Текст книги "Афган: русские на войне"
Автор книги: Родрик Брейтвейт
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Часть II.
Бедствия войны
Мы пытались учить афганцев, как строить новое общество, зная, что нам самим это не удалось… Перед нашей армией были поставлены задачи, которые она не в состоянии была выполнить, так как ни одна регулярная армия радикально не может решить проблему мятежной территории.
Иван Чернобровкин {162}
Глава 6.
Сороковая армия идет на войну
Формирование 40-й армии стало триумфом импровизации. Но оно сопровождалось множеством серьезных недочетов, возможно, и не сыгравших бы особой роли, если бы армия смогла избежать тяжелых боев и покинуть страну через год с небольшим, как изначально планировалось. Но когда войска обосновались в Афганистане, промахи – неадекватное жилье, дефицит запасного обмундирования, безвкусная и нездоровая пища, примитивные санитарные условия – дали о себе знать. Выделенные на исправление недостатков средства не пришли. Практически полный крах армейской системы медицинского обслуживания причинил войскам больший вред, чем действия противника.
Сначала 40-я армия по большей части состояла из недоукомплектованных частей из пограничных военных округов. В этих «кадрированных»[30]30
Элемент мобилизационного подхода советского времени. “Кадрированные” части представляли собой, по сути, склады вооружения и техники, где служило в несколько раз меньше людей, чем полагалось по штату, и которые в военное время должны были пополняться до штатной численности. – Прим. пер.
[Закрыть] частях служили только ключевые офицеры и прапорщики, и в случае мобилизации их состав необходимо было пополнить за счет призванных из запаса офицеров, сержантов и рядовых – более пятидесяти тысяч человек. Среди них было много узбеков и таджиков, и, вопреки мнению многих западных экспертов, солдаты из Средней Азии вполне успешно выступали против своих афганских братьев по вере. Армия реквизировала у местных заводов и колхозов около восьмидесяти тысяч единиц транспорта. Для доставки солдат задействовали даже такси{163}.
Ответственность за мобилизацию легла на Среднеазиатский военный округ, штаб которого находился в Алма-Ате, и на Туркестанский, со штабом в Ташкенте{164}. Эти два округа прежде не предпринимали столь масштабных операций, так что местные власти, военкоматы и сами военные части оказались не готовы к выполнению поставленной задачи. В интересах безопасности им сообщили, что речь идет об учебной мобилизации и что их главная забота – показать, насколько быстро они способны укомплектовать части. Вопросы качества отошли на второй план. Мобилизация натолкнулась на серьезный дефицит специалистов (водителей бронемашин, артиллеристов и так далее), поскольку местные резервисты, как и большинство солдат в Средней Азии, служили в строительных или мотострелковых частях, где необходимые навыки освоить было невозможно. Многих служащих запаса не удалось найти: их имена или адреса были записаны неверно. Другие приносили поддельные медицинские справки или уклонялись от получения повестки. Среди солдат запаса было много студентов, не служивших в армии и не имевших практических военных навыков.
К весне 1980 года численность 40-й армии достигла примерно 81 тысячи человек, из которых 62 тысячи попали в части первого эшелона. Им были приданы шестьсот танков, полторы тысячи БМП, почти триста БТР, девятьсот орудий, пятьсот самолетов и вертолетов. Разношерстный реквизированный транспорт скоро вернули владельцам, а резервистов заменили кадровые офицеры и призывники. Присутствие этих солдат в Афганистане регулировало двустороннее межправительственное соглашение, в котором оговаривались материальная база, предоставляемая советским войскам, места их дислокации (шестнадцать городов) и пять выделенных для их нужд аэропортов{165}.
В конечном счете 40-ю армию составили три мотострелковых дивизии, воздушно-десантная дивизия, четыре отдельных мотострелковых полка и бригады, отдельная десантно-штурмовая бригада и отдельный парашютно-десантный полк, две бригады специального назначения, подразделения связи, разведки и тыла и инженерно-ремонтные части, а также – уникальный случай – собственные ВВС: истребители-бомбардировщики, вертолеты, транспортные самолеты, авиаремонтные части и части охраны. В лучшие дни армия насчитывала 109 тысяч мужчин и женщин. Кроме того, в поддержку ей были выделены пограничные войска КГБ и внутренние войска МВД (см. Приложение 2).
