Текст книги "Хочешь жить - не рыпайся"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

До «Уотергейта» мы добрались на машине Синкфилда. Обычном черном «форде»-седане, безо всяких знаков отличия, сошедшем с конвейера пару лет назад и требующем замены амортизаторов. Синкфилд умело вел машину, умудряясь проскакивать большинство светофоров на зеленый свет.

– Вроде бы вы хотели мне что-то сказать, – напомнил я.

– Я думал, это мощная зацепка. Вы же знаете, мы, детективы, обожаем зацепки.

– Так о чем, собственно, речь?

– Я навел справки об Олтигби. Он служил в восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. И знаете, чему его учили в Форт-Беннинг?

– Чему?

– Подрывному делу. Он был первоклассным специалистом. Мог взорвать практически все.

– Особенно, «дипломат», не так ли?

– Да, особенно «дипломат».

– Что же, это действительно зацепка.

– Вам она не нравится?

– А вам?

– Нет. Не нравится. Зачем ему взрывать дочь сенатора? С ее смертью он остается ни с чем. На живой он может жениться и получить миллион долларов.

– Может, его сводная сестра предложила ему отправить Каролин в мир иной?

– Что?

– Это последняя версия Лукаса. После долгих лет разлуки сводная сестра вновь встречается со своим братом. Из телефонного справочника они узнают адреса намеченных жертв, сенатора Эймса и Каролин, его дочери. Конни Майзель берет на себя сенатора. Игнатий – Каролин, которая узнает об их намерениях и угрожает рассказать обо всем. Они взрывают ее и имеющуюся у нее информацию. Затем Конни Майзель обуревает жадность. Она извиняется перед партнерами по бриджу, говоря, что хочет пописать, а сама мчится к моему дому, подстреливает сводного братца и возвращается аккурат к следующей сдаче. А затем подает гостям кофе, не забыв бросить ежедневную дозу мышьяка в чашку сенатора.

– Перестаньте, Лукас, – отмахнулся Синкфилд.

– Вы можете предложить что-то получше?

– Нет, но вы должны учитывать одно обстоятельство.

– Какое?

– Вчера на меня не наставляли револьвер.

Синкфилд использовал свою бляху, чтобы миновать кордон службы безопасности «Уотергейта». Нам пришлось подождать лифт, но недолго: в таких кооперативных комплексах, как «Уотергейт», на лифтах не экономят. Кабина спустилась вниз, звякнул колокольчик, раскрылись двери и из лифта вышел мистер Артур Дэйн, частный детектив, берущий сто долларов в час, в одном из своих строгих, темных костюмах.

– Что-то мы постоянно натыкаемся друг на друга, не так ли, лейтенант, – он кивнул и мне. – Добрый день, мистер Лукас, – дабы я не почувствовал себя лишним.

– Вы были у сенатора? – спросил Синкфилд.

– Совершенно верно.

– Странно, что вы появляетесь у него.

– Ничего странного, лейтенант. Иногда я выполняю обязанности дипломатического курьера. Везу послание миссис Эймс к ее мужу. Впрочем, обычно мне не удается пройти дальше мисс Майзель. Сегодня я привез плохие новости.

– О, – сокрушенно покивал Синкфилд. – И какие же?

– Вы помните секретаря сенатора, Глорию Пиплз?

– Она чуть не устроила скандал на похоронах.

– Теперь она пошла дальше. Где-то раздобыла телефон миссис Эймс и стала названивать ей днем и ночью. Совершенно пьяная. Миссис Эймс опасается, как бы она не причинила себе вреда, и попросила меня выяснить, не позаботится ли сенатор о том, чтобы эту Пиплз препроводили в больницу.

– Какую же?

– Центральную. Там ее вывели бы из запоя.

– А что потом?

Дэйн пожал плечами.

– Потом ее можно поместить в какую-нибудь закрытую клинику.

– Откуда зачастую уже не выходят, – заметил Синкфилд.

– Эта женщина нуждается в помощи.

– Сенатор согласился?

– Его не было, но мисс Майзель сказала мне, что я могу принять все меры, которые сочту необходимыми.

