Текст книги "Красная лента"

Автор книги: Роджер Джон Эллори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Рос встал со стула.

– А первые три? Что с ними?

– С Шеридан нужно разобраться в первую очередь. Мы начнем работать с другими тремя, когда получим какую-нибудь информацию от Метца и Оливера, – ответил Миллер и потянулся за пиджаком. – Парень звонил, чтобы заказать пиццу. По всей видимости, он использовал номер дела Дэррила Кинга. Мы знаем наверняка, что у Маккалоу точно был бы этот номер. Возможно, мы ищем полицейского. В отставке, но все равно полицейского. И потом, есть еще эта газетная вырезка, фотографии под матрасом. Может, это что-то, а может, и ничего. В любом случае по Шеридан у нас больше материала, чем по тем трем. Мне кажется, он говорит нам, чтобы мы нашли его, Эл. Я думаю, он хочет, чтобы мы его нашли.

Спустившись на первый этаж, Рос оставил у администратора распоряжение найти Майкла Маккалоу.

– Куда вы направляетесь? – спросил сержант. – На случай, если Ласситер спросит.

– К судмедэкспертам, – ответил Рос. – Надо забрать фотографии.

* * *

Я родился в июле 1959 года в городке Салем-Хилл, штат Виргиния, в тот день, когда Кастро объявил себя президентом Кубы. Салем-Хилл находится на развилке между трассами 301 и 360 возле Эшленда. Наш городок был не чем иным, как расширением трассы. Моя мать умерла, когда мне было двадцать лет, в четверг, 13 сентября 1979 года. Мой отец умер на следующий день. Когда мне шел двадцать первый год, я познакомился с Кэтрин Шеридан, и теперь она тоже мертва. Похоже, я знаком с большим количеством мертвецов. Их больше, чем моих живых знакомых.

Во вторник утром я решил позвонить на работу и сказать, что не приду, потому что мне нездоровится.

Мысль об этом заставляет меня улыбаться. Если бы я знал, какой будет моя жизнь, я бы сказался больным еще до ее начала.

В последние дни я все чаще думаю об отце. О том, каким он был человеком, чтобы делать то, что он делал. Как это повлияло на меня. Несмотря на то что я уже думал об этом, только сейчас я начинаю понимать важность и смысл того, что произошло.

Что за человек был способен на такое? Человек, исполненный жестокости или сострадания? Эгоистичный человек или человек такой широты души, которую я никогда не буду способен постичь? Мне сорок семь лет, и я до сих пор не до конца его понимаю.

Моя жизнь разделена на две части. На до и после.

До:

– Стой здесь, – сказал отец и дал мне кусок дерева, тонкий, словно лезвие ножа. – Это красное дерево, – сообщил он. – Поднеси его к лампе. Посмотри на текстуру.

Я поднес его к лампе и увидел текстуру.

– Текстура в дереве – это как отпечаток времени. Текстура в поперечном разрезе рассказывает нам о погоде, о болезни, о циклах роста, о засушливых и влажных годах, обо всем. Текстура показывает нам жизнь, которая существовала вокруг дерева, понимаешь?

Я кивнул и улыбнулся. Я понял.

Он дал мне обрывок ветоши и банку с воском. Ветошь была мягкая, как пух, желтая и приятная на ощупь.

– Намазывай воск круговыми движениями, – сказал он. – Понемногу. Слой за слоем. Понадобится пять-шесть слоев, может, больше.

Он показал, как надо сложить ветошь, и обернул ею мой указательный палец.

– Проведи пальцем по поверхности воска. Гладь его, не отковыривай. Будешь ковырять – возьмешь больше, чем надо. Тебе нужен ровный слой на ветоши. Ты будешь втирать его в дерево круговыми движениями, снова и снова, как я говорил. Когда воск впитается в дерево, оставишь его на ночь. И повторишь все сначала: слой воска, втирание круговыми движениями…

Он заставил меня показать, как я это делаю.

– Медленнее, – сказал он. – Еще медленнее.

Я водил ветошью и наблюдал, как дерево впитывает воск.

– Хорошо, – сказал отец. Он дал мне еще один кусок дерева, пятнадцать сантиметров в длину и четыре в ширину. – Теперь этот, – сказал он. – Когда закончишь, там есть еще.

