Текст книги "Хочешь жить - не рыпайся"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 27

Синкфилд первым подошел к сотруднику службы безопасности «Уотергейта».

– Мы собираемся подняться к сенатору Эймсу. И не хотим, чтобы его предупредили о нашем визите.

Охранник кивнул.

– Нет проблем, лейтенант. Проходите.

В кабине лифта Синкфилд повернулся ко мне.

– Я знаю, что допустил ошибку, взяв вас вместо Проктера.

– Она же ваша пассия.

– Вам не следовало упоминать об этом при Проктере.

– Я в этом не уверен. Ваш поступок вызвал у него восхищение.

– Но уж другим-то говорить не надо.

– Пожалуй, вы правы.

Проктера мы оставили у тела убитого Артура Дэйна. И уехали, как только к дому, в вое сирен, подкатили две патрульные машины, несколько оживив скучную жизнь моих соседей. Проктер хотел поехать с нами, но не стал спорить, когда Синкфилд попросил его остаться. Лишь подмигнул своему начальнику.

– На этот раз, Дэйв, тебе бы лучше не снимать штаны.

– Да, – кивнул Синкфилд, – лучше не снимать.

– Знаете что? – спросил он меня по пути к «Уотергейту».

– Что?

– Я все думаю, кто кого нашел.

– Она первой обратилась к Дэйну.

– Откуда вы это знаете?

– Я не знаю. То есть не могу этого доказать. Но инициатива исходила от нее, в этом я не сомневаюсь.

– А с чего вы решили, что Дэйн работал с ней в паре? Интуиция?

– Кто-то должен был с ней работать.

– Но почему вы поставили на него? Разве он оставил какие-то бросающиеся в глаза улики?

– Такие, как он, улик не оставляют. Единственная улика, указывающая на Дэйна – его профессионализм. Если кто-то и мог нанять в Лос-Анджелесе лесбиянку, чтобы та убила меня, так это Дэйн. Если кто-то и мог установить в своем гараже мину в «дипломат», так это Дэйн. Если кто-то мог обставить двойное убийство, чтобы выглядело оно, как убийство-самоубийство, так это Дэйн. Вы говорили с шерифом округа Толбот?

– Этим утром. По его словам все экспертизы указывают на то, что налицо убийство-самоубийство. Все сходится до последних мелочей. Он даже сказал, что уже готов закрыть это дело. Я говорил с ним после вашего звонка, поэтому попросил его повременить с вынесением решения.

– Интересно, какую долю намеревался получить Дэйн? – спросил я.

– До или после убийства сенатора?

– Вы думаете, следующим был бы он?

Синкфилд кивнул.

– А кто же еще.

– Может, Дэйн работал авансом. Чтобы они могли поделить все двадцать миллионов.

– Шестое чувство подсказывает мне, что этого нам не узнать никогда, – заметил Синкфилд. – Она-то нам ничего не расскажет.

– Как вам удалось заманить ее в постель? – спросил я. – Спрашиваю из чистого любопытства.

Синкфилд посмотрел на меня. По взгляду чувствовалось, что ему меня жаль.

– Вы хоть ко мне приглядывались?

– Конечно.

– А к ней?

– К ней тоже.

– Так кто кого уложил в постель? – он раскурил новую сигарету от бычка, последний выбросил в окно. – Теперь, конечно, я могу сказать, что трахал ее лишь для того, чтобы завоевать ее доверие и вызнать информацию, необходимую для завершения расследования. Вы со мной согласны?

– Конечно, можете.

– Но вы мне не поверите.

– Нет. Полагаю, что нет.

– Я вас не виню. А потому скажу вам правду. Я оттрахал ее, потому что она мне это позволила, а другого шанса лечь на такую женщину мне не представится, доживи я хоть до ста лет. А если бы вы видели мою жену, то поняли бы, о чем я толкую.

– Конни Майзель может это использовать, знаете ли.

– Как?

– На суде, когда до этого дойдет.

Синкфилд одарил меня еще одним, полным жалости, взглядом.

