Текст книги "Прыжок во тьму"

Автор книги: Рудольф Ветишка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Рудольф Ветишка
ПРЫЖОК ВО ТЬМУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

В сентябре 1938 года в результате мюнхенского сговора западные державы принесли Чехословакию в жертву Гитлеру. Значительная часть чехословацкой территории была отторгнута фашистской Германией. Позорная мюнхенская сделка была кульминационным пунктом в политике поощрения гитлеровских агрессоров, проводимой тогдашними правителями Англии и Франции, и в огромной мере содействовала развязыванию фашистской Германией второй мировой войны.

Советский Союз решительно выступил против мюнхенского сговора, расценив его как акт предательства Чехословакии. СССР готов был оказать чехословацкому народу всю необходимую помощь против агрессии. Однако буржуазные правители Праги, став на путь капитуляции, не сочли для себя возможным обратиться за помощью к Советскому Союзу.

15 марта 1939 года гитлеровцы ликвидировали чехословацкое государство. Жестокими репрессиями захватчики рассчитывали парализовать всякую попытку к сопротивлению. Они ставили целью уничтожение чешской и словацкой наций. Речь шла не только о свободе народа, но и о самом его существовании. Черная ночь оккупации опустилась над Чехословакией.

В этой обстановке выявлялось отношение различных социальных слоев и политических общественных сил страны к происходившим трагическим событиям. Монополистическая буржуазия пошла на экономическое и политическое сотрудничество с оккупантами. Антифашистски настроенные слои – рабочий класс, крестьяне, патриотические круги интеллигенции – отвергали оккупационный режим, включались в движение Сопротивления. Что касается представителей оппозиционной части мелкой и средней буржуазии, служащих бывшей буржуазной республики, то они занимали в основном позицию пассивного выжидания, уповая на «помощь с Запада». Рабочий класс страны под руководством Коммунистической партии Чехословакии начал активную борьбу против гитлеровских захватчиков. Сразу же после Мюнхена КПЧ стала готовиться к переходу на нелегальное положение. 20 октября 1938 года буржуазное правительство запретило деятельность Коммунистической партии в чешских землях. По решению ЦК КПЧ, известные руководящие деятели партии, над которыми нависла смертельная опасность, выехали в СССР. Одновременно было создано подпольное руководство КПЧ в стране. I подпольный ЦК КПЧ, в который вошли Э. Уркс, Я. Зика, Э. Клима, братья Сынеки и другие товарищи, в условиях жесточайшего террора, повальных арестов коммунистов, провел огромную работу. После вторжения гитлеровских войск партия призвала народ подняться на борьбу с захватчиками. Она разъясняла также, что чехословацкий народ найдет опору и поддержку в этой борьбе не у империалистических держав Запада, вероломно предавших его в 1938 году, а у Советского Союза, что ориентация на страну социализма является вернейшей гарантией и предпосылкой восстановления суверенитета и будущего демократического развития чехословацкого государства.

Весной 1941 года большинство членов I подпольного ЦК КПЧ было арестовано гестапо. Оставшийся на свободе член ЦК Ян Зика создает II подпольный ЦК, куда кроме него вошли Ю. Фучик, Я. Черный, Я. Покорный, К. Шумбера и другие. Партия, особенно после нападения гитлеровцев на Советский Союз, сумела поднять на борьбу широкие народные массы. По всей стране проходили многочисленные забастовки, участились случаи саботажа и диверсий. В «протекторат» был срочно послан известный палач Гейдрих, которому поручили твердой рукой навести «порядок». Гестаповцам удалось разгромить многие некоммунистические организации движения Сопротивления. Однако в мае 1942 года Гейдрих был убит.

В дни новой волны фашистского террора, последовавшей после убийства Гейдриха, в июне 1942 года был арестован второй состав Центрального Комитета. В этой сложной обстановке Йозеф Молак создает III подпольный ЦК КПЧ, который руководит работой партии в стране. В это время, после долгого, полного опасностей пути, в Прагу прибыл Рудольф Ветошка – автор воспоминаний.

