Текст книги "Венецианская маска. Книга 1"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Да, у меня есть продавцы, но сейчас они в мастерской, упаковывают товары. Я специально-направил их туда после обеда, потому что ждал вас, а магазин на время вашего визита распорядился закрыть. Не желаю, чтобы меня отвлекали, когда у меня гости. Сейчас запру все двери.
Лавка оказалась до предела забитой всевозможными экзотическими изделиями, и тучное тело хозяина с трудом протиснулось позади сестры Джаккомины. Мариэтта тактично предложила свою помощь, после чего стала во все глаза смотреть на выставленные товары. Как счастливы были бы они с матерью, гели бы им в свое время удалось заиметь такой магазинчик, окажись судьба к ним благосклоннее.
Леонардо оживленно болтал с Адрианной и с монахинями, затем отступил в сторону, пригласив их войти через занавешенную дверь в форме арки в мастерскую, примыкавшую к лавке. Мариэтта дождалась, пока они пройдут и, улучшив момент, вытащила коробку с маской из-под плаща и вручила хозяину.
– Вы создали такую редкостную вещь, – прошептала она. Это самая красивая из всех масок, которые мне приходилось видеть.
Он поспешно поблагодарил ее и спрятал шкатулку от глаз подальше в выдвижной ящик стола.
Когда Мариэтта вошла в помещение мастерской, ей в нос ударил запах детства, до боли знакомый аромат красок, воска, тканей. За одним из столов сидел работник, занятый изготовлением формы для маски. Его пальцы сосредоточенно мяли глину. За другим столом четыре женщины занимались изготовлением масок из папье-маше, используя уже отлитую форму, они слой за слоем наносили на нее размоченную бумагу. Подмастерье погружал заготовки холстины в растопленный воск для пропитки. Мариэтта и Адрианна умудрились переброситься словом с каждым из работников, и не прошло и нескольких минут, как они уже знали всех по именам. Сестра Джаккомина, словно ребенок, радовалась всему и делала вид, что не слышит сестры Сильвии, которая теребила ее за рукав, зловещим шепотом напоминая, что и сам карнавал, и все с ним связанное – не больше и не меньше как козни дьявола.
Мариэтта поинтересовалась у Леонардо, есть ли у них надомники, и он сообщил, что таких несколько, но из ее родной деревни, к сожалению, ни одного. Когда монахини отошли достаточно далеко, чтобы не услышать их разговора, поведала ему обо всех обстоятельствах, связанных с позолоченной маской. Ей не хотелось, чтобы надзирательницы заподозрили, что ее интересовала не столько сама маска, сколько ее владелец.
– У меня есть основания предполагать, – сказала она, – что я уже видела золотую маску, которую сейчас носит сеньор Доменико Торризи, в мастерской матери.
– Глава дома Торризи? – недоверчиво переспросил Леонардо. – Не может быть, чтобы речь шла об одной и той же маске. Все маски я делал для него сам, и не помню, чтобы такая проходила через мои руки.
– Значит, я ошиблась, – разочарованно ответила Мариэтта.
– Подождите, подождите! – Леонардо поднял вверх палец. – Когда, говорите, делали эту маску?
– В конце лета 1775 года.
– Где-то в это время меня свалила лихорадка, одна из тех неприятных хвороб, которые, как говорят, набрасывается на город с чужих кораблей. Так вот, тогда и пришел заказ от Торризи. Самый опытный из моих работников заболел одновременно со мной, а я боялся доверить такую ответственную и сложную работу кому попало, и поэтому решил поискать кого-нибудь, кто сделал бы ее как следует.
– И кто же это был?
– Ваш тогдашний наниматель, синьор Карпинелли.
– Стало быть, это та самая маска.
– Очень даже возможно. – С этими словами Леонардо Савони открыл шкаф, где на одной из полок стояли старые регистрационные книги. Найдя нужную, он открыл ее, и его палец заскользил вниз по списку. – Вот! «Отлить и позолотить одну маску по отпечатку лица синьора Доминико Торризи». Работа выполнялась в мастерской Карпинелли.
– Значит, я не ошиблась?
С озадаченным видом он закрыл книгу.