ЗадачаЗадача 40-й армии и ее командующих в момент вторжения в Афганистан казалась ясной и достижимой. Русские вмешались, чтобы положить конец ожесточенной вражде в НДПА и вынудить коммунистическое правительство к радикальной перемене чрезвычайно непродуктивной политики. Перед армией не ставилась цель захватить или оккупировать страну. Она должна была занять города и зачистить дороги, а затем покинуть Афганистан, как только правительство и его армия будут в состоянии принять ответственность на себя.
Вначале этот план выглядел внятной стратегией, но в итоге оказался лишь непрактичным пожеланием. Русские хорошо понимали, что проблемы Афганистана можно решить только политическими средствами, и Андропов с самого начала доказывал, что режим не удержится на советских штыках. Но СССР также надеялся, что афганский народ в итоге примет обещанные перемены: стабильное правительство, законность и правопорядок, улучшение здравоохранения, сельскохозяйственную реформу, экономическое развитие, образование для мужчин и женщин.
Однако обнаружилось, что большинство афганцев предпочитает жить своим умом и не намерено отказываться от традиций под давлением кучки иностранцев-безбожников и доморощенных неверных. Русские не пытались, да и не могли разрешить этот фундаментальный стратегический вопрос. Ожесточенная гражданская война, с которой они столкнулись, началась задолго до их появления и продолжалась семь лет после их ухода, вплоть до победы «Талибана» в 1996 году. В этой войне верность была понятием изменчивым и многосложным. Отдельные люди и целые группы переходили с одной стороны на другую либо, при всякой возможности, договаривались друг с другом о прекращении огня или о ведении торговли. Между теми, кто занимал в войне одну сторону, также вспыхивала кровопролитная вражда: те или иные лидеры и группировки пытались добиться для себя преимуществ. Советским войскам выпало вести войну наихудшего свойства – с партизанами, которую они не предвидели, для которой не были достойно подготовлены и оснащены. Обе стороны вели себя чрезвычайно жестоко, каждая допускала казни, пытки и гибель мирных граждан, уничтожение их жилищ и средств к существованию. Советские войска, как и другие силы, вторгавшиеся в Афганистан до и после них, пришли в смятение от того, насколько жестоким и эффективным оказалось сопротивление. Они столкнулись с ним практически немедленно, и это была настоящая насмешка над их планами и надеждами.
Как русские, так и афганцы понимали, что однажды советские войска отправятся домой. Афганцам же придется жить в этой стране и друг с другом еще много лет после того, как последний русский солдат вернется домой. Даже тем афганцам, что поддерживали правительство в Кабуле, молчаливо соглашались с присутствием русских или даже приветствовали их приход, всегда приходилось прикидывать, что станется с ними после ухода советской армии.
Стратегическая доктрина советского правительства имела еще один изъян. Оно недооценило (а может, даже не принимало в расчет) потенциальную неготовность собственного народа терпеть долгую и явно бессмысленную войну в далекой стране. Конечно, советские власти не сталкивались с массовым движением протеста, как правительство США во время войны во Вьетнаме. Но растущее разочарование войной в государственном аппарате и вне его подорвало решимость лидеров.
Этого хватило, чтобы свести на нет все военные успехи 40-й армии.
КомандующиеЗа время существования 40-й армии во главе ее побывали семь командиров: Юрий Тухаринов, Борис Ткач, Виктор Ермаков, Леонид Генералов, Игорь Родионов, Виктор Дубынин и Борис Громов. Еще одиннадцать генералов служили советниками афганской армии с 1975 по 1991 год. Некоторые из этих офицеров, потрясенные унижениями, через которые прошли их армия и страна, сыграли существенную политическую роль в распаде Советского Союза и становлении новой России.