Рудольф Ветошка – один из старейших членов КПЧ. Он вступил в ее ряды в первые дни создания партии – в 1921 году. В 1929 году на V съезде КПЧ Р. Ветошка был избран в состав ЦК КПЧ, а затем стал членом Политбюро ЦК КПЧ. Он являлся также членом I подпольного ЦК КПЧ и был в 1939 году направлен в Москву, чтобы информировать руководство партии об обстановке в стране.

В марте 1943 года Заграничное бюро ЦК КПЧ в Москве направило Р. Ветошку на родину установить связь с подпольным Центральным Комитетом КПЧ и передать директивы Бюро. Одновременно в Словакию с таким же поручением был направлен Карол Шмидке.

В воспоминаниях Р. Ветошки не дается полной картины антифашистского Сопротивления в Чехословакии. Но его заметки помогают составить представление о формах и методах подпольной борьбы КПЧ, о тяжелейших условиях, в которых приходилось работать коммунистам – бойцам подпольного фронта, зверски преследовавшимся гестапо и полицией.

Как подчеркивает Р. Ветошка, огромной поддержкой чехословацким патриотам были победы советского народа на фронте борьбы против фашизма. Волнующее впечатление оставляют страницы, где говорится о встрече Р. Ветишки с членами III подпольного ЦК Компартии Чехословакии, нарисованы портреты таких героических деятелей КПЧ, как Йозеф Молак и другие.

В условиях беспрерывного, смертельно опасного поединка с гестапо, под постоянной угрозой ареста и смерти чехословацкие коммунисты мужественно поднимали народ на борьбу с захватчиками. 25 тысяч коммунистов отдали свои жизни за свободу Родины. Нельзя не преклоняться перед величием морального духа и бессмертием подвига этих людей.

В конце 1943 года были арестованы гестапо и вскоре казнены почти все члены III подпольного ЦК КПЧ, погиб в перестрелке с фашистами и руководитель подпольного ЦК Й. Молак. 23 июля 1944 года гестапо арестовало Р. Ветишку. Наступили тяжкие дни заключения в застенках тюрьмы Панкрац.

Несмотря на тяжелые потери, Коммунистическая партия Чехословакии продолжала последовательно проводить линию на развертывание вооруженной борьбы против захватчиков, на подготовку всенародного антифашистского восстания и укрепляла свои ряды, постоянно вовлекая новые и новые группы рабочих, молодежи и других патриотов. Особое значение имела боевая деятельность группы «Пржедвой», с которой установил связь Р. Ветишка.

Весной 1945 года партизанское движение в чешских землях, опиравшееся на нелегальные организации, созданные III подпольным ЦК, достигло наивысшего подъема. Утром 5 мая 1945 года в Праге вспыхнуло восстание.

В результате восстания, на помощь которому пришла Красная Армия, узники тюрьмы Панкрац были освобождены. Так Рудольфу Ветишке удалось вырваться из рук гестапо. После окончания войны и до последних дней жизни (1966 г.) товарищ Ветишка продолжал вести большую партийную и общественную работу.

Правдивый рассказ активного участника борьбы чешских коммунистов против фашизма воспроизводит яркие, незабываемые страницы героической истории славной Коммунистической партии Чехословакии.

Доктор исторических наук, профессор

А. Недорезов

РАССТАВАНИЕ С МОСКВОЙ

Солнечный и морозный день 1943 года. Военная легковая машина мчит нас на аэродром вблизи Москвы. Отлетать предстоит двоим – Эде[1]1
  Эда – Франтишек Клейн. – Прим. авт.


[Закрыть] и мне.

К возвращению на родину мы готовы. Принято решение послать нас в Чехословакию для связи с подпольным руководством партии. Нам предстоит передать ему директивы Заграничного бюро ЦК КПЧ о задачах партии после победы Красной Армии под Сталинградом и одновременно обеспечить прямую связь подпольного руководства партии с заграничным.

