловом костюме – полицейский, он помрачнел.
– Почему ты не хотел, чтобы водитель позвонил в полицию? Кто-нибудь учил тебя бояться полиции, Кип? – спросил детектив Поттс, пристально глядя на него.
– Я думал, они отвезут меня обратно к дяде.
– Почему ты не хочешь обратно?
– Я… скучаю по Алекс. Она моя сестра. Мы с ней семья. Мы должны жить вместе.
Она схватила его руку и прижала к себе.
– Но ты понимаешь, что твоя сестра передала свои права на опекунство. С точки зрения закона твои дядя и тетя являются твоими законными опекунами.
– Закон не прав, – тихо ответил Кип.
– Закон существует, чтобы защищать твои права. – Детектив Поттс кашлянул. Хотя глаза его оставались добрыми, слова звучали твердо: – Меня послали сюда проследить, чтобы закон соблюдался, Кип. Мне приказано оставаться здесь, пока тебя можно будет передать властям Южной Дакоты.
Алекс сжала руку брата.
– Вы хотите сказать, что заберете у меня Кипа?
– Таков приказ.
– Но вы не можете. Он так далеко добирался. Мы так долго не были вместе.
– Меня предупредили, что вы можете попытаться помешать мне, мисс Кордей. Но мне приказано совершенно ясно. В ту минуту, как появится мальчик, я должен задержать его до тех пор, пока он не будет возвращен его законным опекунам.
– Я опять убегу, – с вызовом произнес Кип.
Алекс прижала его к себе. Ее глаза наполнились слезами.
– Мы оба так много пережили. По крайней мере позвольте ему остаться до утра.
– Мне очень жаль, мисс Кордей. Но у меня приказ. Если хотите, я позволю ему переодеться. – Он указал на рваную, грязную одежду Кипа. – То есть если у вас найдется что-нибудь подходящее для него.
Алекс решительно обняла брата за плечи и повела его в ванную.
– Давай-ка выкупаем тебя, Кип.
Через несколько минут оттуда раздался крик Алекс:
– Боже мой! Мэтт!
Услышав этот истерический вопль, Мэтт и детектив бросились в ванную. Алекс стояла, держа в руках рубашку Кипа, и с ужасом смотрела на спину брата. От плеча до талии тянулся длинный, тонкий, багровый рубец.
– Я не могу вам позволить забрать его. Я не могу снова вынести разлуки с ним.
Алекс металась по гостиной. Кип молча стоял в дверях одетый в одну из футболок сестры и в ее джинсы. Врач отеля наложил антисептическую мазь на рваный, вспухший рубец.
– У вас нет права голоса в этом вопросе, мисс Кордей. Суд назначит адвоката, представляющего права мальчика.
– Они могут назначить хоть сто адвокатов. Я только знаю, что Кип – мой брат. Вы видели, что они с ним сделали.
– Мы слышали версию мальчика. Мы еще не слышали, что скажут об этом ваши дядя с тетей.
– Вы считаете, что Кип лжет?
– Я только хочу сказать, что мальчик может сказать все что угодно, чтобы остаться с сестрой, чья жизнь кажется ему такой роскошной.
– Кипа не роскошь привлекает. Я единственная могу дать ему любовь и защиту, в которых он нуждается. И я не собираюсь снова отпускать его.
– Суд позаботится…
– Прекратите. – Она прижала ладони к ушам и в отчаянии отвернулась. – Перестаньте убеждать меня, что о нас позаботятся другие. Всю жизнь я это слышала. Но я знаю правду: только мы сами можем позаботиться о себе.
Мэтт видел, что долгие часы напряжения начали сказываться. И Александра, и ее брат были на грани истерики.
– Почему Кип не может переночевать здесь, детектив Поттс? – спросил он.
– Потому что у меня приказ. – Полицейский крепко взял мальчика за руку и повел его к двери.
Алекс старалась не заплакать на глазах у младшего брата. Ей необходимо было быть сильной за них обоих.
– Что с ним будет?
– Его показания рассмотрят, и судья назначит слушание, чтобы определить, что для мальчика лучше.
– Где он будет сегодня спать? – спросила Алекс сквозь слезы.
– В приюте для подростков. Социальный служащий свяжется с вами завтра, мисс Кордей, и даст всю необходимую информацию.
Когда детектив с Кипом вышли из комнаты, Алекс оперлась на руку Мэтта, чтобы не упасть. Ее сердце колотилось так, словно она только что взбежала по лестнице, а в ушах звенело. Мэтт обнял ее и прижал к себе. Он чувствовал, как ее бьет дрожь, как она старается сдержать готовые прорваться рыдания.
