Текст книги "Хочешь жить - не рыпайся"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 14

В лифте на меня навалилась депрессия. Такое случалось со мной всегда, когда жизнь сталкивала меня с человеком, попусту загубившим свою жизнь. Как экс-сенатор Роберт Эф. Эймс. Он был не первым, кто сверзился с Олимпа. Но редко кто вел себя столь глупо. Я решил, что с таким интеллектом в сенат просто не попасть. А потому сенатора несомненно подтолкнули к краю пропасти.

Такси, естественно, не было. Мое биополе заставляло водителей объезжать этот квартал. Машину взяла Сара, и мысленно я кое-что высказал в ее адрес. Потом подумал, что неплохо пропустить стаканчик. А может, и несколько. Посмотрел на часы. Без чего-то одиннадцать. Бар и ресторан «Уотергейта» еще закрыты. Другого и быть не могло.

– Не подвезти ли вас, мистер Лукас? – раздался за спиной мужской голос.

Я обернулся. Артур Дэйн, знаменитый частный детектив. Конфиденциальная информация. Розыск загулявших мужей. Интимные фотографии. Бесплатные консультации. Добро пожаловать, всегда к вашим услугам. Уж на него-то я мог и рявкнуть.

– Нет, подвозить меня не надо. А вот выпил бы я с удовольствием.

Он улыбнулся, словно отлично понимал мое состояние.

– Я знаю уютное местечко. Не будете возражать, если я составлю вам компанию?

– Это всего лишь совпадение или вы наблюдаете за любовным гнездышком двадцать четыре часа в сутки?

Дэйн вновь улыбнулся.

– Вон моя машина. Это не совпадение. Я искал вас.

– Как вы узнали, где меня искать?

– Мне сказал лейтенант Синкфилд.

– Понятно, – кивнул я. – Давайте выпьем.

Дэйн ездил на «кадиллаке», маленьком, но достаточно солидном, чтобы не расстраивать клиентов, если ему приходилось парковать автомобиль у парадного подъезда. Машину он вел плохо. Чувствовалось, что для него это всего лишь средство передвижения.

Он привез меня в бар на Пенсильвания-авеню, в восьми или девяти кварталах к западу от Белого Дома. Располагался бар в старом здании и посещали его в основном те, кто хотел подобрать пару на вечер и ночь. Назывался он «Права собственника прибрежной полосы». Почему – не знаю. С другой стороны, владелец свободен в выборе названия своего заведения. Мы заняли отдельную кабинку. Тут же подскочил длинноволосый официант. Я заказал «мартини», Дэйн – импортное пиво. Кроме нас в баре не было ни души.

Я ополовинил бокал, даже не пожелав Дэйну доброго здоровья. Вкус мне не понравился, так пришлось отправить вторую половину вслед за первой. Дэйн еще не притронулся к пиву. Он наблюдал за мной. Взмахом руки я подозвал официанта.

– Еще «мартини». Есть у вас «лаки страйк»?

– В автомате.

– Хорошо. Вас не затруднит принести пачку?

Дэйн так и не пригубил пиво.

– Хотелось выпить?

– Еще как.

– Вы, похоже, чем-то расстроены.

– Это заметно?

– Да, – кивнул он. – Заметно.

Официант принес мне второй бокал и сигареты. Я быстро распечатал пачку и закурил. Я не курил уже более двух лет и после первой же затяжки подумал а стоило ли бросать?

– Как я понимаю, вы говорили с сенатором, – добавил Дэйн.

– Да. С сенатором.

– Как он вам показался?

– Плохой. Совсем плохой. Он даже всплакнул, когда я уходил.

– О? По какому поводу?

– Из-за парня, которого прошлой ночью пристрелили у моего дома.

– Олтигби?

– О других мне ничего не известно.

– Олтигби ему нравился.

– Когда вы говорили с ним?

– С сенатором? Никогда? Я просто веду на него досье.

– Для его жены?

Дэйн решил, что пора попробовать пиво. Сделал маленький глоток. Я придвинул к нему пачку «лаки страйк». Он покачал головой.

– Я не курю.

– И я не курил еще несколько минут тому назад.

Дэйн с интересом посмотрел на меня.

– Давно бросили?

– Два года.

– Долгий срок. Почему закурили?

