Текст книги "Экскурсия в ад"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

40

«Лучше б я эту сволочь застрелил», – уже не раз за последний час повторил Андрей, вспоминая всадника. На хвост им сели почти сразу же. Уже через полчаса где-то со стороны оставленной за спиной поляны стал различим рокот автомобильных моторов, а еще через некоторое время немецкая речь и лай собак.

Из леса вышли минут двадцать назад и удалились от его кромки ориентировочно на пару километров, когда следом появилась цепь преследователей. Увидев поднимающихся по холму беглецов, австрийцы закричали, заулюлюкали, раздались хлопки выстрелов. Рядом зажужжало, и земля в пяти метрах от Андрея взметнулась вверх, поднятая пулей.

Андрей пригнулся и прокричал своим:

– Давайте быстрее, у них наверняка есть винтовки с оптикой. Нужно успеть перебраться за холм.

Андрей укрылся за камнем, почти на вершине холма, и огляделся. Парню не составило труда пересчитать суетящиеся вдали человеческие фигуры, по всему выходило человек пятьдесят, с тремя собаками. По одежде Андрей определил, что солдат из них было человек десять-двенадцать, не больше, остальные местные добровольцы.

Андрей уже хотел двинуться за ушедшими вперед пацанами, когда рядом с ним за камень плюхнулся Николай Абрамович.

– Андрей, пожалуйста, подождите!

Старик выглядел неважно, тяжелая одышка, шатающаяся походка – все выдавало полное измождение.

– Я остаюсь, Андрей, и не спорьте. Прекрасно понимаю, что очень сильно сбиваю темп нашего движения. Изначально дистанция между нами и погоней была километра три, а сейчас сократилась. Если мы будем и дальше двигаться с такой же скоростью, где-то через полчаса они нас настигнут.

– Николай Абрамович, одного я вас не оставлю, вместе в это дело вляпались, вместе и выбираться будем. При всем моем уважении, одному вам не задержать на сколько-нибудь серьезное время пять десятков человек. Да и проблема наша в собаках! Они взяли след и теперь не отпустят. Даже если и задержите их, жертва будет напрасной, они без труда выйдут на нас снова.

– Вот собаками я и займусь, но займусь один. А вы, пожалуйста, уходите с ребятами.

– Одного я вас здесь не оставлю. Кроме того, вдвоем у нас с вами появляется шанс удержать их пару часов до момента переброски.

– Андрей, не смешите меня! Вдвоем мы продержимся ненамного больше, чем я один. – Николай Абрамович ненадолго замолчал, а потом продолжил: – Я прожил очень интересную, долгую и счастливую жизнь, так сказать, выпил чашу до самого дна, и мне бы очень не хотелось, чтобы из-за немощного старика вы лишились такой же возможности сами. Мою жизнь омрачило только одно событие: я жалел, что со мной не бежал мой брат. И теперь, когда судьба преподнесла мне такой подарок (понимаю, что может быть это несколько цинично в отношении наших погибших друзей), дав возможность исправить эту несправедливость, я не собираюсь все испортить из-за такой мелочи, как жизнь столетнего старика. Наконец последнее, еще раз хочу напомнить, что, спасая этих ребят, вы тем самым спасаете меня и даете мне возможность прожить гораздо более яркую и счастливую жизнь, рядом со своим братом. Ваша помощь будет полезней, если вы выведете ребят к австрийцу, я знаю, что вы не отступите. А теперь о деле: за холмом, на котором мы сейчас находимся, снова начнется лес. Вернее, правильней будет сказать – лесополоса. Если мне удастся выбить собак, попытайтесь в этом лесу оторваться от погони, петляйте, путайте следы, но старайтесь придерживаться восточного направления, вам нужно выйти километрах в пяти левее, к грунтовой дороге. Старик австриец, который спас меня тогда, появится ближе к полудню, к этому времени вы уже, возможно, перенесетесь, так что предупредите мальчиков. Он будет на телеге, запряженной одной лошадью. Телега выкрашена в синий цвет, в чем одет – извините, не помню. Андрей, за время нашего недолгого знакомства я приобрел настоящего друга. Вы очень хороший человек, ваши родители могут гордиться вами. Удачи!