– Странно, что вы умудрились запомнить эту маску. Наверное, она оказалась последней, над которой вам тогда пришлось работать.
– Скорее всего, именно поэтому, – предпочла согласиться Мариэтта. Не могла же она выложить истинные причины ее интереса к этой вещи.
Когда обход мастерской и магазина был закончен, синьор Леонардо Савони пригласил гостей в кабинет, где специально приглашенный официант из кофейни «У Флориана» выставил на мраморном столике угощение: тарелки с засахаренными фруктами, кексами, тут же возвышался дымящийся чайник с горячим шоколадом и чашки из тончайшего китайского фарфора. Когда все уселись, Леонардо с удовольствием наблюдал, как его Адрианна разливает всем шоколад. Сегодня радость на его лице была такой же неподдельной, как и тогда, на приеме, посвященном их помолвке. Это очень тронуло Мариэтту, которая уже по-другому воспринимала будущий союз синьора Савони и своей старшей приятельницы. Девушка от души надеялась, что однажды Леонардо станет для нее таким же близким человеком, как и Адрианна.
После угощения беседа продолжилась, и Мариэтта попросила у хозяина разрешения еще раз зайти в лавку и посмотреть маски. Монахини не возражали, их больше интересовали лакомства, а Леонардо уселся рядом со своей возлюбленной в освободившееся кресло Мариэтты.
В магазине девушка, разумеется, не стала закрывать лицо и могла примерять любую маску. Она чувствовала себя так, будто снова очутилась в мастерской матери: все та же атмосфера таинственности, загадочности, непередаваемой многоликости и переменчивости карнавала царила здесь.
Ее внимание привлекла очень забавная маска оливково-зеленого цвета, и, приставив ее к лицу, она посмотрелась в висевшее здесь же зеркало. Маска очень напоминала лицо Бригеллы, веселого, бесшабашного слуги своего господина, готового услужить хозяину в любом замышляемом им непотребстве или обмане. Маска явно не подходила для девушки из Оспедале, и если бы монахини вздумали заглянуть сюда, то пришли бы в ужас.
Мариэтта отложила в сторону маску Бригеллы, заменив другой, еще одного карнавального персонажа – адвоката, эдакого толстяка-всезнайку с мясистым носом.
Стоя у зеркала, девушка от души смеялась, и не сразу заметила, что за ней наблюдали, но потом внезапно поняла, что с улицы, где сгущались сумерки ненастного снежного дня, она могла смотреться, как на сцене, освещенная ярким светом люстры. Но с другой стороны, кому вздумается глазеть на нее в такую непогодь и холод? Она медленно повернула голову и посмотрела в окно.
На нее во все глаза глядел какой-то молодой человек. Увидев, что замечен, юноша улыбнулся.
Сначала это смутило Мариэтту, но потом чувство юмора взяло верх. Он явно понял комизм ситуации и разделял ее чувства. Ни на минуту не сомневаясь в том, что дверь в лавку надежно заперта, а сестра Джаккомина вряд ли откажется от лишнего кусочка лакомства и не станет следить, что она делает, девушка решила продолжить игру: надев маску «моретта» и ухватив зубами пуговицу, пришитую там, где на маске располагался рот, она опустила вниз руки, будто хотела убедить своего неожиданного зрителя в том, что маска держится на лице вследствие какого-то ухищрения фокусника, и сразу же услышала аплодисменты. Стоя перед витриной, молодой человек изо всех сил хлопал в ладоши. Он рукоплескал ей и тогда, когда она, взяв за позолоченную ручку какую-то полумаску, на пару секунд приставила ее к лицу. Но когда Мариэтте вздумалось примерить маску Пульчинеллы с ее клоунским крючковатым носом, она заметила, как молодой человек с недовольной гримасой отрицательно покачал головой и снова улыбнулся.
Сменив эту маску на простую, из папье-маше, делавшую ее похожей на Коломбину – это была всего лишь полумаска, едва прикрывавшая нос, – Мариэтта завязала тесемки на затылке. Но, отвернувшись от зеркала и взглянув в витрину, девушка никого не увидела. Ее разочарование мгновенно сменилось страхом, когда дверь лавочки вдруг отворилась и на пороге появился зритель. Войдя, молодой человек поспешно закрыл за собой дверь, чтобы не напустить холода. Мариэтта слишком поздно поняла свою оплошность: видимо, когда она запирала дверь, не сумела справиться с задвижкой, и та осталась незапертой.
