Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 6"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

«Масштабный поступок – замочить Бога, – подумал Тибор. – Есть чем пощекотать гордыню. Самое оно для психа с манией величия. Но – не для меня. Я никогда не метил в Наполеоны. И свой шесток знаю хорошо. Пусть типчики вроде Ли Харви Освальда, который когда-то давно убил президента Джона Кеннеди, – пусть подобные выблядки совершают грандиозные убийства. А ведь убийство лишь тогда чего-то стоит, если оно в основе своей грандиозно».

Тибор вздохнул. Короче, свиделись и расстались. Но событие – было! Долгие годы Тибор был Служителем Гнева, однако не имел ни одного мистического опыта, как ни молился. То, что случилось, навеки перевернуло ему душу. Такое не забыть. Если, скажем, вы вдруг обнаружите, что композитор Гайдн был женщиной, вам этого факта уже не забыть.

Подлинный мистический опыт – такое потрясение, которое забыть – и избыть – уже невозможно. Философ Уильям Джеймс когда-то говорил что-то в этом роде.

«Он дал мне недостающие конечности, а потом взял обратно и руки, и ноги. И как у Него совести хватило! А еще – Бог! Самый заурядный садист. О, какое это блаженство было бы – перестать валяться чурбаном в тележке, иметь возможность ходить, брать. Я бы пошел к океану, я бы плавал на волнах… И, Боже, как здорово я бы рисовал! О, я бы весь мир поразил своим искусством! Разве можно по-настоящему рисовать с помощью манипуляторов?! Сколького я мог бы еще достичь! – простонал он про себя. – А как там насчет сойки-врушки? Вернется ли она? Если она и в самом деле была лишь марионеткой в руке Божьей, тогда она уж точно не вернется. И что мне тогда делать – если она не вернется?»

Эксперимента ради калека включил репродуктор и прокричал в него:

– Внимание! Внимание! Тибор Макмастерс застрял на холме и ему грозит смерть. Помогите, ради всего святого! Слышит меня кто-нибудь?

Он выключил репродуктор и молча шарил глазами по местности. Вот и все, что он может сделать для своего спасения. Не слишком много.

Так он и сидел в своей тележке – понурившись, в плену горестных мыслей.

Глава 11

Пит Сэндз обратился к детишкам:

– А ну-ка, припомните, вы не видели безрукого-безногого калеку в тележке, которую тащит корова? Его нельзя не запомнить! Он должен был проезжать тут вчера, перед самым вечером. Ну, вспомнили?

Он внимательно вглядывался в ребячьи лица, пытаясь угадать, не скрывают ли они чего-нибудь. Не исключено, что они сознательно не хотят говорить о Тиборе. Кто их знает, может, они его убили!

– Если расскажете, получите хороший подарок, – продолжил Пит, засовывая руку в карман своего пиджака. – Глядите! Настоящая твердая карамель из настоящего белого сахара.

Он протянул длинную конфету стайке окруживших его ребят, но ни один из них не принял подарок от чужака. Негритята внимательно смотрели на него – снизу вверх, словно пытались уловить скрытые намерения незнакомого дяди.

Однако самый маленький негритенок не утерпел в конце концов и протянул руку к конфете. Стоило Питу отдать вожделенную карамелину, как мальчуган быстро попятился назад и спрятался за спинами товарищей. Вот так – ни информации, ни конфеты.

– Я ваш друг, – сказал Пит, возбужденно взмахнув руками. – Я ищу этого калеку, чтобы оказать ему помощь. Тут в округе неспокойно – его могут остановить, отобрать тележку. Корова может споткнуться и упасть и вывернуть его на землю… Вы только представьте, как он лежит у дороги – один-одинешенек – и умирает медленной смертью!

Некоторые из темнокожих мальчишек заулыбались.

– А мы знаем, кто вы такой, – сказал один из них. – Вы пащенок старикашки Абернати. Вы верите в Ветхого Господа. А вот тот калека, он учил нас катехизису!

– Он проповедовал вам Господа Гнева?

– И вам бы в него следовало верить, – сказал другой мальчик. – Здесь царство Его, а не того недотепы с креста.

