Текст книги "Сокровища любви"

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Розалинда Лейкер
Сокровища любви

Глава 1

Сегодняшний день не радовал Айрин Линдсей, хотя ей и позволили надеть любимую брошь с нефритом в золотой оправе, с которой она чувствовала себя взрослой – значительно старше своих девяти лет. Обычно ее отец-ювелир не одобрял подобных излишеств, и Айрин довольствовалась лишь большим бантом, которым перевязывала свои огненно-рыжие волосы, обрамлявшие ее тонкое лицо с ослепительно белой кожей. Однако в этот знаменательный ноябрьский день 1890 года она надела лучшее платье и приколола брошь. Ведь сегодня после медового месяца возвращался отец со своей новой женой. Она была родом из России. Отец познакомился с ней во время деловой поездки в Санкт-Петербург и там же обвенчался с ней в русской православной церкви.

Прикрепляя брошь на платье, Айрин от волнения уколола себе палец. Затем она поднялась на цыпочки и оглядела себя в зеркале, стоявшем на комоде. Брошь чудесно смотрелась на платье из темно-коричневой шерсти. Налюбовавшись вдоволь, Айрин решила не обращать внимания на то, что отец будет недоволен ее поведением. Он был слишком строг к ней, считая, что своими придирками помогает дочери вырабатывать характер. Неудивительно, что Айрин очень волновалась перед встречей с будущей мачехой – боялась, что чужая женщина начнет «подливать масла в огонь» и отец, который и без того держал дочь в ежовых рукавицах, станет относиться к ней еще строже.

Его первая жена Дениз Линдсей, мать Айрин, умерла, когда дочери была всего неделя от роду, и с ее смертью, кажется, умер и сам дом. С тех пор его ни разу не ремонтировали: обои потемнели, шторы на окнах обветшали и выцвели от солнца, мебель красного дерева, купленная ко дню свадьбы хозяев, потеряла свой былой блеск, обивка потерлась, а в некоторых местах была покрыта пятнами. И только длинный обеденный стол в столовой, покрытый патиной времен, сохранял свою величественную красоту. Здесь по особым случаям Эдмунд устраивал приемы для важных деловых партнеров – торговцев бриллиантами, когда одних переговоров в офисе, по его мнению, было недостаточно, чтобы заключить успешную сделку.

Айрин разрешалось входить в эту столовую только по воскресеньям после посещения церкви, отведать ростбифа, или на Рождество, когда на стол подавались жареная индейка и сливовый пудинг. В обычное время она ела в комнате няни на верхнем этаже. Сегодняшний день был во всех отношениях исключением. Девочка заглянула в столовую, перед тем как подняться в свою спальню, чтобы переодеться в праздничное платье. Молоденькая служанка весело помахала ей рукой из-за спины дворецкого. Все домочадцы, включая кухарок и горничных, получили подробнейшие инструкции относительно предстоящего события. Они, естественно, сгорали от любопытства перед встречей с новой хозяйкой. Айрин была единственной, кого не радовало это событие в доме на Милтон-сквер, 17.

Айрин услышала шаги на лестнице. Это была мадемуазель Дегранж, ее гувернантка, которая, запыхавшись, вбежала в ее комнату, держась рукой за грудь. Ей было трудно подниматься на верхний этаж.

– Вы меня не слушаль? – защебетала она на ломаном английском с парижским акцентом. – Быстро спускайся вниз. Ландо уже подъезжай. Ваш батюшка с супруга будут с минуты на минут. Не забывать правильно говорить речь, которую мы с вами репетириваль.

– Да, мадемуазель.

Айрин тяжело вздохнула. Наступил момент, страшивший ее больше всего на свете. Айрин боялась, что при виде мачехи она забудет все слова, которые долго учила для этого торжественного случая. Она машинально схватилась рукой за карман, в котором кроме ее лучшего носового платка лежало еще кое-что, и поняла, что случайно раздавила этот предмет. Увы, исправлять положение было слишком поздно. Гувернантка уже выскочила из комнаты и торопливо бежала вниз по ступеням, Айрин послушно спускалась за ней по трем лестничным пролетам. Такие высокие дома, построенные в лучших традициях девятнадцатого столетия, могли позволить себе только очень состоятельные люди.