– Для чего они? – спросил я.

Отец стоял передо мной. От него пахло деревом, воском и табаком. Он улыбнулся.

– Подожди и увидишь, – ответил он. – Ты должен подождать.

Я сделал так, как он сказал. Я ждал. Я увидел. Если бы я знал, я бы ни за что ему не поверил.

И после:

Я вижу, что стою в поле, и внезапно понимаю, что все, что они мне рассказывали, оказалось ложью, и эта ложь простирается так далеко, на столько лет, что даже лжецы начали верить в ее глубокую и несомненную истинность.

Значит, я стою в поле. Мне недавно минуло двадцать лет, и я понимаю, что являюсь самым важным человеком в мире. Я пробыл здесь всего несколько недель. Внезапно я понимаю, что мне придется очень много врать себе, чтобы продолжать верить в это.

ГЛАВА 12

В одиннадцать часов Наташа Джойс выходит из квартиры и пешком покидает свой район. Она тормозит автобус, который отвезет ее по Мартин Лютер Кинг-авеню в Фэрмонт Хайтс. Полдесятка станций метро, начиная с Ист-Капитол-стрит, и она идет к углу Эй-стрит, Норт-ист и Шестой. Там стоит внушительное здание из мрамора и гранита. На Наташе пальто, но день холодный, пронзительный ветер заставляет ее глаза слезиться. Она поднимается по ступенькам и заходит в вестибюль, где находится стойка администратора этого всемогущего административного отдела полицейского управления, наполненного людьми, которые не перезванивают вам. Проявление уважения к белым людям? Просто чушь и бравада.

За стойкой мужчина с перекошенным лицом, словно кто-то врезал ему минут за пять до прихода Наташи. Надменный тон.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, мисс?

– Я ищу кое-кого… Я звонила раньше, и мне сказали, что перезвонят. Никто не позвонил.

– А с кем вы говорили, мисс…

– Джойс. Меня зовут Наташа Джойс. Я не спросила имени женщины, с которой разговаривала, но она работает в архиве.

Мужчина понимающе улыбнулся.

– На данный момент у нас в архивном отделе работает примерно двести сорок человек, мисс Джойс. Если вы расскажете мне о своем запросе, я смогу сейчас же проверить у нас в системе.

– Я искала Дэррила Кинга. Умер в октябре две тысячи первого года. Я навожу справки, потому что его обнаружила полиция. Ко мне пришли полицейские и сообщили, что он умер. Я хотела узнать, кто его нашел, понимаете? Хотела узнать, что случилось.

Мужчина выглядел озадаченным. Он приоткрыл рот, словно собираясь задать вопрос, но передумал. Он постучал по клавишам, подождал, покачал головой, снова что-то набрал.

И улыбнулся, довольный собой.

– Вы звонили в восемь сорок восемь сегодня утром. Звонок принял оператор номер пять, вот он. Дэррил Эрик Кинг. Пометка в системе говорит, что в базе нет данных, и, видимо, оператор номер пять передал запрос в наш информационный отдел…

– Я все это знаю, – прервала его Наташа. – Прошло уже больше двух часов. Она сказала, что перезвонит мне. И не перезвонила. Поэтому я здесь.

Мужчина сочувственно улыбнулся. На его лице было такое выражение, словно перед ним ребенок, маленький ребенок с заторможенным для своего возраста развитием. Поэтому ему нужно говорить все медленно и по два раза.

– Мисс Джойс, – начал он. Он убрал руки с клавиатуры и сложил их, словно для молитвы. – Требуется время, чтобы разобраться в подобных делах. Эти записи очень старые…

– Женщина, с которой я разговаривала, сказала, что они пересылаются сюда мгновенно, в течение секунды-двух. Так она сказала. Она ничего не сказала о том, что эти записи старые. И потом, даже если они старые, им что, приходится ногами в архив добираться? Вы это имеете в виду? – У нее был раздраженный, злой голос, и белый мужчина с перекошенным лицом, похоже, решил, что до конца дня ему еще раз врежут по зубам. – Я ведь не прошу ничего особенного, правда?

