Текст книги "Герцогиня и "конюх""

Автор книги: Роман Антропов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

   Бирон отшатнулся с каким-то чисто актерским пафосом и громко произнес:

   – Ни с места, ваше величество!

   Анна Иоанновна всплеснула руками:

   – Да ты что, Эрнст? Рехнулся в Москве, что ли? Какое "величество"?

   – Нет. Я не сошел с ума, хотя от радости за вас это было бы и неудивительно. Я... я привез вам корону, императорскую российскую корону!

   У герцогини вдруг задрожали ноги.

   – Что ты говоришь? – пролепетала она. – Так ли я слышу? Ты привез мне корону императрицы?

   Бирон опустился перед герцогиней на одно колено и ответил:

   – Да, ваше величество. Если это еще официально не случилось, то это случится завтра-послезавтра. Избрание вас в императрицы решено; дело остается за вашим согласием и за вашей подписью.

   Анна Иоанновна бессильно опустилась в кресло; кровь бросилась ей в голову.

   – Правда? – прошептала она.

   – Правда, Анна! – тихо промолвил Бирон, встал с коленей и подошел к ней. – Сейчас я вам все расскажу, а пока... пока скажите мне: будет ли российская императрица так же верно и тепло любить скромного Эрнста Бирона, как любила его герцогиня Курляндская?..

   – Эрнст! И ты сомневаешься? – воскликнула Анна Иоанновна.

   И тогда Бирон все поведал обезумевшей от радости герцогине, а та слушала его, словно завороженная какой-то волшебной сказкой.

   – И сам Остерман? – наконец спросила она.

   – Вот его письмо к тебе, Анна.

* * *

   Спальня герцогини Курляндской тонула в полумраке.

   Тут, в этом алькове венценосной женщины, все титулы, звания, ранги уступили место одному лишь могучему чувству – чувству любви стареющей женщины к еще молодому мужчине.

   Бирон ходил по спальне будущей императрицы. Вдруг тихий стон донесся до его слуха. Он остановился как вкопанный и прошептал:

   – Господи, кто это стонет? Он стал прислушиваться.

   А стоны все усиливались и усиливались.

   – А-ах! Ой!.. – проносилось по опочивальне Анны Иоанновны скорбное, за душу хватающее стенание.

   Волосы встали дыбом у Бирона. Он подошел к Анне Ио-анновне и, толкнув ее, спросил:

   – Что это? Что это у тебя?..

   – Что ты, Эрнст?.. – недоумевающе спросила она.

   – Я спрашиваю тебя, кто это стонет так ужасно рядом с твоей спальней?

   – Ветер в печах! – раздраженно вырвалось у Анны Иоанновны. – О, скоро ли я вырвусь из этого постылого замка!

   Но вдруг она вспомнила о Клюгенау и поспешила пойти к ней.

   Несчастная жертва Бирона находилась в полуагонии. Она судорожно схватилась за одеяло, стараясь приподняться, но не могла. Силы совсем покидали ее.

   – Вам худо, милая Эльза?.. – резко спросила Анна Иоанновна.

   – Я умираю... Нельзя ли... послать за пастором...

   Одевшийся Бирон стоял сзади "своей Анны". Вдруг потухающий взор Клюгенау остановился на "конюхе", и непередаваемый ужас, страх отвращения исказили ее лицо. Она протянула руки, как бы желая защититься от этого человека, захрипела и... вытянулась.

X

ЗАСЕДАНИЕ ВЕРХОВНИКОВ

   За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.

   – С чего это они так нос задирают? – провожал их шепот.

   Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.

   – Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, – заговорил он. – Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил...

   – Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, – среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.

   Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы:

   – Какое завещание? Откуда завещание? С чего он в голову взял это?

   Собрание членов Верховного тайного совета заволновалось.

   Один только князь Дмитрий Голицын оставался спокоен. Зная, что на его стороне значительное большинство голосов, он был готов к каким угодно "выпадам".