– Добрый день, мадемуазель. Вы говорите по-французски? – спросил он. Видимо, французский был его родным языком.
– Ровно столько, сколько нужно, чтобы понимать, о чем я пою, и не наделать ошибок в произношении, – ответила она на том же языке. – Но ни о какой беглости говорить не приходится.
– Ну, ну, так уж и ни о какой. Вы говорите лучше всех, кого мне приходилось здесь слышать, – похвалил он. – Хорошо, что мои друзья-итальянцы хоть немного меня понимают. Говорить они и вовсе не могут, но с грехом пополам мы все же объясняемся. Мне понравилось, как вы демонстрировали маски.
– Я и не думала их демонстрировать и не подозревала, что за окном может оказаться зритель. – Усмехнувшись, Мариэтта сняла маску Коломбины и положила ее обратно на полку. Теперь ей следовало позвать Леонардо, а самой чинно удалиться под надзор монахинь, но неожиданная встреча заинтриговала девушку, и ей не хотелось просто так оборвать ее. Ей показалось, что присутствие гостя преобразило всю лавку буквально на глазах. Незнакомец выделялся классическим типом красоты – тонкий прямой нос, широкоскулое лицо, сильный подбородок, нежно-оливковая кожа, темные и веселые глаза с длинными ресницами, такими же темными, как и волосы, на которых не было и следа пудры.
– Разрешите представиться, – заговорил он, перейдя на итальянский, с довольно сильным акцентом. – Меня зовут Аликс Дегранж, я из Лиона. Только вчера прибыл в Венецию из Падуи. Мы приехали вместе с моим другом Анри Шико и графом де Марке, он сопровождает нас в путешествии и знакомит с шедеврами архитектуры и искусства во всех странах, куда бы мы ни приезжали. Он также советует нам, какие произведения искусства следует купить, чтобы увезти с собой. К вашим услугам, синьорина. – Сняв-треуголку, он церемонно поклонился.
– Хорошо, что вы успели прибыть вчера, – сказала она, раздумывая о том, что этому молодому французу лет девятнадцать, от силы двадцать, и удивляясь, что несмотря на молодой возраст, он весьма непринужденно и даже с каким-то непонятным удовольствием воспринимает то, что другому показалось бы лишь скучным выполнением навязанных кем-то и смертельно надоевших установок по культурному воспитанию. – А то я слышала, что уже сегодня лагуна начинает замерзать около устья Бренты.
– Да, вы правы, действительно, холодно. Никогда бы не подумал, что увижу Венецию в снегу.
– Как долго вы останетесь здесь?
– Как можно дольше. Мой друг Анри и я пресытились красивыми видами и перспективами, статуями, развалинами древности и знаменитыми полотнами. Теперь на очереди карнавал. А для этого потребуется маска. Что бы вы могли посоветовать?
– С удовольствием, – без колебаний ответила она, обводя рукой полки с масками и увешанные ими стены. – Что предпочитаете? Комическое? Гротескное? Загадочное? А может быть, вы просто хотите кого-нибудь ошеломить?
– Я хочу маску, которую мог бы носить везде.
– Ничего сложного. Стало быть, вам нужна обычная, она называется «баута», – сняв одну из таких масок с колышка, она положила ее перед гостем. – Самая распространенная из масок. Она подойдет для любых обстоятельств, причем годится как для мужчин, так и для женщин. Выступающая вперед верхняя губа и отверстие для рта позволяют говорить, причем разборчиво. Мало того, в ней даже можно есть и пить.
– Разрешите мне примерить ее.
– Пожалуйста. Можете сдвинуть ее набок, не снимая, если потребуется. Конечно, это выглядит странновато, но ничего – все так делают.
Юноша приставил маску к лицу, а Мариэтта завязала ему на затылке тесемки. И когда он повернулся, девушке показалось, что сердце ее замерло. Впервые баута не производила на нее обычного гнетущего впечатления, потому что его веселые живые глаза приветливо улыбались сквозь отверстия.