– Она взяла на себя управление делами сенатора, так? – спросил Синкфилд.

– Мы ждали сенатора час, но он так и не появился. Тогда мисс Майзель и сказала, что оплатит все расходы по лечению этой Пиплз.

– А где сенатор? – спросил я.

Дэйн взглянул на часы.

– Пошел погулять два часа тому назад. И еще не вернулся.

– Я бы не возражал провести час наедине с ней, – заметил Синкфилд. – Но почему-то мне всегда приходится брать с собой кого-то еще. На этот раз, Лукаса.

– В качестве дуэньи, – добавил я.

Артур Дэйн улыбнулся, показывая, что понимает шутку, когда слышит ее. Впрочем, улыбка задержалась на его лице ненадолго.

– Миссис Эймс хотела бы повидаться с вами, мистер Лукас.

– Потому-то она и звонила мне вчера?

– Да.

– И вы звонили по этому же поводу?

– Да.

– Хорошо, я с ней повидаюсь. Когда?

– Вы задержитесь здесь надолго? – спросил Дэйн.

Я посмотрел на Синкфилда. Он покачал головой.

– Нет, скоро уйдем.

– Тогда, если хотите, я могу отвезти вас во «Французский ручей» и обратно. Мне все равно туда ехать.

– Хорошо. Где я вас найду?

– Здесь, в вестибюле. Я провожу много времени в этом вестибюле.

Синкфилд огляделся.

– Неплохое место. Тут можно и посидеть, зная, что кто-то платит тебе пятьсот баксов в день.

Я задал следующий вопрос до того, как Дэйн успел ответить на шпильку Синкфилда.

– Почему миссис Эймс захотела повидаться со мной?

– Я не знаю.

– Вы не спрашивали?

– Спрашивал.

– И что она сказала?

– Сказала, что дело важное. Вернее, очень важное.

– Тогда мне надо поехать к ней.

– Да, – кивнул Дэйн, – я думаю, так будет лучше.

Должно быть, мы, Синкфилд и я, вытаращились на Конни Майзель, когда она открыла дверь. Сколь долго мы на нее смотрели, не знаю, но уж несколько секунд наверняка. На ней было белое трикотажное платье, в котором она выглядела более соблазнительной, чем обнаженной. Наверное, точно так же воспринимали ее и другие мужчины. Во всяком случае, Синкфилд.

– Добрый день, – поздоровалась она. – Как приятно вас видеть. Заходите.

Мы вошли, не отрывая глаз он Конни. Она же прошла к одному из диванов у камина, грациозно села, позволив нам полюбоваться ее ногами, махнула нам рукой.

– Присаживайтесь. Надеюсь, второй диван покажется вам удобным.

Мы сели. Я ожидал, что разговор начнет Синкфилд, но он молчал, продолжая таращиться на Конни.

– Лейтенант? – спросила она.

– Да.

– Вы всегда берете с собой репортера?

Синкфилд посмотрел на меня. Если бы я сгинул от его взгляда, он бы только порадовался.

– О, я не думаю, что Лукас репортер.

– А кто же он?

– Я полагаю его историком.

– Но не биографом, вроде Джимми Босуэлла?

– Кто такой Джимми Босуэлл? – спросил меня Синкфилд.

– Он всюду следовал за неким Джонсоном и записывал все, что тот говорил. А говорил Джонсон много чего.

Синкфилд покачал головой.

– Нет, я думаю, Лукас – настоящий историк. Тот, что копается в прошлом. Вчера он занимался этим в Лос-Анджелесе. Раскапывал ваше прошлое, мисс Майзель.

Она посмотрела на меня.

– И что вы нашли? Надеюсь, ничего дурно пахнущего.

– Нет, я лишь обнаружил, что кое в чем вы мне солгали.

Она рассмеялась.

– Насчет того, что вышла из среднего класса? Но куда я могла отнести моих предков? Не к низам же. Во всяком случае, не в этой стране. Я же не прозябала в нищете. В этой стране я делю население на три категории: бедняки, средний класс и богатые.

– А что плохого в принадлежности к среднему классу? – спросил Синкфилд.

– Ничего, лейтенант, – ответила она. – Просто скучно.