– Пойдем, Алекс. Я хочу, чтобы ты поспала.
Она подняла на него глаза:
– Как я могу спать, когда Кипа только что увели?
– Сделай это ради Кипа, – говорил Мэтт, ведя ее в спальню. – Тебе надо поспать, чтобы ты смогла утром ясно соображать.
– Ох, Мэтт. Мне кажется, я не смогу вынести новой разлуки с ним. После всего, что он пережил, как они могут быть такими жестокими и отнять его у меня?
– Они его не отнимут, Александра, – пообещал Мэтт и поцеловал ее. – Я обещаю тебе, не отнимут. Мы будем бороться. И победим.
Мы. Она цеплялась за это успокоительное слово. Мэтт здесь, с ней. И он только что дал ей обещание. У нее вырвался долгий, медленный вздох, затем она опустилась на край кровати.
– Как мы будем бороться?
– В суде. – Мэтт поднял край одеяла и помог ей лечь.
– Но я подписала документ…
– Который тебя заставили подписать обманом, – мрачно возразил он. Устало потер затылок и подошел к окну. Ее довели до крайности. Теперь ей пора начать сражаться.
Он поднял телефонную трубку.
– Кому ты звонишь, Мэтт?
– Другу. Пора попросить кое-кого об одолжении.
Глава 30
Притихшая толпа в зале суда напряженно ловила каждое слово во время допроса Алекс.
– Вы хотите, чтобы суд поверил, что вы подписали этот документ, не читая?
– Дядя намеренно дал мне понять, что обе бумаги – это два экземпляра одного и того же документа, назначающего его исполнителем завещания бабушки. У меня не было причин думать, что он лжет.
– Почему вы так долго ждали, прежде чем выразить желание стать опекуном вашего брата?
– Дядя сказал мне, что мне должен исполниться двадцать один год, чтобы получить опекунство. Если бы я знала, что по закону этот возраст должен быть всего восемнадцать лет…
– Вы никогда не сомневались в словах дяди?
– В то время я не думала, что должна в них сомневаться.
– Итак, вы считали вашего дядю разумным человеком, с добрыми намерениями?
– Сначала – да.
– Ваш ответ – «да», мисс Кордей?
Алекс ответила утвердительно.
– Возможно ли, мисс Кордей, что вы считали удобным не принимать во внимание нужды одиннадцатилетнего ребенка, пока делали собственную карьеру?
– Это неправда. Я хотела, чтобы Кип жил со мной. Но тогда я не могла его обеспечить или послать в школу…
– Тогда? Может быть, вы сможете помочь суду получить представление о своей нынешней жизни. Скажите, мисс Кордей, вы когда-нибудь проводите на одном месте больше одной или двух недель?
Алекс глотнула, стараясь сосредоточиться. Ее внимание привлек Кип, сидящий между социальным работником и адвокатом, назначенным судом. Она не видела его, и ей не разрешали навещать его с тех пор, как его увели из ее номера. Его обследовала целая толпа психиатров, психологов и педиатров, которые дали показания о том, что мальчик становится то угрюмым, то ранимым, то застенчивым, то отрешенным, то дружелюбным, то мрачным. Каждый называл противоречивые причины его поведения, но никто не хотел возлагать вину на его нынешних опекунов.
Она встретила упорный, немигающий взгляд Кипа и попыталась улыбнуться, но слишком нервничала. Алекс снова перевела взгляд на адвоката:
– Я провожу на одном месте столько времени, сколько требует контракт. Это может быть неделя, это может быть месяц и больше.
Она обвела взглядом море лиц. Джейсон Тремонт, выпускник юридического колледжа Гарвардского университета и старый друг Мэтта был нанят, чтобы представлять ее интересы. Он требовал закрытого процесса, поскольку дело касалось подростка. Но так как его требование не удовлетворили, зал суда был переполнен журналистами и любопытными до отказа.
Винс и Бернис вместе с их лос-анджелесским адвокатом, казалось, рады вниманию публики. Винс старательно улыбался и махал рукой друзьям и соседям, когда судья заняла свое место и призвала публику соблюдать порядок. Теперь он откинулся назад, сложив руки на животе, а его адвокат продолжал допрашивать Алекс.
– Но у вас нет места, которое вы называете своим домом, мисс Кордей?
