Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 6"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
К счастью, у него кончились патроны. Он повернулся и вбежал в ближайший проход между кабинками. Я тоже расстрелял свою обойму, но, перезаряжая револьвер, дал бы ему выиграть время, а этого никак нельзя было допустить.
Итак, противник скрылся в проходе слева от меня. Я остановился перед этой черной щелью и вдруг заметил, что настольные лампы в кабинках источают слабый свет. Значит, неполадки с подачей электроэнергии устранены. Меня это обстоятельство никоим образом не обрадовало – я хотел разделаться с ним до того, как здесь появятся люди. Без свидетелей.
Засунул револьвер за пояс и выхватил из рукава кинжал. Клинок липкий от крови, немного погнут. Я понял: в него попала пуля, и искривленное при ударе острие вонзилось мне в предплечье.
И вот, стискивая рукоять кинжала, я шагнул в проход между кабинками.
Враг прыгнул на меня. У него тоже был нож: я увидел лезвие, нацеленное мне прямо в грудь. Но драться на ножах он не умел, и я легко отбил его удар. Впрочем, и он парировал мой выпад, заслонившись локтем, а в ответ полоснул меня по животу. Нож, наверное, поцарапал панцирь, так силен был его удар. Два-три обманных движения – и я вогнал лезвие по рукоять в его брюшную полость. Он издал горловой булькающий звук и повалился на меня.
Я поддержал его и уложил на пол. Вытащил из кармана фонарик и направил луч ему в лицо. Потянул за волосы – они остались у меня в руке. Парик! Его собственные волосы были светло-русые, а не черные! Значит, это действительно тот, кто попросил Ланжа заказать ему выпивку, а потом пристрелил его. Значит, это действительно мистер Блэк.
Он смотрел на меня и улыбался.
– Ты Джордан? – спросил он.
– Я Винтон, – ответил я.
– Да, пожалуй… нынешние щенки на это не способны…
– Зачем ты все это делал? Он мотнул головой:
– Скоро узнаешь. Очень скоро…
– Когда?
Его лицо исказилось от боли, но он все-таки нашел в себе силы снова улыбнуться:
– Я мог бы достать тебя… ножом… если бы захотел… понимаешь?
Так он и умер, с улыбкой на лице, и внезапно я понял, что он имел в виду.
Слиться с ним? Нет! Ни за что!
Он был стар, время изменило его гораздо сильнее, чем любого из нас. Я ощущал его смерть всем своим существом. Требовалось невероятное усилие воли, чтобы подавить желание слиться с давним моим врагом, который, конечно же, был не кто иной, как тот самый, некогда пропавший из Нулевого крыла клон.
Стиснув зубы, сжав ладонями виски, я сопротивлялся.
Когда умирает кто-нибудь из нас, всегда происходит слияние, но последствия его бывают различными. Впрочем, это не так важно, ведь все мы содержимся друг в друге, а «связным» называем между собой просто старшего по возрасту, он автоматически становится главой семьи.
Суть дела заключалась в том, что он был одним из нас, иначе я не испытывал бы желания слиться. Ему-то на протяжении всей своей жизни приходилось с этим желанием бороться, бороться всякий раз, когда у нас оно возникало.
И все же телепатически связь между ним и семьей, пусть и односторонняя, существовала, и теперь я понимал, откуда в нем бралась эта сверхъестественная способность безошибочно определять наше местонахождение.
И вот, прожив всю жизнь в отчуждении от нас, он при слиянии мог оказаться чрезвычайно опасен как для семьи в целом, так и для каждого ее представителя в отдельности. Я почему-то был убежден, что он при первой же возможности попытался бы диктовать свою волю.
Порыв слиться ослабевал, наконец вовсе исчез. Я справился с собой.
И тотчас мне пришло в голову, что ведь на какую-то долю секунды Винкелю, Дженкинсу и Джину могло показаться, что умер я, а не он!
Но тогда мы погибли…
Тогда Блэк действительно заставит парней подчиняться себе! Кто из них сломается первым и что натворит, став его послушным орудием?
Черт бы его побрал, этого Блэка!