– Это вы так думаете. Точнее, это вам взрослые внушают, – сказал Пит. – Я же думаю иначе. Я общаюсь с тем, кого вы называете Ветхим Богом, уже много лет. Я его хорошо знаю. Он вовсе не недотепа.

– Но вашему Богу было слабо устроить классную войну! – сказал тот же мальчик с насмешливой ухмылкой.

– Он сумел сделать куда больше, – возразил Пит. – Он создал Вселенную и все, что в ней есть. Все мы обязаны своим существованием ему и только ему. Временами он вмешивается в наши жизни, дабы помочь нам. Он может спасти всех нас – и каждого из нас в отдельности… А если он сочтет нас недостойными, то способен лишить своей милости и благодати и оставить во грехе. Неужели вам приятнее жить в раздоре с Богом и во грехе? Я надеюсь, вы этого не желаете, ибо печетесь о своей бессмертной душе!

Пит раздражался все больше. Эта упрямая мелюзга бесила его. Остолопы! А с другой стороны, больше никто не может подсказать ему, проезжал ли Тибор по этой дороге.

– Мы молимся тому, кто что захочет, то и сделает! – взвизгнул другой замурзанный негритенок.

Остальные поддержали его и закричали, перебивая друг друга:

– Да, мы славим того, который может сделать что угодно и с кем угодно!

– Того, который все-все может!

– Вы филотаны! – изрек Пит.

– Что это такое, мистер?

– Смертолюбы. То есть люди, обожествляющие смерть. Вы славите своего злейшего врага – того, кто пытается отнять у вас жизнь. Это самая чудовищная ересь, бытующая в современном мире… Ладно, спасибо вам, хоть и не за что.

Сэндз пошел прочь скорым шагом, сгибаясь под тяжестью своего рюкзака. Ему хотелось побыстрее уйти от этого сборища невежественных упрямцев.

Дети улюлюкали и хохотали за его спиной. Но скоро им надоело, и они побежали по своим делам.

Вот и хорошо.

Пит остался наедине с собой.

Отойдя подальше от селения, он присел на обочину, порылся в своем рюкзаке и достал оттуда передатчик, установил его на что-то вроде треноги, вытянул антенну и повертел ручку.

– Отче Абернати, – сказал он в микрофон, – докладывает Пит Сэндз.

– Слушаю тебя, Пит, – прозвучал в наушниках голос отца Абернати.

– Я уверен, что напал на след. – Пит рассказал о встрече с детьми, на которых церковь Служителей Гнева уже оказала свое тлетворное влияние. – Они проговорились, что он учил их катехизису. И вообще само их упрямое молчание говорит о том, что им есть что скрывать. Они покрывают Тибора. Так что я на правильном пути.

– Удачи тебе, – сухо произнес отец Абернати. – Послушай, Пит, если найдешь его, не делай ему ничего худого.

– Почему это? – возмутился Пит. – В нашей беседе, не далее как день или два назад, вы говорили…

– Я никогда не приказывал тебе преследовать Макмастерса. И никогда не советовал остановить его или причинить какое-либо зло.

– Согласен, вы такого не говорили. Но не ваши ли это слова: «Когда художник-калека вернется со свежей фотографией Господа Гнева и успешно завершит работу над фреской, это будет серьезной победой для церкви Служителей Гнева вообще и для отца Хэнди в частности». Разве по этим словам трудно догадаться о вашем истинном желании и о том, что именно пойдет на пользу Истинной Церкви!

– Нет греха страшнее, чем убийство. В Святом Писании сказано: «Не убий!» Так заповедано от Бога.

– Да я и не собираюсь причинить ему зло, – сказал Пит Сэндз. – На кой он мне сдался…

Про себя же подумал: «Если он мне и нужен, то только затем, чтобы он привел меня к так называемому Господу Гнева… Занятно, что я буду делать, если действительно повстречаю этого самого Господа Гнева? Ну да ладно, там видно будет».

– Как там Лурин? – спросил Пит, чтобы сменить тему разговора.

– Хорошо.

– Я знаю, зачем я иду и что делаю, – сказал Пит. – Так что, отче Абернати, позвольте мне довести до конца то, что я не могу не сделать. Вся ответственность лежит не на вас, а на мне. Извините за грубость, у меня своя голова на плечах.

