Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 6"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Все эти предположения в той или иной степени имели право на существование. Ведь о предках я не знал абсолютно ничего, так же как и о происхождении моих гуманистических взглядов. Безусловно, они были разумны, но их возникновение отнюдь не являлось результатом каких-либо логических выкладок. Нет, они были просто составной частью того, что я, может быть несколько неудачно, называл «духовной традицией». Сущность же этой традиции мне неведома!

Так вот, если допустить, что и Блэк ощущает связь с ней не менее отчетливо (и даже более, ведь он теперь на четыре поколения старше меня), то как раз это обстоятельство могло обернуться в его пользу и помочь ему сохранить независимость от моего образа мыслей… Быть может, более древние пласты нашего коллективного опыта были проникнуты духом жестокости и насилия! Впрочем, принципы гуманности, содержавшиеся в памяти семьи, не могли же не повлиять на нынешнее состояние его личности. Во всяком случае, я на это надеялся.

А вообще наше противостояние напоминало некий лабораторный эксперимент, когда два химических вещества, о природе которых ничего не известно, помещают в одну пробирку, чтобы определить, как они взаимодействуют…

Выходит, самое уязвимое место – это мое прошлое? Действительно, оно не представлялось мне таким прочным, как настоящее, ибо в нем могло наличествовать нечто способное поддержать и ободрить моего врага. Ведь ради чего, собственно, производилось частичное самоубийство при каждой смене связного? Ради чего вставлялся штекер в гнездо? Делалось это не только с целью облегчить адаптацию личности к новым, после слияния, условиям жизни. Процедура действовала облагораживающе, очищающе, из сознания каждого нового связного удалялось все, что в данную эпоху мы считали асоциальным и угрожающим спокойствию общества.

Например, сейчас я, обладая определенными качествами Винтона, был способен на такие поступки, при одном упоминании о которых Ланж Младший или Энгель содрогнулись бы в ужасе; не исключено, что кто-нибудь из них даже грохнулся бы в обморок. Но мне-то эти качества пришлись как нельзя кстати, иначе нечего было и думать о схватке с Блэком. Впрочем, меня тоже передергивало от отвращения при мысли о том, что придется воспользоваться этими допотопными средствами, придется проявить жестокость, насилие… Но ведь и мой враг был анахронизмом. Другие методы борьбы с ним обречены на провал.

Что же таилось за теми четырьмя выдернутыми штекерами? Это меня не на шутку тревожило. Я помнил, кем был недавно, знал, кем стал теперь, метаморфоза эта произошла со мной вполне безболезненно, и все мои поздние «я» (Ланж Младший, Энгель, Кэрэб) вспоминались просто как перепады мимолетных настроений. Также и не уничтоженные Винтоном качества личности Джордана прижились во мне, а те, что были загнаны в подсознание, просвечивали, как сквозь темную воду, лишь в моменты эмоционального напряжения. Тогда Джордан становился моим демоном-искусителем и пытался оказать на меня влияние. Кстати, в общих чертах мнение о нем я уже составил. Похоже, это был изрядный сукин сын, отнюдь не обремененный грузом моральных запретов.

Вот я и опасался: а не может ли так случиться, что четверо моих наидревнейших предков поддержат не меня, а Блэка? Я всю жизнь чуть ли не за волосы поднимал себя над собой! И не сиди во мне неукротимая воля к самосовершенствованию, что тогда? Неужели я был бы подобен Блэку? Ведь мы – одна плоть, одна кровь. Я не понимал, как такое возможно, но опровергнуть этот факт не мог. В сущности, нас отличала друг от друга лишь приверженность разным идеалам. И вот за эти идеалы мы, две ипостаси одной и той же личности, готовы в буквальном смысле слова перерезать друг другу горло!

Чувство, переполнявшее меня сейчас, было очень сходно с тем, что недавно заставило Энгеля бежать вдоль ряда трезвонящих телефонов. Только теперь я знал точно, что, сними я тогда трубку – и ответил бы мне мой собственный голос.