Я выдернул кинжал из тела врага, обтер лезвие об его одежду.
Наш своенравный братец смешал все карты. Нужно срочно возвращаться в Нулевое крыло. Может быть, я еще успею предотвратить катастрофу. Впрочем, надежды на это мало…
Засунул кинжал во внутренний карман куртки и отвернулся, чтобы не видеть его мертвый оскал.
Гленда, оказывается, стояла в десяти футах от меня, прижимая руку к губам.
– Он мертв? – спросила она.
– Я в этом не уверен. – Я подошел к девушке и крепко взял ее за руку. – Пойдем со мной, нам надо кое о чем поговорить.
Труп зловеще улыбался нам вслед. Впрочем, Гленда ни разу не обернулась, пока мы шли к вертолету. И не произнесла ни слова.
Вокруг становилось все светлее.
Только когда мы поднялись в воздух, она прервала молчание:
– Куда мы летим?
– Есть одно такое место… оно называется «Нулевое крыло».
– Где это?
– Долго объяснять. Она кивнула:
– Я знаю, это твое тайное убежище…
– Откуда тебе это известно? Блэк рассказывал?
– Да, – ответила она. – А что ты имел в виду, говоря, что не уверен, мертв он или нет? Я же видела… ты убил его.
– Тело – мертвое, а он… Он жив.
– Жив? Где же он теперь?
– Боюсь, что в Нулевом крыле.
– Значит, он такой же, как ты?..
– Возможно. А ну-ка выкладывай, что ты об этом знаешь?
– Мне кажется, что ты – тот самый мистер Энгель, с которым я недавно познакомилась… но ведь я видела, как он умер… Значит, он переселился в тебя, если ты пришел по адресу, который я дала ему. Ума не приложу, как это у вас получается.
– Ты же не сама догадалась, что Энгель переселился в меня. Блэк объяснил?
– Да.
– Кто он тебе?
– Когда умер отец, а маму поместили в больницу он стал моим опекуном. Он предложил свою кандидатуру, его и назначили. Он был другом отца.
– Чем он занимается? Кто по профессии?
– Учитель. Специалист по античной литературе. В то время, когда его назначили моим опекуном, он вдруг поменял имя. Он сказал мне, чтобы я теперь называла его Эйбен. Генри Эйбен.
– Почему он так сделал?
– Он сказал, что это у нас с ним будет такая игра. Понимаешь, у нас дома все его знали под именем «Блэк». Позднее я догадалась, что это больше чем игра, но держала язык за зубами. Ведь я любила его. Он очень хорошо ко мне относился… Так ты говоришь, что я, может быть, еще его увижу?
– Боюсь, что да.
– Ну а ты?.. какое ты имеешь к нему отношение?
– Мы давние враги. Однажды он ни с того ни с сего начал меня преследовать. За что?.. Понятия не имею.
Всю оставшуюся часть пути она молчала. Я нашел место для посадки неподалеку от эскалатора, приземлился. Помогая ей выбраться из кабины, спросил:
– А тебе он не говорил за что?..
– А если говорил, что тогда?
Я схватил ее за плечи и развернул лицом к себе – наши лица находились друг от друга на расстоянии нескольких дюймов:
– Что я ему сделал, что?.. Отвечай же!
– Пусти меня! Я не знаю!
Я отпустил ее плечи, но снова взял за руку:
– Пошли. Нам нужно подняться двумя этажами выше.
Итак, ответить она не пожелала, а вытряхивать из нее сведения у меня не было времени. Но и отпускать девушку я не хотел.
Во-первых, боялся, что с ней что-нибудь случится, а во-вторых, надеялся позднее все же разговорить ее. Правда, держалась она достаточно независимо, всем своим видом показывая, что не нуждается в моей защите, да и делиться со мной какой-либо информацией тоже, судя по всему, не собиралась.
Но я, зная теперь достоверно о близком и давнем знакомстве Гленды с моим врагом, не мог не считать Гленду своей заложницей. Увы, ничего другого мне не оставалось.
– По сути дела, – сказала она, когда мы быстрым шагом направились к эскалатору, – ты силой удерживаешь людей внутри Дома.