   – Господа члены Верховного тайного совета! – начал он, окидывая насмешливым взглядом фигуру Ивана Долгорукого. – Тотчас по кончине в Бозе почивающего императора я в частной беседе со многими вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича... Теперь я понял, почему это делалось.

   – И почему? – рванулся князь Иван Долгорукий.

   – А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, – ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: – Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?

   – А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? – вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.

   – Эй, попридержите язык, князь Алексей! – крикнул князь Голицын. – За такие слова ответ тебе держать придется! – Он снова обратился к собранию: – Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?

   – А это зачем? К чему? – послышались голоса.

   – А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.

   Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.

   С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.

   – Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? – спросил последний.

   – Да! – твердо ответил Иван Долгорукий.

   – Что же в оном завещании говорится? – продолжал допрос Голицын.

   – Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, – вызывающе произнес Иван Долгорукий.

   Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.

   – Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! – хохоча выкрикнул Голицын. – Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?

   – Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. – прокатилось по собранию родовых вельмож.

   – А где же это диковинное завещание? – продолжал "пытать" Голицын.

   – Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! – сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. – Вот слушайте, что в нем написано! – важно произнес Долгорукий и стал читать содержание "завещания".

   По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово "аминь" было покрыто уже громовым раскатом хохота.

   – Ох, уморил! Ох, распотешил! – схватились за животы Голицын и его присные, да и другие не отставали. – Аминь? Так и сказано в тестаменте: аминь?

   Долгорукий стоял, словно бык, оглушенный ударом, и бессмысленно поводил по собранию глазами, налитыми кровью.

   – Что это? Чему смеетесь? – хрипло спросил он.

   – Ох, князь, ох! Ишь что выдумал! Сочинил да еще "аминь" ввернул!–продолжал издеваться Голицын. – С сей оказии следовало бы тебя, князь, Аминь-Долгоруким величать! Да Бог уж с тобой, не будем ссориться!.. А только ты скорее эту пакость сожги вот в этой печи...

   – И это будет очень умно, потому от этой бумажки заразиться могут многие, – впервые открыл рот доктор, молчавший до тех пор.

   – Как?! – воскликнул Долгорукий. – Царское завещание вы осмеливаетесь называть пакостью? Это – преступление! Я вас всех призываю в свидетели, что князь Дмитрий Голицын дерзновенно оскорбил священную память государя императора!..

   Голицын выпрямился.

   – А-а, так ты вот как заговорил, князь Алексей?! – крикнул он. – Ты же мне грозить удумал? Хорошо же, я выведу вас на чистую воду!.. Когда составлено завещание почившим государем?

   – Пять месяцев тому назад, если считать умеешь, – сверкнул глазами Долгорукий.

   – Пять месяцев, говоришь? Тут вот в твоем тестаменте сказано: "Понеже чувствуя себя хворым..." Когда же это пять месяцев тому назад государь хворать изволил? Или не ведомо всем нам, что до страшной болезни он был всегда – по милости Божией – здоровехонек? Что? Замолк? Э, да что тут говорить! Пусть вот лучше господин доктор поведает нам, как и откуда это завещание появилось.

   Немец-доктор встал и только что собирался открыть рот, как Алексей Долгорукий, чувствуя, что все пропало, что показания доктора, который, быть может, подглядел, подслушал, могут погубить его в глазах всех верховных вельмож, воскликнул:

   – А, вы думаете, что мне так желательно, чтобы царствовала Екатерина Долгорукая? Так вот, нате, смотрите! – и он на кусочки разорвал "завещание".

   – Надо бросить в печку!.. Там зараза сгорит!.. – под оглушительный хохот верховников закричал немец-доктор.

   Его сейчас же с миром и отпустили, "за ненадобностью".

   Вскоре после "аминь-долгоруковского действа" высокое собрание перешло к выбору преемника умершему императору.