Напряженно вглядываясь в пелену тумана перед собой, я трусил по этой странной местности, то и дело огибая воронки или груды каменного щебня. Я старался не терять самообладания и все время был начеку, потому что ощущение опасности начало во мне усиливаться.

Миновал небольшой кратер с оплавленными краями. Почти сразу за ним начался подъем, и я долго взбирался по склону холма, оскальзываясь на каменных обломках, пока не достиг вершины – в трех четвертях мили отсюда явственно различались те самые развалины.

Я тотчас спрятался за камень и уже украдкой стал изучать открывшуюся панораму. Равнина, озаренная лунным сиянием, лежала пустая и голая, разве что изредка пролетали над ней какие-то крошечные существа, может быть, птицы, они то снижались почти до самой земли, то взмывали к небесам.

Развалины все так же оставались в тени. Я еще на мгновение задержал на них взгляд, а потом обернулся. Черный корпус Нулевого крыла с желтым квадратиком окна посередине стены, обращенной к равнине, находился от меня на порядочном расстоянии. Снова повернулся к развалинам и тут наконец увидел его.

Он вынырнул из-за невысокого зубчатого хребта, который зигзагообразно разделял равнину.

Я немедленно бросился в погоню, скатился с холма, рискуя свернуть себе шею и увлекая за собой шумные оползни мелкого блестящего гравия. Больше не было надобности скрываться, я засек его, засек!

Лишь только рельеф местности выровнялся, перешел на бег. Теперь мне стало ясно, почему Блэк покинул стены Дома. Он стремился к развалинам крепости, и это меня испугало сильнее, чем если бы он неожиданно выскочил мне навстречу. Нужно было помешать ему добраться туда. Ведь он знал о прошлом семьи больше меня, и я подозревал, что там, в развалинах, у него припрятано какое-то оружие, благодаря которому он получит надо мной превосходство.

С холма вниз, а потом опять в гору. Все вокруг было завалено щебнем, оплавленными каменными обломками. Бежать стало труднее, но я не сбавлял темпа и постепенно его нагонял. Интересно, заметил он преследование? И когда? Может быть, всего минуту назад? Неважно. Я, хотя уже порядком запыхался, был ближе к нему, чем он к своей цели.

Блэк снова обернулся и – увидел меня! Замер на миг, а потом припустил в прежнем направлении. Не имело смысла открывать по нему огонь. Мы были слишком далеко друг от друга. Выругавшись, я тоже поднажал из последних сил. Нельзя было показывать ему, что я выдохся. Он должен был поверить, что сил у меня достаточно и я догоню его, как бы он ни старался ускользнуть.

Блэк опять обернулся, а я, весь в мыле, был от него уже на расстоянии слышимости человеческого голоса. Он постоял, как бы раздумывая, потом побежал снова.

И тогда я почувствовал себя увереннее. Ощутил необыкновенную легкость в ногах и понесся за ним как угорелый. У меня открылось второе дыхание.

Блэк тоже это почувствовал: он обернулся и тут же резко ушел вправо, к гряде огромных валунов. Отлично, я сделал то же самое. Мне надоело осторожничать, – даром, что ли, на мне был панцирь, надежная защита от его пуль. Держа револьвер двумя руками, подлетел к валуну, за которым он скрылся. Еще через секунду был уже по ту сторону валуна. Но Блэка там не оказалось. Он успел отбежать на добрую сотню ярдов. Выстрелил в меня и тотчас спрятался за камень. Я не стал отвечать выстрелом на выстрел. Берег патроны. К тому же с такого расстояния попасть в движущуюся цель очень трудно. Ждал, когда он высунется.

И вот он высунулся, и мы выстрелили одновременно. Я получил чувствительный удар в грудь, а он отделался легким испугом.

В бешенстве я ринулся вперед, посылая в него пулю за пулей. Блэк на этот раз не отступил. В панцирь еще два раза сильно стукнуло, но и он дернулся после одного из моих выстрелов, и это меня воодушевило.

И снова мы выстрелили одновременно. В мозгу с левой стороны что-то ослепительно вспыхнуло, я закричал и рухнул на землю. Револьвер выпал из немеющих пальцев…

Но я еще не верил, не хотел верить, что проиграл!

