Текст книги "Серебряная ветка"

Автор книги: Розмэри Сатклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10. «Береника» отплывает в Галлию

Взгляд Юстина, скользнув по лицу незнакомца, остановился на Флавии. Его сородич, полуобернувшись, с хмурой тревогой смотрел на маленького сборщика налогов. Потом он молча поднялся и, порывшись за поясом, выложил на стол монеты.

Юстин тоже встал – рука его непроизвольно потянулась к ящику с инструментами, висевшему сбоку на ремне. Глаза юношей встретились, и они вопрошающе посмотрели друг на друга. Флавий с недоумением пожал плечами и направился к двери, ведущей на берег. Но сборщик податей энергично замотал головой:

– Нет, нет, вот сюда. Так будет гораздо лучше. – Он открыл еще одну дверь, совсем возле них, – она так глубоко пряталась в тени, что поначалу они ее не заметили. Но едва они переступили порог, как сзади раздался чей-то яростный рев и грохот падающего стола. Шаткая дверь неслышно прикрылась за беглецами, и шум сразу заглох.

Теперь они шли по какому-то коридору и мгновение спустя, когда за ними закрылась еще одна дверь, оказались на узкой улочке, конце которой тускло светилась гавань. Улочка была пустынная, темная и совершенно безмолвная, если не считать шелеста ветра, гоняющего по ней мусор взад и вперед.

Флавий остановился посреди безлюдной мостовой.

– Ну а теперь скажи, откуда ты взял, будто мы что-то хотим утаить от патруля? – вполголоса спросил он.

– Милый юноша, ты полагаешь, открытая улица подходящее место для такого разговора? – разумно заметил их спутник.

– Ну а тогда где же это место?

– Я собирался… хм… Я хотел просить вас пойти ко мне домой.

На миг воцарилось удивленное молчание, затем Флавий спросил:

– Послушай, ты можешь нам толково объяснить, почему мы должны доверять тебе? А тем более если хотим что-то скрыть?

– Боюсь, что нет. Положение крайне щекотливое, крайне щекотливое… но уверяю вас, вы можете на меня рассчитывать.

Сборщик податей сказал это настолько искренне и выглядел таким огорченным, что они невольно поверили ему.

– Ну раз ты так говоришь… – Флавий неожиданно для себя самого рассмеялся. Они двинулись дальше по улице, пухлый коротышка рысцой бежал впереди. Закутанный с головой в плащ, он показался Юстину похожим на огромный бледный кокон. А может, они просто доверчивые болваны?.. Нет! Все-таки нет – у него было ощущение, что этот маленький чудак их не обманывает. Когда они спускались по узкой тропинке к берегу, налетевший порыв ветра донес до их слуха быстрый топот подкованных сандалий стражников, спешивших в сторону винной лавки.

– Идут! – встревоженно сказал Юстин. – Неужели ничем нельзя помочь тому бедняге? Ужасно, что мы его бросили. Кокон на бегу поглядел на него через пухлое плечо:

– Бросили? Нет, нет, мы его не бросили, ты не беспокойся. – И он нырнул в какой-то проулок.

Юстин уже окончательно утратил представление о том, куда они идут, как вдруг перед ним возник тупичок, в конце которого они увидели дверь в глухой высокой стене.

– Прошу прощения, но вынужден впустить вас через черный ход, – сказал сборщик налогов, отворяя дверь. – Я и сам обычно хожу этим путем: здесь не так-то просто подглядеть. А мои соседи, хм… очень склонны подглядывать. – С этими словами он провел их в узкий двор.

Из-за туч выглянула луна и осветила беленные известью стены, колодец посреди двора и деревцо рядом с ним.

– Это мой садик, – застенчиво сказал он. – Тут всего одна яблонька, но она особенная. – Заложив руки за спину, он продолжал: – По-моему, с яблоней… хм… ни одно дерево не сравнится. «Яблоня, звенящая, золотая…» Вы читали Еврипида?

Продолжая что-то тихо бормотать себе под нос, он направился к двери в другом конце дворика и, открыв ее, повел их куда-то в темноту, приятно пахнущую обжитым теплом. – Вот мы и дома. Люблю возвращаться под вечер домой. Это кухня. Пожалуйста, проходите прямо в мою парадную комнату. Смотрите, Майрон оставил нам огонь в жаровне. Замечательный, просто замечательный огонь!

