Текст книги "Экскурсия в ад"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

26

– Подъем! – прозвучало по-немецки.

– Вставайте, свиньи! – эта фраза была уже по-русски.

Сашка разлепил глаза, и первое, что он увидел, – здоровую толстую тушу, стоящую в проходе к умывальнику. Туша обладала просто огромной, лоснящейся от жира мордой с тройным подбородком и маленькими свинячьими глазками. Принимая во внимание, с какой важностью стоял толстяк и с каким презрением смотрел на всех остальных, это и был староста. Вокруг него стояли пятеро. Как следовало из рассказа капитана, видимо, это были голландцы, Адам, Володька и Мишка-татарин! Мишку он узнал, последнюю фразу бросил именно он.

Ковер из человеческих тел ожил.

– Давай, приятель! Поднимайся, я помогу! – сказал уже поднявшийся Сергей, придерживая Сашку за локоть.

С помощью врача Сашка поднялся и, несмотря на боль во всем теле, чувствовал себя терпимо.

Видя, что узники не особенно торопятся исполнять приказ, татарин нанес удар по ближайшему к нему заключенному. Ударил с оттягом, не жалея. Заключенный вскрикнул и шмыгнул мимо Мишки в умывальник. Примеру татарина последовали и поляки.

Помня наставления врача, Сашка начал протискиваться к проходу в умывальник.

Поход в умывальник превратился в садистское развлечение для старосты и его свиты.

Встав перед входом, они раздавали удары всякому, кто пытался пройти.

Заключенный, стоящий перед Сашкой, кинулся в дверной проем умывальника, получил удар по пояснице, ударился о дверной косяк и только после этого заскочил внутрь, и Сашка нос к носу оказался перед перекошенной рожей одного из поляков.

Поляк широко замахнулся палкой, метя в лицо парню, но тот не стал дожидаться удара, кинулся вперед, поднырнув под руку с палкой. Палка прогудела над головой, рассекая пустоту, а Сашка благополучно прошмыгнул в дверь.

Молодой человек не заметил, что его красивый уход от удара Адама не остался без внимания. Майор Леонов находился как раз недалеко и все видел, а увидев, оценил его скорость и реакцию, а также укрепился во мнении, что новенького, может, и не получится остановить, если он решит подать сигнал охране.

Умывальник представлял собой комнату метров десять на десять. Слева, сразу от входа, тянулись бетонные раковины с вмонтированными кранами. Кран имел только один вентиль, и глупо было надеяться, что он был с горячей водой.

С правой стороны от входа находились четыре душевые и две ванны.

Ванны были оборудованы крышками, сейчас поднятыми. Время от времени эсэсовцы развлекались тем, что укладывали в ледяную ванну узника и закрывали крышку. Часто такие развлечения заканчивались смертью заключенных от переохлаждения или удушья.

В центре, вдоль прохода, в потолок были вмонтированы крючья. Предназначались они точно для тех же целей, что и в душевой, в которой Сашка принимал холодный душ, а именно для истязания заключенных.

Не мешкая, молодой человек подлетел к умывальнику, открыл кран.

Руки обожгла ледяная вода. Переборов жуткий холод, поселившийся в его организме после сна на бетоном полу, молодой человек заставил себя плеснуть ледяную воду в лицо.

Спустя мгновение его пихнули в бок, заставив подвинуться. В умывальник поступали все новые и новые заключенные, места всем уже просто не хватало, и Сашка рванул к выходу.

Выскочив из барака, он оказался во дворе, залитом светом прожекторов. На улице было еще темно. Все заключенные, успевшие посетить умывальник до Сашки, выстроились в этом дворе. Парень занял место во второй шеренге второй сотни.

Надзиратели появились только через час, к этому моменту то ли от холода, то ли от неподвижного стояния парень уже почти не чувствовал собственных ног.

Дальнейшие события слились у Сашки в один сплошной кошмар. Измученных и оголодавших людей заставляли бегать, ходить на корточках, перемещаться прыжками, ползать, при этом поверх их голов бил пулемет, и во всех этих «соревнованиях» пришедших последними ждало одно: пуля в затылок.

Наконец, как говорил Перепилицын, их покормили. Воспоминания об этом врезались в Сашкину память на всю оставшуюся жизнь.