– Как я выгляжу?
– Великолепно! Теперь на вас официально разрешенная венецианская маска. Дело в том, что лишь такие маски можно носить, если нет карнавала, да и то лишь с полудня.
– Странное правило. Мне доводилось слышать, что в Венеции полно таких не очень понятных ограничений. А правда, что все гондолы должны быть только черными и никакими другими?
– Правда. Так повелось с незапамятных времен, все дело в старом законе, изданном для того, чтобы обуздать вечное тяготение венецианцев ко всему пестрому и бьющему в глаза. Хотя во время регаты все каналы пестрят разными цветами, как и во время фестивалей. Да вы и сами все увидите. Скажите лучше вот что, вам в ней удобно?
– Да, благодарю, но уж очень странный вид у этой маски. Я в ней не похож на обезьяну?
– Нет, нет, – запротестовала она. – Вот, взгляните в зеркало.
Посмотрев на свое отражение, он рассмеялся.
– Графу де Марке ни за что меня в ней не признать!
– Уж в этом будьте уверены, – согласилась она. – В особенности, если вы оденете традиционную мантилью.
– Да, да, я уже многих видел в такой одежде, когда впервые вышел в город. – Чувствовалось, что его захватила новая роль. Покажите мне самую лучшую мантилью из ваших.
Взглянув под прилавок, она быстро нашла один из ящиков, доверху заполненный мантильями. Выбрав самую лучшую, Мариэтта развернула ее на прилавке. Юноша снял треуголку, и она ловко обернула мантилью вокруг его головы, застегнув под подбородком, а когда он снова надел шляпу, разгладила складки на плечах.
– Великолепно! – воскликнула девушка, отступив на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть молодого человека в его новом одеянии. – И помните, если на вас баута, ни перед кем не требуется раскланиваться или снимать шляпу, потому что она отменяет все социальные различия, как и сам карнавал.
– Еще одно любопытное правило, – пошутил он. – Но очень полезное.
– Если вы купите себе еще и длинный черный плащ с накидкой, вас примут за венецианца. Вы сказали, что вас сопровождает в поездке граф? Если вы и сам дворянин, то вам следует приобрести шелковый плащ с оторочкой из меха, потому что шелк – единственный материал, из которого дворянам позволяется носить одежду. Во всяком случае, – добавила она, – если вы пожелаете выглядеть так, будто вы житель этого города, пока находитесь здесь.
Молодой человек рассмеялся и покачал головой.
– К сожалению, в моих жилах нет голубой крови, поэтому меня вполне устроит и обычный шерстяной. – Он снова взглянул в зеркало, и его глаза заблестели. – Уверен, что сумею прекрасно провести время в Венеции! – Он повернулся к ней. – Может быть, вы сможете разделить мою радость?
– Я? – изумленно переспросила она. – Это невозможно!
– Нет ничего невозможного. Вы что, разве не знали этого? Как вас зовут?
Она колебалась очень недолго, ее уже захватила и стала уносить с собой сладкая волна опьянения от первого в жизни флирта и от того, что бдительные очи сестер не могли ее увидеть.
– Мариэтта Фонтана.
– Так вот, синьора Фонтана, давайте договоримся, где и когда мы с вами встретимся.
– А вот это, месье Дегранж, проблема куда более серьезная, чем и вам, и мне может показаться.
– Не хочу в это верить. Когда вы заканчиваете работу? Поскольку я весьма плохо ориентируюсь в вашем городе, едва оказавшись за пределами площади Сан-Марко, то не удобнее ли будет встретиться здесь, в вашей лавке? Куда бы вам хотелось пойти? На спектакль Комедия дель Арте? Я слышал, что пьесы там – сплошное изумление, просто обхохочешься. Или, может быть, вы предпочитаете потанцевать? Кто-то из моих приятелей, побывавших в прошлом году в Венеции, порекомендовал мне одно место, где можно поужинать и потанцевать.