Задание почетное, но трудное.

На аэродром приехал проводить нас товарищ Шверма. Во время длительной подготовки к нашей переброске в Чехословакию мы постоянно с ним встречались. Он и теперь решил побыть с нами до самого вылета. Нас это радовало. Шверму мы любили.

На аэродром приехали несколько раньше назначенного времени. В ожидании приказа о вылете сидели в комнате для пилотов. Говорили о Сталинграде, о значении победы советских войск, об откликах на эту победу во всем мире, особенно в оккупированных странах.

Товарищ Шверма, внимательно выслушав последние наши вопросы о работе на родине, сказал:

– Вы едете домой. Ваша работа будет нелегкой. Фашизм – самый свирепый враг, с которым до сих пор приходилось сталкиваться рабочему движению.

Его голос – спокойный, твердый, уверенный – ободряет нас.

– Наступил перелом, – продолжал он. – Дорога на Запад после поражения гитлеровских войск под Сталинградом открыта. Следует ожидать, что летом Красная Армия перейдет в решительное наступление – наступление, которое завершится только тогда, когда над Берлином взовьется красное знамя. Теперь это только вопрос времени. Предстоят ожесточенные, тяжелые бои. Красная Армия уже настолько сильна, что может разгромить фашистов один на один. Это понимают и союзники на Западе…

В комнату вошли советские товарищи. Спрашиваем у них, когда же полетим.

– Нужно еще подождать, – отвечают они, – небо не очистилось.

Продолжаем прерванный разговор. В основном он касался нашей работы на родине. Особые усилия, говорит товарищ Шверма, надо направить на то, чтобы весь народ поднять на активную борьбу против оккупантов. Борьбу за восстановление Чехословацкой республики мы поведем широким народным фронтом, сотрудничая со всеми прогрессивно мыслящими гражданами и патриотами своей страны. Необходимо создавать национальные комитеты, которые сегодня будут организаторами всенародной борьбы, а завтра – новыми органами власти в освобожденной стране. Необходимо добиваться, чтобы партизанская борьба против оккупантов ширилась, а в нужный момент могла перерасти в национальное восстание. В своей борьбе мы опираемся на нашего великого союзника – СССР. Его героический народ и армия приносят громадные жертвы во имя нашей свободы, нашей национальной независимости…

Время идет. Уже несколько часов сидим и ждем приказа. Полетим или не полетим? Неясность рождала беспокойство.

Товарищ Шверма пошел выяснять обстановку. Вскоре он вернулся и сообщил, что вылет назначен на шесть часов вечера. Это нас успокоило.

Мы верили, мы крепко верили, что все кончится благополучно. Опять говорили о родине, об оставшихся там друзьях, о партии, – уже много времени к нам не поступало никаких сведений о ее деятельности, поэтому мы высказывали разного рода предположения и догадки.

За взволнованным разговором незаметно прошло время. И вот дверь открылась: вошли советские товарищи и известили нас о вылете. С ними пришли трое польских коммунистов. Им тоже предстояло возвращение на родину. Их задание аналогично нашему. Значит, полетим вместе. Это было очень правильное и удачное решение.

Последние напутственные указания. Самолет готов.

Товарищ Шверма сказал на прощание:

– Итак, ребята, вы первые возвращаетесь домой. Нелегкой будет ваша работа. Много испытаний выпадет на вашу долю, но вы должны их с честью преодолеть и выстоять. Верю, что свое задание вы выполните успешно. Еще раз, товарищи, желаю вам больших успехов!

Обмениваемся рукопожатиями, обнимаемся…

В шесть часов вечера по московскому времени самолет отрывается от советской земли. Наша ближайшая цель – неподалеку от польского городка Вышкова – у слияния Буга и Левицы. Там вместе с польскими товарищами и предстоит нам прыгать.