Наташа покачала головой. Она уже готова была начать грозить маленькому белому человеку пальцем: «Ты скажешь то, что мне надо, белый, или для тебя настанут плохие времена». Возможно, ей придется поскандалить. Довольно уже. И так четыреста лет эксплуатировали, черт побери!

– Мисс Джойс, я прекрасно понимаю ваше положение…

Но Наташа уже завелась.

– Понимаете? Понимаете что? Черт! То, что понимаете вы, и то, что понимаю я, находится вообще на разных планетах, мистер…

– Мисс Джойс! – прервал он ее строгим голосом и начал подниматься со стула. – В подобных словах нет нужды. Если вы не будете держать себя в рамках приличия, мне придется вызвать охрану, которая выпроводит вас из этого здания. И поверьте, мисс Джойс, вы не сможете меня запугать никоим образом. Я стараюсь помочь вам. Я говорил с вами уважительно…

Наташа отступила назад и опустила голову.

– Я прошу прощения, – извинилась она. Она понимала, что ничего не добьется, если будет напрягать этого белого ублюдка. – Я немного расстроена, сэр, – сказала она. – Я немного расстроена, и недавно произошли определенные события, которые напомнили о вещах, которые, как я считала, я могу забыть. Я просто пытаюсь получить помощь.

Наташа достала из кармана салфетки. Она решила играть роль маленькой потерявшейся девочки: смущенная улыбка, огорченное выражение лица. Что угодно, чтобы добиться своего, верно?

Белый засранец с перекошенным лицом улыбнулся и примирительно поднял руки.

«Начинаем все сначала, – подумал он. – Отматываем немного назад и начинаем сначала, верно?»

– Хорошо, – сказал он, – извинения приняты. Мы сделаем все, чтобы помочь вам, мисс Джойс, но вы должны понять, что иногда подобные вопросы требуют больше времени, чем хочется. Вы должны войти в наше положение. Мы занимаемся данными, полученными из бесчисленных полицейских участков по многим тысячам офицеров полиции – работающих, в отставке, даже умерших. – Он снова начал что-то набирать на клавиатуре, всматриваться в экран, кивать. – Подождите здесь, – попросил он, улыбнулся и встал со стула.

Его не было несколько минут. Наташа терпеливо ждала. Когда мужчина вернулся, он был не один.

Аманда позвонила, когда они ехали к судмедэкспертам.

– Да, конечно, я это сделал, – сказал Эл Рос. – Поговорим, когда я вернусь. Да, дорогая, конечно. Я тоже тебя люблю.

– Проблемы? – поинтересовался Миллер.

Рос покачал головой и убрал сотовый.

– Здесь налево, – сказал он. – Первый поворот направо в конце.

Миллер следовал указаниям Роса и остановил машину примерно в пятидесяти метрах от здания судебной медицины.

Войдя в здание, они показали свои жетоны. Администратор, похоже, ждал их.

– От Грега Рейда, – сказал он и пододвинул в их сторону белый конверт. – Его здесь нет. Поехал на вызов. Он говорил, что у вас должно быть что-то для него.

Миллер кивнул и передал ему пластиковый пакетик с газетной вырезкой.

– Когда увидите его, передайте спасибо, – попросил Миллер.

Они с Росом вышли из здания и пошли к машине.

Рейд скопировал все три фотографии и сделал цифровую обработку, что добавило изображению четкости.

– Похож на серийного убийцу? – спросил Рос, глядя на мужчину на фотографии.

Миллер улыбнулся.

– А как должен выглядеть серийный убийца, черт побери?

Рос отдал фотографию Миллеру и завел двигатель.

– Одному Богу известно, – ответил он. – Во всяком случае, сейчас мы едем на Коламбия-стрит.

Когда они приехали к дому Кэтрин Шеридан, было почти десять часов. Рос припарковался, и они немного посидели молча. Двигатель щелкнул, остывая.

– Чего мы ждем? – спросил Рос.

– Она шла домой этой дорогой, – сказал Миллер. – Три дня назад. – Он закрыл глаза и нахмурился. Глубокие морщины пролегли у него над переносицей. – Я хочу знать, черт побери, где ее носило после посещения магазина!