Он, как домовитая клуша, не переставая суетился: сунул сухой прутик в жаркие, раскаленные угли и поджег фитиль, потом подбросил поленья в жаровню. Когда лампа разгорелась, Юстин увидел, что они находятся в небольшой веселой комнате с продольными цветными полосками на стенах. Возле жаровни на двух низких скамьях горой лежали яркие домотканые ковры, а в нишах вдоль стен выстроился целый сонм домашних богов из раскрашенного гипса. Все это было так буднично и так далеко от их безумного путешествия на юг и сцены в винной лавке, что Юстину вдруг стало смешно неизвестно отчего.

– Здесь нам никто не помешает, – успокоил их хозяин, на всякий случай проверив ставни на высоком окне и убедившись, что они не пропускают свет. – Я не держу рабов. Люблю чувствовать себя свободным. Майрона я тоже отпускаю по вечерам.

Флавий стоял посреди комнаты, слегка расставив ноги и заложив руки за спину.

– Ну теперь мы не на улице, может ты объяснишь нам наконец, что за всем этим кроется? – сказал он.

– Ах да, ты спрашивал, почему я думаю, будто вы что-то скрываете. – Коротыш погрел над огнем пальцы. – Это, хм… не так-то просто объяснить. Но попробую. Мой хороший друг, – ты с ним разговаривал сегодня вечером на берегу, – усомнился, те ли вы люди, за которых себя выдаете. Вам следовало бы – как бы лучше выразиться? – скажем, держаться больше в тени. Легионерская выправка не совсем… хм… сочетается с остальным вашим видом. Мой друг был в «Дельфине», когда туда явились вы, а потом доложил мне. Я решил прийти в таверну и убедиться во всем собственными глазами – у меня тоже возникло подозрение, что вы не те, за кого себя выдаете. Скажу еще: я не мог не заметить гольца – оно тоже, хм… не вписывается по все остальное.

– Только и всего? И из этого ты сделал свои выводы?

– Нет, нет. У меня не было твердой уверенности ни в чем до той поры, пока я не предложил вам уйти, на всякий случай… если у вас есть что скрывать, – и вы ушли.

Флавий озадаченно посмотрел в лицо коротышки:

– Все выглядит так просто, если тебя послушать.

– Оно так и есть. А теперь скажите, что я могу для вас сделать?

Юстин снова еле сдержался, чтобы не рассмеяться, – он устал и едва стоял на ногах.

– Можно… можно мне сесть? – спросил он.

Пухлая физиономия их хозяина вытянулась от огорчения.

– Ну конечно, конечно. И о чем я только думаю?! Даже не предложил гостям сесть. Вот сюда, пожалуйста, поближе к очагу.

Коротышка захлопотал вокруг них, как Наседка, и Юстин благодарно улыбнулся в ответ. Он уселся на ложе и протянул руки К огню.

Однако Флавий, нетерпеливо мотнув головой, продолжал стоять. Он хмуро глядел на огонь: маленькие язычки пламени уже со всех сторон лизали поленья. Внезапно брови его насмешливо поднялись и он, рассмеявшись, сказал:

– Ну что ж, ничего не поделаешь, придется рискнуть и кому-то довериться, иначе мы с места не двинемся до самых греческих календ [8]8
  То есть никогда. (У греков, в отличие от древних римлян, календ не было.) Прим. перев.


[Закрыть]. Так вот, нам необходимо переправиться в Галлию.

– Я так и думал.

– Думать мало, ты можешь нам помочь?

– Я… хм… уже кое о чем договорился. – Коротышка наконец тоже сел и устремил на Флавия открытый, безмятежный взгляд. – Но прежде мне хотелось бы поподробнее узнать о причинах, побудивших вас к такому решению. Вы уж меня извините, но я не люблю переправлять незнакомый груз.

– И ты уверен, что, выслушав нас, узнаешь истину? Ведь мы можем наговорить о себе с три короба.

– Кто же вам мешает? – сказал невозмутимо маленький сборщик налогов.

Флавий пристально посмотрел на него, после чего выложил всю их историю, точно так же как накануне рассказал ее тете Гонории.