С этими словами Николай Абрамович обнял Андрея.

Андрей прижал к себе Николая Абрамовича, чужого человека, который стал ему родным!

– Николай Абрамович, Андрей, что-то случилось?

За разговором они и не обратили внимания на вернувшегося Мишку.

– Может, помощь нужна?

– Давай свой «вальтер», – сказал пацану Андрей, а затем, уже обращаясь к Николаю Абрамовичу: – Мы оставим вам пистолет, а также я вам своих винтовочных патронов оставлю.

– «Вальтер» давайте, на случай, если собак спустят, а то могу и не успеть перезарядить винтовку. Винтовочных патронов оставьте штук пять, у меня магазин полный. Больше, боюсь, потратить не успею.

Мишка положил на камень «Вальтер РР».

– В нем восемь патронов! – предупредил на всякий случай Андрей, затем, расстегивая подсумок, достал из него обойму с пятью патронами и положил рядом с пистолетом.

– Собак побьете и уходите за нами. Пожалуйста, не геройствуйте!

– Обещаю, постараюсь уйти. Все, идите, вы теряете драгоценное время!

Пожав старику руку, Андрей с близнецами скрылся за холмом.

41

Немцы шли не таясь, явно не ожидая, что их может ждать встреча.

В последний раз кинув взгляд на приближающуюся цепь преследователей, Николай Абрамович постарался запомнить, где находятся кинологи, чтобы во время боя не тратить драгоценное время на поиск цели, а затем спрятался за камнем, дожидаясь момента, когда дистанция сократится метров до двухсот.

Пистолет Николай Абрамович засунул за пояс.

Обращаться с оружием он умел, и умел довольно неплохо. После войны так вышло, что в Союз он не вернулся, не к кому было возвращаться, семья погибла. Вместо этого он отправился в Палестину. Вот там, в 1948-м, и научился обращаться с оружием, оттачивая свои навыки в боях с Арабской армией освобождения. В Россию попал только для того, чтобы перенестись в прошлое, в Маутхаузен, так как у израильских туроператоров такого маршрута не было. Более того, свой бонусный эпизод Николай Абрамович также планировал провести в Маутхаузене. Он провел уйму времени в библиотеке, анализируя события, происходившие в лагере в последние месяцы после его побега, и пришел к выводу, что гибель его брата наиболее вероятна в течение нескольких дней сразу после побега заключенных из блока смертников. Тогда озверевшие эсэсовцы сначала разделались с заключенными двадцатого барака, которые ввиду физического истощения или полученных травм были не в состоянии бежать, и их просто забили до смерти, а уж затем принялись за остальной лагерь, и по баракам прокатилась волна децимации.

Засунув озябшие руки в карман, Николай Абрамович с удивлением обнаружил так и не использованные пилюли. Обезболивающее – две таблетки. «Очень вовремя, как раз минут через пять подействуют», – подумал он и проглотил обе.

Австрийцы подходили все ближе, Николай Абрамович начал различать уже отдельные фразы.

– Господа, если чуть поспешим, минут через тридцать выйдем на расстояние, достаточное для точного огня!

Немецкий Николай Абрамович понимал довольно неплохо, поэтому прозвучавшую фразу одного из преследователей, обращенную к своим попутчикам, прекрасно понял.

«Ошибаешься, уже вышли!» – подумал старик и осторожно приподнялся над камнем.

Как он и предполагал, преследователи как раз находились метрах в двухстах от его убежища и, увлеченные разговорами, пропустили его появление.

Основание холма было покрыто прошлогодней травой, сейчас пожухлой, посеревшей и опавшей, но все-таки значительно ухудшающей прицеливание в серые силуэты немецких овчарок. На счастье Николая Абрамовича, большая часть преследователей уже выбралась на скальную крошку и была видна как на ладони. Используя камень как упор для винтовки, старик прицелился в пса, идущего прямо на его позицию, задержал дыхание и через мгновение выстрелил.