Самолет непрерывно набирает высоту. Воздух настолько разреженный, что кое-кто прибегает к кислородной маске.

Я погрузился в тревожные раздумья. Минуты перед боем всегда самые тяжелые. Думаю только об одном: как мы долетим, удачно ли приземлимся, как продолжим свой путь, как попадем на родину.

Сквозь рев моторов я опять слышал слова товарища Швермы, сказанные нам на прощание, повторял аргументацию, которой нас вооружил товарищ Готвальд, вспоминал прием у товарища Димитрова и его напутственные слова: …по-гуситски воевать… Фашистам никакой пощады, только смерть!

Полет продолжался несколько часов, но для меня они промелькнули как несколько минут. Часовая стрелка подходила к одиннадцати, когда пилоты сообщили, что пора приготовиться.

Мы готовы к прыжку, но самолет почему-то кружит.

Нам объясняют: на земле не видно условных сигналов.

«Что случилось? – мысленно спрашивал я себя. – Ведь радиограмма не могла не дойти…»

В то время никто из нас, разумеется, не знал, что польским товарищам обстоятельства не позволили прибыть в намеченное для встречи место.

Командир корабля спрашивает, будем ли мы прыгать? Дружно отвечаем: «Да!»

Жмем руки советским товарищам. Они желают нам ни пуха ни пера. Напряжение достигает своего апогея. Звучит команда – и мы прыгаем.

Мрак ночи поглощает нас.

НА СВОЙ РИСК ПО ПОЛЬШЕ

Спустя несколько минут мы приземлились. Упали на мягкую, поросшую травой землю неподалеку от Буга, почти рядом, не более пятидесяти метров друг от друга.

Сильный ветер волочил нас к воде. Не окажись на нашем пути высоких верб, кто знает, чем бы все это кончилось…

Мы быстро избавились от парашютов, залегли, приготовились к бою.

Кто отзовется – друзья или враги?

Во тьме завывал ветер, рвал ветви прибрежного кустарника, шуршал в кронах ольшаника. Вдали угасал рокот самолета. Слышался плеск незримых волн Буга. Земля была мокрой от талого снега.

Сжимаем в руках пистолеты. Однако вокруг нас спокойно.

Итак, нас никто не встретил, мы оказались перед новой трудной и сложной проблемой: куда идти? Прямо в Варшаву или на явку в Чарновцы?

Времени для раздумий нет. Нужно как можно скорее уходить от места приземления. Свертываем парашюты, привязываем к ним камни и топим в Буге. Все предметы, казавшиеся нам лишними, закапываем. Работаем быстро и тихо.

Через четверть часа тронулись в путь вверх по Бугу. Шли всю ночь без остановок, без отдыха. Только ранним утром укрылись в лесу вблизи реки. Едва рассвело, польские товарищи вышли из лесу на разведку. Необходимо было выяснить, где мы и в каком направлении следует идти дальше. Оказалось, что находимся возле села Каменчук, расположенного неподалеку от городка Вышкова, что километрах в пятидесяти северо-восточнее Варшавы.

Принялись обсуждать, как быть дальше. Идти ли нам на вторую явку (согласно инструкции, мы должны были сделать так, если нас никто не встретит) или связаться с польскими коммунистами и попросить их провести нас в «протекторат»?

Сошлись на том, что польские товарищи пойдут в Варшаву, свяжутся там с варшавскими коммунистами, а мы с Эдой на это время укроемся в лесу и будем ждать, пока за нами придут.

Условились о пароле, и польские друзья двинулись в путь.

Мы с Эдой обосновались на крошечной полянке в густом низком кустарнике. В воскресенье, 21 марта, на четвертый день после приземления, решили осмотреть местность. Нужно же на всякий случай знать, куда уходить, если вдруг нагрянет враг.

Приведя себя в порядок, мы осторожно вышли из кустарника. Неподалеку видна была деревня. Поле, отделявшее нас от нее, пересекала узкая неглубокая речушка. Сразу же за нею, не далее полукилометра, начинались первые домики. К ним через речку вел мост.