Когда он кончил, коротышка кивнул:

– При таких обстоятельствах ваше желание уехать с острова вполне оправданно, в высшей степени оправдано. Думаю, мы сможем вам помочь, но придется потерпеть еще несколько дней. Надо сделать кое-какие приготовления… хм… Ну и еще кое-что.

– Что касается платы, – начал было Флавий, но их хозяин перебил его.

– Речь идет не о плате, – сказал он как-то очень по-домашнему. – Нет, нет, в таком деле именно тех людей, которых надо бы купить, не купишь ни за какие деньги.

Наступила пауза.

– Прости меня, – сказал Флавий. – Ничего, ничего, милый мой юноша. А что до ближайших наших планов, я полагаю, вы не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством на эти несколько дней. Боюсь, правда, то единственное жилье, которое я могу вам предоставить, будет несколько тесновато, к тому же оно лишено удобств. Но вы же понимаете, насколько небезопасно держать вас в этом доме. – Он виновато улыбнулся, как бы извиняясь, и поднялся на ноги. – Вообще-то, если вы не возражаете, я могу отвести вас в ваши апартаменты прямо сейчас. Боюсь, позже мне придется заняться… это связано с нашим… хм… чересчур опрометчивым другом из «Дельфина». Но прежде, чем я снова уйду, мне бы хотелось знать, что вы устроены и вам ничто не грозит.

– Мы в твоем распоряжении, – улыбнулся Флавий.

Они опять прошли через кухню и оказались в комнате за ней, скорее всего кладовой. Здесь в темноте сборщик налогов стал двигать ящики и корзины, и Юстин с Флавием скорее почувствовали, чем увидели дыру, зиявшую в стене перед ними.

– Проходите сюда. Когда-то тут была дверь, но ее давным-давно заложили. А я ее приспособил, уж тому немало времени. Берегите головы!

Предупреждение было излишним, так как дыра была в половину человеческого роста и им пришлось встать на четвереньки. За дырой уходила вверх, в темноту, крутая выщербленная лестница. Юстин и Флавий начали взбираться по ней, пока наконец не очутились на пороге какой-то каморки. На них пахнуло пылью и плесенью.

– Что это за место? – спросил Флавий.

– Это часть старинного театра. Увы, нынче никто не помышляет о спектаклях, да и актеров уже не осталось. Так и превратился театр в настоящие трущобы, с тех пор как его перестали использовать по назначению, и здесь постепенно поселился простой люд. – Хозяин их слегка запыхался после крутого подъема. – К сожалению, я не могу зажечь лампу. Здесь слишком много щелей, и свет будет виден снаружи. В углу куча ковров – все чистые и сухие, так что не беспокойтесь. Советую вам лечь спать. Когда ничего другого и остается, самое лучшее лечь спать – время тогда проходит быстрее. – Он повернулся к двери. – Я вернусь утром. Да, еще. Вот тут в стене, справа от лестницы, доски совсем разболтались, но не рекомендую вам их вынимать, если вздумаете переползти на другую сторону – поглядеть, что там делается. Пол за ними совсем прогнил, и вы рискуете сломать себе шею, а тогда вы… хм… раскроете это мое маленькое, но столь нужное убежище. Они услышали, как он спускается по лестнице, а потом снова подтаскивает корзины и ящики к дыре. Оставшись вдвоем, Юстин и Флавий не стали ничего обсуждать, да и обсуждать, собственно, было нечего. К тому же у них на это просто не хватило бы сил – до того они измучились и ослабели. Поэтому они безропотно последовали совету хозяина: ощупью добрались до груды ковров в углу и, забравшись в середину, тут же заснули, как две усталые собаки.

Проснулся Юстин словно от удара, – высоко над головой сквозь щели в ставнях сочился серый утренний рассвет, а с лестницы доносился звук шагов: он даже не сразу сообразил, где находится. Стараясь стряхнуть с себя сон, он вслед за Флавием выбрался из-под ковров, и тут в дверях показался их хозяин.