– Очень уж муторно на душе. В таких случаях я должен сделать себе поблажку. Съесть коробку пирожных. Или крепко выпить. Я слаб.

– Ха, – вырвалось у Дэйна. Вероятно, он подумал, что я шучу. Впрочем, полной уверенности у меня не было. Он не походил на человека с тонким чувством юмора. Скорее, видел в жизни только ее серьезную сторону.

– Почему она разводится? – спросил я.

– Кто?

– Ваша клиентка. Миссис Эймс. Жена сенатора.

Дэйн вновь отпил пива. Второй глоток понравился ему больше первого.

– Она не разводится.

– Почему? Унижение доставляет ей удовольствие?

– Нет, ситуация, в которую она попала, ей не нравится. Она вне себя от ярости.

– Так почему не развестись с ним? В таком состоянии, как сейчас, он никому не нужен.

– У него, между прочим, пара миллионов долларов.

– Я говорю не об этом.

– Я знаю. И каким он вам показался?

– Вы уже спрашивали.

– Вы сказали, что он совсем плохой. Что он всплакнул. Что-нибудь еще?

Я задумался.

– Он выглядит, как человек, опустившийся на самое дно, и которому уже на все наплевать. Надеяться ему не на что и живет он только по привычке, потому что этот свет ему не мил.

– Настроен на самоубийство?

– Возможно, но ранее мне не приходилось иметь дело с самоубийцами. Я думаю, они должны быть в состоянии аффекта или в депрессии. У него ничего такого нет. Он пребывает в шоке, из которого иногда выходит лишь на несколько минут. Такое впечатление, что он полностью зависит от Конни Майзель. Должно быть, она даже говорит ему, когда идти в туалет.

– А что вы думаете о ней? – в голосе Дэйна слышалось ничем не прикрытое любопытство.

– От одного ее вида у меня все встало.

– Помимо этого.

– Жестокая, умная и опасная.

– Что значит, опасная?

– Она может заставить мужчину сделать все, что пожелает.

– Вы, похоже, ее боитесь.

– Есть немного. Вы когда-нибудь говорили с ней?

– Пару раз. Она не подпустила меня к сенатору.

– Как же вам удается собирать на него досье?

– Беседую с такими, как вы. С теми, кому удается с ним пообщаться. Этим утром я провел полчаса с его бывшим помощником. Его фамилия Камберс.

– И что он сказал?

– Что сенатор играет в бридж хуже, чем раньше. Как и вам, сенатор показался ему совсем плохим. Правда, выразил он это другими словами. Сказал, что сенатор утратил присущую ему способность принимать решения. Не может и шага ступить, не посоветовавшись с ней.

Я пожал плечами.

– Может, ему повезло, что она рядом.

– Его жена так не думает, – заметил Дэйн.

– А что она думает?

– Она считает, что его заколдовали.

Я воззрился на Дэйна, а тот разглядывал стакан с пивом.

– Заколдовали? И кто? Злобный чародей?

– Разумеется, нет. Она думает, что Конни Майзель буквально гипнотизирует его.

– А вы спросили у миссис Эймс, слышала ли она когда-нибудь о сексе?

– Вы думаете, дело только в этом?

– Не знаю. Мне не пятьдесят два года и на мою долю не выпало столько потрясений. Я не знаю, каково переживать такое, имея возможность опереться лишь на Конни Майзель. Может, я стал бы таким же, как он. В это легко поверить. Многие сдаются после куда меньших катаклизмов.

– Что вы о ней знаете? – спросил Дэйн.

– Как я понимаю, вы предлагаете сделку?

– Возможно.

– Я расскажу вам все, что мне известно, в обмен на встречу с вашей клиенткой.

Дэйн нахмурился.

– Откуда мне знать, есть ли у вас интересующие меня сведения?

– Вам придется рискнуть.

Раздумывал он долго, не меньше минуты.

– Когда вы хотите встретиться с миссис Эймс?

– Как насчет второй половины дня?

– Она не нуждается в рекламе.

– Рекламой я и не занимаюсь. Я пишу отчет о деятельности ее мужа. Если она хочет, чтобы я написал его объективно, она встретится со мной. Иначе мне придется добывать информацию окольными путями. Пользы от этого не будет. Во всяком случае, для нее.

Дэйн кивнул.

– Я сейчас приду, – он направился к телефонной будке.