Казалось, что опасность нам не угрожает. Но что-то нас настораживало. Уж очень оживленной с утра казалась деревня. Люди не работали в поле, в лесу, а по деревенской дороге вдруг торопливо проходило восемь – десять человек. Может быть, действительно происходит что-то необычное? Это вселяло тревогу. «Впрочем, у страха глаза велики. Возможно, все объясняется тем, что сегодня воскресенье и люди идут в костел», – подумали мы и вернулись в свое укрытие.

На следующий день вышли только на опушку рощи и, спрятавшись, стали наблюдать, что происходит вокруг. В деревне опять заметное оживление. Люди сновали взад и вперед. Кое-кто пошел даже в лес, где накануне мы заметили только лесника. Встревоженные, мы вернулись в свое укрытие и просидели там весь день.

Ночь прошла тревожно.

Что происходит?

Рано утром нас разбудил гул моторов грузовиков. Мы подползли к опушке леса: что за черт – грузовики, полные фашистских солдат. Машины миновали деревню и скрылись в том направлении, откуда пришли мы. Одна из машин остановилась у деревни. Мы решили немедленно покинуть укрытие. Лучше с риском продолжать путь, нежели попасть в плен без боя. Двинемся на явку одни.

Мы уничтожили в кустарнике все следы, свидетельствовавшие о нашем пребывании тут, и приготовились двинуться в путь. Запасные сорочки надели на себя, остальную одежду – прежде всего куртки и обувь – закопали. С собой взяли только то, что вошло в карманы. Нам казалось, что с пустыми руками легче проскользнуть незаметно: будто мы идем из деревни в деревню в гости.

Без дальнейших колебаний двинулись на юг.

После многочасового перехода остановились передохнуть и спокойно обсудить, что делать дальше.

Положение весьма незавидное. Мы знали, что вторая явка – в поселке Чарновцы, неподалеку от городка Демблин, что в восьмидесяти – девяноста километрах юго-восточнее Варшавы; так как мы находились на северо-востоке от Варшавы, нам нужно было обойти ее и двинуться на юг вдоль демаркационной линии. Это могло составить добрых двести километров.

Дороги мы, понятно, не знали, карты не имели. Ориентировались только по тем данным, которыми поделились с нами польские товарищи перед своим уходом. Направление мы определяли по солнцу. Так как у нас не было ни польских документов, ни польских денег, нам ничего не оставалось, как идти пешком. В капризную весеннюю погоду, преимущественно по песчаной местности, а то и по раскисшей заболоченной почве шагать не так-то легко. Продуктами питания мы были обеспечены примерно на три дня – это при условии, что будем есть один раз в день и то понемногу. На ночлег под крышей мы рассчитывать не могли. Нас предупредили, что в Польше введен комендантский час и свобода передвижений разрешена лишь с рассвета до сумерек, то есть от пяти утра до семи вечера.

Итак, в дорогу. Польские граждане нам помогут. Мы должны дойти! Будем обходить крупные населенные пункты, где можно нарваться на патрули полиции или фашистов.

Вновь сверив по солнцу направление, двинулись вперед.

Мы должны дойти!

Шли два дня.

Меня стали одолевать сомнения: не преждевременно ли мы ушли? Действительно ли нам грозила опасность? Ведь вернутся польские товарищи и не найдут нас на условленном месте. Наше отсутствие их обеспокоит. Однако полученная в Москве последняя инструкция подтверждала правильность моего решения. Мы поступили правильно, убеждал я себя. Если же мы не найдем товарищей и на второй явке, самостоятельно двинемся в Словакию, а оттуда уж в Чехию как-нибудь попадем. Мы должны добраться до родины! Но опасения мучили меня снова и снова…

К исходу третьего дня подошли к городку с вокзалом. Еще издали заметили лесопильный завод. На окраине жались друг к другу убогие деревянные лачуги, крытые старым, ржавым железом. Такие пролетарские лачуги были знакомы нам и на родине, в них жили рабочие.