– Вы же не думаете, что дело дойдет до суда, не так ли?

– А вы?

Он покачал головой.

– Никакого суда не будет.

Конни Майзель пригласила нас в квартиру. Открыв дверь, она улыбнулась Синкфилду, кивнула мне и провела нас в гостиную.

– Смерь жены очень огорчила сенатора, – сообщила она нам. – Он просто в шоке.

– Когда похороны? – полюбопытствовал я.

– Завтра. Приглашены только самые близкие люди.

– Пригласите его сюда, – попросил Синкфилд.

– Он ужасно расстроен.

– Он расстроится еще больше, когда услышит то, что я хочу ему сказать.

Конни Майзель была в черном свитере и черных слаксах. Вероятно, по случаю смерти жены сенатора. В черном она выглядела очень сексуально. Впрочем, сексуально она выглядела в любой одежде. Для меня Конни Майзель олицетворяла секс. Она мне не нравилась, я видел, что она умнее меня, и не мог из-за этого не тревожиться, но я мог понять, какие чувства испытывал к ней Синкфилд. Я мог его понять, а потому ревновал.

Конни Майзель с любопытством взглянула на Синкфилда.

– А что вы хотите ему сказать?

– Во-первых, Дэйн мертв. Я застрелил его этим утром.

Она смогла бы стать превосходной актрисой. Ни единая черточка не дрогнула на ее лице, за исключением глаз. Она мигнула.

– Вы говорите про Артура Дэйна?

Синкфилд кивнул.

– Можете не сомневаться. Артур Дэйн, частный детектив. Вам бы лучше позвать сенатора.

Конни Майзель пристально посмотрела на Синкфилда.

– Да, пожалуй, лучше его позвать.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я, как только она вышла из гостиной.

Синкфилд мрачно усмехнулся.

– Вы смотрите, и все увидите сами.

– Хорошо, буду смотреть, – пообещал я.

Сенатор вошел, едва волоча ноги. Глубокий старик, в твидовом пиджаке, рубашке без галстука, серых брюках. Конни Майзель поддерживала его под локоть.

– Добрый день, сенатор, – поздоровался Синкфилд.

Эймс кивнул лейтенанту.

– Вы хотели меня видеть?

– Мы поймали человека, который убил вашу жену. Я застрелил его этим утром. Он мертв.

Экс-сенатор растерянно огляделся.

– Я… думал, что он покончил с собой. Мне сказали, что он застрелил Луизу, а потом совершил самоубийство.

– Нет, – качнул головой Синкфилд. – Вашу жену убил другой человек. По фамилии Дэйн. Артур Дэйн. Частный детектив, который работал на вашу жену. Он убил их обоих.

Эймс нашел кресло, рухнул в него. Посмотрел на Синкфилда.

– Но она все равно умерла, не так ли? Я про Луизу. Она все равно мертва.

– Сенатор?

– Да?

– Все кончено. Я подчеркиваю, все. Вам больше не нужно притворяться. Мы знаем о том, что произошло в Лос-Анджелесе в одна тысяча девятьсот сорок пятом году. Мы знаем, что вы убили там человека. Перлматтера.

Сенатор перевел взгляд с Синкфилда на Конни Майзель.

– Я не думал, что все так обернется. Честное слово, не думал.

– На твоем твоем месте, дорогой, я бы молчала.

Сенатор покачал головой.

– Они все знают. Какая разница, буду я молчать или нет, – он посмотрел на меня. – Френк Сайз за это ухватится, не так ли, мистер Лукас? История о том, как в молодости я напился пьяным и застрелил человека.

– Это не по его части, – ответил я. – Такое случается ежедневно. Его заинтересует то, что произошло потом. Вы молчали после гибели Каролин, которая узнала, что вас шантажируют. Вы молчали, когда Игнатия Олтигби застрелили прямо на улице. Ваше молчание стоило жизни вашей жене и тому симпатичному парню, что жил с ней. Но истинная находка для него – Конни Майзель, которая вас шантажировала. Скажите мне, сенатор, каково жить в одной квартире с шантажисткой?