– Мы можем поработать репортерами, – предложил Рос. – Походить и поспрашивать горожан. Может, кто-нибудь ее видел.

– Нет, не думаю. У Ласситера есть еще пара дней, может быть, время до конца недели. Потом шеф полиции создаст специальную комиссию для решения этого вопроса. Они не хотят, чтобы эту историю муссировали по ящику, поверь мне. Черт, да ты и сам это знаешь.

Рос ничего не сказал. Он знал, когда нужно промолчать.

– Что она делала в промежуток времени между посещением магазина и возвращением домой? Был ли он уже в доме, когда она вернулась? Она поставила диск, а потом он подошел к ней сзади? – Миллер повернулся к Росу. – Я думал об этом. О том, что я делаю, когда кто-то приходит ко мне в гости. Или когда я смотрю фильм, а в этот момент звонит телефон.

– Ты ставишь фильм на паузу, верно?

Миллер кивнул.

– Правильно. А она на паузу не ставила. И это говорит о том, что она смотрела фильм, а парень уже был в доме. Или…

– Он убил ее, а потом включил фильм.

– Именно.

– Это было бы довольно странно.

– Согласен, – сказал Миллер. – Это было бы чертовски странно.

– Так что, мы идем в дом? – спросил Рос.

– Ага. – Миллер потянулся к дверце. – И мы не выйдем оттуда, пока не узнаем, кем, черт побери, была Кэтрин Шеридан!

* * *

Интересно, что сказал бы отец, если бы узнал, кем я стал?

Миннесота получает конгрессмена-мусульманина, связанного с Луи Фарраханом, лидером «Нации ислама».

Официальные представители в Виргинии заявили журналистам из ABC, что ФБР расследует заявления о запугивании избирателей.

И только на прошлой неделе, седьмого ноября, мы стали свидетелями весьма интересных событий. Бывший марксистский революционер, человек, которого я так хорошо знал много лет, становится президентом. Нынешняя администрация США завуалированно пригрозила, что применит санкции.

Ноябрь 1980 года. Рейган и Буш выигрывают выборы. Война продолжалась еще четыре года. Американцы охотно продавали оружие иранцам и использовали эти деньги на поддержание войны. Вторая беднейшая страна Западного полушария после Гаити. Рейган очень хотел избежать захвата власти в этой стране коммунистами, опасаясь, что красная зараза через Гондурас и Гватемалу распространится в Мексику. Гватемала… Черт, там мы тоже были! Мы все еще там. Вмешиваемся во внутренние дела и всем подряд вешаем лапшу на уши. Пять тысяч убийств в год.

Все дело в этой тонкой ниточке. Тонкой ниточке, которая тянется из Мексики в Колумбию через Панамский канал. Кокс. Героин. Оружие. Деньги. Иисусе, о чем мы только думали? Коммунистическое влияние через южноамериканские трубопроводы… Сколько лет я там провел? Сколько настоящих коммунистов там встретил?

Такая вот кисло-сладкая ирония. Это было бы забавно, если бы не все те люди, которые погибли там.

А теперь Буш-младший наблюдает за тем, как разваливается империя.

В июне 1986 года США признали виновными в нарушении международного права. Они поддерживали повстанцев. Международный суд постановил, что США должны были выплатить компенсацию, но Рейган проигнорировал эту историю и не обратил внимания на вердикт.

– Вы нарушили обязательства согласно международному закону, предписывающему воздержание от использования силы против другого государства, вмешательства в его внутренние дела и препятствования мирной морской торговле.

Так постановил Международный суд.

– Вы признаны виновными в проведении тренировок, снабжении оружием и спонсировании вооруженных формирований, включая размещение мин в водах другого государства.

– Да пошли вы, ваш папочка, ваша мамочка и лошадка, на которой вы катались, – сказал Рейган.

Весь 1987 и 1988 годы мы сидели сложа руки, пока они вели переговоры. Наконец было подписано мирное соглашение.

Шесть лет спустя мы сделали еще один финт ушами. Восстание, поддержанное США, во главе которого стоял Национальный оппозиционный союз, снова разогнало правительство. Мы настаивали на том, что не будем платить компенсацию за причиненный ущерб. И в 1991 году Национальный оппозиционный союз заявил, что никакой компенсации с США требовать больше не будут.

