Текст книги "Прыжок во тьму"

Автор книги: Рудольф Ветишка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Товарищ Форманова привлекла для подпольной работы Лиду Шварцову. Обе писали инструкции и одновременно выполняли обязанности связных. В их распоряжении оказалась хорошая техника, и весной 1943 года товарищи приступили к изданию газеты «Зправодай». В газете сотрудничали Ян Свобода и Ярослав Стейних, на квартире которого размножали газету и там же слушали заграничные радиопередачи.

В этот период Арношт Вейднер попросил товарища Форманову помочь им восстановить связь с партией. Форманова отыскала товарища Догнала из Долан, с которым познакомилась через Карловску.

Связь с этой сравнительно хорошо организованной и разветвленной группой оказалась для нас очень полезной.

Я подробно информировал Арношта об обстановке и решениях Заграничного бюро ЦК КПЧ в Москве и подпольного руководства партии, рассказал о Советском Союзе, о Сталинграде, об успехах Советской Армии и о мощном партизанском движении в СССР.

Принимая во внимание опасную ситуацию в результате бероунских арестов, мы решили, что Арношт и впредь будет работать в своей группе, а поддерживать связь только со мной. Я попросил его подыскать мне квартиру, чтобы иметь возможность лучше работать, лучше знать действия товарищей и вместе с тем чувствовать себя в безопасности.

Беседа с Арноштом произвела на меня хорошее впечатление.

Об этой новой связи я никого не информировал, а товарища Пиларжа попросил в целях безопасности не поддерживать связь с Арноштом.

В октябре мы с товарищем Бенишком выпустили очередной номер «Руде право», в котором вновь разъясняли, чем порочна политика правительства Бенеша в. 1938 году, какие серьезные последствия принесла нам капитуляция, и опровергали несостоятельные доводы о том, что нам нельзя бороться. «Руде право» приводила конкретные примеры успешных антифашистских действий. Например, в газете сообщалось: под Фрыдком на Остравщине взорван воинский эшелон; в «Шкодовке» Млада-Болеслава бастуют рабочие; на химическом заводе в Розтоках под Прагой произошел взрыв; на металлургическом заводе северо-чешской области рабочие воспрепятствовали аресту товарища, на другом заводе – выступили против очередного увеличения рабочего дня, все чаще обнаруживаются неисправности на электролинии высокого напряжения между Рузынем и Прагой[32]32
  «Руде право» № 13, октябрь 1943 года. – Прим. авт.


[Закрыть].

Призыв «Работай, не торопясь!», как я уже говорил, успешно проводили в жизнь на «Шкодовке» в Плзни. Как же пошли на это товарищи, зная, что за саботаж гестаповцы угрожают смертной казнью? Им пришлось крепко подумать, но путь они нашли.

Инициатором саботажа выступил Станек, он работал в цеху закалки, где подвергали термообработке орудийные стволы. Их разогревали около восьми часов, столько же времени требовалось для охлаждения и обжигания. Отклонение от заданной температуры приводило к тому, что ствол получался недостаточной прочности и в этом случае приходилось его на восемь, а то и на шестнадцать часов возвращать в печь для разогрева. В результате такое орудие не могло выдержать полную боевую нагрузку. Необходимо было добиться того, чтобы измерительные приборы показывали неправильную температуру. Рабочие делали из папиросной бумаги маленький шарик, который вставляли между шкалой и предохранительной рамкой прибора. Он притормаживал стрелку. Так достигалось неверное «регулирование» температуры. Однако от такого способа приходилось отказываться, когда менялась смена в отделении.

Самыми «плодотворными» считались вечерние, особенно ночные смены.

В отделении, где изготовлялись прицельные приборы, товарищи делали все для того, чтобы эти приборы выходили из строя после трех-четырех залпов. При приемке они выглядели безукоризненно, так что у гестапо не было причин вести расследование.

Во время постройки новой электрошахтовой печи для закаливания орудийных стволов, которая считалась крупнейшей в Европе, рабочие всеми силами старались отдалить тот день, когда она будет введена в строй. Так, в первый раз внезапно вышло из строя управление автоматикой печи, в другой раз не сработала подъемная автоматика, в третий – в охлаждающем водном резервуаре на воде оказалось масло, которое вытекало из бачков, и т. д.