Говорил не меньше пяти минут. И, похоже, нашел убедительные доводы.

– Она примет вас в половине четвертого, – сообщил он, вернувшись к столику. – Вы знаете, где она живет?

– Нет.

– Я нарисую вам карту. А вы тем временем расскажите все, что знаете о Конни Майзель.

И я рассказал все, что знал. Вернее, почти все. Пока я говорил, он рисовал на салфетке карту, время от времени вскидывая на меня холодные, умные, зеленые глаза, как бы спрашивая, а чего он, собственно, меня слушает. От этих взглядов мне хотелось говорить и говорить. И я подумал, что этому его научили в ФБР. Или в ЦРУ. Он по-прежнему выглядел, как банкир, осторожный и расчетливый, вызывая у меня ощущение того, что я обращаюсь к нему за ссудой, не имея на то никаких оснований. То есть слов у меня было много, а вот с залогом дело обстояло куда хуже.

Наконец, я замолчал. Он же продолжал рисовать. Не забыл даже стрелочку, острие которой указывало на север. Потом скривил губы, как банкир, решивший отказать ненадежному клиенту.

– Негусто, мистер Лукас.

– Во всяком случае, больше того, что у вас было.

– Вы в этом уверены? – у него приподнялась одна бровь. – Неужели вам известно то, чего не знаю я?

Он покачал головой.

– Мы уже уговорились, так что это неважно. Если вы узнаете что-нибудь интересное, приходите ко мне. Может, найдем, на что сменяться.

– У вас есть то, что интересует меня?

– Возможно, – ответил Дэйн. – Вполне возможно.

Я достал из бумажника пятерку, положил на стол.

– По крайней мере вы позволите мне заплатить за выпивку?

– Если вы настаиваете, – Дэйн протянул мне карту. Нарисовал он ее превосходно.

Стоило мне войти в дом, как Сара все поняла.

– О, да мы пили все утро, не так ли?

– И курили.

– Что случилось?

– Очень уж плохим выдалось утро.

– Что-нибудь еще?

– Мне пришлось услышать много лжи.

Она положила руку мне на плечо.

– Ребенок спит. Мы можем тихонько залезть в постель и ты мне все расскажешь.

– Ты думаешь, это лекарство излечивает все?

– А ты другого мнения?

– Пожалуй, что нет, – улыбнулся я.

И она ответила мне улыбкой.

– У нас есть время?

– Сейчас нет, но мы изыщем его ночью. А может, и вечером.

– Хорошо, раз с этим все ясно, как насчет ленча?

– Что ты предлагаешь?

– Что ты пил?

– «Мартини».

Сара кивнула.

– Сэндвичи с ореховым маслом и желе. Они всосут джин.

После сэндвичей, оказавшихся более чем кстати, я подошел к настенному телефону, снял трубку, посмотрел на часы. Двенадцать тридцать. В Лос-Анджелесе – половина десятого. Набрал код Лос-Анджелеса, 213, затем номер, названный мне утром Конни Майзель. Я повторил его про себе не один раз, так что ошибиться не мог: Крествью 4–8905. Тот самый номер, по которому она, по ее словам, звонила каждый день в три часа сорок пять минут, чтобы сказать матери, что она благополучно добралась до дому.

Раздалось привычное потрескивание, потом пошли звонки. На четвертом трубку взяли.

– У Стэйси, – мужской голос.

– Что у Стэйси? – переспросил я.

– Бар «У Стэйси», – ответили мне, – и, если тебя мучит жажда, приятель, мы открываемся в десять часов.

– Давно у вас этот номер?

– С тех пор, как я открыл это заведение двадцать лет тому назад. Тебе просто не с кем поговорить, приятель, или все-таки что-то нужно?

– Вы – Стэйси?

– Я Стэйси.

– Мне просто не с кем поговорить, – и я повесил трубку.

Глава 15

Карта, нарисованная Дэйном, вывела меня на автостраду 50. Я миновал Аннаполис, проехал по мосту Чезапик-Бэй и проследовал на юг к Иэстону. В Иэстоне я свернул на Шоссе 33, ведущее на запад и теперь ехал по узкой полоске земли, вдающейся в бухту. Я находился в округе Толбот, лидирующем в штате Мэриленд по числу миллионеров на тысячу проживающих в нем людей. И это в Мэриленде, который буквально кишит миллионерами.