И теперь блудный сын вернулся. Крепкий ублюдок, это точно. Используя неприкосновенность конгрессмена, чтобы избежать обвинения в изнасиловании падчерицы, он снова занимает пост президента.

Венесуэла хватается за бока от смеха. Что сказал Чавес?

– Мы объединимся, как никогда прежде, чтобы создать социалистическое будущее. Латинская Америка раз и навсегда перестанет быть задним двориком США. Янки, валите домой!

Администрация Буша назвала выборы прозрачными.

Я говорю:

– Эй, Джорджи, помнишь Флориду?

И вот мы снова в Вашингтоне. Демократы впервые с 1994 года получили контроль над Палатой представителей.

Четыре дня назад администрация США признала поражение в промежуточных выборах. Они потеряли даже Виргинию, извечный оплот республиканцев. Дальше наружу полезли отказы без отказов, неподтвержденные подтверждения, но, с какой стороны ни посмотри, похоже, что они теперь наступили на собственные грабли.

Уотергейт. Черт, все ничто по сравнению с этим!

Отголоски этих событий мы почувствуем в самых неожиданных местах.

Рамсфелд уходит в отставку. Боже, этому парню уже семьдесят четыре года. Буш говорит, что нам нужна свежая перспектива в Ираке. Так кого же они впрягут? Роберта Гейтса, который был директором ЦРУ при Буше-старшем. Ради всего святого, Гейтс был директором ЦРУ с 1991 по 1993 год. Он был заместителем директора ЦРУ Уильяма Кейси. До этого он был директором ЦРУ с 1986 по 1989 год. Как аукнется, так и откликнется. Кажется, так говорят.

Я слышу, как кто-то чертыхается. Ведь кто-то будет пинать нас в ближайшие пару лет.

Но я так не думаю. По тому, как работают эти люди, понятно, что они придумают что-нибудь к концу следующей недели. Просто подождите и увидите, друзья мои.

Я слежу за тем, как разворачиваются события, и меня поражает то, что мы делаем с нашей страной, с нашими жизнями. Я думаю о странах, которые мы бомбили после окончания Второй мировой войны. Я могу их все перечислить. Китай, Корея, Гватемала, Индонезия, Куба, Конго, Перу, Лаос, Вьетнам, Камбоджа, Гренада, Ливия, Сальвадор, Панама, Ирак, Судан, Афганистан и Югославия. И это только те, о которых мы вам рассказали.

И мы везде там присутствовали – под землей, в предварительных экспедициях, изучали последствия. Лично я бывал в паре этих мест. И мне этого вполне хватило. Кэтрин тоже. Мы были там – играя роль, выполняя долг; представляли главного исполнительного директора федерального правительства, административного председателя исполнительного ведомства, главнокомандующего вооруженными силами. Как говорится, если ты знаешь, чем занимается ЦРУ, значит, ты знаешь, что нужно президенту.

Мы вершили суд слишком долго. Я знаю, что там произошло. Я также знаю, что случилось в Афганистане, в Колумбии, в слишком большом количестве мест, чтобы перечислять их здесь.

А то дерьмо, что я видел? Те вещи, которые я знаю?

Мы должны заплатить за то, что сделали.

По, поверьте мне, на этот раз другие люди тоже заплатят.

Иногда мне больно лишь от одной этой мысли.

Мне интересно, что бы подумал отец, если бы был до сих пор жив.

Но он мертв. И, возможно, частичка меня умерла вместе с ним.

ГЛАВА 13

Лишь потом, возможно спустя час или два, Наташа Джойс почувствовала беспокойство и тревогу. Легкое, практически неосязаемое ощущение. И дело было не в том, что она сказала или что у нее спросили. Дело было в том, как ее об этом спросили.

Администратор вернулся с хорошо одетой белой женщиной с приятными манерами. На вид ей было лет под пятьдесят. Она пригласила Наташу в кабинет, и девушка последовала за ней без вопросов. Они посидели там несколько минут молча. Наташа чувствовала, что ее изучают. Потом женщина положила на стол конверт, несколько листов разлинованной бумаги и авторучку.

