Текст книги "Журнал «Если», 1995 № 03"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Кир Булычев,Боб Шоу,Джон Браннер,Йен (Иен) Уотсон,Джеймс Маккимми,Александр Боханов,Леонид Лесков,Владимир Губарев,Ксения Мяло,Александр Панарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Разумеется, сэр.

– Но где же справедливость? Почему я должен расплачиваться за ваши ошибки?!

– Нашей ошибки тут нет. Мы перенесли вас в действительность, полностью соответствующую вашему заказу.

– Но ведь я рассчитывал получить в альтернативной действительности новое тело. Хотя бы такое, как у «мистера Америка».

Марзиан едва заметно покачал головой.

– К сожалению, сэр, это исключено. Вы есть вы! Вы – неизменная точка в безбрежном океане вероятностей, и переделать вас Преобразователь не в состоянии.

Но Брайант, истративший все до последнего цента, сдаваться не желал.

– Может быть, существует такая реальность, где все местные мужчины костлявые хлюпики, а все женщины… ну… нормальные?

– Но, сэр, желаемый вами мир нелогичен и, следовательно, существовать не может. – В голосе Марзиана явственно послышались нотки нетерпения. – Самки и самцы любого вида в любом мире совместимы и имеют сходные характеристики.

Плечи Брайанта поникли.

– Выходит, я напрасно потратил все свои деньги. А ведь я хотел не так уж многого. Всего лишь, чтобы красивые женщины сами бросались в мои объятия…

С видом человека, чье профессиональное достоинство задето, Марзиан погладил подбородок.

– Не отчаивайтесь, мистер Брайант. Приглядитесь к нашей обычной реальности, и вы заметите, что множество внешне ничем не примечательных мужчин не знают отбоя от женщин. Почему, спросите вы? Да просто эти мужчины что-то умеют делать лучше, чем остальные. Им сопутствует успех, а он, знаете ли, во все времена привлекал женщин. Причем вовсе необязательно делать нечто сверхъестественное. Достаточно, например, хорошо танцевать. Или точно бить по мячу. Или мастерски водить машину. Вот у вас есть какие-нибудь таланты? Вам что-нибудь удается особенно хорошо?

– Вроде нет.

– Ладно. Что вам удается неплохо?

– Боюсь, ничего… – Со скорбным видом Брайант вынул из кармана недавно подписанный контракт и проглядел набранный мелким шрифтом последний пункт. Что тут говорится о возмещении..?

– Быть может, вы прилично играете на бильярде? Или в детстве пробовали силы в любительском театре? – В голосе Марзиана зазвучало беспокойство. Может, вы, на худой конец, умеете писать фантастические рассказы?

– Нет. – Брайант вдруг замер. – Хотя в школе я… Нет, занятие слишком глупое, чтобы о нем говорить.

– Скажите же, скажите, – уцепился за эту возможность Марзиан.

– Ну… – Брайант смущенно улыбнулся. – В школе я пускал языком пузыри.

Марзиан задумчиво пригладил спадающие на воротник пиджака волосы.

– Значит, пузыри пускали?

– Именно, – подтвердил Брайант, слегка оживляясь. – Пускать пузыри – не так уж просто, как кажется на первый взгляд. Чтобы пузырь получился долговечным, вначале необходимо тщательно подготовить слюну, не слишком густую и не слишком жидкую. Затем, чтобы выдуть приличного размера пузырь, нужно дуть точно в правый угол кончика скрученного определенным образом языка. В классе я был единственным, кому удавалось разом выдуть целых четыре пузыря.

– Считаю, стоит предпринять еще одну попытку.

– Марзиан проворно застучал пальцами по клавишам пульта, затем, вглядевшись в экран монитора, перевел округлившиеся от удивления глаза на Брайанта. – Моя работа то и дело преподносит мне сюрпризы!

– Что такое?!

– Как ни странно, существует не один, а целое множество миров, где излюбленный вид спорта – пускание пузырей.

– А женщины там… нормальные? Марзиан кивнул.

– Все интересующие нас реальности находятся в секторе вероятностей первого порядка. Из чего следует, что миры там почти полностью соответствуют нашему.

– А вы можете отправить меня в такую реальность, где ни единому чемпиону никогда не удавалось выдуть разом более трех пузырей?