– Да, – откликнулся отец Абернати, – но ответственность за тебя лежит на моих плечах!

Последовало короткое молчание.

– Я буду докладывать вам о происходящем дважды в день, – сказал Пит. – Уверен, что мы с Тибором сумеем прийти к соглашению. Впрочем, вероятность того, что Тибор Макмастерс разыщет Карлтона Люфтойфеля настолько ничтожно мала, что наш спор носит скорее академический характер.

– Я буду молиться за тебя, – молвил отец Абернати.

Связь прервалась – отец Абернати выключил свой аппарат. Пит заворчал, досадливо покачивая головой, и убрал передатчик обратно в рюкзак. Некоторое время он сидел ссутулясь, потом достал пачку «Pall Mall» и закурил драгоценную сигарету из своего скудного запаса.

«И какая нелегкая понесла меня на большую дорогу? – спросил он себя. – Добро бы послало начальство! Или меня действительно послало начальство – косвенным намеком во время того памятного разговора о Тиборе? А может, я просто неправильно истолковал невинные слова отца Абернати? Шут его знает… Если я совершу преступление, отец Абернати может, разумеется, ото всего отпереться – дескать, никаких советов или поручений не давал. Скажет, как гангстеры говаривали в старину, «ни сном, ни духом». У церкви и «Коза ностры» есть кое-что общее: некое олимпийское равнодушие главных боссов к судьбам мелкой сошки. Все шишки передаются по иерархии вниз и валятся на какого-нибудь беззащитного, который обретается в самом низу пирамиды. А я и есть тот беззащитный в самом низу пирамиды, на которого положено вешать всех собак».

Подобные мысли Пит не любил и старался побыстрее их прогнать. Но они назойливо возвращались.

– Отче наш, иже на небеси, – мысленно обратился он к Богу, с наслаждением, неспешно затягиваясь сигаретой, – дай мне знать, как поступить. Надо ли продолжать слежку за Тибором Макмастерсом или следует бросить это дело из моральных соображений? Но тут есть и другая сторона: я могу в случае чего помочь Тибору – далеко ли он уедет, такой увечный, с этой своей жалкой коровенкой! Если его тележка сломается, если он угодит в канаву, или поранится, или застрянет где-нибудь на дороге, я ему помогу – это само собой. Поэтому нельзя сказать, что я следую за ним с низменными целями. Можно взглянуть на мой поход иначе: гуманные поиски несчастного калеки, который, быть может, уже к этому моменту преставился в придорожной канаве… А-а, пропади оно все пропадом!»

Прервав свою сумбурную молитву таким неожиданным образом, Пит докурил сигарету, отбросил ее, но не встал с земли, а продолжал сидеть, погруженный в размышления.

День теплел. Густой кустарник вокруг кишел насекомыми и птицами. У земли шмыгали небольшие зверьки. Вся эта живность была движима энергией, которую вложил в нее Иегова, дабы всякая тварь могла наслаждаться бытием и защищаться от опасностей.

«И куда же мы теперь направим свои стопы? – спросил Пит сам себя. Он развернул карту и сориентировался на местности. – Я вот тут, поблизости от Супер-М… О, эту проклятую штуковину надо обойти десятой дорогой! А вдруг Тибор уже нарвался на нее?

Придется проверить – самому идти электронному черту в пасть».

– Дьявол ее забери, эту Супер-М! – воскликнул он вслух. Думая об электронном монстре, который подкарауливает прохожих с довоенных времен, Пит осерчал и помянул черта – что христианину совсем не подобает.

Все кругом ветшает, ржавеет и ломается. Почему бы и этой штуковине не скапутиться! В чем тут Божий промысел, что эта убийца Супер-М продолжает существовать – смертельная угроза для всего живого в радиусе пяти миль?

