Текст книги "Ювелир с улицы Капуцинов"
Автор книги: Ростислав Самбук
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Мария Харчук стояла на окраине местечка и ждала автобуса. На все местечко один старенький, обшарпанный автобус, но слава богу, что есть и такой, – все же не пешком. Шел дождь, дул холодный, пронизывающий ветер, и Мария плотно укуталась в теплый платок. Автобуса все не было…
Рядом топталось еще несколько пассажиров. Мария спросила у одного из них, не отменили ли рейс. Тот вытащил из кармана большие серебряные часы, щелкнул крышкой и лишь после этого ответил:
– На ремонте. Обещают, что с минуты на минуту подадут его на остановку.
Подошли два полицая. Видно, подвыпившие – пальто нараспашку, лица красные, нагло поглядывают вокруг. Мария еще плотнее закрыла лицо платком, сгорбилась. Теперь она была похожа на пожилую женщину, которая возвращается в город от деревенских родственников, прихватив с собою то, чем с ней поделились: ведро картошки, несколько вилков капусты, венок лука. По нынешним временам – богатство.
Автобуса не было.
Полицаи начали приставать к пассажиркам. Бросив несколько насмешливых реплик по адресу промокших и плохо одетых крестьян, они оттеснили от них молоденькую девушку, которая глядела на пьяных испуганными глазами.
– Эй, Грицько, – хохотал один из полицаев, – эта фрейлейн похожа на мою бывшую любовницу. Что ты смотришь на меня так жалобно? Улыбнись, девушка, я хочу видеть, как ты улыбаешься.
– Ты едешь в город, девушка? – допытывался второй. – Мы можем там неплохо повеселиться…
Девушка пятилась к Марии, но один из полицаев неожиданно подставил ей ногу, и она упала на мокрую траву.
– Ха-ха-ха! – захохотал полицай.
Мария увидела, как задрожали щеки у пассажира с серебряными часами. Переносица у него побелела, он порывисто обернулся к полицаю.
– Ха-ха-ха! – хохотали полицаи, глядя, как бежит в направлении местечка девушка. – Не пугайся, фрейлейн, мы пошутили!..
– За такие шутки… – начал пассажир, но Мария успела дернуть его за руку.
– Смотрите, – прошептала, – машина…
Из-за угла вынырнул крытый брезентом грузовик. Резко затормозил, обрызгав грязью столпившихся на остановке крестьян. Из кабины высунулось красное безбровое лицо шофера. Внимательно оглядев пассажиров, он сказал:
– Автобуса не будет. Можете ехать со мной. Полицаи заняли лучшие места возле кабины.
Мария повернулась к ним спиной, примостившись у заднего борта, чтобы видеть дорогу. Она любила смотреть, как убегают назад деревья и кусты, одинокие дома.
Шофер быстро гнал машину, грузовик подпрыгивал на неровном асфальте, Марию бросало в разные стороны. Думала: все-таки посчастливилось. Через полтора–два часа будет в городе, увидит Модеста Владимировича. Хотелось поскорее заглянуть в темные глаза Яблонского. Все теперь в нем нравилось Марии – даже морщинки в уголках губ, которые придавали его лицу несколько скептическое выражение. Завтра она расскажет о нем вуйку Денису, и Модест станет членом их организации. Вместе будут расклеивать листовки. Может быть, Яблонскому поручат более ответственную работу?
Машину подбрасывало на выбоинах, но Мария не замечала этого, мечтая о скорой встрече с любимым. Завтра Денис зайдет к ним. Конечно, он будет сердиться, что Мария не посоветовалась с ним, но разве же можно не верить Модесту?! Это все равно что не верить самой себе. Так она и скажет вуйку Денису: “Вы что же, не верите мне?” Ковач поймет ее и не станет ругать. Это же хорошо, когда в организацию приходит еще один надежный товарищ.
По обеим сторонам дороги – черные, голые поля. Машина несется с пригорка на пригорок, поля убегают назад, вот уже и показался осенний неприветливый лес. Лишь кое-где зеленеют поляны. Дождь хлещет по стволам и ветвям, рвы полны воды, из-под колес машины во все стороны летят брызги.