– Требуется весьма точная настройка аппаратуры, но, думаю, я с этим справлюсь. – Марзиан кивком указал мисс Крафт: – Составьте новую спецификацию.

– Момент!

Заполняя бумаги, Брайант склонился над столом мисс Крафт и, конечно же, уловил пьянящий аромат ее духов, но, захваченный видением гибких сирен с тонкими талиями, не обратил на него ровным счетом никакого внимания.

– Удачи вам, – пожелала мисс Крафт. Едва ли расслышав ее, Брайант поставил свою подпись, широким шагом пересек приемную и гордо встал в центр диска, фокусирующего вероятности. Пальцы Марзиана забегали по клавишам пульта, последовал удар по красной кнопке, и, как и прежде, мгновенно свершилось перемещение.

Брайант оказался на оживленной улице, которая вполне могла бы находиться в привычном ему Манхэттене, будь здания чуть пониже, а транспорт немного тише. Мужчины и женщины выглядели вполне нормальными, стиль их одежды лишь самую малость отличался от знакомой Брайанту моды. Присмотревшись, он с радостью обнаружил, что многие прохожие пытаются пускать языком пузыри, но за те десять минут, что он наблюдал, никому из них не удалось выдуть даже единственного крошечного пузырька.

Слегка смущаясь, Брайант вышел из своего укрытия – подъезда многоквартирного дома – и принялся за работу. К нему далеко не сразу вернулось былое мастерство, но уже скоро он достиг вполне приличных результатов. Играя в лучах солнца, в полет отправлялись пузырь за пузырем. Неожиданно Брайант обнаружил, что окружен толпой, которая приветствовала рукоплесканиями каждый его успех… Среди болельщиков оказалось немало восхищенных привлекательных женщин.

Рядом притормозил черный сверкающий лимузин. Из него вышел властного вида, роскошно одетый толстяк, испытующе взглянул на Брайанта. Тот напрягся и разом выдул три великолепных экземпляра. Толпа пришла в неописуемый восторг, уличное движение встало.

– Ты профессионал? – поинтересовался толстяк.

– Как тебя зовут?

– Артур Брайант. И я пока не профессионал.

– Не беда, станешь. Предлагаю для начала миллион за выступление.

– Согласен.

– Тогда пошли. – Толстяк указал на лимузин.

Брайант поспешно забрался на широченное заднее сиденье и обнаружил рядом с собой двух потрясающих красоток.

– Девочки, познакомьтесь с Артуром, – небрежно бросил толстяк. – В ближайшем будущем он станет чемпионом мира по выдуванию пузырей. Так что будьте с ним милы. По-настоящему милы. Я доступно излагаю?

Девицы дружно закивали и, томно улыбаясь, повернулись к Брайанту. Тот задрожал, как натянутая струна.

Брайант, откинувшись на черные атласные подушки, сидел на огромной круглой кровати и уныло взирал на распростертую рядом красотку.

За три недели он стал чемпионом мира по выдуванию пузырей, заработал, помимо бесчисленных ценных призов, кучу денег, рекламируя горячительные напитки, игрушки и спортивные товары, обзавелся собственными островом и яхтой, подписал контракт на главные роли в трех фильмах. В его объятиях побывали бесчисленные страстные красотки, а многие другие с нетерпением ожидали встречи с ним.

Казалось бы, чего еще желать? Но Брайант чувствовал: что-то не так, чего-то он не предусмотрел.

Красотка открыла глаза, грациозно потянулась и сказала с мольбой:

– Еще разок, Артур. Брайант покачал головой.

– Я не в настроении.

– Ну, Артур, душка, – не унималась она. – Еще хотя бы разочек.

Брайант упрямо поджал губы. От ежедневного выдувания тысяч и тысяч пузырей на его языке появились болезненные волдыри, а затем пришли и более серьезные симптомы недомогания: все учащающиеся приступы головокружения и тошноты. Сам же процесс выдувания сделался просто невыносимым, как и назойливые красотки.

Девица придвинулась к нему ближе и сладострастно замурлыкала:

– Ну, один-единственный… Прошу тебя.

– Слушай, детка, – прошепелявил Брайант. – Я состою не только из языка. У меня, знаешь ли, есть еще и мозги. Тебе никогда не приходило в голову, что я, может быть, желаю хотя бы изредка вести философские беседы?