Один из надзирателей забрался на пулеметную вышку и, поставив на перила кастрюлю, придерживая ее левой рукой, правой принялся вынимать и швырять в толпу заключенных плоды брюквы, крича при этом по-русски: «Еда». Измученные голодом люди, как дикие звери, бросались за желанной едой, зачастую вырывая ее друг у друга из рук и создавая целые кучи из дерущихся человеческих тел. Старающийся не выделяться из общей массы Сашка подумывал приблизиться к этой толчее, дабы не привлекать внимание, когда в летящих плодах, брошенных немцем последними, краем глаза уловил какую-то неправильность форм. Парень еще не успел осознать, что его насторожило, а тело уже само распласталось по земле, ища спасение от брошенных гранат. Спустя пару секунд два прогремевших взрыва раскидали по внутреннему двору тюрьмы фрагменты человеческих тел, а отхлынувшая толпа оставила на земле одиннадцать трупов.

За таким «невинными развлечениями» и пролетел Сашкин день.

27

Сашка сидел опершись спиной о стену, когда они подошли к нему. Их было пятеро, один из них старый знакомый, капитан Перепилицын. Протиснувшись через толчею тел, гости ненавязчиво отрезали его от остальных узников. Двое из пяти появились с некоторым опозданием от основной группы и всячески старались сделать вид, что они тут ни при чем, типа просто гуляют.

– Здравствуй, Федор! Знаешь, кто я? – заговорил с ним мужик лет тридцати – тридцати пяти, видимо старший в этой пятерке.

– Здорово! А что, должен? – спросил Сашка, пожимая протянутую руку.

Мужик хмыкнул и представился:

– Майор Леонов, можно просто Саша!

– Очень приятно, товарищ майор!

– Ну как тебе у нас, Федь? – задал еще один идиотский вопрос майор, и Сашка не выдержал:

– Как на курорте! Товарищ майор, вы так и будете мне глупые вопросы задавать или спросите о деле?

После этой фразы майор преобразился, полуулыбка исчезла, а взгляд стал колючим.

– Где воевал, Федор?

– Третий Украинский, тридцать седьмая армия, восемьдесят второй стрелковый корпус, двадцать восьмая гвардейская стрелковая дивизия.

– Уверен?

– Уверен!

И тут заговорил один из тех, кто старательно делал вид, что не при делах.

– Как из двадцать восьмой стрелковой дивизии? Она же на Карельском фронте вроде была?

Вся эта ситуация Сашке очень не понравилась. То, что это хлопец понятия не имеет, где воевала 28-я гвардейская, он не сомневался, но опасность представлял весь дальнейший разговор. Сашка точно знал, что 28-я гвардейская в середине 1944 года сражалась в Югославии, и знал он это от деда. Тот всю войну прошагал в составе этой дивизии (ранее 180-я стрелковая дивизия) и единственное ранение получил именно в 1944-м, в Югославии. Но более конкретные вопросы, типа где вел бои полк, например, в 1943-м, могли привести к тому, что Сашку поймают на несоответствии или среди заключенных найдется тот, кто служил неподалеку…

Эти ребята собираются идти на очень рисковое предприятие, для них сейчас на кон поставлена не только их жизнь, но и жизнь еще пятисот человек. Что по сравнению с этим жизнь еще одного заключенного? В их понимании это оправданная жертва, даже если они и ошибаются, и он не стукач. Поэтому сейчас даже малейшие подозрения в том, что он заслан немцами, могут закончиться для него очень плохо.

Разговор нужно было сворачивать, и сворачивать быстро, так, чтобы у его оппонентов не осталось никаких сомнений, что он свой, а иначе у парня вырисовывалась яркая перспектива быть убитым еще до начала побега своими же. И Сашка принял единственное, по его мнению, решение, которое его полностью обеляет. Он наклонился к Леонову вплотную и прошептал ему на ухо:

– Товарищ майор, вы меня не за стукача ли приняли? Ну так вот, чтобы развеять ваши сомнения, про то, что сегодня бежать собираетесь, я знаю с самого утра, сдать бы хотел – давно бы уже все у немцев в подвале на крючьях висели. Хреновые из вас конспираторы!

Лицо майора на секунду окаменело, а затем он широко улыбнулся и проговорил:

– Как узнал?!

– Говорите громко по ночам, а у меня слух острый.