По одну сторону вестибюля в ряд выстроились все семеро слуг: мужчины в черных костюмах поправили манжеты и галстуки, а женщины кокетливо разгладили белые фартуки и откинули назад тесемки чепцов. Все это выглядело довольно смешно. Айрин вошла в зал и встала посередине террасы, выложенной плиткой в черно-белую шашечку. Последний строгий взгляд со стороны мадемуазель напомнил ей, что ноги надо держать вместе, а голову поднять выше. Дворецкий открыл дверь, и помещение наполнила волна холодного воздуха. В этот момент к воротам особняка подъехало элегантное ландо.

Первым из кареты вышел Эдмунд Линдсей, мужчина зрелых лет, крепкого сложения, с жесткими чертами лица и носом римского патриция. У него была густая темная шевелюра и чуть более светлые бакенбарды. Поверх костюма от лучшего лондонского портного был накинут дорожный плащ из шотландского твида, на голове – охотничья шляпа из войлока. В такой одежде он чувствовал себя наиболее комфортно во время многочисленных деловых поездок. В кругу ювелиров он славился своей коллекцией золотых булавок для галстуков. Это была его «одна, но пламенная страсть». В кармашке всегда лежал золотой соверен, служивший единственным дополнением к его карманным часам, на ухоженных холеных руках не было ни одного украшения, кроме обручального кольца – памяти о его прошлом браке, а теперь и свидетельства нынешнего. Выйдя из экипажа, он протянул руку новой супруге.

София, новая миссис Линдсей, оказалась высокой красивой женщиной с тонкой лебединой шеей и пышными белокурыми волосами, стянутыми на затылке узлом. У нее было овальное лицо с высокими скулами, на голове шляпа из светло-коричневого бархата, украшенная заколкой с топазом – под стать ее роскошному дорожному костюму. Жакет был застегнут на мелкие пуговицы, а его вырез обрамляло жабо шелковой блузы. Все это пышное зрелище довершала накидка из натурального соболя. Край юбки тоже был оторочен соболем.

Поправив складки костюма, София оглядела дом. По ее виду невозможно было понять, какое впечатление произвело на нее ее новое жилище: строгое воспитание научило ее никогда не проявлять своих чувств при посторонних. Она многое пережила, потеряв самых близких людей, но всегда сохраняла самообладание. В ее жилах текла кровь князей Романовых, хотя ее родственная связь со здравствующей царской семьей была весьма отдаленной. Она происходила из старинного знатного рода, и, если бы родители Софии были живы, они никогда бы не согласились на этот брак. И не только по причине недостаточно высокого происхождения Эдмунда, но прежде всего из-за его занятий коммерцией, пусть даже предметом его коммерции были драгоценные камни. Эдмунда это нисколько не смущало. Его профессия полностью его удовлетворяла – не меньше, чем высокое происхождение его жены. Сам он считал себя тонким знатоком прекрасного, а не торговцем. Его фирма находилась на Бонд-стрит – в престижнейшем месте торгового центра Лондона.

София никогда не любила своего бывшего мужа, которого выбрали для нее родители. Этот несчастливый брак продолжался целых двенадцать лет, и она могла избавиться от него, только став вдовой. Втайне она всегда мечтала выйти замуж по любви и до конца дней любить только одного мужчину. Она понимала, что в новом браке ей надо быть готовой к тому, что Эдмунд будет невольно сравнивать ее со своей первой женой, которую он сильно любил. Он не скрывал этого от Софии и заодно предупредил ее, что ей предстоит иметь дело с очень трудным ребенком.

– София, дорогая, – произнес Эдмунд, протягивая ей руку.