Девица наморщила прелестный лобик.

– Фило… Что?

– А вот что!

Повинуясь внезапному порыву, Брайант схватил со столика Нормализатор Вероятностей, нажал кнопку в тот же миг оказался распростертым на полу приемной корпорации «Изменение Реальности». Марзиан взирал на него с плохо скрытым изумлением, мисс Крафт смутилась и залилась румянцем.

Сообразив, что впопыхах позабыл одеться, Брайант вскочив и, юркнув за спинку кресла, привел в относительный порядок свою шелковую пижаму.

– Со времени вашей последней встречи, мистер Брайант, прошло всего лишь три недели, – напомнил Марзиан нейтральным тоном и, открыв дверцу стенного шкафа, извлек из него одежду. – Опять столкнулись с непредвиденными проблемами?

– Будь они неладны! – Брайант, схватив пиджак и брюки, поспешил облачиться. – А вы что, держите у себя одежду на все случаи жизни?

По липу Марзиана пробежала едва уловимая тень, и он, тут же вновь став внешне абсолютно невозмутимым, вынул из податливых пальцев Брайанта и сунул себе в карман Нормализатор Вероятностей.

– Клиенты, бывает, возвращаются, как и вы сейчас, неожиданно. Наскучило в вашей действительности?

– Наскучило не то слово! Меня там считали бесчувственным чурбаном, механизмом, использовали и днем, и ночью!

– Вас отправили именно в ту действительность, какую вы заказывали.

– Да, но я нуждаюсь в действительности, где бы ценили меня подлинного, видели бы во мне мыслящую личность.

– А вы сами?

– Что я сам?

– Являетесь ли вы мыслящей личностью?

– Наверное… – Брайант задумчиво почесал в затылке. – Ведь я постоянно думаю. Не так ли?

– Не слишком усердно. Ведь вы два раза подряд допустили досадные ошибки.

– Это лишь оттого, что я не все предусмотрел. – Заподозрив, что собеседник насмехается над ним, Брайант прищурился. – Теперь я продумал все детали, все тонкости и хочу в такую реальность, где бы меня считали «самым мудрым на свете.

– Боюсь, что Преобразователю Вероятностей не по силам такой заказ, печально сообщил Марзиан.

– Как так?

– Видите ли, конечная цель, названная вами, весьма расплывчата. Разные люди совершенно по-разному представляют, что такое истинная мудрость. И если мы попытаемся выполнить ваш заказ, то вы непременно окажетесь распыленным по тысячам различных вероятностей, превратитесь в так называемый статистический газ.

Брайант на минуту задумался.

– Так что же делать?

– Займемся частностями, – ответил Марзиан. – Выскажите что-нибудь действительно значительное, и я перенесу вас в такую реальность, где сие изречение сочтут свидетельством наивысшей мудрости. Вам понятно?

– Конечно.

– Тогда действуйте!

– Сейчас. Я… Я всего лишь… – Брайант неожиданно понял, что провозгласить себя мыслителем гораздо легче, чем им стать. – Ну, значит так. Я…

– Мы через десять минут закрываемся, – предупредил Марзиан. Поторопитесь, пожалуйста.

– Не сбивайте меня с мысли. – Сосредоточившись, Брайант приложил ладонь ко лбу. – Сейчас… Сейчас обязательно что-нибудь придет на…

– Пожалуйста, побыстрее. Из-за вас я рискую опоздать на поезд.

– Есть! Придумал! – Брайант, закрыв глаза, глухо пробормотал: – Без соответствующей наживки правду не выудишь.

За смешком Марзиана почти не был различим возглас мисс Крафт.

– В чем дело? – возмутился не на шутку раздосадованный Брайант. – Разве я сказал что-то забавное?

– Нет, нет, ваша мысль весьма… э-э… глубокая, – заверил его Марзиан, смахивая что-то с уголка левого глаза. – Извините, последние дни выдались весьма напряженными, и оттого мои нервы несколько… Кхе-кхе… – Прочистив горло, он повернулся к пульту управления. – Встаньте, пожалуйста, на диск, фокусирующий вероятности, и мы приступим.