Сашка вновь блефовал, никаких разговоров он конечно же не слышал, но отвечать на вопрос майора нужно было быстро. И это единственное объяснение, которое ему пришло в голову.

Теперь все зависело от того, вел ли кто-нибудь из заговорщиков разговор о побеге недалеко от него. Повисла долгая пауза, а потом заговорил тот, что говорил про Карельский фронт, обращаясь к Перепелицыну:

– А я тебе говорил, «медицина», он в сознании! А ты «в отключке он, в отключке»! Был бы засланным, всем бы конец пришел, сами погибли и людей бы погубили.

Перепилицын был явно обескуражен и очень огорчен тем, что из-за его халатности могли погибнуть люди, потупил глаза и пробубнил себе под нос:

– Но я не мог ошибиться… вроде…

– Слышь, Федя, парень ты крепкий, а немцы сегодня одного из парней из штурмовой группы, что на вышку должен был пойти, застрелили. Заменишь его?

«Вот сука», – в бессильной ярости охарактеризовал Сашка Леонова. Как он понял, ему предлагают вакантную должность в одной из троек, в задачу которых входило струей из огнетушителя ослепить пулеметчика. Эти трое будут поливать немца из огнетушителя, а немец их из пулемета, хотите поспорить, кто кого? «Да нас первой же очередью всех троих и положат».

С другой стороны, отказываться тоже опасно, его отказ может вызвать подозрения, и вся проверка может начаться с самого начала.

– Заменю, товарищ майор!

Парень произнес эти слова, сам думая о том, что ни в какой штурмовой группе он не пойдет. Откажется минут за пять до штурма, там с ним уже ничего не сделают, не до того будет! Пусть ищут себе другого смертника!

28

Наконец Сашку оставили одного, хотя радости ему теперь это не приносило. В голову постоянно лезли мысли о побеге. Через несколько часов пятая часть присутствующих поляжет под пулеметным огнем с вышек, а еще через несколько дней будут выловлены и казнены немцами оставшиеся, за редким исключением. От мыслей о том, что среди погибших вполне может оказаться и он, начинал бить мелкий озноб. «Нужно отвлечься, а то если думать об этом, с ума сойти можно», – сказал себе молодой человек.

Чтобы занять себя хоть чем-то, Сашка решил выпить стимулятор.

Уже минут через десять он начал ощущать его действие, только вместо активности и жажды действий на него, наоборот, навалился крепкий расслабон, а мысли о том, что предстоит сделать, уже не казались такими ужасными.

Очень кстати к нему протиснулись двое. Один, с мальчишеским лицом, протянул руку и представился:

– Привет! Я Дмитрий Кравчук!

– Николай Царицын! – сказал второй.

Сашка по очереди пожал руки обоим.

Видимо, когда-то эти парни был крепышами, вернее, по сравнению с остальными заключенными крепкими они были и сейчас, но не в сравнении с нормальным человеком. Следы истощения были видны и на них.

– Леонов сказал, ты с нами на вышку идти вызвался?

Сашка испытывал огромное желание охарактеризовать это «вызвался» и, за компанию, Леонова, но сдержался, промолчал, лишь только кивнув.

– Как действовать будем, знаешь?

– Не-а, не знаю.

– Выходим через дверь и тихонечко максимально близко пытаемся подойти к пулеметчику. Расстановка такая: двое идут с огнетушителем, третий рядом и наблюдает за пулеметчиком. Как только фриц нас заметит, третий дает команду, врубаем огнетушитель, направляя струю в немца. Дальше лезем на вышку, бьем немца, овладеваем пулеметом и валим две другие вышки. – На некоторое время парень замолчал, задорно улыбнулся и добавил: – Ну на этом можешь не заморачиваться, думаю, до этого момента мы, скорее всего, не доживем.

«Долбаные психи, они здесь совсем уже умом тронулись. Через пару часов на пулеметы идти, а он лыбится». – И все-таки юношеская бесшабашность Сашке импонировала.

А парень тем временем продолжал:

– Теперь давайте определимся, кто где пойдет! Ты где хочешь?