– Ну, если говорить начистоту, это так. Только я уверен, что им здесь неплохо.
– Но зачем?
– Насколько мне известно, это наилучший способ приучить их к мирному сосуществованию.
– К принудительномумирному сосуществованию!
– Разумеется. Когда враждебные чувства и агрессивные наклонности подавлены, в людях пробуждается желание сотрудничать. Но чтобы установить такой порядок вещей, неизбежно приходится применять насильственные методы воздействия.
– Ну и что, получается?
– Что ты имеешь в виду?
– Изменились люди?
– Я считаю, что изменились.
– И продолжают изменяться?
– Я считаю, что продолжают.
– А им разрешат выйти наружу, когда они достигнут желаемого уровня морального совершенства?
– Разумеется.
– Что значит «разумеется»? Почему не прямо сейчас? Почему они должны находиться на положении узников до тех пор, пока не изменятся?
– Они вовсе не узники. Им предоставлена полная свобода передвижения…
– Внутри Дома!
– Внутри Дома.
– Но почему не снаружи?
Я вдруг почувствовал боль во всем теле, и мне расхотелось ей отвечать.
– Хочешь, чтобы я за тебя ответил?
«Почему бы и нет? – подумал я. – Валяй, Джордан. Говори, что тебе вздумается».
– Тогда расслабься. Мне нужны твои легкие, твои голосовые связки.
Я расслабился, и он тотчас заговорил:
– Оставить их в покое? Позволить им культивировать свою самобытность, поощрять в них склонность к соперничеству и тем самым стимулировать агрессивность? Однажды они уже шли по этому пути и чуть не истребили друг друга. Чтобы этого не случилось, люди должны измениться. На сегодняшний день им, конечно, еще далеко до совершенства, но изменения в лучшую сторону заметны невооруженным глазом. Когда они наконец научатся жить в мире друг с другом, тогда им и будет позволено выйти наружу.
– Но останется ли в людях к тому времени хоть что-нибудь человеческое?
– Какими они станут, таким и быть роду человеческому во веки веков.
– Что дает тебе право решать за всех?
– Кто-то же должен.
– Блэк тоже считал, что он должен. Но у него была другая точка зрения на этот счет. А ты… ты во имя этих своих принципов мирного сосуществования убил его!
– Я и сам намерен жить лишь до тех пор, пока не отпадет необходимость поддерживать порядок. Когда эти меры станут излишними, я уйду.
– А кто будет решать, что тебе пора уходить?
– Я.
Гленда засмеялась.
– Ну, тогда мы вряд ли этого дождемся.
– Не вижу причин для смеха. Я уходил уже много раз.
Она недоверчиво взглянула на меня и покачала головой. Я почувствовал, что она колеблется и замедляет шаг, поэтому крепко стиснул ее запястье, продолжая тащить к эскалатору.
– У меня такое ощущение, что мы разговариваем на разных языках. Иногда ты рассуждаешь очень здраво, а иногда твои высказывания звучат по меньшей мере странно. Скажи, ты один и тот же человек, или… имя тебе легион?
Я собрал всю свою волю в кулак и сказал самому себе:
– Джордан, проваливай.
– Как прикажете, – глумливо ответил он и исчез.
– Я один и тот же человек, – сказал я Гленде.
– Да? И как же тебя зовут? Энгель?
– Можно и так. Это имя ничуть не хуже любого другого. Скажи, а зачем Блэку нужно, чтобы люди вышли из Дома?
– Он считает, что здесь над человечеством производится чудовищный эксперимент. Людям хотят навязать растительный способ существования. И еще он говорил, что к тому времени, когда им позволят выйти из Дома, они утратят способность выживания вне его стен.
– Значит, разногласия наши гораздо глубже, чем я даже мог предположить. У нас действительно разные точки зрения. А что он рассказывал лично обо мне?
– Что у человечества есть некий многоликий враг и у него, у этого врага, такие же взгляды, какие только что излагал ты.
– А он не объяснял, каким образом пришел к такому умозаключению?
– Нет.
– А о себе он что-нибудь рассказывал? О своем прошлом, например?
– Никогда.