Жена взяла его под руку, и, поднявшись по каменным ступеням, они вошли в дом. Вестибюль был меньше, чем она себе представляла. По лондонским меркам, Эдмунд должен был бы иметь более представительный особняк. Этот дом не шел ни в какое сравнение с просторными дворцами, в которых она жила до сих пор, а небольшое количество слуг могло бы рассмешить любого знакомого из ее круга, оставшегося в прошлой жизни на родине. Никто из соотечественников, живущих в Лондоне на широкую ногу, как они привыкли жить у себя в России, не рассказал ей, как живет ее новый супруг, ограничившись только критикой английского климата. Хорошо еще, что она взяла из России свою служанку. Разумеется, она привезла бы и повара, если бы знала, что ее ожидает здесь, но боялась обидеть Эдмунда. Она не хотела менять заведенный в доме порядок, едва переступив порог, и втайне радовалась, что не выдала себя, не показала, что она чем-то недовольна.

Высвободив руку и сияя необыкновенными глазами василькового цвета, она прошла вдоль шеренги выстроившихся в струнку слуг, которые, почтительно кланяясь, приветствовали новую хозяйку дома. София замедлила шаг, приблизившись к тому месту, где одиноко стояла маленькая девочка. София была поражена ее огненно-рыжими волосами и бледным, почти прозрачным лицом с огромными глазами цвета морской волны. Но платье! Если бы не дорогая брошь, девочку вполне можно было принять за посудомойку. Жуткое коричневое платье висело на ней, как на вешалке, и совершенно не шло ей. Из-под платья торчали тонкие ножки в черных чулках и туфлях с металлической пряжкой. Неужели эта бедная сиротка и есть то дикое и своевольное существо, о котором рассказывал Эдмунд?

– Здравствуй, Айрин! – сказала София, для которой французский язык был более привычным, чем английский. На ее родине, в России, в высшем обществе французский язык употреблялся чаще, чем родной русский. София знала, что по-английски она говорит с акцентом, и всячески старалась преодолеть его, не подозревая, что для английских ушей он совершенно заглушался ее мелодичным голосом и необычными русскими интонациями. Айрин молчала, не отвечая на ее приветствие, словно онемев. Эдмунд, отнеся плащ и шляпу жены, быстро подошел к дочери и стал нетерпеливо тормошить девочку.

– Ну же, Айрин! Что ты хотела сказать своей новой маме?

Софию удивило, что он даже не поцеловал дочку. Когда Эдмунд взял ее за плечи, чтобы подтолкнуть поближе к Софии, она заметила, как он вцепился в плечо девочки, видимо желая подчеркнуть важность момента. Увидев, что Айрин вздрогнула и еще больше побледнела, София почувствовала острую жалость к девочке. Неужели Эдмунд не понимает, что у ребенка настоящий стресс? Это напомнило Софии ее собственную историю, когда много лет назад она точно так же не могла вымолвить ни слова. Конечно, обстоятельства были намного серьезнее, чем сейчас. Много лет назад родители подыскали ей жениха, о котором она до этого ничего не знала, увидев его всего за четыре часа до свадьбы. В крепко сжатых губах и затравленном взгляде Айрин она прочла собственное состояние, когда ей хотелось бежать из дома сломя голову. София оказалась достаточно умна и тактична, чтобы не броситься обнимать девочку. Свое расположение она выкажет позже и другим способом. Она только посмотрела на Айрин добрым и внимательным взглядом.

– Надеюсь, ты мне поможешь освоиться в новой стране? – спросила она, прежде чем Эдмунд снова стал тормошить Айрин. – Да я меня здесь много нового и непонятного. Знаешь, мне раньше часто приходилось бывать за границей, но в Англии я впервые. Я бы хотела попросить тебя стать, так сказать, моим гидом на первых порах.

От смущения Айрин сначала покраснела, потом побледнела. Губы ее стали белыми как мел. Девочка была удивлена неожиданной просьбой этой элегантной дамы, будто сошедшей со страниц русского романа. Каким-то образом она почувствовала, что это сказано совершенно искренне. Это не пустое заигрывание с ребенком, к которому женщина не могла испытывать добрых чувств. Но почему-то Айрин показалось, что ее новая мачеха не вытеснит ее на задний план, чего она так боялась. Несвойственная отцу неуверенность и мягкость, с которой он отпустил ее плечо и отступил на шаг, немного успокоили Айрин. Девочка сразу почувствовала доверие к этой женщине.

– Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам, мама, – робко пробормотала она. Совершенно забыв все заученные слова приветствия, которые она репетировала с гувернанткой, она полезла в карман, вынула оттуда заготовленный подарок и дрожащими руками протянула его Софии, которая с благодарностью приняла его.

Эдмунд с удивлением взглянул на полураскрошившийся кусочек хлеба и мешочек с солью на ладони Софии, не успевшей снять перчатки.

– Что это значит? – недовольно спросил он дочь, но сразу заметил, с каким умилением София смотрит на девочку.

– Мое милое дитя! Я тебе от души благодарна за твой чудесный подарок. Откуда ты знаешь про этот наш обычай?

– На уроках географии я читала о России и русских традициях.

София наклонилась к девочке и, расцеловав ее в обе щеки, с сияющей улыбкой обратилась к мужу:

– Это старинный русский обычай: встречать гостей хлебом и солью. Я даже не могла предположить, что мне будет оказан такой теплый прием. Как это славно, Эдмунд! Теперь я чувствую себя как дома!

До своего приезда в Лондон София не знала, что ее ждет здесь и как ее встретят, но этот жест маленькой девочки окончательно ее покорил, и теперь она с оптимизмом смотрела в будущее.

Что касается Айрин, то она полюбила Софию с первого взгляда, и теперь Россия ассоциировалась у нее с солнечным светом, а не со снегом и холодом, как раньше. Впервые в жизни у них в доме появился человек, с которым она могла поговорить и посмеяться, а в трудные минуты пожаловаться и поплакаться. Айрин радовалась, что теперь обедает вместе с Софией. Днем Эдмунд редко бывал дома, и они с удовольствием проводили время вместе. К сожалению, это продолжалось недолго, потому что София быстро включилась в светскую жизнь, завела знакомства со своими соотечественниками и постоянно общалась с друзьями мужа.

Но и при такой бурной жизни София никогда не забывала о падчерице. Когда они с мужем уходили по вечерам, она всегда заглядывала в спальню Айрин, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Она любила посидеть у постели девочки, поболтать с ней, зная, что с самых ранних лет она проявляла необычайный интерес к камням и ко всему, что было связано с ювелирным делом. Айрин восхищали драгоценные украшения Софии, и те, которые дарил ей Эдмунд, и те, что она привезла из России: тиары, ожерелья, роскошные серьги и браслеты. Айрин любила, когда София рассказывала ей историю этих украшений, о том, кому они принадлежали раньше, и прочие интересные подробности. Поцеловав падчерицу на прощание, София покидала ее спальню, оставляя за собой запах дорогих духов и блеск роскошных украшений.

София подолгу задерживалась в комнате Айрин, не ограничиваясь минутным общением, но вскоре почувствовала, что Эдмунд не одобряет ее беседы с падчерицей: он с недовольным видом ожидал, когда она наконец выйдет из спальни. Он никогда открыто не выказывал своего раздражения, но, выходя от Айрин, София часто видела, как Эдмунд, открыв крышку карманных часов, держит их на ладони, а при ее появлении быстро захлопывает крышку. Ее удивляла и огорчала ревность не только к родной дочери, но и ко всем другим, кто хотя бы ненадолго отвлекал ее внимание от его персоны. Она научилась как можно чаще смотреть в его сторону, чтобы постоянно напоминать ему, что не забывает о нем ни на минуту. Она знала, что он постоянно ждет этого взгляда.

Эдмунд был страстным супругом, и София надеялась, что она может зачать ребенка. Однако прошел год после свадьбы, и разочарованная София начала подозревать, что ее новый брак окажется таким же бесплодным, как и предыдущий. Всю свою нерастраченную материнскую любовь она старалась излить на Айрин.

