Текст книги "Красная лента"

Автор книги: Роджер Джон Эллори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА 25

Ласситер покачал головой.

– Всего несколько случаев, – сказал он. – Не так много, как я ожидал. Пока что результат нулевой. Мы отослали фотографии по электронной почте в Аннаполис, Балтимор, Фредериксбург, Чесапикский залив. Метц и другие детективы обработали около трехсот звонков. Подавляющее большинство из них – пустышка.

– А как скоро мы сможем получить ордер на этот банковский счет? – спросил Миллер.

Ласситер глянул на часы.

– Еще немного подождите. – Он подошел к окну. – Кроме этой фотографии у нас ничего нет, верно?

Миллер посмотрел на напарника. По выражению его лица Рос понял, что следует промолчать.

– Эта история с банковским счетом, этот полицейский… Как там его звали?

– Как я уже говорил, Билл Янг был капитаном в седьмом участке, когда там работал тот человек. Я позвонил ему, и оказалось, что у засранца в мае случился сердечный приступ. Плохо, очень плохо, поэтому что бы вы там ни нашли… – Ласситер покачал головой. – Да зачем вам этот легавый? Как он связан с делом?

– Мы не знаем, – ответил Миллер. – Он связан с Дэррилом Кингом, Кинг связан с Шеридан, Шеридан связана с загадочным типом на снимках. На сегодня Маккалоу и снимки – это все, что у нас есть.

В дверь постучали.

– Да! – рявкнул Ласситер.

Вошел курьер с конвертом из желто-коричневой бумаги.

Ласситер взял конверт, вынул ордер, подписал его и вернул конверт курьеру.

– А вы, – велел он, передавая ордер Росу, – пойдите и проверьте, могут ли данные банковского счета Маккалоу пролить свет на ситуацию.

Они ехали на запад и уже успели оставить позади девять кварталов, библиотеку Карнеги и конференц-центр, а потом пересекли улицу Массачусетс в районе Одиннадцатой. Рос болтал всякие глупости, а Миллер сидел за рулем, не сводя глаз с дороги. Он гадал, что из всего этого может получиться. Он подумал о Мэрилин Хэммингз, подумал, каково было бы пригласить ее на свидание, сходить в ресторан, потом в кино. Он попытался вспомнить, когда в последний раз делал что-то подобное, и не смог. В голове возник размытый, туманный образ Мэри Макартур, последней девушки, с которой у него были отношения. Как ему удалось ее подцепить? Это кто-то устроил? Он не мог вспомнить и поэтому чувствовал себя глупо. Предполагается, что он способен запомнить детали, ведь он же детектив, в конце концов. И он снова мысленно вернулся к Мэрилин Хэммингз. Привлекательная женщина. Она была одной из хороших людей. Так выражалась его мать. «Тебе он понравится, – говорила она о каком-нибудь знакомом, соседе, друге. – Он из хороших людей». То же самое мать Миллера сказала бы о Мэрилин: «Тебе стоит сходить с ней на свидание, Роберт, с этой девушкой. Она из хороших людей».

При этой мысли Миллер улыбнулся. Прикинул, стоит ли ей позвонить. Но когда у него появится время, чтобы пойти на свидание?

Возможно, ему стоит позвонить и сказать: «Я собирался позвонить. Я хочу пригласить тебя на свидание, но сейчас все время занимает это расследование». Она бы поняла, что он не пытается от нее отделаться. Он мог бы сказать: «Все время занимает это расследование. Это чертовски срочное и сложное дело. На моего капитана, Ласситера, ты его знаешь, давит шеф полиции, на шефа давит мэр и так далее. У меня сейчас даже поспать нормально не получается». Нет, не так. Так не пойдет. «У меня времени не хватает даже почту просмотреть, но, пожалуйста, не думай, что я не заинтересован. Ты же знаешь специфику моей работы, поэтому должна понять».

– Роберт?

Миллер вздрогнул, повернул голову и посмотрел на Роса.

– Ты только что проехал мимо банка.

