Текст книги "Экскурсия в ад"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

19

Лариса Николаевна и воевода ехали рядом, оживленно беседуя. Их лошади мерно стучали копытами по мощенной досками опустевшей городской улице.

Уже второй вечер Петр Ослядюкович после долгого трудного дня предлагал проводить Ларису Николаевну. Несмотря на то что принадлежал к другой эпохе, воевода оказался очень интересным собеседником, и женщина с радостью принимала его предложения. Богатый жизненный опыт делал его остроумным рассказчиком и давал возможность Ларисе Николаевне многое узнать о жизни и традициях как на Руси, так и за ее пределами. Сама Лариса Николаевна также не оставалась в долгу и, руководствуясь своими познаниями в истории, рассказывала о культуре других народов, как современных воеводе, так и других времен (о чем он, конечно, не подозревал).

Кроме того, общение с Петром Ослядюковичем успокаивало Ларису Николаевну.

За время этого тура женщине довелось перенести многое: потерю друзей, появление новых, ужас концлагеря и побои надзирателей химической фабрики, куда женщин лагеря отправляли на работу. Но все это время рядом с ней всегда были друзья.

В следующем же эпизоде Лариса Николаевна будет совершенно одна. Помощи ждать будет не от кого, и именно осознание этого наводило на нее ужас.

Последний эпизод женщина не выбирала, его определил направивший ее в командировку университет, и предполагал он ее присутствие 11 марта 1553 года на присяге ближайших бояр Ивана Грозного на верность наследнику престола, грудному младенцу Дмитрию. Задача была проста: заснять на видеокамеру все происходящие события. Как бы она дорого дала за возможность избавиться от эпизода так же, как от видеокамеры, которую выбросила еще в вагоне на пути в концлагерь.

Когда она появится из воздуха в царских палатах, ее в лучшем случае убьют на месте, а в худшем сожгут на костре как колдунью.

Ожидание было настолько мучительным, что женщина начала подумывать, как раздобыть яд, на случай если все станет совсем плохо.

Страх отступал, лишь когда с ней рядом находился этот мужественный и сильный мужчина.

Сейчас их разговор затронул книги. У воеводы оказалась целая библиотека, содержащая произведения арабских, византийских и европейских авторов. Несмотря на то что прочитать большую часть этих произведений воевода просто не мог, так как не знал языка, на котором они написаны, он упорно продолжал их собирать.

– Знаете, Лариса Николаевна, знакомый купец подарил недавно книгу на неизвестном языке. Такому путешественнику, как вы, возможно, он знаком. Не могли бы вы заехать ко мне и помочь установить авторство?

«А фантазии у мужиков за прошедшую тысячу лет не прибавилось, уловки все те же», – подумала Лариса Николаевна и приняла приглашение.

20

Большая комната в срубленном доме плохо освещалась огнем русской печи. В ее центре, прямо напротив пляшущего пламени, стояла кровать, на которой, обнявшись, лежали мужчина и женщина. Удивительная судьба свела этих двоих.

– Откуда вы? – вдруг спросил воевода.

«Значит, не поверил андреевым байкам», – подумала Лариса Николаевна. Первой мыслью было продолжить врать, но потом женщина посчитала, что он заслуживает того, чтобы знать правду.

– Из будущего, очень далекого.

– Очень – это насколько?

– Около тысячи лет!

Он поверил ей сразу, ненадолго замолчал, а потом поднялся на локте и, внимательно глядя в глаза женщине, задал тот вопрос, на который отвечать ей очень не хотелось:

– Мы выстоим?

– Нет, а потом они разобьют князя на реке Сити.

– Значит, все напрасно! Грызня князей привела-таки нас к гибели, – устало проговорил воевода.

– Нет, не напрасно! Мы скинем их через три сотни лет, а после немалую часть их земель присоединим к своей империи. Созданное Русью государство раскинется от северных морей до южных, на тысячи верст с востока на запад. Это будет империя, объединяющая в себе десятки народов, гордая и независимая. И в этом государстве не забудут, как почти тысячу лет назад здесь, во Владимире, стояли насмерть! Не дрогнули перед лицом грозного и многократно превосходящего противника, не открыли ворота, убоявшись, а предпочли сражаться, бросив своим врагам: «Мы лучше умрем перед Золотыми воротами, чем будем у вас в услужении».

