Текст книги "Ювелир с улицы Капуцинов"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Из-за угла выкатился трамвайный вагончик. Заремба подбежал к нему, схватился за поручень и вскочил на подножку. Трамвай миновал одну остановку, другую, но агентов не было видно. Неужели удача?!. Но тут с вагончиком поравнялся серый “оппель-капитан”. На переднем сиденье развалился седовласый агент. Отвернулся, не глядя на Зарембу. Даже зевнул…

Теперь уже не было никаких надежд. Ну что ж, остается только одно – возможно дороже продать свою жизнь.

Последняя остановка – Крутой замок. Заремба вышел вместе с другими пассажирами из вагона и направился к ближайшим домам. Гестаповец следовал за ним.

Заремба шагнул в первое же парадное. Лестница круто поднималась от самых дверей. Перепрыгивая через ступени, он взбежал на первую площадку. Позади хлопнула дверь. Прижался за выступом стены: теперь у него была удобная позиция – лестница темная, а вход освещен фрамугой над дверью. Вытащил пистолет, приготовился.

Агент шел осторожно, держа наготове пистолет и прислушиваясь. Остановился, скользнул взглядом по лестнице. Внизу снова стукнула дверь. Седовласый махнул рукой второму агенту, продолжая медленно продвигаться вперед.

Заремба поднял пистолет. Нажал на гашетку. Выстрела не слышал, лишь увидел, как медленно падает длинное тело…

Второй агент бросился к выходу. Пуля догнала и его. Упал на пороге, головой на улицу.

На лестнице возле тела седовласого гестаповца валялся пистолет. “Еще семь выстрелов”, – подумал Евген Степанович. В три прыжка оказался на лестнице, схватил тяжелый парабеллум. Когда бежал назад, услышал выстрел – пуля обожгла руку у локтя…

Четверть часа стояла мертвая тишина, лишь поскрипывали на ветру двери. Потом подъехала машина. Через открытые двери резанули автоматной очередью. Фигуры в черном засуетились около парадного. Заремба стрелял, считая выстрелы. Три… пять… семь… Уже несколько эсэсовцев лежали на лестнице. Вдруг что-то тупое больно ударило его в висок. Евген Степанович хотел еще раз выстрелить, но не смог поднять руки. Схватился за перила, не удержался и упал на ступеньки…

Кассета, тщательно завернутая в черную бумагу, жгла Кирилюку кожу. Петро то и дело ощупывал ее, как бы желая удостовериться, что она не исчезла и по-прежнему находится во внутреннем кармане пиджака. Он нетерпеливо мерил комнату широкими шагами. Осталось полчаса – в двенадцать придет Катруся. Она передаст Зарембе, что Кирилюк срочно выехал с Галкиным к Дорошенко. Там Федько свяжется с центром и вызовет за драгоценной пленкой самолет. Можно было бы переслать кассету и со связным, но тогда важнейшие материалы попадут за линию фронта не раньше чем через несколько дней, а тут дорог каждый час…

Когда не надо, время летит сравнительно быстро, а вот сейчас секундная стрелка и та едва ползет. Петро выглянул в окно. Галкин, подняв капот “мерседеса”, копошился в моторе. Удивительный характер у этого Федька! Пусть хоть гром гремит над головой, он остается спокойным.

Нервно постучал пальцами по стеклу, улыбнулся, вспомнив, как аккуратно пересчитывал Рехан деньги. Хорошо, что догадался вырвать у него расписку, – теперь адъютант кровно заинтересован в том, чтобы с фирмой Кремера ничего плохого не случилось. А как не хотелось Рехану писать эту расписку!..

Петро вспоминал события прошлой ночи и снова, как наяву, переживал их. Этот Руди оказался более опасным субъектом, чем можно было думать. Когда Петро начал открывать сейф, чтобы достать деньги, он вдруг услышал за спиной стук и оглянулся: по полу катались Рехан и Федько. Петро выбил из руки адъютанта пистолет и всей своей тяжестью навалился на фашиста. Тот заскулил тонким голосом, вымаливая пощаду.

– Сволочь! – со злостью сказал Федько. Он сидел на полу в одних трусах и вытирал бежавшую из разбитого носа кровь. – Хотел стрелять в тебя!..