Вновь поворот, теперь на извилистую дорогу, уходящую к воде. Поместья, расположенные вдоль дороги, сплошь имели названия, некоторые даже оригинальные, вроде «Причуда старушки» или «Почему нет»?

Миссис Эймс предпочла более консервативное «Французский ручей». Об этом свидетельствовала стальная табличка, вмурованная в одну из двух каменных колонн, на которых висели большие железные ворота. Как мне показалось, всегда открытые.

Теперь я ехал по усыпанной гравием дорожке меж двух рядов белоствольных английских вязов. Легкий подъем вывел меня к стоящему на вершине особняку. Мне он понравился. Пожалуй, он понравился бы практически всем. Сложенный из узких брусков серого камня. С крышей из коротких медных листов, от времени ставших темно-зелеными, которая не потечет и через тысячу лет. Большой, просторный, одноэтажный дом, с чуть изогнутым фасадом, дабы из каждого окна открывался прекрасный вид на бухту.

За домом нашлось место для гаража на четыре автомобиля и конюшни. А окружала дом ухоженная, площадью в пару акров, лужайка. Старые ели манили тенью, цветочные клумбы и декоративные кусты радовали глаз. Далее пологий склон уходил к бухте.

Я заглушил мотор «пинто», по пути к парадной двери пересек полоску красного бетона. То была старинная дверь, широкая и высокая, с резными панелями, изображающими какие-то сцены, как мне показалось, времен крестовых походов. Я позвонил. Долго ждать не пришлось. Дверь открыл молодой смуглолицый мужчина, который помогал миссис Эймс выйти из «кадиллака» на похоронах ее дочери. Он по-прежнему был в темно-сером костюме, который едва кто принял бы за униформу. Я не мог определить, тот ли это костюм. Скорее всего, их у него было не меньше семи. Я решил, что на него возложены функции дворецкого-шофера-камердинера, то есть его зовут, если надо куда-то поехать, оседлать лошадь, принести что-нибудь выпить или зарядить ружье. В Соединенных Штатах осталось не так уж много слуг-мужчин, и найти их можно разве что в богатых поместьях, усеявших берега Чезапикского залива в штате Мэриленд.

Его темные глаза оглядели меня с ног до головы. Похоже, я не произвел впечатления, так что упредил его вопрос, а что, собственно, я тут делаю, дежурной фразой:

– Миссис Эймс ждет меня.

– Мистер Лукас?

– Совершенно верно.

– Сюда, пожалуйста.

Я проследовал за ним в холл, отделанный панелями из орехового дерева, с толстым коричневым ковром на полу, массивной мебелью, старинными картинами. Я одобрительно кивнул. Именно так, по моему разумению, и следовало тратить деньги, если, конечно, их более чем много.

Мужчина в темно-сером костюме отворил дверь, отступил в сторону и объявил:

– Пришел мистер Лукас, миссис Эймс.

Я вошел в большую комнату. Одну стену занимало окно, от пола до потолка. Майская голубизна бухты, с белыми барашками на волнах от легкого ветерка притягивала взор. Впрочем, и обстановка комнаты могла поспорить красотой с бухтой. Но особо выделялся камин. Поднятый на фут над полом, высокий (рослый, под шесть футов, мужчина мог войти в него, не сгибаясь), широкий и глубокий (пони могла без труда развернуться в нем) и, несомненно, сработанный очень и очень давно. Я решил, что миссис Эймс приобрела камин в том же замке, где, купила парадную дверь. В камине даже пылал огонь. Три полена длиной в пять футов и толщиной с телеграфный столб весело потрескивали в язычках пламени, выгоняя из комнаты прохладу, что несли с собой голубые воды бухты даже в теплый майский день.

Низкие, удобные кресла и диваны, обитые тканью теплых, осенних тонов, так и манили сесть и, отвлекшись от мирских дел, любоваться бухтой или, переливающимся всеми оттенками красного, огнем в камине. В одном углу стоял большой рояль, около которого так и тянуло постоять с бокалом в руке, слушая тихую, спокойную музыку. А может, что-нибудь и спеть самому.

Миссис Эймс ждала меня у камина, наблюдая, как я пересекаю комнату.

– Добрый день, мистер Лукас, – поздоровалась она со мной, когда я миновал половину пути. – Я Луиза Эймс.