– Это мы скажем?

– Да.

– Кто именно?

– Скоро узнаешь! – с этими словами женщина притянула к себе и нежно поцеловала мужчину. Дважды просить себя он не заставил.

21

То, что этот участок стены не выдержит, стало ясно уже вчера. От обстрела деревянная стена начала разваливаться. Сейчас разрушения были такие, что пеший воин без труда сможет перебраться через то, что когда-то было стеной. Проклятые камнеметы сделали свое дело.

Другая напасть – наш полон, который монголы использовали для закидывания рва. Сотни людей, согнанных из соседних деревень, под стрелами защитников закидывали ров вязанками сырого хвороста. Теперь напротив пролома рва фактически не было.

Аналогичная картина была у Медных и Волжских врат, с той лишь разницей, что стены там пока еще стояли. Но и их время сочтено. Вероятность того, что они смогут продержаться до конца сегодняшнего вечера, ничтожно мала.

Нападающие готовились к штурму, об этом свидетельствовали их отряды, выстраивающиеся напротив пролома (вне досягаемости для стрел обороняющихся), а также прекращение обстрела стены осадной техникой в месте пролома. Штурм Батый готовил по нескольким направлениям (об активности его войск на других участках докладывали наблюдатели), тем самым лишая Петра Ослядюковича возможности перебросить войска. Но главный удар воевода ждал здесь, у церкви Святого Спаса. И именно по этой причине он привел с собой резервную сотню.

Понимая, что стена не выдержит, воевода еще вчера отдал приказ о блокировании пролома. Всю ночь защитники не спали, и вокруг пролома, полукругом огораживая его, выросли завалы баррикад, по своей высоте немногим уступающие крепостным стенам. Для их строительства шло все: бревна, камни, мешки с землей, двери.

– Спешивайтесь! – бросил Петр Ослядюкович сотнику и двинул Пегого через толпу защитников.

Признав воеводу, ополченцы приняли в стороны, пропуская. Наконец он остановился на небольшом пригорке рядом с одной из баррикад. Спустя минуту к нему стянулись все защитники. В подавляющем большинстве это были горожане и крестьяне, защищенные в основном малоэффективными против монгольских стрел кожаными доспехами. Разномастное вооружение также оставляло желать лучшего: топоры, вилы, изредка копья, и уж совсем редко встречаются мечи. Не войско – толпа. И как мало в этой толпе профессиональных воинов.

«Мне б сюда те полки, что под Коломной легли», – с болью подумал Петр Ослядюкович.

Сотни пар глаз смотрели на него, и в основном, как отметил воевода, во всех из них читался страх перед сильным и безжалостным противником, страх за себя и семью. И самое грустное, у воеводы не было вестей, способных их успокоить.

Петр Ослядюкович, набрав в грудь побольше воздуха, заговорил:

– Биться нам придется с сильным и пока непобедимым противником. Я понимаю, что вам страшно, и поверьте мне, старому воину, в схватке будет момент, когда от страха захочется все бросить и, не оглядываясь, побежать. В этот момент вспомните о ваших детях и женах, вспомните не посрамивших себя прадедов, а затем… сожмите топор покрепче и останьтесь на месте! И тогда, я вам обещаю, мы зададим поганым такую трепку, что слава о ней пройдет сквозь столетия, а наши потомки и через тысячу лет не забудут о том, что их предки своих городов без боя не сдавали! – воевода нашел взглядом Ларису Николаевну и закончил: – Предпочитая умирать в сражении – здесь, у Золотых ворот, чем быть у врага в услужении!

– СЛАААВАААА! – рев сотен глоток не обещал врагу ничего хорошего.

Закончив, воевода слез с коня, передал поводья одному из дружинников и, сопровождаемый двумя сотниками, двинулся по направлению к стене.

– Как настрой у твоих, Петрович? – спросил воевода сотника, командовавшего шестью сотнями ополчения.