Руководила акциями саботажа партийная организация, она же систематически информировала рабочих о событиях на фронте, поддерживала любое возникавшее недовольство, касалось ли оно вопросов оплаты труда или другого.

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ

Нависшая над нами угроза не рассеивалась. Милада сообщила мне, что, по ее мнению, за ней следят.

– Немедленно перейди в резервную квартиру и не появляйся на улице. Позже, когда мы выясним, что преследователи потеряли твой след, перейдешь работать на другой участок, вне Праги. К твоему переходу туда мы все подготовим.

– У меня намечена важная встреча в Нуслях. Я должна сходить туда и предупредить Мирека.

– Не ходи, отправляйся в свою резервную квартиру.

– Мне необходимо попасть туда.

– Хорошо, но, вернувшись, немедленно скройся.

Спустя несколько дней после этого разговора Фрайбиш сообщил мне, что в Нуслях после перестрелки Милада и Мирек схвачены гестаповцами. Мирек ранен. В Бржевнове продолжаются аресты.

Миладу в гестапо подвергли жестокому допросу. Несколько дней подряд ее избивали до потери сознания, затем делали уколы, после которых она должна была утратить ясное сознание и отупеть. Женщина не смогла выдержать невыносимых мук, она повесилась в камере.

Мы потеряли одного из прекрасных, смелых товарищей.

Я был подавлен. Зачем только она пошла в Нусли? Кто виноват в ее аресте? Достаточно ли хорошо мы законспирированы? Или в наши ряды втерся провокатор? Неужели все еще тянутся нити из Бероуна? Неужели кто-то нас предает? Кто? Кто?..

Я снова перебрал всех людей. Курка? – Нет! Пиларж? – Нет! Фиала? – Не может быть. Фрайбиш? Может, кто-то из них просто не был достаточно осторожным?

Другие не знали Миладу. Кто же тогда, кто?

Я посовещался с товарищами, и мы пришли к выводу, что нынешний арест – все еще последствия Бероуна.

В эти дни мы выпустили новый номер «Руде право».

После ареста Милады я не чувствовал себя в безопасности у Бенишков. Обеспечить охрану – вот что в эти минуты было самым важным. Прежде всего, мы хотели сменить документы. С большими трудностями нам наконец удалось раздобыть все необходимое для этого. Думал я также и над тем, как хоть немного изменить свою внешность. Но товарищ Бенишко, хотя и имел большие связи с театральными гримерами, не смог достать мне парик.

Вскоре мы заметили, что за домиком, в котором жили Бенишки, следят. С противоположного берега Влтавы двое мужчин разглядывали окрестность в бинокли. Когда это повторилось и на третий день, мы с Бенишком сели в лодку и поплыли посмотреть, что это за люди. Но прежде чем мы достигли другого берега, мужчины исчезли в парке.

Кроме того, на всем побережье Влтавы – от богницкой переправы до розтокской – появилось много рыбаков. Когда же товарищ Бенишко услышал разговор, что здесь, мол, где-то скрываются парашютисты, стало ясно, что нам как можно скорее нужно исчезнуть, избежав встречи с «рыбаками».

От Бенишков я возвратился в карлинскую квартиру. Там встретился с Тондой и Эдой, сообщил им, что, по моему мнению, за нами следят и потребовал, чтобы они быстрее сменили квартиры. Но оказалось, товарищ Млейнкова из Либней нашла нам новые квартиры, и они уже живут там. Я просил их обоих не ходить без нужды по Праге.

– Ты, Эда, поддерживай связь только с Кулдой. Он будет снабжать тебя всеми материалами, которые требуются для монтажа радиостанции. А ты, Тонда, не ходи больше в Жижков. Аресты Оралека, Покорного, Поркарта и Мейкснера показали, что там не все в порядке. Сколько раз я говорил тебе: не возобновляй связей со старыми товарищами! Это ставит нас под угрозу. Я тоже в ближайшее время скроюсь. Будьте осторожны. Прервите все старые связи. Нет уверенности в том, что за нами не следят.