Услышал над ухом лязг затвора. Повернул голову и увидел носки его башмаков. Правая рука мне не повиновалась, но ведь нельзя, нельзя было ждать, пока он перезарядит револьвер и снова нажмет на спусковой крючок!

Левой рукой обхватил его ногу чуть выше лодыжки, тоже, кажется, левую. Он попытался вырваться – не вышло. Приподнял другую ногу, намереваясь пнуть меня – и в этот момент я рывком повалил его на землю. Он упал, а я, отпустив его, успел выхватить из внутреннего кармана куртки кинжал. Но дотянуться до его горла или сердца был не в состоянии. Он уже приподнимался с земли. Единственное, что я мог бы еще сделать, это перерезать врагу артерию на ноге, навалиться на него, придавить к земле и не отпускать, пока он не истечет кровью.

Я занес руку с кинжалом, но он блокировал удар, более того – вцепился в мое запястье. Он тоже был ранен, на левом боку темнело кровавое пятно, но сил У него было все-таки больше, чем у меня. Свободной рукой Блэк начал методично, один за другим, отгибать мои пальцы, сомкнутые вокруг рукояти кинжала. Уже теряя сознание, я понял: мне с ним не справиться.

Блэк наконец завладел кинжалом, и теперь острие моего же оружия было нацелено в мое горло. Вот она, ирония судьбы. А я-то был так уверен, что пристрелю его. В этом случае мне осталось бы лишь не поддаться процессу слияния, и тогда с моим врагом было бы покончено навеки.

Как же это?..

А когда стальное жало коснулось моего горла, я увидел его глаза. И не было в этих глазах торжества, а только смертельная усталость и еще почему-то страх…

Глава 10

Тишина, ослепительный свет, кровь. И боль… Слишком поздно. Слишком поздно… Сопротивляться слиянию… Нет! Поддаться ему? Головокружение… И этот луч! Этот луч!

Я зажмурился. Одежда на мне была мокрой от пота и крови…

Мысли в потрясенном сознании мелькали беспорядочно, наслаивались одна на другую, переплетались, мне было не вырваться из замкнутого круга одних и тех же навязчивых образов.

Надо перестать думать, ограничить деятельность мозга простейшими функциями. Просто наблюдать и немедленно реагировать – похоже, это был единственный способ не сойти с ума.

Я ощущал боль в нескольких частях тела, но особенно в правой руке. Довольно долго смотрел на нее, прежде чем до меня дошло, что это действительно моя рука. Ее пальцы побелели от напряжения, продолжая стискивать рукоять кинжала, лезвие которого больше чем на две трети ушло в горло человека, лежащего поперек моих вытянутых ног. Левый глаз у него был выбит, щека, лоб и шея обагрены кровью.

Да, да, я вспомнил, что здесь произошло, но сразу же заставил себя не думать об этом и сосредоточиться на своей руке. Осторожно ее разжал – мелькнуло еще одно воспоминание, я его тоже вытеснил. Рука окончательно отпустила рукоять кинжала и легла вдоль тела. Пошевелил затекшими пальцами и невольно вскрикнул, ощутив болезненное наслаждение, когда мышцы руки расслабились.

Но этот луч…

Направленный прямо в лицо, он слепил мне глаза.

Я повернул голову вправо, влево, но он был столь ярок, что это мне мало помогло.

Решил перебраться куда-нибудь в тень. Помимо прочего, не хотелось лежать рядом с трупом. Спихнул его с себя, стараясь не поворачиваться лицом к свету.

Все тело ломило, а правый бок был влажен от крови и тупо ныл. Кое-как я поднялся на ноги, прислонился спиной к валуну, возле которого лежал только что. Дышать было трудно, воздух со свистом вырывался из легких.

Мне казалось, что я нахожусь в эпицентре ночного кошмара и мне уже никогда не проснуться. Я боялся вспоминать о том, что произошло, и уж тем более представить, что может со мной произойти в будущем. Лишь только голова перестала кружиться, я покинул это страшное место. Пошел навстречу огромной белой луне, висевшей над холмом.