   Голицын сильно волновался, открывая "прения" по этому вопросу. Хотя он и знал, что большинство верховников будет поддерживать его, однако понимал, что и возражений будет немало. Так оно и случилось.

   После горячей, продолжительной речи, в которой Голицын яркими красками расписывал прелесть "полегчания" способом ограничения царской власти, вскочил Татищев.

   – Не быть сему! Самодержавие должно быть ничем не ограничено! – пылко воскликнул он.

   – Стойте, стойте! Да вы наперед решите, кому корону вручить?.. – посыпались голоса.

   И вот тут большинством голосов было решено "просить Анну Иоанновну на царство", после чего стали составлять текст ограничительной грамоты.

   Волнение верховников все усиливалось.

   – Князь Дмитрий Голицын, изготовил ли ты "кондиции"?

   – Вот они, готовы.

   – Читай!

   Князь Дмитрий Голицын начал громко читать:

   – Первое: "Без согласия Верховного тайного совета не должна выходить замуж".

   – Так! Так! Правильно.

   – Второе: "Без его же согласия не могу назначать себе преемника".

   – Верно!

   – "Без согласия и разрешения совета не начинать войны, не заключать мира; войскам быть под ведением совета".

   – О, это чересчур!– побагровел Татищев.

   Князь Дмитрий Голицын невозмутимо продолжал чтение "пунктов" ограничительной грамоты:

   – "У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; государственные доходы не расходовать".– Тут вдруг Голицын встал. Он гордо выпрямился и, оглядев всех пылким, горящим взором, закончил: – "А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской". Согласны на это?

   – Согласны! – загремели голоса.

   – В таком случае мы пошлем немедля послов к нашей будущей императрице! – возбужденно воскликнул Голицын.

   И послы были снаряжены.

XI

ДЖИОЛОТТИ И НАЕМНЫЙ УБИЙЦА

   В Митаве царило полное недоумение. Весть о кончине императора Петра Алексеевича поразила достопочтенных бюргеров, но все они ломали голову над вопросом: кто же теперь царствует или будет царствовать в России? Анна Иоанновна, потрясенная смертью Клюгенау, совсем впала в хандру. Несмотря на ласки Бирона, она бродила как тень по угрюмым залам Кетлеровского замка.

   – Что с тобой? – раздраженно спросил ее Бирон. – Я привез тебе корону, а ты раскисла?

   – Где она, где твоя корона? – саркастически воскликнула герцогиня.

   – Ты уж и Остерману не веришь?

   – А черт его знает!.. Может, он изменил нам!.. Как-то, завтракая с глазу на глаз со своим Бироном,

   Анна Иоанновна вдруг схватилась за сердце.

   – Что с тобой? Тебе худо? – испуганно вскочил фаворит.

   – Шаги... шаги... Это – его шаги? Да?.. Он идет! Идет!

   Анна Иоанновна вскочила со стула. Бирон побледнел.

   – Кто он? О ком вы говорите?.. Ваше высочество, это плохо, если вы еще до вступления на российский престол сойдете с ума. Тогда мне не миновать каторги...

   – Эрнст, милый, я не знаю, что со мной, но чувствую, что меня обволакивает какая-то странная, непостижимая сила! Ах смотри, он!

   – Черт возьми! Кто "он"?! – вскакивая, бешено закричал Бирон. – Вы решили и меня свести с ума?

   – Вы ошибаетесь, дорогой Бирон! Ее величество не сошли с ума. Это – я, великий магистр Джиолотти! – послышалась французская речь знакомого, таинственно чудного голоса.

   У Бирона поднялись волосы.

   – Джиолотти? – вырвался у него испуганно-радостный крик.

   Великолепная, мистически-страшная фигура великого магистра ордена "Фиолетового креста" предстала перед изумленными Анной Иоанновной и ее фаворитом.