Скоро уже город. Еще немного – и покажется конус Крутого замка, шпили костелов. Здесь шоссе избегает на пригорок, справа лес, слева – глубокий овраг. На дне оврага небольшие кусты и ручеек, который теперь, в пору дождей, похож на маленькую речку. А вот и первые дома…
Безбровый открыл дверцу, оглянулся назад. Никого нет. Впереди тоже чистое шоссе. Шофер нажал на тормоза и, когда машина совсем замедлила ход, резко повернул руль, а сам выскочил на асфальт. Тяжелый грузовик налетел на придорожную вербу, сломал ее и полетел в овраг. Безбровый видел, как машина, несколько раз перевернувшись, врезалась кузовом в землю…
На другой день в местной газете была помещена заметка об аварии на окраине города. Репортер сообщал: на скользкой дороге машину занесло, и она рухнула в овраг. Погибло четырнадцать человек, в том числе два полицая. Среди тех, кто умер, не приходя в сознание, была и Мария Харчук…
Глава третья
На земле и под землей
Итак, все шло хорошо. Старший приказчик магазина Кремера – Михайло Фостяк хвалился, что здорово прижал короля “черного рынка” Модеста Сливинского и скоро приберет к рукам всю комиссионную торговлю в городе.
– Этот Сливинский пусть балуется картинками, – посмеивался Фостяк в компании дельцов. – А попытается сунуть свой поганый нос в наши дела, ему головы не снести…
Пан Модест пожаловался Менделю на незаконные действия фирмы Кремера, который переманивает его клиентуру. Но штандартенфюрер иронически спросил его:
– Пан Сливинский был хоть раз в особняке губернатора? Не приглашали? А вот господин Кремер чуть ли не каждую субботу бывает у губернатора. И к нему благосклонна сама госпожа Ирма фон Вайганг… Понятно? Ну, а если понятно, какого черта вы морочите мне голову?
Модест Сливинский вспомнил древнюю истину, что против силы даже вол не потянет, и смирился, решив значительно расширить операции с картинами – тут он и поныне оставался монополистом.
Карл Кремер не спешил – обдумывал донесение, которое сегодня Фостяк передаст Богдану. Вчера губернатор в его присутствии позвонил коменданту и приказал усилить охрану военных складов на окраине города. Оказывается, там сейчас сконцентрированы огромные запасы горючего для самолетов, действующих против Сталинграда. Кроме того, на склады поступило теплое обмундирование для солдат и офицеров Восточного фронта; с будущей недели его начнут отгружать воинским частям.
Склады следовало бы поднять в воздух именно сейчас, но как это сделать? Охраняют их отборные части эсэсовцев. Через колючее проволочное заграждение пропущен электрический ток. Но ведь там горючее для самолетов, которые сбрасывают бомбы на Сталинград… Склады эти во что бы то ни стало надо уничтожить!
Богдан пришел около двенадцати, когда в магазине было полно людей. Сняв с вешалки сданное на комиссию пальто, Фостяк пригласил Стефанишина в примерочную. Богдан обносился, и хлопцы обещали ему подобрать что-нибудь приличное, хотя на его богатырскую фигуру найти что-нибудь подходящее было нелегко. К счастью, пальто подошло. Через несколько минут Богдан вышел из магазина, оглянулся и направился в сторону Люблинского базара. Полы его нового пальто разлетались. Богдан торопился сообщить друзьям о складах с горючим и обмундированием.
Люблинский базар – оживленнейший уголок города. Снег, смешанный с грязью, образует здесь липкое болото. В центре – деревянные ряды, сбоку, в стороне, – “раскладка”. Тут можно купить все, начиная от бронзовых канделябров и сентиментальных французских романов и кончая “почти новыми” сапогами.
Сразу за базаром – длинный ряд всевозможных мастерских. Тут ремонт примусов и кастрюль, портновские и сапожные мастерские и парикмахерские, “забегаловки”, где из-под полы завсегдатаям отпускают самогон стаканами. Дельцы в потрепанных пальто и черных шляпах, крестьяне в домотканых свитках, музейные пани в старомодных манто, полицаи, неопрятные, с подведенными глазами проститутки…
Богдан купил на базаре несколько немецких эрзац-сигарет и направился в мастерскую, над которой на огромном фанерном щите горел неестественным красным пламенем примус. В углу полутемного помещения, заваленного ведрами, кастрюлями, ковырялся человек в замасленной одежде. Около него топталась бабуся с дырявой кастрюлей.