– Твое присутствие и сотни гридней значительно его улучшили!

По сходням они поднялись на стену и, опасаясь шальной стрелы, тут же укрылись за заборалом. Желая осмотреться, воевода осторожно выглянул из-за укрытия.

«Как же их много». – Вся округа на многие версты вокруг была усыпана черными точками конных и пеших вражеских воинов. Взгляд свой воевода остановил на центре, где готовилась к штурму пехота противника. Однотипная экипировка и стальной блеск покрывающих тело доспехов наталкивали на мысль, что это спешенная тяжелая конница монголов.

С обоих флангов их окружала бурлящая масса легкой кавалерии. Она находилась в постоянном движении, но в зону досягаемости лука пока не входила. Ждут команды.

Метрах в трехстах от крепостных стен расположилась осадная артиллерия врага: баллисты, катапульты и, конечно же, самая большая головная боль воеводы – требухе. На этом участке стены требухе было три.

Один из них был уже взведен и теперь четыре человека, на вид из полона, в качестве снаряда тащили крупный камень. Наконец, они доставили свою ношу и поместили ее в корзину. По команде командира двое воинов опустили спусковой рычаг, и смертоносный груз под тяжестью противовеса устремился вверх. Еще секунда – и, прогудев в воздухе, камень ударил в заборало стены, метрах в пятидесяти левее от воеводы. Семидесятикилограммовая глыба, разбивая в щепки толстые бревна, проломила защитную стенку и раздавила одного не успевшего среагировать защитника.

Главная задача этого обстрела – не защитники. Его цель – разбить защитную стенку крепостной стены, укрывающую от монгольских стрел защитников города. С этой задачей требухе прекрасно справлялись: вся стена была покрыта пробоинами.

Бом! Бом! Бом!

Глухой барабанный бой ознаменовал начало штурма, и легкая монгольская конница двинулась вперед. Владимирцы также зашевелились, взводя арбалеты и готовя луки. Прошло несколько минут, и враг вошел на дистанцию эффективного огня лука.

– Залпом… бей! – рявкнул над ухом Петрович, и защелкали тетивы защитников.

Глянув в смотровую щель, воевода своими глазами увидел последствия залпа. Почти все стрелы нашли цели, в такой гуще трудно не попасть, и не меньше сотни монгольских воинов выпали из своих седел.

Обороняющиеся были в более выгодном положении, стреляя с твердой поверхности, находясь на возвышенности и под защитой стен. Однако на стороне нападающих было многократное численное превосходство, и ответным залпом на стену обрушился ливень стрел.

На глазах воеводы двое находящихся поблизости воинов не успели укрыться и получили по стреле. Если для первого все закончилось относительно благополучно (стрела по касательной задела плечо), то второй уже не встал, так и оставшись лежать со стрелой в груди.

– По готовности! – снова пролаял сотник.

Видимо, такую же команду получили от своего командования и монголы, так как залпами они больше не били, ведя индивидуальный огонь, направленный на подавление защитников или отвлечение их от тяжелой пехоты, все ближе и ближе приближающейся к стене. Поддерживая лучников, с удвоенной силой заговорили требухе и самострелы.

Воин, стоящий левее воеводы, отпустил тетиву, и та, прогудев, ударила о перчатку. Произведя выстрел, стрелок тут же укрылся за стеной, прижавшись к ней спиною. Достал из приставленного рядом колчана еще одну стрелу, наложил ее на тетиву и, выйдя из укрытия, вскинул лук. Опять пропела его тетива, но спрятаться он не успел. Получив удар в грудь, он выронил лук и, взмахнув руками, упав навзничь.

– С такой плотностью огня наши на стенах долго не продержатся! – поделился своим мнением Юрий Олегович, командир резервной сотни.

– А долго и не надо! Когда их латники полезут в пролом, сами прекратят обстрел, побоятся своих задеть!

Наконец, стрелы полетели в подошедшую уже близко к стене пехоту противника. Однако, как и предполагал воевода, эффект от них был незначительный. Стрелы либо застревали в щитах, либо не могли пробить ламинарные доспехи монголов. Лишь изредка в укрывшемся за щитами строе противника возникали быстро закрывающиеся пробоины.