Луч следовал за мной по пятам. У меня возникло желание спрятаться от него.

Резко, насколько был способен, я свернул вправо. Потом влево. Пытался ускорить шаг и все равно оказывался внутри светового пятна.

Меня охватило бешенство.

– Только ни о чем не думай! Ради Бога, ни о чем не думай! – громко сказал я себе и удивился непривычному тембру своего голоса. – Думать нельзя. Это вызовет страх, смятение… Размышляй о чем-нибудь предельно простом, сосредоточься на этом, а все остальное забудь.

Я следил лишь за тем, чтобы не упасть. Старательно отсчитывал пройденные ярды, смотрел только под ноги. Сконцентрировал внимание исключительно на своих ступнях, лодыжках, икрах…

«Но ведь иду-то я не в ту сторону…

Разве? Гм-м, как же я сразу этого не заметил?»

В самом деле, меня почему-то тянуло к тем развалинам…

Не думай о постороннем! Ищи укромное место. Сейчас главное – скрыться от этого вот уж действительно всевидящего ока.

Но…

Никаких «но». Бегом!

Я побежал. Пятьдесят ярдов. Сто. Теперь направо. Пятьдесят ярдов. Теперь налево. Пятьдесят…

Луч летел надо мной, озаряя мне путь. Моя длинная тень скользила по серебристой земле. Мне стало страшно. Я растерянно озирался в поисках укрытия.

И вот в сотне ярдов слева от тропы приметил нагромождение камней. Тяжело дыша, доковылял, протиснулся в щель между валунами. Машинально полез в карман за сигаретами. Их не было.

Все правильно, Винкель же не курил. Постой, постой… Выходит… Блэк… Нет!.. Не думай о постороннем!

Я закусил губу.

Здесь, среди камней, было темно и тихо, и я понемногу пришел в себя. Дыхание успокоилось, сердце стало биться ровнее. Боль в боку тоже несколько поутихла, хотя рана и продолжала кровоточить.

«Я должен идти к развалинам крепости. Если бы не этот проклятый луч, я бы давно уже туда добрался.

Но зачем? Что я там забыл? Только что единственной моей заботой было укрыться от света…

Нет, погоди, погоди…

Ведь я же убил последнего из них. Я победил. Нет.

Я наконец-то прикончил Блэка!

Да нет же.

Нет?

Вот оно что. Стало быть, врата ада разверзлись. Ну конечно, я и он были слишком истощены физически, чтобы сопротивляться слиянию».

Осознавая возможные последствия происшедшего, мне хотелось и хохотать, и одновременно вопить от ужаса. Ведь осознать – не означает примириться. Растерянный, я не понимал, что делать дальше.

«Кем же мне довелось стать в этот, теперь уже последний раз?»

Рассматривая случившееся с двух точек зрения (что следовало понимать буквально), я вынужден был прийти к заключению: теперь я – самый свой заклятый враг.

Кажется, я действительно засмеялся. Не исключено, впрочем, что это были глухие рыдания.

Независимо от собственной воли я блуждал в лабиринтах памяти и на каждом шагу натыкался на совершенно противоположные прежним истолкования и оценки любого своего прошлого поступка или даже побуждения.

Это было чересчур. Действительно чересчур. Меня разрывало на части. И помочь себе я ничем не мог. Какое бы решение ни приходило в голову, тотчас возникало великое множество противоречивых чувств, среди которых я смутно различал и ярость, и страх, и угрызения совести. Я был в полном смятении.

Спасение пришло извне. Вдруг раздался металлический скрежет. Пока отдаленный и здесь, на этой равнине, совершенно немыслимый. Моментально я весь превратился в слух, все прочие чувства исчезли.

Пригнулся и выглянул из-за валуна. Внешняя его сторона была озарена, но мне посчастливилось занять такую позицию, благодаря которой мое лицо две или три секунды оставалось в тени. Потом луч меня, конечно, высветил и пришлось зажмуриться, но все-таки я успел установить происхождение этих странных скрежещущих звуков.