– Завтра, бабушка, сделаем, – говорил ей человек, поблескивая живыми глазами. Круглое лицо его, обрамленное короткой бородкой (не поймешь, бородка ли это или человек просто давно не брился) немного вытянулось от нетерпения. – Сегодня нельзя, бабушка. Завтра заберете кастрюлю, как новая будет.
Когда старушка, наконец, ушла, мастер набросил на дверь крючок и обернулся к Богдану.
– Я же предупреждал – ко мне лишь по неотложным делам!
Богдан сел на табурет.
– Именно неотложное и есть, Евген Степанович.
– И не Евген Степанович я, а Василь Петрович, и не Заремба, а Воляпюк, – поморщился тот. – Когда я вас научу?..
– Так мы же одни, Евген…
– Василь Петрович! – перебил Заремба. – Привыкать надо, а то сболтнешь где-нибудь нечаянно.
– Ладно. Я только что из магазина. Есть очень сажное сообщение…
Выслушав его, Заремба посидел минутку молча.
– Трудная задача, – вздохнул он. – Не под силу нам. Голое место, к складам не подползешь. Подстрелят, как куропатку…
– А если подъехать на машине – вроде бы получить что-то? – предложил Богдан. – Будто бы из какой-то воинской части. Документы приготовить, ну и…
– Эсэсовская охрана, – покачал головой Заремба. – Они на этом зубы съели. И где ты найдешь образцы документов?
– Можно попытаться… напролом, – не сдавался Богдан.
– Тебе не подпольщиком быть, а разбойниками командовать! – вскипел Заремба. – Вот так всегда: как черт в воду. Не выйдет! Рисковать можно, когда есть хотя бы одна сотая процента надежды. А тут и этого нет.
Богдан помрачнел.
Заремба развернул газету, вытащил селедку, луковицу и полбуханки хлеба.
– Давай присоединяйся…
Вдвоем они быстро съели селедку. Богдан закурил. Стоял у окна, наблюдая, как дворники расчищают улицу, сбрасывая снег в люк канализации. Внезапно чуть ли не подпрыгнул.
– Идея! – крикнул он вдруг. – Евген Степанович, идите-ка сюда!
– Не Евген Степанович… – начал было тот, но, увидев возбужденное лицо парня, спросил: – Чего тебе?
– Посмотрите. – Богдан указал на дворников.
– Ну и что?
– Канализация…
– Ну, канализация…
– А ведь склады на территории города, понимаете?
– Не пойму…
– Если там проходит канализация, то через нее можно пробраться на…
– Постой, постой, – потер лоб Евген Степанович, – а ведь это и впрямь идея!
Богдан сел на перевернутое ведро, вынул еще сигарету. Закурил и спросил:
– Вы Илька Шкурата не знали? – Заремба покачал головой. – Он со мной вместе заканчивал школу, сейчас где-то на фронте воюет. В двух кварталах от нас жил. Так вот, его отец – большой специалист по канализации. Илько, бывало, говаривал: “Батько знает там ходы лучше, чем улицы в городе”.
Заремба поднял на Богдана глаза.
– Над этим стоит подумать, – сказал. – Может, это и есть та сотая часть процента. А старик Шкурат надежный?
– Вполне! Хотя, – вспомнил, как тот когда-то драл Богдану уши, поймав в саду, – сухарь и, кажется, эгоист… Но возможно, это субъективно…
– Добро, я расспрошу про него, – перебил Заремба. – Теперь беги. В восемь буду у вас.
Шкурат сидел за столом и посасывал почерневшую от времени трубку. Когда Заремба объяснил все начистоту, старик сдвинул мохнатые брови и сказал:
– Согласен. – Долго набивал трубку, пустил под потолок струйку едкого махорочного дыма и добавил: – Но ведь гитлеровцы кое-где завалили люки…
– Много выходов в районе военных складов? – спросил Евген Степанович.
– Если не завалили, выйдем! – ответил старик.