Ее обидел этот вопрос. Она понимала, что пытается сделать адвокат дяди: он старался доказать судье, что она не может создать дом для брата.
– Наш дом, тот дом, где мы с Кипом жили вместе с Нанной – нашей бабушкой…
– Избавьте нас от излишних подробностей, мисс Кордей. Просто отвечайте – да или нет. У вас есть место, которое вы называете своим домом?
Она опустила глаза.
– Нет.
Мэтт сидел в первом ряду, рядом с Бадди и другими музыкантами группы. Он не отрывал взгляда от Алекс, пытаясь влить в нее силу и заставить сохранять спокойствие. Он отдал бы все, чтобы оградить ее от этого, но все, что он мог, – это быть здесь, в суде Южной Дакоты, чтобы проявить свою любовь и оказать ей поддержку.
Он доверился Джейсону Тремонту. Джейсон был сильным адвокатом, очень сильным. Если кто-то и мог убедить судью принять решение в пользу Алекс, то только он.
– Не скажете ли суду, мисс Кордей, в котором часу вы обычно приходите домой после выступления?
– Обычно около полуночи.
– После концерта вы сразу же идете спать?
– Нет. Не сразу.
– Что вы обычно делаете после шоу?
– Ем. – Она улыбнулась, начиная расслабляться. – Я всегда слишком нервничаю перед выступлением, поэтому всегда голодна после пары часов, проведенных на сцене.
– Значит, едите. Это ваш ужин?
– Да.
– Итак, вы ужинаете около часа или двух ночи?
– Да.
– А что потом?
Она казалась озадаченной.
– Потом ложусь спать.
– Одна, мисс Кордей?
Глаза Алекс прищурились. Ей следовало знать, к чему он клонит.
– Я живу одна.
– Я не спросил у вас, живете ли вы одна, мисс Кордей. Я спросил, ложитесь ли вы спать одна.
Зал отчетливо ахнул. Алекс взглянула на судью, которая, в свою очередь, пристально посмотрела на адвоката.
– К чему этот вопрос, господин адвокат? – спросила она.
– Мисс Кордей – артистка. Ее образ жизни должен быть рассмотрен, если ей предстоит взять на себя заботу и ответственность за малолетнего подопечного.
Судья кивнула.
– Насколько я понимаю, мисс Кордей, с вами путешествуют шесть музыкантов вашей группы, все мужского пола.
– Это правда.
– Руководитель ансамбля, Гэри Хэмпстед; он женат?
– Да.
– Вы знакомы с его женой?
– Знакома.
– Вы когда-нибудь состояли в интимной связи с мистером Хэмпстедом?
Джейсон Тремонт вскочил:
– Возражаю, ваша честь. Этому вопросу не место на таком слушании.
– Я разрешаю задать его. Но предупреждаю вас, адвокат.
Адвокат выглядел торжествующим.
– Я повторяю, мисс Кордей. Вы когда-нибудь состояли в интимной связи с мистером Хэмпстедом?
– Нет.
На мгновение адвокат выглядел обескураженным ее ответом. Его источник ошибся – или эта женщина лжет. Не важно. Он собирался подстрелить дичь покрупнее.
– Вы знакомы с Дуэйном Секордом?
– Да.
Он достал несколько фотографий с изображениями Алекс и Дуэйна, вырезанных из различных газет и журналов.
– Если верить сообщениям прессы, вы с мистером Секордом проводили много времени вместе. У вас были с ним сексуальные отношения?
И снова толпа напряженно ждала ее ответа. В конце концов именно за этим они и пришли сюда. Для многих это было самое волнующее развлечение в жизни.
– Нет.
Толпа была поражена.
Голос адвоката перекрыл шум зрителей:
– Вы хотите сказать, что все эти сообщения неверны?
– Да.
Он бросил взгляд в сторону Винса и Бернис и улыбнулся им, прежде чем повернуться снова к Алекс.
– Полагаю, что мог бы привести мистера Секорда к присяге, мисс Кордей, но не стану прибегать к подобной тактике. Я только напоминаю вам, что вы находитесь под присягой. Вы знакомы с режиссером по имени Мэтт Монтроуз?
Она глотнула, понимая, что последует дальше.
– Знакома.
– Правда ли, что вы провели с ним две недели в Каннах, или эти сообщения тоже сфабрикованы? – Он поднял руку с зажатой в ней кипой газетных статей и глянцевых фотографий, на которых они были сняты вместе.