– Ты лжешь.
Она пожала плечами и усмехнулась:
– Даже если и так? Что ты мне за это сделаешь?
– Ничего. Пока ничего.
Мы вступили на эскалатор. Мимо нас люди чуть ли не вприпрыжку стремились вниз.
– Что будет, если я сейчас закричу? – вдруг спросила Гленда. – Если откажусь идти с тобой?
– Ты этого не сделаешь. Ты будешь вести себя, как умная девочка.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что я возбудил в тебе любопытство. И еще потому, что голова у тебя – одна из самых светлых в Доме.
– Откуда ты знаешь, какая у меня голова?
– Все, что мне нужно знать о тебе, я знаю.
– А вот теперь лжешь ты.
На этот раз усмехнулся и пожал плечами я. Мы поднимались все выше и выше.
– Тебе следовало пальнуть в меня из транквилизаторного пистолета, – помолчав, сказала она. – Тогда со стороны выглядело бы так, будто я плохо себя почувствовала и ты сопровождаешь меня в больницу.
– Пожалуй, – только и успел я ответить. Меня, как будто взрывной волной, отбросило на стену. Я невольно закричал. Гленда подхватила меня под левый локоть, а правая моя рука беспомощно хватала воздух. Тело мое били судороги, мир вокруг то увеличивался в размерах, то сжимался и распадался на тысячи кусков и вновь приобретал целостный вид.
– Что с тобой? – как будто издалека донесся встревоженный голос Гленды.
– Сейчас… сейчас… подожди… – меня продолжали сотрясать конвульсии, я задыхался.
И вдруг почувствовал облегчение. Все вокруг снова встало на свои места. Я обрел равновесие, отдышался (воздух, правда, был спертый). Гленда все же продолжала поддерживать меня и повторяла один и тот же вопрос:
– Что с тобой? Что с тобой?
– Старина Блэк пристрелил еще двоих, – объяснил я и ускорил шаг. – Теперь он считает, что окончательно одержал надо мной верх. Можешь радоваться – не исключено, что он прав.
Она ничего не ответила, но следовала за мной, не отставая. Еще несколько человек, не обращая на нас внимания, пробежали вниз. Почему-то я вспомнил того мальчугана, который любил бегать по эскалаторам в противоположном их движению направлении. Я так живо представил, как он стоит перед огромной дырой в стене «Гостиной» и вдруг оборачивается к матери, показывает ей язык, а потом выскакивает наружу и удирает по залитой звездным светом равнине…
На этаже, где располагалась Часовня, тоже стало светлее, хотя освещение все же нельзя было назвать дневным, скорее оно было сумеречным. Транспортерные ленты оставались неподвижными. Нам нужно было пробраться к двери черного хода. Кстати, где этот полоумный священник, решивший вручить свою душу дьяволу? Должно быть, валяется перед разгромленным алтарем мертвецки пьяный…
Итак, Блэк убил Дженкинса и Джина, а Винкеля подчинил своей воле. С минуты на минуту он станет полновластным хозяином Нулевого крыла.
Что же дальше? Кто следующий?
Конечно, я. Ведь я единственный остался в живых. Если он уберет со своего пути и меня, больше некому будет воспрепятствовать осуществлению его безумного плана. Но и обидно было бы умереть, не разгадав истинный смысл наших взаимоотношений, не узнав, чего же он все-таки добивается!
Быть может, чтобы раскрыть эту тайну, стоило рисковать собственной жизнью… Впрочем, не время думать об этом!
Мне хотелось бежать, хотелось как можно быстрее попасть в наше убежище и разобраться на месте, что же там случилось. Однако я все еще не оправился от потрясения, руки и ноги плохо мне повиновались. В таком состоянии я, конечно, был мало на что способен. Нестись сломя голову не было смысла, следовало по крайней мере успокоиться.
А еще мне не терпелось спросить Гленду: «Так зачем все-таки ты мне, умирающему, сообщила свой адрес?» И, как бы между прочим, намекнуть ей, что ведь я уже знаю: ни в какие бюро по трудоустройству она не ходит, а занимает должность профессора технического факультета… Я недоумевал: почему, заманив меня в западню, она в последний момент спасла мне жизнь, оттолкнув от двери… И почему согласилась следовать за мной, то есть в сущности перешла на мою сторону?..