– А как же моя подпись на новом контракте? – удивился Брайант. – Разве она не нужна?

– Новый контракт не понадобится, – небрежно ответствовал Марзиан, пробегая пальцами по клавишам. – Чтобы впоследствии не возникало недоразумений, клиент перед двумя первыми перемещениями излагает все свои требования на бумаге, перед последней же, третьей попыткой это уже ни к чему, поскольку какой бы негостеприимной ни оказалась заказанная им реальность, назад он уже не вернется.

– Понимаю, – протянул Брайант.

Умудренный тщетными попытками начать новую жизнь в других реальностях, он поневоле призадумался. Первые два опыта не удались, а третий отсекал все пути к отступлению. Заколебавшись, Брайант попятился было назад, но, заметив на себе пристальный взгляд мисс Крафт, расправил плечи, ступил на серебристый диск и кивком сообщил Марзиану о своей готовности.

– Начали! – Марзиан проворно набрал на клавиатуре спецификацию новой реальности. – Прощайте и будьте счастливы!

Жестом фокусника он простер руку и с силой нажал на красную кнопку.

Знакомая обстановка перед глазами съежившегося на секунду Брайанта даже не дрогнула. Марзиан вновь и вновь давил на злосчастную кнопку, но реальность по-прежнему оставалась неизменной.

– Глазам своим не верю! – в сердцах воскликнул Марзиан. – Преобразователь Вероятностей впервые на моей памяти не сработал. Почему?.. Минутку, минутку!

Он надавил на несколько клавиш, вгляделся в многочисленные экраны и шкалы приборов, затем откинулся на спинку кресла.

– Может, предохранитель сгорел? – предположил, ничего не смыслящий в технике Брайант.

– Батареи полностью разрядились, – ответил Марзиан. – Из этого следует, что машина выполнила все, что полагалось.

Брайант в очередной раз оглядел приемную и, не отыскав даже самой незначительной перемены, с надеждой спросил:

– Может быть, мы все вместе переместились в другую реальность?

Марзиан потряс головой.

– Исключено. Объяснение случившегося может быть лишь одно – кто-то в нашей собственной реальности считает ваше замечание относительно рыбалки проявлением высшей мудрости.

– Быть такого не может! Ведь я высказал его всего лишь минуту назад, и никто не мог… – Брайант повернулся к мисс Крафт, и голос его сорвался.

Юная особа поспешно потупила взор и залилась краской.

– Что вы натворили! – упрекнул ее Брайант. – Вы сорвали мою третью, последнюю, попытку! Могли бы, по крайней мере…

Его вновь подвел голос, и он с удивлением обнаружил, что отдельные, наиболее значимые части тела мисс Крафт весьма привлекательны, и что улыбка у нее обворожительная, и что запах ее духов вызывает в нем трепет, и, что самое главное, она, несомненно, наделена проницательным умом и высоким интеллектом. В самом деле, ведь на свете найдется немного девушек, способных по достоинству оценить гениальное изречение, едва услышав его. Ясное дело: он влюбился по самые уши.

– У меня нет слов оправдания, – заметил Марзиан, по-прежнему не отрывая взгляда от пульта управления. – Учитывая сложившиеся обстоятельства, мистер Брайант, считаю, что вы имеете полное право на бесплатную четвертую попытку.

– Да Бог с ней, с четвертой попыткой. – Брайант был в эйфории и выдал еще один несравненный афоризм. – На далеких пастбищах вовсю зеленеет медный колчедан.

Поначалу даже самому Брайанту афоризм показался не слишком-то мудрым, но восхищенная улыбка на прекрасном лице мисс Крафт быстро убедила его в обратном. Несомненно, она точно знала, что он имел в, виду, как знала и то, что в этом лучшем из всех возможных миров их ожидает чудесное будущее.

Перевел с английского Александр ЖАВОРОНКОВ

Иэн Уотсон
В ВЕРХНЕМ МЕЛОВОМ ПЕРИОДЕ С «ЛЕТНИМ ПЛАМЕНЕМ»

Дождь вымочил Бирмингем до нитки. Прогноз обещал ненастье для всей южной половины страны. На что похожа погода в верхнем меловом периоде? Меня это почти не занимало. Правда, Сью сварила мне кофе и подала тосты, но прощание вышло более чем прохладным. Я ведь утаил от нее мрачную правду о состоянии наших финансов, и в ее глазах новая моя поездка к издателям выглядела затеей легкомысленной, никому, кроме меня, не нужной, а то и унизительной. А Джульетта клянчила не переставая: ну почему ей нельзя поехать летом в Италию вместе со всей школой?