Мариэтте очень хотелось провести с ним вечер. Наверное, лучше всего было бы пойти в театр. Впрочем, и потанцевать – нисколько не хуже. И ей, и ее подруге Элене были знакомы все модные танцы, потому что оркестр часто играл их на балах, и музыканты охотно делились с ними новыми мелодиями. Никогда еще доселе ей не хотелось вырваться за стены Оспедале так сильно, хоть совсем ненадолго, хоть на один-единственный вечер. Она уже была готова рассердиться на молодого француза за то, что он предлагал такое, что она не в состоянии принять.
– К сожалению, я не настолько свободна, чтобы отправиться с вами поужинать или на танцы, – ответила Мариэтта чуть раздраженно от осознания своего бессилия, и тут же устыдилась своего тона. – Но, пожалуйста, не думайте, что мне этого не хочется, однако о свидании не может быть и речи.
– Отчего?
– О, это бесполезный разговор. – Она жестом отмела дальнейшие расспросы. – Лучше давайте сосредоточимся на том, ради чего вы сюда пришли. Вы не хотите примерить еще какие-нибудь маски?
Но его было не так просто сбить с толку.
– Вы что, уже с кем-то помолвлены?
– Нет! – Она даже рассмеялась, настолько неожиданное объяснение ее отказа пришло на ум французу. – Отнюдь нет.
– Вы, наверное, дочь владельца мастерской масок? А я слишком самонадеянно принял вас за продавщицу и тем самым оскорбил?
Улыбаясь, она покачала головой.
– Нет, нет, ничего подобного. Даже если вы выскажете тысячу предположений, не думаю, чтобы вам каким-то образом удалось добраться до сути дела. Лучше я объясню сама. Вам когда-нибудь приходилось слышать об Оспедале делла Пиета?
– Разумеется. Да и не мне одному – об этом месте знает вся Европа. Граф де Марке как раз тем сейчас и занят, что достает дня нас билеты на завтрашний концерт хора.
– Так вот, я буду петь на этом концерте. Я из Оспедале.
Аликс снял маску. Его лицо в одно мгновение посерьезнело, и он недоверчиво прищурился.
– Тогда почему вы здесь? Я слышал, что вашим девушкам никуда не разрешается ходить без сопровождения.
– Вы правы, именно так, – согласилась она. – Дело в том, что лавку собирались закрыть на послеобеденное время, и дверь должна быть запертой. Но когда вы вошли, я не видела причин, чтобы не показать вам маски.
– Понимаю, и я очень рад, что мне так повезло. – Юноша улыбнулся. – Скажите, когда вы снова придете сюда? Скоро?
– Не думаю.
– В таком случае, когда и где я смогу увидеть вас еще раз?
Мариэтта задумчиво надула губы.
– Скорее всего, во время концерта, на сцене.
– Да нет, я не об этом! – Он, похоже, отступать не собирался. – Знаете что, давайте наметим, когда мы сможем встретиться, несмотря ни на что.
Девушка вдруг почувствовала странную легкость. Его решимость и впрямь была заразительна.
– Если я сумею изобрести какой-нибудь способ, мы непременно увидимся.
– Хорошо. Вы только назовите время и место, и я буду ждать.
Она присмотрелась к нему из-под длинных ресниц. Похоже, он не воспринимал ее слова как шутку.
Она отнесла это к его недостаточно хорошему знанию итальянского. Вероятно, от него что-то ускользнуло, какой-то нюанс или интонационный оттенок. И несмотря на свою неопытность в подобных делах, Мариэтта чувствовала, что ее влечет к этому человеку, и притом сильно. Все преграды понемногу начинали казаться все более и более преодолимыми. Но до сих пор она еще не отдавала себе ясного отчета о том, что именно привлекало ее: молодой француз по имени Аликс, или же опасный водоворот иной, незнакомой жизни, протекающей за стенами Оспедале делла Пиета, грозящий увлечь ее.
– Мне необходимо как следует подумать, можно ли это осуществить. – Ее собственный голос доходил до нее, словно издалека. Мысли неслись наперегонки. Неужели ей удастся как-нибудь проскользнуть сквозь сети, расставленные Оспедале? Хоть на час или два? Может быть, Элена сможет помочь найти какую-нибудь лазейку?
– Мы остановились в доме на Кампо Моросини, – сообщил он. – Туда вы всегда сможете послать записку.