По равнине катился робот. Он был на гусеничном ходу и снабжен четырьмя длинными гибкими щупальцами-экстензорами. Фотоэлектрические его фары светились, а катился он в направлении валуна, за которым я прятался, и явно по мою душу.

Я недолго думая пустился наутек.

С холма вниз. Снова в гору. Опять вниз. Луч поначалу не отставал, но, опустившись в ложбину, я надолго оказался в тени.

Меня шатало от слабости. Отдуваясь, я прижимал руку к правому боку. Обнадеживало то обстоятельство, что всю оставшуюся часть пути предстояло спускаться. Там, внизу, серебрился в лунном сиянии огромный корпус Нулевого крыла. Я видел одинокое желтое окно и (это мне уже казалось) на влажной тропе цепочку своих следов, ведущих к нему…

Посмотрел назад. Робот стрекотал покуда по ту сторону холма. Туман, а также испарения, поднимающиеся от земли, фосфоресцировали. Влажная поверхность валунов блестела как черное стекло.

Поначалу я наивно полагал, что избавиться от моего механического преследователя не составит труда. Квадратный, однако, двигался с завидной скоростью. Все ближе слышался размеренный скрежет гусениц по кремнистому щебню. От этих скребущих, царапающих звуков мне становилось уже по-настоящему жутко, но благодаря им я мог хотя бы определить, на каком расстоянии от меня находится робот.

А еще я неожиданно осознал, что этот луч, сколь ни был мучителен для глаз его блеск, странным образом притягивает меня. Я постепенно догадывался, что со мной случилось, догадывался, почему решающая схватка не могла состояться ни в каком другом месте, кроме как на этой равнине. Ведь мой враг стремился к развалинам крепости. А теперь это стремление перешло ко мне. Но что же оно означало? Этого я еще не знал, хотя чувствовал, что в желании туда добраться не содержалось ничего опасного для моей жизни… для жизни последнего из всех нас. Неспроста ведь и луч возникал именно там, среди развалин. Ну конечно, он указывал мне направление! Это был зов, сигнал, обращенный ко мне. Именно ко мне и ни к кому другому. Правда, тот «я», который сейчас стремился к развалинам, уже не был тем «я», кому этот сигнал предназначался.

Ошеломленный этим открытием, я порывался бежать прочь. В то же самое время меня тянуло в сторону крепости. Я чувствовал, что не устою перед искушением.

И не устоял. Отбросил колебания и повернул к развалинам. На мое решение повлияло отчасти и то обстоятельство, что робот был уже очень близко.

Стальное чудище, несомненно, кто-то наводил на меня. Я не знал кто и поэтому почел за лучшее обратиться в бегство.

Но и скрежет сделался громче. Это означало, что робот увеличил скорость.

С беспокойством поглядывая через плечо, я перепрыгивал через трещины, взбирался на груды щебня, лез по камням, спрыгивал. Искал место, где еще не рассеялся туман и куда не мог проникнуть таинственный луч, до сих пор вызывавший во мне противоречивые чувства.

Впрочем, рассчитывать на то, что мне повезет, приходилось все меньше, потому что рельеф местности снова выровнялся и луч вот-вот должен был меня обнаружить. Пока что световое пятно мелькало где-то далеко впереди.

Несколько раз я спотыкался и падал. С трудом поднимался, проклиная себя за медлительность и отсутствие привычки смотреть под ноги. Между тем робот явно меня догонял. Правда, нельзя было сказать, чтобы он всегда безошибочно определял направление, в котором я двигался. Нет, квадратный то и дело вилял, тормозил, крутился на месте, даже пятился. Воспользовавшись очередным моментом его замешательства, я решил вернуться к тем валунам, среди которых недавно укрывался. По моим предположениям, там ему было не пройти.

Но робот каким-то немыслимым образом на этот раз угадал мое намерение и покатился наперерез. Я начал серьезно сомневаться в своей способности от него оторваться.

Черт побери, что же мне делать?

– Да выруба ты его, дурачина!

Ого! Я даже вздрогнул от неожиданности – голос прозвучал из какой-то вовсе неведомой области моего подсознания.