   – Да, это – я, ваше императорское величество! – склонился пред Анной Иоанновной великий чародей, бывший факир, снял с мизинца кольцо и подал его ей, говоря по-французски: – Это кольцо герцогини должно быть переменено на кольцо императрицы. О, ваше величество!.. Там, в Венеции, я не переставал думать о вас! Та таинственная сила, которой я обладаю, сделала величайшее чудо: вы стали императрицей всероссийской.

   Анна Иоанновна, красная от радости и удовольствия, беспомощно развела руками.

   – Все кольца отдать готова я вам, – воскликнула она, – за исключением одного: кольца императрицы, потому что я сама его еще не имею! Бирон, налейте скорее вина нашему дорогому гостю.

   Джиолотти выпил залпом стакан вина.

   И вдруг, лишь только он допил его, смертельная бледность покрыла его лицо. Он вскочил словно ужаленный и крикнул:

   – Долой, долой все это!

   Анна Иоанновна и Бирон тоже вскочили, испуганные.

   – Что с вами? – спросил Бирон.

   – Скорее в зал! Скорее! – Джиолотти первый бросился в тронный зал.

   Анна Иоанновна совсем растерялась.

   – А что там, в зале? – спросила она.

   – Вы увидите то, что произойдет сейчас, – нервно воскликнул Джиолотти.

   Анна Иоанновна робко, несмело, еле передвигая ноги, вошла в тронный зал старых Кетлеров, где царила тьма, так как темно-малиновые занавески на окнах были спущены и не пропускали ни одного луча света.

   – Смотрите, ваше величество! – приказал Джиолотти.

   – Куда? Я ничего не вижу.

   И вдруг слабый, нежный свет озарил зал. Бирон забылся до того, что при Джиолотти громко закричал:

   – Смотрите, Анна, на трон! На трон смотрите!

   Весь трон был ярко освещен. На том месте, где находилась курляндская герцогская корона, теперь сверкала, переливаясь радужными огнями, российская императорская корона.

   Волшебное видение продолжалось несколько секунд, потом мало-помалу огни потухли, и зал снова погрузился в тьму.

   – Это поразительно! – воскликнул Бирон. – Но вот что скажите, дорогой синьор Джиолотти: скоро ли явится к ее величеству депутация от членов Верховного совета?

   И он зажег восковой спячкой одну из свечей в канделябре.

   – Да, да, мне так хотелось бы узнать это! – вырвалось у Анны Иоанновны.

   Джиолотти поклонился и промолвил:

   – Это вы увидите сейчас, я покажу вам на стене приближение послов, а пока я должен заняться другим: я должен спасти вашу жизнь, Бирон!..

   Бирон отшатнулся и воскликнул:

   – Как: спасти мою жизнь? Что вы говорите?..

   – Да, да, вам угрожает смертельная опасность, – продолжал великий магистр. – На вас готовится покушение. О, как дьявольски хитро задумано оно!

   Бирон, отличавшийся нахальством, а еще больше – трусостью, схватил великого чародея за руку и крикнул:

   – Джиолотти, во имя Бога, вы должны спасти меня! Помните, что моя жизнь нужна России и что императрица Анна Иоанновна щедро наградит вас!

   – Да, да! – пылко воскликнула Анна Иоанновна. – Десятки миллионов будут в вашем распоряжении, если вы спасете жизнь моего верного друга.

   У "конюха" промелькнула мысль:

   "А что, если он просто запугивает меня для того, чтобы побольше содрать?"

   – Кто же собирается посягнуть на мою жизнь? – приободрившись, задал он вопрос Джиолотти.

   Великий магистр повернулся к Анне Иоанновне и тихо произнес:

   – Человек, который собирается сделаться очень близким для вас существом.

   – Что? Кто же он? Неужели?.. – И Анна Иоанновна запнулась, страшась произнести это имя.

   – Вы угадали, ваше величество, – сказал Джиолотти. – Этот человек – Мориц Саксонский.

   – Ах он негодяй! – загремел Бирон, забывая все правила приличия. – Но где доказательства? Этот "выскочка" осмеливается посягать на меня, на Бирона! Да знает ли он...