Эймс посмотрел на Конни Майзель.

– Я люблю ее. Вот и все, что я могу вам ответить, мистер Лукас.

Она улыбнулась Эймсу, затем с улыбкой повернулась к Синкфилду.

– Вы арестуете сенатора, лейтенант?

– Совершенно верно, – кивнул Синкфилд. – Считайте, уже арестовал.

– А почему вы ничего не сказали ему о его правах? Разве вы не обязаны сказать ему об этом?

– Он знает свои права. Вы знаете свои права, не так ли, сенатор?

– У меня есть право молчать, – ответил сенатор. – У меня есть право… – он взглянул на Синкфилда и вздохнул. – Я знаю свои права. Давайте с этим покончим.

– Мы отнимем у вас еще пару минут. Мне кажется, вы не все поняли, – он мотнул головой в сторону Конни Майзель. – Она работала в паре с Дэйном. Держала вас под контролем, а Дэйн убивал лишних свидетелей. Сначала вашу дочь, потом ее дружка, наконец, вашу жену и этого Джонса. Дэйн убил их всех. Вы изменили свое завещание, сделав ее вашей единственной наследницей. Как ей удалось заставить вас пойти на это?

Сенатор покачал головой.

– Тут какая-то ошибка. Я сам пожелал изменить завещание.

– Разумеется, сами. И возможно, прожили бы еще месяц или год-другой. Когда на кон поставлены двадцать миллионов долларов, торопиться не с руки. Они могли бы и подождать.

Эймс вновь посмотрел на Конни Майзель.

– Он лжет, не так ли?

– Разумеется, лжет.

Эймс просиял.

– Я так и думал. Я убил человека, лейтенант. Давньм-давно. Теперь я готов за это ответить.

– Это прекрасно, – воскликнул Синкфилд. – Чудесно и удивительно.

– Оставьте его в покое, – бросила Конни Майзель.

– Как скажете, – Синкфилд отвернулся.

Я же наблюдал, как Конни подошла к креслу сенатора, опустилась на колени. Он посмотрел на нее и улыбнулся. Она погладила его по щеке. Наклонила голову так, чтобы ухо оказалось на уровне ее рта. Что-то прошептала. Лицо Эймса посерело, затем стало мертвенно бледным. Рот приоткрылся, он вытаращился на Конни Майзель.

– Нет. Это невозможно. Абсолютно невозможно.

– Но это так, – мягко возразила она.

– Тебе следовало сказать мне об этом. Почему ты все скрыла от меня?

Он поднялся.

– Так уж получилось.

– Святой Боже, – простонал он. – Святой Боже, – он повернулся к Синкфилду. – Вы позволите покинуть вас на минутку, лейтенант? Мне надо кое-что взять в кабинете.

– Конечно, – кивнул Синкфилд. – Но вам придется поехать с нами в участок, сенатор.

Эймс кивнул.

– Я знаю, – он оглянулся.

Долго смотрел на Конни Майзель, а затем, шаркая ногами, пересек гостиную, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Почти тут же раздался выстрел. Я в это время не отрывал глаз от Конни Майзель. При звуке выстрела она улыбнулась.

Глава 28

Синкфилд первым влетел в спальню. Я последовал за ним, Конни Майзель – за мной. Эймс сидел за столом. Закинув назад голову. Он выстрелил себе в рот. Зрелище было не для слабонервных.

Библия лежала на столе. Библия-шкатулка, открытая и пустая. Я обошел стол. Револьвер выпал на ковер из безжизненно свисающей руки Эймса. Тридцать второго калибра, с укороченным стволом. «Кольт», с перламутровой рукояткой. Перламутр искусственный, подумал я.

Синкфилд шагнул к Конни Майзель. Наклонился. Их лица разделяло лишь несколько дюймов.

– Что ты ему сказала? – он едва сдерживался. Я видел, как набухли вены на его шее. – Что ты ему сказала, чтобы заставить его отправиться на тот свет?