Военная верхушка СССР состояла из профессионалов. Они учились в Академии Генштаба. Они руководили крупными военными формированиями, командовали военными округами СССР и армиями за пределами страны. В 1979 году они еще помнили ту славу, в лучах которой купалась армия после победы во Второй мировой. Они получали больше остальных госслужащих (кроме офицеров КГБ). Они разделяли базовые цели политического руководства – сохранение стратегического паритета с США. И политики соглашались, что притязания армии при распределении экономических ресурсов страны имеют безусловный приоритет – при условии, что военные остаются в стороне от политики. Как и офицеры армий других стран, советские военные руководствовались чувством долга, соображениями чести и патриотизмом. Они чтили славные подвиги русской армии. Они держались в стороне от гражданских и были уверены, что и гражданские не должны никоим образом вмешиваться в их дела. Даже министр обороны Дмитрий Устинов в их глазах не вполне отвечал высоким требованиям: несмотря на большой опыт работы в оборонном секторе, он был партийным бюрократом, а не профессиональным офицером.
Некоторые из этих генералов участвовали во Второй мировой, будучи младшими офицерами. Многие из них служили на Дальнем Востоке, Ближнем Востоке и в Африке: СССР оказывал активную военную поддержку своим коммунистическим союзникам, «прогрессивным» правительствам «третьего мира» и народам, стремящимся к независимости от колониальных хозяев[31]31
Около 150 офицеров погибли в гражданской войне в Китае с 1946 по 1950 год, 168 – за время войны в Корее, двенадцать за время боев во Вьетнаме с 1965 по 1974 год, семь от несчастных случаев и болезней на Кубе в 1962-1964 годах, восемнадцать – в арабо-израильских войнах в 1967-1974 годах, двадцать три – в Эфиопии, сорок – во время боев на границе с Китаем в 1969 году. См.: Кривошеев Г. Россия и СССР в войнах XX века: потери Вооруженных сил. М., 2001. С. 521-534.
[Закрыть]. В этих кампаниях ряд советских офицеров погиб.
Советские генералы успешно развернули семнадцать дивизий в Венгрии в 1956 году и восемнадцать дивизий (при поддержке восьми дивизий стран Варшавского договора) – в Чехословакии в 1968 году. Во время операции против венгерских повстанцев погибли 87 офицеров и 633 солдата. В Чехословакии настоящих боев не было. Там погибли один офицер и одиннадцать солдат. Операции в Восточной Европе стали внушительными достижениями в плане логистики, но это была не война. В отличие от американских коллег, у советских генералов не было свежего опыта управления большими армиями в боевых условиях. И они не имели ни оснащения, ни специальной подготовки, ни теории, ни опыта ведения войны с мятежниками в горах Афганистана.
Хотя в боях пали четыре советских генерала{166}, главный удар приняли на себя полковники, майоры, капитаны, лейтенанты и рядовые. В Афганистан отправились менее 10% офицеров мотострелковых войск – костяка армии. Остальные были разбросаны по Советскому Союзу и Восточной Европе: войска готовились к большой войне с НАТО и при этом должны еще были внимательно следить за китайцами.
Большинство советских офицеров считало выполнение приказов своим долгом. Даже если бы они узнали о сомнениях, терзавших советское руководство, то посчитали бы, что это не их дело. Они были уверены, что их отправили в Афганистан для защиты страны от внешнего вмешательства и мятежей.
Хотя к концу войны разочарование стало расти, идеалистические настроения играли важную роль до последнего момента. Анатолий Ермолин отправился в Афганистан молодым лейтенантом в 1987 году, и тогда необходимость советского вмешательства не вызывала у него никаких сомнений. Они возникли позднее, когда Ермолин вернулся домой. Он стал либеральным политиком и депутатом постсоветского парламента России{167}.
К моменту прибытия в Афганистан молодые люди, прошедшие советскую офицерскую школу, были в основном хорошо обучены или, во всяком случае, готовы впитывать опыт, который можно получить только на поле боя.