Был намечен следующий план диверсии. Из партизанского отряда Дорошенко доставить взрывчатку. Это задание поручили члену организации – ветврачу, имевшему возможность легально выезжать из города. К этому времени Шкурат должен был обследовать входы в канализационную систему в районе военных складов, а Богдан – добыть для трех участников диверсии электрические фонари, резиновые сапоги и ватники.
Через три дня ветврач привез из отряда тол. Шашки, похожие на мыло, лежали в чемоданчике, и Богдану не верилось, что в этих желтоватых кубиках таится адская разрушительная сила. Заремба научил его прилаживать капсюли. Пришел Шкурат. У него была сумка с едой. Посидел, пососал трубку, потом бросил:
– Пошли…
До условленного места добирались поодиночке. Уже совсем стемнело, когда сошлись на безлюдной улице. Шкурат поднял крышку люка и полез первым. За ним спустился Заремба. Богдан осторожно оглянулся и стал опускаться в люк. В соседнем доме громко хлопнули двери, послышались чьи-то голоса. Богдан спрыгнул и опустил за собою люк. Внизу уже мерцал фонарик-Богдан шел за Шкуратом. Старик двигался легко, опираясь правой рукой на короткую палку, а левой касаясь стены канализационной трубы. Все ему здесь было привычно; он не обращал внимания даже на зловонную жидкость, которая противно чавкала под ногами.
– Ничего, привыкнете, – бросил он, заметив, как Заремба и Богдан затыкают носы.
И действительно, притерпелись, постепенно тошнотворные запахи перестали их мучить, но идти было по-прежнему трудно. Пот заливал Богдану глаза, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Сколько же они прошли? Кажется, еще шаг – и силы иссякнут…
Шкурат остановился.
– Отдых, – сказал. – Дальше будет тяжелее.
– А я думал, хуже быть не может, – вздохнул Богдан.
Заремба молча оперся на стену, стараясь избавиться от нестерпимой боли в пояснице. Богдан видел, как дрожат у него колени. “Да, – подумал юноша, – как-никак возраст дает о себе знать… Мучается, а молчит… Из железа человек!”
Богдан осветил фонариком циферблат и свистнул: целый час уже бредут они. Сколько же еще? Он присел на корточки, опустив на пол мешок с толом. Отдыхать так отдыхать: ежели впереди еще труднее – значит, надо собраться с силами.
Прошли еще метров пятьсот. Ход постепенно суживался; Богдан двигался, опираясь руками на настил, поросший какими-то лишаями. К счастью, становилось суше, жижа уже не чавкала под ногами.
Шкурат опять подал знак остановиться. Ход раздваивался. Старик вынул из кармана бумажку, долго разглядывал ее, недовольно хмыкал.
– Подождите здесь, – сказал и повернул налево.
Через несколько минут вернулся, пятясь назад. Помолчал немного, снова вытащил бумажку.
– Дела наши усложняются, – сказал. – Там завал…
Заремба придвинулся к старику.
– Как же быть?
– Попробуем в обход. Это дальше, и путь хуже, но ничего не поделаешь…
Шли еще с полчаса. Вдруг Шкурат погасил фонарик. Поднял руку, призывая к вниманию.
– Гасите свет! – прошептал. – И тише!
Бесшумно шагая, добрались до поворота. Впереди мерцал слабый огонек.
– Там кто-то есть, – прошептал Богдан. – Подождите здесь, я пойду вперед.
Опустив на землю мешок, он вытащил из кармана пистолет и двинулся по направлению огонька, который проступал все явственнее. Скоро Богдан понял, что это свет от фонаря. Подняв пистолет, он сделал еще несколько бесшумных шагов, потом лег на пол и пополз. Услышав голоса, на мгновенье замер. Потом заглянул за угол.
Узкая, точно склеп, пещера. Фонарь, подвешенный к сырому потолку, освещал мужчину и женщину, которые сидели на сбитом из неструганых досок лежаке. Несколько книжек, кастрюля, миска. Рядом с фонарем свешивалась полотняная торба.
– Руки вверх! – крикнул Богдан. – Не двигаться!
– Ой! – испуганно воскликнула женщина. Мужчина, сидевший рядом с ней, медленно поднял вверх худые, белые руки.