Миллер оставил машину в квартале от банка, и они направились к его центральному входу. Они подождали в холле, пока кто-то поговорил с кем-то, который поговорил еще с кем-то, и спустя минут пятнадцать-двадцать к ним спустился вице-президент по делам безопасности. Приятный парень, на вид лет за сорок. Миллер заметил, что на нем отличный костюм. Такой не купишь в универмаге.

– Меня зовут Дуглас Лорентцен, я вице-президент по делам безопасности, – представился он. – Простите, что заставил вас ждать. Пожалуйста, следуйте за мной.

Они прошли по коридору, который прошивал здание насквозь, и оказались у двери. Лорентцен набрал код на встроенном в стену пульте, и она открылась. Войдя, они повернули налево. Рос шел следом за Миллером, который постоянно оглядывался, словно ожидая, что напарник что-то скажет.

В конце коридора они миновали еще одну дверь, ведущую в приемную, за которой располагался роскошный офис – огромный, без окон. Вдоль правой стены шел ряд мониторов, подключенных к камерам слежения. Комнатные растения, широкий стол красного дерева, несколько стульев у небольшого овального столика с гладкой, словно стекло, поверхностью.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Лорентцен. – Я могу предложить вам что-нибудь? Кофе, минеральная вода?

Миллер опустился на стул.

– Нет, спасибо, – ответил он. – Нам необходима ваша помощь в одном небольшом деле, и мы уйдем.

Лорентцен, похоже, нисколько не смутился. Словно появление двух детективов с ордером, разговор в офисе, вопросы и ответы было делом обычным.

– Я так понимаю, у вас есть ордер, – сказал он, опережая Миллера.

Миллер достал ордер из кармана и протянул ему.

Лорентцен прочел его и посмотрел на детективов.

– Нет проблем, – сказал он. – Дайте мне минуту.

Он поднял трубку и связался с архивом. Перекинулся с кем-то парой слов, назвал имя Маккалоу, приблизительную дату открытия счета, попросил, чтобы все файлы и документы, относящиеся к этому счету, принесли ему, и положил трубку на рычаг.

– А вы можете сообщить мне что-нибудь о том, с чем мы имеем дело? – спросил он.

– К сожалению, нет, – ответил Рос. – Идет расследование.

– Что-то связанное с мошенничеством?

– Я так не думаю, мистер Лорентцен, – сказал Миллер. – Мы просто пытаемся собрать информацию о местонахождении одного человека.

– И этот человек, этот Майкл Маккалоу, по всей видимости, открыл у нас счет несколько лет назад?

– По всей видимости, да.

Зазвонил телефон.

– Простите, – извинился Лорентцен.

Он снял трубку, послушал и попросил звонившего зайти. Несколько мгновений спустя в дверь постучали. Лорентцен открыл ее, взял у кого-то файл и закрыл дверь.

Он улыбался, возвращаясь к Миллеру и Росу. Его действия были эффективными. Он был вице-президентом по делам безопасности и в течение нескольких минут смог доказать свою способность управляться с системой, помогать полиции, находить то, что им нужно. В Американском трастовом банке Вашингтона отвечали за свои слова.

Лорентцен сел и раскрыл файл. Он пролистал несколько бумаг и поднял взгляд на детективов.

– Счет был открыт на имя Майкла Ричарда Маккалоу в пятницу, одиннадцатого апреля две тысячи третьего года. Мистер Маккалоу посетил банк в то утро в качестве нового клиента. Его приняла помощник управляющего по делам новых клиентов Кейт Бек. Кейт, к сожалению, у нас больше не работает.

Рос вынул из кармана блокнот и записал: «Апрель, 11, 2003 год, Кейт Бек, помощник управляющего по делам новых клиентов, Американский трастовый банк Вашингтона».

– Мистер Маккалоу разместил начальный депозит в пятьдесят долларов. Это минимальная сумма, необходимая при открытии счета…

– Наличностью или чеком? – спросил Рос.

– К сожалению, наличностью, – ответил Лорентцен.

– Какие документы он предъявил? – спросил Миллер.

– Удостоверение его полицейского участка, карточку социального страхования, чек от телефонной компании для подтверждения своего места проживания на Конкоран-стрит.