Конни Майзель улыбнулась. Подняла руку, коснулась щеки пониже левого уха. Провела пальцем по скуле, затем постучала по подбородку.

– Повежливее, лейтенант. Повежливее. Не забывайте, что вы говорите с двадцатью миллионами долларами. Двадцать миллионов долларов не любят, когда на них напирают.

– Что вы ему сказали? – повторил Синкфилд едва ли не шепотом.

– Разве вы не знаете? – встрял я.

Он посмотрел на меня.

– Нет, не знаю. Я не знаю, что такого она могла сказать, чтобы он ушел в кабинет, сунул револьвер в рот и нажал на спусковой крючок. Я этого не понимаю. Он уже согласился поехать в участок. Он признал, что убил того парня в Лос-Анджелесе. Он же спокойно сидел и слушал, как вы рассказывали ему, почему умерли его жена и дочь. Его это не слишком взволновало. Может, и взволновало, но не слишком. А потом она шепчет ему на ухо пару слов, он встает, уходит в кабинет и стреляется. А вы спрашиваете меня, – разве я не знаю, что она ему сказала. Готов заявить честно и откровенно: не знаю. Откуда мне знать?

– Остальное он мог пережить, – продолжил я. – Мог пережить, потому что эти люди умерли, чтобы спасти его от тюрьмы. Дочь, жена. Они умерли из-за его давнего проступка. Но их смерть действительно не слишком взволновала его. Он даже мог жить с женщиной, которая его шантажировала. Почему нет? Если у нее такая внешность. Я бы тоже с ней жил. Да и вы, полагаю, не отказались бы, не так ли, лейтенант?

Он медленно кивнул.

– Не отказался, – у него сел голос.

– И что же, по-вашему, я ему сказала? – улыбаясь, спросила Конни. Улыбка была та же, что и при звуке выстрела.

– Вы сказали ему правду. Он не мог сжиться с ней и застрелился, Вы сказали, что вы – его дочь.

– О Господи! – выдохнул Синкфилд.

– Видите. Даже вам это не по нутру, Синкфилд.

– Мне-то что, – буркнул он. – А каково было ему.

– Я не его дочь, – заявила Конни.

– Его, его, – возразил я. – Вы родились в мае сорок шестого. Через девять месяцев после августовского ограбления винного магазина.

– В августе сорок пятого моя мать могла переспать с шестью десятками мужиков.

– Могла, но не переспала.

– Откуда вы знаете?

Я пожал плечами.

– Ничего я не знаю.

– Мой отец – Френк Майзель.

– Нет, – я покачал головой. – Френк не мог иметь детей. У него даже есть медицинская справка. Кроме того, он встретил вашу мать, когда вам было три или четыре года.

Синкфилд сверлил Конни взглядом.

– Ты приберегала этот подарочек напоследок, не так ли? Именно так вы хотели отделаться от него. Ты и Дэйн. Сначала шантажировать и спать с ним, потом убить его семью и нанести последний удар, оправиться от которого он бы уже не смог: сказать, что он спал с собственной дочерью.

– Вы арестовываете меня, лейтенант? – с улыбкой спросила Конни Майзель.

Он покачал головой.

– Нет, я вас не арестовываю. Как вы и сказали, теперь за вами двадцать миллионов баксов, а я не из тех, кто арестовывает двадцать миллионов. Толку от этого не будет, доказательств у нас нет. Свидетелей тоже, потому что все они мертвы. Так что арестовывать вас я не буду.

– Кажется, я что-то почуяла. Уж не собираемся ли мы заключить сделку?

Синкфилд кивнул.

– Почему нет?

Конни Майзель победно улыбнулась.

– Сколько, дорогой? Какая цифра промелькнула в твоей голове?

– Половина, – ответил Синкфилд. – Как насчет половины?

Она пожала плечами.

– То есть примерно пять миллионов. После уплаты налогов и адвокатских гонораров у меня останется примерно десять миллионов. По пять на каждого.

– Тебе придется кое-что добавить.

– Что?