   Джиолотти, насмешливо поглядев на фаворита, возразил:

   – Ну, какой же он "выскочка", дорогой Бирон! Он – царской крови. Да вы не волнуйтесь: я спасу вас...

   Единственная свечка, зажженная Бироном, потухла. Мрак снова окутал зал.

   – Умоляю тебя, Создатель Мира, яви нам великое чудо видеть!.. – начал по-латыни сильнейшее заклинание жрецов Изиды Джиолотти.

   На стене появились искры. Секунда – и стена осветилась фиолетовым светом. На этом фоне сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее стала вырисовываться фигура.

   – Мориц! – не выдержав, крикнула Анна.

   Перед таинственным "видением" – Морицем Саксонским – стоял, подобострастно склонившись, небольшого роете худощавый человек. Он держал в руке маленькую восковую фигурку лошади и что-то вкалывал ей в правую ногу.

   – Господи, что делает с бедным животным этот негодяй? – воскликнул Бирон.

   Видение исчезло.

   – С разрешения вашего величества, я попросил бы вас в столовую. После такого напряжения я всегда имею привычку выпить стакан доброго вина, – уклончиво ответил: Джиолотти.

   – А вот насчет посольства, дорогой синьор... – начала было Анна Иоанновна.

   Но чародей сухо перебил ее:

   – Дайте же мне возможность отдохнуть!

   В столовой Джиолотти действительно выпил стакан красного вина. Легкий румянец заиграл на его побледневших щеках. Как ни в чем не бывало, словно то, что он сделал, являлось простым фокусом, великий магистр принялся непринужденно болтать, рассказывая обо всем, что произошло в это время в России, с такими подробностями, словно он был непосредственным очевидцем.

   – Откуда вы все это знаете, синьор Джиолотти? – дивилась Анна Иоанновна.

   – Да ведь я же все время был здесь, у вас, в России.

   – Как тате?! – привскочил Бирон. – Ведь я писал вам в Рим и в Венецию!

   – Совершенно верно: вы писали, но не мне, а моему двойнику.

   – Какому двойнику?! – прохрипел Бирон. – Разве есть еще какой-нибудь второй Джиолотти?

   – Нет, другого нет...

   – Вы... вы издеваетесь надо мной? – крикнул Бирон.

   – И не думаю.

   – Так какого же черта вы говорите, что я писал вашему двойнику?

   – Я и настаиваю на этом, – спокойно ответил Джиолотти.

   Герцогиня глупо хлопала своими маловыразительными глазами. Она ровно ничего не понимала, но только чувствовала, что ее Эрнст сердится.

   – Я вас спрашиваю в последний раз: кому я писал письма?.. – встал Бирон.

   – Мне!..

   – Так как же вы говорите, что вы все время находились в России?

   У Бирона на губах проступила пена того дикого, необузданного гнева, который впоследствии заставлял трепетать почти всю Россию.

   – У вас очень короткая память, дорогой Бирон! – насмешливо произнес Джиолотти. – Кажется, я вам уже пояснил, что такое раздвоение личности. Я во всякую минуту могу одновременно находиться в различных местах. Все это время Джиолотти-молекулы были там – ив Риме, и в Венеции, но флюид-Джиолотти не покидал вашей необъятной империи.

   В дверь столовой кто-то почтительно-робко постучался.

   – Войдите! – по-немецки крикнул Бирон.

   – Ах, ваше сиятельство, какое несчастье! – воскликнул любимый конюшенный "конюха".

   – Что такое? – спросил Бирон.

   – Эрнестина, ваша любимая лошадь, бьется, как иступленная...

   – Почему? – вспыхнул фаворит.

   – Ее подковал мастер... Не знаю, что произошло с ней, но только она хрипит, дрожит...

   – Кто подковывал? Франц?

   – Нет, ваше сиятельство... Может быть, кто-либо из его помощников.