За спиной у Богдана уже тяжело дышали Заремба и Шкурат.
– Кто такие?
– Не трогайте нас, – сползла с лежака и упала на колени женщина. – Мы бедные люди, не делаем ничего плохого.
– Кто вы? – повторил свой вопрос Богдан.
– Это мой муж, Арон Чапкис, – плакала женщина, – а я его жена. Не трогайте нас, мы бедные евреи, и ничего у пас нет.
– Прекрати! – вдруг злобно воскликнул мужчина. – Мне не страшно, стреляйте! – рванул на запавшей груди грязную сорочку, дико сверкнул глазами. – Стреляйте!
Заремба сказал:
– Спрячь оружие, Богдан. А вы успокойтесь, никто не собирается вас убивать.
– Не трогайте нас, господа, – рыдала женщина. – Мы и так не знаем, на каком свете живем…
– Замолчи, Циля! – набросился на нее муж. – Не унижайся!
Заремба сел на ящик, заменявший стул. Женщина отшатнулась от него и прижалась к ногам мужа. В свитере с порванными рукавами, небрежно причесанная, с изнуренным лицом и бескровными губами, она казалась выходцем с того света.
– Успокойтесь, – ласково промолвил Заремба. – Мы – ваши друзья.
Евген Степанович помог мужу уложить женщину на постель, укрыть ватным одеялом.
– Давно здесь скрываетесь? – спросил Заремба.
Арон сидел на лежаке, опустив костлявые руки на колени. Он смерил Евгена Степановича долгим взглядом и спросил:
– Кто вы такие? Как сюда попали?
– Люди… – усмехнулся Заремба. – А попали, потому что нужно…
– Тут никому ничего не нужно, – утомленно сказал Чапкис. – Тут лишь мы и крысы…
– Давно скрываетесь? – снова спросил Заремба.
– Год…
– Год?! – переспросил Богдан. – И все время тут?
Чапкис кивнул. Была в его позе, в безвольных движениях, в голосе такая безнадежность, точно человек давно уже отрекся от всего живого, но живет потому, что искра жизни все еще тлеет в истощенном организме.
Богдан ужаснулся. Год в сырой, вонючей пещере, где можно стоять, лишь согнувшись… Год без света, чистой воды, воздуха, тепла…
– А как же с продуктами?
– Там, – мужчина показал вверх, – осталась подруга Цили. Она, когда удается, спускает нам немного еды…
Заремба посмотрел на пустой мешочек.
– Когда вы ели в последний раз?
– Два дня назад, – ответил Чапкис. – Должно быть, у Зои, – снова показал вверх, – ничего не нашлось.
Шкурат уже развязывал мешок. Вынул хлеб и сало, разделил на дольки головку чеснока.
– Ешьте, дорогие мои, – положил все на большой ящик. – Ешьте, не бойтесь.
Мужчина пододвинул дары незнакомцев жене. Горькая гримаса пробежала по его лицу, когда увидел, как жадно набросилась она на пищу. Сам, уставившись в стену, жевал лениво, казалось, даже неохотно. Заремба налил ему немного спирта. Поморщившись, тот выпил.
– Вообще-то я не пью, – виновато сказал он, – но ради такого случая. Спасибо вам за все, пребольшое спасибо…
Потом Чапкис рассказал, как год назад, когда начались массовые расстрелы евреев, он попытался организовать в гетто сопротивление. Но руководители общины стали обвинять его в провокации. Каждую минуту его могли выдать. Пришлось бежать. Сначала думали пробраться по канализационной системе за город, но ничего не получилось. Пришлось отсиживаться здесь, рассчитывая на помощь Зои…
– И что же вы тут делали? – вырвалось у Богдана.
Чапкис пожал плечами.
– Прятались, – сказал безразлично. – Циля еще обучала меня испанскому. Она ведь окончила университет…
– И не пробовали даже выйти наверх? – спросил с невольной резкостью Богдан.
– По ночам я изредка рискую ненадолго выходить. Жена очень боится за меня…
– И медленно умираете в этой грязной дыре! – снова воскликнул Богдан.
– Извините меня, – вмешалась женщина, – но ведь там у нас нет ни капли надежды. А тут можно выжить.