– Вы можете сказать, что ваша мать относилась к среднему классу?

– Моя мать?

– Она самая.

– А причем здесь моя мать?

– Мне интересно знать, как вы ее оцениваете?

– Она моя мать. И делала для меня все, что могла.

– А ваш отец?

– Он научил меня играть на рояле. И многому другому.

– Вы знаете, где сейчас мистер Майзель?

– Нет. Он и моя мать разошлись несколько лет тому назад. Я не знаю, где он сейчас.

– Есть у вас братья или сестры?

– Нет, – без запинки ответила она. – Никого. С чего все эти вопросы о моей семье, лейтенант?

– Разве вы не знали, что Игнатий Олтигби ваш сводный брат? – мне осталось лишь восхититься, как ловко он подвел разговор к этому вопросу.

На лице Конни Майзель отразилось изумление. Рот ее приоткрылся, брови взлетели вверх. Потом она нахмурилась.

– Игнатий? – недоверчиво переспросила она. – Мой сводный брат?

– На это указывает его свидетельство о рождении, – пояснил Синкфилд.

Она на мгновение задумалась, потом рассмеялась, как смеются над забавным анекдотом. Закончив смеяться, быстро вытерла глаза, до того, как я заметил, навернулись на них слезы или нет.

– Вы хотите сказать, что в начале сороковых моя мать переспала с черным?

– Похоже на то.

– Моя мать ненавидела черных.

– Должно быть, эта ненависть не распространялась на отца Олтигби.

– Может, он ее изнасиловал, – предположила Конни.

– А потом болтался рядом до рождения сына, которому и дал свою фамилию, – Синкфилд покачал головой. – Как я и говорил, она ненавидела не всех черных.

– О, она ненавидела не только джигов. Так она их звала, джигами. Она также ненавидела спиков, вопов и кайков. И чего только она не вступила в одну из расистских организаций, – Конни вновь рассмеялась. – Я не могу свыкнуться с этой мыслью. Игнатий – мой сводный брат. Знай я об этом, я бы пошла на его похороны.

– Ваша мать никогда не говорила вам о нем? – спросил Синкфилд.

Она энергично покачала головой.

– Никогда. Разве могла она сказать: «Между прочим, Конни, где-то в Англии у тебя есть сводный брат, наполовину джиг». Да она бы умерла, но не сказала такого.

– Вы помните мужчину по фамилии Стэйси?

– Джима Стэйси? Разумеется, я помню Джима. Моя мать работала у него, – Конни посмотрела на меня. – У вас превосходная память, не так ли, мистер Лукас? Телефонный номер, о котором я упомянула на днях, по которому я звонила матери, чтобы она знала, что я вернулась домой из школы… это был номер Стэйси.

– Это я выяснил.

– Вы виделись со Стэйси?

Я кивнул.

– Виделся.

– Он такой же красавчик, что и прежде?

– Будьте уверены.

– Этот Стэйси знал, что вы в Вашингтоне, – вмешался в наш разговор Синкфилд. – Знал потому, что ваша мать перед смертью попросила его отправить вам посылку. Она также дала ему письмо для Олтигби. Разрешите полюбопытствовать, что она вам прислала?

Она улыбнулась Синкфилду.

– Семейную Библию, лейтенант.

– Семейную Библию?

– Совершенно верно.

– Она по-прежнему у вас?

– Я не жалую Библии, лейтенант. Особенно, семейные Библии, принадлежащие моей семье. Я никогда не любила свою семью и я не любила Библию. Я ее выкинула.

– И это все, что прислала вам мать? – не унимался Синкфилд.

– Нет, там было и письмо. Гвен печалилась, что не была мне хорошей матерью. Что ж, я могу только пожалеть о том, что Гвен не была хорошей матерью. Мне бы хорошая мать не помешала.

– Об Олтигби в письме не упоминалось?

– Нет.

– Да, вот тут наша история делает забавный поворот.

– Что в ней забавного?

– А то, что вы и Олтигби одновременно свалились на семью Эймсов.

Конни задумалась. В очередной раз улыбнулась.