– Неужто она не может удовольствоваться экскурсией в Лондон, тем более нынешним маршрутом через подобие райских кущ? К технологическим чудесам люди привыкают поразительно быстро. Это уже вчерашний пирог, а вчерашнее кажется зачерствелым – в точности как моя «Весенняя роса», которую прекратили покупать в ожидании давно обещанного продолжения.

На платформе вокзала Нью-Стрит темнокожая девушка обратилась ко мне с вопросом:

– Как долго ехать до Лондона?

В руках у нее был саквояж, тяжелый с виду, но она почему-то не опускала его на платформу. Откуда она – из Пакистана, из Бангладеш? Или дитя от смешанного брака, с примесью европейской крови? Правда, ее выдавал британский акцент: сама она отсюда, из Бирмингема.

Девушка была хороша собой – ладная фигурка, тонкие черты лица, копна волос цвета воронова крыла и блестящие угольно-черные глаза. Одежда – джинсы и зеленая куртка с капюшоном. Мне показалось, что она проверяет меня на расовую терпимость, и я намеренно улыбнулся:

– Восемьдесят миллионов лет. Разумеется, расписание уверяет, что всего восемьдесят минут.

– Целая вечность…

Ей было лет семнадцать. Едва начинает жизнь, и дай-то Бог, чтобы британское правительство не вздумало выслать ее «обратно» в какую-нибудь кошмарную деревушку, где она в жизни не бывала, – в засиженную мухами дыру на берегах Инда или Брахмапутры. Но до этого, надеюсь, все-таки не дойдет.

Девушка бросила взгляд вдоль платформы, где собралось уже сотни две пассажиров, встретилась глазами с молодым бородатым азиатом, одетым так же, как она. По платформе, если посмотреть в обе стороны, были рассеяны еще десятка два молодых людей – выходцев с Азиатского континента, все с вещмешками и сумками на молниях. Ничего особенного, но ведь обычно они норовят держаться все вместе… Копна волос колыхнулась, и я заметил на щеке у девушки вертикальный шрам. След удара кинжалом?

Она опять обернулась ко мне и что же увидела? За годы преподавательской работы энергии во мне поубавилось: я остался франтоватым, склонным носить галстуки бабочкой, и бородка у меня была аккуратная, зато каштановые волосы, спереди густые, к макушке редели и были уже почти не в силах прикрыть сверкающую лысину. Среди моих студенток попадались такие, кто находил меня интересным, но их было немного. Сегодня на платформе стоял потрепанный и обрюзгший мужчина средних лет, лысеющий, бородатый, одетый в промокший широкий макинтош, приличный твидовый пиджак и брюки в клеточку, но на ногах у него болтались замшевые ботинки, потертые и отсыревшие. Наверное, для молоденькой девушки я был чем-то вроде скрюченного антиквара: «Я граблю самого себя, мадам, но согласен отдать вам этот чайничек за десятку…»

– Вы же имели в виду дважды восемьдесят миллионов лет, не так ли? спросила она. – Поезд перескакивает в прошлое, а затем он должен еще и вернуться в настоящее…

Я приветливо кивнул. Все что угодно, лишь бы отвлечься от того, что ждет меня в конце пути.

– Надеюсь, мы увидим трицератопса, – отозвался я, хотя, по правде говоря, меня это ни капельки не занимало. – Каждый должен хоть раз увидеть старика трицератопса. Почти символ нашего города, верно?

Нашего, то есть ее города и моего. Она рассмеялась:

– Вы намекаете на скульптуру у «Бычьего круга»? Бык со склоненными рогами считался эмблемой самого старого в Бирмингеме торгового центра. Даже после того как прежние стены снесли, а центр переустроили в соответствии с требованиями новейшей технологической моды, скульптура у входа осталась на месте. И бык, встречающий покупателей, поразительно напоминал разъяренного трицератопса. На деле трицератопс вовсе не бык, а сверхносорог: достигает семи метров в длину, весит по тонне на каждый метр, три рога выставлены перед кружевным костным жабо, а исполинский хвост ящера, как руль у самолета. Года два назад я видел по телевизору фильм, снятый с борта экспресса «Интерсити». Хотя в последние годы мне было, в общем-то, не до телевидения.