Я дал бы ей сорок пять, и лишь потому, что знал, сколько лет ее дочери. Выглядела она моложе. Достаточно молодо, чтобы носить светло-коричневые брючки, обтягивающие круглую попку и плоский живот. Компанию брючкам составлял желтый свитер, скорее всего, из кашемира. Цвета прекрасно гармонировали друг с другом.

Женщина она была интересная, даже красивая, с короткими, вьющимися темно-русыми волосами, только начавшими седеть. Лицо сердечком с аккуратненьким подбородком, темно-карие глаза, загорелая, мягкая кожа, прямой нос и рот, похоже, забывший, что такое улыбка.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы согласились принять меня сегодня.

Она чуть склонила голову, разглядывая меня, как могла бы разглядывать плохую картину, нарисованную близкой подругой.

– Что ж, по крайней мере внешне вы не похожи на лжеца, – изрекла она после долгого молчания.

– Так я, по-вашему, лжец?

– Вы же работаете на Френка Сайза.

– Совершенно верно.

– Я полагаю, что он нанимает одних лжецов, разумеется, превосходных лжецов. По вас просто не видно, что вы лжец.

– Я только учусь.

Она вроде бы решила улыбнуться, но передумала.

– Присядьте, мистер Лукас. Это кресло вы найдете очень удобным.

Я опустился в указанное мне кресло. Она продолжала стоять у камина.

– Не хотите ли выпить? Составьте мне компанию.

– С удовольствием.

– Шотландское?

– Нет возражений.

Она сдвинулась влево, на шаг или два. Вероятно, наступила на кнопку, потому что мгновением позже смуглолицый мужчина внес серебряный поднос с графином, сифоном с содовой, серебряным кувшином с водой, серебряным ведерком со льдом и двумя высокими стаканами. Должно быть, они не раз репетировали эту сцену.

Меня он обслужил первым. После того, как я налил себе виски, добавил содовой и льда, а миссис Эймс наполнила свой стакан, молодой человек исчез. Занял свой пост в буфетной, предположил я. Жена сенатора подняла стакан.

– За счастливые семейные союзы, мистер Лукас. Вы женаты?

– Уже нет.

– Вы часто ссорились?

– Нет, не очень.

Она кивнула.

– Полагаю, это верный знак того, что семейная жизнь близка к краху. Не хочется даже ругаться.

– Наверное, – я подумал о Саре. Расписаны мы не были, но поводов для ссор хватало.

– Вы хотите поговорить со мной о моем муже, не так ли?

– О нем и других людях.

– О ком именно?

– К примеру, об Артуре Дэйне. Почему вы наняли его?

Она отпила виски.

– Чтобы приглядывать за моими инвестициями.

– Какими инвестициями?

– Вы знаете, чем занимался мой муж, когда я вышла за него?

– Преподавал.

– Он был ассистентом на кафедре государства в университете Индианы и при удаче к пятидесяти годам мог бы стать вторым профессором. Вместо этого в сорок шесть лет он стал американским сенатором, и я платила за каждую ступень, начиная от члена законодательного собрания штата, сенатора штата, заместителя губернатора штата, потому что он, по его словам, этого хотел. Я вложила в него много денег, мистер Лукас, а теперь все пошло прахом, и я наняла Артура Дэйна. Я хочу знать, в чем причина.

– Это все?

– Что, все?

– Это все, что вы хотите выяснить?

– Как я понимаю, вы говорили с ней.

– С кем?

– С этой Майзель.

Я кивнул.

– Да, говорил.

– Если бы не она, мой муж по-прежнему оставался бы сенатором США, а моя дочь была бы жива. А теперь она околдовала его, – она посмотрела на меня. – Да, да, мистер Лукас, я сказала околдовала. Другим словом это не назовешь.

– Я предложил Дэйну альтернативный вариант.

– Какой же?

– Секс.

Она рассмеялась. Без улыбки. Отбросила голову назад и позволила смеху сорваться с губ. Веселья в этом смехе, естественно, не было.

– Говорите, секс.

– Совершенно верно.

– Она буквально сочится сексом, не так ли?

– Некоторым женщинам это свойственно, но не в той мере, как ей.

Она долго смотрела на меня.

– Вы могли бы.

– Мог что?