– Все, Петрович, мы вниз! Ты, главное, как договаривались, стену держи! На пролом не отвлекайся.

Принимая во внимание сложность ситуации на этом участке обороны, на утреннем совете решили разделить командование. На Петровича с шестью сотнями стрелков ложилась обязанность обороны уцелевшей части стены. Сам же воевода брал на себя функцию обороны бреши четырьмя сотнями ополчения и одной резервной сотней под командованием Юрия Олеговича.

Спускаясь со стены по сходням, воевода окинул место, на котором будут происходить главные события. Оборона пролома строилась в две линии. Первый раз монголов планировалось встретить на гребне разрушенной стены. Здесь под сильным навесным обстрелом легкой конницы врага остановить их не получится, и придется отойти на второй рубеж обороны – на линию баррикад, полукругом окружающую брешь. Когда противник втянется в этот мешок, здесь его ждет другой прием. Засевшие в прилегающих домах лучники будут бить, уже не опасаясь ответного огня монголов, и изрядно проредят их ряды.

На самих баррикадах в бой вступят ополченцы. Воевода не исключал, что врагу удастся сокрушить плохо подготовленных горожан. Именно по этой причине он привел с собой резервную сотню. В тот момент, когда враг прорвется, он и ударит этим своим последним козырем. И вот тут уже стоять придется до конца.

Через пять минут воевода уже находился на своем наблюдательном пункте, в колокольне церкви Святого Спаса. Отсюда открывался прекрасный вид на будущее место битвы.

Все четыре сотни его ополченцев сосредоточились на баррикадах, за исключением пятидесяти человек, ждущих приближения противника возле разбитой стены.

– Урагх!!!

Крик врага резанул по ушам! Что происходило за стенами и спровоцировало врага на боевой клич, воеводе с этой позиции видно не было. Но он обратил внимание, как засуетились воины оставленной полусотни.

– …овсь, – донеслась команда десятника, и спустя несколько секунд следующая:

– Бей!!

Воевода оскалился, представляя, как легли первые две шеренги вражеской пехоты, двигающиеся плотной массой. Одно дело держать стрелу, выпущенную человеческими руками, и другое дело болт самострела, взведенного механическим воротом. Эта штука не то что ламинарный доспех, щит навылет пробивает.

Пару лет назад, расщедрившись, князь решил приобрести полсотни таких ливонских игрушек. Про них быстро забыли, и до сего дня они пылились в одном из подвалов детинца. Но вот теперь пришел их час, и пару дней назад по указанию воеводы ими вооружили полусотню умеющих с ними обращаться воинов (главным образом, из норманнов и других западных народов). Панцирную пехоту эта штука валила на раз-два, но у нее был один недостаток, из-за которого она в общем-то и не прижилась в дружине – слишком уж долго ее перезаряжать. Вот и сейчас арбалетчики даже не пытались успеть сделать второй залп, а сразу после выстрела задали стрекача к баррикадам.

А потом на вершине вала появился враг.

Первый воин перебрался через разбитые бревна. Где-то рядом с воеводой раздался щелчок тетивы. Вжикнув, стрела ударила в доспех смельчака и, бессильно по нему скользнув, отрикошетила в сторону. Ее подруге, пущенной из соседнего дома, повезло больше: пробив доспех, она по самое оперение вошла в правую половину груди, опрокинув воина на спину. Но начало было положено, и следом через остатки разбитой стены повалили все новые и новые воины противника.

Пытаясь сдержать атакующих, чаще защелкали луки засевших в домах стрелков. Но, видимо, к пролому подошли основные силы монголов, так как поток проникающей в город тяжелой пехоты становился все плотнее. Однако перебравшиеся за стену не спешили атаковать изготовившиеся баррикады. Вместо этого, прикрывшись щитами, они стали на вершине вала, накапливая численность для решительного штурма баррикад.