– Записку! – тихо усмехнулась она. – Абсолютно все равно, живете ли вы на Кампо Моросини или на Луне – шансы послать вам записку равны нулю и в том, и в другом случае. Большинству из тех, кто учится в Оспедале, некуда писать, или почти некому, а те редкие письма, которые приходят девушкам, сначала попадают на стол директору…
– Можете сказать, где вы будете выступать после завтрашнего концерта?
Какой смысл скрывать то, что он и без нее легко мог установить? Она подошла к конторке, и, взяв лист бумаги, написала на нем все места ближайших выступлений.
– Вам потребуется карта Венеции, чтобы найти эти места, – предупредила она француза.
– О, не беспокойтесь, уже обзавелся, – уверил он, складывая листок вчетверо и пряча его в карман. Внезапно в коридоре послышались голоса и звук приближающихся шагов.
– Быстро! – сдавленно воскликнула Мариэтта. – Нас ни в коем случае не должны застать вместе. Спрячьтесь вон туда, за ту фигуру!
Плетеная из ивняка рама по форме напоминала фигуру человека. На месте головы на нее был нахлобучен парик, а поверх его водружена треуголка. Длинный плащ и маска с намалеванным узором из бело-зеленых ромбов усиливали сходство. Аликс моментально юркнул за нее, а Мариэтта едва успела отойти, как, раздвинув занавес, вошла сестра Сильвия.
– Бери свою накидку, Мариэтта, – приказала она, сама уже одетая. – Мы уходим.
Мариэтта послушно отправилась в коридор, где оставила свою накидку. Ей очень хотелось вернуться в лавку прежде, чем наметанный глаз монахини обнаружит присутствие Аликса, но Леонардо не торопился отпускать Адрианну, и сцена прощания затянулась. Боясь показаться невоспитанной, Мариэтта терпеливо ждала, хотя сейчас была дорога каждая секунда.
Тем временем сестра Сильвия, на время позабыв о своем сдержанном отношении к маскам, которое предписывалось религией, всецело отдалась их созерцанию. Она дотрагивалась до бахромы, проводила пальцем по атласу и шелку, даже взяла одну из них в руки. Задумчиво прикасаясь мягкими перьями к щеке, монахиня мечтательно глядела куда-то вдаль. Втайне она, конечно, с удовольствием побывала бы хоть на одном карнавале. Стоило ли удивляться ее языку, такому язвительному, что в конечном счете объяснялось навязанным ей много лет назад обетом безбрачия.
Расхаживая по лавке, она набрела на закутанную в плащ фигуру в маске Арлекина. Мысленно ей захотелось переодеться в этот костюм, в котором ее ни за что бы не узнали, появись в нем хоть на карнавале. Ее рука почти бессознательно потянулась к треуголке, но в этот момент из-за фигуры внезапно вынырнул какой-то мужчина в маске баута. Она вздрогнула и попятилась, причем не столько от страха, сколько от смущения, что ее застали в минуту проявления слабости.
– Тысяча извинений, синьорина, за то, что напугал вас, – быстро пробормотал он по-итальянски с сильнейшим французским акцентом. – Разве вы не слышали, как я вошел в лавку?
– Дверь была заперта, – все еще пребывая в смущении, пробормотала она.
– Вы ошибаетесь. – Он направился к двери, открыл ее, потом снова закрыл. – Задвижка была лишь немного задвинута, но не до конца.
Леонардо буквально ворвался в помещение.
– Что здесь происходит? – недоуменно спросил он, глядя то на монахиню, то на странного иностранца в маске. Мариэтта с обеспокоенным видом стояла позади него.
– Все в порядке, – успокоила его сестра Сильвия. – От нечего делать я решила зайти сюда, взглянула на маски и так задумалась, что, видимо, даже не расслышала, как вошел этот молодой человек. Я очень удивилась, увидев его здесь и сначала даже подумала, не ожил ли один из ваших манекенов?
Волнение улеглось, и Леонардо заверил молодого француза, что сию же минуту обслужит его. Аликс, так и не сняв маски, стоял и смотрел, как Мариэтта вместе с еще одной довольно молодой и очень красивой девушкой в сопровождении двух монахинь покидали лавку. Только сейчас он понял, что лишь каким-то чудом сумел спасти положение и избавить девушку от скандала и, возможно, сурового наказания. Слава Богу, никто из присутствующих так ничего и не заметил.