Специалистам обеспечили дополнительную подготовку. Закончив академию, Александр Карцев отправился еще на год в разведшколу. К тому моменту ГРУ решило, что в Афганистане нужно обеспечить местные источники информации: технические средства разведки оказались несовершенными, данные воздушной разведки поступали с задержкой, а станции радиотехнической разведки в горах работали неважно. Советские разведчики записали массу важных разговоров на древние магнитофоны, но им не хватало грамотных переводчиков, чтобы обрабатывать этот материал. ГРУ предложило новые методы. Избранных офицеров разведки обучали простейшим врачебным навыкам, подражая французской благотворительной организации «Врачи без границ». В кишлаках таких людей встречали бы с энтузиазмом, и они смогли бы собрать немало полезной информации.
Два месяца московские профессора обучали Карцева врачебному делу, а попутно он зубрил дари – русский разговорник. Потом его отправили в туркменский лагерь, где обучали альпинизму, стрельбе, вождению по горным дорогам и опять-таки местным языкам. После этого Карцеву выдали загранпаспорт, он вылетел в Ташкент, затем получил назначение в 180-й мотострелковый полк в Кабуле. Он служил в Афганистане с 1986 по 1988 год.
Его направили на маленькую заставу к западу от Баграма. Карцев участвовал в налетах, засадах и повальных обысках – обычных занятиях подобных подразделений. Кроме того, опираясь на свои только что приобретенные медицинские познания, он оказывал селянам простую врачебную помощь, иначе недоступную им, и завоевывал доверие старейшин. Так Карцеву удавалось собирать слухи и наладить надежный контакт с Шафи, афганским агентом, учившимся в Оксфорде и Японии. Карцев полагал, что Шафи был связным Ахмада Шаха Масуда. У Шафи Карцев перенял глубокий интерес к восточной медицине, и полученные в Афганистане знания пошли ему на пользу: после увольнения из армии он открыл в Москве массажный кабинет{168}.
Что это за война?Как и другие войны с повстанцами, афганская кампания была лишена детально спланированных сражений и масштабных наступательных операций, побед, поражений и стремительных отступлений. Не было даже линии фронта. Составить последовательную историю такой войны нелегко. Она не давала простора для полководческого искусства в обычном смысле. Дело не в том, что генералы все еще мыслили категориями Второй мировой (хотя бывало и такое). Они долго и упорно осмысляли условия современных войн и были уверены, что скорректировали свою стратегию и тактику для сражений и победы в такой войне. Однако они ошибочно полагали, что если армия хорошо подготовлена к полномасштабной войне, она сможет без серьезной адаптации успешно вести и локальную войну Американцы мыслили так же в начале войны во Вьетнаме. Они адаптировали тактику, но проблему так и не решили. И хотя у советских командиров был перед глазами американский опыт, они не проработали заранее столкновения с малыми, легковооруженными и чрезвычайно мобильными группами целеустремленных бойцов, знакомых со сложной местностью. Офицеры и солдаты 40-й армии не слишком успешно вели такую войну, пока не набрались опыта. Но хотя многие из них смогли адаптироваться к этим условиям, в конечном счете они не больше американцев преуспели в борьбе с неуловимым врагом.
* * *
Страна, в которой оказалась 40-я армия, разительно отличалась от европейских равнин, к боям на которых готовили советских солдат. Она как будто создана для партизанской войны: стычек в горах, кишлаках и на окраинах городов, придорожных засад и карательных экспедиций, разовых крупных операций. Афганистан как будто предназначен для разрушения, возмездия и невероятной жестокости.
Горы, покрывающие четыре пятых территории страны, тянутся с востока на запад: от Памира, где сходятся Таджикистан, Индия, Пакистан и Китай, практически до иранской границы, лежащей за Гератом. Горы рассекают Афганистан с севера на юг и делят афганцев на нередко враждебные друг к другу группы, говорящие на разных языках, имеющие разную культуру, а на протяжении большей части своей истории – еще и разные религии. Местность разрезают долины и ущелья, которые под силу преодолеть только пешим: крестьянам и пастухам, торговцам, контрабандистам, путешественникам, туристам, хиппи и партизанам со своими караванами оружия. Дороги здесь – роскошь. До XX века в стране практически не было транспортных путей – лишь тропы, пригодные для пешеходов и вьючных животных, но не колесного транспорта.