Не дождавшись ответа, адвокат повернулся и демонстративно уставился на Мэтта. Мэтт ответил ему таким же взглядом. Его руки сжались в кулаки. Как бы ему хотелось придушить этого ублюдка.
– Я снова спрашиваю вас, мисс Кордей. Вы и Мэтт Монтроуз провели вместе две недели в Каннах?
– Да. – Ее голос звучал еле слышно.
– Простите, мисс Кордей. Я вас не расслышал. Это было «да»?
– Да, – ответила она, вздернув подбородок.
Судье пришлось несколько раз стукнуть своим молотком, чтобы прекратить шум в зале.
– Вы можете сказать, что вы и Мэтт Монтроуз состоите… в интимных отношениях?
Алекс часто заморгала, борясь со слезами. Она не позволит им видеть ее слезы. Она ненавидела этого человека за то, что он прикоснулся к самому драгоценному в жизни и унизил ее в глазах всего мира.
– Да.
Адвокат опять широко улыбнулся Винсу и Бернис, которые на этот раз улыбнулись в ответ.
– Еще один вопрос, мисс Кордей. Вы ложитесь спать в два или три часа ночи одна, или с мистером Монтроузом, или с другими. В котором часу вы просыпаетесь?
Теперь она смотрела на него с открытой ненавистью.
– Это зависит от того, назначены ли у меня интервью или репетиция.
– Назовите мне время, мисс Кордей. В одиннадцать часов? В полдень?
– Наверное.
– А как вы предполагаете поступить с маленьким мальчиком? Проснется ли он, чтобы идти в школу? Не нарушит ли он стиль вашей жизни, когда вам захочется принять у себя… друга? Не придется ли ему как-то приспосабливать свою жизнь к вашему довольно свободному расписанию, мисс Кордей? Вы считаете это полным любви и заботы опекунством для одиннадцатилетнего мальчика?
– Я люблю Кипа, – ответила Алекс, молясь про себя, чтобы ее голос не задрожал и не выдал напряжения нервов. – И он меня любит. Больше мы с ним ничего не хотим и ни в чем не нуждаемся.
– Может быть, вы и хотите только любви, мисс Кордей, – по крайней мере такое создается впечатление. – И с издевательской улыбкой он поднял вверх фотографии, на которых она была снята в объятиях Дуэйна Секорда и Мэтта Монтроуза. – Но мальчику в столь впечатлительном возрасте нужно гораздо больше.
Он повернулся и картинным жестом указал на Винса и Бернис, которые не могли сдержать торжествующих улыбок.
– Ему нужны режим, дисциплина и порядок. Такой порядок, который был у него на чистой, просторной ферме.
В зале заседаний стояла абсолютная тишина, пока он шел к своему месту.
– Не вижу необходимости продолжать допрос этого свидетеля.
Судья бросила взгляд на часы.
– Ввиду позднего часа судебное заседание откладывается до завтрашнего утра. Завтра я выслушаю заключительные выступления сторон и объявлю о своем решении.
Репортеры бежали к выходу, стремясь добраться до телефонов, чтобы успеть к выпуску свежего номера. Мало кто в зале обращал внимание на маленького мальчика, который вырвался у адвоката и бросился в объятия сестры.
– Ох, Алекс, – закричал он, по его лицу текли слезы. – Они заставят меня вернуться к дяде Винсу. Я знаю, они заставят!
– Ш-ш-ш. – Она изо всех сил обняла его, видя с отчаянием, что полицейский двинулся в их сторону. – Ты должен не терять надежды и молиться, чтобы судья поняла всю правду.
– Мне было все равно, когда они делали мне больно, Алекс. Но теперь они делают больно тебе.
– Не беспокойся обо мне, Кип. Думай только о себе, – сказал ему Алекс. Полицейский начал оттеснять их друг от друга.
– Я ненавижу их за то, что они с тобой делают, Алекс.
– Не давай ненависти разрушать себя, Кип. Просто думай о любви, окружающей тебя. Думай о маме, папе, Нанне и обо мне. Мы все тебя любим. Не позволяй ненависти перевесить эту любовь.
Когда маленького мальчика увели к адвокату и социальному работнику, Алекс почувствовала, что у нее сейчас разорвется сердце.
– Я всерьез обеспокоен.
Джейсон Тремонт ходил взад и вперед по своему номеру в отеле, тихо разговаривая с Мэттом, который стоял у окна.
– Пресса вцепилась в эту историю о войне между суперзвездой и ее тетей и дядей за опекунство над маленьким мальчиком. Слишком многие газеты изображают Винса с Бернис честными, порядочными жителями небольшого городка, на которых клевещут легкомысленная певичка и ее высокооплачиваемый адвокат.