– Надеюсь, я не нарушил ваш покой, – приветствовал он их. Мелкими шажками подошел к скамейке, стоящей под окном, и положил на нее какой-то сверток. – Я завтрак, правда тут только хлеб, сыр и яйца. – Он виновато кашлянул. Временами он испытывал странное чувство вины, они уже успели заметить тот его виноватый кашель. – А вот из моей библиотеки… поможет вам скоротать время… Это первый свиток «Ипполита». Я вчера вечером уже цитировал вам Еврипида и по вашей реакции понял, что ни один из вас не читал его. Мне кажется, вещь начинаешь ценить по-настоящему, только если приходится… хм… ради нее чем-то пожертвовать. Ради «Ипполита» мне пришлось отказаться от многих трапез и посещений гладиаторских игр. Я тогда был одним из помощников Караузия и… хм… получал не очень большое жалованье. Думаю, вам не нужно говорить о том, чтобы вы осторожно обращались с этим свитком…

– Спасибо тебе за то, что ты нам доверяешь, – поблагодарил коротышку Юстин.

Но на одной из стен сохранились следы фресок – выцветшие призраки гирлянд, обвивающих колонны, сохранился даже крошечный Эрос, парящий на лазурных крылышках…

Юстин весь день пытался читать Еврипида – главным образом потому, что считал: если тебе дают книгу, которую любят так, как их пухленький хозяин любит Еврипида, ты обязан прочесть ее, чтобы не обидеть человека, который тебе книгу дал. Однако он так и не преуспел в своих стараниях. Всю жизнь он испытывал страх оказаться запертым в таком месте, откуда невозможно выйти по собственной воле, – этот страх жил в нем с раннего детства, с того самого дня, когда захлопнулась за ним дверь винного амбара и он просидел много часов в темноте, прежде чем его обнаружили. Прошлую ночь он валился с ног от усталости, и ему хотелось только одного – спать. Но сейчас мысль о том, что он, как в клетке, заперт в этой узкой потайной комнатке, доступ в которую прегражден не корзинами, маскирующими дыру, а крепкой дверью, вставала между ним и историей Ипполита, лишая всего, что он читал, силы и красоты.

К вечеру вернулся их хозяин и заявил, что, поскольку уже темно и мало вероятно, что им могут помешать, он просит доставить ему удовольствие и отужинать с ним. С тех пор каждый вечер, за исключением одного раза, когда еду им принес мальчик с беспокойным, настороженным взглядом и без двух передних зубов, представившийся как Майрон, что за всем здесь смотрит, Юстин и Флавий ужинали в обществе сборщика налогов за закрытыми ставнями в его маленьком доме, задняя стена которого примыкала к театру.

Эти долгие вечера в ярко освещенной и такой обычной комнате, беседы с Паулином – ибо именно так звали их хозяина – были, несмотря на их кажущуюся нереальность, радостной отдушиной для обоих. А для Юстина это каждый раз означало еще и освобождение из клетки. Юстину все трудней и трудней становилось выносить их маленькую темницу. Он все время к чему-то прислушивался: ждал, что внизу, во дворике, вот-вот раздадутся голоса стражников и удары посыплются в дверь. По ночам, когда Флавий крепко спал, положив ладонь под голову, он лежал без сна, всматриваясь воспаленными глазами в темноту, и ему казалось, что стены сжимаются вокруг него, что он в ловушке.

Утешало одно: скоро, очень скоро – он не сомневался в этом – в конце странного темного тоннеля их ждет Галлия, ждет дневной свет и мир привычных вещей.

И вот на пятый день, когда они, по обыкновению, собрались в уютной комнате за закрытыми ставнями, Паулин сказал:

– Рад сообщить, что луна и прилив благоприятствуют нам и все готово для вашего путешествия.

Они так долго ждали этого момента, что не сразу поняли, о чем речь.

– И когда? – прервал молчание Флавий.

– Сегодня ночью. После ужина мы зайдем в одно место за нашим приятелем из «Дельфина». А как только луна зайдет, «Береника» – она идет с шерстью в Галлию – будет ждать нас у берега в двух милях к западу отсюда.

– Все так просто, – улыбнулся Флавий. – Мы очень благодарны тебе, Паулин. Не знаю, что мы можем еще к этому добавить.

– Хм… – Паулин взял со стола хлебец, поглядел на него, будто в первый раз видит, и положил обратно. – Есть… хм… одна вещь, о которой мне бы очень хотелось просить вас.