Мы не сказали друг другу ни слова, но в наших глазах отразилось единое решение: остановимся здесь. За все время пути мы не имели ни ложки горячей пищи. Но главное – нам необходимо было выяснить, правильно ли идем и что происходит в Польше.

Мы постучали и вошли в ближайшую лачугу. За скудным ужином сидела семья: муж, жена и двое детей. Мы сказали им, что – чехи, рабочие, бежим из фашистского эшелона. Нам не верили. Отец – рабочий лесопильного завода (об этом он сказал нам позднее) – долго и недоверчиво оглядывал нас, затем спросил о родине, что мы за рабочие и почему, собственно, бежим. Наши ответы, очевидно, успокоили его. Лед тронулся.

Тогда мы прямо, без всяких хитростей, спросили его, знает ли он дорогу на Демблин.

– Да, дорогу знаю. Но почему вы не едете поездом?

– Боимся, что нас схватят. Ведь в поездах бывает проверка?

– Бывает. Сейчас осадное положение и тотальная мобилизация.

И с явной гордостью рассказал нам, как фашисты напрасно развешивают афиши, призывая людей добровольно ехать на рабский труд. Добровольцами оказываются только малодушные. Остальные предпочитают ходить из деревни в деревню, чтобы их внезапно не схватили дома. Фашисты бесятся. Удвоили проверку на шоссейных и железных дорогах, организуют облавы на вокзалах, в поездах, в деревнях и городах.

– Мы это называем «хваталовкой», – пояснил он. – Охотятся за нашими людьми, как за зверьми.

Голос его дрожал от негодования и ненависти.

Немного помолчав, он продолжал:

– Задерживают каждого, кто попадает им в руки. Тех, кто не имеет при себе документов – а с молодыми людьми такое сейчас бывает зачастую, – отвозят в концлагерь, а оттуда отправляют на работу в Германию или на Восток – на строительство укреплений.

Мы попросили немного еды, чего-нибудь горячего. Нам дали горячего чаю и кусок черного хлеба.

– Видите, у самих нет ничего, – оправдывались они.

Мы сердечно поблагодарили.

Хозяева показали нам кратчайшую дорогу на Демблин и пояснили, где лучше всего было бы нам осведомляться, чтобы зря не блуждать.

– Остерегайтесь «хваталовки», – сказал нам на прощанье хозяин.

– Храни вас бог, – добавила хозяйка. – Счастливо добраться вам до дому.

Лес оказался недалеко, и мы дошли до него еще засветло, намереваясь здесь переночевать. Отыскав в лесной чаще подходящую лощинку, устлали ее хвоей, а сверху постелили одно пальто. Другим пальто накрылись. Спали, тесно прижавшись друг к другу. Так было теплее.

Готовя себе ложе, обменивались мнениями о первом нашем визите в польскую семью. Нас не выгнали, не угрожали арестом. Напротив: накормили и дали ценную информацию.

На душе становилось спокойнее.

В этот вечер мы быстро уснули.

В третьем часу утра, когда мы проснулись от холода, снова обсудили план предстоящего похода. Решили подальше обходить деревни и села, хотя это и удлиняло нашу дорогу на десятки километров. Нам нужно было точно рассчитывать время на переход от леса к лесу, чтобы в комендантский час не оказаться на открытой местности. Ночевать решили только в лесах. Да и как просить людей о предоставлении нам ночлега, если они и сами не знали, будет или не будет в эту ночь облава гестапо. Нам нужно следить за своей внешностью, чтоб не вызывать подозрения, и останавливаться только на окраинах деревень.

Мы шли уже больше недели. Легкие морозы с небольшими снегопадами сменялись оттепелями и дождями.

Один день выдался особенно тяжелым. Земля размокла, дул холодный ветер. Во второй половине дня мы уже еле-еле волочили ноги.