Расстались мы на том, что Эда будет заниматься только радиостанцией, а Тонда – изготовлять документы подпольщикам, все необходимое для этого ему будет поставлять товарищ Млейнкова.

В эти критические дни мне как нельзя кстати пригодились форма железнодорожника и документы, которыми ранее снабдил меня товарищ Шефрна.

Я вновь отыскал товарища Шефрну, он рассказал мне о работе железнодорожников. Его добрые вести в такой тяжелый период порадовали меня. Саботаж железнодорожников день ото дня растет. Поезда ходят нерегулярно, расписания движения не придерживаются. Несмотря на строгий контроль, паровозы постоянно стоят на ремонте. Цистерны текут, на станциях часто затор.

С товарищем Шефрной мы договорились, что регулярно встречаться не будем.

– Если ты мне понадобишься, я знаю, где тебя отыскать.

Шефрна показал мне служебное помещение и где хранится ключ.

– Всегда найдешь здесь безопасный приют.

В создавшейся обстановке чрезвычайно трудно было раздобыть продовольственные карточки, и мы почти полностью зависели от черного рынка. К счастью, благодаря Шнейдеру у нас было достаточно денег.

Вскоре я встретился с Арноштом Вейднером и попросил его помочь нам печатать «Руде право» у него. Он согласился.

– У нас есть техника, бумага, радиоприемник, пишущие машинки и люди.

Мы разработали план выпуска «Руде право». До конца 1943 года вышло пять номеров «Руде право». Одновременно печатали инструкции для работы организации и инструкции по проведению акций саботажа.

Я вновь наладил связь с челаковицкими товарищами и информировал их об обстановке. На них я конкретно мог рассчитывать при проведении диверсионных актов.

По инициативе заводской организации на «Вольмане» в Челаковицах уже в прошлом совершались диверсии. Подвижные группы из двух-трех человек действовали вдали от завода. Если расстояние не превышало тридцати – пятидесяти километров, товарищи выезжали на велосипедах, в более отдаленные места добирались поездом. Они сожгли склад на станции в Вельком Усеке, склад в Горних Почерницах, подожгли много складов с продовольствием для фашистов. Им удалось даже поджечь склад в Гробочове Илемницкого района, который находился в ста пятидесяти километрах от границы протектората и охранялся как военный объект. Главная заслуга в этом – товарищей Враштила и Антоша. Деятельность этих групп доказывала, что партизанская война возможна не только под прикрытием леса.

Весьма успешный саботаж проводили челаковицкие товарищи на станциях. Их акции всегда были хорошо продуманы, и оккупанты никогда не находили виновников. Так, например, товарищ Рудиш, Паулов, Янечек, Враштил, Талавачек и Питра, выбрав подходящий момент, насыпали песок в подшипники сорока пяти вагонов поезда с грузом для Восточного фронта. Поезд далеко не ушел. Под Нимбурком он остановился. Послали еще один паровоз. Однако заклиненные колеса не вращались. Послали третий паровоз. Только тогда поезд доехал до нимбуркского вокзала. Там железнодорожники позаботились о дальнейшем. Перегружая вагоны, они так разбросали грузы, что они вообще не попали на фронт. Обработанный подобным же образом состав из двадцати пяти вагонов едва дотянул до Лыса на Лабе. Таких случаев были десятки.

Товарищи докладывали мне и о других акциях, прося инструкций для дальнейших действий. Я подробно знакомил их с решениями Центрального Комитета и с задачами, поставленными перед партизанским движением в наших условиях.

Мы решили, что следует тщательно соблюдать конспирацию. Нельзя мириться с беспечностью, которая до сих пор в известной степени наблюдалась как в Бероуне, так и здесь. Необходимо укрепить систему троек и стремиться из них создать боевые группы. Только так удастся нам на базе челаковицкой организации сделать реальные шаги для развития партизанской борьбы. Особое внимание надо уделить укреплению связей с Пардубицким, Градецким районами. Как только мы консолидируем движение, учредим новый Центральный Комитет. А пока введем в состав ЦК КПЧ товарища Ирушека.