Аликс подошел ближе к окну, и когда Мариэтта бросила ему прощальный взгляд, едва заметно кивнул в ответ. Когда обе пары скрылись из виду, он поверил, что все, слышанное об этом удивительном городе, – правда: не пробыв в Венеции и суток, он оказался вовлеченным в интригу, в игру в прятки с красивой и молодой венецианкой на фоне причудливых масок. У него дух перехватило от мягкого овала лица в обрамлении рыжевато-каштановых волос, освещенного трепетным пламенем свечи, глаз, глубоких, как воды океана, чувственного, зовущего рта. Странная, влекущая, ненавязчивая сексуальность, исходящая от нее, притягивала юношу, подобно магниту. А тот факт, что она была из Оспедале делла Пиета, добавляло этой встрече особый аромат, привкус приключения.
Мастер Леонардо вернулся в лавку.
– Ну а теперь, синьор, чем могу служить?
Развязав тесемки, Аликс снял бауту и снял с плеч мантилью.
– Я хочу приобрести эти вещи. – Он показал на свой карнавальный набор.
Леонардо не без легкого возмущения отметил, что молодой человек успел похозяйничать в лавке без его помощи, но ведь все они такие, эти молодые повесы, приезжающие поглазеть на Венецию во время своих Больших турне. Какая уж тут воспитанность, за столько лье от дома родного! В представлении Леонардо, эти Большие турне, преследующие якобы воспитательные цели, не более чем наведение внешнего лоска и способ удалиться от осточертевших своими нотациями родителей.
Он посочувствовал несчастным воспитателям, сопровождавшим молодых отпрысков, на чьих плечах лежало нелегкое бремя ответственности за этих распущенных чад. Ему не раз приходилось слышать их горестные исповеди по поводу того, как трудно им выполнять свои обязанности, в особенности, здесь, в Венеции, где, скрывшись под маской, можно вытворять что угодно.
– Вы недавно в Венеции, синьор?
– Да, это первая лавка масок, в которую я зашел.
– Я польщен, – произнес Леонардо, подумав про себя, что первым приобретением таких молодых людей всегда были маски, второй же предмет – особая книга, издаваемая специально для приезжих, с адресами лучших из тысяч местных куртизанок. – Вы приехали издалека?
– Вообще-то из Франции, но я уехал оттуда уже довольно давно.
Леонардо отметил, что гость не упомянул о Париже, парижане же никогда не упускают возможности похвастать, откуда они. Скорее всего, этот молодой француз откуда-нибудь из провинции, и, наверняка, сынок зажиточных родителей-аристократов, которые не могут похвастаться широкими светскими контактами со столицей или Версалем. А то, что ему приходилось слышать о Версале, сильно напоминало местные нравы в Венеции.
– После такого длительного путешествия, я думаю, вам захочется немного побыть здесь и малость передохнуть, – любезно заметил Леонардо. – Могу предложить богатый выбор карнавальных костюмов. Если вам что-то понравится, мы доставим это на вашу квартиру, а сейчас вы можете не спеша все примерить и подобрать, что вам больше по душе. Вы хотите что-нибудь особенное?
До этого Аликсу ничего особенного не хотелось, но теперь ему вдруг кое-что пришло в голову.
– Мне нужно приобрести костюм Арлекина.
– Прекрасный выбор, синьор.
– Можете прислать и пару других – мой приятель, вместе с которым мы путешествуем, примерно моего роста и телосложения, и ему потребуется, как минимум, один наряд, а то и два.
– Все будет сделано, как прикажете, синьор.