– А может, нам повезет, и мы увидим целое стадо, – подзадорил я девушку.

– Почему бы и нет!.. А вот и наш поезд!.. Экспресс «Интерсити» втягивался под своды вокзала, двери купе распахивались еще на ходу. На платформу высыпали пассажиры из Лондона – деловые костюмы, черные чемоданчики с бумагами, общая спешка. Девушка села в один вагон со мной и расположилась у окна напротив, заняв соседнее кресло своим саквояжем. Продолжает испытывать меня на терпимость? Понуждает заметить ее шрам? Я сидел лицом к Лондону, она лицом к Бирмингему.

– Меня зовут Анита, – сообщила она.

– А меня – Бернард.

– И чем же вы занимаетесь, Бернард? Мне показалось, что у вопроса более глубокий подтекст: сделал ли я что-нибудь, чтобы помочь ей и другим британцам азиатского, африканского и Карибского происхождения, чтобы как-то облегчить их тяготы? Ну что ж, я написал роман, призванный разжечь воображение читателей, увести их в иные удивительные времена.

– Я писатель. Бернард Келли. Написал роман под названием «Весенняя роса». – На ее лице не отразилось ровным счетом ничего, и я продолжил: – Сюжет из эпохи Возрождения. Искусство, любовь, смерть, революция. С фантастическими поворотами и волшебными элементами неоплатонизма, почерпнутыми у Пико делла Мирандолы и Марсилио Фичино…

– Революция… – задумчиво повторила Анита.

– Сейчас я пишу продолжение под заглавием «Летнее пламя», В этих двух словах…

Поезд дернулся и пришел в движение. Прополз старым прокопченным кирпичным туннелем под Мур-стрит Рингуэй, секунд на десять выкатился под ливень и тут же нырнул в туннель времени – в сплошную кипящую грозовую тучу внутри энергетической арки, перекрывающей оба пути. И вынырнул под солнце мелового периода, в ландшафт без следа человеческой деятельности. Ни суетливых мегаполисов, ни заводов и автостоянок, ни каналов и свалок, и никаких развалин викторианских мануфактур, ставших ныне убежищами гангстеров.

Анита глубоко вздохнула, будто ощутив, что за оконным стеклом и за мерцающей дымкой поля Свенсона простираются несчетные кубические мили незапыленного и незагазованного воздуха.

– Здесь все такое чистое, правда, Анита?

– Чистое?..

Она словно бы взъерошилась и уставилась на меня пристально, оценивающе. А нет ли в словах случайного попутчика намека на расовую чистоту? И какой может быть разговор о чистоте в стране, где все так или иначе полукровки? Только полукровки с белой кожей, в том-то и фокус…

– Воздух там, снаружи, должен казаться сладким… Она хмыкнула, словно подобная мысль городской девчонке и в голову прийти не могла. Я решил, что, вырвавшись из туннеля, она попросту облегченно перевела дух. Может, она задержала дыхание, когда поезд проезжал арку Свенсона – благополучно, как всегда, обыденно, как всегда. Но почему она так напряглась? В первый раз едет сквозь прошлое? И тем не менее предпочла сесть с незнакомым англосаксом. Почему со мной, а не с кем-либо из собратьев-азиатов? Господи, но разве она обязана быть знакомой хоть с одним из них?.. А если мое отношение к ней – тоже расизм, покровительственный расизм: полюбуйтесь, мол, какой я терпимый, каков либеральный…

Чтобы отвлечь Аниту, да и себя, я показал за окно:

– Посмотрите-ка, гадрозавр!..

Природа мелового периода мало чем отличалась от современной Британии, разве что тем, что ее было чересчур много, – все было «природа» и ничего, кроме природы. В меловом периоде уже появились цветы и привычные нам деревья сосны, дубы, тополя. Но попадались и более экзотические – магнолии, фиговые и тюльпанные деревья. У маленького озерца паслись, пощипывая листики и стебли, долговязые динозавры с утиными клювами. Их головы венчали нелепые гребни, похожие на флюгеры. Рядом порхали какие-то пернатые птицы, а высоко в небе парил одинокий птерозавр, демон со средневековых фресок. Вот и все отличия, других не нашлось.