Миллер глянул на Роса.

– В трех кварталах от меня, – сказал он и повернулся к Лорентцену. – Нам понадобятся копии всех этих документов.

– К сожалению, это займет немного времени. Как только счет открыт, мы возвращаем оригиналы документов владельцу. Мы оставляем копии, но их сканируют в компьютер и хранят в файле в центральном офисе.

– Это где?

– Здесь, в Вашингтоне, – сказал Лорентцен, – но…

– Это очень важное расследование, – заявил Миллер. – Нам требуется любая помощь, которую вы можете оказать.

Рос выступил вперед.

– Ваша помощь может помочь раскрытию очень важного дела, мистер Лорентцен. Нам нужны копии этих документов как можно быстрее.

Лорентцен понял и решил ничего не усложнять. К счастью, он принадлежал к тому редкому типу чиновников, которые действительно считали, что их работа заключается в помощи людям, а не в отговорках, отписках и кивании на правила и протоколы.

– Вы не против подождать здесь? – спросил он.

– Без проблем, – ответил Миллер.

– Я сделаю все, что смогу, хорошо?

– Большего мы не просим.

Лорентцен покинул кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Миллер посмотрел на часы – было десять минут четвертого.

* * *

20 июля 1981 года мы приземлились в Манагуа. И пробыли там до декабря 1984 года. Электорат в Никарагуа хотел, чтобы Сандинистский фронт национального освобождения снова пришел к власти. Они хотели, чтобы контрреволюционеры, а также их американские друзья и их финансовая поддержка, стали еще одной страницей их неспокойной и непростой истории.

Анастасио Сомоса Гарсиа начал все это в 1936 году. Он принял на себя полномочия президента Никарагуа. Соединенные Штаты помогали ему как могли. Используя национальную гвардию, он терроризировал всю страну. Он попустительствовал и поощрял разгул насилия, пыток и убийств среди мирного населения. Он предал смерти тысячи крестьян. Он всеми возможными способами прибирал к рукам торговлю наркотиками в стране и не давал покоя любому, кого считал своим противником. Его подручные захватывали землю и предприятия. Никарагуа было его королевством до тех пор, пока революционная Сандинистская партия не разгромила национальную гвардию и прихлебателей Сомосы.

Сандинисты попытались замедлить развал страны. Они создали правительство для людей. Земельная реформа, социальная справедливость, доступная медицинская помощь. Но мы, могучие американцы, не хотели, чтобы народ Никарагуа управлял собственной страной, точно так же, как мы ставили палки в колеса схожему правительству в Чили. Все началось с Картера – он подписал распоряжение поддерживать силы, оппозиционные сандинистам. ЦРУ начало антиправительственную пропагандистскую деятельность в газете «Ла Пренса». Пиратские радиостанции, вещавшие из Гондураса и Коста-Рики, внушали народу Никарагуа, что их новое правительство – всего лишь атеистическая марионетка в руках русских коммунистов, решивших уничтожить католическую церковь и все, что так дорого народу Никарагуа. Мы организовали в стране прикрытие – так называемый Американский институт свободного развития труда. Там я и очутился. И чем же мы занимались? Мы выбирали отдельных людей, занятых в развитии медицинской и образовательной программ при правительстве, и убивали их.

Когда в январе 1981 года к власти пришел Рейган, он заявил, что ситуация в Никарагуа представляет собой не что иное, как настоящую марксистско-сандинистскую узурпацию власти. Он сказал, что ему очень жаль, что в Никарагуа сложилась подобная ситуация. Вероятно, он так сильно об этом жалел, что усилил поддержку повстанцев со стороны ЦРУ, а также увеличил масштабы саботажа в различных отраслях промышленности. В ноябре, спустя десять месяцев после начала президентского срока, он одобрил выделение девятнадцати миллионов долларов налогоплательщиков на оплату услуг аргентинских инструкторов, которые тренировали повстанцев в Гондурасе. И кем же были эти повстанцы? Бывшими членами национальной гвардии Сомосы. Также среди них попадались известные военные преступники и американские наемники. Ходили слухи, что там можно было встретить оперативников, которых выгнали из американского спецназа, а также штатных членов спецотряда «Дельта». Все они сидели в Гондурасе, готовые в любую минуту выступить против сандинистов.