Никто из прохожих не обращал на нас внимания. Насколько я мог заметить, во всех секциях Часовни шла служба и люди спешили присоединиться к той или иной группе молящихся. К сожалению, неподалеку от двери, через которую я недавно сюда проник, как раз совершалось отпевание, и нам пришлось потратить еще десять минут, прежде чем мы достигли следующего потайного хода в Нулевое крыло. Я толкнул дверь, нырнул внутрь и потянул за собой Гленду. Она, опять-таки не сопротивляясь и все так же молча, положила мне руку на плечо, и мы начали осторожно опускаться по наклонному полу. В конце туннеля я нащупал на стене коробку аварийного блока, снял крышку. Гленда следила за каждым моим движением, вероятно, пытаясь запомнить, в какой последовательности я набираю цифры кода. Ничего, потом направлю ее на процедуру… (Я не оставлял надежды, что это «потом» наступит.)
Наверху за нами дверь захлопнулась. Поставил крышку блока на место и встал впереди Гленды, заслонив ее собой, граната – в левой руке, револьвер – в правой. Если Блэка нет в Нулевом крыле, сканирующее устройство пропустит меня внутрь, но, если он уже поджидает меня и переключил системы защиты с автоматического управления на ручное, остается уповать лишь на то, что присутствие Гленды заставит его хотя бы на миг проявить нерешительность, прежде чем он откроет огонь на поражение. В крайнем случае прикрою ее своим телом – панцирь должен выдержать. И попытаюсь швырнуть гранату раньше, чем он нажмет на кнопку.
– Мне кажется, что обычно ты проникаешь сюда с меньшими хлопотами, – заметила Гленда, глядя на оружие в моих руках.
– Приготовься, сейчас пол станет горизонтальным и… – я не успел закончить фразу, мы были уже внутри Нулевого крыла.
Я пошатнулся, переступив с наклонной плоскости на горизонтальную. Раздался сигнальный звонок, и в ту же секунду я метнул гранату вправо – там был установлен блок управления системами защиты. Оттолкнул Гленду и прикрыл ее собой.
Еще не смолкло эхо взрыва, а я уже ринулся в дверной проем. Я мчался по коридору и еще издали увидел, что дверь в «Компьютерную» открыта. В нескольких шагах от порога резко остановился, а потом с револьвером в вытянутой руке ворвался в помещение.
Предосторожности были излишними. Никого здесь не было, кроме… кроме трупов Дженкинса и Джина. Джин был убит выстрелом в левый висок, а у Дженкинса кровавые пятна алели на груди. Увы, лишь смутные воспоминания о происшедшей здесь трагедии шевельнулись в моем мозгу. Как все-таки странно действует процесс временного слияния. Если бы, например, убили меня, а не их, парни ощутили бы мои предсмертные страдания не менее мучительно, чем я сам. Младший по возрасту член семьи всегда переживает смерть старшего крайне болезненно. Таким образом он, становясь связным, лучше усваивает семейный принцип подчинения по старшинству. Почему это так происходит, не знаю. Меня это, по правде говоря, никогда и не интересовало. Значит, надо, чтобы это так происходило, вот и все.
Я подбежал к пульту и отключил сигнализацию. Гленда вошла следом за мной, замерла, увидев трупы, побледнела… Я обнял ее за плечи и вывел в коридор.
– Пойдем вон туда, – сказал я ей, ведя ее в комнату отдыха.
Дверь в «Картотеку» тоже была открыта. Я дал Гленде знак, чтобы она не двигалась, а сам осторожно заглянул в дверной проем. Никого. Войдя, посмотрел прежде всего на коммутационную панель, и уже не мог оторвать от нее взгляд. У меня перехватило дыхание, потемнело в глазах.
Пятый, четвертый, третий и второй штекеры были выдернуты! Над креслом, развернутым вправо, нависал шлем.