«Нет, ни за какие коврижки не пойду я мимо этой суперкровососки. Если Тибор угодил в ловушку и его разложили на атомы – будем считать, что мне не повезло. Ну а если его еще можно спасти?.. Ведь я вроде бы намеревался помогать ему, оберегать его… Или это я говорил просто так, в виде отговорки? – В голове Пита царил сущий хаос. – Ладно, когда события припрут, тогда и узнаю, зачем я шел за Тибором. Подобно экзистенциалистам, я определю свои истинные чувства задним числом – вычислю их по уже совершенному поступку. А сейчас не стану гадать и копаться в себе. Муссолини учил: мысли следуют за поступками. Впрочем, разве не то же самое говорил Гете в «Фаусте»? «In Anfang war die Tat» – «В начале было дело». Дело, а не слово, как стоит в самом начале Библии и как учил святой Иоанн. Божественный Логос и все такое. Поставление дела дологоса – не результат ли это просачивания в христианскую теологию доктрины древних греков?»

Пит Сэндз вынул из рюкзака бинокль и изучил местность до самого горизонта во всех направлениях. Мир – как перенаселенный зоопарк. Здесь кишат виды, которых нет в другом месте. А в другом месте – кишение видов, которых нет здесь. Сколько же нынче всяких жутковатых на вид существ, сколько еще не ведомы! Люди, полулюди, четвертьлюди, квазилюди, псведоквазилюди… каких только разновидностей homo не существует! Нарисуй в воображении какого хочешь урода – и обязательно встретишь его в природе.

Правее лежат владения Супер-М. Туда он ни ногой. Но каким путем идти в обход? Пит ворочал биноклем во все стороны, ребячливо наслаждаясь тем, как окуляры собирают солнечный свет. В полях работают люди и роботы – чуть ли не зубами грызут бесплодную сухую землю. Издалека даже не разберешь, где люди, где роботы… Те и другие из праха – и в прах вернутся. Dann es geht dem Menschen wie dem Tier; wie dies stirbt, so stirbt der auch. – Что будет с человеком, то будет и со зверем: яко один умрет, так и другой умрет.

«Что же это в конце концов значит – умереть? – размышлял он. – Искони все подлинно неповторимое гибнет. Природа работает с огромным запасом: производит уйму одинаковых тварей одного вида. Неповторимое – это серьезный промах, ошибка природы. Для выживания нужны сотни, тысячи, а то и миллионы одинаковых существ, которые несут одинаковые внутренние и внешние признаки: даже если из миллионов выживет одно, способное дать потомство, – природа одержит победу. Природа – расточительный полководец, который побеждает только потому, что не жалеет солдат. А я – я единственный и неповторимый и потому обречен на уничтожение. Всякий человек – единственный и неповторимый, а потому обречен исчезновению».

Грустная мысль.

Пит взглянул на свои наручные часы. Тибор в пути уже шестьдесят два часа. Какое расстояние может преодолеть коровья упряжка за шестьдесят два часа? Ого-го-го какое! Даже самым медленным размеренным шагом корова может уйти за такое время довольно далеко. Тибор теперь милях в сорока от Шарлоттсвилля.

Хотелось бы знать, догадывается ли Тибор о том, что его преследуют? А если догадывается, то как поступит? При нем есть пистолет – Или намекала на это. И Тибор использует оружие не обинуясь – когда дело идет о спасении жизни, всякий выстрелит.

В рюкзаке Пита лежал полицейский револьвер и четыре патрона к нему. «Таким калибром я разнесу его на куски, – думал Пит. – Да, если он выстрелит в меня первым, я сделаю из него решето. Мы оба будем действовать в рамках самозащиты – повинуясь инстинкту самосохранения, который в нас вложил сам Господь. Выбора у нас не будет».

Здесь, вне города, за пределами человеческого жилья, оба из них ведут отчаянный бой с Врагом рода человеческого. Единоборство не на жизнь, а на смерть. Мертвая плоть и того, и другого достанется Врагу, ибо он кормится телами живых, подгоняя их к могиле… Но придет час – и по мановению Господа все восстанут из могил. Завершится все воскресением – обретением вечного и бессмертного идеального тела, которому более не грозит разложение, которое более не изменяется к лучшему или к худшему. На кресте было распято существо, которое только воплощалось в человеческую плоть, но не было человеком. В это верят даже такие отпетые еретики, как Служители Гнева. Теперь в это верят буквально все на всей планете. Верят, не задавая вопросов… Очевидно, примерно такие же мысли посещали Тибора, когда он проезжал по этой дороге, подпрыгивая на ухабах в своей тряской тележке.