Пришлось остановиться передохнуть раньше обычного, так как мы валились с ног от усталости. Еда у нас давно уже кончилась. В дороге я простудился, и мой старый недуг – астматический кашель – донимал меня больше, чем когда-либо. Я завязал себе рот шарфом, чтобы не раскашляться громко и не выдать тем самым нашего присутствия. Но едва я завязал себе рот, как у меня начался такой приступ кашля, что я чуть не задохнулся. Сорвал шарф с лица. Хотя бы глоток воздуха! Только я немного пришел в себя, как начался новый приступ. Вскоре меня оставили последние силы. Только этого мне еще не хватало! Дойду ли я? Смогу ли вообще двигаться? Не придется ли Эде идти одному? Беспокойные мысли одолевали.

– Тебе сегодня очень плохо? – спросил Эда.

– Ничего, мне уже легче. Спи! Завтра встанем пораньше. Наверстаем время, упущенное сегодня.

Холод разбудил нас еще задолго до рассвета. Несколькими быстрыми движениями попытались согреться. Умывшись водой из лужи, решили побриться, так как наши физиономии порядком обросли. Помазок, бритва и мыло в моем носовом платке. Осторожно, чтобы не замутить воду в луже, я намочил помазок в ледяной воде, и бритье началось. Лезвие терзало кожу до тех пор, пока она не стала гладкой. Рука пытливо проверяла результаты процедуры. Пройтись еще раз? Нет, на сегодня хватит. Мы могли двинуться дальше.

В этот день мы снова решили попытать счастье и найти приют у польских граждан.

Набрели на небольшую деревушку. Вошли в один дом. В комнате оказалась девушка лет двадцати. Она, очевидно, очень испугалась. Кто знает, что мы за люди, зачем пришли? Не враги ли, принесшие столько горя их земле? Настороженно следила за каждым нашим движением и на наши вопросы почти не отвечала.

Мы терпеливо снова и снова объяснили девушке, что мы чехи, бежали из фашистского эшелона и хотим попасть на родину. Мы голодны и не знаем, куда идти дальше.

– Через наше воеводство, – сказала девушка, – прошли немцы. Они говорили на том же языке, что и вы.

Эта весть потрясла нас. «Судетские немцы!» – мелькнуло у меня в голове.

Что ей сказать на это? Что ответить?

– С теми немцами мы не имеем ничего общего, – ответил я. – Это фашисты, а некоторые из них знают наш язык. Разве они пришли к вам, как мы, с просьбой о помощи? У нас тоже есть оружие, но оно против фашистов, а не против наших братьев.

Я подкрепил свои слова жестами, стараясь придать им убедительность и правдивость.

За человека говорят не слова, а поступки. Фашисты наши враги. Наши и ваши. Чехов и поляков.

Я замолчал, в отчаянии обдумывая, что сказать еще, чтобы девушка нам поверила. Однако ничего больше мне в голову не приходило.

– Плохо, что вы нам не верите, – сокрушенно сказал я, делая вид, что ухожу, – нам действительно нужна помощь, а мы «воюем» с вами. Прощайте!

Наш внешний вид, вероятно, подсказал девушке, что мы говорим правду. А может, мои слова убедили ее?

Девушка стала осторожно выпытывать у нас, откуда мы идем. Я назвал несколько деревень, пройденных нами. Наши ответы успокаивали ее. Однако она задавала новые вопросы, желая убедиться, что мы не обманываем ее и что нам можно верить. Она спросила нас, действительно ли люди помогают нам и чем.

Я привел несколько примеров.

Девушка молчала. Вдруг она повернулась и вышла в соседнюю комнату. Мы ждали, что же будет дальше. Может, там кто-нибудь прячется?

Через минуту она вернулась с картой.

Девушка показала, куда следует идти дальше, какие деревни и села обходить. Она хорошо знала, где расположены немецкие гарнизоны, где польская полиция, где немецкая полевая жандармерия.