Богдан от волнения вскочил и больно ударился головой.
– Так тебе и надо, – засмеялся Евген Степанович. – Не горячись!
Он положил руку на худое колено Чапкиса и сказал:
– Помирать очень просто. Для этого не нужно ни большого ума, ни силы воли. А ежели, скажем, предложим вам другой вариант? Хотите, мы переправим вас в партизанский отряд?
– В лес! – поднял голову Чапкис. Глаза его заблестели. – Я сплю и вижу во сне лес! Зеленая трава, цветы, пахнет сосной… И белые облака на синем небе… Мы уже год не видели солнца…
Заремба подозвал Шкурата.
– Дайте-ка вашу бумажку. – И развернул ее перед Чапкисом. – Это приблизительный план канализационной сети. Пунктиром обозначена территория военных складов. Вы знаете, где они?
Чапкис кивнул, а потом спросил:
– Вам надо выйти к складам? Туда есть один лишь выход, остальные завалены. Вы спросите, почему уцелел этот ход? Фашисты его просто не заметили. Вот здесь, – Чапкис ткнул пальцем в чертеж, – около нефтехранилища, стоял когда-то сарай или дом. Его разрушили, и битый кирпич завалил крышку люка. Потом все заросло бурьяном.
– Откуда вы это знаете? – удивился Заремба.
– Раньше я был более любопытным, чем сейчас, – горько усмехнулся Чапкис. – Я знаю в этом районе все выходы из-под земли…
– Так, так… Говорите, возле нефтехранилища… – задумчиво протянул Евген Степанович. – А внутренняя охрана там имеется?
– Разрешите клочок бумаги, я вам все начерчу, – волновался Чапкис, орудуя карандашом. – Это – люк. Он рядом с нефтехранилищем. Здесь пост внутренней охраны. Справа – склады. Второй пост вот здесь. За ним барак, где живет охрана.
– Послушайте, вы же молодец! – воскликнул Заремба. – И как вы все это заметили?
– Лежал в бурьяне и смотрел. Когда сменялся караул, они проходили совсем рядом. Много бы я отдал тогда за автомат с полным диском…
– А теперь? – спросил Богдан.
– И теперь! – решительно промолвил Чапкис. – Если возьмете, я пойду с вами.
– А дойдешь? – Богдан давно не слышал, чтобы Заремба говорил так сердечно. – Слаб ты…
– Дойду. Тут не так уж и далеко.
– А для чего, понимаешь?
– Догадываюсь, – пяло улыбнулся Арон.
– Тогда слушай. Нам нужно взорвать склады, чтобы вес полетело ко всем чертям!
Женщина беззвучно заплакала. Муж начал утешать ее. Заремба, тихонько посоветовавшись о чем-то со Шкуратом, обратился к ней:
– Выслушайте меня, пожалуйста. С вами останется этот товарищ, – показал на Шкурата. – Он сделал свое дело, и теперь его заменит ваш муж. Поймите, Арон становится бойцом! Не волнуйтесь, мы вернемся. Арон покажет нам дорогу, и никакая опасность ему не грозит.
Евген Степанович поднял мешок с толом. Циля упала и обняла ноги мужа. Тот молча отстранил ее и двинулся в темноту…
Шел третий час ночи, когда Чапкис остановился и осветил кирпичный колодец. Тяжело дыша, он прислонился к сырой стене и зажмурил глаза.
– Глотни! – протянул ему флягу Заремба.
– Не надо, – отвел руку. – Сейчас пройдет…
Вверх отвесными ступеньками поднимались ржаные металлические скобы. Отдышавшись, он ловко полез по ним. Тихо звякнула крышка люка, и сразу же потянуло свежим воздухом. Фонарик мигнул. Заремба поправил на плечах мешок и схватился за скобы. За ним полез Богдан.
Они притаились в зарослях бурьяна. Слева в сотне метров от них высились цистерны нефтехранилища, правее темнели длинные двухэтажные строения складов.
– Хорошо, что опустился туман, – обрадовался Евген Степанович. – Где пост внутренней охраны?
– За цистернами, – ответил Чапкис.
Евген Степанович задумался. Богдан и Арон ждали его решения.