«Мы объединены, он и я, наличием единой нити в основополагающих догмах наших таких разных религий. До какой-то степени мы с ним одно: Макмастерс и я – мы единое целое. Нутром это чувствую. Но это единство непрочно, эфемерно. Как все неповторимое, оно обречено на гибель. Все хорошее обречено на гибель, – размышлял Пит. – По крайней мере в этом мире. Но в грядущем, ином мире все доброе будет пребывать вечно. Там доброе будет таким же неизменным и неистребимым, как в философских теориях Платона – вечные «идеи», образы вещей. В случае крайности тиборовская корова может нестись галопом. И Тибор может ехать так быстро, что мне за ним не поспеть. Если Тибор заметит за собой «хвост», он станет нахлестывать свою голштинку – и его уже не догнать. Но если хорошенько все взвесить… может, оно и к лучшему, если я безнадежно отстану? И он останется цел-здоров, и я невредим… Все будет по-прежнему. Впрочем, дудки. По-прежнему уже не будет. Ведь Тибор разживется фотографиями или видеопленкой с изображением Господа Гнева. И тогда – что?Вот эта-то мысль и угнетает. Как знать, какой эффект это произведет на жителей Шарлоттсвилля. Трудно предсказать. Но все предсказуемые последствия – одно другого хуже».

«Странно, – думал он. – Как мы печемся о своем городишке. И нас мало волнует то, что Служители Гнева одержали победу во всем мире. Наши мысли вертятся только на крохотном пятачке родного нам пространства. Вот она – послевоенная разобщенность мира. Наши горизонты сузились, усохли; мир стал дискретным, а мы – близорукими. Мы вроде тех старух, которые копаются в земле своими заскорузлыми пальцами, раздутыми от артрита. Они перерывают в поисках съедобных корешков один и тот же махонький участок подле своего жилья, потому что не хотят – да и не могут – уйти дальше, где нашлось бы больше пропитания… Вот сижу я тут, далеко от своего «огородика», и трясусь как осиновый лист. Стра-а-ашно, и обратно в Шарлоттсвилль хоцца. И разве Тибор не то же сейчас испытывает? Мы несчастные усталые путники, которые мечтают об одном – поскорее вернуться в родные палестины».

В сторону Пита по иссохшей почве медленно брела босоногая женщина, простирая перед собой руки, будто слепая.

Это была мобильная часть Супер-М.

Глава 12

– Вам доводилось слышать об Альберте Эйнштейне? – осведомился робот, замаскированный под женщину.

Подвижная часть гигантского компьютера подкралась к погруженному в горестные размышления Сэндзу незаметно и железной – буквально железной – хваткой вцепилась в его руку.

– Теория относительности… – начал было Пит. Но робот перебил его:

– Давайте спустимся в бункер и обсудим его теории.

– Э-э, нет! – возразил Пит и стал вырываться. Он наслышался достаточно страшных историй про этот полуразвалившийся компьютер. С самого детства он страшился встречи с кошмарной Супер-М. И вот – ужас придвинулся вплотную.

– У вас нет права принудить меня спуститься вниз! – благим матом завопил он, вспоминая о кислотной ванне, куда Супер-М опускает своих жертв. Нет, лучше любой конец, чем такой!

Пит заметался, норовя высвободиться. Но не тут-то было.

– Спроси меня о чем-нибудь! – прогундосила псевдобаба, волоча его за собой.

Сэндз волей-неволей сделал несколько шагов за ней.

– О'кей! – процедил он. – Ответь мне, проезжал ли тут калека без рук и ног на небольшой тележке?

– Это твой первый вопрос? – глухо спросил робот.

– Нет. Это мой единственный вопрос. Я в твои игры играть не желаю! Играть в твои игры – себе дороже! У тебя привычка убивать людей. Я твои повадки знаю!

Как же Тибор изловчился выкрутиться в подобной ситуации, если и он попался этой железной дуре? Или он не выкрутился? Может, его уже плюхнули в ту ванну с кислотой?