В этих горах сражаться трудно – и это еще мягко сказано. Местные знают все тропы и тропинки, зачастую опоясывающие отвесные горы: на них легко устроить засаду, их легко оборонять и трудно найти. Но это далеко не все. Противники нередко встречались друг с другом на высоте пять тысяч метров, где высотная болезнь могла вывести человека из строя до тех пор, пока он не пройдет акклиматизацию. А чтобы спустить раненого вниз, требовалось до шести его товарищей, которым приходилось делать это под обстрелом.
Здесь даже небольшая группа решительных бойцов может сдержать мощную колонну противника: занимаешь обзорные высоты, блокируешь начало и конец вражеской колонны и не спеша уничтожаешь ее. Именно это случилось с Индской армией по пути из Кабула и Джелалабада к Хайберскому проходу в январе 1842 года. Сто с лишним лет спустя моджахеды действовали так же. Они занимали высоты, удобные для атаки на советские колонны перегруженных машин, танков сопровождения и БМП, подбивали первую и последнюю машину ракетами или подрывали минами, а затем методично уничтожали остальные.
Партизанская тактика была простой, но и ответ был простым, по крайней мере в теории. Британцы освоили «тактический прием, тогда новый для военной науки в Азии, а именно: выставление охраны на горных склонах для защиты колонны, совершавшей марш через ущелья… Африди [пуштуны] еще помнят то время; [генерал] Поллок добился успеха лишь тогда, когда заимствовал… их собственную тактику и применил ее к перемещениям своих войск»{169}. Русские, пробиваясь сквозь горные перевалы и по пустынным дорогам, приняли примерно такую же тактику: они отправляли спецназовцев и десантников форсированным маршем или на вертолетах, чтобы захватить высоты прежде моджахедов и перекрыть им пути к отступлению.
Большинство афганцев живут не в горах и не в древних городах, а в кишлаках на длинной полосе низинной земли, которая проходит по северу страны, сворачивает на юг у Герата, идет через пустыню к востоку и упирается в горы в районе Кандагара. На эту полосу приходится около 15% территории страны, но только 6% используется в сельском хозяйстве: животноводство, пшеница и хлопок, фрукты, орехи, дыни, изюм и, конечно, мак[32]32
По данным ООН, в 2005 году более половины ВВП Афганистана обеспечило производство наркотиков. Во многих районах страны опиум был “единственной коммерчески выгодной сельскохозяйственной культурой”. См.: UNODC Afghanistan Opium Survey 2005.
[Закрыть].
Бесплодная земля перемежается пятнами буйной зелени. «Цветущая плодотворная равнина, – живописал афганский ландшафт Александр Проханов, – где в садах, виноградниках тянулись золотистые гончарные селения, в рукотворных колодцах копилась прохладная влага, на крохотных аккуратных полях зеленел молодой рис, пламенел цветущий мак, горели желтые чаши подсолнечника»{170}. Двадцать лет спустя журналист, сопровождавший британские войска в южной провинции Гильменд, изрек: «Узкая полоса плодородных лугов, оросительных канав и глинобитных строений, выстроившихся вдоль реки Гильменд, наводят на мысль о спокойствии, не тронутом временем. Кажется, перед тобой Тоскана»{171}.
Сами кишлаки зачастую устроены по схожей схеме: узкие улочки, дома с плоскими крышами, с глухими стенами, обращенными к миру. Глинобитные дома быстро стареют, и часто трудно определить их возраст. Обратившись в пыль под влиянием времени (или бомбы), они сливаются с землей, из которой были построены, будто их вовсе не существовало. И если вы окажетесь там сегодня, то можете и не заметить разрушений.