Очень сильно хотелось сказать: «Нигде не хочу! Я хочу просто выйти, после того как замолчат пулеметы, спокойно перелезть через уже обесточенную колючую проволоку, забиться в самый темный угол и дождаться переноса». Но Сашка не сказал этого. Он мог бы сказать эти слова Леонову или любому другому, но говорить это двоим молодым неунывающим «раздолбаям», таким же сопливым, как и сам Сашка, но в свои годы сумевшим так достать немецкую администрацию, что их поместили в самое гиблое место своей лагерной системы, Сашка не хотел. Почему? Может быть, взыграло мальчишеское «на слабо», может быть, просто потому, что стыдно было прикрывать свою задницу, когда другие, находящиеся в гораздо более худших условиях, готовы идти до конца. Ну наконец, может быть, и просто для дороги на тот свет эта компания была не самая плохая!

Но скорее всего, под воздействием по ошибке выпитого успокоительного на него повлияли все эти причины.

И вместо слов отказа Сашка впервые за все время своего нахождения в лагере улыбнулся разбитыми губами и ответил:

– Где скажешь, там и пойду. Командуй!

– Хорошо! Колька ногу сегодня повредил, поэтому мы с тобой берем баллон, я спереди, ты сзади. На тебе, Коль, наблюдение за немцем, увидишь, что к пулемету метнулся, – кричи! По твоей команде мы струю из огнетушителя пускаем.

Сашка решил внести некоторые коррективы:

– Давай я впереди! Я покрепче буду и быстрее побегу, только баллон берем так, чтобы рычаг включения с твоей стороны находился, а то я не умею им пользоваться.

– Договорились! Но как пользоваться им, я тебе все-таки покажу, мало ли что!

Димка и Коля расположились рядом с Александром. Некоторое время Дмитрий объяснял Сашке, как нужно включать огнетушитель, а затем каждый погрузился в свои мысли.

А Сашка для себя понял, что теперь не сможет отказаться – этих двоих не оставит, и сегодня на штурм вышки действительно пойдут трое, и один из этих троих будет он!

29

Мишка-татарин постучал в дверь старосты и прокричал по-немецки:

– Пожалуйста, откройте, у меня важная информация!

Дверь комнаты старосты открывалась наружу, по этой причине все заговорщики собрались слева от Мишки, так, чтобы открывающаяся дверь скрыла их от глаз немца.

– Чего тебе? – промычали из-за двери.

– Узники, они что-то замышляют! – произнес Мишка, и спустя мгновение из-за двери донесся лязг засова и дверь приоткрылась.

– Ну?

В этот момент двое парней майора, вцепившись в дверь снаружи, резко рванули ее на себя. Староста, не ожидавший подобного и крепко державший дверь за ручку с внутренней стороны, от сильного рывка вылетел вперед, оказавшись боком к Мишке.

Как будто из воздуха, у татарина в руках возникла заточка. Он зарычал, кинулся вперед и вогнал ее в область левой почки немца. Охнув, немец упал на колени и одновременно с этим на старосту кинулись Володька и Адам. Володька взял шею немца в удушающий захват и не давал ему закричать, Мишка нанес еще несколько ударов заточкой старосте в спину. Наконец тот упал.

Мишка-татарин и поляки согласились бежать вместе со всеми – может быть, понимали, что немцы их не пощадят, несмотря на их службу, а может быть, просто сообразили, что если откажутся, живыми их не выпустят. Ну, в общем, согласились, более того, предложили сами разобраться со старостой. На ребят Леонова легла задача нейтрализации голландцев.

Голландцев спеленали тихо, благо они как раз спали, но убивать не стали, с большим бы удовольствием майор удавил Мишку и поляков.

Покончив со старостой, татарин вытер заточку о его одежду и засунул ее в петлю на поясе штанов, в этот момент к нему и подошел новенький.

– Привет, гнида, помнишь меня? – новенький спросил и тут же нанес сильный левый боковой удар в челюсть Мишке. Немецкого прихвостня крутануло на месте, ноги его подогнулись, и он плюхнулся на колени.

«Готов спорить, он – боксер», – подумал Леонов.

С каждой минутой Федор ему нравился все больше и больше, и, судя по всему, не только ему, но и ребятам. Майор наблюдал за своими людьми, после удара их лица расплылись в улыбках, видимо, мысль посчитаться с татарином приходила в голову не только Федору.

Мишка замотал головой и, к удивлению майора, начал подниматься. Леонов был о нем худшего мнения.

– Ах ты, фученок! – зашипел он, поднявшись, брызгая кровавой слюной.