Бизнесмены выглянули в окна на одно мгновение и вновь зарылись в свои бумажки. Для них птерозавр был не более чем большой летучей мышью, а гадрозавры – чем-то вроде сумасбродных коров, обряженных в крокодилову кожу. Не будь Аниты, я бы, наверное, впал в меланхолию и тоже не удостоил их внимания.

– Они вымерли, – сообщил я ей. – Потерпели фиаско, и их заменили иные звери…

Поезд мчался вперед, рельсы под колесами пели. Нас тащил дизельный локомотив – провести в туннель времени провода под напряжением, чтобы питать пантограф электровоза, оказалось технически невозможно. Туннель Свенсона прозрачный коридор, мыльный пузырь длиной в добрую сотню миль – поддерживался довольно скромным притоком модулированной энергии с обоих конечных порталов. Даже весьма скромным: затраты на поддержание эффекта Свенсона, коль скоро он достигнут, были поразительно низки. При этом машинисты могли поддерживать радиосвязь как с Бирмингемом, так и с Лондоном: проткнуть порталы антенными штырями удалось без особых проблем.

Наш дизель был оборудован дымовыми ловушками и фильтрами, а равно компрессором для сжатия выхлопных газов и закачки их в специальные камеры, иначе туннель в два счета стал бы копией викторианских городов, пропитанных смогом. Выпустить выхлопные газы наружу, в доисторическое окружение, было тоже нельзя – хотя бы потому, что по отношению к меловому периоду поезда оказывались, по выражению ученых, «не в фазе». Я видел отдаленное прошлое, и совершенно отчетливо, но в прямом смысле я все равно в него не попадал. А прошлое не видело ни меня, ни проносящихся поездов, – все эти «завры» о нас даже не подозревали.

По Свенсону, выражение «не в фазе» означало, что если какой-нибудь завр вздумает пересечь пути перед самым носом поезда, то и локомотив, и вагоны промчатся сквозь него, а ископаемый побредет себе дальше как ни в чем не бывало – и никакого вреда ни для прошлого, ни для настоящего. Представьте себе эволюционные последствия, если бы на путях миграции гигантских ящеров встали невидимые, но непреодолимые барьеры, иссекли бы древний ландшафт на клетушки, заперли бы какой-то вид или виды в изолированных заповедниках, и не на день, не на два, а до тех пор, пока нам, людям XX века, не надоест путешествовать таким манером! Хватило бы одного этого, чтобы огромные тупоумные ящеры, всемогущие кретины, вымерли много раньше положенного им срока.

Длинные тонкие трубы – минимальная длина тридцать миль – на меньших расстояниях поезда «Интерсити» не окупаются. И эти трубы могут функционировать лишь в эпохе, отстоящей от нас на восемьдесят миллионов лет, – именно в ту эпоху Земля и Солнце находились в специфической точке пространства-времени, где есть условия для возникновения межвременного резонанса. На современной нам Земле – только вокзалы и порталы туннелей. Бывшее железнодорожное полотно использовано под скоростные автострады. Нетрудно понять, что об автомобильном движении в туннелях Свенсона не может быть и речи: машин слишком много, ловушку для выхлопных газов на каждую не поставишь. Да и водители могут инстинктивно вильнуть, уклоняясь от выбежавшей на шоссе призрачной живности, или ударить по тормозам, засмотревшись на какого-нибудь лютого карнозавра, и вызвать тяжелые аварии и невообразимые пробки.

Никак нельзя и раздуть туннели времени в купола, способные вместить хотя бы небольшой город. Переместить в меловой период дома и фабрики при всем желании не получится. Но и железные дороги, проложенные по Свенсону, уже отчасти помогли стране нести бремя перенаселенности. В особенности это касалось грузовых перевозок. В сущности, с перенаселенностью борется каждый, но уж кто как умеет. Я, правда, не обращал особого внимания на выходки фашиствующих сторонников принудительной репатриации, на поджоги мечетей и погромы лавок, принадлежащих «иноземцам», на насилия и зверские избиения. В последнее время меня обуревали другие заботы. Однако давление в перенаселенном котле довело его до температуры кипения, и кипение обещало быть ужасным.