Ружейный выстрел спустя мгновение потонул в визге бедного животного, отброшенного пулей на несколько метров назад.

Николай Абрамович передернул затвор, перевел винтовку на следующую цель, прицелился. Снова выстрел, сопровождаемый собачьим визгом.

Немцы среагировали: слева донеслась автоматная очередь, и камень рядом с рукой старика разлетелся на осколки, но Николая Абрамовича это не волновало, все его внимание было приковано к последней цели.

В отличие от двух других, хозяин последней собаки понял, кто является целью нападения, подтянул к себе за поводок питомца, ухватил его за ошейник и попытался укрыться за камнем, полностью закрывая собаку своим корпусом. Не мешкая, Николай Абрамович взял его спину в кожаном плаще на прицел и выстрелил. Пуля попала в левую часть спины, крутанула человека вокруг своей оси, сбив с ног. Освободившаяся собака бросилась вперед, и следующий выстрел оборвал и ее жизнь.

«Все успел, теперь можно и людьми заняться!»

Закончить мысль Николаю Абрамовичу не дали – сильный удар в левое плечо отшвырнул его на метр назад. Винтовка вылетела из рук и скатилась за камень.

Сколько времени Николай Абрамович пролежал в отключке, он не знал, но к тому моменту, когда пришел в себя, стрельба прекратилась, и до него стал доноситься шум шагов множества ног. Но самое неприятное было не это.

Николай Абрамович отчетливо расслышал лай. Судя по звуку, оставшаяся в живых собака была небольшой, и, возможно, по этой причине Николай Абрамович ее и не заметил в зарослях прошлогодней травы. Теперь выходило, что все его старания были напрасны: чтобы снова выйти на след беглецов, и одной шавки будет достаточно.

Николай Абрамович попробовал пошевелить рукой, но та не двигалась, лишь боль в руке стала острее. Видимо, пуля разбила кость. Для такого ранения боль была не сильная, видимо, ее гасило заранее выпитое обезболивающее.

Правой рукой вытащив из-за пояса «вальтер», Николай Абрамович максимально быстро, насколько позволяло его состояние, поднялся на ноги.

По-видимому, без сознания он пролежал больше, чем казалось, так как, встав в полный рост, в двадцати метрах от себя сразу за камнем увидел преследователей. Немцы, видимо, считали его погибшим, так как его появление для них также было полной неожиданностью и вызвало некоторую панику – вместо того чтобы стрелять, они попадали на землю, ища укрытия за камнями и в расщелинах.

Вниманием Николая Абрамовича сразу же полностью завладел один из австрийцев.

В высоких сапогах и элегантном охотничьем костюме, он левой рукой держал карабин, оборудованный оптическим прицелом, а правой за поводок маленькую рыжую таксу.

Боясь, что не успеет, Николай Абрамович вскинул пистолет и, почти не целясь, выстрелил. Пуля ударила в метре от австрийца. Отшвырнув винтовку в сторону, австриец бросился наутек, таща за собой собаку.

Николай Абрамович двинулся в его сторону, пулю за пулей выпуская в бегущего. Наконец одна из них попала охотнику в ногу, и, охнув, тот повалился на землю. Следующий выстрел достался его собаке, пуля смахнула ее с камня, на который она заскочила.

Порадоваться Николаю Абрамовичу не дали, уже в следующее мгновение он полной грудью поймал автоматную очередь, выпущенную с расстояния в десять метров.

42

Вся серьезность ситуации, в которой они оказались, дошла до Эдика в тот самый момент, когда он увидел трупы Алексея и Светланы. Получилось так, что с его места в колонне было прекрасно видно, как их за ноги привязывают к БТРу.

Начиная с этого момента Эдик начал активно думать над тем, как выжить в этом аду. Свой первоначальный план пойти и все рассказать он отмел сразу же, после того как немцы, не церемонясь, застрелили на перроне несколько человек. Брошюру, выданную в турагентстве, Эдик прочел (вернее, пробежал глазами) и знал, что произойдет в лагере в ближайшие дни. Запомнил он и про децимацию. Поэтому предложение старосты барака вступить в зондеркоманду, сделанное наиболее крепким узникам, он воспринял как дар богов, дающий отличную возможность продержаться здесь три дня. Еще со школы молодой человек знал, что узникам зондеркоманд позволялись некоторые привилегии, в частности, они не подвергались наказаниям наравне с остальными заключенными (правда, при этом периодически полностью уничтожались немцами как ненужные свидетели), что давало отличную возможность избежать участия в децимации.