Золотая девушка! Она снабдила нас бесценной информацией. Потом накормила и дала на дорогу изрядную краюху хлеба.

Напоследок я ее спросил, есть ли еще судетские немцы тут или где-нибудь поблизости. Они представляли для нас очень большую опасность.

– Нет, – ответила она коротко и уверенно. – Я бы сама вас предупредила.

Если бы нам не помогали польские граждане, то вряд ли мы достигли своей цели. Правда, принимали нас с недоверием, но это, как правило, продолжалось до тех пор, пока люди не убеждались, что мы действительно ненавидим фашизм.

Однажды – было это, помнится, во второй половине воскресного дня, стояла чудесная солнечная погода – мы вышли из лесу. Перед нами лежала деревушка. Мы приняли решение пройти через нее. Шли, конечно, очень осторожно. Как только оказались на деревенской улице, остро почувствовали голод. Только теперь мы осознали, что во рту у нас давно не было и маковой росинки. Выбрав маленький домик, мы постучались и быстро скользнули в дверь. В горнице находился пожилой мужчина. Он стоял на коленях в углу, спиной к дверям, и молился. На наше приветствие не ответил и не обернулся. Мы не прерывали его и терпеливо ждали. Помолившись, он неторопливо обернулся к нам и спросил, чего мы хотим.

– Нам поесть бы что-нибудь, – ответил я. – Мы чехи, бежали от фашистов из эшелона. Двигаемся на родину.

Хозяин принес большую крынку молока и краюху хлеба. Только потом заговорил с нами. Он не поверил и посчитал нас советскими военнопленными. Когда мы поели, он показал нам дорогу, сообщил, что гестаповцы устроили в деревне «хваталовку», и просил быть осторожнее. Пожелав нам счастливого пути, по-русски сказал: «До свидания, товарищи!»

Не раз встречались мы с лесорубами. Они всегда смотрели на нас настороженно и, как правило, первыми затевали разговор. Часто нас принимали за бежавших военнопленных или партизан. Но как только мы начинали чувствовать, что лесорубы проникаются к нам доверием, мы начинали их расспрашивать об обстановке в окрестностях, о дальних и ближайших населенных пунктах, проверяли, не отклонились ли от нужного направления. Лесорубы всегда давали нам очень дельные советы. Они показывали нам дорогу и называли деревни, где гестапо проводило облавы. Кое-кто из них делился с нами последним куском хлеба.

Как-то раз они предупредили нас, что фашисты проводят в окрестностях повальные облавы, и посоветовали оставаться в лесу как можно дольше. Мы вняли их совету и сделали все необходимое, чтобы не попасть к фашистам в лапы.

Однажды, когда мы вышли на открытое место, то увидели одинокий домик вблизи леса. Вошли. Нас встретили женщина и дети. Мы попросили накормить нас, так как не ели уже три дня. У женщины не оказалось ничего, кроме нескольких последних картофелин. Она сделала из них картофельные оладушки и подала нам с горячей водой. В карманах у нас нашлось немного чаю. Мы всыпали в кастрюлю несколько крупинок и жадно стали пить. Ведь все же это была теплая еда, впервые после трехдневного поста. Женщина сообщила нам, что в деревне были фашисты, но вчера вечером ушли.

Встречаясь с поляками, мы убеждались, что они ненавидят фашистов, крепко любят родину и горят желанием расквитаться с врагами за все их злодеяния.

Восемнадцать тяжелых и изнурительных дней провели мы в дороге. На нашу долю выпало много-много испытаний. Но каждый день на конкретных примерах мы убеждались, что фашизм держится только благодаря террору, и видели, что против гитлеровцев сражается не только Красная Армия на фронте, но и грозный противник в тылу – те скрытые силы, с которыми враг не мог не считаться, численность которых не мог знать и даже не мог предвидеть. Эти силы, вдохновленные успехами Красной Армии, стремились только к одному – добиться поражения фашизма.