Первой ее мыслью после приезда в Лондон было полностью обновить гардероб Айрин. Она накупила ей множество новых ярких платьев с веселыми оборочками, рюшами и лентами, и Айрин втайне догадывалась, что мачеха и отец серьезно спорят из-за этого. Правда, в присутствии девочки он не подавал виду, но однажды Айрин увидела красные опухшие глаза Софии и догадалась, что она плакала. Когда на следующий день они вместе отправились покупать новое платье, Айрин обратила внимание, что София попросила продавщицу показать им не слишком яркие и броские вещи, а что-нибудь поскромнее.

– У тебя и так много нарядных платьев, – словно отвечая на ее невысказанный вопрос, сказала София, – в этот раз купим тебе что-нибудь из повседневной одежды. Ты согласна?

С тех пор Айрин стала носить добротные, но скромные наряды сдержанных тонов. Однако, словно компенсируя скромность верхней одежды, София покупала для Айрин нижнее белье с пышными кружевами, отделанное яркой тесьмой. Это была их маленькая тайна – невинная, без нарушения внешних приличий, за которыми отец бдительно следил. Айрин считала, что сам Бог послал ей такую мачеху, которая тонко чувствовала ее желание быть нежной и женственной.

Постепенно София произвела в доме ряд изменений по своему вкусу. Не встречая сопротивления со стороны мужа, она могла свободно переделывать одну комнату за другой, ощущая, что утверждается в роли полноправной хозяйки. При этом она старалась не нарушать того, что оскорбило бы его память о покойной Дениз, свято хранимую Эдмундом в сердце. София выписала из России кое-что из принадлежащей ей старинной дорогой мебели, никогда не выходящей из моды, вместо громоздких буфетов, книжных шкафов и угловых витрин. Чтобы вынести их из дома, потребовалось полдюжины крепких грузчиков.

Она часто заходила в «Либерти» на Риджент-стрит, в котором заказала элегантные шторы изысканных пастельных цветов взамен старых уродливых плюшевых гардин, которыми были увешаны все окна в доме. Она часами бродила по антикварным магазинам, тщательно подбирая старинные вещи, создающие в доме уют: антикварные безделушки, восковые фрукты под стеклом, бурые медвежьи шкуры с головами и желтыми вставными стеклянными глазами. Одним из самых удачных ее приобретений был комплект из двенадцати стульев от Макмердок к длинному обеденному столу – с высокими спинками в стиле ар-нуво, с характерными для него извилистыми линиями, напоминающими колышущийся на ветру тростник. Эта мебель придала совершенно новый облик просторной столовой, когда из комнаты убрали старый тяжеловесный хлам. Стены были заново оклеены обоями от Уильяма Морриса с его излюбленными цветочными мотивами в стиле пимпернель.

Занимаясь ремонтом дома, София обычно брала с собой Айрин, предварительно выдержав борьбу с гувернанткой, которая считала, что это время разумнее уделить занятиям, и, разумеется, регулярно докладывала обо всем хозяину. Однако Айрин не только получала удовольствие от этих походов по магазинам, но и училась у Софии хорошему вкусу, тонкостям дизайна. София объясняла ей множество интересных подробностей, касающихся истории моды, особенностей стилей разных эпох, влияния природных форм на характер орнамента. И все это присутствовало в интерьере их дома. Она воспитывала у девочки вкус к художественным ценностям, объясняла, что эпоха и мода находят выражение не только в живописи и скульптуре, но и во всех предметах домашнего обихода – от простой кастрюли до каминной решетки. Каждый предмет, учила ее София, независимо от своего назначения, должен иметь красивые пропорции, линии и цвет – будь он фабричного, массового производства или сделан мастером в единственном экземпляре. В таких беседах Айрин начала понимать основные принципы взаимосвязи стилей, например японского средневекового искусства или искусства эпохи поздних кельтов с современными художественными направлениями.

Эти посещения магазинов обычно оканчивались чаепитием с пирожными в арабской кофейне на первом этаже салона «Либерти», поэтому впечатления от них навсегда сохранились в памяти Айрин. Сознательно не ставя перед собой такой задачи, София невольно прививала падчерице чувство прекрасного, которое могло впоследствии стать необходимым качеством в ее будущей профессии. Айрин словно была рождена для того, чтобы посвятить себя новому искусству.