Я спросил товарищей, что они думают о событиях в Раковнике. Они твердо были убеждены, что товарищи из Раковника вполне надежны. Но кто же тогда выдал ту встречу? О ней знали Пиларж, Эда, товарищ из Раковника, Молак, Курка и я.

Следует быть очень осторожными. Если нам удастся раскусить этот орешек, мы найдем человека, втеревшегося в ряды партии. Но кто он?

В Челаковицах я пробыл несколько дней. Друзья познакомили меня с товарищем, которого в подполье звали Бородачом[33]33
  Добиаш. – Прим. авт.


[Закрыть]. Он рассказал, что в Праге создана группа, руководящая пропагандистскими кружками.

– Другим пока не занимаемся. В группе одна молодежь. Большинство – бывшие студенты, которых после закрытия высших учебных заведений распределили по заводам. Нам удалось достать «Манифест коммунистической партии» и «Вопросы ленинизма». Их и изучаем, а одновременно знакомим с современной обстановкой. Кружок ведет всегда один и тот же товарищ.

Я встретился с несколькими членами этой группы. Беседуя с ними, я выяснил, что они не совсем ясно понимали характер современной войны, многие считали ее империалистической. Кажется, мне удалось объяснить им, почему после нападения немецких фашистов на СССР война носит характер освободительный, почему надо проводить дифференциацию между западными державами и гитлеровской Германией и поднимать весь народ против гитлеровских захватчиков.

Не понимали эти товарищи и необходимости национально-освободительного фронта. Они утверждали, что его создание притупит классовую борьбу.

Я объяснил Бородачу и его товарищам, почему в борьбе за изгнание оккупантов мы должны объединить все силы народа.

– Рабочий класс под руководством коммунистов – главная сила в борьбе за национальное освобождение, но мы должны терпеливо искать и союзников, а затем создать условия для полной победы рабочего класса в освобожденной стране.

Неужели вы думаете, что наш народ успокоится, когда выгонит фашистов? Неужели думаете, что он позволит, чтобы фабрики, заводы, банки вернулись в руки буржуазии, которая предала его? То, что Красная Армия несет освобождение всем порабощенным народам, не может не повлиять на установление социального строя в освобожденной стране.

После этой дискуссии присутствовавшие товарищи обещали на следующую беседу пригласить других товарищей, членов этой пражской группы.

В следующий раз мне представили Карла Гиршла. Это был молодой интеллигентный человек, обладавший широким политическим кругозором. Я рассказал ему о задачах партии на родине и познакомил с Директивами московского руководства. Он понял линию партии и попросил присоединить их группу «Пржедвой» к партийной организационной сети.

– У нас пока только кружки, в которых их члены знакомятся с марксизмом-ленинизмом.

Я ответил, что в данной ситуации нет смысла присоединять «Пржедвой».

– Будет целесообразно, если вы будете работать самостоятельно. Пока создавайте из кружков, учитывая зрелость их членов, прочную организацию и давайте членам этой организации все более серьезные боевые задания.

Мы просидели несколько часов. Я объяснил Карлу Гиршлу, почему мы стараемся расширять партизанское движение и создавать боевые отряды на заводах, в городах. Рекомендовал ему издавать собственную газету и обещал посильную помощь.

Гестапо предприняло новое широкое наступление на подпольную КПЧ и ее руководство. Товарищ Фрайбиш на совещании сообщил, что на «Шкодовке» Млада-Болеслава продолжаются аресты и что гестапо по всему району проводит облавы.

– Болеслав для меня практически закрыт, – закончил Фрайбиш.

Я согласился с ним и поручил ему помочь товарищу Пиларжу в важном деле.

– Как можно скорее сформируйте из способных на ваш взгляд товарищей группу для охраны партии. Пора нам избавиться от неуверенности, подозрительности и недоверия. Все свои силы сосредоточьте на этом.