– Если есть что-то… что угодно и мы можем это для тебя сделать – проси, мы на все готовы, – сказал Флавий.

– Что угодно? Ну хорошо. Не согласились бы вы, оба конечно – я вас так и воспринимаю, как две половинки одного целого, – отпустить «Беренику» в Галлию лишь с одним пассажиром на борту… нашим другом из «Дельфина»?

В первое мгновение Юстин не поверил своим ушам, затем, придя в себя, услышал голос Флавия:

– Ты хочешь просить нас… остаться здесь, в Британии? Но для чего?

– Поработать со мной.

– Нам с тобой?! Богиня Рома! Какая от нас польза?

– Именно вы и можете принести пользу. Но вы сейчас должны сказать «да» или «нет». Времени на раздумья у вас не осталось. Я специально дотянул до последнего. Понимаете, мне нужны люди, которые взяли бы на себя руководство, случись что со мной. А из всех, кто замешан в этом… хм… деле, увы, нет ни одного способного заменить меня. – Он улыбался, глядя на раскаленные угли в жаровне. – А мы делаем поистине доброе дело. За последние несколько недель нам удалось переправить за пределы Британии немало людей, за которыми охотились волки Аллекта. Кроме того, мы можем посылать из вражеского лагеря сведения, так необходимые Риму. И когда придет император Констанций – а я уверен, он непременно придет, – нам понадобится… хм… друг по эту сторону ворот. Подумайте, как будет обидно, если все развалится в прах – и только из-за того, что один человек погиб, а заменить его было некому.

Юстин смотрел на пламя светильника и думал, что это все слишком жестоко. Теперь, когда Галлия так близко, рукой подать… и ясный солнечный свет, и привычная жизнь… И вдруг этот маленький толстяк призывает их вернуться обратно во тьму. Молчание затянулось и начинало давить. Где-то далеко в ночной тишине послышался стук кованых сандалий. Шаги приближались, все ближе и ближе шел патруль. Онпроходил здесь каждый вечер в одно и то же время. И каждый раз у Юстина что-то сжималось в животе. Вот и сейчас у него внутри все сжалось, а одновременно, казалось, сжалась вся веселая комната, И, даже не глядя, он знал: Флавий и Паулин испытывают такое же напряжение и оно все растет и растет… пока наконец не завершится вздохом облегчения, когда шаги удалятся, так и не замедлив хода.

И так будет всегда, так будет повторяться и днем и ночью. Рука стражника в любой момент может опуститься тебе на плечо, и стук шагов замрет у двери… На все это у него не было сил.

Он услышал, как Флавий сказал:

– Поищи кого-нибудь другого, того, кто лучше подходит для такой работы. Юстин – лекарь, а я – солдат. И если мы чего-то стоим, то только в своей профессии. У нас нет качеств, нужных для твоего дела. Да и мужества такого, как должно, тоже нет, если говорить честно.

– Я сужу иначе, – ответил Паулин и, помолчав немного, добавил: – Меня не покидает мысль, что, когда придет Констанций, именно наша работа окажется более важной, чем та, что ждет вас, если вы вернетесь в легионы.

– Ты судишь иначе… Но как ты можешь судить? – с отчаянием в голосе произнес Флавий. – Ведь ты нас совсем не знаешь, ты с нами разговаривал всего четыре вечера или пять. Не больше.

– У меня… хм… на этот счет особое чутье. И я, как выяснилось, редко ошибаюсь в своих суждениях.

Юстин с несчастным видом покачал головой.

– Мне очень жаль, – только и успел вымолвить он, как его прервал Флавий:

– Уговаривать нас бесполезно. Мы уезжаем.

Сборщик налогов безнадежно опустил руки, как бы признавая свое поражение, но его пухлое личико при этом не утратило обычного доброжелательства.

– Что ж, жаль, – сказал он. – Но нет так нет. Больше не думайте об этом. С моей стороны было не совсем честно ставить вас перед таким выбором. А сейчас поешьте. Перед дорогой надо хорошенько подкрепиться.

Но почему-то еда, которая должна была бы иметь привкус свободы, отдавала пеплом, кусок вставал поперек горла, почти душил.