Я оперся о массивный металлический косяк и только сейчас почувствовал нечеловеческую усталость – ныли плечи, мышцы спины… сделал глубокий вздох, вытер вспотевший лоб. Мне стало ясно: как бы ни был враг силен изначально, теперь он прибавил к своей личности еще четыре моих «я». Поскольку Блэк тоже являлся клоном, он несомненно мог воспользоваться помощью наших общих предков, а вот я… я не учел, что ему придет в голову прибегнуть к этому крайнему средству!
Я был просто-таки обескуражен. Осознание серьезности происшедшего потрясло меня даже больше, чем все предыдущие убийства членов семьи и взрывы в Пятом крыле.
Я машинально вытащил сигареты, закурил. Выход из положения требовалось найти незамедлительно.
Где он сейчас? Вот что необходимо узнать в первую очередь. Он мог быть где угодно. Например, где-нибудь здесь, в нашем убежище, а мог и вернуться обратно в Дом. Я решил пустить по следу «Ворюгу», – быть может, в оболочке Винкеля Блэк уже засветился, и сведения о его «подвигах» поступили в компьютер. Если же «Ворюга» не обнаружит его в Доме, тогда я обшарю Нулевое крыло.
Я снова вернулся в «Компьютерную», почти забыв о присутствии Гленды. Вид окровавленных трупов на полу, наверное, повергал ее в ужас, но она следовала за мною как тень.
Компьютер включать, однако, не пришлось. Еще издали я заметил, как мигает на плане Нулевого крыла красная лампочка. Это означало, что открыт выходной люк. Если Блэк меня не дурачил, оставалось сделать вывод, что он – не здесь и не в Доме, а вообще снаружи! Хронометр показывал, что люк был открыт всего четыре минуты назад.
– Да что же ему все-таки нужно, черт бы его побрал? – пробормотал я, совершенно искренне недоумевая, а потом внезапно понял, что должен делать. – Пошли! – схватил Гленду за руку и потащил снова в помещение «Картотеки».
Поставил ее перед центральным пультом. Извлек из внутреннего кармана куртки кинжал и соскоблил припой с последнего штекера… Обернулся к Гленде и лишь тогда сообразил, что до сих пор левой рукой стискиваю ее запястье.
Она тревожно переводила взгляд с моего лица на острие клинка и обратно. Я положил кинжал на коммутационную панель и отпустил ее руку.
– Хочу попросить тебя об одной услуге, – сказал я. – Это очень важно, но объяснять смысл моей просьбы мне некогда.
– Говори, я сделаю все, что в моих силах.
– Сейчас я отсюда уйду. Наружу. Не знаю, сколько времени я там пробуду, хотя и намерен вернуться как можно скорее. Возможно, я вернусь в полубессознательном состоянии. Не исключено, что меня там ранят. Вот тогда и потребуется твоя помощь. – Я похлопал ладонью по спинке кресла. – Усади меня перед пультом, даже если я стану этому противиться.
– Интересно, как это у меня получится?
– Я оставлю тебе транквилизаторный пистолет. Даже если я буду выглядеть абсолютно невменяемым, усади меня в кресло и надень мне на голову шлем. Потом нажми на эти кнопки – по порядку справа налево. Дождись, когда вспыхнет голубая лампочка, и тогда выдерни этот штекер. Вот и все.
– И что тогда произойдет?
– Точно не знаю… но это единственное средство привести меня в чувство. А теперь мне пора. Ты выполнишь мою просьбу? Если, конечно, в этом возникнет необходимость?
– Да, но при условии, что ты ответишь мне потом на несколько вопросов.
– Договорились. Пожалуйста, повтори, что ты должна сделать.
Гленда повторила, и я снова вывел ее в коридор.
– Я покажу тебе одно уютное местечко неподалеку от выходного люка, там ты сможешь отдохнуть и полюбоваться видом снаружи. А главное, оттуда тебе будет видно, как я возвращаюсь.
Я подумал, что ее могут испугать вспышки в развалинах крепости. Надо объяснить, как сделать стену матовой…
– Да, вот еще что. Когда я вернусь, я, может быть, стану другим…
Она подняла на меня недоумевающий взгляд:
– Прости, не поняла…
– Возможно, у меня будет другая внешность. Ну, в общем, я буду выглядеть как совершенно незнакомый тебе человек.