Дружный дзинь, и левый фланг прикрывшейся щитами монгольской группировки как косой срезало. Не менее двадцати воинов одновременно осели на землю, убитые невидимой смертью. Причина стала ясна, когда воевода присмотрелся к вершине одной из баррикад: арбалетчики наконец перезарядили своих монстров и дали новый залп.

– УРАГХ!

Ждать следующего залпа штурмующие не стали и, поддерживая себя боевым кличем, бросились на баррикады.

22

Эрик Рыжий поднял тяжелый ливонский арбалет, направляя его на находящегося в десяти метрах от него монгольского воина. Оценив угрожающую ему опасность, тот прикрылся круглым щитом.

– Ну-ну! – ухмыльнулся норвежец и потянул за спусковой рычаг.

Тяжелый стальной болт в большой палец толщиной, разгоняемый стальной тетивой, со звоном покинул ложе и уже через мгновение ударил в щит. Он легко пробил обтянутую кожей преграду и с чавкающим звуком вошел в пытавшегося укрыться за щитом воина. Убойная сила скинула забравшегося было на баррикаду нукера обратно под ноги поднимающимся следом соплеменникам.

Этот болт был последним, колчан пуст.

Норвежец отшвырнул в сторону теперь бесполезный арбалет и достал из-за спины секиру.

Секира была семейной реликвией и передавалась в роду от отца к сыну. Кроме секиры, по наследству передавались еще три вещи. Это, во-первых, огненно-рыжая шевелюра, во-вторых, имя – все мальчики в роду звались Эриками, и в-третьих, неумение проигрывать. Именно из-за этого «в-третьих» с Эриком никто из его знававших представителей рода никогда не садился играть в кости. Согласитесь, сложно ощущать себя комфортно, играя с двухметровым рыжеволосым бугаем, который после каждой проигранной партии здорово «расстраивается».

Норвежец поднял с земли монгольский щит и натянул его на свою руку.

Называть Эрика норвежцем не совсем правильно. Норвежцем он был лишь наполовину, другая половина его крови была варяжская. Тридцать пять лет назад отец Эрика взял в жены дочь княжьего сотника, от их союза и появился на свет Эрик. Отец всегда был упрям и, не пожелав отринуть веру пращуров, креститься отказался. Сам Одину не изменил, но и против крещения сына возражать не стал. И тридцать пять лет Эрик жил с двумя богами в душе, свирепым воином и безобидным плотником.

Именно Эрик командовал полусотней арбалетчиков. Арбалет – оружие прямого боя и не позволяет вести навесной огонь на столь короткой дистанции. Поэтому, произведя в начале боя несколько удачных залпов, после соприкосновения ополчения с противником норвежец вынужден был разрешить вольную охоту. Теперь его арбалетчики либо вели огонь из стоящих рядом домов, либо, как он сам, били в упор из-за спин ополченцев.

Бой шел уже не один час. Эрик находился перед центральной баррикадой. Именно перед, так как в данный момент времени ее вершина принадлежала монголам. За обладание этим укреплением разгорелись самые тяжелые бои. Уже несколько раз баррикада переходила из рук в руки, а ее основание и вершина были густо усыпаны телами как защитников, так и нападающих.

Каждый раз, до сего момента, когда монгольские воины занимали вершину, ополченцы показывали чудеса храбрости и с яростью диких зверей бросались в контратаку, неизменно скидывая захватчиков вниз.

Но есть предел всему, и Эрик понимал, что для измученных горожан этот предел наступил. Заставить их идти в следующую контратаку будет очень непросто.

– Ну где же ты, Петр Ослядюкович? – понимая критичность момента, прошептал норвежец.

В этот раз после захвата вершины события развивались по иному сценарию. На вершине баррикады возник монгольский воин с черным знаменем в руках. Отпихнув ногой тело одного из погибших, он освободил место и воткнул стяг в вершину баррикады.

Подняв вверх зажатую в руке саблю, он во всю силу легких известил своих соплеменников о собственном успехе:

– Урагх!!!!

Стяг водрузить они решили впервые, до этого ограничиваясь лишь воплями, – значит, не сомневаются, что уже не оставят вершину.