– Себя. Я бы хотел, чтобы ты была под рукой, потому что я не знаю никого, кто трахался бы лучше тебя.

Улыбка уже не сходила с лица Конни.

– Тогда мы обо всем договорились, дорогой. Есть, правда, одна маленькая загвоздка.

– Какая?

– Мистер Лукас. Что нам делать с мистером Лукасом?

В руке Синкфилда мгновенно оказался револьвер тридцать восьмого калибра.

– Лукас, – повторил он мою фамилию. – Полагаю, от Лукаса надо избавиться, – дуло его револьвера смотрело на меня. – Но придется все делать по-умному, как учил нас старина Дэйн. Как насчет еще одного самоубийства-убийства? Самоубийца у нас уже есть, – он посмотрел на Конни Майзель. – А мы с тобой будем свидетелями, не так ли?

– Да, – кивнула она. – Полагаю мы можем быть свидетелями… в определенном смысле.

– Подними с пола револьвер, – скомандовал Синкфилд. – Подними карандашом за предохранительную скобу спускового крючка и принеси мне.

Конни взяла со стола карандаш, наклонилась, подняла револьвер тридцать второго калибра и отнесла Синкфилду. Тот взял его левой рукой, предварительно обернув рукоять носовым платком. Затем убрал личное оружие в кобуру и перекинул револьвер из левой руки в правую.

– Надеюсь, вы не сердитесь на меня, Лукас.

– На вас – нет.

– Я и понятия не имел, что смогу так легко разбогатеть.

Рот Конни Майзель приоткрылся. Дыхание участилось.

– Покончим с этим, дорогой, – прошептала она. – Убей его. Скорее.

– Хорошо, – ответил Синкфилд и нажал на спусковой крючок.

В Конни Майзель он выстрелил трижды. Стрелял он отлично. Первая пуля попала точно в сердце, вторая и третья – в лицо. К тому времени, как она упала на ковер, от былой красоты не осталось и следа.

Синкфилд подошел к ней.

– Знаете что?

– Что?

– Я думаю, что действительно влюбился в нее.

Я нащупал рукой кресло, плюхнулся в него. Я дрожал. Дрожал всем телом. Синкфилд посмотрел на меня.

– Да вы дрожите.

– Я знаю. Ничего не могу поделать.

Он обошел стол, присел, перехватил револьвер носовым платком за короткий ствол, рукоять вложил в правую руку сенатора, затем позволил «кольту» выпасть на ковер.

– И что вы намерены теперь делать? – спросил я.

– Все зависит от вас. Сыграете вы со мной в одной команде или нет. Она действительно хотела, чтобы я вас убил.

– Я знаю.

– Она бы выпуталась. С двадцатью миллионами долларов она бы выпуталась.

– Возможно.

– Вам это не нравится, так?

– Нет. Совсем не нравится, – признался я.

– Вам совсем не обязательно подыгрывать мне.

– Я знаю.

– И что вы решили?

– Хорошо. Я с вами.

Глава 29

Приведенное ниже письмо было найдено среди вещей Констанс Джин Майзель лейтенантом Дэвидом Синкфилд ом. Письмо он нашел в перекладине занавески в душевой:

«Дорогая Конни!

К тому времени, когда ты получишь это письмо, меня уже похоронят, и я хочу, чтобы ты знала, что я любила тебя и хотела помочь тебе.

– Ты, должно быть, удивишься, найдя в посылке револьвер. Этот револьвер появился у меня задолго до твоего рождения. Я всегда держала его в Библии-шкатулке. Ее я купила на какой-то распродаже и решила, что там очень хорошо что-нибудь спрятать.

Так вот, этот револьвер я и еще один человек, о котором я тебе никогда не говорила, использовали только раз. Четырнадцатого августа одна тысяча девятьсот сорок пятого года мы ограбили винный магазин и убили его владельца. Вернее, убил мужчина, с которым я была. Мы ужасно напились, потому что праздновали окончание войны, у нас кончились деньги и спиртное, мы решили добыть еще, а чем это кончилось, ты уже знаешь. В старой газетной вырезке ты найдешь все подробности.