К сожалению, брошюра содержала лишь общую информацию о событиях последующих трех дней, и такие конкретные вопросы, как: будут ли в децимации участвовать узники из зондеркоманды, в ней не освещались.

Сломил Эдика самый первый поход в газовую камеру. То, что он там увидел, не просто повергло его в шок, оно ввело его в состояние отстраненности, как будто это не он вытаскивал трупы из газовой камеры; не он выдирал у бывших узников зубы специальными щипцами; не ему приходилось осматривать тела на предмет наличия красивых татуировок. Он просто стал неразмышляющим живым автоматом, выполняющим то, что от него требовал командофюрер.

Парень только начал приходить в себя от своей новой «работы», когда утром 3 февраля 1945 года членов зондеркоманды наравне с остальными заключенными заставили лечь лицом вниз, и офицер с маузером в руках начал свой неторопливый поход вдоль их шеренг.

Когда офицер остановился рядом с Эдиком, тот даже не испугался.

Последняя его мысль была о том, что, как и те несчастные, которых он выносил из крематория, он скоро узнает, есть ли жизнь после смерти.

43

С высоты птичьего полета утром 3 февраля 1945 года на концентрационный лагерь Маутхаузен открывался необычный вид: на площади перед бараками выстроились четкие прямоугольники людских колонн. Барак за бараком – молча, потупив взгляд в землю, стояли тысячи людей.

Новость о побеге узников из двадцатого блока уже облетела лагерь, и ждать от взбешенной охраны хорошего не приходилось. С раннего утра немцы вымещали свою злость на узниках, оставшихся в лазарете двадцатого блока. И все утро из-за забора раздавались душераздирающие крики, выстрелы, лай и рычание собак. Теперь, видимо, пришла их очередь.

На перекличку заключенных выгнали позже обычного, часов в девять, ни один из бараков в этот день не был отправлен на работу – при других обстоятельствах небывалая роскошь.

С раннего утра в лагерь начали доставлять первых беглецов, вернее, их трупы, и около крематория медленно, но верно принялась расти гора тел.

Двое солдат вынесли из соседнего здания и поставили метрах в пятидесяти перед строем стол. Чуть позже они же принесли со склада и выставили на стол два закрытых ящика.

Через пару минут перед заключенными предстал лично комендант лагеря Франц Цирайс. Организуя поимку беглецов, он всю ночь провел в разъездах по городкам и деревням, окружающим лагерь, чудовищно устал, не выспался и был страшно зол. Каждая фраза, произнесенная им, невольно ассоциировалась у Васи с собачьим лаем. Переводчик начал переводить:

– Сегодня ночью из двадцатого барака был совершен побег. В благодарность за подаренную вам возможность трудом искупить свою вину перед рейхом вы заплатили хитростью и коварством: наша мягкость и терпимость натолкнулась на вашу подлость. Но, как комендант лагеря, я обещаю вам, что ни один из беглецов не уйдет от нашего возмездия, мы найдем и покараем всех. В дальнейшем с целью пресечения заговоров и побегов в лагере будут ужесточены меры безопасности, пайки будут сокращены. Сейчас в назидание все вы будете наказаны! Приступайте!

Комендант развернулся и в сопровождении двух офицеров пошел в сторону комендатуры.

«Приступайте» было адресовано одному из офицеров, стоящему рядом со столом. Получив команду, он расстегнул кобуру, достал пистолет и приказал:

– Всем лечь лицом в землю!

Заключенные как можно быстрее, чтобы не дай бог не обратить на себя внимание немцев, исполнили приказ. Вместе со всеми Василий, находящийся в пятой шеренге крайним слева, упал на землю.