– Мне наплевать на прессу. – Мэтт вытряхнул из пачки сигарету и закурил прежде, чем успел вспомнить, что бросил. Загасив ее в пепельнице, он выдохнул струю дыма и прибавил: – Меня волнует только то, что думает судья.
– Я вам скажу, что она думает. – Голос Джейсона дрожал от гнева. – Кип рассказал властям, что рубец на его спине появился от удара ремнем, котором размахивал его разъяренный дядя. Но он всего лишь ребенок. Никто в этом суде не собирается слушать ребенка. Врач, нанятый Винсом и Бернис, показал под присягой, что рубец на спине Кипа мог появиться в результате удара ременной постромки, которая порвалась, когда ребенок пытался загрузить в тележку слишком много бидонов с молоком. И даже врач отеля, который осматривал Кипа, не мог опровергнуть его показаний. Когда его подвергли перекрестному допросу, он признал, что, хотя рубец похож на след от удара тяжелой рукой, он мог быть нанесен и чем-то другим. Потом их адвокат вызвал для дачи показаний милую тетю Бернис, и она сказала, что бедному дяде Винсу очень не хотелось наказывать ребенка, отправив его спать без ужина, но они просто вынуждены научить его отвечать за свои поступки, поскольку он – хронический лжец, которого совершенно испортила обожавшая его бабушка.
Джейсон прекратил ходить по комнате и посмотрел на Мэтта.
– Как вы считаете, кому поверит судья? Суперзвезде и ее адвокату из Гарварда или бедным, добрым простым фермерам, посадившим себе на шею испорченного голливудского отпрыска?
Так как Мэтт ничего не ответил, Джейсон щелкнул замками своего дипломата и достал пачку бумаг.
– Мне лучше приняться за работу. Не думаю, что удастся сегодня выспаться. У меня такое ощущение, что судья уже приняла решение. А все, что у меня есть, чтобы изменить его, – это заключительное слово.
Мэтт сидел на краю кровати, глядя на спящую Алекс. Он никогда еще так не любил ее, как сегодня, когда она вынуждена была с высоко поднятой головой отвечать на самые интимные вопросы о своей жизни.
Адвокат Винса испробовал все, что мог, чтобы заставить ее сломаться. Но она выстояла.
Он нахмурился. Как выдержит она еще одну разлуку с братом? Сколько может выдержать один человек?
Он поднялся и начал ходить по темной комнате. Все его богатство, весь престиж не могли ей сейчас помочь. Но он должен продолжать свои попытки. Не в его характере сдаваться без борьбы. За всю свою жизнь он ни разу не примирился с поражением. Когда умерла его мать, он страдал от забот целой вереницы экономок, пока отец не привел в дом Элизу. Он нахмурился. Элиза старалась быть хорошей матерью. Но у ее сына, Дирка, был жестокий характер, и это навсегда лишило их дом покоя. И даже несмотря на это, Мэтт научился жить рядом с Дирком или по крайней мере держаться от него подальше, чтобы выжить.
И потом, у него была его фотография. Она помогла ему убежать в самые опасные места в мире: в Китай, в Южную Африку, на Ближний Восток. До того несчастного случая, когда он чуть не погиб. Но он выжил. И не только выжил; он добился новых успехов. Он понял: в каждой борьбе рождаются новые силы.
Однако на этот раз он проиграл. Он не видел ни малейшего намека на то, как помочь Александре.
Мэтт остановился. Намек… Что-то мелькнуло у края сознания, но он никак не мог это поймать. Что-то он слышал на кладбище, в тот день, когда хоронили бабушку Александры. Он остановился у окна и наблюдал за падающей звездой, проносящейся по сверкающей дуге через небосклон. Что тогда говорил Винс?
В мозгу его словно сверкнула вспышка: «…точно, как Винс-младший. До того как он удрал и подался в морскую пехоту, мне вечно приходилось оттаскивать его от друзей. Глупый мальчишка никогда не хотел возвращаться домой».
Мэтт выскользнул в соседнюю комнату и набрал номер Джейсона. Стараясь говорить тихо, он сказал ему, чего от него хочет. Затем вернулся к кровати.
Алекс вздохнула, убирая с глаз волосы.
– Уже утро?
– Нет. – Мэтт обнял ее. – Спи.
– Мне снился сон, – пробормотала она.
– Надеюсь, это был хороший сон.