– Как?

– «Как!», «Как!» Поверни голову вправо. Стоп! Видишь вон ту скалу? Полезай на нее.

– Но меня же будет отовсюду видно!

– Делай, что тебе говорят. Так и задумано.

Ну что же, мне оставалось лишь слепо повиноваться. Значит, у него имелся какой-то план. У меня-то не было никакого. В конце концов, кому доверять, как не собственным предкам? Подбегая к скале, я уже понимал его замысел. В данных обстоятельствах действительно ничего лучше не придумаешь.

Скрежет за спиной становился все громче. Я обернулся – робот был от меня в совсем уже опасной близости.

Опрометью кинулся к указанной предком скале, а когда подбежал к ней, у меня даже дух захватило – такую крутизну предстояло мне одолеть. Но делать было нечего – не оглядываясь, полез вверх.

– Да, бывает, что и страх окрыляет, – философски комментировал предок мои действия.

– Что верно, то верно, – пробормотал я, а потом слышал уже только шум крови в ушах да металлическое лязганье снизу.

«Неужели квадратный полезет за мной на скалу? Вряд ли. Я и за себя-то не поручусь, что у меня это получится. Скорее всего он попытается взять меня измором. Встанет под скалой и будет ждать, пока я не свалюсь».

Склон становился с каждым ярдом круче, и мне все чаще приходилось искать опору для рук и ног. Силы были на исходе, бок снова разболелся. Уже у самой вершины мне стало совсем худо, голова кружилась, я мог запросто сверзиться.

Хрипло дыша, перевалился наконец на широкую, с изрядным уклоном, площадку и тут же лишился чувств. Но пребывал без сознания недолго.

Скрежет гусениц заставил меня приподняться. Чтобы это сделать, мне потребовались немалые усилия. Руки и ноги были как будто налиты свинцом, голова раскалывалась. Обрывки воспоминаний, подобно фрагментам некоего полузабытого сна, соединялись друг с другом в смутной последовательности и вновь распадались вперемешку, прежде чем я успевал сообразить, что каждый из них означает.

На локтях я подполз к краю площадки, заглянул вниз и с ужасом убедился, что робот поставил-таки перед собой задачу взобраться на скалу. Самым поразительным было то, что ему это удавалось. Он вскарабкался уже на высоту пятнадцати футов, но в этом месте скала становилась почти отвесной, и гусеницы ожесточенно скребли камень, выискивая уступы, выступы, выемки. Он продвигался вверх очень медленно, то наступал, то отступал, но его экстензоры настойчиво ощупывали поверхность перед собой, не пропуская ни трещинки, ни даже самой незначительной выпуклости.

– А теперь врежь ему как следует!

– Не волнуйся, сделаем в лучшем виде, – процедил я сквозь зубы, осматриваясь в поисках подходящего камня. В основном они были или слишком большие или, наоборот, чересчур мелкие. Я лихорадочно соображал, какую применить тактику: сбросить на него одну солидную глыбину или закидать более-менее увесистыми обломками? Я выбрал последнее.

Встал на колени, потом на ноги. Набрал с дюжину камней потяжелее и сложил их в кучу у края площадки. К тому времени робот продвинулся вверх еще на ярд и снова шарил щупальцами впереди себя.

Я швырнул в него три обломка. Два – мимо, один угодил в гусеницу. Проклятье!.. Швырнул еще два – первый пролетел в дюйме от его головы (или как там эта штука у него называлась), второй – намного выше.

Робот нашел-таки, за что зацепиться, подтянулся и стал ближе еще на четыре или пять футов.

Шестым камнем я все же попал в его квадратную башку. Это был пока что единственный мой удачный бросок, но и его хватило, чтобы у меня появилась надежда. Я старался целиться как можно точнее и довольно часто попадал по голове, гусеницам, туловищу моего преследователя. Правда, заметного впечатления на него это не производило.

Он поднялся уже на двадцать пять футов и, судя по всему, не собирался останавливаться на достигнутом. Как он ухитрялся удерживаться на скале, мне было непонятно. Похоже, его гибкие блестящие щупальца обладали невероятной силой и цепкостью.