– Могли бы бросить ради нее все, дом, жену, детей, карьеру, все, что у вас было. Послать бы все к черту, лишь бы прийти к ней. Это мог бы сделать любой нормальный мужчина. Но не Бобби.

– Сенатор?

– Именно. Сенатор Бобби.

– Почему?

– Знаете что?

– Что?

– Думаю, я скажу вам, почему.

– Хорошо.

– Вы этого не опубликуете. Даже Френк Сайз этого не опубликует.

– Почему?

– Потому что речь пойдет о сексуальной жизни сенатора Бобби. Вернее, об отсутствии этой жизни. Вам все еще интересно?

– Интересно.

Она вновь рассмеялась. Еще более мрачно.

– Держу пари, интересно. Вы не собираетесь что-нибудь записать?

– Я никогда ничего не записываю.

– И можете запомнить все, что вам говорят?

Я кивнул.

– Научиться этому не так уж и сложно.

– Так с чего же мне начать? Может, с начала?

– Дельная мысль.

– Что ж, сначала у нас была нормальная сексуальная жизнь. Очень нормальная. Возможно, слишком нормальная. Не думаю, чтобы он набрался опыта до свадьбы. Какие-то женщины у него были, но не много. После рождения Каролин все вернулось в привычное русло. Два или три раза в неделю, потом реже, реже, реже, а когда ему исполнилось сорок, а мне тридцать три, мы занимались любовью не чаще раза в месяц.

– И что произошло потом?

– Мы родились в один день. Тринадцатого октября. Вам известно, что я подарила ему на его сороковой день рождения?

– Миллион долларов.

– Совершенно верно. Миллион долларов. Он уже был сенатором штата. И решил делать карьеру в политике. Я с ним согласилась. Академические круги меня не впечатляли. Поначалу мы все планировали вместе. Каждый его шаг. Знаете, о чем думал этот глупец?

– О чем?

– Что наступит день, когда его выберут президентом. Но это не самое худшее.

– Не самое?

– Я ему верила. Мои деньги и его внешность. Выигрышная комбинация, не так ли? – одним глотком она выпила чуть ли не треть стакана.

Я решил, что она прикладывалась к виски и до моего приезда. Впрочем, я сам тоже начал день со спиртного. А где пить шотландское, как не в этой уютной гостиной.

– Так на чем мы остановились?

– На его сороковом дне рождения.

– Понятно. Я подарила ему миллион долларов. Знаете, что он подарил мне?

– Понятия не имею.

– Фартук. Нормально, не так ли? Ситцевый фартук с кружавчиками по подолу. И знаете, где он хотел меня в нем видеть?

– В постели.

– Совершенно верно. В постели. Он сказал, что это его возбуждает. Френк Сайз опубликует мои слова?

– Вы его надели?

– Надела? Черт, разумеется, нет.

– Тогда Френк Сайз это не напечатает. Такое читателям не интересно. Я знаю конгрессмена, у которого был целый гардероб женской одежды. Он возбуждался, надевая ее. Его жена это поощряла. Как я понимаю, в этой одежде она видела залог семейного счастья.

Миссис Эймс долго разглядывала содержимое стакана.

– Френк Сайз ничего бы не опубликовал, даже если бы я надела его, так?

– Вы правы.

– Но суть не в этом.

– А в чем же?

– На нашей сексуальной жизни был поставлен крест. Во всяком случае, совместной. Он нашел шлюх, которые надевали его фартучки, а я нашла… ну, вы видели, кого я нашла.

– Как его зовут?

– Этого? Его зовут Джонас. Джонас Джонс и он знает все, что только можно знать.

– Миссис Эймс…

– Что?

– Вы слишком много говорите. Я не против того, чтобы слушать, но вы действительно слишком много говорите.

Она пожала плечами.

– Возможно, – ее рука со стаканом описала широкую дугу. – Я и пью слишком много. Но мне есть что сказать. Будете слушать или нет?

– Продолжайте.

– Так вот, у него были проститутки с фартуками, а потом он нашел эту пустышку, которая изображала курицу-наседку, кудахтала над ним, обращалась, как с малым дитем, да еще ложилась в постель в фартуке. Одному Богу известно, в какие они играли игры. В дочки-матери или в больницу.

– Вы говорите о его бывшей секретарше, не так ли? Глории Пиплз.

Она кивнула.