– Эй, веселее! Будет и на нашей улице праздник! – Анита улыбнулась, и мне это понравилось, хотя в улыбке сквозил какой-то натужный оттенок. – «Летнее пламя» – надо же! Мне нравится заглавие, Бернард. Оно берет за живое…

– Спасибо, – сказал я.

На самом деле я чувствовал, что не только поезд, но и я сам решительно «не в фазе».

В ночь накануне поездки в Лондон я испытал очередной приступ озабоченности. Сью спала беспробудным сном, а я вдруг очнулся и ощутил в руках и ногах судорожное подергивание. Ноги хотели бежать куда-то, руки хотели что-нибудь сделать и метались, как бабочки в паутине. Кого винить? Опять меня преследует мой альбатрос [1] 1
  Образ из поэмы Сэмюэла Тейлора Кольриджа (1772–1834) «Сказание о Старом Мореходе», где героя преследует призрак убитого им альбатроса. (Здесь и далее прим. переводчика).


[Закрыть].

«Весенняя роса» была моим третьим романом, моей лучшей книгой, моей надеждой наконец-то прорваться, выношенной в перерывах между лекциями об эпохе Возрождения. Три с чем-то года назад, когда она вышла из печати, я на волне эйфории успеха бросил работу преподавателя истории искусств. Издательство «Юникорн букс» предложило мне контракт и, как померещилось тогда, щедрый аванс под еще не написанное продолжение «Летнее пламя». «Весеннюю росу» покупали неплохо и все же хуже, чем я надеялся. Какой же я был дурак, что променял Джорджоне и Боттичелли на свободу, которая обернулась тюремной клеткой! «Летнее пламя» по-прежнему висело у меня камнем на шее, а мы все глубже тонули в долгах. И роман, кровь из носу, надо было закончить – или вернуть аванс. А из каких, простите, доходов? Меня все чаще подводила память – я забывал, кто есть кто среди действующих лиц и что с ними по моей воле уже приключилось. Приходилось то и дело, притом без всякой охоты, перечитывать «Весеннюю росу» и жалкие начальные странички продолжения – и на это опять-таки уходили часы.

Руки сновали туда-сюда – дерг, дерг… Такими руками ничего путного не напишешь. Время текло меж пальцев. И не происходило ничего нового, только деньги таяли, о чем меня извещали регулярно и пунктуально. Если я ленился нацарапать памятную записку и вывесить ее на видном месте, я забывал даже то, что обещал Сью по дому или шестнадцатилетней Джульетте, – и все потому, что берег свое драгоценное время для себя. Бедняжка Сью пошла бы работать, да не могла: вот уже полтора года она мучилась припадками парализующей усталости какая-то самоновейшая вирусная инфекция.

Я не видел никакого пути назад, к тому Бернарду Келли, каким был прежде. Мало-помалу я становился истерзанным безумцем. Можно ли надеяться, что безумец сумеет раздуть пламя «Летнего пожара»? И почему я забываю, почти забыл, о ком и о чем собирался писать? Наверное, потому что новая книга стала для меня просто-напросто обузой, тяжкой, как свинец. С четырех до шести утра я лежал без сна и нервничал, меня била дрожь, и я спрашивал себя, скоро ли у нас не останется иного выхода, кроме как продать дом.

Сквозь занавески стал просачиваться рассвет. Тогда я разглядел нашего кота Бена (полное имя – Бенвенуто), сонно растянувшегося в кресле. Большую часть дня рыжий зверь тоже проводил в царстве снов. Обычно его самозабвенная лень меня успокаивала: вот уж кто уверен в крыше над головой и в завтрашнем дне, и не гложут его никакие печали… Сегодня зрелище дрыхнувшего кота вогнало меня в панику. Почему мне не дано призанять у Бена хотя бы часть его праздного, ничем не занятого времени? Ровно столько, чтобы закончить «Летнее пламя» быстро и безошибочно: я пишу, а весь мир замер недвижимо. В общем, я окончательно потерял сон, да еще и истерзал себя до изнеможения. И вот несколько часов спустя еду в Лондон умолять об отсрочке.