Кроме этих походов София брала падчерицу и в картинные галереи, где проходили интересные выставки. Они вместе ходили на дневные концерты, София показывала ей известные исторические достопримечательности. Для нее такие прогулки были составной частью знакомства с Лондоном. Она считала важным, чтобы Айрин несколько часов в день посвящала чтению книг по истории и искусству, и Айрин охотно читала, сидя у себя в мансарде. Иногда София вместе с Айрин заходила на работу к мужу: девочку всегда интересовали тонкости ювелирной профессии. Улица Бонд-стрит представляла собой сплошную витрину с ювелирными украшениями, и ничто не мешало любоваться ими, поскольку сюда разрешалось въезжать только роскошным каретам с восседающими на облучках кучерами в богатых ливреях, которые возили исключительно привилегированных покупателей. Фасад магазина Эдмунда Линдсея был отделан мрамором кремового цвета; по обе стороны входа находились окна, служащие витринами, в которых на богатом бархате выставляли не больше двух ювелирных изделий, зато высочайшего класса. Вывеска представляла собой инициалы владельца, выгравированные с большим вкусом и покрытые золотом. К вывеске прилагался королевский патент, свидетельствующий о том, что Эдмунд Линдсей был одним из немногих на этой улице официальных поставщиков королевского двора. Во время визитов на Бонд-стрит Айрин всегда волновалась, глядя из окна кареты на эту вывеску или заходя в просторный торговый зал с хрустальными люстрами, свисающими с расписного потолка в стиле времен Регентства. В застекленных витринах и на прилавках были разложены сверкающие ряды драгоценных украшений, некоторые из них – кольца и браслеты – были надеты на восковые руки. Это выглядело довольно жутковато, и Айрин всегда содрогалась при виде зловещих муляжей.

Во время одного из таких визитов навстречу им, как обычно, вышел старший продавец Артур Тейлор. Жене хозяина он отвесил глубокий поклон, которым удостаивал только самых уважаемых клиентов. София была для него воплощением настоящей леди во всех отношениях. Айрин он поклонился менее официально и вдобавок улыбнулся, поскольку знал девочку с самого ее рождения.

– Добрый день, мистер Тейлор, – поприветствовала его София. – Мой муж у себя?

– Да, мадам.

Проводив ее до кабинета хозяина, мистер Тейлор подошел к витрине, где Айрин с интересом рассматривала пару роскошных длинных серег с бриллиантами. Девочка не переставала изумляться необычайному многообразию цветов и огранки драгоценных камней, а эта пара серег была выполнена в форме каскада, напоминающего сверкающий водопад.

– Какая красота, – восхищенно прошептала она.

– Да, великолепное изделие, – согласился он и, вынув комплект из витрины, протянул девочке, чтобы она поближе рассмотрела это сокровище. Он всегда тепло относился к Айрин и, будучи семьянином старого закала, очень жалел, что она росла без матери. Артур хорошо помнил прежнюю миссис Линдсей с самого первого визита в магазин. Потом она тяжело заболела и умерла сразу после родов. От мистера Тейлора Айрин узнала о матери больше, чем от отца. Он рассказал, что ее покойная мать была мягкой деликатной женщиной с тихим голосом, любила скромные украшения: броши с камеями, жемчужные ожерелья. Отец ни с кем не делился своим горем, и меньше всего со своей дочерью, считая это своим личным переживанием. Если бы София не уговорила отца, Айрин никогда бы не получила кольцо с сапфиром и жемчужиной, которое когда-то принадлежало Дениз Линдсей. Кольцо было неброским, и Айрин разрешали его надевать, когда они куда-то выходили с Софией. Покойная Дениз носила его на мизинце, а Айрин приходилось надевать на средний палец. Мистер Тейлор, вернувшись к витрине с серьгами, посмотрел на Айрин заговорщическим взглядом и добавил:

– Сегодня я покажу вам еще кое-что интересное.