Мы стали действеннее помогать бежавшим советским военнопленным, число которых постоянно росло. Они скрывались в домах на краю деревень или в уединенных строениях. Само собой разумеется, что им и семьям, укрывавшим их, постоянно грозила опасность и даже смерть. Мы старались перебросить их в горы и леса. Но не всегда все обходилось гладко.

Я договорился с Фрайбишом, чтобы он позаботился о переброске военнопленных в Бескиды, где, согласно многим, вполне надежным сообщениям, действовали партизанские отряды. Пленных нужно было одеть, обуть и снабдить продовольствием.

Мы не забыли и о наших центрах, расположенных в брдских лесах. Большую помощь нам оказывали лесники, особенно товарищ Карбан.

Вместе с новыми борцами, полными решимости пожертвовать своей жизнью, в наши ряды вливалась молодежь. Если бы не молодежь, которую партия привлекала на свою сторону, трудно было бы нам восполнить потери, понесенные в борьбе с фашизмом. И следует сказать, что мы не только залечивали раны, но день ото дня активизировали боевую деятельность. Надежный резерв для пополнения наших рядов представлял комсомол, ряды партии пополняли и те молодые люди, которые до недавнего времени вообще не принимали участия в политической жизни. Суровое время побудило их занять свое место в рядах борцов, ибо речь шла о самом главном: существовать или не существовать нашему народу. Именно Коммунистическая партия влекла их к себе своей систематической, терпеливой, на первый взгляд незаметной работой. И молодежь всегда это понимала. Молодость любит конкретные факты. А эти факты красноречиво доказывали, что основную тяжесть в борьбе с фашизмом несут коммунисты и Советский Союз. А та молодежь, что непосредственно была связана с рабочим классом, убеждалась, что основа движения Сопротивления – рабочие. Понятно, что и здесь давало себя знать известное влияние западной пропаганды. Во взглядах молодых чувствовался налет романтических иллюзий, однако по своему мировоззрению они были ближе к нам.

Конечно, молодых людей нужно было готовить к подпольной работе, ни в коем случае нельзя было использовать их романтизм и посылать в бой неподготовленными.

Мы считали полезными кружки, где молодежь знакомилась бы с марксизмом и социалистической идеологией, училась вести агитационную работу. Таким образом, мы постепенно втягивали их в боевую деятельность. Работа в кружках приносила свои плоды. Молодежь жадно поглощала марксистскую литературу. Перед ними раскрывался незнакомый им мир. Я верил, что после войны подавляющее большинство молодежи пойдет с нами.

Сражаемся на многих фронтах. Самый тяжелый из них тот, где сражаться приходится с невидимым врагом. День ото дня убеждаемся, что аресты, проводимые гестапо, вызваны чьим-то предательством.

Поговорил с Тондой. Незадолго до этого товарищ Шнейдер рассказал мне, что Тонда не выполняет указаний и все время ходит по Праге. Я решительно предупредил его:

– Если не спрячешься, будешь исключен из партии и предстанешь перед товарищеским судом. Ты передал уже Эде план радиостанции, как было условлено?

– Нет.

– Почему? Ведь прошло четырнадцать дней!

– Послезавтра встречаюсь с Эдой, тогда и передам.

– Тонда, личные встречи мы должны ограничить до минимума. Поддерживай связь только через явку. Спрячься и не высовывайся!

В тот же день я встретился с Арноштом. Он обрадовал меня сообщением, что подыскал мне новую нелегальную квартиру в Здибах у товарища Брзобогатого. Тут же он и повел меня туда, чтобы показать ее и познакомить. Мы условились, что я переберусь в новую квартиру через неделю или дней через четырнадцать.

С Арноштом мы обсудили и следующий номер «Руде право», и инструкции для организации по созданию нелегальных национальных комитетов.

В эти дни я опять ночевал у Шнейдеров в Карлине. Обдумывал дальнейшие планы.

С товарищем Шнейдером мы проанализировали обстановку, поговорили о мерах, которые следует принять для обеспечения бесперебойной работы. Главную свою задачу мы видели теперь в том, чтобы создать свою разведывательную сеть. Борьба между нами и гестапо приняла самый упорный характер. Мы должны были стать неуязвимыми.