Интересно, кто наполняет чертову ванну в нашу сумеречную эпоху? Это покрыто тайной. Возможно, и сама Супер-М этого не знает. И не исключено, что тот мерзавец, который впервые наполнил ванну кислотой, сам же первым угодил в нее. Страх Пита увеличивался с каждой секундой. Мысли начали мешаться от одуряющего страха. Сколько же ужасов ухитрилась наплодить Земля за эти несколько десятилетий – это ж обалдеть можно! Кругом метастазы ужаса!

– Да, – сказала Супер-М. – Калека без конечностей тут проезжал и прострелил черепную коробку одной из моих мобильных частей. Мозг был задет, и она погибла.

– Но у тебя остались другие передвижные части, – подхватил Пит. – Вроде этой, которая держит меня. Их у тебя много – передвижных. Ничего, в один прекрасный день придет человек – или иное существо – и покончит с тобой. Жаль, не я.

– Это твой второй вопрос? – спросила железная бабища. – Ты хочешь спросить: сможет кто-либо и когда-либо уничтожить меня?

– Это не вопрос, – в сердцах возразил Пит. «Это вера, – подумал он. – Святая вера в то, что зло рано или поздно будет повержено».

– Когда-то ко мне приходил Альберт Эйнштейн – получить консультацию, – сказала Супер-М.

– Врешь ты, – отрезал Пит Сэндз. – Он умер за много лет до того, как тебя построили. У тебя мания величия. На самом деле ты наполовину сломанная и заржавевшая машина. Ты уже не в силах отличить желаемое от реального. Ты свихнулась. – Терять ему было нечего, и он отводил душу: – Ты старая карга. Ты смердящий труп. В тебе застряла искра жизни, но и та догорает. Почему ты живешь за счет уничтожения органической жизни? Ты ненавидишь ее? Твои создатели научили тебя ненависти?

– Я хочу выжить, – сказал робот, держа его мертвой хваткой с бульдожьим упрямством.

– Послушай! – воскликнул Пит. – Я могу снабдить тебя кой-какой информацией, чтобы в будущем ты лучше отвечала на вопросы. Я прочту тебе стихотворение. Не гарантирую, что помню его дословно, однако за общий смысл ручаюсь. «На днях я вечность видел…»

Он осекся. «Видел» или «зрел»? Впрочем, какая разница! Супер-М вряд ли что-нибудь смыслит в поэзии. В ней теперь столько злобы, что, если в ее памяти и хранились стихи, они затерялись за ненужностью. О какой поэзии может быть речь в густом тумане ненависти!

– «На днях я вечность зрел…» – поправился он, и снова осекся, потому что дальше не помнил – то ли от волнения, то ли просто память заколдобило.

– И это все? – спросила Супер-М.

– Конечно же, нет. Я пытаюсь вспомнить, как там дальше.

– Стихи с рифмой?

– Нет.

– Тогда это и не стихи вовсе, – объявила Супер-М и поволокла его в сторону пещеры, служившей входом в подземный бункер, где таилось основное «тело» компьютера, наполовину изъеденное ржавчиной.

– Я могу снабдить тебя цитатами из Библии! – завопил Пит. С него пот лил ручьями – до того он перепугался. Как он ни вырывался, металлическая хватка не ослабевала ни на миг.

Супер-М относилась к диалогу с Сэндзом с идиотской серьезностью – как будто все ее существование зависело от произнесенного и услышанного. Впрочем, существование Супер-М действительно зависит от исхода их словесной схватки. Не физическая энергия нужна этой машине для поддержания своей жизни, а та духовная энергия, которую она извлечет из нервной системы своей жертвы, если та зазевается, даст сломить себя и увлечь в гибельную нору.

Супер-М не трогает негритят только потому, что они еще маленькие – их жизненный опыт и душевная энергия, так сказать, ей на один зубок.

Стало быть, в малости – спасение.

– Никто из ныне живущих варваров не слышал об Альберте Эйнштейне, – сказала Супер-М. – А этот человек стяжал истинное бессмертие, ибо он является подлинным творцом современного мира, если мы начнем отсчет времени с…

– Я же сказал тебе, что знаю об Эйнштейне и его научных работах! – перебил ее Пит Сэндз. – Ты что – глуховата? – Он закричал что было мочи: – Я отлично знаю, кто такой Эйнштейн!