– Понимаешь, Богдан, – шепнул Заремба, – надо, чтобы взрывы произошли почти одновременно.
– Понимаю… Вы возьмите на себя склады, а я – нефтехранилище, – предложил Богдан. – Там буду ждать вашего сигнала. Вы поджигаете шнур, возвращаетесь к люку и оттуда два раза помашите фонарем. Если даже заметят, не страшно. Мой шнур сгорит за полторы минуты, они и не успеют сообразить, что к чему, как раздастся взрыв.
– А ежели у меня не получится?
– Тогда стреляйте. Отстреливайтесь и отступайте к канализации.
Евген Степанович исчез в бурьяне. Богдан, приказав Чапкису в случае малейшей опасности бежать через канализацию, бесшумно пополз к нефтехранилищу.
Да, туман был очень кстати! Даже в нескольких метрах ничего нельзя было разобрать. Только по запаху нефти Богдан и догадался, что достиг цели. Под прикрытием цистерн он почувствовал себя увереннее. Выложил тол, приладил шнур, приготовил зажигалку и приподнялся, чтобы не пропустить сигнала.
В гнетущей тишине звонко тикали на руке часы. Богдан поднес циферблат к самым глазам – пошла уже десятая минута с того момента, как он расстался с Зарембой. “Пора бы уже…” – подумал Богдан.
Прошло еще несколько минут. Вдруг Богдана потрясла мысль, что сигнал давно уже был, но он не заметил его. От этой мысли его бросило в озноб. Он решил: если сейчас там раздастся взрыв, он подожжет шнур у самого капсюля… Но взрыва не было. Снова посмотрел на часы. Прошло уже двадцать минут. Неужели что-нибудь случилось?..
Богдан не знал, что предпринять. Решил ждать еще три минуты, а когда они миновали, добавил еще три… Наконец, окончательно изнервничавшись, он уже решил больше не ждать, но в этот миг одна за другой мелькнули две робкие полоски света. Накрыв полой ватника зажигалку, Богдан зажег шнур и короткими перебежками бросился к люку: теперь все равно, пускай замечают! Конечно, его заметили. Не успел он добежать к своим, как длинная автоматная очередь разорвала тишину и пули пропели над головой.
– Ложись, дурень! – услышал Богдан голос Зарембы. Но пьянящая радость кружила голову. Богдан встал во весь рост, погрозил кулаками в сторону цистерн и что-то громко крикнул.
Снова затрещали автоматы. Богдан бросился к люку. Оттуда торчала голова Зарембы.
– Давай, бешеный! – крикнул он.
Спускаясь, бросил последний взгляд на склады. Темное небо покрылось красным заревом…
Когда достигли “базы”, как окрестил Заремба пещеру Чапкиса, шел уже шестой час утра. Решили пока отсиживаться здесь. Сейчас гестаповцы и полицаи рыщут по всему городу. Лучше выйти между седьмым и восьмым часом вечера, когда стемнеет и можно будет успеть добраться домой до наступления комендантского часа.
Улеглись спать. Богдан долго ворочался с боку на бок. Евген Степанович толкнул его кулаком.
– Спи!
– Между прочим, – прошептал Богдан, – почему вы так задержались тогда возле складов?
– Я решил взорвать средний, чтобы от него загорелись и другие. Пристроился в углу под крыльцом, а тут вышли двое. Стоят и курят. Минут десять стояли.
– А-а… Понятно… – сказал Богдан, повернулся и тут же уснул.
…Натянув чистый плащ, Богдан приподнял крышку люка и выглянул на улицу. Темно, лишь снег поблескивает в лунном сиянии. Бесшумно отодвинул крышку, еще раз внимательно посмотрел вокруг. Тишина, ни одной живой души.
– Кажется, все в порядке! – шепнул он товарищам и выбрался из люка.
Но неожиданно что-то мелькнуло в садике напротив. Оглянулся и заметил немца в каске, прятавшегося между деревьями. Богдан упал на снег, хватаясь за пистолет. В саду затрещали автоматы.
– Бегите! – крикнул в люк. – Я их задержу!
Мысль о бегстве вместе с Зарембой и Ароном он сразу же отбросил, так как понимал, что фашисты успеют забросать их гранатами. Взял на мушку бежавшего на него эсэсовца и выстрелил. Тот упал. Та же участь постигла другого. Эсэсовцы спрятались под забором, усилив пальбу.