Рехан тяжело сопел. Вдруг начал рыдать. Петро обыскал его, забрал свой браунинг. Гитлеровец бросился перед ним на колени, скуля:

– Не убивайте меня!

Руди, как оказалось, играл с ним до конца, и в этой игре главным козырем были деньги. Рехан соблюдал условия до тех пор, пока Петро не открыл сейф. Увидя деньги, фашист решил идти ва-банк. Теперь марки все равно принадлежали бы ему, а пленка со снимками секретных документов не только оправдывала бы выстрел, но и принесла бы повышение по службе. Почему он оказался на квартире у Кремера? Пустяки, всегда можно придумать какую-нибудь правдоподобную историю.

Все было продумано, но Руди не знал, что в квартире Кремера есть еще кто-то. Галкин проснулся, когда Петро привел домой адъютанта. Заглянув в комнату, Федько увидел, как гость вытащил пистолет, и успел броситься на Рехана.

Руди продолжал стоять на коленях. Петро раздумывал, что же делать? Неожиданно его осенила счастливая мысль.

– Садитесь, – подтолкнул Рехана к столу. – Пишите…

Тот послушно взялся за ручку.

– Расписка, – продиктовал Петро. – “Я, Рудольф Рехан, получил от советского разведчика Карла Кремера сто тысяч марок за то, что помог ему…”

Рехан бросил ручку.

– Я не буду этого писать!

Петро поднял пистолет и сказал:

– Мы поменялись ролями, Руди! Я буду считать до трех…

Рехан до крови закусил губу и покорно сказал:

– Диктуйте…

– На чем мы остановились? Ага… “помог ему выкрасть из сейфа губернатора и сфотографировать секретные карты, схемы укрепленного района и другие важные документы…”

Закончив диктовать, Петро приказал:

– Теперь перепишите эту расписку.

Рехан снова послушно выполнил приказ. Петро объяснил:

– Один экземпляр будет у меня, второй – у моих друзей. Если только вы выдадите меня, этот документ в тот же день получит СД.

– А деньги? – осторожно спросил Рехан.

– Не думайте, что мы вылеплены из одного теста… – Петро достал из сейфа несколько пачек и швырнул их гестаповцу.

Рехан быстрым движением пододвинул их к себе. Считал, беззвучно шевеля губами. Спрятав деньги, он жалобно поглядел на Петра.

Тот понял его.

– Надбавки не будет, Руди, – сказал насмешливо. – Вы не заслужили ее.

Адъютант состроил жалобную рожу, явно собираясь канючить, но, увидев злой блеск в глазах Федька, попятился к дверям.

Сейчас, вспоминая поведение Рехана, Петро брезгливо усмехнулся.

В окно он увидел милую фигурку Катруси и решил выйти навстречу ей, но в передней его задержал телефонный звонок. Схватив трубку, сердито буркнул:

– Слушаю…

Звонил Фостяк. Он не назвал себя, но Петро узнал его по голосу.

– Только что заходил к нам вуйко, – говорил он, явно волнуясь. – В сопровождении нескольких незнакомых…

– Каких незнакомых? – не понял Петро.

– Вы же знаете, вуйко избегает знакомств, – сказал Фостяк. – На этот раз не удалось… Неужели не понимаете? Они увязались за ним с самого утра.

– А-а… – ужаснулся Петро.

– Вы слушаете меня? – продолжал Фостяк. – Вуйко передал вам привет и сказал, что вряд ли сможет встретиться с вами… Понятно?

– Да… – едва вымолвил Петро. – Но как это все произошло?

– Вуйко и сам не знает. Кстати, он советовал вам отдохнуть… в обществе приятной девушки… Я на вашем месте сразу же покончил бы с делами и поехал куда-нибудь на село. Когда еще подвернется такая возможность? Вы понимаете меня?

– Я все понял… Вуйко не ошибся?

– Вы же знаете, он никогда не ошибается.

– Знаю…

– Счастливого вам отдыха! Я звоню из автомата. До свидания…

Петро бросил трубку. Что делать?

Быстро сбежал по лестнице и застал Катрусю возле машины. Галкин улыбается ей – черт, нашел время любезничать, когда за Зарембой идут по следам!..