С молодого человека сняли мерку, и он продиктовал свой адрес, после чего Леонардо отвесил покупателю церемонный поклон и проводил до дверей. Он с гордостью и не без основания считал себя хорошим торговцем. И действительно, только что он заключил более чем удачную сделку. Леонардо прошел нелегкий путь от простого ученика, которого мастер колотил за малейшую провинность, уличного продавца, торговавшего вразнос, до хозяина когда спустя Много лет у него появилось собственное дело и имя в городе. Теперь к нему обращались люди, занимающие куда более высокое социальное положение; у него стала заказывать маски знать, появились свои ученики и подмастерья; но он обращался с ними совсем не так, как когда-то обходились с ним – Леонардо отличался добротой и завидным терпением. И невесту себе он подыскал лишь благодаря настойчивости и терпению. По его мнению, девушка была на сто голов выше любой из венецианок. Конечно, все получилось не сразу, потребовались годы переписки, прежде чем она приняла его ухаживания, а когда приняла, он даже всплакнул от радости.
Леонардо любовно оглядел свой магазинчик. Небольшое и уютное помещение во вкусе венецианцев, место, достаточно известное во всей Венеции, и обслуживались здесь сливки общества, лучшие из лучших, богатейшие из богатейших и благороднейшие из благороднейших. Тем более странно то, что произошло сегодня – сестра Сильвия якобы не видела, как этот молодой француз появился в магазине. Конечно, надо учесть, что здесь все, буквально все забито товарами и манекенами, но все же, разве можно сюда незаметно пробраться, если находишься у прилавка? Может быть, она слепа, как курица, эта монахиня? Наверное, так и есть. Другого объяснения быть не может. Решив, что именно в этом кроется разгадка происшествия, Леонардо выбросил его из головы.
Не очень далеко от этого места еще один француз по имени Жюль, граф де Марке возвращался на квартиру, которую снимал для себя и двух юных отпрысков, доверенных ему богатыми родителями. Квартира располагалась в доме на Кампо Моросини. Уверенной походкой он неспешно следовал по заснеженной мостовой, Худой, тонкий, с покрытым морщинами лицом шестидесятилетнего мужчины, хищно загнутым орлиным носом и живыми проницательными глазами. В его кармане лежали три только что приобретенных билета на концерты хора Оспедале делла Пиета, за которыми он выстоял двадцатиминутную очередь. Этот хор не стал менее популярным со времени его предыдущего визита в Венецию, куда он много лет назад заехал с молодой женой во время свадебного путешествия. Они побывали не народном концерте хора, возглавляемого в ту пору самим маэстро Вивальди, и всегда уходили буквально потрясенные пением этих девушек. И вообще, в этом городе не нашлось такого места, которое не напоминало бы Жюлю что-то приятное.
Его тогдашнее финансовое положение отличалось от нынешнего, и эта мысль заставила графа сокрушенно покачать головой. Он имел имя, известное в высоких кругах во Франции, но безответственность некоторых его предков, их порочная склонность к карточному столу пустили на ветер огромное фамильное состояние. Поэтому до женитьбы на Аделаиде он жил в Версале на скудное вспомоществование. После свадьбы счастливая и беззаботная жизнь на приданое длилась до тех пор, пока ее. отец перед смертью не заявил о том, что беден как церковная крыса. Чтобы произвести все выплаты по обязательствам, пришлось пустить с молотка имение и все движимое и недвижимое имущество.
Какое-то время они перебивались, оставаясь в Версале и живя на деньги, вырученные от продажи драгоценностей Аделаиды, но потом все кончилось. Черный день наступил, когда они уезжали из Версаля, чтобы больше никогда туда не возвратиться. Один из родственников жены, приходившийся ей дядей, сжалился над ними, предоставив небольшой домик в деревне неподалеку от Лиона и снабдив суммой денег, достаточной для того, чтобы обеспечить им весьма скромное существование, но Аделаида так и не приспособилась к деревенской жизни и постоянно тосковала об ушедших днях. У нее вконец испортился характер, она сделалась раздражительной и ворчливой. Если бы у них росли дети, это, возможно, как-то помогло бы сделать жизнь более осмысленной, но их не было. И поэтому, когда ее прибрал Бог, Жюль втуне испытывал облегчение, потому что эта женщина уже давно перестала быть той, на которой он когда-то женился. После смерти жены он переехал в две убогонькие комнатушки в Лионе и зарабатывал на жизнь, давая уроки. Так продолжалось до тех пор, пока месье Дегранж и месье Шико – достаточно богатые и удачливые владельцы шелкоткацких предприятий – не обратились к нему с просьбой помочь их сыновьям завершить образование.