– Правда? – воскликнула Айрин, радостно всплеснув руками.

Именно мистер Тейлор научил ее азам ювелирного дела: как различать камни, в чем их особенности и ценность. Айрин узнала, что изумруды обладают всеми оттенками зеленого цвета, «всеми оттенками океана», как он выразился, что бриллианты могут быть бесцветными, розовыми и даже голубыми, так же обстояло дело с рубинами и сапфирами. Айрин умела различать оттенки бирюзы – от голубого (цвета яиц малиновки) до небесно-голубого (цвет идеальной бирюзы). Она знала, что жемчужины из Европы обычно крупнее и тяжелее, чем восточный жемчуг, что золотистый янтарь – это окаменевшая смола, а вовсе не камень, хотя в цене он не уступал полудрагоценным камням. Среди множества камней самыми любимыми у нее были красные гранаты, бирюза лазурного цвета, зеленый нефрит, золотистый топаз, опал мерцающих оттенков, хризопраз цвета темного шартреза, красный кварц, турмалины всех цветов радуги. Причудливые формы оправы интересовали ее не меньше, чем сами камни, и она часто расспрашивала мистера Тейлора обо всех тонкостях. В последнее время Айрин стала критически относиться к традиционным формам ювелирных украшений: теперь ее больше интересовали современные линии, свойственные зарождавшемуся новому искусству ар-нуво.

В сопровождении мистера Тейлора Айрин вышла из торгового зала в коридор, устланный красным ковром и отделанный панелями из красного дерева. Оттуда можно было попасть в кабинет отца, находящийся в самом конце прохода. По левую сторону коридора были три двери, две вели в просторные помещения, а третья – в значительно меньшую комнату, которая из-за своих небольших размеров использовалась очень редко. Эти три комнаты напоминали гостиные – с мебелью красного дерева, обитой зеленой тканью, – и служили для приема важных клиентов, с которыми заключались конфиденциальные сделки с соблюдением всех мер предосторожности. Сюда приглашали людей, которые приходили в магазин не за покупками, а для того, чтобы продать ценные вещи. Об этом знали только Эдмунд Линдсей и его доверенное лицо – мистер Тейлор. Вопрос о цене решался в самой деликатной форме и с соблюдением всех приличий. Эдмунд Линдсей никогда не предлагал слишком низкую цену.

По правую сторону коридора находилась мастерская, отгороженная застекленной дверью, через которую хозяин мог наблюдать за работой ювелиров, не заходя внутрь. Повернув ручку двери, мистер Тейлор провел Айрин в мастерскую и, чтобы не отлучаться надолго из торгового зала, сказал, к какому мастеру обратиться, чтобы тот показал ей эту вещь. Айрин, сгорая от любопытства, вошла в помещение, где работали мастера.

Посреди мастерской, перпендикулярно стене, стоял длинный рабочий стол в форме подковы, за которым работали пять ювелиров. На каждом мастере был кожаный фартук, который с одной стороны подвязывался к поясу, а с другой цеплялся за крючок под столом, чтобы не сыпались на пол остатки драгоценных металлов, с которыми работали ювелиры. Золотая пыль не должна была пропадать, и когда наступал конец рабочего дня, мастера собирали даже порошок и мелкие обломки, которые потом предлагались торговцам ломом драгоценных металлов. Ювелирная мастерская всегда волновала воображение девочки. Как завороженная, она наблюдала за работой мастеров, слушая шипение газовой горелки во время плавки металла и звуки режущих инструментов при обработке золотых и серебряных пластин или обточке деталей. Стеклянный потолок пропускал много солнечного света, который дополнялся искусственным светом газовых ламп на стенах и потолке.

Айрин живо интересовалась всеми тонкостями работы ювелиров, засыпая их вопросами. Поэтому с самых ранних лет она знала терминологию и все стадии обработки и огранки камней. Она знала, что «кабошон» – это, как правило, непрозрачный полированный камень без граней, знала, что самыми старыми видами огранки были огранка розой и «индийская» (так называемая огранка «могол»), сменившиеся через три столетия бриллиантовой огранкой с характерным для нее большим количеством граней различных форм, придающих камню особую живость, цвет и красоту.