– Меня зовут Франсес Грей, – представилась она. – Я работаю в отделе контактов. Наша работа заключается в том, чтобы создавать мост между общественностью и людьми, которые занимаются полицейскими делами. – Грей улыбнулась. – У вас есть вопросы, прежде чем мы начнем?

– Начнем что? – спросила Наташа.

– Беседу.

– Беседу?

– По поводу вашего утреннего запроса.

– Теперь вы этим занимаетесь?

Франсес Грей кивнула.

– Да.

Наташа, сложив руки на груди, откинулась на спинку стула.

– Ну, тогда у меня есть вопрос, мисс Грей.

– Зовите меня Франсес. Это не официальная беседа.

– Франсес? Хорошо, если вам угодно. Значит, мой вопрос состоит в следующем: как получилось, что я сделала всего лишь один телефонный звонок, а моим вопросом уже занимается отдельный человек в офисе?

– Стандартная процедура в подобном случае, мисс Джойс.

– То есть вы хотите сказать, что это стандартная процедура для любого человека, который наводит справки об умерших?

– Нет. Конечно, нет. Не для любого человека, который интересуется умершим при обычных обстоятельствах. – Франсес Грей осеклась и хохотнула. – Звучит довольно жестоко, – сказала она. – Я не хочу показаться черствой, но смерть вашего жениха…

– Я не говорила, что он мой жених, – оборвала ее Наташа.

– Не говорили. Но вы упомянули об этом, когда вчера разговаривали с нашим сотрудником.

– Правда? – спросила Наташа.

Франсес улыбнулась.

– Да, вы звонили вчера, и, по всей видимости, вам сказали, что все записи идут в архив после пяти лет и что вам, возможно, стоит позвонить нам.

– У вас записан этот разговор?

– Да, записан. Когда дело доходит до важных запросов, мы стараемся ничего не упустить из виду.

Наташа покачала головой.

– Это лишено смысла, Франсес. Это бессмысленно, как по мне.

Франсес нахмурилась.

– Бессмысленно? Что бессмысленно, Наташа?

– Что ваши люди суетятся из-за такого человека, как Дэррил. Я имею в виду, что он, хоть и был отцом моего ребенка, не был большой шишкой. Он был всего лишь дрянным вором и героиновым наркоманом.

Франсес долго молчала. Потом медленно покачала головой.

– Вам ничего не сказали, не так ли? – тихо спросила она.

– Не сказали что? – спросила Наташа. – О чем?

– О Дэрриле Кинге. О том, что произошло, когда он умер.

– Боже, я не думаю, что там было что-то важное. Его застрелили. Его обнаружил какой-то легавый. Так мне говорили. Я хотела узнать, можно ли отыскать того легавого, чтобы расспросить, что случилось.

Франсес медленно кивала.

– Хорошо, хорошо, Наташа. Я хочу спросить вас. Почему после стольких лет вы решили узнать, что произошло?

– Из-за дочери, – ответила Наташа. – У меня девятилетняя дочь. Зовут Хлои. Я подумала, что надо бы знать, что там случилось. Я хотела узнать, было ли там что-нибудь еще кроме того, что я слышала. Хлои взрослеет, начнет задавать вопросы. Однажды она спросит, кем он был и что с ним произошло. По правде говоря… – Наташа сделала паузу и улыбнулась. – По правде говоря, Франсес, у меня плохо получается врать детям.

Выражение на лице Франсес сказало все, что должно было сказать: она, похоже, поняла все, что говорила Наташа.

– Расскажите мне, что вы знаете, – попросила она. – Вы расскажете, что знаете о том, что произошло, а я расскажу вам остальное, идет?

Наташа глубоко вздохнула, снова откинулась на спинку стула и на мгновение закрыла глаза. Франсес терпеливо ждала, пока она расскажет все, что знает.

Миллер стоял, глядя на гостиную в доме Шеридан.

При дневном свете было заметно, что дом не обжит. Не было цветов на подоконниках, росписей на дверях, фотографий на стенах.