Часа через два они все – Юстин с Флавием, сборщик налогов и моряк из «Дельфина» – стояли возле искореженных ветром деревьев боярышника, лицом к морю, – там на веслах к берегу приближалось небольшое судно. Луна почти совсем зашла за тучи, но море еще светилось за окутанными мраком дюнами; колючий ветерок, вздыхая, пробегал по раскинувшимся на мили болотам, по низким прибрежным пойменным лугам, эоловой арфой, нестройно, едва слышно, пел в голых кривых сучьях боярышника. Луч света на миг выхватил корпус судна – золотисто-оранжевый цветок в мире темных красок: черных, серебристых, дымчато-серых. И сразу же кончилось напряженное ожидание.

– Это «Береника», можно не сомневаться, – сказал Паулин.

Настало время прощаться.

Моряк, мрачно молчавший всю дорогу с момента их встречи в условленном месте, повернулся к Паулину и грустно произнес:

– Не знаю, почему ты так старался из-за меня, но в любом случае я тебе благодарен. Я… я просто не знаю, что сказать…

– Тогда и не стоит тратить на это время. А теперь пора двигаться, дружок. Пора, пора.

– Спасибо, господин.

Моряк поднял руку в прощальном жесте и, повернувшись, зашагал вдоль берега. Флавий неожиданно спросил:

– Можно задать тебе вопрос?

– Только если быстро.

– Ты все это делаешь из жажды приключений?

– Приключений? Боги! – Даже в темноте они почувствовали, как ошеломлен Паулин. – Нет, конечно. Мне это чуждо, я… хм… слишком робок для этого. Ну а теперь прощайте. Нельзя держать судно – вот-вот начнется отлив.

– Уже идем. Прощай, и еще раз спасибо.

Юстин, придерживая рукой, как обычно, ящик с инструментами, пробормотал нечто невнятное, что и сам затруднился бы разобрать, и, оборотившись к морю, двинулся вслед за Флавием.

Они нагнали моряка из «Дельфина» и вместе стали спускаться, петляя между песчаными дюнами, к ровному, исчерченному волнами пляжу. Судно ждало их, затихшее, как спокойно сидящая морская птица. У кромки воды Юстин остановился и оглянулся. Он знал: оглядываться гибельно, но ничего не мог с собой поделать. В последнем отсвете мелькнувшей луны он увидел крепенькую фигурку Паулина, одиноко стоящего среди боярышника, а за ним пустоту бесконечных болот.

– Флавий, я остаюсь, – вдруг сказал он с отчаянием в голосе.

Наступила короткая пауза.

– Значит, я тоже, – ответил Флавий и добавил, усмехнувшись: – Ведь Паулин сказал: мы с тобой – две половинки одного целого.

Моряк из «Дельфина», стоя уже вводе, обернулся.

– Поторапливайтесь, – бросил он.

– Не беспокойся. Все отменяется. Передай там на судне, что двое остаются. Думаю, они поймут.

– Это, конечно, дело ваше, – начал было моряк, но Флавий прервал его:

– Ну, конечно, наше. Счастливо тебе, и… поторапливайся, – повторил он только что сказанные моряком слова.

Они замолчали, и тут же послышался тихий, осторожный шепот прилива, подбирающегося к их ногам. Они смотрели, как их спутник бредет по воде, погружаясь все глубже и глубже, – вода почти покрыла его с головой, когда он наконец добрался до ждущего их судна. Мелькнул свет фонаря, значит, моряка втянули на борт. Потом фонарь погас, в полной тишине подняли паруса, и суденышко, набирая ход, скользнуло по волнам и растворилось в море, как привидение.

Юстин вдруг ясно услышал громкие всплески прилива, которые тут же сменились минутным затишьем, услышал вой ветра, гуляющего по темным пустынным болотам за его спиной. Он почувствовал себя маленьким, беззащитным, у него засосало под ложечкой. Сейчас он и Флавий могли бы скользить по морю и к рассвету уже были бы в Гезориаке. Они снова вернулись бы к дневному свету, к привычной жизни, к старому братству. А вместо всего этого…

Он почувствовал, как рядом с ним шевельнулся Флавий, и, не сговариваясь, они молча зашагали по мягким дюнам навстречу маленькой фигурке, стоящей в ожидании возле боярышника.