В русских дружинах знамя символизировало состояние войска, было его реликвией, находилось при военачальнике и наравне с ним оберегалось от врага. Аналогичную функцию оно выполняло и в католической Европе. Так, например, уставами рыцарей католических орденов (тамплиеры, тевтонцы, госпитальеры) запрещалось отступать до тех пор, пока знамя ордена стояло прямо.

Именно поэтому, в глазах Эрика, выставлять знамя в передних рядах перед противником было проявлением высшей степени неуважения к нему, плевком в лицо. Этим поступком монголы как бы говорили, что считают свою победу свершившимся фактом. Спустить такое Рыжий не мог.

– Думаете, все? Ну, это мы сейчас посмотррррим!!! – конец фразы потонул в реве.

Могучим прыжком Эрик преодолел расстояние, отделяющее его от ближайшего степняка. Боевая секира ударила с разгона. Не успев уклониться, тот принял удар на свой легкий щит. За что и поплатился: секира легко разрубила сам щит и руку, его удерживающую. Закричать монгольский воин не успел, так как был отброшен ударом могучего корпуса норвежца, устремившегося дальше к вершине.

Следующий противник просто проспал появление Эрика. Норвежец застал его обернувшимся на крик знаменосца. С неприятным хрустом нога врезалась в открытый левый бок, сминая ребра и откидывая человека почти на самую вершину.

– СЛАААВА! – громыхнуло за спиной Эрика – это измученные ополченцы, вдохновленные его примером, пошли в контратаку.

Дорогу к вершине Эрику преградили двое. Копейщик, не мешкая, нанес укол копьем, метя в неприкрытую щитом левую ногу. Его расчет строился на том, что Рыжий, блокируя удар, вынужден будет остановиться. Вместо этого Эрик проигнорировал удар и, несмотря на то что тот достиг цели, прыгнул. Спустя мгновение он уже был между двумя обескураженными воинами. Вооруженный саблей, находящийся правее успел нанести горизонтальный рубящий удар, метя в шею. Но Рыжий отбил его топорищем секиры, а затем ударил сам кромкой щита в неприкрытое лицо. Хруст лицевых костей – и еще одно тело катится вниз. Продолжая круговое движение, норвежец с разворота бьет секирой. Описав круг, она врезалась в грудь копейщика.

Последним препятствием на пути к вершине стал знаменосец. Этому парню явно не просто так доверили знамя. Удар по ногам находящегося ниже норвежца пропал впустую. Противник подпрыгнул, пропуская его под собой, и сам рубанул сверху. Саблю встретил щит норвежца, но удар оказался настолько мощным, что попросту разрубил шит пополам, лишь наруч уберег руку.

Однако приземлился монгольский воин весьма неудачно, наступив на руку одного из погибших и лишь с трудом удержал равновесие. Драгоценные мгновения, которые понадобились ему на это, стоили жизни. Повторный удар по ногам ставшего на мгновение беззащитным воина полностью отрубил одну, и секира застряла в колене другой ноги.

Оставив застрявшую секиру в ноге покатившегося с баррикады орущего знаменосца, Эрик одним прыжком оказался рядом с монгольским стягом и мощным пинком отправил его в гущу атакующих.

Разъяренные подобным отношением к своей святыне, на него бросились сразу четверо. Схватив лежащую на земле саблю, Эрик приготовился дороже продать свою жизнь, когда откуда-то из-за его спины, перехватывая атакующих его врагов, пришла помощь. Помощь в лице свежей, хорошо вооруженной резервной сотни во главе с воеводой.

А Рыжий, понимая, что, пожалуй, еще поживет, набрал полную грудь воздуха и зарычал:

– СЛАВА!!!!

Поддерживая его ревом, княжьи гридни обрушились на измотанного врага, отшвырнули его от баррикады и начали теснить.

Видя, что передние ряды его воинов безжалостно сминаются свежими силами защитников, монгольский командир дал сигнал к отступлению. Что ж, сегодня не их день!.. Но это только сегодня!

Город устоял. К концу дня 6 февраля 1238 года над заваленной убитыми и ранеными баррикадой реял русский двузубец.