Вот как Александр Карцев описывал типичное селение по соседству со своим постом: «Кишлак совсем небольшой – с десяток укрепленных зданий да несколько глинобитных построек. Крепости поражают своими размерами. Для жителей кишлака Калашахи это такие же обычные дома, как и любые другие. Но, в отличие от афганских городов с их теснотой и грязью, здесь совсем другая планета… Высокие, до шести метров, глинобитные стены. Толщина их более метра. Даже из танковой пушки пробить такую стену не всегда удается. По углам крепости трех-четырехэтажные сторожевые башни. По внутренней стороне стены одно-двухэтажные жилые постройки из необожженного кирпича. Как правило, расположены буквой “П”. На северной стороне крепости построек нет – северная стена самая холодная. Отапливать зимой постройки с северной стороны невыгодно: с топливом здесь большие проблемы. Только в одной из комнат может быть построено подобие камина из сырцового кирпича. В качестве топлива используют кизяк – прессованный и высушенный коровий или верблюжий навоз. Дровами топят только самые богатые.
На первом этаже обычно располагаются подсобные помещения, кухня и подобие гостиной. Нечто среднее между столовой и залом для приема гостей. Пол в этой комнате устлан циновками, иногда коврами. К гостиной примыкает несколько помещений. В них живут летом, когда глинобитные стены не дают проникнуть в дом изнурительному зною.
На втором этаже – спальни и комнаты для зимнего проживания. Как правило, они расположены прямо над кухней. В кухне – открытая печь для приготовления пищи. Вытяжной трубы нет. Вместо нее множество небольших дымоходов. Ими пронизаны все внутренние стены крепости. Они распределяют теплый воздух по комнатам и одновременно являются мощным теплоносителем. Дом похож на большой организм. Ничего удивительного в том, что афганцы к нему так и относятся. В дальнем углу крепости расположен загон для скота. Недалеко от кухни – большой колодец. Он называется кяризом… Общая площадь крепости не менее четырехсот квадратных метров. Живет в ней, как правило, одна семья»{172}.
Советские солдаты (и после них британские) называли возделанную землю вокруг кишлаков «зеленкой». Несмотря на обманчивую внешность, «зеленка» была еще менее удобна для боя, чем горы. Вдоль дороги слонялись вооруженные до зубов мужчины в длинных рубашках и накидках, в чалмах и пакулях, и невозможно было понять, кто это: бойцы местной самообороны, моджахеды, поджидающие лакомую добычу, или те и другие одновременно{173}.
Эти деревни, куда боевикам было легко внедриться и где они могли застать врага врасплох, а затем скрыться от возмездия, где каждый дом и дорога могли быть заминированы, где мирные жители внезапно могли оказаться замаскированными врагами, были для русских кошмаром. Один разведбатальон неосторожно вошел в кишлак в зеленой зоне. Солдаты выбрались оттуда два часа спустя, потеряв 25 человек убитыми и 49 ранеными. Подобных инцидентов почти всегда можно было избежать. Они были следствием глупого и недисциплинированного поведения{174}.
* * *
Главная задача каждой стороны была довольно простой: перерезать каналы снабжения противника. Все топливо, технику, боеприпасы и большую часть провианта советским войскам доставляли грузовики из СССР. Моджахеды же получали большую часть оружия, боеприпасов и прочего через горы из Пакистана.
Поскольку сражения шли за дороги, тропы и горные тропинки, и русские, и повстанцы охотно использовали мины. (В асимметричных войнах бомбы, мины-ловушки и фугасы – лучшее оружие слабой стороны, способное оказать разрушительное влияние на боевой дух сильной стороны. Американцы столкнулись с этим во Вьетнаме.) Мины поступали к афганским мятежникам из Америки, Британии, Италии, Китая. Кроме того, они сами собирали взрывные устройства. Самая крупная мина могли уничтожить танк или БМП, самая маленькая – оторвать солдату ногу. Для очистки дорог русские направляли танки-тральщики. Саперы использовали обученных собак и прощупывали дорогу вручную: от детекторов металла толку не было, потому что моджахеды часто пользовались пластиковой взрывчаткой. Автоколонны и поисковые группы следовали за саперами с черепашьей скоростью. Как говорится, сапер ошибается только один раз.