   – Ступай! Я сейчас приду. – Бирон засуетился и обратился к Джиолотти: – Хотите посмотреть мою конюшню?

   Великий магистр, выпрямившись во весь рост, сказал:

   – С одним условием, Бирон.

   – С каким?..

   – Если туда пойдет и ее величество, а теперь уже ее императорское величество. Она так любит лошадей...

   Анна Иоанновна согласилась, и они отправились втроем.

   В великолепной конюшне, этом излюбленном детище Бирона, было сухо, чисто, светло. Превосходная лошадь билась в судорогах. Она особенно дрыгала правой ногой.

   – Моя милая Эрнестина! Что с тобой, моя прелесть? – произнес Бирон и хотел было подойти к лошади.

   Но дорогу ему загородил Джиолотти.

   – Оставьте! Ни шагу далее, Бирон! – властно произнес он.

   – Это почему же? – вспыхнул фаворит.

   – Потому что здесь ваша смерть...

   – Где? – вздрогнул и затрясся Бирон.

   Джиолотти тихо шепнул ему:

   – А видение на стене забыли?

   В эту минуту в конюшню вошел старик Франц.

   – Какого дьявола ты послал ковать Эрнестину, старый мошенник? – грубо, как настоящий конюх, заорал Бирон.

   Старый Франц побледнел не столько от страха, сколько от обиды и дрожащим голосом сказал:

   – Это мой новый помощник, ваше сиятельство... Он уже подковал не одну лошадь... Я оставался доволен его работой, и так как мне нездоровится, то я и поручил ему Эрнестину.

   – Он давно поступил к вам помощником? – спросил Джиолотти.

   – Нет, недавно, около двух недель назад, – пробормотал Франц, с испугом глядя на бившуюся лошадь. Он подошел, нежно и ласково посвистывая, к лошади и наклонился над ее правой задней ногой. – Ну, ну, не надо, моя хорошая Эрнестина!.. Постой... постой! Я посмотрю, что наделал с тобой этот глупый осел...

   И тут, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово или вскрикнуть, произошло нечто страшное: Эрнестина изо всей силы лягнула старого Франца. Ужасный удар пришелся в голову, и последняя вмиг обратилась в бесформенную кровавую массу. Смерть кучера была моментальна.

   Анне Иоанновне сделалось дурно, так что Джиолотти должен был поддержать ее, иначе она упала бы.

   – Боже мой, что же это такое?.. – воскликнул Бирон.

   – Вот что предстояло вам, дорогой Бирон, – ответил чародей. – Не правда ли, как хитро было придумано?

   – Да объясните все толком!

   – Тот человек, который поступил помощником к несчастному Францу, – не кто иной, как подосланный убийца. Зная вашу безумную любовь к лошадям, ваши враги и решили сыграть на этом.

   – Но что же они сделали с моей бедной Эрнестиной?

   – Негодяй впрыснул ей под кожу яд, обладающий свойством вызывать сильнейшие судороги. Часа через полтора лошадь падет, так что вы, Бирон, лучше пристрелите ее, прекратите ее страдания. Ну-с, так план был таков. Ваша любимая лошадь заболевает. Конечно, вы поинтересуетесь посмотреть, что с ней. Она страшно дрыгает правой ногой. Вы заинтересуетесь и, забыв осторожность, наклонитесь. Этого довольно. Бешеным ударом отравленное животное снесет вам голову, что и случилось с бедным стариком.

   – Черт возьми, какие негодяи! – загремел Бирон. – Эй, вы все, псы и негодяи, оцепить весь замок! Искать повсюду проклятого убийцу!

   – Вы спасли жизнь моему верному другу, синьор Джиолотти. Как мне благодарить вас! – воскликнула Анна Иоанновна.

   – Да, да, вы спасли мне жизнь! Я никогда не забуду этого,– горячо произнес и Бирон.