К осени 1983 года количество повстанцев выросло до двенадцати-шестнадцати тысяч бойцов. Они называли себя Никарагуанскими демократическими силами. Их прозвали «контрас». Они укрывались вдоль границ с Гондурасом и Коста-Рикой, предпринимая вылазки и атакуя пограничные городки и военные посты сандинистов. Но в ЦРУ не питали никаких иллюзий по этому поводу. Они понимали, что «контрас» не смогут разогнать сандинистов. Это и не было их целью. Они должны были просто замедлить, повредить и остановить развертывание сандинистских проектов – экономического, образовательного, политического и оздоровительного. «Контрас» взрывали мосты, электростанции и школы. Они сжигали урожай и грабили больницы. Они разрушали фермы, клиники, заводы, ирригационные системы. Группа американцев, озабоченных сложившейся ситуацией, называвших себя «Свидетели мира», собрала разведданные о зверствах «контрас» за один год. Они насиловали девочек, пытали мужчин и женщин, калечили детей, отрезали головы, руки, ноги и языки, выкалывали глаза, кастрировали, вспарывали животы беременным женщинам, отрезали гениталии, ломали пальцы на руках и ногах, лили кислоту на лица, снимали кожу с живых людей, производили массовые казни, распинали, сжигали и закапывали заживо.

Рейган назвал этих людей борцами за свободу, «моральным аналогом наших отцов-основателей».

Сенатский комитет инициировал принятие поправки Боланда, которая запрещала «использование тактических приемов для свержения правительства Никарагуа».

ЦРУ дало «контрас» еще двадцать три миллиона долларов, и мы активизировали наши действия.

Гавани Никарагуа были заминированы стотридцатикилограммовыми взрывными устройствами на основе пластида С4. Выборочно уничтожались суда, иногда французские и британские. Моряков убивали. Рыболовецкая промышленность Никарагуа терпела миллионные убытки из-за задержек и саботажа экспорта креветок.

В апреле 1984 года Международный суд объявил действия США незаконными.

Правительство Саудовской Аравии тайно договорилось с ЦРУ о финансировании «контрас». Арабы ежемесячно снабжали «контрас» ресурсами на миллион долларов. Деньги отмывали через банк на Каймановых островах, а также через счет в швейцарском банке. Все счета были на имя подполковника Оливера Норта, помощника контр-адмирала Джона Пойндекстера, который был советником Рейгана по национальной безопасности. Прошло почти три года, прежде чем мир узнал, что произошло. Правда, к тому времени уже было поздно что-либо менять.

Деньги поступали также из Израиля, Южной Кореи и Тайваня. Война Рейгана в Никарагуа унесла жизни четырнадцати тысяч человек. Погибло более трех тысяч детей, еще шесть тысяч остались сиротами. В ноябре 1984 года правительство Никарагуа официально заявило, что «контрас» убили девятьсот десять чиновников. Наемники, поддерживаемые ЦРУ, атаковали более ста населенных пунктов и выгнали из родных мест сто пятьдесят тысяч человек.

В октябре 1984 года, за два месяца до моего отбытия, агентство «Ассошиэйтед пресс» опубликовало руководство объемом в девяносто страниц, называвшееся «Психологические операции в партизанской войне». Комитет по разведке признал, что оно было изготовлено ЦРУ и предназначалось «контрас». Я могу подтвердить, что руководство действительно не было подделкой. Главы, посвященные тайным убийствам и работе снайпера, написал я.

В конгрессе Рейгана спросили:

– А не выглядит ли это нашим собственным терроризмом, спонсируемым государством?

Конгресс отменил все финансирование. В то же время Саудовская Аравия удвоила финансовые вливания в деятельность «контрас».

История стала достоянием общественности. Рейган появился на экранах телевизоров. Он был профессиональным актером, поэтому врал, как профи.