Камни у меня кончились. Я осмотрелся, приглядел здоровенный, как кочан капусты, обломок, двумя руками – еле-еле! – поднял его, швырнул и…

И попал! Квадратного крепко тряхнуло! Я был уверен, что сейчас он кувыркнется вниз, но, к моему изумлению, этого не случилось. Да, робот откинулся назад, однако вернул своему туловищу прежнее положение. И снова пополз вверх.

Я поднатужился и спустил ему навстречу камешек, который смело можно было назвать глыбой, он был раза в три больше предыдущего. На этот раз при ударе робот исторг сумбурное попурри из лязгов и скрежетов. А затем как ни в чем не бывало продолжил подъем.

Все, я исчерпал свой арсенал. Камни, поднять которые мне было под силу, кончились. Впрочем… на верхнем краю площадки высился один, по форме очень подходящий. Если его своротить с места, он покатится. Если он покатится туда, куда я его направлю, роботу на скале не удержаться.

К сожалению, камень не был идеально круглым, и я сомневался, покатится ли он в заданном направлении. Я все еще пребывал в нерешительности, когда робот внезапно дернулся, поднялся сразу на три или четыре фута, закрепился на занятой позиции и снова начал шарить щупальцами впереди себя. Он преодолел уже более половины расстояния, разделявшего нас.

Я бросился к камню. Сначала я не мог его даже пошевелить. Лишь после шестой или седьмой попытки, навалившись всей тяжестью тела, я сумел его сдвинуть. Руками толкать не было смысла – они меня не слушались. Кроме того, я был измотан болью в боку и непрекращающимися приступами головокружения. Однако тот факт, что камень, пусть всего лишь на дюйм, но сдвинулся с места, подействовал на меня вдохновляюще. Я снова навалился – и камень продвинулся еще на несколько дюймов. Тогда я лег, уперся спиной в выступ скалы и начал толкать его ногами. Каждое мое усилие отзывалось нестерпимой болью в боку, я громко стонал, но зато и камень двигался. Время от времени я смотрел вниз и видел, что щупальца уже высунулись из-за края площадки и шарят, шарят по ее поверхности!..

И вот камень качнулся и…

Нет, снова встал на прежнее место!

Еще усилие!

Еще!..

Камень готов был опрокинуться, но сил для решающего толчка у меня уже не осталось.

Двумя щупальцами робот уже зацепился за край площадки. Гудение его стальной утробы сопровождалось зловещим скрежетом гусениц… а я лежал в полуобморочном состоянии, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

И вдруг ночной воздух озарился, и световое пятно заметалось вокруг меня по площадке, и вот уже я весь был облит этим невероятно ярким светом.

Я выругался, отвернул голову и неожиданно почувствовал прилив сил.

Содрогаясь конвульсивно, уперся ногами в камень. Стиснул зубы так, что они заскрипели. Пот ручьями потек по лицу, заливая глаза. Боль в боку пульсировала в такт биению сердца.

Камень продвинулся еще на два или три дюйма. Я расслабился и снова уперся в него ногами.

И вот наконец он достиг критической точки. Оставалось опрокинуть его вниз. Еще толчок – и камень медленно наклонился… на миг мне показалось, что он качнется обратно, но – нет, он все круче заваливался вперед…

Я в изнеможении упал на спину и что было дальше, мог бы и не увидеть, потому что голова моя, как у тряпичной куклы, безвольно легла на плечо… но тут луч снова полоснул меня по лицу, я отвернулся и стал свидетелем захватывающего зрелища: робот почти наполовину высунулся из-за края площадки; камень, вихляясь и грузно подпрыгивая, катился вниз. У меня похолодело внутри – неужели он прокатится мимо цели?

Бац! – камень угодил точнехонько в центр квадратной башки. Внутри ее что-то оглушительно треснуло, и тотчас камень и робот исчезли из моего поля зрения. Откуда-то снизу донеслось почти одновременно два гулких удара, и я потерял сознание.