– Я понимаю, что вы более чем кто-либо склонны думать о заговоре, а не о совпадении, лейтенант. Но я могу сказать вам одно: я узнала о том, что Игнатий был моим сводным братом, если и был, лишь несколько минут тому назад, – опять смех. – Извините, к этому не так просто привыкнуть.

– Да, – кивнул Синкфилд, – я вас понимаю, – он повернулся ко мне. – У вас есть вопросы, Лукас?

– Только один, – я посмотрел на Конни Майзель. – Вы, случаем, не знаете в Лос-Анджелесе некую Беатрис Энн Уит? Известную так же, как Паршивка Беа.

– Паршивка Беа? – повторила она. – Нет. Нет, мистер Лукас. Я такой не знаю. А должна?

– Нет, – ответил я. – Полагаю, что нет.

Глава 22

Артур Дэйн и на этот раз вел машину так, словно на дороге он был один. Переходил из ряда в ряд, не подавая сигнала, подрезал, проезжал на желтый свет, иной раз и на красный. Он относился к тем водителям, которых обычно называешь «безмозглый сукин сын», а то и похлеще.

На автостраде стало чуть получше, но ненамного. Он ехал то слишком медленно, то чересчур быстро. Я пристегнул ремень безопасности, что делаю очень редко.

– Наметился прогресс, мистер Лукас? – спросил Дэйн.

– Есть немного. А у вас?

– Работаем. Вы летали в Лос-Анджелес, не так ли?

– Совершенно верно.

– Полагаю, вы выяснили, что Игнатий Олтигби был сводным братом Конни Майзель?

– Как давно вам об этом известно?

– Несколько недель.

– Если б вы сказали мне об этом раньше, я бы не тратился на поездку. Есть у вас еще что-нибудь вкусненькое?

Дэйн сунул руку во внутренний карман пиджака.

– Миссис Эймс хотела, что бы я передал вам служебную записку, которую я подготовил для нее. В ней указано все, что мне удалось выяснить.

Он протянул мне сложенные вчетверо листки.

– Я вам что-то за это должен?

– Решать не мне, а миссис Эймс.

Я развернул сложенные листки. Два. Поверху чернели заглавные буквы: «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ ДЭЙНА, ИНК.» Наискось шли красные, высотой в дюйм: «СЕКРЕТНО».

– Удачная находка, – прокомментировал я.

– Вы о чем?

– Секретно.

– Клиентам нравится.

– Могу я оставить эти листки у себя?

– Да, – кивнул он. – Можете.

Озаглавленная «Конни Майзель», служебная записка начиналась, как и большинство федеральных документов, словами «как вам известно».

Как вам известно, установив, что Конни Майзель и Игнатий Олтигби – сестра и брат по матери, мы предприняли попытку установить связь в действиях этой пары, последовавших после смерти их матери. Нам это не удалось. И мы вынуждены признать, что действовали они независимо друг от друга.

Итак, факты: Гвендолин Руг Симмс Майзель, мать Конни Майзель и Игнатия Олтигби, умерла двадцать первого октября прошлого года. В возрасте сорока восьми лет. Причина смерти: алкогольное отравление.

На момент смерти она проживала в Лос-Анджелесе с неким Джоном Полом Кернсом, пятидесяти четырех лет, безработным.

В это время Конни Майзель уже работала в «Баггер организейшн» в Вашингтоне. В эту фирму она поступила около года тому назад. Ранее она была менеджером музыкальной группы, турне которой оборвалось в Вашингтоне. Мисс Майзель оказалась в отеле «Хилтон», без единого цента и счетом на двести шестьдесят два доллара. За четыре дня она раздобыла достаточную сумму, чтобы оплатить счет и снять квартиру. Наши информаторы в отеле сообщили, что она добыла их, занимаясь проституцией. Проведя расследование в Сан-Франциско, мы узнали, что во время обучения в женском колледже Миллз Конни Майзель так же подрабатывала проституцией. Была «девушкой по вызовам» на уик-энды. По нашим сведениям, ее ни разу не арестовывала полиция.