Он обошел запрет финансирования «контрас», выделив им тринадцать миллионов на нужды разведывательной деятельности и еще двадцать семь миллионов в виде гуманитарной помощи. Спустя два года после того, как я покинул Никарагуа – всего два года! – конгресс одобрил выделение ста миллионов долларов на поддержку «контрас».

В конце концов именно финансовая разруха в Никарагуа привела к поражению сандинистов на выборах. В стране, где средний годовой доход упал до двухсот долларов, Соединенные Штаты гордо выдавали по сорок долларов каждому, кто голосовал за их ставленника, Виолетту Чаморру. Новый американский президент Джордж Буш назвал эти выборы «торжеством демократии».

До сих пор Международный суд в Гааге не снял с нас обвинения в «незаконном применении силы» в Никарагуа.

Недавно я прочел отчет одного аналитика из Пентагона. Он категорично и прямо заявил, что политика Соединенных Штатов в отношении Никарагуа была репетицией удачной интервенции в политику стран третьего мира. Он написал: «Данный случай займет место в учебниках».

Я знаю, чем мы там занимались. Я знаю это точно. Я это видел. Я этим жил. Это было моей жизнью три с половиной года. Кэтрин была моим контролером. Она передавала приказы. Она распространяла инструкции и нажимала на кнопки. Не только для меня, для других тоже. И сколько нас там было? В конце концов я сбился со счета. Десятки, возможно, сотни. Мы появлялись по одному, по два, по три человека. Мы размножались, как бактерии, словно невидимый вирус, мы плодились и разрушали. То, что мы делали, вызывало привычку. Это стало чем-то большим, чем обычная необходимость. Через какое-то время работа превратилась в призвание, в смысл жизни.

Мы отправлялись в Никарагуа, в Афганистан, в Танжер, в Колумбию… Мы отправлялись туда с нормальным взглядом на мир, и там мы становились чем-то другим, во что мы ни за что бы не поверили прежде.

Как я уже говорил, поездка в подобное место длится недолго, но возвращение, похоже, занимает вечность.

Возможно, в этом отношении я был похож на отца.

ГЛАВА 26

Лорентцен вернулся в восемь минут четвертого. В руке он держал пачку бумаг. На лице его была решимость.

– Я свернул горы, – сказал он, садясь в кресло. Он положил пачку на стол перед собой и принялся по одному передавать листы Миллеру. – Копия удостоверения полицейского участка мистера Маккалоу, его карточки социального страхования и копия счета от телефонной компании, подтверждающего адрес проживания. У меня также есть копия оригинальной формы, которую он заполнил у нас.

Миллер просмотрел бумаги и по одной передал их Росу.

– Мистер Лорентцен, я ваш должник, – сказал Миллер. – Вы потрудились на славу. Полицейское управление выражает вам благодарность.

Лорентцен был явно доволен, что смог решить их проблему.

Несколько минут спустя он уже желал Миллеру и Росу удачи в расследовании. Он еще постоял у окна, наблюдая за тем, как они огибают здание и исчезают из виду, потом развернулся и направился в кабинет.

Двадцать пять минут спустя, проложив дорогу через забитые транспортом улицы города, Эл Рос и Роберт Миллер стояли на тротуаре перед обветшалым жилым домом на Конкоран-стрит. Они бродили по обеим сторонам улицы добрых десять минут. Рос дважды проверил номер дома. Они не могли ошибиться. Адрес, который Маккалоу указал в банке, адрес, который был подтвержден телефонной компанией, оказался полуразвалившимся домом, где уже много лет никто не жил.

Миллер стоял перед ним, засунув руки в карманы и не веря своим глазам. Ощущение безнадежности, похоже, сопутствовало всему, связанному с этим расследованием. Имена, которые не совпадали с номерами социального страхования. Невыплаченные пенсии для исчезнувших сержантов полиции с липовыми адресами. Фотографии под коврами, обрывки газет под матрасами… Все это не было связано между собой, тем не менее составляло определенную картину.

– Назад в участок, – сказал Рос. – Надо проверить номер социального страхования и узнать, был ли когда-нибудь у этой телефонной компании такой клиент, как Майкл Маккалоу.