А теперь я хочу удивить тебя. Звали того мужчину Роберт Эф. Эймс. Сейчас он сенатор Соединенных Штатов от Индианы. К тому же, он очень богат!!! Или его жена. Я читала об этом в газетах и журналах и несколько раз видела его по телевизору.

Но удивить я хочу тебя другим. Роберт Эф. Эймс – твой настоящий отец. Для тебя это сюрприз, не так ли? Ты должна найти способ воспользоваться этой информацией. Я бы воспользовалась. Клянусь Богом, я искала возможность заставить его платить мне деньги, но не сумела, потому что могла подставиться сама.

Вот, дорогая, и все. Больше мне дать тебе нечего, а я не хотела уходить, ничего не оставив после себя. Будь хорошей девочкой. А если тебе это не удастся, не забывай про осторожность.

Люблю, целую,

Гвен».

Глава 30

Пятью днями позже Френк Сайз воспользовался ластиком на кончике желтого карандаша, чтобы пододвинуть ко мне мой отчет в пятьдесят три страницы. Он нахмурился, потом покачал головой.

– Для меня тут ничего нет.

– Так уж получилось, – только и мог ответить я.

– Я ничего и не говорю, потрудились вы на славу. Эту Майзель вы приложили, как надо. Особенно мне понравилась та часть о сенаторе, где вы пишите, как он убил ее, а потом выстрелил себе в рот из того самого револьвера, которым пользовался при ограблении винного магазина. Но об этом сообщили уже все средства массовой информации. И читается ваш отчет, как детективный роман.

– У меня сложилось такое же впечатление. Детектив с кровавым концом.

Он вновь покачал головой. На его лице отражалось разочарование.

– Это не мой материал.

– Я написал все, как есть.

Он пожевал нижнюю губу.

– Как же он жил с ней? На что это было похоже?

– Я не знаю.

– А предположить-то можете?

– Думаю, ему нравилось. Думаю, ему нравилось, потому что появился, наконец, человек, который знал, что он сделал в сорок пятом году. Полагаю, это принесло ему немалое облегчение. Думаю, ему нравилось слушаться ее. В сексуальной жизни у него были свои привычки и, она, насколько я ее знаю, позаботилась о том, чтобы они удовлетворялись в полной мере. Кроме того, она частенько приглашала его в кабинет и доставала Библию, чтобы он мог еще раз взглянуть на револьвер и вспомнить, кто тут хозяин. А может, показывала револьвер в качестве наказания, если он вел себя не так, как ей хотелось. Я не знаю. Известно мне лишь одно: местонахождение револьвера не составляло для него тайны.

Сайз продолжал хмуриться.

– Вы уверены, что больше ничего нет? Ничего такого, что не удалось раскопать никому? Может, чего-то об этой Майзель?

– Нет, больше ничего. Вы напечатали три колонки. Полагаю, окупили все расходы.

Он покачал головой.

– Но что эта была за женщина? Эта Майзель.

Я пожал плечами.

– Обычная девушка, которая решила сорвать большой куш, но потерпела неудачу. На самом финише.

– Мне это ничего не говорит.

– К сожалению это все, что мне известно.

– Вы ничего не оставили при себе?

– Нет, ничего.

– И ничего не забыли?

– Только это. Почти что забыл, – я протянул ему сложенный лист бумаги.

– Что это? – спросил он, разворачивая лист.

– Мое заявление об уходе с работы.

– Перестаньте, Дек, в этом нет необходимости. Я не собирался вас увольнять.

– Я знаю.

– Я наметил для вас новое расследование.

– Нет. Вот это ни к чему.

– И чем вы намереваетесь заняться?

– Еще не знаю. Может, начну преподавать. Историю. Я большой специалист по истории.

– Вы не шутите? И где вы хотите преподавать?

– В Парамаунт – У.

Френк Сайз покачал головой.

– Кажется, я не слышал о таком колледже.

– Разумеется, не слышали. О нем мало кто знает.