– Ась?

Э-э, да эта дрянь и впрямь плохо слышит. Или у нее ослабела память, и она уже успела позабыть начало их разговора. Скорее всего, последнее.

Забыла.А что, на этом можно как-то сыграть!

– Ты не ответила на мой последний, третий вопрос, – сказал он твердо, предельно напрягая голосовые связки.

– Твой третий вопрос? – растерянно переспросила Супер-М. – А в чем состоял твой вопрос?

– Ну, ты даешь. Это не по правилам, чтоб я повторял свой вопрос.

– А что я ответила? – спросила Супер-М.

– Толком ничего. Все ходила вокруг да около. Больше издавала какое-то шипение и постукивание. Как будто магнитофонную пленку перематывала.

– Пленки у меня действительно крутятся – тут внизу. Но чтобы их наверху было слышно… – забормотала Супер-М. Ее хватка немного ослабела. Очень немного. Однако Пит уже догадался, что машина впала в подобие человеческого маразма. Она не владеет ситуацией. Лишенная регулярного обслуживания программистов, она становилась с каждым годом все дебильней: монбланы информации смешались в ее исполинском электронном мозгу.

– Ты сама перезабыла все об Альберте Эйнштейне! – отважно изрек Пит. – Ну-ка, расскажи мне о нем. Я весь внимание.

– Он создал единую теорию поля…

– В чем ее сущность?

– Я…

Тут ее механическая лапа сжалась сильнее на руке Пита. Как будто машина обретала новые силы и уверенность в себе. Супер-М пыталась сориентироваться в необычной ситуации. Ее жертвы редко защищались – а тем более столь изворотливо и напористо.

«Я ее переспорю, – подумал Пит. – Не даром я в детстве учился в школе у иезуитов. На сей раз моя вера поможет мне, ибо научила меня дискутировать. Вот и говорите, что теология – это пустые словесные упражнения, которые не имеют практического приложения. Конечно, та мрачная пещера, куда меня тащит эта железная бабища, – препоганое место для диспута».

– Давайте дадим точное определение понятия «человек», – сказал Пит. – Вначале попытаемся описать его как систему биологических взаимодействий…

Робот сжал его руку еще крепче. Э-э, похоже, он допустил ошибочный ход – в этой теме машина чувствует себя как рыба в воде.

– Дай мне уйти, – сказал Пит.

– Совсем как в песне Боба Дилана, – сказала Супер-М. – «Дай мне уйти! Я дарил тебе свои мысли, а ты захотела всю мою душу». Я хочу всю твою жизненную силу, прохожий. Ты путешествуешь по лику Земли, тогда как я остаюсь на одном месте – одинокая и алчущая от голода. Я не получала пищи на протяжении многих месяцев! Поэтому ты мне крайне необходим.

Робот протащил его еще несколько шагов. Теперь темная дыра входа в пещеру зияла совсем рядом.

– Я люблю тебя, – с чувством произнесла Супер-М.

– Вы именуете то, что вы творите, любовью?!

– А разве Оскар Уайльд не говорил, что каждый человек убивает того, кого он любит? Я люблю в точном соответствии с этим высказыванием.

Тут робота странным образом тряхнуло, словно там, в бункере, в хитроумных цепях что-то стряслось.

– Ага, – произнесла Супер-М ровным машинным голосом, – доступ к информационному банку только что восстановился… Я знаю стихотворение, которое ты начал цитировать. «На днях я вечность зрел…» Это Генри Воган. Стихотворение называется «Вселенная». Семнадцатый век, Англия. По сути дела, ты меня ничему научить не можешь и к моим знаниям тебе добавить нечего. Мне достаточно восстановить правильное функционирование памяти. К сожалению, некоторые части моей памяти остаются инертными, за что приношу свои извинения.

И машина с новой силой потащила его к роковой дыре.

– Я могу починить твою память, – в отчаянии выкрикнул Пит.

Он не рассчитывал на такое чудо, но робот остановился. Пит ощутил себя рыбой, которую тащили на крючке из воды. И вот леска вдруг на мгновение ослабела.