Миллер не ответил.

Понадобилось еще полчаса, чтобы добраться до участка. К тому времени, как они были на месте, часы показывали четверть шестого. Рос отправился в компьютерный отдел, а Миллер поднялся к Ласситеру. Ласситера не было на месте, он уехал на заседание в восьмой участок. На случай, если Рос или Миллер появятся, он просил, чтобы они позвонили ему на сотовый. Миллер решил, что позвонит, когда будет что сказать.

Миллер проверил, как движется дело с фотороботом, переговорил с Метцем и выслушал его нарекания на большое количество идиотов, которые звонили просто так. Все это отнюдь не воодушевляло.

– Так всегда, – сказал он Миллеру. – Зацепка, которая кажется наиболее многообещающей, оказывается пустышкой, а явная пустышка оказывается разгадкой. Это очень расстраивает, парень.

Миллер оставил Метца в коридоре второго этажа и отправился к себе в кабинет.

Рос уже был там.

– Догадываешься?

Миллер хмыкнул.

– Номер социального страхования оказался липой?

– Нет, номер не липа. Он действительно оформлен на имя Майкла Маккалоу, но, по всей видимости, этот Майкл Маккалоу умер в восемьдесят первом году.

– Что?

– Именно. Тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Наш сержант Маккалоу, который шестнадцать лет верой и правдой прослужил в полиции и ушел в отставку в две тысячи третьем году, на самом деле мертв уже более двадцати пяти лет.

– Нет, – сказал Миллер. – Быть такого не может. – Он тяжело опустился на стул. – Боже, что происходит? Неужели в этом деле нет ничего, что связано с реально существующими людьми?

Рос покачал головой.

– Я позвонил в телефонную компанию. Там сказали, что такого адреса в их базе нет. Что же касается клиента по имени Майкл Маккалоу, то такой у них был до восемьдесят первого года. Потом он перестал пользоваться их услугами.

– Дай угадаю. Потому что он умер, верно?

– Я могу только предполагать, что это один и тот же тип.

– Святой боже, и что у нас остается?

– Ничего, – ответил Рос тихо. – В сухом остатке у нас ничего нет, Роберт. Дело в том, что каждая ниточка ведет в тупик. Человека не существует. Адрес – липа. Чек телефонной компании подделан, чтобы открыть счет для получения пенсии, которая никогда не начислялась. Ничего из этого не имеет смысла, хотя предполагается, что оно-то как раз должно иметь смысл. И когда смысла нет, ты понимаешь, что кто-то намеренно устроил все так, чтобы история смысла не имела. Ты понимаешь, о чем я?

Миллер кивнул, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Помассировав виски пальцами, он сказал:

– Значит, мы вернулись туда, откуда начали.

– Если только что-то не выплывет благодаря фотографии, если только кто-нибудь не узнает парня, если только он действительно как-то связан с Кэтрин Шеридан… Или если он сможет рассказать нам о ней что-нибудь, что дало бы еще одну зацепку.

– Довольно, – сказал Миллер. – Довольно на сегодня. Я собираюсь плюнуть на все и отдохнуть. Передай Метцу, чтобы звонил одному из нас, если что-нибудь появится.

– Конечно. Мне остаться здесь?

– Поезжай домой, – распорядился Миллер. – Но судя по тому, как продвигается дело, не думаю, что мы будем отдыхать долго. Как только Ласситер услышит, что мы разъехались по домам, он тут же начнет требовать, чтобы мы вернулись.

– Я поговорю с Метцем перед уходом, – сказал Рос.

Миллер просидел около получаса, обхватив голову руками. Потом поднялся, ощущая, как усталость тяжелым грузом легла на плечи, вышел из здания и направился к машине. Он не знал, что будет делать. Не хотел об этом думать. Довольно на сегодня.

К тому времени, как Миллер доехал до Черч-стрит, глаза у него буквально слипались.

Хэрриет окликнула его, когда он медленно поднимался по ступенькам.

– Я не спал всю ночь, – сказал ей Миллер. – Я чертовски устал.