Через пять дней после смерти матери, Конни Майзель сказала полковнику Уэйду Моури Баггеру, что сенатор Эймс мог бы произнести речь о слиянии компаний. Полковник Баггер, по его собственным словам, заявил мисс Майзель, что обращаться к сенатору Эймсу бессмысленно, потому что он никогда не согласится на такое. Мисс Майзель настаивала на том, что по ее просьбе речь сенатор произнесет, причем «Баггер организейшн» платить за это не придется, разве что несколько тысяч долларов. Как показал полковник Баггер, на встрече в кабинете сенатора последний взял две тысячи долларов за то, что произнесет речь. Однако, по словам того же Баггера, сенатор сказал, что просит одолжить ему эти деньги, чтобы оплатить авиабилеты в Лос-Анджелес и мелкие расходы, связанные с поездкой. Проведенное нами расследование показало, что для той поездки деньги сенатору не требовались.

Через десять дней после смерти матери Игнатий Олтигби прилетел в Вашингтон из Лондона и остановился в доме мистера и миссис Джист в Бесесде. Чета Джист последовательно выступала за предоставление независимости Биафре. Как вы знаете, Олтигби какое-то время воевал в армии Биафры. Через Джистов Олтигби познакомился с вашей дочерью, Каролин. Неделей позже он переехал в ее квартиру в Джорджтауне. И уже жил с ней, когда сенатор произнес ту знаменитую речь.

Мы полагаем, что речь эта осталась бы незамеченной, если бы кто-то не сообщил обозревателю Френку Сайзу, что сенатор, возможно, получил за нее пятьдесят тысяч долларов. Сайз не хотел говорить, от кого он получил эти сведения, но, в обмен на информацию, не имеющую отношения к данному расследованию, признал, что получил он их от женщины. Насколько нам известно, только две женщины могли знать о том, что сенатор взял две тысячи долларов, хотя предлагалось ему пятьдесят. Одна из них Конни Майзель. Вторая – бывшая секретарь сенатора, миссис Глория Пиплз. Миссис Пиплз отрицает, что общалась с Френком Сайзом, и мы склонны ей верить. Отсюда мы делаем вывод, что сведения эти Сайз получил от Майзель. Мы так же убеждены, что об этом знает и сенатор.

Мы не смогли установить связь между Конни Майзель и Игнатием Олтигби, кроме их рождения от одной матери. Они встретились после того, как сенатор поселился в «Уотергейте» с мисс Майзель. Ваша дочь и Олтигби часто бывали в их квартире. Можно предположить, что во время одного из этих визитов ваша дочь, Каролин, наткнулась на информацию, которую и решила передать сотруднику Френка Сайза, Декатару Лукасу. Можно так же предположить, что за это Каролин и убили.

Метод убийства был выбран сложный, требующий специальных знаний. Подменить «дипломат» мог человек, который пользовался полным доверием Каролин. К тому же, умеющий обращаться с взрывчаткой. Здесь уместно отметить, что Игнатий Олтигби, во время службы в восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, стал первоклассным подрывником.

В то время мы полагали, что действует он по указке сводной сестры, Конни Майзель. Однако его последующее убийство поставило крест на этой версии. Мы должны заключить, что Игнатий Олтигби действовал абсолютно независимо от мисс Майзель. Мы можем также утверждать, что тот, кто убил вашу дочь, убил и Олтигби.

Мы безо всякого успеха пытались установить связь между прошлым сенатора и мисс Майзель, ее матерью, сводным братом и ее отцом, Френсисом Майзелем, которого мы отыскали в Сан-Франциско. Майзель, однако, отрицает свое отцовство. Он говорит, что переболел в детстве свинкой и оттого лишился возможности иметь детей. Он показал нам справку двадцатилетней давности, подписанную доктором из Лос-Анджелеса, подтверждающую его слова. Френсис Майзель сказал, что в последние десять лет не видел Конни Майзель и не получал от нее никаких известий.

К нашему глубокому сожалению, мы не можем определить, какими компрометирующими материалами на сенатора располагает мисс Майзель. Однако мы должны отметить исключительную сексуальную привлекательность мисс Майзель. Также указываем, что пять дней тому назад сенатор изменил свое завещание. Все свое состояние он отписал Конни Майзель.