А между тем солдаты охраны по очереди подходили к выставленному перед строем столу. Приглядевшись, Вася наконец смог разглядеть, что в ящиках, а разглядев, похолодел. Они доверху были наполнены патронами. Солдаты набивали две-три пистолетные обоймы, а затем, распихав их по карманам шинелей, направлялись к лежащим на земле заключенным.

На каждый барак пришлось по одному эсэсовцу.

Обзор с левой стороны Василию никто не закрывал, и, лежа на земле, он краем глаза мог наблюдать всю процедуру наказания на примере заключенных соседнего – двенадцатого блока.

Свой счет эсэсовец начал с узника, стоящего во главе колонны. Василию было прекрасно видно, как немец, не спеша двигаясь вдоль лежащих людей, шевелит губами, отсчитывая десяток. Наконец на десятом заключенном он остановился, быстро прицелился и выстрелил в затылок. На мгновение тело несчастного напряглось, а через секунду расслабилось, уже навсегда. Немец начал свой счет вновь, еще десять человек – и еще выстрел. Абсолютная тишина и лишь сухие хлопки выстрелов, отмеряющих десятки.

Василий так был поражен этим зрелищем, что на какое-то время забыл о собственной судьбе, вспомнив лишь в тот момент, когда недалеко от себя услышал стук сапог.

Медленная походка немца сама по себе уже была невыносимой пыткой. Что он рядом, Василий понял по хорошо начищенным сапогам, возникшим в поле его зрения. Поравнявшись с Василием, эсэсовец остановился. Ожидая выстрела, Вася невольно зажмурился и принялся повторять про себя слова единственной молитвы, которую знал. С секунду задержавшись, охранник двинулся дальше, а через несколько долгих секунд, где-то сзади, раздался выстрел.

Расстрел шел уже около часа, охранники не раз опустошили и пополнили магазины, когда в животе Вася ощутил вибрацию. Что это сигнал датчика возврата, он понял сразу, а поняв, вспомнил о своем маленьком незаконченном дельце. Неприятная мысль о том, что он может не успеть, обожгла его. Как будто прочитав его мысли, офицер рявкнул:

– Встать!

Заключенные поднялись. Вернее, поднялись не все, ровно десятая их часть так и осталась лежать на лагерной мостовой.

Только Василий встал, как перед строем, сжимая в руке палку, возник староста его барака.

– Ты! Ты! Ты!..

Каждое «ты» сопровождалось тычком палкой в направлении заинтересовавшего его заключенного. Отобрав таким образом около тридцати по виду наиболее физически здоровых заключенных, староста проговорил:

– Выйти из строя. Остальные бегом в барак.

«Ну все, конец, – Вася посчитал, что попал в очередную команду для отправки на тот свет. – На этот раз покорно ждать, как скот на бойне, я не буду», – подумал он, приглядываясь к старосте и прикидывая, как бы поудобней схватить немецкого прихвостня, чтобы быстро свернуть шею.

Глядя в перепуганные лица заключенных с ехидной улыбкой, открывающей гнилые зубы, староста продолжил:

– В течение часа вы должны убрать все трупы со двора и сложить их у крематория. Трупаков нынче слишком много, зондеркоманда не справляется. И поторопитесь, если не хотите пополнить их ряды.

Его радость была понятна, старосты бараков администрацией наказанию не подвергались.

Оглянувшись, Вася заметил, что приблизительно такое же количество узников отобрано для этой работы и из других бараков, и успокоился, похоже, действительно набирали для работы.

Работе Вася был рад, она была хоть и неприятная, но давала некоторую свободу перемещения по лагерю, а это ему сейчас было крайне необходимо.

Первый труп он нес в паре с коренастым поляком. Васе достались ноги. Стараясь все больше смотреть по сторонам, а не на покойника, он, огибая разбросанные тела, двинулся за идущим первым поляком.

Немца он увидел около ограды из колючей проволоки, отделяющей основной лагерь от женского. Детоубийца стоял спиной к Василию и курил.

Винтовки у него не было, лишь на поясе висела кобура.