– Тогда иди поспи, – сказала она. – Поспи, а после спускайся и поешь чего-нибудь. Ты мне расскажешь, что происходит у тебя в жизни, хорошо?

Миллер улыбнулся и взял ее за руку.

– Иди, – сказала Хэрриет, – а я пока приготовлю тебе поесть.

Войдя в квартиру, Миллер снял пальто и рухнул на стул в гостиной. Он не спрашивал себя, куда движется расследование. Он старался не думать о дурном предчувствии, которое неотступно преследовало его. Он не подвергал сомнению собственную ответственность за смерть Наташи Джойс. Он не задавался вопросом, подвергается ли опасности его жизнь. Он старался не вспоминать, как выглядит Мэрилин Хэммингз и их короткий разговор. Он не думал о Дженнифер Энн Ирвинг, о том, как выглядело ее тело, когда его обнаружили. Как выглядела Наташа Джойс. Словно кто-то затоптал ее до смерти. Внутреннее расследование, бесконечные вопросы, неубедительные ответы, бессонные ночи, газетные статьи, предположения, обвинения…

Миллер ощущал, как мир сжимается вокруг, порождая нечто, что способно его погубить.

Он дурачил себя. Дело Ирвинг, смерть Брендона Томаса – это были мелочи по сравнению с тем, что происходило сейчас.

Было девятнадцать минут седьмого вечера среды, пятнадцатого ноября. Кэтрин Шеридан была мертва уже четверо суток. Наташи Джойс не было в живых всего лишь двадцать шесть часов.

Сотовый разбудил Миллера в четверть девятого вечера. Звонил Эл Рос. Он сказал нечто такое, от чего у Миллера внутри все похолодело. Это было мимолетное ощущение, тем не менее довольно неприятное.

Два часа затишья перед бурей. Ненадолго время для Роберта Миллера замедлилось, и за это он был ему очень благодарен.

* * *

Первое убийство ничем особым мне не запомнилось. По крайней мере, ничем таким, что стоило бы помнить.

Моей первой жертвой стал маленький человек в бежевом костюме. Это случилось двадцать девятого сентября, где-то в девяностых годах. Стояла жара, и у маленького человека в бежевом костюме были темные пятна под мышками. Он потел так сильно, что пот пропитал рубашку и пиджак. Его кислый запах заполнил душный кабинет, в котором человек работал. Все, что я знал, так это то, что он был как-то связан с Альянсом и у него было что-то, чего не должно было быть. Ну, или он знал что-то, чего знать не должен был. Или собирался сказать кому-то что-то, чего не должен был говорить. Это не имело значения.

Манагуа был кошмаром, созданным самими жителями. По всему городу были рассредоточены безопасные дома и номера в гостиницах. Их постоянно меняли. Каждая такая точка использовалась максимум дважды. Платили всегда наличными. Я не говорил по-испански, зато Кэтрин владела этим языком. Названия переиначивались на американский манер. Батахола Норте и Батахола Сюр стали соответственно Северной и Южной Барахолкой. Репарто Хардинес де Манагуа стал просто Садом, Баррио эль Кортихо превратился в Ферму, Баррио Лома Верде был известен как Зеленый Холм, а названия улиц – Писта лис Бризас, Писта Эроэс и Мартирес, Пасео Сальвадор Алленде стали Бризами, Мучениками и Сальвадором. Так было легче запомнить местность, а те, кто не владел английским, не понимали, о чем речь.

Кроме Кэтрин, которая была моим контролером, у меня был директор секции. Его звали Льюис Коттен. Возраст за тридцать, потомственный разведчик, буквально рожденный в ЦРУ, он знал об истории компании больше, чем кто-либо другой, известный мне.

– Билл Кейси планирует в одиночку дать отпор коммунистической империи, – сказал он и хрипло рассмеялся. – Ты знаешь, он служил в Управлении стратегических служб. Еще он был председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Тертый калач, стреляный воробей. Мой отец раньше играл с ним в гольф. Он говорил, что никогда не встречал большего простака.