Они с Росом осмотрели кухню и нашли только самые необходимые вещи: ножи, сковородки, несколько кастрюль. Там были обычные чистящие средства и салфетки, ящичек с черной и коричневой ваксой, губка, но не было ни палочек для еды, ни ножей для пиццы, ни комнатных растений, ни набора приправ. Они проверили все ящики и тумбочки. Там было все, что нужно для крайне неприхотливого человека, но чего они не нашли, так это никаких личных вещей. Так, по крайней мере, показалось Миллеру.

Он долго разглядывал вещи и посуду, разложенные на кухонном столе.

– Это неправильно, – сказал он Росу. – Это какое-то неправильное место.

– Как долго она здесь жила? – спросил Рос.

– Если верить файлу, три или три с половиной года. Около того.

Рос задумчиво смотрел в окно.

– Знаешь, что мне это напоминает? – наконец спросил он. – Один фильм. Там в Центральном парке нашли мертвого парня. Он был полностью одет. Костюм, галстук, рубашка. Словом, полный фарш. На нем даже плащ был. Но при нем не было никаких документов. То есть ничего, что указывало бы, откуда этот парень пришел, где жил. Убрали все. Ни бумажника, ни записной книжки, ни ключей, ни водительского удостоверения. Даже фирменные этикетки с внутренней части пиджака содрали.

– Как если бы кто-то зачистил это место… – сказал Миллер. – Как если бы кто-то прошелся по дому и забрал все, что могло бы подсказать нам, кем она была.

– Ты выезжал на другие убийства? – спросил Рос.

Миллер покачал головой.

– А ты?

– Я видел только Райнер. Это было в июле. Просто кошмар! Я один раз туда съездил. И особо ничего там не увидел. Я мог бы поехать еще на следующий день, но не поехал. Несколько наших парней побывали там с судмедэкспертами, и все.

– Эта история до настоящего момента не была чем-то таким, верно?

– Чем-то таким? – переспросил Рос. – Что ты имеешь в виду?

– Сначала была Маргарет Мозли. Это было просто убийство. Говоря «просто убийство», я имею в виду изолированный случай. Похоже на попытку изнасилования. Всякое бывает, верно? Второе, которое видел ты, выглядело уже совпадением, верно? Как в поговорке: «Первый раз – случайность, второй – совпадение, третий – закономерность». И вот третий случай – Барбара Ли. У нас уже имеется череда случаев. Получаем четвертое убийство и серийного убийцу в придачу. Вот как представляют ситуацию боссы в мэрии. Теперь уже есть повод для беспокойства. Если сейчас поднимется шумиха, люди забудут о выборах. Они будут помнить, что есть что-то плохое, что не дает им заснуть по ночам. Начнутся письма в «Пост», и газетчики насядут на нас с вопросами, что мы предпринимаем, чтобы остановить эпидемию убийств.

– Это убийство особенное, так ведь? – спросил Рос. Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Оно отличается, – ответил Миллер. Он подошел к столу и сел лицом к напарнику. – То, что я чувствую… Боже, я даже не знаю, что я чувствую… Я чувствую, что оно из другой оперы. Что-то в нем указывает на то, что это была имитация предыдущих, но этого не может быть, если только это не кто-то из управления. В любом случае, кто бы это ни совершил, четвертое убийство отличается. Я имею в виду не только разносчика пиццы, не то, что наш парень убил ее, а потом позвал кого-то, чтобы ее обнаружили. Кроме того, у меня появилось определенное ощущение по поводу этого случая, которое говорит… – Миллер покачал головой. – Черт, Эл, я даже не знаю… И пицца, и эта Джойс, и номер дела Дэррила Кинга, который он оставил вместо номера телефона. Вырезка из газеты под матрасом. Возможно, это имеет смысл. А может, и не имеет.

– У меня была одна мысль, – отозвался Рос. – Это может быть имитация не потому, что у парня есть доступ к нашим записям или к чему-нибудь еще, а потому что он знает убийцу предыдущих трех женщин.

– Что? Как если бы их было двое?

– Это просто еще одно объяснение схожести.

– Черт, это еще страшнее, чем если бы он был полицейским!

– Хорошо, тогда нам нужно что-то, что рассказало бы, кем она была. Сейчас она никто. Сейчас ее номер социального страхования принадлежит какой-то женщине по имени Исабелла Кордильера, а насколько мы знаем, ныне живущего человека с этим именем нет.