– И этого незнакомого человека нужно посадить в кресло любой ценой, даже если придется применить силу?
– Только при условии, что он будет этому противиться… будет как бы не понимать, чего от него хотят…
– Так ведь любой станет себя так вести, если его попытаются ни с того ни с сего засунуть под этот колпак!
– Это буду я, понимаешь? Просто в другом обличье.
– Хорошо, я сделаю все, как ты сказал. Но если…
– Что еще?
– Но если никто не вернется?
– Тогда все погибло. Возвращайся домой и забудь обо всем, что с тобой было сегодня.
– Но я не знаю, как отсюда выбраться!
– Пойдешь в ту комнату, где… где мертвые. Оттуда – вниз, потом налево. На дальней стене увидишь небольшую зеленую панель. Нажмешь на кнопку. Все очень просто. В общем, сообразишь, если захочешь.
Мы вошли в комнату отдыха, и Гленда, вскрикнув, отпрянула от меня. Стена была прозрачной. Луны видно не было, но серебристое сияние заливало равнину – это вторая луна, размерами больше первой и соответственно гораздо ярче, вот-вот должна была подняться над горизонтом.
– Это же не картина! – воскликнула Гленда восторженно. – Это же настоящее окно!
– Настоящее, – подтвердил я, мягко удерживая ее за плечо и протягивая ей транквилизаторный пистолет. – Ты умеешь им пользоваться?
Она мельком взглянула на него.
– Умею, – и, как загипнотизированная, подошла к прозрачной стене.
Я взял Гленду за руку, вложил в ладонь пистолет и сомкнул ее пальцы вокруг рукояти.
– Я и представить себе не могла, что снаружи так здорово! – сказала Гленда.
– Ну и смотри сколько угодно, а мне нужно идти. Здесь, в подлокотнике, кнопка. Выключишь, если надоест.
– Зачем? Это же так прекрасно!
– Хочу тебя предупредить: вон там, в развалинах, иногда что-то вспыхивает… Может быть, это вредно для глаз.
– Ну, когда начнет вспыхивать, тогда и выключу А пока я хочу смотреть, смотреть!..
– Ладно, до встречи. Постараюсь скоро вернуться.
– Подожди!
– Не могу. Я и так потерял много времени.
– Но там только что кто-то пробежал! Какой-то человек!
– Где?
Она показала в направлении руин. Я напряг зрение, но ничего не увидел.
– Он исчез, – сказала Гленда.
Она, кажется, даже не заметила, как я вышел из комнаты отдыха – до такой степени ее увлекло зрелище ночного пейзажа.
Бегом, бегом по коридору – к нише, в которой выход из Дома. Все три люка, расположенные один за другим и снабженные самостоятельными системами защиты, были распахнуты настежь.
Я выскочил наружу и приостановился лишь для того, чтобы проверить, заряжен ли револьвер.
Ночь была прохладная, туман, пронизанный лунным сиянием, стлался над равниной. Незнакомые запахи кружили голову. Впрочем, ощущение новизны быстро пропало. Ведь я бывал здесь раньше… когда-то очень давно.
Привычно двинулся по пересеченной местности в сторону древних развалин. Тишину нарушали лишь странные стрекочущие звуки, но я не понимал, кто их издает, – птицы или насекомые. Каменистая тропа была влажной и скользкой, и, когда она уводила вниз, я с головой погружался в туман. В очередной раз выбравшись на ровное место, я заметил свою длинную черную тень, – так ярок стал свет луны. Огромное и безупречное круглое светило поднялось над горизонтом. Клочковатые облачка то и дело застили его белый лик, зато небеса были чисты и искрились бесчисленными звездами.
Странные чувства я испытывал. Неуверенность в себе, сомнение в правильности предпринятых действий, даже какую-то робость… кажется, меня угнетало зрелище звездного неба… Как упорно старались мы внушить и себе, и другим, что со звездами связаны лишь непристойные или во всяком случае двусмысленные ассоциации… действовал на нервы и этот безжизненный холмистый пейзаж… Ведь я впервые за столько столетий находился вне Дома! И преследовал некоего таинственного врага, который двигался в направлении не менее таинственных руин.