Предпринимать действия сейчас было еще рано, третьего сигнала датчика пока так и не было. Начни он раньше – и уйти живым не получится.

«Только бы не потерять, только бы не ушел!» – с такими мыслями Вася прошел за спиной охранника во внутренний дворик крематория.

Оказавшись на его территории, он поразился открывшейся картине. Взору предстала целая гора уложенных штабелями обезображенных человеческих трупов: разбитые головы, отрезанные части тела, рваные раны со следами собачьих зубов. В воздухе витает тяжелый запах человеческих крови и испражнений. Голова одного из заключенных была отрезана и насажена на вбитый в землю кол. Результаты расправы над беглыми были чудовищны.

Быстро уложив в штабель свою скорбную ношу, Вася, с трудом сдержав рвоту, бросился бегом за поляком из этого страшного места.

Огибая идущие навстречу другие пары с трупами, Вася выскочил с территории крематория наружу и только тут смог вздохнуть полной грудью. Отдышавшись, он уже собирался вернуться к месту расстрела за следующим, когда ощутил третий сигнал.

«Ну все, пора!» На свершение его мести остается ровно одна минута.

Вася развернулся и двинулся к продолжающему курить охраннику.

Немец увидел его метров за пятнадцать. Все также стоя спиной, он лишь вполоборота повернул голову в сторону Василия, измерив его скучающим взглядом.

А вот то, что случилось дальше, немца заинтересовало гораздо больше. Вася нанес ему прямой удар правой, вложив в него всю свою силу и ненависть к выродку. Удар получился чудовищным – он сбил солдата с ног, кинув его вперед на пару метров так, что немец лишь чудом не налетел на забор из колючей проволоки. Упав на живот, охранник потянулся к кобуре, но Вася не дал ему воспользоваться пистолетом. Подпрыгнув, он обеими ногами приземлился на локтевой сустав правой руки охранника, отчетливо ощущая под ногами хруст сминаемых костей.

– А-а-а!!! – немец взвыл, одновременно переворачиваясь на спину.

Поймав его взгляд, Вася прочитал в нем дикую злобу, сулящую ему все муки ада, но вместе с тем прочитал он и первые искорки непонимания и испуга. Здесь, в этом месте, где он себя считал господом богом и где никто из заключенных не смел не то что обращаться с ним подобным образом, даже смотреть ему в глаза, здесь он испытывал такие чувства впервые.

– Не привык к подобному обращению? В средние века была такая казнь, четвертование. Я считаю, что те, кто в детей стреляет, ее заслуживают, – прошипел ему в лицо Вася и ударом правой ноги раздробил локоть второй руки нациста. Дикий вой эсэсовца, прерываемый всхлипываниями и скулежом, возвестил о том, что немец лишился второй руки. Боль придала охраннику сил, и он предпринял попытку вскочить на ноги. Но Вася ему этого не позволил. Ударом в лицо он повторно сбил его с ног, а затем подпрыгнул и приземлился на коленный сустав растянувшегося на земле немца.

Снова крик.

Где-то левее Вася услышал шум и обернулся, со стороны бараков в его сторону бежали аж трое охранников. Стрельбу они пока не открывали, видимо, опасаясь задеть своего. На беду детоубийцы, до них было довольно далеко, Вася успевал закончить начатое.

– Нет!!! Пожалуйста!

Немецкого Вася не знал, но по скулящей интонации понял, чего хочет немец.

– Ты мальчонку вспомни, которого застрелил, – в этот раз совершенно спокойно проговорил Василий и сломал вторую ногу немцу. Крика уже не было, немец потерял сознание.

Вася плюнул на немца и следующим ударом раздавил ему горло.

Датчик возврата как раз начал десятисекундный обратный отсчет, когда Василий закончил с охранником. Преследователи были уже метрах в пятидесяти, и Вася, не мешкая, бросился наутек по направлению к крематорию. Вбежав во двор, он заскочил за штабель с покойниками, скрывшись с глаз преследователей, и в этот момент его перебросило.

Разъяренные эсэсовцы влетели следом, но никого не обнаружили. Более тщательные поиски также не дали результата.