Сегодня Айрин не собиралась задерживаться в мастерской, а поспешила в соседнее помещение, где отдельно работал главный ювелир и дизайнер украшений. Айрин подошла к нему и, приподнявшись на цыпочки, восхищенным взглядом впилась в лежащую на подковообразном верстаке подвеску из драгоценных камней, над которой склонился мастер.

– Что это, мистер Лукас? – спросила она.

– А вы как думаете, что бы это могло быть? – ответил он вопросом на вопрос. Сняв очки, он отодвинул в сторону инструменты, чтобы она могла лучше рассмотреть изделие.

Айрин совершенно растерялась при виде этого зрелища. На треугольном куске кожи веером были разложены бриллианты, рубины, изумруды, а посередине лежал огромный рубин. Края композиции были выложены широкими полосами из жемчужин. Каждая полоса была шириной с локоть.

– Даже представить себе не могу, что это может быть, – произнесла изумленная девочка. – Знаю лишь одно: это может носить только великан.

Ювелир улыбнулся:

– Вы почти угадали. Эти камни мы получили от индийского махараджи, чтобы мы сделали из них украшение для головы его любимого слона. Смотрите, их будто достали из пещеры с несметными сокровищами, где они много лет не видели света.

– Что вы можете сказать о них?

– На некоторых изумрудах – мотив раковины, а посередине – отверстие, значит, их носили как бусы. В некоторых рубинах тоже просверлены небольшие дырочки. Это говорит о том, что камнями уже пользовались. Бриллианты тоже дают довольно точный ключ к разгадке. Все они имеют огранку «могол», или индийскую: у них широкие, плоские параллельные грани. Я уверен, что, если бы они были обработаны бриллиантовой огранкой, как это делается в наши дни, то камни сверкали бы намного ярче. Тогда они предстали бы в своей полной красоте.

– А их можно огранить заново?

– Можно, если бы махараджа захотел. Возможно, он заказал бы заново огранить камни, если бы украшение предназначалось для человека. Получая в наследство старинное украшение, некоторые люди просят ювелиров сделать новую огранку, и тогда эффект может быть феноменальным.

– У моей мачехи много прекрасных ювелирных украшений из России. По ее словам, их переделывали два или три раза.

– Да, это вопрос моды. К сожалению, очень мало ювелирных изделий сохранилось в их первозданном виде. Многие женщины не желают довольствоваться старомодными украшениями и слепо следуют новой моде. Конечно, для ювелира это выгодно, это дополнительные заказы, но я часто жалею, что приходится извлекать камни из старинной оправы и делать для них новую, современную.

Их разговор прервало появление отца с Софией, которой он тоже хотел показать индийское украшение. Айрин посторонилась, чтобы дать возможность Софии полюбоваться этим необыкновенным зрелищем, хотя ей хотелось задать еще много вопросов мистеру Лукасу. Однако Айрин понимала, что в присутствии отца ей лучше помолчать. Ей предстояло еще многому научиться, если уж она решила посвятить себя этому искусству. Девочка не могла точно сказать, когда впервые почувствовала в себе эту тягу к камням и драгоценным металлам: отец никогда не пытался привить ей любовь к своей профессии. Дома он редко говорил о делах и даже не догадывался, с каким живым интересом дочь подолгу рассматривала цветные иллюстрации в книгах по ювелирному делу, которых в отцовской библиотеке было предостаточно. Больше всего Айрин любила вместе с Софией посещать отдел Тауэра, где были собраны ювелирные украшения королевской коллекции. Она даже сама сделала из блесток и картона две копии королевской короны, а София, сидя рядом с ней на полу у камина, ножницами отрезала от «корон» лишние цветные кусочки бумаги. Насколько Айрин себя помнила, она часто мастерила всяческие ожерелья и колечки, а самые удачные из своих изделий складывала в обувные коробки и хранила их в платяном шкафу. Эти коробки были для девочки шкатулками с ее личными драгоценностями.