Видно, Катруся что-то прочитала на лице Петра. Его тревога передалась ей. Она бросилась к нему. Петро оглянулся вокруг – улица пустая, лишь внизу, около почтамта, несколько прохожих.

– Скорее! – бросил он.

Ни о чем не спрашивая, Федько завел мотор.

“Мерседес” миновал несколько крутых закоулков, пересек широкую улицу, объехал парк. Позади – никого. Петро велел остановить машину в глухом тупичке за сквером.

Только теперь Катруся нарушила молчание:

– Что случилось?

– Гестапо напало на след Евгена Степановича!

– Не может быть! – воскликнула девушка. – Откуда ты знаешь?

– Только что звонил Фостяк. Евген Степанович заходил в магазин уже с гестаповским “хвостом”.

– Мастерская! – вскрикнула Катруся. – Я была там только позавчера…

– Возможно, кто-то следил и за тобой, – высказал предположение Галкин.

– Я ничего подозрительного не заметила. Хотя… – задумалась девушка.

– Если бы они заметили тебя в мастерской, – возразил Петро, – то в тот же день установили бы, кто ты. В гестапо знают, что ты моя невеста. Стало быть, уже позавчера они должны были следить за мной, но не сделали этого.

– Ты уверен? – спросил Галкин.

– Абсолютно! – сказал Петро. – Иначе СД и близко не подпустило бы меня вчера вечером к дому губернатора.

– Почему именно вчера? – не поняла Катруся.

– Вчера там состоялся военный совет… Ночью мне удалось сфотографировать секретные документы…

– Сфотографировал?! – не поверила сразу Катруся. – Как же это тебе удалось?!

– Не о том теперь речь, – бросил Петро и принялся размышлять вслух. – Выходит, гестапо наткнулось на след Зарембы случайно. Евген Степанович первый, кто попал в мышеловку.

– Бедный Евген Степанович… – неожиданно зарыдала Катруся.

– Цыц! – Петро так крикнул, что девушка вздрогнула. Но Кирилюк уже опомнился. – Прости, – извинился, – я совсем расклеился. Нервы уже не выдерживают…

– Ты в самом деле полагаешь, что гестаповцы случайно наткнулись на мастерскую? – спросил Галкин.

– Хотелось бы так думать, – ответил Петро.

Катруся овладела собой. Выпрямилась на сиденье и спросила:

– Фотоснимки должны попасть к нашим. Так я поняла?

– Да! – ответил Петро. – И как можно скорее. Кассету. необходимо доставить Дорошенко, чтобы он вызвал за нею самолет.

Галкин похлопал по баранке.

– К чему столько слов? Ведь пока за нами никто не следит.

– Могут задержать на контрольном пункте…

– Постойте!.. – встрепенулась Катруся. – А если сделать так?.. Поезжайте одни и ждите меня на шоссе за контрольным пунктом. Кассету же отдайте мне, я с ней выберусь из города.

– Верно! – обрадовался Галкин. – Если нас и задержат, ты доберешься До отряда сама.

– Другого выхода нет, – согласился Петро. – Мы будем ждать тебя на втором километре. Если же… – не договорил, увидев слезы в глазах Катруси.

– Не надо… – Петро обнял девушку. – Все обойдется.

Галкин вздохнул и отвернулся.

– Не надо, – повторил Петро. – Мы будем ждать тебя.

Катруся подняла заплаканное лицо.

Петро наклонился и поцеловал ее глаза. Почувствовал на губах соленый привкус, это совсем растрогало его, и он прижал к себе девушку.

Катруся затихла, боясь шевельнуться. Галкин запустил мотор, машина задрожала.

Катруся вздохнула, отодвинулась от Петра. Достала зеркальце, быстро присыпала пудрой следы слез на щеках. Запрятала в сумочку кассету с пленкой и выскользнула из машины.

– Будьте счастливы! – сказала, она – и, не оборачиваясь, поспешно ушла.

Петро следил за девушкой, пока тонкая ее фигурка не скрылась за углом.

Когда гауптман на контрольном пункте, проверив документы Галкина, потребовал паспорт у Петра, тот едва не потянулся за пистолетом, но в последнее мгновенье овладел собой и, непринужденно улыбнувшись, подал офицеру документ.