Таинственные руины? А вот это что-то новое. До сих пор я не считал их таинственными. Руины просто были, были всегда, и тот факт, что сейчас они казались таинственными, как нельзя лучше свидетельствовал о происходящем в моем сознании процессе переосмысления себя и окружающей действительности. Я вдруг понял, почему никогда не интересовался этими развалинами. Да потому что в незапамятные времена знал кое-что об их происхождении. Кое-что, но далеко не все… Впоследствии, однако, мое любопытство, как меч о камень, притупилось о некий пласт подсознания.
Сколько же самых разных вещей я забыл? Быть может, что-нибудь из наследия предков могло мне сейчас пригодиться… А вдруг, преследуя этого человека, который знает, кто он такой, так же хорошо, как знаю себя я, и который вдобавок присвоил еще и опыт четырех предыдущих предков (только об одном из них, о Джордане, я имел хотя бы смутное представление) – вдруг, преследуя его, я бегу навстречу собственной гибели?
Ну что же, пусть будет, что будет. Нам давно пора выяснить отношения. Я надеялся, что и мой враг придерживается того же мнения.
А ведь не случайно он выбрал место для схватки не просто за пределами Дома, а именно поблизости от развалин старой крепости. При этой мысли мне стало особенно не по себе, но я не понимал почему…
Эх, если бы я, а не он выдернул эти штекеры!
Я бежал, настороженно озираясь, ожидая засады из-за каждого камня, хотя и чувствовал (каким-то, наверное, седьмым чувством), что у него своя, особая тактика и не станет он сейчас на меня нападать.
А вдали лежали покрытые мраком руины. Ни вспышек, ни даже слабого мерцания. Лишь черные тени, отбрасываемые ими на серебристую землю, становились короче по мере восхождения луны.
Я старался двигаться как можно тише, но шум моего дыхания слышался, наверное, за милю. С холма мне открылся вид на всю равнину. Здесь, на вершине, повеяло легким холодным ветерком, туман рассеялся. Противника моего нигде не было видно.
Во имя торжества идей пацифизма и ради сохранения стабильности в Доме я должен был уничтожить этого человека. Но и его намерение убить меня очевидно. Вот только за что?.. за что? Это оставалось для меня загадкой. Одно, впрочем, я знал совершенно точно: он намерен вывести людей из Дома и поэтому заслуживает смерти. Правда, в моем к нему отношении прослеживался определенный нюанс: если с любым другим заблудшим я бы расправился без колебаний, то упорство Блэка и, главное, его несомненная незаурядность возбуждали мое любопытство. Да, мне было интересно, какими принципами он руководствуется.
Относительно непогрешимости собственной концепции я не сомневался. Я полагал, что человеческую природу необходимо изменить, и был уверен, что принудительное моральное совершенствование возможно. И вот сейчас, огибая неглубокую, покрытую рябью лужу, я впервые удивился: «А откуда во мне такая уверенность?»
Вопрос этот касался не содержания моих воззрений, просто мне вдруг захотелось понять, откуда они у меня взялись. Мне казалось, что я думал так всегда. Но если дело обстояло подобным образом, то… я даже вздрогнул, осознав, что, да, конечно, мы оба унаследовали многовековой опыт наших с ним общих предков, но ему-то за счет большего количества выдернутых штекеров этот опыт ближе и, если можно так выразиться, «роднее». С другой стороны, он вместе с этим опытом должен был приобрести и соответствующее нашей духовной традиции мировоззрение, но вот тут были возможны варианты: либо изначально Блэк не был, что называется, потерянным человеком, и теперь, после того как он выдернул вышеупомянутые штекеры, его взгляды изменились к лучшему, либо (а такой поворот в положении дел тоже нельзя было не учитывать) опыт четырех древнейших наших пращуров был в нравственном отношении столь неоднозначен, что, обладая им почти в полном объеме, Блэк мог продолжать свою злокозненную деятельность, оставаясь самим собой, но сделавшись еще сильнее.