Не знаю, сколько времени я пролежал в забытьи. Кажется, я спал, и мне снились звезды без числа; они, подобно блистающим островам, плавали в черных водах огромного озера (представить Вселенную бескрайним океаном я не решился даже во сне, сказывалось длительное пребывание в замкнутом пространстве Дома); а еще мне снились люди, странствующие от звезды к звезде, мирные, спокойные, мудрые люди… Мне было приятно видеть их, но приятно по двум взаимоисключающим причинам: либо моя деятельность по исправлению человечества привела-таки к желаемому результату, либо люди стали лучше без постороннего вмешательства и гораздо раньше, чем я даже мог предположить.

В любом случае сон был замечательный, и я проснулся с сожалением. А разбудил меня снова луч.

Я поднял голову и сначала решил, что все еще сплю, потому что небо было усеяно теми же самыми, что в моем сне, звездами.

Приподнялся на руках, потом встал на колени. Опустил голову, чтобы луч не слепил глаза, и дополз до края площадки.

Робот, раскинув щупальца, лежал на спине у подножия скалы. Камень куда-то закатился, его не было видно.

Моя радость при виде поверженного противника довольно скоро сменилась унынием. В самом деле, что, как не сломанный механизм, представлял собою теперь я сам? Сохраняя в своей личности лишь самое существенное, я упрощал себя в каждом следующем поколении и действовал или, вернее будет сказать, функционировал исправно, пока не кончался завод. А потом – по новой.

Это же он функционировал… он, а не я!

Нет, черт побери, я! Именно я!

А может быть, мы?

Ладно, мы так мы, но я все же пытался понять, что со мной произошло. Итак, к моменту решающей схватки и последовавшего за ней слияния я, испытав ряд психических потрясений, усвоил воскрешенный мною отрицательный опыт Энгеля, Ланжа Младшего и Винтона, этот, мною же в незапамятные времена приобретенный и, стало быть, мне принадлежащий и лишь мне одному нужный опыт! И вдруг – слияние с незаконным связным, с врагом, и через него в меня хлынуло чуть ли не вообще все, что содержалось во мне изначально!

Впрочем, почему с врагом?

Нет, врагом я больше не был.

Ибо спустя лишь миг после слияния я уже другими глазами смотрел на это позорное наследие, доставшееся мне от убитого Винтона и тех четырех, опытом которых я воспользовался посредством процедуры с выдергиванием штекеров… Правда, главное продолжало оставаться неясным. Я так и не понимал истинные мотивы, которые побуждали действовать этих исправителей человечества, считавших, что им все позволено.

Разумеется, и я стал таким же, как они. Иначе мне с ними было бы не справиться. С ними?

С собой. Конечно, с самим собой. Вот так-то лучше.

…Всем нам было невдомек, почему мы вели себя именно так, а не иначе, и кому это на руку, и кем мы были на самом деле. Я, нынешний Блэк, действительно был тем недостающим клоном. Образец моей ткани некогда был изъят из Нулевого крыла в связи с преклонным возрастом и упадком жизненных сил Блэка тогдашнего. Для того чтобы осуществить передачу моей сущности в новую оболочку, потребовалось имитировать самоубийство, но сделано это было с величайшими предосторожностями и в строжайшей тайне. Нельзя было допустить, чтобы у членов семьи возникло желание слиться со мной (в этом случае они могли узнать мою истинную природу).

До этого я на протяжении многих поколений не выпускал их из поля зрения. Да, почти с самого начала. Это уже потом в памяти образовался провал. Но вот что я знал и помнил всегда: хотя в нас течет одна и та же кровь, мы враги, враги, потому что я – противидеи принудительного морального совершенствования. Наблюдая с неодобрением, как они проводят эту идею в жизнь, и не в силах будучи пока им помешать, я ждал своего часа. И все больше и больше узнавал о членах семьи благодаря их слияниям, в которых принимал безмолвное участие. Но должно было пройти немало времени, прежде чем мое неприятие их методов тотальной слежки и промывки мозгов достигло крайней степени. Тогда я понял, что пора вмешаться.