– Вы были на похоронах. Артур Дэйн говорит, что были. И видели маленькую Глорию. Это продолжалось пять лет. Даже больше, и он не подозревал, что я все знаю. Что ж, это лишь подтверждает мою главную мысль.

– Какую же?

– Конни Майзель держит моего мужа не сексом. Дело в том, что в постели я больше похожа на эту Майзель, чем на бедняжку Глорию. Но он предпочел Глорию. А устав от нее, перебрался бы к другой, еще больше похожей… черт, а почему бы и не сказать? Еще больше похожей на его мать.

– Вы думаете, дело в этом?

Миссис Эймс допила виски.

– Я знаю. Артур Дэйн не первый нанятый мною детектив. У меня есть интересные магнитофонные записи. Может, в какой-нибудь дождливый день вы приедете и послушаете их. Как по-вашему, это может… вас возбудить?

– Едва ли.

– Давайте еще выпьем.

– Не откажусь.

На этот раз она не сразу нашла кнопку под ковром. Но нашла. И вновь Джонас Джонс появился с серебряным подносом. Наклонился ко мне, стоя спиной к Луизе Эймс. Едва слышно прошептал:

– Это частный садик, приятель.

– Ваш? – спросил я.

Он подождал, пока я смешаю виски с содовой, выпрямился и заговорил уже в полный голос.

– Совершенно верно, сэр. Премного вам благодарен.

– Он был неплохим сенатором, знаете ли, – сказала Луиза после ухода Джонса. – А мог стать одним из лучших. У него светлая голова. Во всяком случае, была.

– А что, по-вашему, случилось?

– Она. Вот что случилось.

– Я хочу сказать, до нее.

Она поставила стакан на столик, взяла пачку сигарет, вытрясла одну, закурила.

– Хотите? – она протянула пачку мне. А я-то уже забыл, что снова начал курить.

– Нет, благодарю. Я предпочитаю свои.

И закурил «лаки страйк», седьмую за день.

– До того, – повторила она. – До того у нас произошел серьезный разговор. Года четыре тому назад. Он все еще хотел стать президентом, а я по-прежнему видела себя первой леди. Я бы с удовольствием пожила в Белом доме, знаете ли.

– Я вас понимаю.

– Так вот, разговор вышел вежливым, без криков. Мы решили, что развод не повредит его карьере, но ничем ей не посодействует. А потому мне следует купить поместье достаточно далеко от Вашингтона, чтобы он не мог ездить туда каждый день. Тогда он мог приобрести квартиру в Вашингтоне, не вызывая особых кривотолков. В итоге он снял апартаменты в «Шорхэме», а я купила «Французский ручей». После этого каждый из нас шел своим путем. Он – с Глорией, я – с моими собаками, лошадьми и личным жеребцом. Изредка мы принимали гостей здесь, я появлялась на тех приемах, куда он не мог явиться один. Последнее случалось не так уж часто. Политика все еще мужская сфера.

– А что думала о вашей договоренности Каролин?

Луиза Эймс бросила окурок в камин. Она стояла ко мне спиной.

– Каролин симпатизировала отцу. Не думаю, что она любила меня, – тут она повернулась, посмотрела мне в глаза. – Отец обожал ее. Полагаю, мы ревновали ее друг к другу, – она в первый раз улыбнулась. Горестно, печально. – Люди сами себе портят жизнь, не так ли, мистер Лукас?

– Некоторые из нас только этим и занимаются. А потом он произнес ту речь?

Она кивнула.

– Да, ту речь. Речь, за которую он вроде бы взял пятьдесят тысяч долларов. Из них две тысячи обнаружились на его банковском счету, пошли разговоры о сенатском расследовании и он подал в отставку, – Луиза Эймс помолчала. – Она заставила его это сделать. Конни Майзель.

– Почему?

– Это была ее работа.

– Вы хотите сказать, что она выполняла задание «Баггер организейшн»?

– Так называется фирма, где она служила. Но, возможно, у нее был и другой работодатель.

– Кто?

– В Индиане найдется не меньше дюжины людей, желающих стать сенатором Соединенных Штатов.

– И кто-то из них мог подставить его?

Она дернула плечом.

– Могу я иметь свои версии случившегося.

– Вы не берете в расчет другие.

– А мои вам не нравятся?