У нас с Льюисом Коттеном установились, так сказать, дружественные отношения. Он знал, зачем я был там. Я был всего лишь инструментом. Позже я узнал, что Коттен не был далек от этих игр. Спустя какое-то время он организует покушение на министра иностранных дел Никарагуа Мигеля д’Эското в 1983 году, а в 1984-м займется подготовкой убийства девяти командиров Национального директората сандинистов. Я узнал, что Льюис Коттен до Никарагуа был напрямую связан с покушениями, как удачными, так и неудачными, на жизни многих известных людей. В их число входили руководитель панамской разведки генерал Мануэль Норьега; президент Заира Мобуту Сесе Секо; премьер-министр Ямайки Майкл Мэнли; Каддафи, Хомейни, а также командующий военными силами Марокко генерал Ахмед Длими. В 1985 году, когда я навсегда покинул Никарагуа, с его именем связывали гибель восьмидесяти человек во время покушения на ливанского шиитского лидера шейха Мохаммеда Хуссейна Фадлалла.

Казалось, что Коттен живет лишь для того, чтобы наблюдать, как вокруг него гибнут люди. Это была его цель, его мотивация. Иногда, когда мы встречались в связи с очередным заданием, он хватал меня за плечо, широко ухмылялся и говорил: «Так ты хочешь узнать, какого ни о чем не подозревающего засранца сегодня вздернут на виселице?» – Это было его любимое выражение: «вздернуть на виселице». И хотя мы никогда никого не вешали, поскольку всегда использовали пистолеты в ближнем бою, а на расстоянии прибегали к помощи снайперских винтовок, он продолжал использовать это выражение. Мы работали с Кэтрин Шеридан с сентября 1981 года по декабрь 1984-го. Это было сумасшедшее время, когда мы думали, что не доживем до завтрашнего дня, и поэтому курили, пили и трахались, словно безумные. За этот период мы отправили на тот свет девяносто три человека. Льюис Коттен получал приказ, Кэтрин вела учет, я ходил на собрания. Организация была на высоте. Меня подстрелили всего раз. Поймал пулю в бедро. Под рукой всегда были хорошие врачи. Я выбыл из строя всего на три недели.

Когда моя нога зажила, я вернулся к работе.

– Боже, – сказал Коттен, когда я вошел в номер отеля, где он организовал свое рабочее место. Гостиница располагалась на окраине района Резиденсиаль Линда Виста, к северу от озера Лагуна де Асососка. – Сколько же времени требуется, чтобы оправиться от легкого ранения? Ты хоть представляешь, с каким дерьмом мне приходилось иметь дело, пока ты три недели отлеживался в больничке? Боже всемогущий, кто мог подумать, что это будет целая армия. Станцуй же, Джон Роби! Черт, Джон, соберись! Бери свою девчонку и давай обсудим то, что здесь происходило, пока ты был в отпуске.

Но этот разговор произошел в середине 1983 года, а я совсем забыл о первом разговоре. Убийство, которое должно было стать значимым, которое должно было изменить жизнь, таковым не оказалось. По крайней мере, не для меня. Только потом, поздно ночью, сидя у окна в номере отеля на улице Авенида, 28а, что на востоке района Баррио эль Кортихо, Фермы, я понял значимость того, что произошло. Важно было не то, что я кого-то убил. Важно было то, что я ничего после этого не почувствовал.

Во время обучения в Лэнгли мы вели бесконечные беседы о психологических и эмоциональных эффектах, психическом влиянии, которое оказывает убийство на человека. Все это были разговоры. Казалось, что вся наша жизнь проходит в бесконечных разговорах. Нам говорили, что некоторые люди, несмотря на тренировки и процедуры по расширению сознания, несмотря на то, что были уверены в своей правоте… ну, некоторым не удавалось справиться с этим. И все же были такие, которые справлялись, которые могли посмотреть в оптический прицел, нажать на курок и увидеть маленькое красное пятно, расцветающее на чьем-то лбу, связать причину со следствием и понять, что они сами совершили это – прекратили чье-то существование. Лишь позже они столкнутся с реальностью произошедшего. Их будет тошнить, они напьются. Возможно, они начнут хныкать и думать, что бы сказала мать, если бы узнала о том, что они совершили.