XII

ПРИБЫТИЕ ПОСЛОВ

   Когда вернулись в замок, Анна Иоанновна, несмотря на пережитое волнение, снова обратилась к Джиолотти с просьбой «погадать» о том, когда произойдет долгожданное событие – приезд послов.

   – Сегодня, – ответил тот.

   – Матушки! Да неужели? Вот радость! – чисто по-русски, по-бабьи воскликнула, герцогиня. – А может, не приедут?

   – Будьте уверены, ваше высочество, приедут сегодня, и очень скоро.

   По случаю праздника и прекрасной, мягкой погоды почти все жители Митавы находились на улицах и площадях. Часть достопочтенных горожан и горожанок разъезжала в собственных "выездах", другие прогуливались пешком.

   И вдруг в разгар этого уличного движения Появились две быстро мчащиеся повозки, запряженные по шести лошадей каждая. В повозках виднелись важные, надменные фигуры, очевидно "бояр" (в Митаве всех русских вельмож-сановников называли боярами). Обе повозки были окружены верховыми солдатами в блестящей форме-

   Митавцы рты разинули и стали гадать, что бы должно означать столь неожиданное появление русских "бояр", солдат – словом, этого диковинного поезда.

   – В замок едут! К герцогине! – слышались возгласы в толпе. – С какими такими вестями?

   А кортеж все ближе и ближе подъезжал к старому замку Кетлеров.

   С сильно бьющимся сердцем, почти дрожа от волнения, стояла Анна Иоанновна у окна зала. Одета она была в парадное платье и в мантию, подбитую горностаем; на голове сверкала герцогская корона.

   Бирон, в парадном мундире обер-камергера, стоял позади Анны Иоанновны. Его лицо подергивалось судорогами волнения и было бледно.

   – Они уже въехали, Эрнст! Смотри, смотри! – волновалась герцогиня.

   – Я вижу, ваше высочество... Вот первым вылезает из повозки князь Дмитрий Голицын, а вот и его брат... Господи Боже!.. И сам Алексей Долгорукий?! Когда же они спелись?..

   – Их надо встретить, Эрнст?

   – Разумеется. Я встречу их на первых ступенях лестницы. Не волнуйтесь, Анна, вы должны быть невозмутимо покойны и величественны.

   Джиолотти, который находился тут же, подошел к Анне Иоанновне и, подав ей маленькую золотую рюмку, сказал:

   – Вы очень взволнованны, ваше высочество. Выпейте это – я вы почувствуете себя великолепно.

   Анна Иоанновна благодарно взглянула на него и выпила содержимое рюмки.

   С низким придворным поклоном встретил "конюх" послов.

   – Ее высочество, увидев приближение столь высоких и почетных гостей, поручила мне скорее встретить вас, ваши сиятельства, – вкрадчиво произнес Бирон.

   – А-а, господин обер-камергер Бирон! – громко произнес Дмитрий Голицын. – Весьма рады видеть вас, а ее высочество благодарим за почетный прием.

   Все трое обменялись с тайным другом герцогини рукопожатиями.

   – В добром ли здравии изволит пребывать ее высочество? – осведомился князь Алексей Долгорукий.

   – По милости всемогущего Бога ее высочество вполне здорова, – ответил Бирон.

   – Прежде чем нам предстать перед ее высочеством, любезный господин Бирон, нам оправиться бы надо, – произнесли князья Голицыны.

   – Прошу вас, ваши сиятельства, следовать за мной! – вновь низко поклонился Бирон.

   Он великолепно играл роль робкого, покорливого слуги своей повелительницы. Дерзкий, надменный фаворит сразу стушевался в нем.

   Это, по-видимому, произвело отличное впечатление на спесивых вельмож-верховников, которые в эти смутные дни являлись фактическими хозяевами – правителями России.

   "Послам" было отведено помещение старого курляндского герцога, и здесь они могли оправиться после дороги, облачиться в парадные туалеты. Заботливость и предупредительность Бирона простерлись до того, что в охотничьем кабинете был заранее приготовлен стол, уставленный лучшими винами и прихотливыми яствами.