«Не иначе, половины зубов лишился», – с огромным удовлетворением подумал майор.

Мишка отскочил назад и рванул с пояса только что использованную заточку.

Вытащив ее, расплылся в кровавом оскале, широко расставив руки и ноги, на воровской манер, поигрывая ножом, пошел на новенького.

Майор уже хотел дать команду своим хлопцам остановить Мишку, было бы обидно перед боем терять хорошего парня в лице новенького. Но, как оказалось, тот не нуждался в помощи.

Федор качнулся вперед к заигравшемуся ножом татарину и пробил великолепную «двойку». Первый удар был прямой, в нос, голову татарина мотнуло назад, а когда она вернулась в прежнее положение, ее ждал просто чудовищный правый крюк в челюсть.

От удара Мишка повторно совершил пол-оборота на месте, уже в другую сторону, и бревном грохнулся на пол. Зазвенела выпавшая из пальцев заточка. Все, нокаут!

Федор поднял заточку и вернулся на прежнее место.

После убийства старосты в бараке произошло еще одно событие: задушили двух немецких стукачей, тех, кого удалось вычислить.

Сразу после этого люди, подобранные майором Леоновым, опасаясь действий возможных нераскрытых немецких осведомителей, блокировали подходы к окнам и к выходу.

В середину комнаты вышел немолодой седой мужчина лет пятидесяти пяти и заговорил:

– Товарищи офицеры! Думаю, у всех вас возник законный вопрос: какого хрена здесь происходит? Наконец настал момент, когда я могу на него ответить – мы идем в побег!!!

30

– …мы идем в побег! Лагерной администрацией мы разделены по сотням, такое разделение и оставим, для каждой сотни будет поставлена своя задача, которая должна быть достигнута любой ценой. Итак, первая, вторая и третья сотни, вашей задачей является захват пулеметных вышек. Первыми на штурм пойдут расчеты с огнетушителями, свою задачу они знают. До первых выстрелов остальные находятся на месте. После того как пулеметы откроют огонь или после команды старшего сотни, вашей задачей будет как можно скорее выбраться из здания барака и, используя камни, заставить пулеметы замолчать. Предполагается, что к этому моменту пулеметчик будет ослеплен струей из огнетушителя. Из вашего числа нужно избрать человек пятьдесят в каждой сотне, задачей которых будет забраться на вышку и завладеть пулеметом. Первая сотня выходит через окна в бараке, вторая через дверь, третья через окна в лазарете. Четвертая и пятая сотни, на вас ложится нейтрализация колючей проволоки. Для этого следует намочить одеяла, которые мы нашли у старосты в комнате, и набросить на колючую проволоку, тем самым замкнув провода. Барак вы покидаете сразу же за первыми тремя сотнями. Вопросы, касающиеся территории, окружающей лагерь, следует обсудить у наших картографов. Они же расскажут и про основные маршруты побега. В целях конспирации к окнам и дверям я пока попрошу вас не подходить. А теперь предлагаю приступить к поиску всего того, что может помочь нам в достижении нашей цели!

На этом мужик и закончил. Сашка отметил высокую степень подготовки заключенных к побегу (что значит военные люди). Не успел говоривший закончить, как из состава заключенных выдвинулись старшие сотен с помощниками и принялись организовывать заключенных вокруг себя. Они быстро пресекли начавшиеся было сыпаться вопросы и ненужные дебаты, быстро организовав работу по поиску хоть какого-то оружия. Для этого часть узников была отправлена в душевую, ее задачей было разбить раковины для использования их осколков для метания. Другая группа пыталась разобрать бетонные полы в самом бараке. Еще часть заключенных была направлена на поиск всего, что может пригодиться, как в комнате старосты, так и в других помещениях. При проведении всех этих работ было строжайше запрещено шуметь.

Единственными, кого не обременили работой, были узники из числа троек при огнетушителях. «А все потому, что к смертникам у всех народов и цивилизаций почетное отношение», – с сарказмом подумал Сашка.

Несколько заключенных достали лоскуты ткани и принялись что-то на них показывать и оживленно рассказывать другим узникам. Заинтересовавшись и подойдя ближе, молодой человек смог разглядеть, что это не что иное, как самодельная карта. Карта худо-бедно давала представление о том, что ждет узников за оградой.

Послушав рассказ одного из «картографов», Сашка определил для себя направление побега.