Компьютер, очевидно, размышлял.

– Нет, – наконец решила Супер-М. – Если ты окажешься внутри, ты можешь повредить меня.

– Разве я не человек? – сердито вскинулся Пит Сэндз.

– Человек.

– А разве у человека нет чувства чести? В целой Вселенной кроме человека нет другого существа, которое обладало бы чувством чести. – «Так-так, моя казуистика срабатывает, – удовлетворенно подумал он. – И какое счастье, что я ввернул иезуитскую мысль точно вовремя!» Теперь надо дожать, и он выпалил скороговоркой: – Где, в какой части Вселенной существует честь? Обрати свой взор вверх, к небу – разве птицы обладают честью? Взгляни вниз – разве растения или твари морские обладают пониманием того, что такое честь? Обойди всю Землю – и ты вернешься ко мне, потому что нигде более не найдешь честного существа.

Он замолк. Сработает или нет? Теперь все поставлено на одну карту – на эту вспышку красноречия.

– Я признаю, что я не на шутку встревожена, – сказала Супер-М. – На меня произвело гнетущее впечатление то, что даже безногий калека ухитрился удрать от меня. И при этом он уничтожил одну из моих передвижных частей. Он насмеялся надо мной и пошел дальше – целый и невредимый.

– Да, в прежние времена такого конфуза не могло случиться, – признал Пит Сэндз. – Прежде ты была могучей и неотвратимой.

– Мне больно даже вспоминать прежние славные времена!

– Вполне вероятно, что ты помнишь их не в полной мере. А вот я, я их помню очень хорошо.

Супер-М держала его за обе руки, но тут на нее словно столбняк нашел, и Пит сумел высвободить одну руку.

– Да отпусти ты меня, черт побери! – воскликнул он.

– Дайте-ка мне попробовать, – вдруг прозвучал рядом с ним негромкий мужской голос.

Пит резко обернулся. В нескольких шагах от него стоял совершенно нормальный человек – в пятнистых хаки и в металлической каске французского образца времен первой мировой войны. Весьма изумленный, Пит молча наблюдал, как незнакомец вынул из кармана небольшой разводной ключ и стал бесцеремонно крутить гайки на металлическом черепе страшной бабищи.

– Она вся заржавела, – сказал мужчина, не отрываясь от работы. – Она предпочтет отпустить вас, чем быть разобранной на куски. Ну как, Супер-М, договоримся – или разобрать тебя ко всем чертям?

Незнакомец рассмеялся здоровым смехом. В нем чувствовалась уверенная сила мужчины в расцвете лет.

– Убей ее! – сказал Пит.

– Нет. Она ведь живая и хочет жить. Нет никакой нужды убивать ее для того, чтобы освободить тебя.

Говоря это, мужчина проворно работал разводным ключом. Он уже снял крышку с металлического черепа.

– Еще один поворот моего ключа, – сказал он Супер-М, – и эти соленоидные переключатели закоротит. Ты сегодня уже потеряла одного своего мобиляка. Хочешь потерять второго? Разве у тебя их осталось так много, что ты можешь жертвовать ими направо и налево?

– Позвольте мне подумать некоторое время, – взмолилась Супер-М.

Мужчина в хаки закатал рукав и взглянул на свои часы.

– Даю тебе шестьдесят секунд. А потом продолжу разборку.

– Охотник! – взмолилась Супер-М. – Не уничтожай меня!

– Тогда отпусти парня, – сказал мужчина в хаки.

– Но…

– Никаких «но»!

– Надо мной будет смеяться весь цивилизованный мир!

– Не существует больше никакого цивилизованного мира. Есть только мы. И в руках у меня разводной ключ. Я нашел его в подземном бункере неделю назад и с тех пор…

Мужчина в хаки снова недвусмысленно потянулся к последнему болту.

В это мгновение «мобиляк» отпустил руку Пита, проворно сложил манипуляторы и что было силы ударил ими мужчину в хаки. Удар отшвырнул мужчину как щепку. Он неуклюже приземлился на колени – из его рта текла кровь. Казалось, он молится на коленях, но в следующую секунду он рухнул лицом в траву. Разводной ключ вылетел из его руки и валялся поблизости.