– Я думаю, они далеки от истины. Вы говорите ваш муж умен… интеллигентен. И, тем не менее, произносит речь, которая губит его карьеру. Ни один политический противник не заманил бы его в такую ловушку, даже если б ума у него было в половину меньше. Поначалу я думал, что причина – секс. А может, и любовь. Я видел Конни Майзель. Она может заставить практически каждого мужчину выйти из дома и никогда туда не возвращаться. Меня бы она заставила, будь у нее такое желание. Но я ей не нужен, потому что я – мелкая сошка. Из вашего рассказа следует, что ваш муж – не из таких. Для него секс – фартук в кружавчиках, женское воркование и пакет воздушной кукурузы перед телевизором. Вы говорите, что связано все это с его матерью, но я в этом не уверен. Может, он искал нечто такое, что не могли ему купить даже восемнадцать миллионов долларов. К примеру, счастливую семейную жизнь. И если для этого ему не хватало фартучка или двух, может, вам следовало надевать его перед тем, как ложиться в постель. Тогда он и теперь оставался бы сенатором и кандидатом в президенты. Но нынче все порушено, его же руками. Вот я и стараюсь докопаться до истинной причины, но пока ничего не нахожу.

– А вы становитесь очень симпатичным, когда так говорите. С такими грозными глазами.

– О, Господи, – я встал.

Она шагнула ко мне. Встала вплотную, гораздо ближе, чем требовали приличия. Левой рукой, в которой не было стакана, разгладила мне лацкан пиджака.

– Эта сучка Майзель, – проворковала Луиза Эймс. – Она его заставила.

– Так говорит Дэйн?

– Артур Дэйн обходится мне недешево. Знаете его ставки?

– Я слышал, пятьсот долларов в день.

– Так что полученная мною информация о ней стоит больших денег.

– И вы не намерены поделиться ею со мной.

– Я могу, – ее пальчики уже играли моими волосами. – Могу, когда мы лучше узнаем друг друга.

Я не такой уж красавчик. Рост у меня шесть футов три дюйма, вес – сто шестьдесят один фунт. Я не могу позволить себе потолстеть, потому что все лишнее собирается у меня в животе. Сара как-то сказала мне, что я похож на недружелюбного спаниеля. Умного, недружелюбного спаниеля, добавила она. Так что женщины не бросаются на меня, не присылают маленькие сувениры от «Камальер и Бакли»,[6]6
  Известная ювелирная фирма.


[Закрыть] не ждут меня в темных барах. Иной раз бывали исключения. Одинокая жена, которая могла знать, а могла и не знать что-либо о манипуляциях ее мужа с государственными фондами, распахивала халатик и не считала нужным застегнуть пуговички. Ее муж особо не возражал, ибо к тому времени обретался где-нибудь в Буэнос-Айресе. Так что намерения Луизы Эймс не составляли для меня тайны и мне предстояло решить, нужна ли мне еще одна чья-то жена с восемнадцатью миллионами долларов за душей. Я даже задумался, а стоит ли мне или нет вызнать все, что ей известно. И пришел к выводу, что не стоит. Я до сих пор не уверен, как бы все повернулось, приди я к противоположному выводу. Возможно, пара людей остались бы в живых. Но, опять же, это всего лишь предположение.

Мне, однако, не пришлось отталкивать ее от себя.

Грязную работу выполнили другие.

– Вам нужно что-нибудь еще, миссис Эймс?

Джонас Джонс стоял у двери, ведущей, как я полагал, в буфетную. Я смотрел на него через ее плечо. Лицо побледнело, но тон оставался вежливым.

Она не отпрыгнула, не вздрогнула. Рука ее медленно скользнула по моей груди. Потом она обернулась.

– Мистер Лукас как раз уходит, Джонас. Пожалуйста, проводите его.

– Хорошо, миссис Эймс.

Он пересек гостиную и остановился у другой двери, что вела в холл.

– Нам надо бы побеседовать вновь, – она уже смотрела на меня. – В самое ближайшее время.

– Конечно, – кивнул я. – Обязательно побеседуем.

– Вам это сбережет массу времени. Да и мне будет интересно.

– Несомненно.

– Я вам позвоню.

– Обязательно позвоните, – с тем я и направился к двери, которую уже открыл Джонас Джонс.

Он последовал за мной, обогнал слева, чтобы открыть старинную резную входную дверь.

Я остановился, повернулся к нему.