По вашему настоянию мы готовы продолжать расследование обстоятельств прошлого Конни Майзель и двух убийств. Но мы должны повторить то, о чем уже сообщили вам устно: содержание компромата на вашего мужа таково, что мы ничего не узнаем, если только мисс Майзель или ваш муж не пожелают поделиться тем, что им известно.

Таким образом, мы рекомендуем прекратить наше участие в проводимом расследовании.

– Ничего себе служебная записка, – я сложил листки и убрал их во внутренний карман пиджака. – У вас хороший стиль.

Дэйн бросил «кадиллак» в левый ряд и я закрыл глаза. Читая, я совсем забыл о том, как плохо он водит машину.

– Вас что-нибудь удивило?

– Я не знал, что она была проституткой.

– Ей пришлось потрудиться в «Хилтоне». Она брала по сто долларов.

– Кто вам сказал?

– Детектив отеля.

– А он как узнал?

– Полагаю, он был первым. Забесплатно.

– Понятно.

– Она работала в «Святом Френсисе» в Сан-Франциско, когда училась в Миллз.

– Может, там сенатор ее и встретил?

Дэйн покачал головой.

– К мужчинам она не приставала. Да и по времени ничего не сходится.

– Вы действительно думаете, что за всем стоит она?

– Конни Майзель?

– Совершенно верно.

– Разумеется, она. Беда в том, что доказать это невозможно.

– Почему?

– Потому что никому не удастся выяснить, чем она держит сенатора за горло.

– А что вы думаете по этому поводу?

Он покачал головой.

– Не имею ни малейшего понятия. Но, вероятно, это что-то ужасное. Способное еще более поломать сенатору жизнь. Хотя, куда уж больше. Посмотрите, что на него уже навалилось. Его обвинили во взятке и вынудили подать в отставку. Дочь убили. Он разошелся с женой. Потерял любовницу, Глорию Пиплз. И все потому, что однажды он что-то сделал или ему что-то сделали, и он не может допустить, чтобы этот эпизод прошлого выплыл на поверхность.

– Дочь меня смущает, – заметил я.

– Почему?

– Я готов понять, почему он отдал все остальное, но как он допустил смерть дочери.

– Он тут не причем. Она сама подписала себе смертный приговор.

– Но причина-то – он.

– Это точно.

Я покачал головой.

– Этого я не понимаю.

Дэйн повернулся ко мне. И смотрел слишком долго для того, кто ведет машину со скоростью семьдесят миль в час.

– Сколько вам лет, Лукас?

– Тридцать пять.

– Мне сорок шесть. Я в этом бизнесе с двадцати трех лет. Полжизни, и понял я за эти годы только одно: чего только не сделают люди, загнанные в угол. Они готовы практически на все, лишь бы спасти собственную шкуру. Есть немало историй о парнях, жертвующих жизнью ради друга. Но, если хочешь сохранить иллюзии, не стоит копаться в этих историях.

– Могут обнаружиться малоприятные подробности?

– О том и речь.

– Как давно вы ведете это расследование? – спросил я.

– Пару месяцев.

– Вы не нашли, с кем она работает… если у нее есть, с кем работать?

Он покачал головой.

– Она ни с кем не видится. Для этого она слишком умна. Никому не назначает полуночных встреч в Мемориале Линкольна.

– А как насчет телефона? Вы же прослушиваете ее номер.

– В сумочке у нее полно десятицентовиков. Если она хочет позвонить кому-либо, то достает один из них. Есть также почтовая служба Соединенных Штатов. Изредка она пишет письмо и идет на главный почтамт, чтобы отправить его.

– И вы выходите из игры?

– Совершенно верно.

– А по какому поводу миссис Эймс захотела встретиться со мной?

– Она сказала, что хочет видеть нас обоих.

– Насчет чего?

– Она получила какую-то важную информацию.

– Она хоть намекнула, какую именно?

– Намекнула. Сказал, что Френк Сайз придет от нее в восторг, а мне будет чем заняться.

– Похоже, для кого-то может запахнуть жареным.

– Если мне будет, чем заняться, то так оно и есть.