– Испугались, гады! – обрадовался.
Осторожно поднялся на локтях, чтобы осмотреться и попытаться отступить. Но пули подняли фонтанчики снега почти перед глазами. Черные фигуры мелькали все ближе. Положив пистолет на левую руку, Богдан стрелял, пока не кончились патроны. Поднялся и ударил рукояткой первого… Потом зазвенело в голове. Казалось, снова увидел небо в красном зареве – и темнота…
Петро почтительно поцеловал пальцы губернаторши и произнес патетически:
– В этот торжественный день я желаю вам цвести еще много и много лет на радость всем поклонникам. А чтобы пальчики ваши стали красивее, наша бедная фирма просит разрешения украсить их этим скромным подарком.
Дородная, полнолицая женщина лет сорока, но с претензиями на моложавость, засияла:
– Вы всегда так щедры на комплименты, господин Кремер? – сказала, манерничая.
Петро изобразил на лице отчаяние.
– Как можете вы, фрау Ирма, – пылко произнес, – хотя бы на миг взять под сомнение мою искренность!
– Успокойтесь, мой друг. – Фрау Вайганг кокетливо дотронулась до его руки. – Бог мой, какая красивая вещь!
Перстень был подобран с учетом вкуса губернаторши: массивный, украшенный большим рубином. Фрау Ирма сразу же надела его и показала мужу.
– Правда, чудесно?! – И, получив его одобрение, она обратилась к гостю: – Вы всегда знаете, что мне нравится, господин Кремер.
Петро склонил голову и подумал: “Не так уже и сложно это знать…”, но вслух сказал:
– Ваш утонченный вкус приводит меня в восхищение, фрау Ирма.
Петро знал, что делал. Губернатор группенфюрер СС Зигфрид фон Вайганг был женат второй раз. Его жена была много моложе его и вертела стариком, как хотела. Когда в губернаторском доме впервые появился молодой и элегантный коммерсант, он сразу же привлек внимание фрау Ирмы. Несколько вовремя сказанных комплиментов довершили дело. Комплименты, а главное – щедрые подарки скоро помогли Петру стать желанным гостем в доме фон Вайгангов. Перед ним заискивали даже влиятельные чиновники, и сам шеф гестапо Отто Менцель приветливо пожимал руку при встрече.
Сегодня день рождения фрау Ирмы. Правда, праздник омрачен вчерашней диверсией на военных складах. Хотя губернатор приказал распространить официальную версию, согласно которой ущерб оказался совершенно ничтожным – дескать, пострадал один барак и сгорело несколько тонн горючего, – но все знали о подлинных размерах катастрофы. Шептались по углам, испуганно говорили о сильном партизанском отряде, якобы организовавшем налет на склады. Кое-кто предсказывал конец карьере штандартенфюрера Менделя – армейская контрразведка постарается свалить вину за диверсию на гестапо. Однако когда явился сам Менцель, как всегда самоуверенный и нахальный, о нем заговорили иначе. Узнав о сегодняшних арестах, стали превозносить таланты Менделя, якобы сумевшего разгромить крупную подпольную коммунистическую организацию, которая, собственно, и осуществила диверсию.
Улучив минуту, когда Менцель остался один, Петро подошел к нему.
– Вас можно поздравить с большим успехом, штандартенфюрер. Говорят, в нашем городе покончено с коммунистическим подпольем.
– Абсолютно точно! – самодовольно подтвердил тот. – Мы поставили точку на деятельности враждебных элементов. И еще, скажу вам по секрету… – Шеф гестапо придвинулся к Петру, и тот понял, что Менцель хочет доверить ему тайну, про которую говорят: “Совершенно секретно – копия на базар!” – И еще скажу вам по секрету: мы задержали того самого диверсанта, который пытался взорвать склады.
“Пытался! – усмехнулся в душе Петро. – А то, что до сих пор горит, разве иллюминация?” Громко же сказал:
– Неужели? Кто же он такой?
Петро был уверен, что шеф гестапо просто бахвалится, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение. Но секрет Менделя поколебал эту его уверенность.