   – Не угодно ли, ваши сиятельства, подкрепиться после длинной, утомительной дороги? – предложил Бирон.

   Он знал слабость младшего Голицына и Алексея Долгорукого к вину.

   – Что ж, можно, – ответили они.– Вы очень обязательный человек, господин Бирон. Мы постараемся отплатить вам за ваше митавское гостеприимство. Ах, если бы вы только знали, с каким делом пожаловали мы сюда!

   "О, ослы, ослы! Вы мне отплатите! Нет, вы вот поглядите, как я вам отплачу!" – пронеслась в голове Бирона злобно-торжествующая мысль.

   Прошло несколько времени.

   – Ваше высочество и ваша светлость! – звучно произнес Бирон, распахивая дверь в тронный кетлеровский зал. – Имею высокое счастье оповестить вас о прибытии высоких и славных членов Верховного тайного совета: князя Долгорукого и князей Голицыных.

   Первым за Бироном стоял Алексей Долгорукий, чуть-чуть позади – оба брата Голицыны. Анна Иоанновна сидела на своем скромном герцогском троне.

   – Я более чем рада видеть вас, господа князья!.. – важно произнесла она.

   Все трое подошли к "захудалому" трону и, приветствуя герцогиню, поцеловали ее пухлую руку.

   – Находитесь ли вы, ваше высочество, в добром здравии? – произнес Дмитрий Голицын. – Едучи сюда, мы все время молили Господа Бога об этом.

   – Спасибо, князь Дмитрий, я здорова. А ежели бы и была больна, какая кому от того печаль могла приключиться?

   – Упаси Боже! Ваша жизнь, ваше высочество, драгоценна для России!.. – торжественно сказал Долгорукий.

   – Моя жизнь драгоценна для России? – усмехнулась Анна Иоанновна. – Это давно ли? С каких пор? И что такое я, забытая племянница великого государя, сосланная: сюда, в чухонскую Митаву?

   – Ваше высочество! – выступил князь Дмитрий Голицын. – То, что вы изволили произнести, есть сущая правда. Негоже было так бессердечно поступать с племянницей великого императора. Ведомо нам все, что претерпели вы в эти семнадцать лет заточения в Митаве. Но наша ль в том вина? Разве мы являлись распорядителями судеб империи? Что мы могли поделать, когда и видели неправду? Не корите же нас за это, ваше высочество!

   – Справедливо сказал брат, – промолвил другой Голицын.

   – Верно!.. – вздохнул князь Долгорукий.

   – А теперь мы обязаны сообщить вам: император Петр Второй Алексеевич скончался. Ведомо вам сие?

   – Ведомо.

   – А ведомо ли вам, что у нас нет пока нового императора?

   – И это ведомо, – твердо произнесла Анна Иоанновна.

   – Мы, ваше высочество, явились к вам по поручению членов Верховного тайного совета, – начал опять Дмитрий Голицын. – После кончины его величества возник вопрос: кому следует наследовать корону российскую. И вот тогда я первый подал свой голос за вас. Правду я говорю? – обернулся Голицын к брату и Долгорукому.

   – Правда... Твое это дело, князь Дмитрий, – ответили оба.

   – Вы видите, ваше высочество, что я ни на минуту не забывал о той, которая томится в Митаве, о племяннице великого государя.

   – Спасибо! – вырвалось у герцогини. Князь Голицын продолжал:

   – Одному Богу известно, сколь трудно мне и тем, которые разделяли мои взгляды, отстаивать царский престол для вас. Но я это "делал. Если вам угодно, вы с сегодняшнего дня – императрица всероссийская. Мы привезли вам корону.

   – Мне?! – воскликнула Анна Иоанновна. Она хотела что-то сказать еще, но не могла уже: сильное напряжение нервов разрешилось истерикой.

   Произошла паника. Все бросились помогать будущей императрице.