Гауптман козырнул, и они тронулись. На втором километре съехали с дороги в кусты. Петро лег в тени под дикой грушей. Но кто же мог знать, что все так благополучно кончится?

Галкин сидел, опершись на ствол молодого дубка, и насвистывал лишь ему одному знакомую мелодию,

– Оставь! – раздраженно бросил Петро.

– Почему? – обиделся Федько. – Нервы?..

Петро не ответил. Припал лицом к земле, вдыхая терпкий аромат.

“А вдруг Катрусю задержали?” Эта мысль ожгла его. Он вскочил и тревожно осмотрелся вокруг.

– Еще рано… – понял его состояние Федько. – Пешком она будет добираться сюда не меньше часа.

Петро закурил, нервно покусывая сигарету. Ни лежать, ни сидеть больше не мог. Метался между густыми кустами, задевая ветки.

И все же первым заметил девушку Галкин. Катруся шла тропинкой по другую сторону шоссе, срывая по дороге цветы, – в руках у нее был букетик.

Федько тихонько свистнул. Катруся перебежала шоссе. Стояла возле машины, раскрасневшаяся, взволнованная, с букетом бело-желтых ромашек в руке. Она казалась Петру такой красивой, красивее которой никогда не было и не будет на свете.

Через час съехали с шоссе и несколько километров петляли лесной дорогой. На поляне подожгли машину, а сами, захватив рацию, пошли через лес дорогой, известной лишь одному Галкину. Еще до сумерек он привел их в район расположения отряда.

Дорошенко обнял Петра.

– Вот ты какой! – говорил он, сжимая его в медвежьих объятиях. – Знаем, знаем про твои подвиги!..

Не успел Петро отдышаться, как прибежал Богдан и едва не задушил друга. А за ним стояла Катруся. Она смеялась от души и весело.

Галкин вызвал Центр, и через полчаса стало известно: ночью на территории отряда приземлится самолет, который заберет Петра и Катрусю.

Богдан загрустил.

– Не успел еще поговорить с сестренкой, как… – махнул безнадежно рукой.

– Теперь уже скоро будем вместе, – успокоила его Катря. – Далек ли фронт? Не успеешь оглянуться, как наши будут здесь.

…Они стояли около командирской землянки под исполинской сосной, которая тихо шумела на ветру. На костре варилась каша. Пахло горьковатым дымом, разваренным пшеном и еще чем-то знакомым, но Петро никак не мог догадаться – чем. Прислонился к сосне рядом с Катрусей, ощутил тепло ее плеча и вдруг понял, какой запах тревожил его. Пахло ландышами – любимыми цветами Катруси. Потому ли, что узнал, наконец, этот аромат, или потому, что шумел лес и в небе светились звезды, а рядом стояла любимая, у Петра стало так спокойно и тепло на душе, что захотелось петь. И музыка уже заполняла его, казалось – поет весь лес, деревья шумят в такт грустной, проникновенной, трогательной мелодии.

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола как слеза…

Пылает костер, трещат сухие ветви, дым стелется над землей. Лесной партизанский костер, а вокруг храбрые, надежные люди. Свои… Как хорошо, что вокруг свои! Два года был он среди чужих, среди врагов. Два года прошло с того дня, когда они с Богданом постучали в окошко к Катрусе.

До тебя далеко, далеко,

Между нами снега и снега…

Налетел ветер, раздул огонь и поднял вверх сноп блестящих искр.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови…

А это счастье – рядом. Оно пахнет ландышами.

“Неужели я счастлив? – упрекнул себя Петро. – Но я ведь не знаю, что стало с дорогим и родным человеком – Евгеном Степановичем. Может быть, в эту минуту его пытают в гестапо, а может… Нет, – едва не застонал, – нет и нет!.. Сколько жертв… Тысячи и тысячи, где-то там, на востоке, сидят в окопах и не знают, кто из них доживет до завтра… Идет война! Может быть, завтра не будет и меня… И все же я счастлив!” – захотелось крикнуть так, чтобы слова поплыли над лесом далеко-далеко, до мерцающих звезд.

А с неба уже доносился гул самолета, и на большой лесной поляне запылали сигнальные костры…