В шестом часу вечера к нам принесли записку от Марии Резничковой. Она сообщала, что арестованы ее родители и Тонда[34]34
  Антонин Воградник в это время жил у Резничковых. – Прим. авт.


[Закрыть]. «Нужно быть готовыми ко всему, – писала Мария. – Лучше будет, если вы немедленно покинете дом. Сегодня ни в коем случае дома не ночуйте!»

Взяв с собой самые необходимые вещи, я тут же ушел.

Куда же теперь? В новую квартиру пока идти не могу, так как договорились, что поселюсь там через неделю.

Решил остаться на улице. Переночевал под открытым небом.

Утром поехал к Бенишкам. Они были удивлены, увидев меня. Но делать было нечего. Немного приведя себя в порядок, я рассказал им, что случилось, и просил их еще раз предупредить товарищей. Речь шла главным образом о Пиларже и Фрайбише.

Расставаясь, каждый из нас невольно думал: что будет дальше? Встретимся ли еще? Над нами нависла серьезная опасность. С Бенишками я расставался особенно тяжело. Эти люди отдавали партии все. Они работали с нами с самого начала. Когда Карла за антифашистские взгляды уволили из театра, он стремился использовать свой талант: рисовал, при случае играл в театре, снимался в кино, писал пьесы, страстным сердечным словом призывал к борьбе против фашизма. С этими пьесами они вместе со Светлой Амортовой и некоторыми товарищами ездили по Чехии. Светла Амортова страстно любила искусство, видела в нем главный смысл своей жизни.

Еще в 1940 году у них собралось первое подпольное руководство партии: Уркс, Клима, Сынеки, Зика. Затем второму руководству – Зике, Фучеку, Черному Бенишковы тоже предоставили все, что требовалось для подпольной деятельности.

К Бенишкам привела Милада и нас…

В Праге продолжались аресты. Схватили людей, укрывавших Миладу, и тех, с кем она поддерживала связь. Притом мы достоверно знали, что Милада не обмолвилась ни словом, несмотря на нечеловеческие пытки.

В чем же кроется причина этих арестов? Становилось ясно, что гестапо арестовывает не случайно. Началось с Бероуна, а может, еще и до него? Неужели все-таки в наших рядах предатель?

Целую цепочку арестов мы связывали с Тондой. До нас дошли сведения, что он под пытками заговорил. Но Миладу и ее связей он не знал. Стало быть, нас предал кто-то еще. Но кто?

Опять я перебрал в уме всех.

Озадачивал меня Фрайбиш. О нем начали распространяться недобрые слухи. Войта[35]35
  Псевдоним Ярослава Фиалы. – Прим. авт.


[Закрыть] предупреждал меня, что с ним связан Фарский[36]36
  В то время Фарский был уже на свободе и работал на гестапо. – Прим. авт.


[Закрыть].

Я задумался. Войта! Вспомнил всю его деятельность с 1929 года, когда впервые познакомился с ним.

Й. Молак говорил мне: «Этот человек с большим опытом. Я знаю его еще по северу. На него можно положиться. Благодаря своим связям он не раз предостерегал нас от опасности, и это всегда соответствовало действительности».

Да и я не имел достаточных оснований не доверять ему.

Пиларж, несмотря на то, что я знал его непродолжительное время, сомнений не вызывал.

Вашек Курка – о нем можно сказать только одно: прекрасный человек.

Коштялек и Нелиба – их деятельность доказывает, что они гуситы нашего времени, подлинные пионеры партизанского движения.

Аксамит – опытный, старейший работник.

Бедржих Штястный – опытный революционер, мужественный и стойкий борец, пользующийся большим доверием среди крестьянства. Его статьи в «Руде право» очень нам помогают.

А Ирушек, Достал, Кулда, Плишек? В их честности сомнений нет.

Эда? – Я верю ему!

Карел? – В последнее время он не дает о себе знать…

С такими мыслями я пришел к товарищу Плишеку, и мы снова и снова перебрали все имена. О том, как обезопасить наше движение, мы говорили с ним до позднего вечера в квартире товарища Поланского в Малешицах, куда он отвел меня и поселил на несколько дней.