– Кто она по национальности? – спросил Миллер.

Рос пожал плечами.

– Испанка, а может, она из Португалии.

– Надо проверить. Может, в этом что-то есть.

– Так что дальше? Ты готов проверить это место со мной?

Миллер встал со стула и снял пиджак.

– Второй этаж, – сказал он. – Мы начнем сверху и будем двигаться вниз.

Рос последовал за ним. Они начали с лестницы.

– Кто-о? – спросила Наташа.

– Информатор, – сказала Франсес Грей. – Дэррил перед смертью работал на полицию. Он передал им значительное количество ценной информации относительно поставок наркотиков в этой части города. В результате расследования…

– Он умер, – перебила ее Наташа.

Франсес Грей кивнула.

– Да, Дэррил Кинг действительно умер, но он помог посадить за решетку немало ключевых поставщиков.

Наташа почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Она не знала, что сказать. Она была удивлена, очень удивлена, но в некотором смысле ей стало легче. Легче, потому что Дэррил пытался сделать что-то, чтобы исправить все, что он натворил.

– Подождите, – сказала она, – он был на крючке?

Франсес Грей нахмурилась и ничего не ответила.

– Он стучал на этих парней, потому что у полиции было на него что-то, и он договорился с легавыми, чтобы избежать суда?

– Нет, согласно нашему файлу, это не так. Если верить документам, он пришел к нам по собственной воле.

– И как он умер?

– Вы же знаете, что его застрелили.

– Конечно, я знаю, что его застрелили. Но кто?

Франсес Грей покачала головой.

– Этого мы не знаем. Ничего определенного. Мы знаем, что кто-то из тех парней, которые были на складе во время облавы…

– Он участвовал в облаве? Да вы шутите! Зачем полиции брать на облаву какого-то торчка?

Франсес Грей пожала плечами.

– Я не знаю подробностей, – ответила она. – Все, что я знаю, так это то, что контакт Дэррила, один из офицеров, тоже был ранен. Он ушел в отставку, но я думаю, что Дэррил работал с ним какое-то время перед облавой. Я не знаю наверняка, что там произошло. У меня очень мало фактов по этому делу, понимаете? Я хотела бы ответить на все ваши вопросы, Наташа, но не могу. И не потому, что не хочу или что у нас возникли бы проблемы из-за этого. Дело в том, что этих записей больше не существует…

– Что?

– Предыдущее помещение архива залило. Это случилось два или три года назад, и большое количество файлов было повреждено настолько сильно, что их невозможно было восстановить. Бумажных документов больше не существует, Наташа. Я могу вам рассказать лишь то, что мы знаем из кратких заметок офицера, которые он составил после выписки из больницы.

– И кто это был? Этот офицер, кто это был?

– Его имя? – спросила Франсес Грей.

– Да, имя. Как его звали?

– Извините, я не могу вам сказать. Я не могу назвать вам имя офицера…

– Вы только что сказали, что он ушел в отставку, верно? Если он ушел в отставку, он больше не полицейский.

Франсес Грей снисходительно улыбнулась.

– Мне очень жаль, но подобные вещи все еще проходят под грифом конфиденциальности. Люди, которых арестовали и посадили, все еще в тюрьме…

– Боже, мы снова начинаем все сначала! Никто, черт его дери, не хочет ответить прямо ни на один мой вопрос. Как вы считаете, что я собираюсь делать? Я сказала вам, почему хотела узнать, что случилось. Моей дочери было четыре года, когда убили ее отца. Все, что нам сказали, – это то, что его застрелили. Меня даже не пригласили на опознание тела. Вместо меня поехала его мать. И увидела сына, лежащего на земле с дырой от пули в груди. Единственного сына. Она потеряла мужа много лет назад. А потом увидела, что ее сына застрелили, как наркомана. Знаете, что с ней стало? Я расскажу вам. Она умерла от горя, вот так. Она просто не хотела больше жить. Умерла через полгода. Теперь осталась только я. Я и дочь Дэррила. И мы хотим знать, что случилось! И когда я задаю вам простой вопрос…