Русские, в свою очередь, окружали защитным поясом из мин собственные позиции, а также перекрывали тропы, которыми пользовались мятежники. В теории, нужно тщательно наносить места закладки мин на карту. На практике карты оказывались неточными, их теряли или вообще забывали составить, так что порой советские солдаты подрывались на собственных минах. Повстанцы записей вообще не вели.
Русские называли ту кампанию «минной войной». Земля Афганистана до сих пор утыкана минами, которые закладывали участники как советской войны, так и последующей гражданской. Люди гибнут и сегодня: дети подрываются во время игр, крестьяне – обрабатывая поля.
* * *
Моджахеды избегали сражений и наносили удары из засады, когда преимущество было на их стороне. Иногда они заходили дальше и нападали на военные гарнизоны и авиабазы, а к концу войны пытались даже захватывать города. Но пока в Афганистане оставались советские войска, по стране перемещались автоколонны, главные дороги оставались открытыми и ни один сколько-нибудь крупный город не попал в руки моджахедов.
Русские, в свою очередь, устраивали налеты на кишлаки, чьих жителей подозревали в помощи мятежникам, наносили удары по горам, чтобы разрушить их базы и разогнать боевиков, да и сами устраивали засады и минировали тропы. Поддержку обеспечивали транспортные и боевые вертолеты, артиллерия, истребители-бомбардировщики 40-й армии и стратегические бомбардировщики из СССР. Даже младшие офицеры—лейтенанты и капитаны, командовавшие заставами, – могли запросить артиллерийскую поддержку. Результатом неизбежно становились потери среди мирного населения и уничтожение их жилищ.
Но чтобы эффективно сражаться с моджахедами, требовались особые навыки, особая тактика и особые войска. Хотя в таких операциях регулярно принимали участие обычные мотострелковые отряды, главное бремя неизбежно ложилось на части спецназа и десанта и на разведывательные батальоны и роты в составе мотострелковых дивизий и полков. Эти части сражались очень эффективно как в высокогорной местности, так и в «зеленке». Они составляли около 20% общей численности войск 40-й армии: по некоторым подсчетам, только 51 из 133 ее батальонов регулярно принимал участие в операциях. Остальные проводили основную массу времени в лагере или сопровождая автоколонны{175}.
Помимо частей регулярной армии, в Афганистане действовал ряд подразделений спецназа ГРУ, КГБ и МВД. Важнейшими были силы спецназа ГРУ. В 1985 году была организована «группа войск специального назначения», в которую со временем вошли две бригады (восемь батальонов в каждой), отдельная рота, отдельный разведывательный батальон, четыре отдельных разведывательных роты, девять разведывательных взводов и еще тринадцать подразделений, в общей сложности три тысячи человек. 15-я бригада базировалась в Джелалабаде, 22-я – в Асадабаде, столице провинции Кунар, граничащей с Пакистаном. 22-ю бригаду вывели из страны летом 1988 года, когда начался отход 40-й армии. 15-я бригада прикрывала вывод войск в феврале 1989 года{176}. Главной целью спецназа ГРУ было заблокировать маршруты снабжения моджахедов через горы. Со временем бойцы спецназа приобрели грозную репутацию. Они выдерживали экстремальную жару и холод, страдали от высотной болезни в горах, устраивали засады при поддержке вертолетов и самолетов-штурмовиков и попадали в засады сами, делали все возможное, чтобы остановить караваны с военными припасами, идущие с приграничных баз ЦРУ и пакистанской разведки. Спецназовцы добивались впечатляющих результатов: в мае 1987 года в ходе одной из операций они уничтожили крупный караван, убили 187 моджахедов и захватили изрядное количество техники и боеприпасов. Но, несмотря на усилия советских спецподразделений, удавалось перехватывать всего 15-20% караванов моджахедов[33]33
Лекция генерала Вадима Кокорина, руководителя разведки 40-й армии в 1985-1987 годах. Текст любезно предоставлен полковником Русланом Кирилюком.
[Закрыть]. Мятежники тоже не преуспели в решении своей главной задачи – заблокировать пути снабжения врага.